Струны: Собрание сочинений - читать онлайн бесплатно полную версию книги . Страница 5
Струны: Собрание сочинений - читать онлайн бесплатно полную версию книги . Страница 5
ЗИМНЯЯ ВЕСНА
«Пленен я старою Москвою…»
Евдокии Ивановне Лосевой
Пленен я старою Москвою,Но всё ж, от вас не утаю,Ее сочувственней поюДуши тончайшею струноюКак современницу свою –Не ту, что жадно на Арбате,Предавшись сытой суете,Не мыслит ныне о расплатеЗа Русь, что страждет на кресте.Но крест несущую достойноВ душе послушной до конца,Встречая всё, что так нестройно,Улыбкой светлого лица;Но созидавшую – давно ли? –Красу, достойную Москвы,Чей образ и в страстной юдоли,И в творческой грядущей долеС былым согласный стройно – вы.24.Х. 1921
«Какая боль – и свет какой!..»
Какая боль – и свет какой!И перед этим женским светомК чему в томленьи недопетомВся песнь твоя – с твоей тоской?К тому, что втайне не она ли,Дыша эфирностью высот,Нежданно к строю вознесетСвои нестройные печали.Так лучше затаи в тишиСвои молитвы и хваленья,Коль служит им для утоленьяСвятая боль иной души!Но, может быть, хоть на мгновеньеМой отраженный слабый звукЕй принесет меж долгих мукОтрадное самозабвенье.
«Не нужно мне уютного тепла…»
Не нужно мне уютного тепла,И камелька, и мирных тесных стен.Вся жизнь вокруг мне вовсе не мила:Ее тоска смятеньем замела,Ее обвил людской и пленный тлен.Меня зовет дорожная клюка,И легкая котомка древних лет,И доля, что от века нам легка,И ветер, веющий издалекаТуда далеко, где пределов нет;Где непохоже завтра и вчера,Но и слились, как русла вешних рек,Где жизни ширь бездумна и мудра,Что детская молитва иль игра,И как безгрешен грешный человек.
«Сладко песней мне делиться…»
Сладко песней мне делиться,Где – пускай едва слышна –К сердцу, что весною птица,Так доходчива она.Но еще милей и слаже,Если слушает ееСердце – сердце, где она жеВосприяла бытие.И понять ли, что такоеУлыбнулось тайно мне,В этом трепетном покое,В этой чуткой тишине, —В этом строе, в этом свете,Где страдальною слезойОдинокою – в поэтеОсиян напев земной?
«Я шел холодный и пустой…»
Я шел холодный и пустой,Я нес постылый груз –Я мог пленяться красотойПреодоленной и простойВ неволе тленных уз.И в мире новом я иду,По-прежнему согбен,И помню должную страду,Но словно в радужном садуПознал я новый плен.И стала ноша легче мне,Но песней грудь полна –И залила меня вполнеНавстречу радужной волнеПевучая волна.
«Малым младенцем я плакал от боли…»
Малым младенцем я плакал от боли.После я в жизнь перенесИ сохранил по душе и по волеИ возрастил на лелеянном полеДар благодатнейший слез.Собрал сосуд, расплескаться готовый;Но, упадая без сил,Хоть бы блуждал я и темной дубровой,Скупо делился со скорбью суровой,Щедро – любви расточил.Ныне под редкой осеннею сеньюВновь до краев налитойСлезный мой дар я несу умиленью,Весь предаваясь немому хваленьюПеред живой красотой.
«Я не знаю, я немею…»
Я не знаю, я немею…Или я назвать не смеюЭтой тонкой, радужной волны?Это – крылья? Это – сны?Но не смея, но не зная,Вижу я: вся жизнь – инаяИ цветет широко предо мной…Звездной россыпью? Весной?Это небо, эту землюОсязаю, чую, внемлю,Словно сердца трепеты в груди…Затаись? Поникни? Жди?Не таюсь я и не жду я:Вот нахлынули, ликуя,Звуки на меня со всех сторон!Весть? Молитва? Песня? Стон?
«И тени уносятся, тая…»
И тени уносятся, таяПред ликом светлым твоим;Поет тишина святая,А я вдали томим.Томим одиночеством думыО тесной, скудной земле, –И слышу немые шумы,Рожденные во зле.Бессонной пустынной тоскоюИзныла душная грудь;Не жаждет она покою,Но – мук живых вздохнуть.И с ними, и с ними в разлукеМои бессонные сны…А смутные эти звукиТебе уж отданы.
«Ты ли, странница, ты ли, паломница…»
Ты ли, странница, ты ли, паломница,Не тоскуешь по тихой судьбе,Что так вольно, так молодо помнитсяВ этой келье уютной тебе?Тихий свет разольется по горнице,Где лежишь на страдальном одре, –И бывалая воля затворницеСнится в душной и тесной поре.За стеною людская сумятицаДень и ночь неусыпно слышна:Всё кругом, одержимая, катитсяИ бормочет… А здесь тишина.И к иной тишине сердце тянется,Вьется светлый и радостный путь,И идет неистомная странницаВсей широкою ширью вздохнуть.
«Мои летучие напевы…»
Мои летучие напевыЛегко приемлет тишина;Цветочной пыли тоньше севыПолуденного полусна.И молчаливые тревогиВосходят на живом пути,Заворожительны и строги –Воздушным цветом процвести.И хоры стройные поплыли,Благоуханье стало звук,И светлым дымом вьются былиЦеленью приобщенных рук.И затаил свои рыданьяИ злую жизнь постигнул день,Как легкого недомоганьяОтдохновительную тень.
«Когда в ночи, покинув блажь людскую…»
Когда в ночи, покинув блажь людскую,Я прихожу в постылый угол мой,Я здесь один с бессонницей тоскую,Заворожен полуночной зимой.Мне холодно, мне пусто, мне унылоИ горько мне за наше бытие,Где сердце всё как будто не застылоУсталое и глупое мое.Но странный миг: опять его биеньяОтветствуют падению стиха,И во хмелю чужого упоеньяВся жизнь его улыбчиво-тиха.Грудь поднята упругою волною,Из глаз бегут горящие струи,И восстают сквозь слезы предо мноюНад зимнею бессонницей ночноюИ светятся над ней черты твои.
«Я научаюсь любить…»
Я научаюсь любитьОдиночества злые минуты:Рвутся, как сладкая нить,Все мирские ненужные путы;В сердце же вдруг напряглись,Словно стройные струны созвучий,Вдаль протянулись и ввысьК отдаленному – связью певучей.Ты не один, не одинИ для радости брошен безлюдью:Сколько душевных глубинТы коснешься горячею грудью!К боли ль польются твоиДо услады страдальные звуки, –Скажут отзвучий рои:В одиночестве нету разлуки!
«Радостью Люлли и Куперена…»
Радостью Люлли и КуперенаВстречен был белеющий рассвет –Засверкала искристая пенаПо волнам первоначальных лет.И душа моя помолодела,Позабыла о добре и зле,Юной силой заиграло телоНа весенней благостной земле.Гайден, Гендель, Вебер зазвучалиВ свете обновившегося дня –Строгим, чистым, светлым, как вначале,Поглядело небо на меня.Понял я, что стройными хваламиТы раскрылась, духа не тая,И в живом нерукотворном храмеРазлилась волной мольба твоя.
«И горький вкус во рту, и голова кружится…»
И горький вкус во рту, и голова кружится,И расслабление по телу разлилось,И трепыхается подстреленная птицаВ груди стеснившейся, что день пронзила ночь.Целительница-ночь раскроет крылья духа,И пламенный покров развеется как дым –И слышно явственно таившееся глухо,Крепя живую грудь дыханьем молодым.В полусознании кружения дневногоЯ, словно в немощном докучном полусне,Давно знакомое слежу опять и снова,И сквозь толпу теней ты недоступна мне.Водительница-ночь как бы родного краяПредел возлюбленный раскроет предо мной –И постижима ты, и, на тебя взирая,С тобой лицом к лицу я на тропе земной.
«Ничего-то я не знаю!..»
Ничего-то я не знаю!Что со мной? Скажите мне:Или сказочному краюВерен я по старине?Ах, как радостно, как славно!Помню, в юности моейБыло – словно бы недавно –Много светлых вешних дней.И теперь в окно мне странноЛуч веселый поглядел,На мороз я вышел рано, –Снег и ал, и синь, и бел!Что же это, в самом деле?Солнце жарко, холод лют,Золотистые капелиСлезы смеха с крыши льют.И пушистые сугробы,Щуря искрящийся взгляд, –«Отогреть бы нам кого бы? —Благодушно говорят:– Но, мороз, не тронь, не балуй,Проходи-ка стороной».Этак я могу, пожалуй,Полюбить и свет дневной!Не пойму, какою силойЭта зимняя веснаСтала вновь желанной, милой,Как в былые времена.А поймешь, так закружитсяКак от сказки голова.Этак долго ль с толку сбиться,Перепутать все слова?
«Тебя я безвольно несу…»
Тебя я безвольно несуНе всё ли, чем сам я владею, –Видений живую красуИ песню с тоскою моею?Хотел я поведать тебеВ унылом и горьком запевеО нищенской жалкой судьбе,О горе, о злобе, о гневе.Но ты улыбаешься мне –И в тихом твоем обаяньеШепчу: «Это было во сне.Меня разбудило сиянье».
«Как после разлуки…»
Как после разлукиГлаза не напьются глазамиИ жаркие рукиК рукам простираются сами,Живыми ночамиТак ныне с одной тишиноюВстречаюсь с речамиИ думой одною родною.И солнце со мноюЗастанет ее – и согретаПевучей волноюВесеннего раннего света, –Как песня, пропетаВ едином ликующем звуке,И сердца поэтаКасаются милые руки.
«Ах, как мог бы быть мир хорош…»
Ах, как мог бы быть мир хорошИ как я любил его когда-то!Я помню: в полях зацветала рожь,А вдали догорала полоса заката.Глубоко впивал я усталый дух,Взором плавая в ласковых просторах,И дышала земля, молилась вслух,И я слышал пенье, лепет и шорох.Теперь мечусь в четырех стенах,Ни земли, ни неба не знаю, не чую.И только в моих неисходных снах,Друг мой, тебя я жду, благую.И вот проходишь ты наяву,И коснешься меня, и тебе я внемлю,Небом милым как когда-то плыву,Вдыхаю цветущую, певучую землю.
«Как огласится бор взывающей зегзицей…»
Как огласится бор взывающей зегзицей,Не Ярославною ль, княгиней белолицей,В Путивле плачущей, невольная мечтаЖивотворительно и грустно занята?«Ах, полечу, – речет, – зегзицей по Дунаю,Рукав бобровый свой в Каяле искупаю,Омою князю кровь его глубоких ранНа теле доблестном…» Когда же осиянПередвечерний лес прохладным тихим светомИ влажен и душист, уж полный близким летом,А песня иволги над ясной тишинойПрольется полною и стройною волной,Всей женской бодрою и радостною силой,Исконной прелестью, улыбчивой и милой, –Твой просветленный лик всё ярче и роднейВстает над памятью первоначальных дней.
«Завспоминаешься и до того…»
Завспоминаешься и до тогоТы можешь иногда довсноминаться,Чего и быть, пожалуй, не могло бы,Но что тебе окажется дорожеВсего, что в жизни грезилось тебе.И, может быть, нельзя коснуться близкоДругой души, пока не разделилЕе воспоминаний и не сталиОни твоими.Пламенный Египет,Недвижный властелин пустыни мира.Пустых ночей чернеющая синь.Огромные неистовые звездыПрорезывают мглу тысячелетий.А в этой мгле – непостижимый Сфинкс.Согбенные ровесники вселеннойСидят недвижно. Белые бурнусыИ бронзовые лица видны ясноВ неизъяснимом свете. И молитваСлышна без слов.И сердце бьется, бьется –Твое или мое? Всё это былоТам, в вечности. Я вспомнил. Помнишь ты?
«Души твоей заветные преданья…»
Души твоей заветные преданья,Живую речь твоюС отрадою глубокого дыханьяСамозабвенно пью.Как ты светла! И как непостижимоРаскрытое твоеВ видениях, как бы текущих мимо,Иное бытие.Но я ловлю в их радужном движеньеНезримые черты –И, чудится, всё ближе выраженьеИх полной красоты.Одно, одно живое полуслово,И восстают в тишиЗа краем край таинственно-былогоСкиталицы-души.Так — лишь возьми смычок и скрипку в руки:Поет одна струна;Прислушайся: она в едином звукеНадзвучьями полна.
«Душа устала…»
Душа устала,А сна всё нет –И долгих летТаких немало.О, жизни жало!И яд, и мед –Всё изначалаВо мне поет.Но и полетСлагает крыльяВо мгле тенетМеж злого былья.И нет обилья,Разгулья слов,Услад усильяИ силы снов.Мне мир не нов;В нем нет отзвучийНа страстный зовМечты певучей.И пыл летучийПоник во мглеПод низкой тучейНа злой земле.О, пусть во злеИ в одичанье,Как угль в золе,Горит молчанье.В нем величаньеТебе, тебе.Земли вещаньеК иной судьбе.В одной мольбеВсё сердце сжало –Не о себе, –О, жизни жало!О, изначалаПоющий бред!А сна всё нет…Душа устала…
«Сегодня вечером придет весна…»
«Сегодня вечером придет весна», –Старушка белая мне так сказала;И в этом лепете душа узнала,Чем от младенчества жила она.И все несбыточные сердца сныОпять подснежниками засветлелиИ ожиданиями той весны,Что мне пророчествовали капели.Сегодня вечером и ты веснеОтветишь радостью и верой юной,С самозабвением звуча вполнеДушой певучею и полнострунной.И незапамятное – как родноеИ предносящееся – с ним однойНезабываемою здесь веснойВзойдет – всеоправдание земное.
«Ах, одного прикосновенья…»
Ах, одного прикосновеньяДовольно мне –И поплывут видений звеньяВ невольном сне.Ты всеми радужными снамиДаришь меня, –Нет меж виденьями и намиЗавесы дня.Взгляни, взгляни, какие нитиСплелись вдали:То от звезды твоей в зенитеЛучи стекли;И к ним восходит в тихой встречеВольней, полней –Сеть росных слез земных далечеС цветов — огней.Они горят, не померкая,Цветут, покаВ моей, прозрачная такая,Твоя рука.
«Прекрасная, прекрасная!..»
Прекрасная, прекрасная!Твержу я день и ночь –А всё мечта опасная,Безгласная, напраснаяНе отступает прочь.И вот ночному, смутному,Безрадостному мне,Скитальцу бесприютному,Загрезилось, как путному,О вольном вешнем дне.И вот меня, холодного,Замерзшего меня,Постылого, негодного,Но в холоде свободногоМанит язык огня.И вновь мне раскрывается:Не таять и не тлеть,Не каяться, не маяться, –А доля выбирается:Застыть или сгореть.
«Среди младенческой толпы воспоминаний…»
Среди младенческой толпы воспоминанийКакое для меня милее и желанней?Не знаю: всё равно слегка заволоклаЛюбви к минувшему светящаяся мгла;Чуть уловимые ответствуют пороюДуши растроганной лирическому строю.И ныне, если ты в тончайшей этой мглеМеня путеводишь с сияньем на челе,Невольно вдаль иду от нашей жизни внешнейТропой росистою навстречу зорьке вешней.Черемухи сплелись кистями надо мной –И горько сладостной разымчивой волнойПоят живую грудь. А то – распростираяЦветистый свой покров, полуденного краяВесна парит, горя. И цветом миндаляПовеют из-за гор долины и поля –И горькой сладости дыханью мало, мало –И жизнью не изжить всего, что миновало.
«Промчался вихорь по пескам пустыни…»
Промчался вихорь по пескам пустыни,Взрывая мощно их до глубиныИ вдаль стремя торжественно. И нынеТаинственно встают, обнажены,Развалины неведомого града,Почившая великая страна.Вот-вот стряхнет ожившая громадаВека веков томительного сна.И возвестят язык тысячелетийВещания священные камней,Премудрые, как старцы и как дети:От устья дней и до истока дней.И слово прозвучит – и вещим звукомПрольется в расширяющийся слух,Ответив сердца юным, полным стукам, —И воспарит, расправив крылья, дух.30.III-12.IV.1926
«С пасхальными колоколами…»
С пасхальными колоколамиСтихи поплыли, потекли, –Но над житейскими деламиМеня неправо вознесли:Мне деловые примечаньяВ тяжелый заданы удел;Вотще заветные звучаньяВ слова я перелить хотел.Мне стыдно прозы стихотворной, –Итак, я лучше передамНапев, поэзии покорный,Благоухающим цветам.Своим весенним ароматомОни достойнее – принестьО восхождении крылатомВсеозаряющую весть.20.IV-2.V.1926
«Блажен, кто напряжет глубинный слух…»
Блажен, кто напряжет глубинный слухИ слышит – на осях бегут шары,Чей радуется разрешенный духУчастником божественной игры.В согласии с безмерной сей игройОн слышит сердце малое свое:Болит оно – и в боли некий стройВсё частное объемлет бытие.Но те, кому крушение мировСквозь даль времен расслышать суждено, –Над духом их – разодранный покров,Под прахом – расщепившееся дно.В разладе сердце нищее болитИ меркнет слух, смежаются глаза,И скорбный дух лишь горько утолитОчей любимых жаркая слеза.24.IV-7.V.1926
«А если – та же тишина…»
А если – та же тишина,Немотствующая давно?Ни звука – и душа одна,Немая, канула на дно.Ни звука. Ветер бы подул.Молчит зиянье пустоты.О, лучше бы паденья гул.Ведь тишины не слышишь ты.Она нема, она пуста —И душно духу жить в тоске,Сухие раскрывать уста,Дрожа, как рыба на песке.Я больше не могу один.Приди ко мне, дай руку мне:Ты слышишь взлет былых годин,Внимавших звучной тишине.25.IV-8.V.1926
«Я помню деда: сельский богомаз…»
Я помню деда: сельский богомаз.И ныне под московский вешний звонВ лазурный утренний прозрачный насСочувственно припомнился мне он.Под куполом качаясь на доске,Чертить в лазури белые крыла;В оконце вдруг узнать невдалекеГорящий крест соседнего села;Перевести обрадованный взор,Чтобы увидеть: здесь и там, вдали, –Вон пашни и луга, река и борСвои кресты и купола зажгли;И напитав лазурной ширью грудь,Увидеть вновь свод осветленный свой,К лазури кистью белою прильнутьИ сердцем бьющимся – к любви живой.А солнца луч широкий сединыПриветливо ласкает и, косой,На лики вновь расписанной стеныЦветистою ложится полосой.И звон плывет – весенний влажный звон,Как над селом, над вечною Москвой.Воспоминания со всех сторон,Воспоминания любви живой.
«Оглянуться не успел…»
Оглянуться не успел,Как весна пришла;Городских смешнее делВсе мои дела;Но успел одним глазкомПодсмотреть весну,Прежде чем засел тайкомК бедному окну.Глаз к нему не подымалОт листов своихИ трудился, тих и мал,Бился, мал и тих.Но в какой-то глубинеЗнал: весна светла,Помнил: ты вошла ко мне,Ты ко мне вошла.Ты вела меня в поля –Чуять вешний дух,Слушать, как живет земля,Нежить взор и слух.Голы были луг и бор,Юны были сны…Поднял я к окошку взор –Листья зелены.3-16.V.1926
«Долгий день томления…»
Долгий день томления.Душный яркий зной.К вечеру моленияНапряглись грозой.Что-то там сбывается,Дальный друг, с тобой?Маяться бы, маяться –Да одной судьбой…Миг – всю тягость скинулаСловом ты родным.Тут гроза нахлынулаГромом молодым.«Молнию небесную, –Молвит, – принимайВ грудь, любви не тесную,В милый месяц май».25.V. – 7.VI.1926
«Всё веселюсь – и не знаю…»
Всё веселюсь – и не знаю,Куда мне деваться с тоски.Маюсь, хоть ближних не маю.И дни мне пустые легки.Вольно, глубоко дышу яРасцветшею пышной весной;Но, одиноко тоскуя,Печальная доля – со мной.Вот я один – и запелаНа воле в ночной тишине:Ей предаюсь я всецелоИ в ней растворяюсь вполне.И над тоской заунывнойВысоко, далеко звеня,Слышится голос отзывныйИ нежит печально меня.День настает – полнолюдныйИ плещет, и пляшет, цветя.Жизнью недальней, нетруднойОн тешится, мил, как дитя.Вновь веселюсь – и к покоюТихонько проходят они,Словно с пустою тоскою –Пустые и легкие дни.6-19.V.1926.Узкое
ДВОЙНОЙ ОТЪЕЗД
Скажите мне, ах, вспомните ли выХотя б одно заветное мгновенье,Где грусть моя в невольном вдохновеньеБыла б созвучна веянью Москвы?Мне вдалеке, у строгих вод НевыОтрадное певцам самозабвеньеВновь зазвучит о вещем откровенье,Светящемся и сумрачном, увы!Распутьями трудна моя дорога:Ночную ли подзвездную чреду,Полдневную ль как пристань я найду?Вас – да хранит до милого порога,Обретшую покров для бурь и вьюг,Напутствуя, благословенный юг.
НАПЕВЫ ГЕЙНЕЕвдокии Ивановне Лосевой
1. «Улыбка ее – лучезарная сеть…»
Улыбка ее – лучезарная сеть,И лет пронеслось уж немалоС тех пор, как раскинула дева ее,Как пленница в сетку попала.И бьется она в этом сладком плену,В тюрьме и прозрачной и зыбкой,Моя потерявшая волю душа –Блаженною пленною рыбкой.
2. «Друг мой, всё в тебе прекрасно…»
Друг мой, всё в тебе прекрасно:Очи, полные любви,Цвет, улыбкою цветущий –Губки умные твои.Сколько света и покоя!Но всего прекрасней – твойПолный мыслию глубокойГолос чистый и живой.
НОВОСЕЛЬЕ
Евдокии Ивановне Лосевой
По нашей родине печальнойСкитальцы бродят искониИ в тихости своеначальнойВлекут медлительные дни.Ревнуя дальнему спасенью,Отрадно страннику в путиПод мирной незнакомой сеньюПокой, как тайный знак, найти.А те, кого обстали стены,Иначе взысканные теНе знают милой перемены,Повинны нищей тесноте.Им – только веянье намека –Из тесноты до тесноты –И вот почуешь: там, далекоИные дали разлиты.И на случайном новосельеУлыбкой тихой в свой чередПроглянет легкое весельеИ словно роза расцветет.И всей певучею тоскою,Всё осиянней и светлей,На миг душа прильнет к покоюРодных приволий и полей.
«И чайник песенку поет…»
И чайник песенку поет,Вскипая на железной печке,И тихо лампочка цветет,Хоть не чета старинной свечке.И вкусно пахнет, как и встарь,Мой ломоть хлеба – чуть хрустящий,Слегка поджаренный сухарь,К плохому чаю подходящий.И так же страшный мир широкИ темнотой глядит в окошко,И так же тесный уголокПорой пугает хоть немножко.И так же чем-то жив поэт,Хотя подчас и друг ироний,И полуночи легкий бредИсполнен сладостных гармоний.
«Чтоб не спугнуть поющей птички…»
Чтоб не спугнуть поющей птичкиВ моем алеющем саду,Послушный радостной привычке,Всё осторожнее иду.И вечер золотой и чистыйС улыбкой думы на челе,Зеленокудрый и росистый,Одною песней голосистойДарит возлюбленной землеИ эту легкую прохладу,И этот свет, и этот сад,И этот льющийся по садуЛюбовной песней аромат.
«Какая грусть! Какая…»
Какая грусть! КакаяТомительная тишь.Я медлю, поникая.Ты плачешь. Ты молчишь.У ног твоих слезамиИ жизнью изойти,К твоим следам устамиПриникнув на пути.И стать – дорожной пылью;Развеяться вдали,Взлететь небывшей быльюОчнувшейся земли, –Но вылить в звуки мукиДвух одиноких воль.Ни встречи, ни разлуки.Не плачь. Какая боль!
«Уже лирическим волненьем…»
Уже лирическим волненьемДавно стесняется душа,С житейским тягостным смятеньемРасстаться силясь и спеша.И боль, и милая услада,Когда, слезой просветлена,Волну лирического складаВольна улавливать она.И словно бы струею вольной,Пахнуло с дальной стороныПевучей песней безглагольнойКрылом затронутой струны.Пускай душа в изнеможеньеТомится, бьется без конца, –Одно мгновенное движеньеНеизъяснимого лица, –И светлый взгляд, и полуслово, –Желанная благая весть –И нет уже смятенья злого,Поется и опять, и сноваО том, что в сердце солнце есть.
«Я смотрю: мимозы желтые кисти…»
Я смотрю: мимозы желтые кисти,Засмеявшийся луч весенний –И полны мои осенние мыслиЗолотых веселий.За гореньем разве не ждет сгоранье?Но горю я, гореть желая –И, ликуя, пью я твоих страданийЗолотое пламя.
«Живешь и ходишь по земле…»
Живешь и ходишь по землеВ своем обыденном жилище,Болеешь о добре и зле,Радеешь о насущной нище.А дух твой реет и живетВ тебе неведомом паренье.Порой на твой тягчайший гнетЕго забрезжит озаренье –И ты постигнешь: как волёнКружиться ветер в чистом поле,Так дышит, где захочет, он,Послушный лишь единой воле.И как в холодной вышинеОн вольно расширяет крылья,Так и в пылающем огнеОн не сгорит, как наши былья:Цветет и пламень неземной,И хлад нездешний, с ним в слияньеКак благодатное сиянье –Неопалимой купиной.
«Я грустно ухожу к существенности бедной…»
Я грустно ухожу к существенности беднойИз мира благостной и кроткой красоты,Приявшей злую боль с улыбкой всепобеднойИ в сердце нищее роняющей цветы.Простился и поник, замедлив у порога.Иду. Но в круге том вновь удержал меня,Нежданно засияв приветливо и строго,Свет обаяющий лазурного огня.И были отблеском покинутого мираСчастливой девушки мне милые черты,И я унес туда, где всё темно и сиро,Черемух нежные и горькие цветы.
«Ты уходишь? Помедли со мной…»
Ты уходишь? Помедли со мнойВ этот душный томительный час.Заглушенный дневной тишинойМилый голос мелькнул и погас.И томленья цветущего дняНапояет сверх силы сирень,И пылая, объемлет меняМне уста заграждающий день.Переполнена душная грудь,И сдвигаются тесно кусты:Глубже, глубже, уже не вздохнуть;В немоте стук висков… Где же ты?Погоди. Темнота, забытье,Миг один. Погоди.Душный стук. Бьется сердце твоеЗдесь – в моей – тесной – душной – груди.
«Вчера был день рожденья моего…»
Вчера был день рожденья моего.На важные наводит размышленьяИ скромное порою торжество:День завтрашний – день вашего рожденья.А нынче день незаходимый тот,В который Пушкин родился для мира, –И самое число его поет,Как вечностью настроенная лира.Благословен год, месяц, день и часНебесного к земле прикосновенья –И в радости да не смущают насНезрячести людской предрассужденья.Рожденной в мае, маяться ли той,Что красотой сияет вдохновенной?И на земле над бренной маятойДа будет ваша жизнь благословенной.