Меня разбудил въедливый сигаретный запах, я поморщилась и открыла глаза, пытаясь обнаружить источник, долго соображала и поняла — это от меня. Понюхала свои волосы, скривилась и отправилась в душ, а потом долго смотрела на свою татуировку. Интересно, что можно открыть таким ключом? Похож больше на амбарный, но у него так много зубчиков разного размера, вряд ли кто-то стал бы так сильно заморачиваться для пары мешков зерна. Захотелось повертеть его в руках, таким объемным он выглядел, так что мысль родилась сама собой: я одела тонкое шифоновое платье с длинным рукавом и отправилась на поиски ключника.
На районе в трёх мастерских меня откровенно послали, повертев пальцем у виска, но надежды я не теряла, слегка скорректировав курс: решила поискать среди хлама на балконе, где ему было самое место. Следом на очереди был гараж, идти до него было минут десять, я задумалась о своём, о женском, то есть, о Миронове, а ещё точнее, о том, что я к нему чувствую и чувствую ли вообще. Одно то, что я постоянно возвращаюсь к нему мыслями незамысловато намекало, что он мне далеко не безразличен, но надсадила вероятность, что мне просто льстит его внимание. Я представила, что бы я стала делать, если бы больше его никогда не увидела и решила в тот момент — просто жить дальше.
Стало немного грустно, я опустила голову и не сразу увидела группу парней, толкущихся у будки с охраной, зато отчётливо услышала протяжный свист и улюлюканье на несколько голосов. Присмотрелась и увидела знакомые лица, посмотрев с укором.
— Да ладно тебе, — отозвался весело один из троицы. — Куда чешешь?
— В гараж, мой хороший, — отозвалась, проходя мимо, а он увязался следом под смешки дружков. Я завернула за гаражи и остановилась, спросив со вздохом: — Валь, чего надо?
— Да так, — ощерился радостно, — поболтать. Как жизнь молодая?
— Подругу у меня убили, слышал? — охладила я его пыл и Валя тут же скис.
— Да че-то грабить стали средь бела дня уже, совсем обнаглели.
— Ее ночью, — сказала осторожно, а он пожал плечами:
— Говорю ж, обнаглели.
— Кого ограбили?
— У нас парочку, с окраины ещё парней, из других районов. Причём, всех в один день, как будто специально.
— Тоже убили? — нахмурилась, а он хмыкнул:
— Нет, но ещё вопрос, что хуже. Не хотел бы я в одних труселях днём щеголять.
— Да ладно тебе, — фыркнула в ответ, — ты вон какой… спортивный. Пробежался бы, ничего страшного. Это не три ножевых.
— Нравится? — ухмыльнулся, задрав футболку и демонстрируя кубики пресса.
Я отвела взгляд и почувствовала, что краснею, а он довольно гоготнул.
— Охота тебе в краску меня вгонять? — буркнула, а он ухватил меня за плечи и повёл дальше:
— Давай помогу открыть, у твоего бати гараж уже весь зарос. Продала бы хоть, тачку некуда ставить, черте где паркуюсь.
— Так память, — сказала грустно, а он кивнул:
— Ну так то да… что тебе там?
— Да посмотреть что вообще лежит, — повела плечом, попутно пытаясь сбросить его руку, но не тут-то было: ухватился он крепко.
— Давай посмотрим, — ответил с готовностью, а я вздохнула:
— Ты открой, а дальше я одна, ладно? Буду сидеть сопли на кулак намазывать, так себе картинка.
— Ладно, — ответил неохотно. Помог с дверью, отвесил смачный шлёпкой по пятой точке и пошёл, жутко довольный собой.
Я шагнула внутрь, нашла выключатель и быстро закрыла дверь, надеясь, что никому больше не придёт охота присоединиться.
— Инга, твою ж мать… — простонала, взявшись за голову.
И было от чего. Гараж напоминал больше пещеру Али-Бабы: повсюду валялась кольца, серьги, заколки, часы, бумажники, ключи, даже расчески и прочая мелочевка. Она даже не потрудилась сваливать все в какую-нибудь коробку, наверняка швыряя не глядя прямо от двери. В бумажниках лежали деньги, кредитки, документы, чеки, фотографии, права и прочая лабуда и было их такое количество, что впору было открывать свой ломбард.
У меня начали разбегаться глаза, хотелось просто выйти отсюда, закрыть дверь и никогда больше не возвращаться, но я якобы собиралась предаться ностальгии и выходить через пять минут с круглыми глазами было слегка подозрительно, а отвечать на вопрос «почему?» страсть как не хотелось. Поэтому я освободила от ветоши коробку и начала методично собирать все в одну кучу, попутно размышляя о том, что, по большому счету, любой из тех, кто лишился имущества, мог иметь на неё зуб. Не важно что она не попалась сразу, некто мог вычислить ее уже после.
Например, обладатель перстня, который я держала в руках. Вместо камня или эмали золотом был выполнен рисунок шестеренок. Работа искусная, вещица явно не дешевая и довольно своеобразная. Я прикинула размер и пришла к выводу, что носил его скорее всего мужчина, хотя, он был лишь слегка великоват для моего большого пальца, так что и женщине покрупнее вполне бы подошёл. Повинуясь порыву, я сунула его в бюстгальтер, сложила все, что смогла найти, убрала коробку подальше и окинула гараж взглядом. Никакого ключа тут не было или он был спрятан. Я стала открывать металлические ящики один за одним, но там лежали лишь инструменты отца, перебралась к верстаку и наткнулась на старую фотографию в простенькой рамке: милый пикник на природе. Родители дружили с матерью Инги, мы часто вместе проводили время, пока они были живы. На фотографии я улыбаюсь во весь рот, ничуть не стесняясь отсутствия двух передних зубов сверху, рядом стоит Инга, подняв мои косички в воздух, а справа от нас сидят наши матери.
Я зависла над фотографией, а сердце вдруг ускорило темп. Сунув ее в сумку, я вышла, без труда закрыла дверь и припустилась к дому.
— Быстро, — хмыкнул Валька при моем появлении, а я смахнула несуществующие слёзы и продемонстрировала рамку. — Понял… — кивнул глубокомысленно, а я ускорила шаг и через минут пять влетела в подъезд и поднялась на свой этаж, нервно нажимая на кнопку звонка соседки.
— Быть не может, — сказала слегка истерично, едва она открыла дверь.
— Проходи, Нини, — вздохнула она в ответ, медленно отступая в квартиру, — предупрежу сразу, я сама толком ничего не знаю… так, одни догадки.
— Расскажите! — взмолилась, плюхнувшись на стул на кухне.
Она с трудом села на соседний, опираясь на стол: годы брали своё. Вздохнула и слегка развела руками, заговорив:
— Знаю только, что твоя мама на семь месяцев уехала в деревню, аккурат когда соседка ходила беременная. Та ребёнка родами потеряла, а твоя вернулась с тобой. Говорила, решила беременной на свежем воздухе пожить, они с твоим папой долго зачать пытались, да все никак. Думаю, тут многие догадались, но дело не наше, никто и слова не сказал… вот и весь сказ, Нини. Ты прости старую, оговорилась я… жила бы себе спокойно, горя не знала…
— Не верю… — замотала я головой.
— И не верь, — закивала она с готовностью, — не верь, солнышко, не береди старые раны. А я может и надумала себе, когда правды не знаешь, много всякого в голову лезет! Вот в самом деле, я бы тоже уехала на природу, если ребёночек желанный, подальше отсюда, тут черте что в то время творилось, ещё хуже, чем сейчас, бандиты одни кругом, убьют и не спросят как зовут. Все правильно она сделала, Нини, не слушай ты старую! Да и разве смогла бы мать дитя своё отдать? Она обоих любила, и старшего, хоть и вырос хапугой жаднючей, это у него от отца видимо, тоже бездарь был… и Ингу любила, души в ней не чаяла, и будь ты ее, ни в жизнь не отдала бы! А гены штука сложная, вон бабка твоя, царствие ей небесное, по молодости светлая была, она сама говорила…
— Я… пойду я, Светлана Львовна, — выдохнула, поднимаясь. — Тошно мне.
Старушка поджала губы, стараясь не заплакать, но сил утешать ее, как и желания, не было. Я прошла в свою квартиру, едва волоча ноги, переоделась в старые джинсы и бесформенную футболку, стянула волосы в хвост и побрела в сервис.
— Нинель! — обрадовался Генка. — Я уже начал волноваться, дома нет, телефон отключён! — присмотрелся и нахмурился: — Ты чего вся в чёрном? Помер кто?
— Да, мое счастливое детство, — ответила хмуро. — Сильно занят?
— Считай, освободился, — ответил серьезно. — В чем дело?
— Смотаемся в деревню? — попросила заискивающе, а он с готовностью кивнул и достал для меня шлем.
— Нин, чего стряслось-то? — спросил тихо, склонившись надо мной громадой, загораживая от присутствующих.
— Соседка уверяет, что моя мать — мать Инги, — всхлипнула чуть тихо.
— Бред, — заявил уверенно.
— Фотографий, где мама беременная, я не видела, — пожала плечами. — Хочу покопаться в бабкином доме, Светлана Львовна сказала, что мама там жила весь срок.
— Нашла кого слушать, — фыркнул Гена, — у неё маразм уже лет пять. То Пашкой меня назовёт, как отца, то вообще не узнает.
— А если правда? — нижняя губа задрожала, а он вздохнул и прижал к себе покрепче.
— Даже если и так, это ничего не меняет. Родители тебя любили, а кто родил — какая разница?
— Не меняет?! — взвизгнула на весь сервис, отстраняясь. — У меня сестру убили!
— Дела… — почесал затылок Гена и подтолкнул к байку, — погнали.
Помог мне сесть, порычал мотором и плавно тронулся, выезжая за ворота. Я с силой вцепилась в ручки, но вдруг так захотелось душевного тепла и я обняла друга, прижавшись к нему всем телом. Он выехал на шоссе и положил одну руку на мою, слегка сжав. Я чувствовала, как успокаиваюсь от глухого урчания байка и широкой Генкиной спины, в шлеме было даже уютно, а мелькающий пейзаж действовал умиротворяюще.
В стареньком доме пахло сыростью, несмотря на жару, воздух был спертым, затхлым, полы были усеяны мышиным пометом, а на стенах по углам раскинулась паутина величественных масштабов. Воображение услужливо подсунуло картину полчища мышей и огромного паука с мохнатыми лапами, я передернула плечами, а Генка хмыкнул:
— Трусиха.
— Слышал про ограбления? — спросила, чтобы отвлечься.
— Кто-то решил поглумиться, — хохотнул Гена. — Прикинь, до трусов раздели под дулом и отпустили с миром. Мужики ржут, впервые такой цирк. Ещё вроде квартирку одну обчистили, но это не у нас, ближе к центру. Там уже не так безобидно, с перестрелкой.
Я замерла и медленно сглотнула, спросив:
— Погибшие есть?
— Да хер знает, но скорые, говорят, шныряли одна за одной. Если палить начали, по-любому кого-нибудь зацепило, к гадалке не ходи. Ну что, нашла альбом?
— Да… — кивнула растеряно, держа его в руках.
— Смотреть будешь?
— Да, — опомнилась, начав его листать, но мыслями была довольно далеко. А что, если его убили? Руки мелко дрожали, на фотографии стало плевать, я быстро пересмотрела их, но на всех в основном была я в разном возрасте. — К черту! — рявкнула нервно, не выдержав. — Все потом, поехали, я покажу дорогу, — ухватила опешившего Генку за руку и потащила на выход.
Закрыла дверь и мы под лай собак выехали из деревни. Дорогу я помнила смутно, пару раз мы свернули с шоссе не на ту просёлочную дорогу, но друг не злился, только смотрел с подозрением, но что конкретно подозревал было не ясно. Когда дом наконец-то был обнаружен, мы въехали через распахнутые ворота и остановились между двух машин. Я кинулась внутрь, на ходу снимая шлем. Дверь была незаперта, а на ступеньках я увидела размазанные капли крови. В доме их было ещё больше, на первом этаже сидели пятеро мужчин, троих из которых я уже видела. Они курили и переговаривались, у двоих были перемотаны бинтами торс и рука, я отмахнулась от клуб дыма, а из кухни вышел Коля и приветливо махнул мне рукой.
— Привет, Нинель!
— Нинель? — послышалось удивлённое со спины, я вздохнула и спросила нервно:
— Где?
— На втором, — ответил Коля, как-то странно посмотрев на меня.
Я нахмурилась, не ожидая ничего хорошего, стрелой поднялась на второй этаж и распахнула дверь в ту комнату, в которой мы вместе провели ночь.
Миронов лежал на кровати, по пояс накрытый простыней. Руки за головой, расслаблен, доволен. Я собралась кинуться к нему, вцепиться в него продолжающими дрожать руками, но тут дверь ванной распахнулась и вышла привлекательная брюнетка. Высокая, статная, со слегка надменным лицом. Я попятилась, а Миронов дернулся на кровати и сказал строго:
— Стой где стоишь.
Мои губы задрожали, я хлопнула дверью и напялила шлем, опустив зеркальный визор, чтобы скрыть хлынувшие из глаз слёзы.
— Да твою мать! — проорал из-за двери, а я почти бегом спустилась вниз, пронеслась по первому этажу, задев Колю плечом, прыгнула на байк и нервно постучала Генке по руке.
Он тут же рванул с места, а я стиснула зубы, вцепившись в его куртку, и рыдала в голос, заглушаемая ревом мотора.
— Дура! — рявкнула с чувством, а Гена прокричал:
— Что?!
— Дура! — повторила, убрав руки с его куртки и вцепившись в ручки по обеим сторонам от сиденья.
Гена начал притормаживать и вскоре остановился на обочине, сняв шлем.
— Ничего не понял, — сказал виновато, разворачиваясь, а я подняла визор. — Теперь ещё больше не понял. Чего ревешь?
Я слезла и сняла шлем, размазывая слёзы по лицу. Друг неловко топтался рядом и не знал, что ему предпринять, чтобы остановить вселенский потоп, а я сунула ему шлем и уткнулась в свои руки, продолжая реветь, содрогаясь всем телом.
«Вот тебе и нежные чувства» — подумала зло, чувствуя себя последней идиоткой.
«Вот и живи дальше» — усмехнулся кто-то злорадный внутри и стало ещё обиднее.
Я заскулила жалобно и уткнулась в друга, ища поддержки, а он положил мне руку на спину и буркнул:
— Жесть.
— Я думала, его ранили или убили, а он с другой… — пробормотала сквозь слёзы, а Генка отозвался флегматично:
— И ты найдёшь другого.
— Не хочу другого, этого хочу, — надула я губы. — Коля предупреждал, а я не поверила… дура.
— А этот — это кто? — спросил, слегка отстранившись. — Квартирант?
— Он, — всхлипнула, вытерев слёзы.
— Не самый лучший выбор. Там кровь во дворе… по его милости заварушка?
— По моей, — скривилась, а у Гены полезли глаза на лоб.
— Пояснишь? — спросил осторожно, а я махнула рукой:
— Потом. Вернёмся в деревню?
— Давай, — пожал плечами и вернул мне шлем.
Через полчаса мы снова въехали в деревню, двигаясь тихим ходом и подняв всех собак. Одна попыталась ухватить меня за ногу, я взвизгнула, а из соседнего с бабушкиным домом вышла старушка с клюкой и потрясла ей в воздухе, взревев на всю округу:
— Мухтар! Морда ты бесстыжая!
Мухтар слегка присел, повесив уши, но продолжил поглядывать в мою сторону. Я слезла, сняла шлем и громко поздоровалась:
— Баб Маш, здравствуйте!
— Нина, деточка, ты? — ахнула старушка и устремилась к нам, подслеповато щурясь и сложив ладонь козырьком, защищаясь от палящего солнца.
— Я, баб Маш, — улыбнулась, а она всплеснула руками:
— Какая красавица выросла! А чего лицо красное? Надуло дорогой? Чёртова колесница, — и потыкала в байк палкой, а Гена нахмурился, обидевшись за верного друга.
— Надуло, — кивнула согласно. — Пройдет.
— Второй раз за день, — хитро прищурилась старуха, — случилось чего, аль продаёшь?
— Да я это… — замямлила в ответ, а потом нашлась: — Утюг забыла выключить, пришлось вернуться домой.
— А приехала чего? Столько лет не было…
— Да решила вещи разобрать… мама тут жила, когда мной беременная ходила, думала, может, осталось чего. На память.
— Это ты что-то путаешь, — удивилась соседка. — Как по молодости уехала, так только погостить на пару дней.
— А я думала, тут… говорила на природе, а где ещё?
— Может, у свекрови? — пожала та плечами. — Бабка твоя рассказывала, разругались они, не общались несколько лет, уж не знаю причину.
— Так бабушка по папе давно уж умерла, — удивилась в ответ. — За несколько лет до моего рождения.
— Да, но дом-то остался. Из соседней деревни он, папа твой. А дед плотником был, хороший у них дом, добротный, до сих пор небось стоит, чего ему будет? Вон Палны и то уцелел… хоть и без присмотра столько лет… я толко успеваю мальчишек от окон гонять, Мухтара на них травлю, сама-то только палкой грозить и могу…
Мы с Геной переглянулись и я спросила:
— А где дом-то? Любопытно, хоть посмотреть, пока тут.
— Да в Некрасовке, пару километров вдоль речки, там на горку и сразу деревня за липами. А дом зелёной краской был выкрашен, оконца резные, со ставнями, таких ни у кого не было. Хотя, может, и сняли уже… последний он, прямо за ним овраг, тот уж точно никуда не делся, — разболталась старушка.
— Спасибо, — ответила коротко и села, прилаживая шлем. — Придержите пёсика?
— Придержу, что ж не придержать… — возмутилась баб Маша и заорала дурниной: — Мухтар! А ну иди сюда, хвост облезлый!
Я порадовалась, что успела напялить шлем, а Генка дернулся, поморщившись. Натянул свой и быстро сел, повернув ключ и торопясь уехать.
Нужный дом мы нашли без труда, во дворе стояла машина, ставни были на месте, а стены перетерпели изменения и стали синими. Выглядел ухоженно, невысокий, но крепкий забор, подстриженная лужайка, детские качели и добродушная рыжая собака на длинной цепи, отчаянно завилявшая хвостом при моем приближении. Присела на передние лапы и заскулила в нетерпении, а я засмеялась и протянула руку к добродушной мордашке, как вдруг услышала грозный женский окрик:
— Вы кто?
— Простите, — разогнулась, одернув руку, и увидела крупную барыню в цветастом платье и тазом в одной руке.
— Что Вам? — спросила с вызовом, а я растерялась от такого недружелюбия и сказала ещё раз:
— Простите, этот дом принадлежал моей бабушке…
— Еще одна, — вздохнула она недовольно, а я замерла и спросила осторожно:
— Инга тоже приезжала?
— Приезжала, приезжала, — фыркнула женщина, — все тут излазила, цветы примяла, носилась сайгаком.
— Она не рассказывала, — надула губы и соврала: — Мы не общаемся, — и добавила абсолютную правду: — Стерва она.
— Это уж точно, — хохотнула женщина. — Сестра?
— Одно название, — скривилась в ответ. — Я в соседней деревне была, у другой бабки, ну и начали вспоминать, она этот дом нахваливала, а я и не была ни разу. Давно вы тут? Дом-то, поди, долго пустовал, а выглядит до сих пор как с открытки.
— Жила тут какая-то, — пожала она плечами. — Странная, не выходила совсем, даже летом. Мы в соседнем раньше жили, а потом как Алексей предложил выкупить, назанимали по родне и переехали. Хороший дом, до сих пор хлопот никаких, так, по ерунде.
— Красивый, — улыбнулась в ответ и прищурилась: — Можно я тоже похожу? Я осторожно.
— Если найду сломанный цветок — спущу собаку, — пригрозила женщина, а потом покосилась на продолжающую вилять хвостом животину с сомнением и вздохнула: — Вот зараза, то не замолкает, а то прижухла! У, лиса! — замахнулась беззлобно и хохотнула. — Чует видать, добрая ты девка. Гуляй уж, чего там… только амбал твой пусть по дорожкам ходит, этот точно все помнёт.
Амбал состроил недовольную мину, продолжая стоять столбом, а я медленно пошла за дом, пока она не передумала.
Цветники были раскинуты как попало по всему заднему двору, вплоть до самого забора. Я окинула взглядом довольно просторный участок, увидела добротную баню, явно новую, неподалёку сарай, а в самом углу участка какую-то покосившуюся деревянную будку, служившую, видимо, уличным туалетом. Сносить ее поленились, она была засажена кустами гортензий, скрывавшие ее почти вполовину. Я ещё раз прикинула, как бы Инга могла поломать цветы и пришла к выводу, что только гортензии, либо она была на столько не в себе, что отдельно стоящие цветники попросту не заметила. Оглянувшись на дом я увидела, как женщина стоит рядом с Генкой, а тот что-то с запалом рассказывает, старательно отвлекая ее от моих перемещений. Что тут сказать, поболтать он а самом деле любил. Не теряя времени, я устремилась к гортензиям, осторожно раздвинула заросли и присмотрелась. Рядом стояло какое-то старенькое деревянное корыто с засохшей и потрескавшейся от жары грязью, но даже с моего места был отлично виден отпечаток. Отпечаток ключа, пролежавшего там долгие годы.
С сильно бьющимся сердцем я вернула цветы в исходное положение, отошла на два шага и придирчиво их осмотрела. Порадовалась, что они остались в неизменном виде, ещё немного прогулялась, посмотрела на дом и пошла обратно.
— А эту я сделал когда попал в такой переплёт… — услышала размеренный бас Георгия, усмехнулась и дослушала выдуманную на ходу историю.
— Живут же люди! — покачала головой женщина. — А у нас, деревенских, одна забота: постирать, да ужин приготовить.
— Спасибо, — сказала, привлекая к себе внимание. Она явно расстроилась моему появлению, сухо кивнула, подхватила таз и пошла в дом, а мы пошли к калитке.
— Ну, что? — спросил Генка с интересом. — Я видел, как ты по кустам шарилась.
— Теперь ясно хотя бы где Инга нашла ключ с татуировки.
— Серьезно? — удивился Гена. — В кустах? С чего бы ей туда лезть?
— Вопрос, — кивнула задумчиво и пошла обратно к дому, из которого вновь вышла женщина.
— Внутрь не пущу, — заявила она безапелляционно. — Мы там все переделали, нечего там шастать.
— Да я спросить хотела, Инга когда приезжала?
— Весной этой, не помню точно, — пожала она плечами, немного расслабившись.
— А женщина, что тут жила, совсем не выходила?
— В туалет бегала, в окно видела, куда без этого, — хмыкнула она самодовольно.
— Так она беременная была, поди, то и дело носилась.
— Да где беременная? Не было у неё живота, носилась торпедой, туда да обратно. Что ты меня путаешь? Беременная приезжала то и дело, жена Алексея, мать твоя. Странные какие-то вопросы, — проворчала недовольно, — точно бабкин дом?
— Точно-точно, — закивала с самым честным видом, но по факту выходило — врала.
— Ну-ну… — нахмурилась, уперев руки в бока, а я буркнула:
— До свиданья, — развернулась и поторопилась убраться подальше, пока она не решила устроить допрос с пристрастием.
Мы отъехали к речке, остановились и сели у кромки воды. Я переваривала информацию, а Генка томился ожиданием, будучи по природе ужасно любопытным. Хватило его минут на пятнадцать, он шумно выдохнул, а я сказала, пребывая в задумчивости:
— Моя мать — не моя мать.
— Что Лида сказала? — спросил с интересом, а я улыбнулась краешком губ:
— Лида?
— Ну, женщина из дома, — хмыкнул в ответ. — Ты ж меня знаешь… находка для шпионов.
— Лида сказала, что жила женщина не беременная, а приезжала к ней беременная. Причём, отец представил ее как свою жену.
— Так может твоя мать и была? А жила ещё какая-то?
— Сам-то веришь? — скривилась, сунув травинку в рот.
— Не особенно… — вздохнул друг. — Выходит, соседка была беременная, твоя мать — нет, потом у одной ребёнок якобы умер, а у второй — родился. Так, что ли?
— Получается, что так… только странно это.
— В целом, да. Рожала где не понятно, уж явно не дома, ребёнка потом не укроешь. Да и если отдать решила, а твои — забрать, то проще официально через удочерение.
— Может, не хотели, чтобы соседи косились…
— Может, — пожал плечами, глядя на воду.
— Инга весной была. Мимо этой сороки ничего не проскользнёт, видимо, ключ мелькнул, кусты ещё без зелени, решила хоть что-нибудь упереть. Она так и не завязала, Ген, — сказала со вздохом. — В гараже столько барахла чужого, только сегодня оттуда…
— Надо выкинуть все, — нахмурился друг. — Мало ли чего, ещё на тебя повесят.
— Надо… только вот что, если убил кто-то из них? Так хоть какая-то зацепка.
— Много там?
— Коробка из-под старого телека, — Гена присвистнул и поморщился:
— Нереально.
— Да знаю… — простонала, запустив руки в волосы и массируя голову, распухшую от переживаний. — Но не из-за старого же ржавого ключа ее убили? Скорее всего, она выяснила то же, что и я, и решила, что называется, увековечить наше родство.
— Вариант, — кивнул Гена, пристально глядя на меня.
Он был подозрительно немногословен и чрезмерно задумчив. Я посмотрела в растерянности и спросила:
— Ты чего такой?
— Искупаемся? — предложил неожиданно, а я пожала плечами:
— Давай.
Разделась до белья и зашла в воду, простонав от удовольствия: день выдался на редкость жарким, а я была в джинсах. Наплававшись, я упала на берег, раскинув руки и подставив лицо солнцу, а Гена лёг рядом, пристально меня разглядывая. Взгляд начал спускаться ниже, я замерла, а он выдохнул, как перед прыжком с трамплина и навис надо мной, замерев в паре сантиметров от лица.
«К черту» — подумала зло, вспомнив девицу, выходящую из ванной Миронова, и завершила начатый им путь, прислонившись своими губами к его.