И я сел - покурить, наплевать, и обратно пошел.
Мне оставили двести вина и немного картошки.
Помолчали. Спросили - "Принес ?". Я ответил - "Хуй в нос".
И я плюнул на жизнь - слегонца, как плюют на ладошки,
И допил эту гадость, и снова пошел на мороз.
* * *
Над всплесками глухих ударов
Нависла диаграмма флейты.
Волнился под ногой карниз,
В коротких спазмах саксофона
Качались люди на балконах,
Срываясь кверху или вниз.
Недостижимым образцом
По карте плавала Европа.
Жара плыла, как в кинескопе
Плывет туда-сюда лицо.
Над крышей уплотнялся цвет
Раскиселившегося неба -
Оно вращало корки хлеба,
И стайки порванных газет.
Холодный ветер растворял
В себе клочки температуры,
И непрерывные фигуры
Летели в нем через вокзал.
Все ближе прижималось небо
К земле, как пара животов,
Миньон волос и двое ртов,
Как ноги в отпечаток следа.
И небо, как чехол земли,
Ее накрыло тонкой пленкой -
По ней два маленьких ребенка
Ушли в мерцающей пыли,
И половины разных тел
Торчат теперь из небосвода -
Вокруг них катерок освода
Летал, пока не запотел,
И в очень ясную погоду
Мы видим две больших ноги,
В плохую - только сапоги,
А в дождь - подошвы и природу.
* * *
Здесь Ленский пешкою ладью