И катался в закрытых глазах недостаточно муторный свет
Я с ней спал и любил. Это было не много, не мало -
Года три на двоих между окон и выцветших стен,
И скрипела кровать, и все время рвалось покрывало
На кровати дрянной, в привокзальной дрянной темноте.
Я не кончил тогда и свернул свое жалкое тело
И она без следа отвернулась к стене от меня
И спросила потом, почему она всем надоела
И что делать теперь, и за что ее все матерят
Я ответил со зла, присмотревшись к потекшим ресницам
Что не надо молчать и не надо курить сигарет
Что давно ей пора не любить, а ходить по больницам
И что ждут ее там, где ее, сердобольненькой, нет.
Но она не ушла, докуривши последний окурок
И легла на кровать вперемежку с постельным бельем
Так бы знать у кого, у кого нынче спит эта дура
Эта дура, которую мы зазываем и ждем
Я сижу в темноте на пустой и холодной кровати
И пытаюсь на слух распознать, кто заходит в подъезд
Где ее не хватало всегда, а на всех и не хватит
А она и не помнит навеки покинутых мест.
* * *
Это тянет в окно - не утянет -
Просыпаешься, куришь и спишь,
И пустые коробки с дождями
Мне не крутятся, падая с крыш.
Мне луна, зажигаясь от спички -
Под луною мне счастья искать -
Убегать по ночным электричкам
И по кучам сырого песка.
И от дома до самого ада
Догонять мне тебя, догонять -
По грязи зашатаются падать
Два мои деревянных коня.
Все быстрее сбивается с толку,
Ветер небо разбил и провыл,
Отрешенно кружатся осколки
В раздувающий шар головы.
И мотает короткую шею,
И глаза пятаками монет
Поднимают и снова немеют
Деревянные лапы коней.
Эта шея не рвется, не рвется,
Деревянные кони визжат -
Как-то высунуть торс из колодца
И накинуть на плечи пиджак.
И мотает короткую шею