Тень мелькает всего на долю секунды, но этого вполне достаточно, чтобы я успела заметить силуэт человека. Он скрывается за ближайшей машиной. Не думая, вылетаю на парковку и бегу за неизвестным. Но никого не обнаруживаю. Растерянно прохожу между рядами машин. Внимательно гляжу по сторонам. Машин здесь мало, особо негде прятаться. Но он словно сквозь землю провалился. Либо я начинаю сходить с ума.
Дорогу обволакивает влажный туман: недостаточно густой, чтобы скрыть неизвестного, но достаточно жуткий, чтобы напугать меня. Внезапный шорох едва не доводит меня до сердечного приступа. Оборачиваюсь и вижу чёрную ворону на фонарном столбе. Она лихорадочно машет крыльями, будто намеренно. Но за этим ничего не следует.
Возвращаюсь к своему джипу, но не могу избавиться от неприятного предчувствия. Олег уже уехал, других людей поблизости не наблюдаю. Никто не может подтвердить или опровергнуть то, что я видела.
Устало прислоняюсь к капоту и достаю из кармана сигареты. Какое-то время неспешно курю, а взгляд всё время скользит по машинам на парковке. Охватываю взглядом и тротуар, и дорогу напротив, и слегка покачивающуюся вывеску "Меридия". Ещё влажный после продолжительных ливней асфальт слегка блестит, впитывая серость неба. Сегодня оно напоминает серебряный однотонный слиток. Отсюда ощущаю ароматный запах выпечки из кафе. Он перебивает даже едкий сигаретный дым.
Спустя минуты сбившееся дыхание выравнивается, а сердцебиение замедляется до привычных шестидесяти или семидесяти ударов в минуту. Выбрасываю бычок и сажусь за руль. Смотрю прямо перед собой, в любой момент ожидая заметить знакомую тень. Туман, будто преследуя, струится по асфальту и обволакивает колёса моей машины. Мне мерещится что-то мистическое в нём, пугающее.
На всякий случай проверяю телефон. Никаких новых сообщений. Конечно, Антон не смог бы найти информацию так быстро. Да и Синяк ждёт от всех невозможного. Тяжело вздыхаю. У меня есть всего два дня, чтобы отправить статьи, а я закончила только одну. Как ни странно, меня это не пугает. Могу думать лишь о странностях, которые со мной происходят слишком часто, чтобы этого не замечать. Без новых зацепок мне некуда двигаться. Я застряла.
Рассматривая дорогу через стекло в сухих разводах, понимаю, что мне необходимо с кем-то поговорить. С кем-то кто сможет дать реальный совет. Могу ли я рассказать о странном предчувствии и летучих мышах Олегу? Он может попросту решить, что я не в себе. И был бы, возможно, прав. Видит ли кто-то ещё из мортиморцев странные вещи? Знаю кто мне поможет: психолог. Наверное, у меня какая-то психологическая травма из-за смерти Германа. Не могу понять. Займусь этим позже.
Пока еду домой, на ум приходит другая мысль. Есть место, куда приходят люди за поиском ответов, когда нуждаются в помощи или находятся на перепутье. Есть церковь. Не уверена, что могу обращаться к ней с подобным проблемами, но у меня нет других вариантов. Устала испытывать постоянную тревожность и теряться в догадках. Пусть не получу ответы, но вполне могу зацепиться за мысль. Пойму, как с этим бороться.
Разворачиваю машину, и еду в направлении Окраин, где единственным примечательным местом является старая церквушка. Мимо неё мы проезжали, когда только прибыли в Мортимор. Тогда я не нашла в себе силы войти внутрь. Надеюсь, теперь смогу.
Моя решимость улетучивается, как только заглушаю двигатель на обочине дороги, ведущей на шоссе. Во мне не было столько противоречий даже в самые тяжёлые дни. Небрежно отряхиваю пальто, бросаю взгляд на джинсы. Не знаю даже, можно ли в таком виде входить в церковь. Стоит ли осквернять священное место своей энергетикой.
Но тут перед моим внутренним взором возникает образ Германа. Он сидит рядом, на пассажирском месте, и выглядит точно так же, как в наш последний совместный день. Десять лет назад. Такой молодой. На юном лице нет изъянов, если не считать отпечаток печали из-за несостоявшихся планов. Герман мягко улыбается и касается моей руки. Чувствую, как своими действиями просит оставить сомнения и просто сделать это.
Когда я выхожу из машины, его образ тает. Теперь я вновь одна. Закидываю на плечо сумку и перехожу дорогу. Машин нет: город будто мёртв. Лишь у церкви замечаю одинокую старушку, работающую, вероятно, церковным сторожем. Из-под тёплого плаща выглядывает длинная юбка, достающая до щиколоток. А волосы скрыты под плотным платком. Она не замечает меня, погружённая в уборку опавших листьев с территории храма. У ступеней уже образовалась небольшая кучка.
Проходя мимо, вежливо здороваюсь. Старушка отвечает взаимностью. Приятный голос располагает к себе. Сразу догадывается, что я здесь впервые. Подсказывает, что перед тем, как войти, нужно три раза покреститься и совершить поклон. И показывает как.
Я вхожу через массивные двери, ощущая себя чужой. Сразу оказываюсь в притворе. Терпкий запах благовоний, ладана, и тлеющих свечей едва не сбивает меня с ног. Сложно к этому привыкнуть. Вижу лавку, где наблюдается свечной ящик, разные иконы, церковные книги, платки и юбки, крестики. Всего разглядеть не могу.
Впереди виднеется средняя часть храма с аналое, на котором водружена икона. Возле неё стоит множество свечей. Успеваю рассмотреть и другие иконы, величественный иконостас. Рядом с ними чувствую себя маленькой и беспомощной. Мне бы не хватило духу подойти ближе.
Бросаю взгляды на немногочисленных прихожан. Все пришли сюда с определёнными целями. Для кого-то это образ жизни. Кто-то, вероятно, просит высшие силы о помощи. Я же нерешительно стою в притворе и стараюсь дышать через раз, чтобы не потерять сознание из-за непривычного запаха. Ищу глазами священника и не могу найти. Для меня всё это слишком.
Наваливаюсь на двери и выскакиваю на свежий воздух. Голова немного кружится, и я прислоняюсь к ближайшей стене. Холод пробирает через ладонь по всей руке. Туман есть и на Окраинах, но на территорию храма не проникает, будто боится. Вот и я мечусь, как нечистая.
— Что случилось, дочка? Может, что подсказать?
По-домашнему уютный голос старушки-сторожа выталкивает меня из размышлений. Я устремляю на неё потерянный взгляд. Она не отвлекается от работы: морщинистые руки ловко орудуют мягкими веерными граблями. Крючковатый нос красноват: температура на улице чуть ниже нуля. Мне тоже быстро становится зябко.
— Я хотела поговорить со священником, — собственный голос кажется мне чужим.
— Батюшки сейчас нет в храме, — поясняет старушка. — Расписание богослужений можно посмотреть в притворе.
— Понятно. Спасибо.
Я устало спускаюсь по каменным ступеням. Что ж, не получилось. Возможно, оно и к лучшему. Вдруг за спиной вновь раздаётся голос:
— Батюшка проводит службы по вторникам, пятницам и воскресеньям. Можно побеседовать после службы. Либо спросить в свечной лавке номер телефона. Он сам скажет, когда будет возможность.
Я оборачиваюсь со слабой улыбкой. Хочу сказать многое и одновременно ничего.
— Спасибо, но сомневаюсь, что вернусь. — нехотя признаюсь я, словно это какое-то преступление. Человек же имеет право на выбор, верно? Мне тут слишком не по себе.
Пожилая женщина поднимает на меня взгляд, от которого у меня по спине бегут мурашки. Словно глядит в самую суть и видит то, что я сама не могу разглядеть.
— Раз так, может, мне тогда расскажешь? — предлагает она. — Вдруг смогу подсказать.
— Не знаю даже… — растерянно отзываюсь я.
— Смотри сама. Я уже много лет служу церкви. Мудрость батюшки ничто не заменит, но иногда доброе слово способно сотворить чудо.
Чудо… Возможно, то что мне сейчас нужно. Простое чудо в лице милой бабушки. Я поднимаю взгляд на апсиды, убеждая себя остановиться. Уйти всегда успею.
— Почему Вы мне помогаете? — на всякий случай уточняю я.
Старушка начинает выравнивать кучу из опавшей листвы.
— Вид у тебя такой потерянный, — пожимает она плечами. — Да и знаю, что не пришла бы просто так. Коли не можешь найти в себе силы поговорить с Богом и батюшкой, может, сможешь со мной.
Я медленно возвращаюсь к лестнице и прислоняюсь к периллам. Меня одолевает необъяснимая слабость. Хочется просто завалиться на диван и не вставать. Прокручиваю в голове множество вопросов, которые страшно произносить вслух. Чего я боюсь? Что меня засмеют? Или решат, что я сумасшедшая?
— Как думаете, существуют ли… тёмные сущности? — пожалуй, только так я могу это охарактеризовать. Вспоминаю просмотренные фильмы и сериалы о демонах, призраках и вампирах. Не думала, что когда-нибудь придётся задуматься об этом всерьёз.
Почему-то после того, как произношу это вслух, мне уже становится легче. Будто с плеч съезжает тяжёлый груз. Даже если она решит, что я не в себе.
Старушка не стала смеяться или открещиваться. Вместо этого отвечает так, как, пожалуй, ответил бы священник на такой вопрос.
— А как же не существовать, есть они! — вздыхает она, с особым усердием загребая оставшиеся листья. — Разные бывают. Есть безвредные, есть и опасные.
— Разве такое возможно? — недоумеваю я.
Женщина поднимает на меня терпеливый взгляд:
— Бога тоже никто из нас не видел воочию, так и что теперь, вообще ни во что не верить? Вера важна, дочка! Она помогает определить свой путь и найти ответы. Но в мире бывает как хорошее, так и плохое. Ты уж прости, говорю как сама считаю. Батюшка смог бы лучше объяснить.
— Ничего, я, кажется, понимаю! — какое-то время думаю над следующим вопросом. — Что они вообще из себя представляют?
— Они все духи из духовного мира без плоти. Преследуют корыстные цели, которые идут вразрез от целей и задач человека, как христианина. Бесы воздействуют через помыслы, портят нравы и потом уж реализуют свои желания через людей-посредников. Таких людей лучше сторониться, дочка, а то неровен час, как испоганят и твою душу.
Она даёт совет, словно действительно читает мои мысли. В этот момент я как раз вспоминаю странную тень на парковке, возле "Меридии", и на кладбище. И мои сны… Даже мыши явно не к добру пытались пробраться в наш дом.
— То есть они действительно могут навредить человеку? — спрашиваю я. — Например, ранить или убить…
— Через посредников могут что угодно! — подтверждает старушка. — Если ты далека от Бога, то и твоя душа очень уязвима.
— А Вы видели их?
Она быстро перекрещивается и что-то бормочет. Потом поворачивается ко мне.
— Боже упаси, дочка, не надо мне такого греха! — качает головой. Из-под шерстяного платка вылезает прядь серебристых волос. — Если человек стремится жить покаянием и по заповедям Божьим, то он соединяется с духом Божьим. Если же поступает противоположно, то его душа переплетается со злыми духами. Я иду светлым путём, и моя дорога неискушена нечистыми.
А вот моя, похоже, переполнена ими. И сколько людей невольно втягиваю в это. Это кажется мне неправильным. Конечно, отступать пока не собираюсь, но хочу найти способ успокоить совесть.
— А если я столкнулась с этими сущностями из-за благих целей? — задаю я новый вопрос. Не знаю, как ещё объяснить, не раскрывая суть.
Старушка отвечает, не задумываясь:
— Благие цели не спасут тебя от искусителей, дочка! Лучше выбрать путь спасения и веры, но если у тебя нет такой возможности, то хотя бы старайся не потеряться в этом омуте с чертями. Не протягивай бесу руку и следи за своей совестью. Всегда можно покаяться и отпустить грехи. Но в этом не будет смысла, если не изменишь свой путь.
По моей спине бежит холодок, хватая липкими щупальцами. В её голосе не слышу осуждения или наставлений. Но всё равно чувствую себя грязной.
— А как можно защитить себя, если они нападут? — на всякий случай уточняю я. — Ну, или начнут пугать.
Чем больше вопросов я задаю, тем сильнее старушка обращает на меня внимание. Мне даже кажется, что она всерьёз беспокоится. Возможно, видит что-то на моём лице. Она ставит грабли прямо перед собой и задумчиво опирается на них. Рукавом убирает со лба выступивший пот.