В стихотворении ощущается воздействие известного стихотворения И. И. Козлова "На погребение английского генерала сира Джона Мура" ("Не бил барабан перед смутным полком...").
386
1834-1835
"Опять, народные витии ..." (стр. 284)
В черновом автографе, по которому печатается стихотворение, после стиха "Мы чужды ложного стыда" зачеркнуты следующие семь строк:
Так нераздельны в деле славы Народ и царь его всегда. Веленьям власти благотворной Мы повинуемся покорно И верим нашему царю! И будем все стоять упорно За честь его, как за свою.
Датируется предположительно 1834-1835 гг. по содержанию и на основании свидетельства С. А Раевского, который в показаниях на следствии по делу о стихотворении "Смерть Поэта" сообщал, что "Опять, народные витии..." написаны, "кажется, в 1835 году" в связи с опубликованием статьи "в каком-то французском журнале" (см. "Вестник Европы", 1887, No 1, стр. 339-340}.
Лермонтовское стихотворение, так же как и "Клеветникам России" Пушкина, направлено против ьыступлений депутатов французского парламента, поддерживавших польскую эмиграцию и призывавших к войне с Россией.
"Когда надежде недоступный..." (стр. 295)
Датируется предположительно 1834-1835 гг., так как находится в одной тетради с черновыми набросками поэмы "Сашка".
1836 Умирающий гладиатор (стр. 297)
В копии ИРЛИ (тетрадь XVJ, по которой печатается текст стихотворения, последние две строфы зачеркнуты неизвестной рукой. Под стихотворением дата: "2 февраля 1836 г.". Год и эпиграф к стихотворению вписаны рукой Лермонтова.
Начало стихотворения представляет свободное переложение строф 139-141 песни IV поэмы Байрона "Чайльд-Гарольд"; но Лермонтов, продолжая традиции декабристской поэзии, значительно усилил здесь гражданские политические мотивы.
Эпиграф - из поэмы Байрона "Чайльд-Гарольд", песнь IV, строфа ПО.
3S7
Еврейская мелодия ("Душа моя мрачна. Скорей, иевец, скорей!") (стр. 29S)
Печатается по сборнику 1840 г., где датировано 1836 г. Впервые -в ОЗ (1839, No 6).
Вольный перевод стихотворения Байрона "My soul is dark" ("Hebrew melodies") - "Моя душа темна" ("Еврейские мелодии").
В альбом ("Как одинокая гробница...") (стр. 299)
Печатается по сборнику 1840 г., где датировано 1836 г. Впервые -в ОЗ (1839, No 6).
Перевод стихотворения Байрона "Lines written in an album at Malta" ("Строки, написанные в альбом на Мальте").
"Великий муж! Здесь нет награды ..." (стр. 299)
Печатается по автографу из тетради Чертковской библиотеки. Впервые - в "Русской старине" (1875, No 9).
В рукописи оторвана часть листа, на котором были написаны первая строфа и название стихотворения и где, возможно, значилось имя "великого мужа".
Высказывался ряд предположений о том, кому посвящено стихотворение. Назывались имена Чаадаева, Барклая де Толли, Радищева, Рылеева, Пестеля. Вопрос этот до сих пор не решен.
Стихотворения неизвестных годов
"Ах! ныне я не тот совсем..." (стр. ЗОЭ)
Печатается по "Библиографическим запискам" (1861,No16), где появилось впервые.
"Никто моим словам не внемлет... я одни ..,"; "Мое грядущее в тумане ..." (стр. 301)
Печатаются по автографу ЦГАЛИ. Впервые - в "Литературном наследстве" (тт. 19-21).
"Из-под таинственной холодной полумяскп . .." (стр. 302)
Печатается по ОЗ (1843, No 5), где опубликовано впервые.
388
"Тебе, Кавказ, суровый царь земли ,.." (стр. 002)
Печатается по факсимиле (с автографа из частного собрания в Париже) в "Литературном наследстве" (тт. 43-44). Впервые- с неточностями в "Молодике на 1844 г." (Спб. 1844). Комментируемый текст, по-видимому, представляет собой посвящение к одной из двух "кавказских" редакций "Демона", 1838 года (см. соч. изд. "Огонек", т. II, стр. 498-499).
Существует еще одна редакция посвящения к поэме:
Тебе, Кавказ, суровый царь земли,
Я снова посвящаю стих небрежный.
Как сына, ты его благослови
И осени вершиной белоснежной.
Еще ребенком, чуждый и любви
И дум честолюбивых, я беспечно
Бродил в твоих ущельях, грозный, вечный,
Угрюмый великан, меня носил
Ты бережно, как пестун, юных сил
Хранитель верный - [и мечтою
Я страстно обнимал тебя порою].
И мысль моя, свободна и легка, Бродила по утесам, где, блистая Лучом зари, сбирались облака, Туманные вершины омрачая, Косматые, как перья шишака; Л вдалеке, как вечные ступени С земли на небо, в край моих видений, Зубчатою тянулись полосой, Таинственней, синей одна другой, Все горы, чуть приметные для глаза, Сыны и братья грозного Кавказа.
"Не плачь, не плачь, мое дитя ..." (стр. 303)