Посмотри на себя:
Ты увидишь морщинки досады,
Смотришь ты не любя,
Да любви мне твоей и не надо.
Белый пух тополей
Отлетел и растаял бесследно,
Ты не станешь смелей,
И любить тебе, кажется, вредно.
Ты идешь сквозь листву,
Мимо осени в легком дурмане
И не чтишь синеву,
Что идет мимо в волжском тумане.
Осень достигла своей середины
Или конца венценосной поры,
Стали невзрачными наши миры,
И потемнели речные глубины.
Небо пустынно, и чье повеленье
Бросило оземь красот чудеса?
Я так спокойно смотрю в небеса,
Но не встречаю красивых явлений.
Солнце и то, лишь слегка беловато,
Светит, не светит, и тени мертвы,
Травы засохли, как сестры листвы,
Радости красок, увы, маловато.
Так и в душе: ни тепло, ни морозно.
Вовсе засохла травинок ботва.
То ли я женщина, то ли трава,
Даже заботы стучатся не грозно.
Тонкие ветви прогнулись в движенье,
Золотом листья сверкали летя,
И золотилось цветное круженье
Всех пешеходов красою ведя.
В шелковом вихре металась березка,
Тканью нетканой касаясь небес,
С ветром умчались небесные слезки,
Так быстротечны слезинки невест.
Что тебя крутит, моя златокудрая,
Что ты в круженье роняешь листву,
И прикрываешь земелюшку рудную,
Иль ты боишься, чужую молву?
Что ты, не бойся, их веточки голы,
Кто в чем остался, в том молча стоит,
Видны их шрамы, от молнии сколы,
Только в тебе взбунтовался пиит.
Нет, не услышала, в гибком движенье,
Радуя взор и лаская мой ум,
Все продолжала цветное круженье,
С ветром, танцуя, не ведая дум.
Ко мне сквозь листья осени багряной
Явился ты незримою строкой,
И жизнь моя вдруг показалась странной,
И ты был мне, как прежде, дорогой.
Мне так хотелось видеть твои очи,
Их полумрак сердечной красоты,
И закружить с тобой во мраке ночи,
И любоваться миром, где есть ты.
Но вот беда: незрим ты и невидим,
Летит листва, желтея без тебя,
А ты исчез в своем небесном виде,
Мечта моя исчезла не скорбя.
И все ж приятны малые мгновенья
Былой любви, мечты, забытых слов,
Не хочется мечтать одной в забвенье,
И не уйти из памяти оков.
Чуть помечтать о некогда любимом,
И вспомнить лучезарные глаза,
И в наважденье с ним побыть единым,
А полюбить – московские леса.