Я побежала, едва за мной закрылась входная дверь. Видела, как нарочито медленно открывались ворота, недоумение в глазах охранника, следующего своим обычным маршрутом, как огрызнулся доберман, едва не сорвавшись с поводка, я все прекрасно видела, но в то же время ничего не замечала. Я ощущала только тупую боль, почти физическую, хотелось проснуться и начать этот день заново: чтобы я не простыла, чтобы машина не сломалась, чтобы Палыч ждал меня в офисе, а Людмила спросила у бабки, кто шумел, чтобы Петраков не сказал лишнего, чтобы я никогда не узнала, что отец замешан в истории с наркотиками. А еще лучше, проснуться и не знать, кто такой Испанец, с этими его поставками, манипуляциями и секретам, и никогда не видеть медового оттенка его глаз и мальчишеской улыбки.
Я машинально потерла синее запястье, постоянное напоминание о нем, закрыла глаза и рухнула в сугроб. Лежала и таращилась в черное небо, а на мое лицо падали редкие снежинки и тут же таяли. Лежала до тех пор, пока холод не начал пробирать до костей. Резко поднялась, вспомнив, что не дала отбой Пашке, торопливо набрала и отправила «ОК», успев минута в минуту. «Я поседел» — пришло в ответ. Я фыркнула и полезла в машину, паршивец всегда умел привести меня в чувство одной фразой. Завела мотор, включила печку посильнее, и принялась вспоминать каждое слово, которое услышала, старательно опуская фразу про отца.
Во-первых, теперь я уверена, что Катю следует искать по следам Скрипача. Колосов ручки сам марать не будет и ответственность полностью переложит на ближнего. Во-вторых, отчетливо прозвучало замечание, что рассчитывать на чью-либо помощь мне не стоит. В-третьих, покупатель все же Маршак, он однозначно сказал, что не может помочь мне в силу сложившейся ситуации, скорее всего, его вмешательство подвергнет ее еще большей опасности. То же самое он сказал и о её окружении. То есть брат, муж и Сергей. Или не то же самое? Помню, что-то резануло слух, может, интонация или как будто предостережение.
Написала Пашке «Всех в офис.» и плавно тронулась с места.
А еще он очень сильно напирал на мою интуицию, идущую вразрез с доказательствами, и что именно ей стоит верить. Допустим, ситуация гораздо сложнее, чем я могу сейчас нарыть. Из-за этих недостающих деталей все выглядит вовсе не так, как есть на самом деле. И предостережение это было после того, как он проговорился про отца и увидел мою реакцию. То есть действующие лица определены правильно, а вот мотивы — нет. Что ж, на этом и остановимся.
— Раз, два, три, четыре, пять, я иду тебя искать! — громко сказала я и сильнее надавила на педаль газа.
По дороге я окончательно упокоилась и в офис входила собранной и решительной, обнаружив, что вся команда уже в сборе, несмотря на позднее время. Кивнув Паше и поцеловав Макса в щеку, я прямиком отправилась в подсобку, достала большую, в пол стены, карту города и прилегающих территорий, которую часто использовала в поисках. Пока Максим с Петровичем её вешали, Пашка распечатал несколько фотографий и все данные с адресами, которые удалось собрать, а я разделила их на 4 части и раздала вместе с фломастерами и канцелярскими кнопками в цвет.
— Итак, — деловито начала я, — ищем девушку, Маслову Екатерину Владимировну, в девичьи Чернову, — брови Макса медленно поползли наверх, но он счет за благо промолчать, а я продолжила: — Катя была похищена из дома своего брата в ночь с пятнадцатого на шестнадцатое, вот этим ублюдком, — и прикрепила на стену рядом с картой фото Скрипача из дела, что достал Петрович, — которого зовут Колыпин Дмитрий Евгеньевич. Фото старое, сейчас он выглядит еще более мерзко.
— Тебе это птичка на хвосте принесла? — все-таки не выдержал Максим.
— К сожалению, нет, — спокойно ответила я, — но к данному делу это не относится. Отличительной особенностью Колыпина является отвратительный голос, за что его прозвали Скрипачем. Заказчиком похищения является Колосов Данила Александрович. На этом факты заканчиваются и начинаются домыслы.
— Заказчик Колосов — это факт? — поднял бровь Петрович, а я кивнула. — Я, конечно, извиняюсь, но и это тебе птичка на хвосте принесла? — Макс ехидно заулыбался, а Петрович продолжил: — Еще утром возможных кандидатов было два. И второй, то есть Маршак, был куда более перспективен на эту роль.
— Маршак?! — рявкнул Макс. — Вы чем тут вообще занимаетесь?
— Спокойно, Максим, ничего противоестественного, — поморщился Петрович от его криков. — Итак?
— Это не Маршак.
— И как ты определила?
— Спросила.
Наступило гробовое молчание, Пашка скромно потупил глазки, Максим начал краснеть и был готов взорваться в любую секунду, а Петрович как-то весь сдулся и почесал затылок:
— Беру свои слова назад. Это противоестественно, Василиса.
— Продолжим или еще посплетничаем? — задала я риторический вопрос. — Так вот, дальше начинаются домыслы, к делу их, как говорится, не пришьешь, но особым вниманием следует одарить мужа Екатерины, Глеба Маслова. Петрович, я на тебя рассчитываю: слежка по полной программе, если заметишь подозрительных субъектов поблизости — сразу же сматываешься. Подробности расскажу завтра, надо уточнить один момент у Люды.
— Он на подозрении в причастности?
— Скорее просто на подозрении. Я бы назвала это непростительным равнодушием и хладнокровием, в сочетании с довольно убогой фантазией и сомнительными актерскими талантами.
— Размечаем как обычно? — подхватил Пашка. — Красным наиболее перспективные объекты, вдали от глаз, ушей и прочих частей тела любопытных, синим — квартиры в неблагополучных районах, где любопытные давно перевелись, и зеленым — самые маловероятные?
Я кивнула, мы дружно приступили к работе, и часа через два с тоской поглядывали на карту, сплошь усеянную красными и синими точкам, с редкими зелеными вкраплениями.
— Петрович на спец задании, Пашка в офисе за старшего и на связи, Максим, если свободен, по красным точкам в черте города, с ксивой и угрюмым лицом, я тоже по красным, но по области. В конце дня общий сбор, кто как выдохнется.
— Свободен, — процедил Максим и странно на меня посмотрел. С примесью тоски и настороженности, которые я не могла связать ни с одним событием.
— Не смею задерживать, — развела я руками и добавила тепло: — спасибо, что приехали, я это очень ценю.
Пашка подмигнул мне и тут же отчалил, Петрович, кряхтя, переобувался, а я решила набрать Людмиле, пока не забыла.
— Разбила? — с надеждой в голосе спросила она.
— Пока нет.
— Вот ведь… я думала ты еще днем позвонишь с радостной новостью, а тут такая незадача. Гришка обрадовался, когда я попросила его забрать меня, говорит, здорово, больше времени будем проводить вместе. Представляешь? Я, конечно, не против этого, но лучше проводить это время в моей новой машине, которую я вижу в салоне каждый раз, когда еду на работу. Это же форменное издевательство, а еще муж называется. А, ну да, с бабкой я поговорила, — без перехода начала она деловитым тоном, чем несказанно меня удивила. — Шумели в четырнадцатом, но ты, наверное, не удивишься. А вот что странно: она утверждает, будто в доме ночью ремонт делали. К такому меня жизнь не готовила, и я малость подрастерялась, так что особо путного больше сказать нечего. Просто часов в одиннадцать подъехала газель, ворота открыли, заехали и давай выгружать какие-то мешки да палки. Карге нашей, наверное, хорошо видно, у нее домина в три этажа, плюс чердак. Не удивлюсь, если она себе там какой-нибудь телескоп поставила, чтоб не щуриться лишний раз. Ну, в общем, сразу все в дом отнесли и часов до трех ночи то стучали, то пилили.
— Приятно иметь с Вами дело, Людмила Аркадьевна, — расплылась я в улыбке. — Задание выполнено на высочайшем уровне.
— Ой, да ладно, брось ты… — смутилась Люда и спешно попрощалась, сославшись на дела.
К концу разговора Петрович уже собрался и ушел, махнув мне на прощание рукой, а Макс остался подпирать стол рядом со мной и прислушивался.
— Ну и трещотка, — покачал он головой, как только я повесила трубку.
— Зато человек хороший и можно не напрягаться придумывать темы для разговора, — и снова пошла к нашей карте: работы непочатый край, а время идет.
Я мысленно дала себе два дня, а потом… потом придется рушить стену, которую я так упорно воздвигаю последние несколько часов, и идти к отцу. В прочем, идти все равно придется, но в моем случае лучше позже, чем раньше.
Максим подошел со спины, положил свои руки мне на плечи и начал аккуратно их разминать:
— Ты очень напряжена, — сказал он тихо, и я почувствовала его тяжелое дыхание.
«А почему бы и нет?» — неожиданно подумала я, медленно развернулась к нему лицом, приподнялась на цыпочках, ухватившись за его шею обеими руками, и поцеловала. Не раздумывая ни секунды, он подхватил меня на руки и понес в комнату отдыха.
Отдохнули мы на славу: напряжение последних дней отпустило и мысли перестали жужжать назойливыми мухами. Я лежала без сил, без эмоций, а Максим гладил мой живот и выглядел задумчивее обыкновенного. Казалось, он хочет задать вопрос, но боится услышать ответ.
— Ты не позвонила, — вместо вопроса сказал он.
— Бегала по городу, ты же знаешь.
— Я не о том… Ты не позвонила, когда у тебя сломалась машина.
— У тебя был рабочий день, — вяло отозвалась я, зная, что он хочет узнать и боялась этого вопроса, боялась его думать и тем более слышать. — Решила, что все равно не сможешь приехать.
— Ты знаешь, что приехал бы. Наплевал на все и приехал. Ворчал бы на тебя, злился на себя, потому что ты не стала бы меня дожидаться, чинил твою машину в то время, как должен быть на работе, чтобы только побыстрее позвонить и сообщить о проделанной работе. Но ты не позвонила.
— Не позвонила, — тихо отозвалась я, не в силах сказать ничего другого.
— Василиса, — позвал он и посмотрел мне в глаза с такой болью, что я зажмурилась. — Ты влюбилась что ли? — а я закрыла лицо руками и заплакала, так отчаянно, по-бабьи, потому что одним вопросом он развеял все иллюзии и больше не было никакой возможности укрыться, спрятаться, затаится за той воображаемой дверью, которую я упорно рисовала в своем подсознании. Я почувствовала себя такой уязвимой, такой жалкой, что не могла остановиться и все плакала, вздрагивая всем телом. Максим почувствовал это, крепко прижал к себе, гладил по волосам, по спине, пытаясь успокоить:
— Ну ничего, ничего, — и неожиданно хохотнул, — и на старуху бывает проруха.
Я фыркнула и перестала плакать.
— Максим, ты все испортил, — тихо сказала через некоторое время.
Он не ответил, это было и ни к чему. Мы оба отлично понимали, что времена беззаботного времяпрепровождения закончились после этого самого вопроса. Он никогда не ляжет со мной, зная, что я люблю другого, не воспользуется моим состоянием, той беззащитностью, которую я открыла ему, сама того не желая. А я никогда не попрошу, понимая, какую боль ему это причинит. Он думал о том же, потому что вдруг сказал:
— Знаешь, а это к лучшему. Может, я наконец перестану тешить себя мыслью, что когда-нибудь ты могла бы мне принадлежать, по-настоящему, полностью. Найду себе тихую скромницу, женюсь и буду катать на спине своих детей.
Я так ясно увидела эту картину, что невольно улыбнулась:
— Ты будешь отличной лошадкой, — и провалилась в сон.
Хлопнула входная дверь и я открыла припухшие от слез глаза, с удивлением обнаружив себя абсолютно одетой, хотя точно помнила, что уснула в костюме Евы. Подняла голову, чтобы осмотреться, и увидела лежащего рядом Максима, с раскинутыми руками и приоткрытым ртом, тоже одетого. Как ни странно, это был единственный раз, когда мы проснулись в одной постели. На самом деле, единственный мужчина, с которым я просыпалась, был Бэрнардо, и я подозреваю, так получалось только потому, что из постели мы практически не выбирались.
Я осторожно встала, стараясь его не разбудить и прошмыгнула в ванну. Надо заметить, к ремонту офиса, еще до открытия, я подошла ответственно, продумав все до мелочей. Помимо приемной, где стоял мой стол и отдельного кабинета Петровича, была еще небольшая комната отдыха, в которую я втиснула раскладывающийся диван, шкаф с зеркалом в полный рост и баром, низкий столик, чайник и даже крошечный холодильник, как в отелях. Из комнаты вела дверь в ванну, с совмещенным санузлом и небольшим душем, и когда я работала над трудными делами, могла по неделе не появляться дома. Пару раз тут ночевал Пашка, разругавшись со своей родительницей, а однажды целый месяц жил Петрович, который разводился с женой и разменял квартиру, не успев купить другую. В общем, офис по всем параметрам был идеальным для нашей неидеальной компании, чему я в очередной раз порадовалась, спешно привела себя в порядок и вышла.
— Привет, — сказал Максим, приподнимаясь.
— Привет, — слегка улыбнулась я, не зная, как вести себя.
— Я никому не расскажу, что ты ревела как школьница на выпускном, — серьезно сказал он, а в глазах плескался смех.
— Ну ты гад! — в сердцах огрела я его подушкой и засмеялась, садясь рядом.
Он обнял меня по-братски и чмокнул куда-то в голову:
— Все у нас будет хорошо, и у тебя, и у меня, — поднялся и прошел в ванну, а я обулась и вышла посмотреть, кто притащился в пол восьмого утра.
Оказалось, что все.
— Василиса, ты что, ночевала тут? — удивленно спросил Петрович, увидев меня, я только руками развела. Тут взгляд его переместился за мою спину, и я догадалась, что Макс очень быстро справился со всеми водными процедурами. Петрович крякнул и залился краской, а подоспевший Пашка улыбнулся во всю ширину рта.
— Я вижу твои зубы мудрости, — сурово заметила я, глядя на него исподлобья, а он улыбнулся еще шире, что за секунду до этого казалось просто физически невозможным. Я не удержалась и весело фыркнула. — Ну раз уж все в боевой готовности, Петрович, пойдем к тебе, расскажу про Маслова, — пройдя в кабинет, я аккуратно прикрыла за собой дверь и нахально уселась на стол, рядом с его креслом.
— Василиса, имей совесть, спрячь коленки. Стар я уже, — проворчал Петрович, садясь.
— Да ладно тебе, — подмигнула, но пересела за стул напротив, попутно излагая все, что смогла вспомнить про Маслова.
— Ну и что? — почесал он затылок, когда я закончила. — Получил по роже, содействие оказать жене не смог физически, потом скрыл следы, потому что поставка на носу. По той же причине и не собирался с ней лететь, Испанец отсиживается, а принять товар от поставщика кому-то надо.
— Вроде бы все складно, — нахмурилась я. — Но как-то мне не спокойно, Петрович.
— Аргумент, — кивнул он серьезно, моя интуиция еще не подводила. — Первым делом установлю, есть ли за ним слежка. Если таковой не имеется, то большой вопрос, почему он не ищет жену. Посмотрю, как себя ведет, куда ходит, с кем общается. Пашка пусть тоже пороется, нечего штаны без дела просиживать. Кому звонит, на что деньги тратит, начиная от покушения на Чернова, — посидел в задумчивости и все-таки спросил: — Покупатель Маршак?
— Уверена, что да. Хотя прямо он не сказал, как ты понимаешь.
— Дела… Ни в жизнь бы не подумал.
— А я до сих пор не думаю, — хмыкнула я, сама себе противореча, а Петрович удивленно вскинул брови:
— Поясни.
— Да я пока сама не понимаю. Свербит какая-то мысль, но в руки не дается. Да и не пытаюсь я сейчас в этом разобраться, первоочередная задача — найти Катю, потому что, похоже, кроме нас больше некому.
— А что, если Глеб ищет ее, но очень осторожно?
— Сомневаюсь. К тому же Маршак намекнул, что никто из ее окружения мне не поможет, сделав какой-то особенный акцент на это, что еще больше усилило мои собственные ощущения относительно Глеба, но ясности не внесло. Но даже если и ищет, ты об этом как раз и узнаешь.
— Мне все покоя не дает, как тебе удалось с ним встретиться? На сколько я знаю, он сидит практически целыми днями в своей усадьбе и выезжает только по исключительным поводам.
— Я пришла к нему.
— И что, он тебя впустил, да еще и мило побеседовал? Как-то уж слишком фантастично, даже беря в расчет, что твой отец оказал ему услугу много лет назад.
— Нет, конечно. Сама вошла.
— В смысле влезла? В окно что ли? — вытаращил он глаза. — Васька, ты чокнутая. Ты хоть понимаешь, что могла выйти оттуда вперед ногами?
— Не поверишь, Петрович, но я действительно думала об этом. Более того, это было бы весьма логично: какая-то пигалица проникает в его дом, задает вопросы о мероприятии, а на кону огромные деньги. Он был просто обязан сделать так, чтобы ни одного вопроса я больше не задала, ни ему, ни кому либо еще. И если не вперед ногами, то до самой поставки я бы ходила из угла в угол где-нибудь в застенках его дворца.
— Но ты полезла.
— Но я полезла, — развела я руками. — Причем вышла уже через дверь, он угостил меня чаем, и мы немного посмеялись над его охраной.
— Чудеса…
— Теперь ты понимаешь как все собранные факты и логические последовательности противоречат интуиции и здравому смыслу?
— Думаю, что понял. Очень непривычные ощущения, — хмыкнул он. — Как будто смотришь выступление иллюзиониста.
«Иллюзия…» — пробормотала я про себя, но тут дверь открылась и мысль ушла. Я поморщилась, оборачиваясь на Пашку:
— Вот подождать никак нельзя было? Такую мысль запорол.
— Если её сквозняком от двери сдуло, значит не такая уж и ценная, — пожал он плечами. — Вась, там Макс извелся, говорит выезжать пора. Можно до работы застать кого по квартирам.
Я поднялась и пошла к Максиму, а Пашка с Петровичем переглянулись в недоумении, поражаясь переменам в наших взаимоотношениях, раньше бы Макс поныл и уехал, а если бы нет, то я бы точно не вышла его проводить, в очередной раз отмахнувшись.
— Мне тоже пора, — сказала я ему и крикнула в кабинет: — Петрович! Пашку загрузи.
Максим помог мне одеть пальто и открыл дверь, я с благодарностью принимала знаки внимания и, уже выходя, краем глаза увидела два обеспокоенных лица, выглядывающих из кабинета. Только закрыв за собой дверь не сдержались и глупо захихикали.
— У мужиков стресс, — заметил Максим. — Теперь сидят там и гадают, то ли мы разругались, то ли поженились.
— Пусть помучаются, — засмеялась я. — Нечего соваться везде.
Максим проводил меня до машины, а я взяла его за ворот пальто и заглянула в глаза:
— Спасибо тебе, — сказала тихо, но с чувством, а он обнял меня так, что мои многострадальные ребра затрещали, поцеловал в щеку и удалился, прихватив листы с адресами, которые я ему приготовила.
Два дня мы жгли бензин безо всякого толку. Максим ломился к гражданам с неизменным «Ваши соседи жаловались на шум», подсовывая под нос удостоверение и рассчитывая по реакции догадаться, есть ли у них повод для волнения. Предотвратил три пьяные драки с применением холодного оружия, припугнул одного школьника по просьбе его матери за то, что тот нещадно прогуливает, а в одной уютной квартирке увидел раскидистый куст конопли, растущий в премиленьком горшочке в горошек. Многих не удалось застать дома, где-то опрос соседей помог однозначно исключить адрес, а что-то так и осталось под вопросом.
Петрович не усмотрел никакой слежки за Масловым, тот вел себя как обычно: пищу принимал исключительно в дорогих ресторанах, на работе подолгу не задерживался, ходил в спорт зал и сауну. Не знаю, как должен чувствовать себя человек, у которого похитили жену, но по моим довольно пространственным представлениям о браке — явно не так. По словам Пашки, в расчете по кредитной карте никаких интересных сведений так же не было, а звонки только в офис, Кате (до ее похищения) и Сергею, что, кстати, показалось мне довольно любопытным. Я попросила расширить время для поиска звонков еще на неделю, убедилась, что он созванивался с Алексеем довольно регулярно, но ровно до следующего дня после обстрела. Стараясь не зацикливаться на второстепенной задаче, я отложила эту мысль до лучших времен, если они, конечно, собирались настать.
Я же все больше заглядывала в окна, прикидывая, есть ли реальная возможность держать кого-то в том или ином доме. Некоторые были вполне приличные, со снеговиками во дворе и детскими качелями, но были и совсем убогие, старые и норовящие развалиться со дня на день, в которых жили, преимущественно, пожилые люди. Я стучала к соседям, то из ЖКХ, то из администрации по поводу описи населения. Иногда рассказывала байку, как пару дней назад ездила с друзьями на какую-то дачку, да забыла там сумку. В сумке паспорт, а что за дачка, не помню, так как на тот момент была уже изрядно навеселе. Так что вопрос выглядел примерно как «простите, а не у вас ли в гостях я была? Нет? А может у соседей ваших, ничего не слышали?». Кто-то смеялся, кто-то крутил пальцем у виска, но, на удивление, все пытались вспомнить, не было ли гостей у их соседей. И я продолжала путь от адреса к адресу, делая пометки «точно нет», «вероятно» и «не понятно», прислушиваясь к интуиции и отмечая места, где она шелохнулась, крупной буквой «И», что, впрочем, можно расценивать, как «идиотка», если судить по успехам.
Возвращалась домой за полночь, долго пялилась в потолок и в конце концов решила перевезти к себе Палыча, наплевав, что он слишком огромный для моей квартиры. Зато ласковый и теплый, а я его хозяйка и он просто обязан меня защищать, пусть даже от самой себя. Правда, мыль о том, что с ним придется гулять несколько охладила мой пыл, я погрустнела еще больше и страшно потянуло в отчий дом, за поддержкой, сочувствием и Леночкиными пирогами. И я заснула, решив, что расскажу отцу все, что знаю сама, потому что Катина безопасность была куда важнее моих страхов лишиться детских иллюзий о безгрешности самого близкого человека.