О красоте твоей молчать стыжусь, Мадонна,
Ты в незабвенный день предстала мне такой,
Что холоден с тех пор я к прелести иной,
К иной любви душа навеки непреклонна.
Как часто я гранить тебе сонет хочу,
Но слишком тверд алмаз, напилок изменяет,
И пред Лаурою душа изнемогает,
И холодней мой стих, чем лед, — и я молчу.
Открою ли уста, чтоб говорить — напрасно!
Немеет песнь любви в груди моей безгласной,
И ни единый звук к тебе не долетал…
Едва мое перо касается бумаги —
Ни вдохновения, ни мысли, ни отваги…
И с первым опытом я струны покидал!
Лукавый бог любви, я вновь в твоей темнице…
О пленник, покорись и воли не ищи:
Все двери заперты, и отданы ключи
Тюремщиком твоей безжалостной царице.
Уже я был рабом, когда заметил плен.
(Клянусь, — хотя никто не верит мне, я знаю)
С усильем вырвавшись из-за тюремных стен,
О них со вздохами, жалея, вспоминаю.
К темнице так привык, что воли не хочу,
И порванную цепь повсюду я влачу…
Таким огнем любви горит мой взор унылый,
Что, если бы теперь ты видела певца,
Сказала бы: «Судя по бледности лица,
Друзья, мне кажется, он на краю могилы».
<1893>