Струны: Собрание сочинений - читать онлайн бесплатно полную версию книги . Страница 7
СТИХОТВОРЕНИЯ РАЗНЫХ ЛЕТ
СОНЕТ
Безмолвен и угрюм, уснул дремучий бор,Овеян темнотой и сумрачными снами,И только иногда таинственный уборОт ветра зыблется прохладными волнами.И с пасмурных небес созвездий ясный взорВдруг упадет к земле спокойными лучами,И звезды озарят сквозь лиственный узорТревожно-спящий лес бесстрастными очамиИ снова скроются в тумане облаков…А на земле, в лесу, – мерцая робким светом, –Как будто устыдясь земных своих оков,Но жаждая небес и полные приветом –Для сонма дальних звезд призывом и ответом –Дрожа, горят огни пигмеев-светляков…СФИНКСЫ НАД НЕВОЙ (Из «Песен о каменном городе»)
Когда тревожно спит столица,И только пленная царица –Нева томится и грустит,И только трепетные волны,Тоской неведомою полны,Со стоном бьются о гранит, –На берегу тогда не дремлютДва сфинкса – и глядят, и внемлют:Глядят на пышную НевуИ внемлют плеску, внемлют шумуИ, погрузившись тихо в думу,Как будто грезят наяву.И край родной – родные ФивыИ Нила желтые извивы,Пустыни властного царя,И храм безмолвно-величавыйСо всей немеркнущею славой,И жизни дивная заря –Всё перед ними воскресает…Но их подножия лобзаетНе полновластная волна,Не нежит их горячей лаской,Не тешит их волшебной сказкой.Не здесь отчизна – их святыня –И раскаленная пустыня,И необъятные пески…Всё спит… Не слышат ветров люди…И сжались каменные грудиОт сожаленья и тоски…ВАЛЕРИЮ БРЮСОВУ (На книгу «Все напевы»)
Познавший грез, веков, народовИ перепутья и пути,Испытанный среди рапсодов,Свою нам песню возврати.Еще не все, не все напевыРодная слышала земля,Что слали яростные девыВо след пришельца-корабля –Где к мачте трепетной привязан,Ты расширял бесстрашный слух,Где в тайноведцы был помазанПытливый и крылатый дух.«Ты мудрости хотела от меня…»
Лишь с фимиамом песнопенья
Падет к стопам твоим поэт.
Фет
Ты мудрости хотела от меня –Пытливого и важного сомненья;А дождалась – восторгов песнопенья,Веселого и ясного огня.Когда над нами ярко солнце дня,Я не хочу ни ночи, ни затменья.Но в пламени спокойного гореньяМой фимиам плывет, мольбу храня.Его приемлет тихая лазурь.У сердца нет Ливана, злата, смирны.Мои напевы радостны и мирны,Не ведают ни слез, ни гроз, ни бурь.Порыв души восторженной, воскресниИ загорись на жертвеннике песни.1907«Я слышу ласковую трель…»
Иннокентию Анненскому
Я слышу ласковую трель –Пришел, пришел апрель.Звучит ли в сердце, на дворе льАпрель, твоя свирель?Не знаю. В мир и в сердце лейВсё легче и светлейНапевный дух твоих полейБелей ночных Лилей.3.IV.1909. Царское СелоЦАРИЦА
На сцене тусклого театраХолодной куклой восковойЛежит немая Клеопатра,Склонясь венчанной головой.Над ней грустят живые лица,Расширив тихие зрачки,И ждут – не вспрянет ли царица,И знают – не избыть тоски.Навстречу жуткому покоюЗвучат железные слова –И не исполнены тоскоюБез алтаря, без божества.Но нет! Насмешкою железной,Как шпага, тонок и остер,Над этой куклой бесполезнойГремит трагический актер.Была ли ты? Была ль царицейЖестокосердая жена?И ты ль отомщена сторицей,Печатью смерти сожжена?При плесках светлого театраС живою прелестью лицаВстает из гроба КлеопатраВ сиянье царского венца.В БИБЛИОТЕКЕ
А.А. Веселовскому
Как сладостно следить в пустой библиотекеПризнанья тихие желтеющих страницИ жить вне временных, условленных границ –В минувшем, может быть, но полном жизни веке.Предавшись добрых сил целительной опеке,В теченье медленном знакомых вереницТебя ласкающих, тобой любимых лицВ тиши мечтать о нем, о близком человеке.И сладостно узнать, что жизнь его душаДругая, близкая твоей душе, следила –Душа учителя. Вот – книга сохранилаПометы легкие его карандаша –Привычные черты. Как внове хорошаМечты и памяти связующая сила!1910ТАЙНЫЕ СОЗВУЧИЯ
I. «Машинкой для чудес ты назвал сердце наше…»
Где сердце – счетчик муки,
Машинка для чудес…
Анненский
Машинкой для чудес ты назвал сердце наше,Душетомительный, узывчивый поэт.В косноязычии музыки светлой крашеГорячечной души оледенелый бред.И тверды, как алмаз, живые очертаньяКристаллов пламенных. И в блеске их игры –Сияющая смерть и рай очарованья,И боль бессмертная, творящая миры.И в зимнем сумраке насильственных просоний,В ознобе и в жару глухого бытияПлывут видения страдальческих гармонийТуда – в холодные безмерные края.II. «Полусонная одурь…»
Полусонная одурьИ сквозь злое просонье –Словно в мокрую осеньХохотанье воронье.Полусумраком скользкимОтуманены взоры.Дня довольно, довольно!Опускаю я шторы.Только нет угомону,Только силы не боле,Только тупо не хочешьЭтой глупой неволи,И бездумья глухого,И покою, покою –Или жесткого словаС окаянной тоскою, –Канет каменный голос,Не живой и не сонный,В эту мутную одурь,В этот омут бездонный.III. «Банкомет бесстрастно мечет…»
Банкомет бесстрастно мечет,Ты уставил тусклый взгляд:Двойка, туз, шестерка – чет иль нечет?Бубны, пики, пики – две подряд.В дымном нищенском азартеС жарким молотом в груди,Как ложится ровно карта к карте,Неотрывно, пристально следи.Миг и вечность, жизнь и смерть, не споря,Над тобою и в тебе сплелись.Нет ни радости, ни горя.Карты пестры. Оглянись!Бледный день струится из-за шторы.Пробудился этот скучный свет.Ну, сомкни тихонько взоры,Навалившись на паркет.IV. «О, два одиноких горенья…»
О, два одиноких горенья –Последнего угля в каминеИ розы последней закатнойНа дальней мерцающей льдине!Пускай лишь игра отраженья,Мне роза мгновенная этаМерцает живой, благодатнойЛампадою вечного света.И мой уголек, остываяНа пепле почти бездыханном,Подернутый тусклою дымкой,Останется солнцем желанным.И тайна горенья живая,И тайна живая сияньяСегодня со мной невидимкой,Последнею тайной – слиянья.V. «Осенним вечером, когда уж ночь близка…»
Осенним вечером, когда уж ночь близкаИ звоны тайные плывут издалека,А дня не новые, слабеющие звукиУже разрознены – и мимовольной мукиВот-вот не утаят и канут без следаС остывшим воздухом в тьмозвездный хор; когда,Тускнея, облака сиротствуют, и силаИная, цельная, обняв, не погасилаИх тайношумного эфирного крыла, –Тогда душа земли с твоею замерла,Чтобы полней вздохнуть. И ваши души дышатНездешним холодом; оттуда звоны слышат, –И слезы росные простых цветов земли,Застыв и засияв, горенье обрели,Сны, несказанные в житейском напряженье,Созвучья тайные – земное выраженье.1910-е«Перед зеркалом жизни суровой…»
Перед зеркалом жизни суровой,Ничего на земле не любя,Я с какой-то отрадою новой,О, дитя, вспоминаю тебя.Снова ль ожил я сердцем ошибкой,Иль случайно проснулся душой,Но с своей непонятной улыбкойТы опять неразлучна со мной!Я не раб ни мечты, ни привычки,Нет туманных желаний во мне;Но твой голос, как пение птички,Слышу снова в пустой тишине;Но зачем же лицо молодоеНе играет румянцем живым?Что грустишь ты, дитя дорогое,Плакать хочется глазкам твоим?Пробудилась ли чудная сила,Чувство ль дышит в груди молодой?Расскажи мне, что ты затаила,Поделись своим горем со мной.Или лучше, что сердце терзаетЭту темную жажду души,Всё, что вновь для тебя расцветает,Если можешь – скорей затуши.Люди поняли голос рассудка,Голос чувства их мысли далек;Его встретит иль грубая шутка,Иль тупой, но нещадный упрек…И забудешь ты голос природы,Новой жизни немногие дни,За людьми, пережившими годы,Скажешь ты: «Были правы они!»Они правы, дитя мое, – верь мне,Они правы с их мыслью простой,Мы с тобою одни лицемеримИ одни мы страдаем с тобой.ВЕСЕННИЕ ЭЛЕГИИ. I
Слушай: когда ты отходишь ко сну, – простираясь на ложе,Вытянись прямо на нем, словно ты навзничь упал,Только спокойно и ровно. Персты чередуя перстами,Руки сложи на груди, кверху лицо запрокинь, –Словно готов над собою увидеть высокое небо;Очи горе возведя, после спокойно закрой:Так, что ни ночь, утаенный в пустыне старец-отшельникЛегши в гробу почивать, в смерти к бессмертью готов.«О милые, томные тени…»
О милые, томные тени,Вы трепетно живы далеко –И к вам устремляется окоВ предел вековечных видений.И в этой цветущей отчизнеДуша обретает родноеИ в сладостно грустном покоеВпивает дыхание жизни.Всё бывшее близким когда-тоОтныне почило далече.Чуть шепчет волшебные речиПоследняя сердца утрата.Я с ласковой нежною теньюВновь близок нездешнему краю,И верю былому цветенью,И тут, над последней ступенью,Прощальные слезы роняю.<1910-е>«Пусть и не скоро, и не ныне…»
Пусть и не скоро, и не нынеНад преклоненной головойВ возмездии иль в благостынеПровеет час мой роковой.Но словно мне уже знакомаИ землю дремой облеглаДуши послушная истомаПод шорох мощного крыла.Теперь, печален или весел,Влюблен иль равнодушен я, —Повеяв, жизнь чуть занавесилПолет иного бытия.<1910-е>«Едва ты завершил осенний круг работ…»
Едва ты завершил осенний круг работ,А всё хозяйская заботаНе кинула тебя, привычная – и вотС тобой вошла в твои ворота.Я здесь, гляжу кругом, – а двор уж перекрыт,И поместителен, и прочен.Пусть нынче выпал снег – и веет, и летит, –Ты им уже не озабочен.Так и не мыслишь ты, с заботою своейО человечьем пепелище,Что растревожил ты дворовых голубей,Разрушил где-то их жилище.А ночью слышу я – у нас над головой,Под крышей, незнакомый шорох;Уже до света – труд, поспешный и живой,Кипит, в невнятных разговорах.Прислушиваюсь я — и снова в тишинеСмыкаю томные ресницы –И как-то радостно и миротворно мнеПод сенью милой Божьей птицы.МОНАХИНЯ
Пройдя с вечернего стояньяНа монастырское крыльцо,Она недвижней изваяньяТаит померкшее лицо,И утомленная слезамиИ неудержною мольбой,Полузакрытыми глазамиЛюдей не видит пред собой.И чужды радостям и пеням,Спокойной смутной чередойПроходят люди по ступенямПеред черницей молодой.Ведь не пробудят в них алканийТелесной знойной красотыНи складки грубых черных тканей,Ни помертвелые черты.И пусть ее одежды грубы,Пусть руки сложены крестом,Пусть бледны высохшие губы,Так опаленные постом, —Но если сумрачные складкиТаят блистающую грудьИ, чуть слепите льны и сладки,Объятья ждут кого-нибудь!Но если мраморные плечиДрожат и рвутся на просторИ жадно жаждут жаркой встречи,Пока звучит церковный хор!И, может быть, об этом зналоЕе поникшее лицо,Когда она сошла усталоНа монастырское крыльцо.«Куда, мучительный поэт…»
Федору Сологубу
Куда, мучительный поэт,Всё неуклоннейМеня ведет легчайший следТвоих гармоний?Там в сновиденья бытияИ в рокот лирныйВольется вольно жизнь мояВолной эфирной.Там, с болью светлою твоей,Как дух бескрайной,Всё осиянней, всё светлей, –Расцветшей тайной –Вся мука дольная моя –Иной, эфирной –Вольется волей бытияВ твой голос лирный.«Нам неземные речи нужны…»
Нам неземные речи нужны,Как птице крылья для полета.Без них мы злобны и недужны,Иль жаждем тайного чего-то, –Меж тем как темная влачитсяДней нежеланных вереница.А далеко от этой были,В стране, от здешней слишком розной,Вся жизнь, какой мы грустно жили, –Невероятной, жуткой, грозной,Но вещей, встанет – как дорогаК пределам звездного чертога.1913-1914EPIMETRON
Вспомни: когда-то Жуковский для «гексаметрических» сказокСмело, находчиво – «свой сказочный стих» изобрел;Если же – даже не сказкам, а только всего эпиграммамНесколько вольный порой дам я в стихе оборот, –О, Аристарх, не хмурься, прости мне невольную вольность:Остановить ли перо, давши свободу речам?То вдруг в начале стиха пропадет ударенье куда-то;То в середине его днем и с огнем не сыскать.Знаю: цезур буколических (коим в двустишиях – место ль?)Несколько даже найдешь: слышит то ухо мое.Знаю еще прегрешение злое (horribile dictu!):Германа строгий закон я зауряд преступал.Знаю – и эта вина не невиннее многих, пожалуй –Синтаксис темен подчас, как у детей, у меня.Знаю и много еще преступлений великих и малых,Знаю – и всё же тебе шлю эпиграммы мои:Верю – меня бы простил, пожуривши, с Жуковским и Гёте;Строже ль маститых отцов будешь ко мне, Вячеслав?Март 1914. Тифлис«Сегодня какою-то легкою мглою…»
Сегодня какою-то легкою мглоюПодернут осенний город мой –Мечтой не больною, дремой не злою,Прозрачною, легкою, нежной мглой.Я из дому вышел, гляжу – и радаЧему-то бывалому душа,Как будто бы маревом ПетроградаВлеком я на крыльях, вдаль спеша.Но стены кремлевские смутным взорамПредстали, над ними – купола:Таким кружевным и сквозным узоромНевнятная сказка вдруг всплыла.Взгляни: окрыленные легки люди;Внемли: то не крики, то хвалы, –Мольба о желанном и близком чуде,Уже восстающем из светлой мглы.1915ВЯЧЕСЛАВУ ИВАНОВУ
Откликнись, друг! Услышать жаден яИ уж заранее невольно торжествуюПред тем, как воспоет годину боевуюДуша звучащая твоя.Мне памятны ее живые звукиВо дни недавние бесстрашия и мукиРодных полунощных полков;И ныне ли, когда их жребий не таков,Когда венчает их величием победыСудьба-звезда, какой не ведали и деды,Не вырвется из пламенных оковВсерасторгающее слово?Под обаянием великого былогоЯ верю: на Руси не надобен певецНа вызов славных дел; но сладок он для славыИ нам в биении созвучном всех сердец,И братьям-воинам, когда вернутся, здравы,На лоно мира, наконец.1915«Я не знаю, друг мой милый…»
Я не знаю, друг мой милый,Для чего расстались мы,Если страсти с прежней силойВерными остались мы.Я не знаю, друг мой дальний,Для чего в разлуке мы,Если в душах цвет миндальныйРаспустился к дням зимы.Я не знаю, друг мой вечный,Для чего в печали мы,Если жизни быстротечнойСчастья не вручали мы?КОСТРЫ
А.П. Остроумовой
Завороженные вчераНочным, безумным древним парком,Мы пламенели в мире яркомРоскошно-буйного костра.А к утру в серое окноСтучался дождик полусонно,Роптал, шептал неугомонно,Твердил, что суждено – одно.Я думал – не увидеть мнеСегодня ласкового неба;Но в полдень колесница ФебаНеслась в лазоревой стране.А позже – в пурпуре цари,Клубясь, проплыли – лик за ликом —И в чуде стройном и великомЗажегся строгий пир зари.«Ты не слышишь музыки вселенной?..»
Ты не слышишь музыки вселенной?Не впиваешь дальней тишины?И не веют радостью нетленнойНа тебя дымящей ночи сны?А в тебя, как я,О, любовь моя,И цветы, и звезды влюблены.Ты сама неведомых гармонийИ блаженной тишины полна;Как цветы, истомных благовонийИ, как звезды, трепетного сна.И весь мир любя —Ты в одну себя,Как цветы, как звезды, влюблена.«С болезненным румянцем на ланитах…»
С болезненным румянцем на ланитах,Окрасившим померкшие черты,Бесценным грузом грез твоих разбитыхОтягчена, проходишь тихо ты.Забытая молвой тысячеустной,Незнаема корыстной суетой,Над ними ты с улыбкой тонкой, грустнойВзор устремила, ясно поднятой.Ты ждешь – чего? Я ль разгадать сумеюВ спокойной боли гордого лица?Так царственной походкою своеюПройдешь весь путь, я знаю, – до конца.«Я не один в полуночной вселенной…»
Я не один в полуночной вселенной,Лишь ты придешь за мной,Сестра души моей, – с улыбкой неземной,О, призрак незабвенный.И знаю я – ты скоро улетишьИ, бледной дымкой тая,Улыбкой изойдешь, как тонко разлитаяПленительная тишь.И грустно мне, но грустью неземною:Ты, светлая, маня,Влечешь в эфирный край и в свой полет меняИ таешь там со мною.«Так, опустись неслышно, призрак милый…»
Так, опустись неслышно, призрак милый,Меня крылами томными овей.Твоей таинственною смутной силойДуша моя болящая живей.Ты, призрак светлый, томный и прекрасный,Меня коснись движением крыла, –И вереницей легкою и яснойТень зыбкая за тенью поплыла.И в неге их неслышного полетаВот я плыву – разливом милых дум,И в этот сумеречный час – дремотаВнятна душе, как этих листьев шум.И к тайне нам знакомого пределаМы ближе, ближе – цельны и вольны.Мгла светлая живой простор одела,И голос листьев словно плеск волны.«Будет всё так же, как было…»
Будет всё так же, как было,Только не будет меня.Сердце минувшего дня не забыло,Сердце всё жаждет грядущего дня.Бьется ж – слепое? – мгновеньем бегущим,В вечность, дитя, заглянуть не сильно.Знает себя лишь; в минувшем, в грядущемБездну почуя, трепещет оно.Жутко и сладко; и вдруг – всё забудет,Тайну последнюю нежно храня:Так же, как было, да будет;Так же, как не было, так и не будет меня.Не позднее 1917ОДНО ИЗ ДВУХ
Поэт? Поэт – несчастный человек,В груди носящий груз тягчайшей муки,Уста его так созданы, что воплиИ стоны, сквозь уста вдруг прорываясь,Как музыка, гармонией звучат.Поэта участь – участи подобнаЛюдей, в быке тирана Фаларида,В несокрушимо мощном медном чревеСжигаемых на медленном огне;Их крики, вопли их не сильны былиРаскрытый слух тирана потрястиИ сладкой музыкой ему казались.Толпятся люди так вокруг поэтаИ повторяют неустанно: «Пой!Пой снова!» – или: пусть опять, опятьМученья новые терзают душу,Лишь только пели бы уста, как прежде,И не пугали нас, и оставаласьВолшебной — музыка.«Ты ждешь, когда округлый плод…»
Ты ждешь, когда округлый плодНа ветви согнутой нальется,И аромат свой разольет,И над тобою колыхнется.Ты ждешь – медовая луна —Всё осиянней и круглее —Вполне кругла, томна, полнаНад краем липовой аллеи.Ты ждешь – вот страстное виноЗа край переполняет чашу,Переплеснется – и, хмельно,Зальет, заполоняя, душу.Ты ждешь – единый полный звук,Взрастая творческой игрою,Взнося разрозненное к строю,Сомкнет – как небо цельный — круг.«Хоть заштатная столица…»
Хоть заштатная столица,Городок наш деловойКопошится, веселитсяНад чудачливой Невой.Сочетанье шутовскоеНочи с днем, тепла с зимой,В пляске Витта, как в покое,Бредит вслух глухонемой.В эту гниль, и слизь, и слякотьСлавно Питером брести,С двойником своим калякатьБез путя, хоть по пути.И желанья, и вопросыДраной шубой запахнуть,Дымом скверной папиросыПодогреть пустую грудь.А с погодою бесстыжейИ поспорить не моги.Ну, пускай холодной жижейЗахлебнутся сапоги, –Как они, твоя сквознаяВосприимчива душа,Ты идешь, куда – не зная,Дымной влажностью дыша.Что ж? Не хочешь в воду кануть?Шепчет вкрадчиво двойник:Без догадки – в небо глянуть,Что же к лужам ты поник?И на небе словно лужи.Благодатная пора!Стройность оттого не хуже,Что гармония сера.Верь, напрасно оробела,Что за нею ни гроша,И шатается без дела,Вся прокурена, душа.Для чего же, в самом деле,Ты и дышишь как поэт?Сообразностью без целиУбежден ты или нет?Разве ветерком подбитыйСаван треплют чудакиНе по всей Руси сердитой, —У одной Невы-реки?«Небесного коснулся дна…»
Небесного коснулся днаТвой дух глубинный, голос лирный:Такою стужею надмирнойДуша твоя опалена!Нездешней силой сердце билось –И переполненная грудьЭфир разреженный вздохнутьУспела – и остановилась.«Не прикасайся, друг, к моей душевной язве…»
И ни единый дар возлюбленной моей,
Драгой залог любви, утеха грусти нежной.
Не лечит ран любви, безумной, безнадежной.
Пушкин
Не прикасайся, друг, к моей душевной язве:Она всегда свежа. Скажи мне только: развеТеперь, когда лежу бессонный, нищ и слаб,Судьба-причудница склониться не могла бНа давние мольбы?.. Нет, слушай: этот милыйЛисток украденный – залог, но взятый силой, –Хранивший несколько ее случайных строк,Он должен был истлеть, – единственный листок!И вот года плывут. Ужель не минет кара?Ужели позднего мне не дождаться дара?Хотя бы звук один — как дальний рог в горах,Как имя нежное на шепчущих устах.«И площадь, и камни, и люди…»
И площадь, и камни, и люди,И звонкий прозрачный мороз;И в звоне, и в шуме, и в чудеИз детской спокойной грудиПризыв, словно песня, пророс.«Подайте на хлеб слепому», –И где всё стремилось, и гдеВсё стыло, – дыханью тугомуПахнуло совсем по-иному:«Спасибо на вашем труде».И мальчик повел слепого,А песня просилась в ту ширь,Откуда неспешно, суровоБрело певучее словоИ малый его поводырь.«Расцветали фиалки, распускались березки…»
Наталье Васильевне Яницкой
Расцветали фиалки, распускались березки,Я брела по дороге, я дышала весной.Рассыпало мне солнце золотистые блестки,По кустам, по дороге, предо мной, надо мной.Небеса голубели – и взвивались, и пелиВоскрешенные птицы – и журчали ручьи.Переливные трели в росных каплях горели,И звенели – ужели? – ими грезы мои.И брела я и пела, и на небо глядела,И глядела на землю, что цвела и звала,В блестках утра горела, улыбалась и пела,И стопы мои грела, так любовно мила.И последнее слово я услышать готова:Вот душе распахнется заповедная дверь.Вдруг блеснуло – и снова. Я нагнулась – подковаМне раскрыла ворота: счастью новому верь.Ах, полна ты, примета, мне такого привета,В это утро весною ты со мною, мечта;Ты пророчица света, молодая примета,Словно песня поэта – разлита красота.21.VI-14.VII.1920ОСЕННИЙ ПРАЗДНИКНаталье Васильевне Яницкой
1. «Нежат светлою печалью…»
Нежат светлою печальюАстры в дремлющем саду.Так задумчиво иду.А над меркнущею дальюЛегкий сон в полубредуИероглифы лелеетЯсных звезд – и дремой веет.2. «Смешно на августовском пире…»
Смешно на августовском пиреЗакатных красок и цветов,Где жаждет взор раскрыться ширеИ легкий дух лететь готов –Хоть словом пышным и богатым,Хоть песней тихою без словРавняться с этим ароматомПевучих, вечных вечеров.26.VIII-8.IX.19201 СЕНТЯБРЯ 1920
У меня и косы жестковаты,И совсем не в меру плосок нос;Я набита вместо мягкой ваты,Верно, горстью этих же волос.Но зато могу сказать я прямо:Мне к лицу и мил костюмчик мой.Ты меня полюбишь – правда, мама?И в постельку ляжешь спать со мной?Утром чуть подымешь ты ресницыВесело на ясную зарю,Или хоть на бледный свет денницы –А уж я во все глаза смотрю.1-14.IX.1920.Томск«Воспоминанья мне являют свет…»
Воспоминанья мне являют светМорозным и блестящим первопутком,И в воздухе разреженном и чуткомКак бы звенит ласкающий привет.А ныне мир приземистых одет,Снует вокруг в круженье жадном, жутком,И редко тихим, чистым промежуткомДуша вздохнет. Успокоенья нет.Пути ее глухие тяжки, строги,Едва бредут по колеям дорогиУхабистым, изрытым и кривым.Вдруг девственной наляжет пеленоюНа буром белый снег – и тишиноюПовеет мне – и духом вновь живым.22.XII.1920-4.1.1921 Петербург«За богинь торжественного спора…»
За богинь торжественного спораВ воздухе кипит и смех, и стон –Пламень, распаленный силой взораГорделивых и ревнивых жен.Озарились мраморные лицаЗа безмолвьем – ярче и живейВспрянул говор судей и гостей,Приговор над красотой творитсяТот, что сквозь века поет цевница.«Я не забыл тебя. Дышать последней страстью…»
Я не забыл тебя. Дышать последней страстьюТак сладко мне.Навечно ли я предан безучастью,Лежу на дне.И тусклая волна мне взоры заслонила,Дыханье захватив;И мягкая меня повергла силаВ немой разлив.Нет, пламенный, плыву воздушною волною,Свободен и крылат;Ты, нежная, горишь и дышишь мною,Спален разлад.Я не забыт тобой. Тобою торжествую,Обугленный в огне,Вдыхая страсть последнюю, живую –И сладко мне.«Сквозь утренние томные мгновенья…»
Сквозь утренние томные мгновеньяМне слышен звон торжественной Москвы.И помню я: сегодня воскресеньеИ день усекновения Главы.Уже осенней жертвенной листвыСтрадальческое светлое гореньеВ разлитии нетленной синевы.Тут, за окном – влечет меня в паренье.И верит дух – вновь высью потеку,С телесной ветхостью забыв по прахеПриниженную дольную тоскуПророк сложил – на блюде, не на плахе –Главу окровавленную, – но вотЗвон светлый воскресение поет.29.VIII-11.IX.1921 Москва«Ее увидел на закате…»
Надежде Григорьевне Чулковой
Ее увидел на закатеВ одежде стройной, на коне –И то виденье в легком злате,Тень тонкая, живет во мне.И таково воспоминаньеО небывавшем никогда;И в тихом творческом молчаньеВстает иная череда.Над опустелой колыбельюСклоненная, стоит она,Страдания нездешней цельюТаинственно осветлена.И словно шепчущий далечеУмильные молитвы вслух,Благоговейно теплит свечиИ слезы льет мой скорбный дух –И видит: тихо к аналоюПоникло строгое чело –И песнопевною хвалоюСияет чисто и светло —И на раскрытые страницыПриятых мук души другойПолусмеженные ресницыСлезу роняют за слезой.24.X.–25.XI.1921 Москва«О, приходить ли в ужас мне…»
О, приходить ли в ужас мне, –Как в диком и безумном сне, –Что мною съеденная каша –Нет, не моя, а – ваша, ваша?!Что завтра, в праздник, может быть,Ее придется вновь варитьВам по моей вине безбожной?!Нет, невозможно, невозможно!Всю ночь метаться буду я,Вздыхая, плача, вопия,И вот, страдальца утешая,Ко мне приходит крыса злая, –И тихо слезы льет со мной, –Но я ей молвлю, сам не свой:«Друг незабвенный, друг прекрасный!Все утешения напрасны!»И для чего, не знаю сам,Остаток каши ей отдам…Чтобы страдать потом всецело –Не за одно лишь злое дело!5.XI.1921. МоскваНЕВСКИЕ РУСАЛКИ
Вячеславу Иванову
Когда-то юною и ласковой наядойРусалка невская, поднявшись над волной,Мой ранний робкий пыл негаданной наградойПленила, так мила под майскою луной.Года – и вот, полуночью осенней,В туманном мареве, в бессильном полусне,В болезненной игре зеленоватых тенейРусалок хмурый сонм явился ясно мне.О напряженные страдальческие лица!Вон клок полуседой к худой груди прилип.И рвется эта грудь в какой-то звук излиться,И ищут руки струн. Но слышен только хрип.И ныне страшно мне: вот только лед застынетКорою тонкою под первым снегом, вдруг –Вдруг черная вода прорвется и нахлынет –И трупы выплывут утопленниц-старух.МЫШКА
Ты слышишь? Слабый шорох,Опять. Вон там, в углу,Где спит бумажный ворохСтаринный – на полу.Ах, притаился. Тише.Вон серенький зверекУж на столе. Чуть слышноПеребирает книжки.Блестит его глазок.Молчим. Не шевелитсяНичто. Нигде. ОднаНе хочет затаитьсяШуршащая страница –И мышка нам слышна.Ребяческие книжкиО счастье на земле,Фарфоровая мышкаНа письменном столе.7-20.VII.1922ДЕВЯТОЕ ДЕКАБРЯ
Ах, слушайте, Анна, Анна,Заздравную песнь мою!Душа почти бездыханна,Но тихо для вас пою.Какое счастие в звуке,Когда чуть шепчут уста,А к небу воздеты руки,А высь над тобой чиста!Да будет вышних гармонийВам тайна всегда слышна,Да в нашем плаче и стонеСлетает к вам тишина.По звукам райского клираТомится моя тоска.Но страшно: слабая лираМне слишком, слишком легка.1922«В жилище доброй феи…»
В жилище доброй феиЗабудем хандру и сплин.Гораздо нам веселееНе праздновать именин.Как локон хризантемыПленительно развита,На старые милые темыПоет, рискуя, мечта.Ведь ей и слов не надо;Один душевный уют –В прохладной зелени садаС ней пестрые птицы поют.И радуясь безлюдью,Забыв и хандру, и сплин,Всей полною птичьей грудьюЗвенит хоть миг один –Веселый напев именин.9-22.III.1922 Петербург«Когда земля под острою лопатой…»
Когда земля под острою лопатой,Разрытая, поддастся глубокоСырою глыбой, черной и богатой,Работать мне и тяжко и легко.Мне в тягость эти глубины немые,Таящие подспудных сил пласты;Покорная над ними никнет выя,Рабыня неизбывной тяготы.И мне легки, мне радостно пахучиБросаемые черные комки,Как будто их же силою могучиЖивые взмахи роющей руки.И взглянем мы, спокойные, на небо,Над нами твердь глубоко холодна;Тепло дыханье тела, поля, хлеба, –Но глубь земле холодная дана.19.V.1923«Не возвратиться временам…»
Тому, что было, не бывать,
Иные сны, иное племя.
Фет
Не возвратиться временам.Всё устремляется к иному.Но ведь не позабыть и намТропы к родительскому дому.С былого свеян легкий дым.Сегодня бродишь всемогущимКаким-то облаком седым.Но мы гадаем о грядущем.Побеги нераскрытых силСвоей лелеем мы любовью,И их расцвет заране милНад черной облачною новью.И что бы ни было сейчас, –Нося в себе любовь былую,Они ответят поцелую,Они оглянутся на нас.15.VII.1923ИЗ АЛЬБОМА Л.М. ЛЕБЕДЕВОЙ
1. «День суетный глядит ко мне в окошко…»
День суетный глядит ко мне в окошко,Бесчувственный к страданию и злу.А в комнату отворочусь немножко, –Котеночек играет на полу.Цыганочкин котеночек, – я знаю, –И с тихой нежностью любуюсь им,И простодушно сердцем отдыхаю, —Но скоро вновь тревогою томим.Войдет она… Вчера иная феяЗдесь, помню я, с загадочным огнем,Котеночка лаская и лелея,Душила вдруг в объятии своем.Цыганочкин котеночек дареныйКазался ей зловещим — не к добру…Нет, я слежу с улыбкой умиленнойЖивую простодушную игру.Ведь этим самым бархатным движеньемК ней на колени прыгал он. Вот-вотС улыбкой вдруг цыганочка войдет,Ненужный день своим заворожив явленьем.23.VII-5.VIII.1924.Москва2. «Когда одну потерю…»
Когда одну потерюНошу в душе своейИ счастию не верюВсё горше и больней, –О, как мне не боятьсяЗа грустный свой покой?Не боязно ль расстатьсяС безмолвною тоской?А ты проходишь мимо,Смущаешь и томишь,Прорвав непостижимоМою глухую тишь.И словно мимовольноВзгляну – и запою –И растревожу больноОдну тоску мою.К душе душою ближе,Но вновь уныл и нем, –Я слышу: Подойди же!И вздох тоски: Зачем?14-27.VIII.1924.Москва3. «Под открытым небом Юга…»
Под открытым небом Юга,Руки тонкие воздев,Ты, стихий живых подруга,Очи ширя от испуга,Внемлешь тайных сил напев.И стопой своей крылатойДольный трепет окрылив,За восторг священный – платойНам приносишь дар богатый,Дар любви – иероглиф.Что же здесь в тоске унылойБредят косные рабы?В этой смутности постылой,Да, и здесь целебной силойТы – как дольный зов судьбы.Пусть же день скупой и серыйЗагорится без тебя,Окрыленный стройной верой:Терпсихорой и КиферойОбновимся, полюбя.23.VIII.-5.IX.1924.Москва«Дарила осень мне, бывало…»
Ольге Максимилиановне Новиковой
Дарила осень мне, бывало,Живую песню не одну;Ее цветное покрывалоМечте не раз наколдовалоИную, лучшую весну.Но эта творческая негаМеня покинула давно.Ждет сердце зимнего ночлега,И в тихом сне степного снегаЗапеть ему ли суждено?Иль сердце странника томится?И уходя в холодный путь,Как робкая ночная птица,Крылом в окно оно стучится –В тепле уютном отдохнуть.7-20.XI.1924. Москва«Я молил бы Аполлона…»
Я молил бы Аполлона,Чтоб из милостей своихДал он мне АнакреонаСветлый взгляд и светлый стих;Или дал бы мне напевыТе, что ведал Феокрит,Те, какими сердцу девыОн поныне говорит;Только, смертный, не разгневайБога суетной мольбой:Говоря с любимой девой,Лучше будь самим собой.Подчинясь судьбе охотно,Я красавицу моюИ легко, и беззаботно –Как умею, так пою.10.XII.1924«Когда потух приятель-самовар…»
Когда потух приятель-самоварИ мирные слышнее разговоры,И вздох души, как легковейный пар,Пал на стекла морозные узоры, –О чем же ты задумалась, душа,Куда мечтой привычной улетела?Всё думал я: как Ольга хороша,А до других – какое дело!P.S. Нет! В заключенье вспомним, милый друг,Суровые ответы без обиды –И не одну мы помянем, а двух,И стих украсим рифмой Зинаиды.27.XII.1924«Уж так ли был неправ в ответе славном…»
О.М. и И.А. Новиковым
Уж так ли был неправ в ответе славномТот пьяница? – «Не надо мне ходить!»Не пить трудней, чем не ходить, – конечно.Ну, а попробуй, скажем, не курить. –Однако, вред. – Но вредного себеНельзя не делать в жизни. То да это, –Как разобраться, выйдет вообще:Жить вредно. Так вреди уж на здоровьеВсяк самому себе. По этой частиКуренье мне особенно любезно:Оно насущно стало для меня.Ведь куришь не для самоуслажденья;А если надо прямо ставить цель, –Здесь возвышенье, утонченье духаВ ущерб – чему? Ничтожному, поверьте.А, так сказать, соседних удовольствийНемало здесь. Я корчить знатокаНе собираюсь: чуждо мне эстетство.Конечно, толк я знаю в табаках,Да это нынче ни к чему не служит.Затеи лучше брось. Я даже склоненНаперекор традиции и вкусуУсладу в том найти, что обкурюНовешенькую трубочку. И еюИграю как дитя. И целый вечерЯ занят ей: то в пальцах поверчу,То поднесу к губам, слега продую,То медленно, старательно набьюИ, не спеша, еще полюбовавшись,Чуть зажимаю чубучок зубами;Закуриваю – и приятна свежестьПервоначальная привычки старой –Свежеет мысль моя. А из чего жеИ бьемся мы? Вот тут и говорите,Где вред, где польза. А для пользы жить,Так пользы и не принесешь, пожалуй.<Середина 1920-х>«А скиль-парэ, мы все согласны…»
А скиль-парэ , мы все согласны, –Санузский и компри народ, –И наркомфлирт всегда прекрасный,И сам замнаркомспаснавод, –Врэман , Санузская ЭдемскойОбители сандут милей –И как прославленной Телемской,Девиз раблейский пел бы ей.Ке вуле ву? Над воротамиДю паради была б мудра,Фигюрэ-ву , судите сами,Одна строка: фэ ске вудраА, пар экзампль! Иное слово,Же ву дирэ как наркомис,Тужур прекрасно, хоть не ново –Войон , расширим наш девиз.Мор-блё ! Нон когито сед эдо ,Анкор с прибавой: эрго сум…Me бон зами ! После обедаЖе сюи тро люр для этих дум!Иси-ж спландёр ! – как панорамаВ едином росчерке пера!Де тут ля репюблик программа.Вив ля Санузия! Ура!«Лень ли это злая, добрая ль усталость…»
Лень ли это злая, добрая ль усталость,Легкая ль покорность серенькой судьбе,Если оскорбляет маленькая малость.Если расслабляет плохенькая жалостьК самому себе?Пьяненькую песню гаденьким фальцетомПроскрипит охотно дряблый старичок,Вовсе не мечтая, даже под секретом,Что и он приходит все-таки поэтомВ жалкий кабачок.Пьяная привычка, без которой плохо,Словно без косушки горького вина, –Песня в одиночку, песня вместо вздоха,Хриплая, лихая, как царя ГорохаЛихи времена.Зла ль моя усталость, лень моя добра ли,Нам легко живется с бабушкой судьбой:Смирненькие внучки тихо поиграли,Тихо поскучали. Никнет сон печалиНад самим собой.2-15.XI.1925. Петербург«Какая грусть – и как утешно…»
Какая грусть – и как утешно,Что в наши злые времена,Когда живем мы так поспешноИ нами шутит сатана,Что в наши дни и небывалых,И неразгаданных утратМы в силах жить средь жизней малых,Смотря вперед, а не назад;Петь над бурлящим морем мутным,Следить за блесткой на волнеИ ясным отблеском минутнымВмиг душу напитать вполне;Плесть в вешней радостной истомеНадежды радужную нить;И ветхий вечер, в мирном домеНад смертью кошечки грустить.23.IV-6.V.1926 Москва«Хорошо встречать весну…»
Хорошо встречать веснуВместе с милою деревнейИ родную сторонуМиловать любовью древней;Слушать жаворонка трельИ в лазури с ним купаться;Ликовать, что смог апрельГрома первого дождаться.Солнце льется горячейНад пахучей черной пашней;А в логу бурлит ручей, –Не унять живых речейО весне – красе всегдашней.И прозрачных юных рощВоскрешающая нега,В теплом вздохе ветра – мощь,И играет первый дождьНа последних пятнах снега.25.IV-6.V.1926. Москва«Когда ты плаваешь в искусстве…»
Фейге Израилевне Коган
Когда ты плаваешь в искусствеИ не печешься ни о чем,Какой восторг противочувствийБьет гармоническим ключом!Ты потрясен – и ты растроган,Ты тишь да гладь – ты ураган;Ты восклицаешь! Фейга Коган! –И шепчешь ты: Фейга Коган.22.V-5.VI.1926.Узкое«Кто скажет нам, что горестно, что сладко?..»
Ольге Максимилиановне Новиковой
Кто скажет нам, что горестно, что сладко?Вот мне мила ирония твоя,Как, впрочем – уж признаюсь, не тая, –И вся чуть уловимая повадка.Я чашу пью – и терпкого осадкаНе предвестят прохладные края,Я розу рву – не жалит, как змея,Шипов ее ревнивая загадка.Жизнь не таит прекрасного лица,Несет на пир неведомые брашна.Я позабыл, что радостно, что страшно, –Открытою улыбкой простецаНа тонкую улыбку отвечая.Прими ее, ты, добрая, ты, злая.7-20.VII.1926«Друг, сбываются пророчества…»
Ивану Алексеевичу Новикову
Друг, сбываются пророчестваСтарых знающих людей,Коих имена и отчестваМир забыть спешит скорей.Пред шаткою твердынеюТемной власти роковой,Рад иному благочинию,Люд склонился головой.Петропавловское светитсяПозлащенное копье;Со стихией вставшей встретится –Одолеет ли ее?Высока адмиралтейскаяПетербургская игла, –А меж тем волна летейскаяВ водах невских потекла.Помолись, хоть поздно каяться(Виноватый – знаешь сам):Суд мирам уготовляется,Ходит Бог по небесам.17-30.VII.1926«Лежу я тихо в темноте…»
Лежу я тихо в темноте,Усталый от забот;А у меня на животеЛежит пушистый кот.Ему чешу я за ушкомИ так сижу тишком,Мурлычет благодарный кот,Мне песенку поет.А то и сказку скажет мне;Вот-вот ее пойму –И, благодарный, в тишинеСтихи прочту ему.Вдвоем уютней и теплейНам в комнате моей.И к утру, верно, без заботЗаснем – и я, и кот.1926«Так бабушка спокойно и сурово…»
Так бабушка спокойно и суровоНа нас глядит из рамы золотой;А возле внук; младенческое словоУже сорваться с губ его готово,Но полон взгляд не детскою мечтой.А вот и мы сошлись перед портретомПоручика Тенгинского полка –И целый мир зажегся новым светом,Весь обаян, заворожен поэтом,И музыка звучит издалека.24.VII.-7.VIII.1926. Мураново«С пером в руке, над рифмою горюя…»
Ивану Новикову
С пером в руке, над рифмою горюя,Невольно вдруг подумаешь порой:«Я и не знал, что прозой говорю я», –Промолвился мольеровский герой.А было время – где-то, за горамиТех золотых первоначальных лет –«Я и не знал, что я пою стихами», –Сказать бы мог любой певец-поэт.Вот почему моей любезно музеВ кругу друзей небрежно говоритьС единою свободою в союзе,Хоть иногда без толку, может быть.Что за беда! Я удивлюсь угрозе,Что проза есть порой в стихах моих, –Хоть не люблю стихотворений в прозе;Но стих поет, как полоз на морозе,И вдаль влечет, непринужденно лих,Куда – Бог весть. Прими мой вольный стих.7-20.I.1928.МоскваЛЮБОВИ ЯКОВЛЕВНЕ ГУРЕВИЧ
Пусть мой привет запоздалыйБудет приветом живым:В жизни лихой и усталойБыл я как будто немым, –Только провеяли тихоШелестом легким слова, –Где ж бессловесное лихо?Жизнь не живым ли жива?Памятью милой былогоШирится новый полет,Проникновенное словоК дали далекой зовет;Дух окрыленный – за дело,Снова к труду от труда,Творческой воли всецелоНовая ждет череда;Юности благоуханнейИ осиянней весны,Ясностью воспоминанийТихо цветут седины…Им приносите приветы,Долу склоняясь головой,И перед ними, поэты,Жизни служите живой.Март 1928. Москва«Хорошо проболеть и проплакать…»
Ольге Максимилиановне Новиковой
Хорошо проболеть и проплакатьЭту пору весны городской,Ядовитую сырость и слякотьС неизбывной, пустою тоской.И дождаться желанья немножкоОсвежить пересохшую грудь,И привстать, и неслышно окошкоОслабевшей рукой распахнуть, –И сквозь лязга, и камня, и людаВдруг – вдохнуть, словно песню, струю,Что провеет Бог знает откудаНа вспорхнувшую душу твою –Всею крепостью силы зеленой:Это – дарствует солнцу земля,Это – ласка земли полнолонной.Это — где-то — вот тут — тополя.10-23.V.1928«Когда за грань полустолетья…»
Л.В. Горнунгу
Когда за грань полустолетья,Вздохнув, ступил спокойно я,Помнилось мне: ведь это – третьяВ пути прямого бытия.Там, на заре самосознанья,Росистую приветив рань,Младенца робкие созданьяУже знаменовали грань.Недавно с четвертьвековоюНетяжкой ношей, на межеПрисел, поникнув головою,И глядь – на новом рубеже.Я провожал с невольной грустьюСпокойным взглядом старикаСтрую, что близко мчала к устьюНемноговодная река.Но вот над тихою водоюВдруг всколебалась тишинаТакою песней молодою,Что мне, с душой моей седою,Вторая молодость слышна.27.V.-9.VI.1928. Москва«Как узник, что тайком…»
Как узник, что тайкомКрепит себя глоткомЗапретной жалкой водки,Так я спешу вздохнутьВо всю живую грудь:Ведь наши дни коротки, –Вздохнуть, когда вдохнуМгновенно глубинуСлучайного привета,Что жизнь подчас пошлетСредь медленных тягот,Во сне, когда-то, где-то…Так ныне я живу,И сладок наявуКакой-то тонкой тайнойМне легкий твой привет,Хоть не ко мне, о нет,Слетает, гость случайный,А прямо к бытию,Что полнит жизнь твоюНевольною улыбкой, –Улыбкой, что мелькнетВ тягучести тяготВдруг золотою рыбкой.6-19.I.1928. Ночь. Москва«Только вечер настанет росистый…»
Только вечер настанет росистыйИ прохладный пахнет ветерок,Я стою под сиренью душистой,Ожидая условленный срок.Изломалась сирень, поредела,И заглохли куртины давно,Но, как прежде, и пышно и смелоСветят звезды, а в доме темно.Слышу, стукнуло тихо окошко,Сердце замерло. Зорко тяжу:Далеко серебрится дорожка,Никого… Но я глаз не свожу.Кружевную узнаю накидкуИ услышу шаги в тишине:Ты тихонько отворишь калиткуИ сойдешь в тихий садик ко мне.8-21.I.1929, Ночь. Москва«Ты вновь предо мною стоишь, как бывало…»
Ты вновь предо мною стоишь, как бывало,И тихо глядишь на меня.И вновь я не верю, что сердце устало,Что нет в нем былого огня.Ты думаешь: бедный! Я знаю, напрасноОн верен любви роковой;Он будет томиться так долго, так страстно,В борьбе с непреклонной судьбой.Но горькую долю тот верно полюбит,Кто помнит признанья свои,Кто счастье, и жизнь, и всю душу погубитЗа миг непонятной любви.10-23.I.1929. Ночь. Москва«У меня ведь не альбом…»
У меня ведь не альбом,У меня этюдник мужа.Привела ли в милый домНас сегодня злая стужа, –Нет, этюдник нас манилИ привет хозяев дома, –В чем и руку приложилЯ владелице альбома.11-24.I.1929«Торжеств иных прекрасней и утешней…»
Ивану Алексеевичу Новикову
Торжеств иных прекрасней и утешней,Прекрасен твой домашний юбилей.И вдвое мне сочувственней, милейТридцатилетие – порою вешней.Тебе и в самом деле тридцать лет:Вся мягкость юноши и твердость мужаВ тебе – одно, так стройно обнаружаДвоякий лик: прозаик и поэт.Равно с Москвой и с дальнею деревнейТы говоришь на языке родном:То сказочник, то мудрый агроном,Не знаю где правдивей и душевней.И мягким вольным воздухом полейНад мокрою весною москворецкой,Уютом теплым, ласковостью детскойМне веет твой прекрасный юбилей.1-14.IV.1929. Москва«Что чудо начудесило!..»
Ивану Алексеевичу Новикову
Что чудо начудесило!Вовек мне не сквитаться.А, право, как-то веселоПевцам перекликаться.Как будто зорькой вешнеюВ простом, живом величьиПод яблонью, черешнеюТы слышишь песни птичьи.Как будто в небе книжицаГлубинная сияетИ слово-бисер нижется,Игрою упояет.Не белых ли крестовиковРассыпал полной шапкойИван Лексеич Новиков –Не шапкою – охабкой?Звенит, переливается –Светлее братец братца —По бархату катается, –Ну, где тут расквитаться!18.XI-1.XII.1929. Москва«Дельвиг и добрый, и мудрый от юности пел…»
Сергею Васильевичу Шервинскому
Дельвиг и добрый, и мудрый от юности пел, как седаяДревность учила: вовек старости страха не знал.Прав был милый певец. Я, ныне рубеж преступаяПоздних годов, повторю: благо и благо тому,Кто, над белою розой свивая плющ благодатный,Звонкою чашей готов дружнюю чашу лобзать;Трижды счастлив, кто с песней волён перекликнуться песней,Яркому звуку – старик – голос ответный подаст.4-17.XII.1929. Москва«Послушай тишину под этими звездами…»
Послушай тишину под этими звездами,Такими крупными в морозной вышине.Здесь мы окружены чистейшими снегамиИ в их спокойствии уже спокойны сами,Как бы причастные надмирной тишине.Безмолвно оглядись средь мира столь простого,Куда, неведомы и просты, мы вошли:Не правда ли, – молчишь, а, кажется, готоваДуша твоя найти единственное словоДля разрешения всех тягостей земли.1929. Мураново«Что-то грустен я стал. Погадай-ка мне, милая…»
Что-то грустен я стал. Погадай-ка мне, милая.Или лучше гадай о себе.Жизнь моя не мила мне, такая остылая,Равнодушная к шаткой судьбе.А твоя, – а твоя словно песня певучая,И в душевной тоске горяча.Пусть порою томит, и лаская, и мучая,Но глубоко дыша и звуча.Улыбнешься и взглянешь глазами веселыми,И печальные молвишь слова –И растают они словно хлопьями в полыме,И душа молодая жива.А моя и смутится, и никнет, унылая,Словно совестно ей при тебе.Что-то грустен я стал. Погадай, моя милая,О своей благодатной судьбе.1929«Не серебряные крины…»
Не серебряные криныРайских радужных нолей,Золотые мандариныСердцу детскому милей.Но когда на ветви кистиЗаблистали близ тебя,Не срывай их и не чисти,Без корысти полюбя.Не дели их и не кушай,И друзей не угощай,Вожделения не слушайИ душой не обнищай.Если ж благосклонный случайКисть уронит с высоты,Рай земных благополучийОцени достойно ты.Искрометней, светлопеннейБлагородного вина,Всех блаженней песнопенийПеснь да будет сложена.Упиваясь, оставайсяЛишь с собой наедине,Наслажденью предавайсяБезраздельному вполне.Не серебряные криныРайских радужных полей,Золотые мандариныСердцу детскому милей.7-20.I.1930. Москва«Когда бы, как Верлен, среди живых цветов…»
Ольге Максимилиановне Новиковой
Когда бы, как Верлен, среди живых цветовИ всеми соками играющих плодовЯ смел вам поднести в корзине той же – сердце, –Не правда ли, ведь вы не вспомнили б о перце?А в глубине души хоть каплю смущены.Не знали бы хоть миг, что делать с ним должны,Куда его девать. Но щечек злые пятнаМне приказали бы забрать его обратно,А с ним уж заодно цветочки и плоды.И я б, оторопев, чтоб не нажить беды,С поклоном вышел вон: ослушаться посмей-ка!Меж персиков и роз малюсенькая змейкаВдруг проскользнула бы. А там уж – хвать-похвать –Ведь сердцу бедному никак не сдобровать.Вот почему его, не на манер Верлена,Запрятал я в стихи, страшась склонять колена.7-20.I.1930«Воздвиг купец Канатчиков…»
Воздвиг купец Канатчиков, –Дал бес ему удачу, –Для бесовых потатчиковКанатчикову дачу.Сюда ж товарищ Кащенко,Надевши свой халатец,Меня, как дурака-щенка,Посадит на канатец.1.IV.1929. Москва«Вам классические розы…»
Ольге Максимилиановне Новиковой
Вам классические розыЮной рифмой расцвели:Обновили их колхозы,Воскресители земли.Молодясь, старушки-музыНыне в нашей стороне,Поспешив окончить вузы,Стали с веком наравне:Пожеланья к именинамВсе по-новому поют:Тишь и гладь вам с наркомфином,На жиллощади уют!Светом солнечного мифаНаяву да будет вамБлагодать в чертогах Зифа,В Госиздате фимиам.11-24.VII.1930«Прошлого лета…»
Прошлого лета –Я помню день или два –У меня словно и не было вовсе;Грустью согретая,Мелькнула едваИ не пела певучая осень.Ныне зима,Космата, студена,Награждает метельными звуками,Пьяницу обнимая, –В пути усыплен,Замерзает он, сладко забаюканный.Что за отрадаГореть в морозной ночи!И звучит и разливается стройноПесней богатою,Хмелен ты и чист –И един с этой родиной черной.«Да, я тебе отвечу поскорей…»
Да, я тебе отвечу поскорей:Четыре дня я подышал на воле,В санях проехал в чистом снежном поле –И вновь любил до радости и болиВсю ширь, и тишь, и грусть земли моей.Ты весело на лыжах побежишьИ в это воскресенье, и в другое –И прозвучит в твоем мажорном строе,Что для меня уже ушло в былое –Родных полей и грусть, и ширь, и тишь.«Гармонь моя матушка…»
Гармонь моя матушка,Да лучше хлеба мякушка,Я тебя послушаюС милкой моей Грушею –И никак не пойму,Отчего да почему,Да по какому случаюСам себя я мучаю.«Не поедешь больше к Яру…»
Не поедешь больше к Яру, –Что же делать? Не плошай,Подвигайся к самовару,Завари некрепкий чай.И мурлычь до поздней ночиПотихоньку, про себя –Хоть о том, как черны очиПоглядели, не любя.Где гитара? Эх, разбита!Обойдись и без нее.Всё равно не пережитоРазудалое житье.И пускай не взвидишь света,Затоскуешь – ну так что ж?Верно, песенка не спета,Если песенку поешь.«Улыбнись же насупленной мрачности…»
Улыбнись же насупленной мрачностиЗлого поэта,Преисполнена ясной прозрачности,Силы и света.И откуда запросятся бледныеЖалкие звуки, –Ты туда протяни всепобедныеСтройные руки –И растущая песня расширится,Внове пропета, –И, послушное, утихомиритсяСердце поэта.«Тебе даны мгновенья взлета…»
Тебе даны мгновенья взлетаВвысь, в тот разреженный эфир,Где прах и дольняя заботаПокинут твой волшебный мир.Зачем же ты стремишься вышеИ хочешь миг продлить, разлить?Высь могут на земле любитьСмиренно люди, травы, крыши.Торжествен лёт железных крыл,Сооруженных дерзновеньем,Но вечности не покорил:Ее он только ощутилВысоким, как твое, мгновеньем.И ты ведь любишь легкий трудЗемного радостного ига,И вместе с ним к тебе идутДаянья творческого мига.«Не позвякивает колоколец…»
Одинокое сердце оглянется
И забьется знакомой тоской.
Полонский
Не позвякивает колоколецБорзой тройки у крыльца;Не бредет в скуфейке богомолец –Божий странник – степью без конца.Хорошо с любимого порога,Покидая мирный дом,Уходить в далекую дорогуНепоспешно, чинно, чередом;Хорошо, когда открыты дали,Хоть неведома земля;И без радости, и без печалиГорода, моря, поля –И людей – в раскрывшуюся душу,Словно в чашу — до краевПринимать. – Нет, я покой нарушу,Оглянись, – а он и был таков.Отчего? Дорожный колоколецИ не звякнул у крыльца.Не видать – бредет ли богомолецПо степи без края и конца.«И тракторы гудят, рычат, поют и стрекочут…»
И.А. Новикову
И тракторы гудят, рычат, поют и стрекочут,И ходит ходуном изумленная земля,На сотни сотен верст огнедышащие клокочутИ разверзаются первородные поля.Так новью новою целина души взрезается,Вот глыбы глянули на простор из глубины,А дали до краев неземной земли расстилаются,Вот тут, в твоей груди, не впервые ли рождены?Как люди потные и дочерна закопченные,Рабочий кончив день, уж полны живых речей!А там, куда ни глянь – молодые, неугомонные,Другие при огнях снова пашут горячей!Так тракторы рычат, гудят, поют и стрекочутВ ночи души твоей – и, за сменой смена, вслухКорявых темных дум сырая сила пророчит:И в мире, и в тебе воспарит бессмертный дух.27.V.-9.VI.1931. МоскваСАМОПОЗНАНИЕ
Искусством познается мир. И в миреВо-первых человек. Самопознанье —Наука всех наук. Его даетСреди искусств и ближе, и теснейИскусство живописи: за вещамиТут видишь суть вещей; за человекомТо вечно-человеческое, чемИ жив-то человек.Пусть на портретеОтпечатлелось доброе и злое,Больное и здоровое, от прахаИли от духа жизненное в нас, –Художнику всё дастся в идеальнойПрозрачности. И мастеру портретаОтведено не первое ли местоСредь живописцев?Дай себе отчет:Когда следишь ты взгляд его пытливый,Что на тебя и быстро устремлен,И длительно, – тебя ли просто видит,Тебя ли ищет он? Нет. Он глядитТуда, куда-то, словно бы не видяТого, что здесь. И словно бы оттуда,Откуда-то – и линии, и краски,И свет, и тени. Ты заговоришь –Ответ услышишь, и вопрос, и речиЖивые, но за ними – не о нихПоймешь сосредоточенную думу,Иль не поймешь – почуешь мимовольно.И оттого над лепкой внешних форм,Как над гармониею стройных звуков,Или над хоровым многоголосьем,Иль над единым песенным напевом, –Парит иной, эфирный строй надзвучий,Неслышных или еле слышных слухуОбычному. И этот тайный стройСоединяет малый мир с великим.Вот отчего и этот чуждый взгляд,Зараз и пристальный, и как незрячийНа то, что только ты.Вот отчего,В глаза взглянув готовому портрету,Ты, может быть, себя и не узнаешьНа первый взгляд – таким, каким и знать-тоНе хочешь вовсе, изредка встречаяЧужим в случайном зеркале. Но миг –Себя ты начинаешь узнавать,А дальше, всматриваясь понемногу,И познавать в себе – себя иного.Познание – не правда ль? – опознанье,Обретенье утраченного. Ты –Искусством возвращаешься себеИ творчеством его воссоздаешься,Себя опознавая в мире малом,А малый мир – большом. Самопознанье –Наук наука. Меж других именИскусство имя ей, многоименнойВ единой цельности. Знаток ее –Художник. Из художников же – мастерПортрета, вещий. Гvωθι σεαuтοv8-21.V.1932ПЕПЕЛ
Не золотой песок, но светлый пепелИз горстки в горстку мы пересыпаем,Художники. То детская ль игра,Или обряд таинственный и важный,Свершаемый в ночном уединенье,В сосредоточенности тишины,В нерасторжимой цельности мгновенья,Приостановленного волшебством?Не Фениксом ли восстают из пеплаПерегоревшие деянья дней,И не из пепла ли мы воздвигаемСвои надгробья – книги?Мне отрадаЛистать свои, чужие ли страницы —И чудится: вот проблеск в темноте —Вот черный свертывающийся легкийЛисточек – вот на миг белеют знаки –Чуть полувысказавшихся признаний –Вот шепот еле внятный, или шелест,Едва тончайшим слухом уловимый,Рассыпавшегося в легчайший пепелЛистка сгоревшей жизни: «Пепел милый!»И в этих-то уловленных мгновеньяхМгновенья вечности своей вскрывая,Ты цельное незыблемое знаньеВдруг обретаешь.Да, пересыпайВ божественной игре – в ночном обряде –Свой пепел светлый – золотой песок.17.VI.1932ВАЯТЕЛЬ
Видел ли Ты, как ваятель работает? Образ разящий:Труд и искусство – одно. Что без искусства за труд?Что без труда за искусство? Великие это познали.Помнишь Голубкину? В ней было дано мне понятьМногое. Мощью суровой, и мудрой, и доброй дышалоЭто лицо, этот взор, хмурый и светлый равно.Облик весь жестковатый, движенья, рабочие руки,Низкий голос и речь, сильная в краткости слов.Сдержанной силы сокрытый огонь привлекал, чуть пугая.Как прорывался он вдруг в тихой ее мастерской.Грубые руки, что глыбы зеленые глины швыряли,Нежным касаньем перстов словно ласкали ее;Ткань тончайших усилий ударом одним сокрушали,Поиск уверенный вновь к жизни перст воздвигал.Помню, странно увидеть себя и узнать, как впервые:Полный законченный сплав мысли и формы живой.Кончено? – «Завтра готово», – промолвила просто.А завтра – Огненный гневный порыв. Всё крушилось – на взгляд:Вместо житейского сходства – созданье искусства вставало:Вот оно – вот торжество духа над бренным в тебе.Так, совершилось. Но что же сказала она? – «Вот теперь-тоЯ поняла. Всё не то. Знаю, что нужно. НачнемСызнова – вот как приеду назад из деревни. И будетВправду тогда хорошо. Это – не жалко разбить».Месяц прошел в ожиданьи, назначенный. Весть из деревни:Анны Степановны нет. В несколько дней умерла.Мастер-художник почил от трудов. И живые твореньяЛюдям остались. И в них – память о вещем труде.4.XII.1932ВОЗЛЕ СТАНЦИИ
Кажется, если б не станцияБлизкой железной дороги,Не было б тут огорчения,Кроме домашней тягучки.Но, позабыв мизантропию,Можно сказать, что и в этомЕсть утешение славноеЧтителю медленной жизни.То – станционные барышни,Те же точь-в-точь, как когда-тоВ воспоминаниях Чехова,В воспоминаниях Блока.Кончить не может любезничатьИстинный рыцарь платформы –Юный толстяк бело-розовыйС сухенькой бледной кассиршей.Грузный уж стал погромыхивать,Грозно посвистывать поезд. –Нет, не стереть очарованнойСкучно-бессмертной картины.26.VII.1932РУССКИЙ АБСОЛЮТ
Я молчал не от лени, болезни, дум, недосуга, –Нет, я молчал просто так. Так – это наш абсолютРусский. Его толковать невозможно, но должно всецелоПросто принять – и во всем. Как же иначе? Да, так.30.VII.1932ГОЛУБИКА
Ягода пьяная – голубика.Собирала ее баба полоумная,Спины день-деньской не распрямливала,Вдоль и поперек лес обшаривала,Набрала лукошко полным-полно.Принесла под крыльцо к вечеру,Худыми руками костлявымиЛукошко на ступеньку поставила,Руки сложила, выпрямилась,Ясными тазами глядит – улыбается,Говорит тихим голосом,Странною речью – дурочка.Вышла к ней на крыльцо старуха старая,Не стала ворчать-брюзжать,Стала свое рассказывать:«Ой, пьяная голубица-ягода!Пошла это я по голубику в лесДа ягоды голубики накушалася —И закружилась у меня голова,Насилу-то дорогу нашла,Повалилась что мертвая.Люди добрые домой принесли».Послушал я старуху старую,Посмотрел я на дурочку,Полное у нее лукошко взял.Улыбалась она, глазами глядя светлыми,Тихо слова говорила непонятные.Жизнь моя, жизнь моя –Голубика, ягода пьяная.4.VIII.1932О ВОЛКЕ
Старухе матушка ее рассказывала:«В том году волки голодные разбегались;Прямо на деревню прихаживали,Людям от них, голодных, проходу нет;Мальчонку одного в лес унесли.А было такое дело памятное.Старшенький мой-то на руках еще был;Иду это я под вечер, его на руках несу;Глядь – у самой дороги волк стоит;Зубами пощелкивает – на меня глядит.Я и говорю ему тихим голосом:«Посторонись, волчоночек, дай пройти».Что же ты думаешь? Отошел в сторонку,Мне с ребеночком дорогу дал».Так-то старухина мать ей сказывала.16.VIII.1932ПРИЗНАК ПОЭТА
«Душенька, дяденька, Фетинька», – Фета Толстой называет,Нежно любуясь, ценит цельность двоякую в нем:Жизненный склад крепыша-земляка и эфирность поэта,Сил природных, прямых сплав первобытно простой.Раз, восхищаясь высоким лиризмом стихов чародея,Присланных другу в письме, тут же приметил ТолстойЯвственный и достоверный поистине признак поэтаВ том, что на том же листке, на обороте стиховСетует впрямь от души деловитый хозяин-лошадникНа вздорожанье овса. Знает поэта – поэт.1932ПРЕЖДЕ И ТЕПЕРЬ
Ныне порою поэты меня называют – профессор,Кличут с улыбкой меня мужи науки – поэт.Или успел я нежданно настолько состариться, чтобыВремя свое золотым рядом с теперешним чтить?Или и вправду ученей поэты бывали недавно,Как и ученый не в стыд часто поэтом бывал?«Когда, склоняясь понемногу…»
Когда, склоняясь понемногу,Уже и немощен и стар,Всё вновь слежу знакомую дорогу,Отрадно помянуть у дружнего порогуБлаговеличие радушных, мудрых лар.Тебе вручен их добрый дар,Многоразличный и напевный:Уют семейный, мир душевныйИ благодатное тепло.Войду к тебе, мой друг, – от сердца отлегло,Помину нет и о крещенской стуже,Так весело пригреться у огня(И еле помнится, как только что меняОгонь перепугал пожаром – хоть и вчуже,Да ведь могло стрястись и что-нибудь похуже)!Здесь мирным вечером или на склоне дняБеседы дружеской и скромной, и богатойМне вспоминается любимый завсегдатай,Задумчивый певец таинственных скорбей,Тревог и дум любви и дивных превращений.Скиталец горестный, с печалию своейКогда б явился он из замогильной сениДрузей в заочный круг,Как долгожданный друг –Его душа бы отогреласьСреди снегов чужой страныИ, может быть, венчая седины,Вослед за былями безвестной стариныВзвилась бы песня – и пропелась.7-20.I.1933.Москва«Кружится свет, и всё идет…»
Ольге Максимилиановне Новиковой
Кружится свет, и всё идетНа свете сем кругообразно;Дни проводя как будто праздно,Придешь куда-то в свой черед.Давно ли, мнится, я приветилВаш безмятежный южный день?За тенью свет, за светом тень –И ныне день московский светел.И верьте: год с собой несет,Водимый вещим верным строем, –Жужжащих дней пчелиным роемДушистый цвет и сладкий мед.11.VII.1933ФРАНЦУЗСКИЕ СТИХИ ТЮТЧЕВА
Nous avons pu tous deux, fatigues de voyage
Вот, мы смогли вдвоем, послушны утомленью,Присесть на краткий миг у краюшка пути –И освежить чела одной текучей тенью,А взором даль одну широко обвести –Но время, бег стремя, клонясь неодолимо,Что им сопряжено – разъединить спешит –И путник под бичом сей мощи невидимой,Печален и один, безбрежностью повит –И ныне, милый друг, от тех часов бывалых,От жизни той вдвоем нам не сыскать следа:Взгляд, звук; не мысли, нет – щепоть осколков малыхИ то, чего уж нет – о, было ли когда?Ночь 11-12.VII.1933. Прозоровка«Ты помнишь, как поэт великий…»
Ты помнишь, как поэт великий,Свое творенье совершив,Презрен толпою разноликойИ жизнью сокровенной жив,Наедине с самим собою –Лицом к лицу с одной судьбою –Напевом звучным, как металл,Листки заветные читал, –И признавался горделиво,Что сам воздал себе хвалу:Он знал, как лавры шли на дивоЕго открытому челу;Но не искал их мощной тени:Рукоплескания и пени –Равно ничтожный суд людской –Тревожат царственный покой.Вослед высокого примераПред самоцельным бытиемНе такова ль должна быть вераИ в малом подвиге твоем?Безмолвно сочетай с ночноюСочувственною тишиноюСвой сокровеннейший напевИ смейся – людям не во гнев.2-15.IX.1933. Кратово (Прозоровка)«Писала о культуре роз…»
Писала о культуре розХотя бы на бесплодных нивах.О чем же после? Вот вопрос!Да о ко-о-перативах!29.X.1933ИЗ ПАМЯТНОЙ КНИЖКИ
Мы собираем бедные остаткиУмолкнувших забытых языков,Разрозненные, странные слова,Когда-то, в незапамятной пореЗвучавшие в житейском разговоре,В призыве к бою, в лепете любви,В проклятии, и в пламенной молитве,И в вольной песне. Ни на черепке,Ни на пергаменте следа той песниНам не сыскать. А этот след воздушныйОдин бы и привел нас, может быть,К заветной цельности, искомой нами,К разгадке тайны…1934«В самом деле, отчего бы…»
Ольге Максимилиановне Новиковой
В самом деле, отчего быМне по-юному не спеть?Минут вешние хворобы!И не серебро, а медьПусть в моем – не птичьем – горле:Верно, не на полчасаТак надежно небесаПлотный полог распростерли.Я спою вам о земле,О дожде, о первом громе.О разымчивом тепле,О черемухе в истоме.Им, конечно, а не мне,Вы поверили давно бы:Минут вешние хворобы,Минет усталь – но весне.9.VI.1935ДВЕ ВЕСНЫОльге Максимилиановне Новиковой
1. «Над сквозным узором чугунным…»
Над сквозным узором чугунным,Над сияющим сном водыБелой ночью в блеске безлунном,Как виденья – дерев ряды,Наклоняясь, не веют, не дышат,Но живут и поют со мной,Слепотою видят и слышатГлухотой, глухой тишиной, –И поют, поют немотою,Поникая в бессонном сне;И вовеки не изжитоюУмирать городской весне.2. «Прекрасны деревья…»
Прекрасны деревьяВ каменном городеИюньским блестящимПолнозвучным днемМеж стенами громад,В движенье и грохоте,В голосах и в ветре,И в солнце своем.Ясени парка,Величавые, пышные,Помавают ветвямиНад бодрой толпой;Содружные липы,Как они же неслышны,Говорят вразумительноМежду собой.А где двухсотлетняяШирокая, прямаяУлица к островамИ взморью ведет –Темнолисгные каштаны,Высо ко подымаяБелые светильники,Зовут на простор – вперед.27.VI.1935. Ленинград«Le bluet, le bluet – василек…»
Ольге Максимилиановне Новиковой
«Le bluet, le bluet – василек»…Из волшебной дали выплывая,Целый мир – словно сказка живая –Близкий-близкий – далек, так далек.Детский сон – не потуск, не поблек;Здесь, на лоне приветного краяВ чуждых травах проглянул, играя,«Le bluet, le bluet – василек»…Как недавно, невольно повлекСтарика, словно в люльке качая,Незапамятным память венчая, –«Le bluet, le bluet – василек»…30.VIII.1935. Старый Крым«Заветный труд венчает годы наши…»
Ивану Алексеевичу Новикову
Заветный труд венчает годы наши.Год и кончать, и начинать трудом –Как процветет отраднее и крашеРодимый наш великий общий дом.Родился ты на грани новолетья –И этот год, как многие года,Ты творческой встречаешь думой. Да,Бывают ли отраднее соцветья?1-4.I.1936«Блажен рассеянный поэт…»
Ольге Максимилиановне Новиковой
Блажен рассеянный поэт,Хоть и попал впросак:Судьба хранит от многих бедХмельных, как он, писак.Сказать он может, не солгав:Встряхнулся – и здоров;Загладкой бедственнейших «гаф» –Журчанье легких строф.И если пенью моемуНеобходим предлог,То я не знаю, почемуОн должен быть глубок?Движенье глаз, усмешка уст —Лукавы… Пощади! —И жутких роз багряный кустУж запылал в груди.Как помнить мне, из-за чегоЯ вспыхнул и сгорел.Когда запело торжествоБезумных струн и стрел?23.I.1936ЭПИТАЛАМА
Ольге Максимилиановне и
Ивану Алексеевичу Новиковым
Друзья, хотел бы песню этуПропеть я складно с вами в ладИ вас, как надлежит поэту,Дарить чем рад и чем богат.Вам двадцать лет – охотно верюИ вам завидовать готов.Какой же мерою измерюБег и событий, и годов?Года спешат быстрее слова,Событья – ну, хоть отбавляй;Как хорошо, что жизнь готоваПереплеснуться через край!Хотел бы радостно смотреть я,Как, оглянуться не успев,За грань двадцатипятилетьяШагнете, музам не во гнев, –С такой же молодостью стройнойИ в том же радостном труде,Равно – в године ль беспокойной,Или на тихой череде.Не возмущенные нимало,Всегда с людьми, всегда вдвоем…Тогда, – что сроду нам пристало, –Как ныне, песню пропоем.IX.1936.Москва«В день радостный его – я друга не приветил…»
В день радостный его – я друга не приветил,Как повелось меж нас; ну что же, ничего:И без меня ему был тихий праздник светел,А может, отдалось и песней торжество.Но вот, когда сейчас он мается, недужен,Хоть взыскан ласкою любви в тепле жилья, –Скажу ль, что голос мой лелеющий не нуженИ к сердцу не найдет пути строфа моя?Вот тут-то и запеть. Уже в груди теснитсяИ подымается из тайной глубиныСозвучий молодых живая вереница, —Тех, что под старость нам не для того ль даны,Чтоб слиться изредка в короткие два слова:«Я здесь», – напевностью живущие былого.II.1937«Меня, осеннего, на рубеже зимы…»
Вере Михайловне Роот
Меня, осеннего, на рубеже зимыЗастал негаданный и ласковый подарок.На выпавшем снегу и сказочен, и ярокОброненный цветок. Над ним склонились мы.Так белым дням моим цветистою обновойМеж незаполненных страничек дневникаЗаботливая шлет и нежная рукаУзорный, вырезной опавший лист кленовый.Пусть золотистую сквозную желтизнуЗапорошит налет повеявшего снега, –Под ним осенняя не оскудеет нега,Чуть милой памятью к минувшему прильну.15.XII.1937.Москва«Как ни досадуй, как ни ахай…»
Любови Яковлевне Гуревич
Как ни досадуй, как ни ахайНа тусклые, пустые дни.Тяжелоногой черепахойМедлительно ползут они.Пускай «чредою незаметной»Скользят те полные года,Что озаряет день приветный,День светлой мысли и труда, –Им, быстролетным, нет забвенья,Им свет – чем старей, тем свежей,Им – торжество отдохновеньяПолустолетних рубежей;Не снег, а вешний цвет медовый,Сулящий злато сладких сот;И вечер в той тени садовой.Где сочен полновесный плод.4.III.1938. Москва«Мне доводилось часто Ольгин день…»
Ольге Максимилиановне Новиковой
Мне доводилось часто Ольгин деньВстречать среди недель отдохновенья,Когда вступает медленная леньОдна в свои широкие владенья.А ныне вы бездумность и покойСулите мне, едва приоткрываяПолувоздушной легкою рукойУсталому рубеж благого края.В ваш светлый день – для вас он будет благПокинутый тревогой и недугом,Приветствуемый волей и досугом.А мой отмечен первый робкий шагПо чернозему этим поздним летомХвалой, где вновь я становлюсь поэтом.24.VII.1938. Эртелево«Желаю вам, Марина…»
Марине
Желаю вам, Марина,Не пирога, не торта, –Кальвиля, розмарина,Антоновки, апорта;И всех плодов услады,И всех цветов дыханья,И всех садов прохлады,И всех ветров порханья;Росы, дождей и ливней,Безгрозной светлой влаги,Что далее, то дивней, –Отнюдь не на бумаге.Ну, а в литературе –Совсем иное дело:Недаром возле БуриПроходите вы смело.Желаю Вам сонетов,И од, и мадригалов,Рондо и триолетов,Как жемчугов и лалов.Но недвижимый в креслеПоэт бормочет глухо, –И что же делать, еслиКругом царит засуха?И яблони посохли,Бесплодны в это лето,И цветники заглохли,И песня не пропета.Пришлось ей задыхатьсяПокорно и послушно;Бессильно трепыхатьсяЕй тяжко, томно, душно.Здесь музы неповинны,Таинственны и чудны –Стихи на имениныИ для прочтенья трудны.30.VII.1938. Эртелево«В тенистой рощице поставил я недавно…»
Могущий бог садов – паду перед тобою,
Твой лик уродливый поставил я с мольбою –
Не с тем, чтоб удалял ты своенравных коз
И птичек, и плодов, и нежных, и незрелых…
Пушкин
В тенистой рощице поставил я недавноИз глины розовой изваянного фавна.Плющом раскидистым увенчаны рога;Взор томен; горьких уст улыбчивость строга;Худые, цепкие, напрягшись в скрытой муке,Цевницу плоскую к устам подъемлют руки.Он ждет. Вот меж кустов завидится емуТа, безучастная к томленью моему…Вздохнет разымчиво чуть слышная цевница,Шептание любви красавице помнится,Дух на мгновение займется, и сбежитРумянец девственный с хладеющих ланит.1930-е«Шепот музы твоей – как труба…»
Вере Клавдиевне Звягинцевой
Шепот музы твоей – как труба.Голос жизни живойСквозь года, сквозь снега, сквозь гробаНад моей головой.То зовет в беспокойную ночьОт тоски бытия –Добровольною болью помочьВсем таким же, как я;То в простор небывалых полейЗа цветком голубым –Пусть же душу мечта всё больнейРазъедает, как дым.Только пой, еле слышно шепчи –И, вспорхнувши едва,В неподвижной морозной ночиЗаколдуют слова.3.XI.1941.Свердловск«Игрою легких струй…»
Игрою легких струйЛирического словаМир явный зачаруй,Как тайный мир былого.Тогда, освободясьОт темной грузной цепи,Познай живую связьС лазурью вечной степи.Но нет, не соберешьИ властью господинаНе сплавишь злую ложьИ правду воедино;Как подъяремный раб,Склонясь к лицу земному,Свой взор поднять ты слабК сиянию иному, –Разъято всё в тебе,И мир, лишенный строю,Нет, не твоей судьбеЗаворожить игрою.«Замолкли вы. Ужели – “с глаз долой…”»
Марине Принц
Замолкли вы. Ужели – «с глаз долой –Из сердца вон», по старой поговорке?Иль стариковские глаза не зорки.Не видят равнодушья правды злой.И в стужу над остывшею золойСиди себе спокойно в тесной норке,Довольствуйся сухим хрустеньем коркиДа молча вспоминай уют былой.В молчаньи дух какой-то нежилой;А в наши дни люзекой всемирной мукиПоверьте мне – лирические звуки.Пронзая холод жгучею иглой,Целительны – и, если в сердце живы,Должны рождать певучие отзывы.6.X.1942«Как нынче вы приветили меня…»
Марине Принц
Как нынче вы приветили меня,Ободрили и сердце отогрелиИ мимовольно передать сумелиМне искорку от юного огня!Ее в душе лелея и храня,Бодрей пойду к единой общей цели,Авось минуя буруны и мели,Ладью направив прямо к солнцу дня.Спасибо вам. Моей осенней ночью,Причалив ненароком к островку,Я присоседился и к огоньку, –И обсушился, и узнал воочью,Что есть еще уют и тишина,Что и пловцу она на миг дана.9 – ночь на 10.X.1942.Свердловск«Сегодня пятница – тяжелый день…»
Ольге Максимилиановне Новиковой
Сегодня пятница – тяжелый день,Да ныне дни не все ль тяжеловаты?Лишь под вечер в окне холодной хатыРумяный луч мелькнет, как счастья тень.А там, над дымом сел и деревеньС вороньим граем вьются супостаты,Пока их наши воины, крылаты.Не обратят в бессильную мишень.Тогда, со скрежетом и завываньем,Они падут на грудь чужой землиИ грохнутся с размаху. ВоздаяньемИх тысячи могилу обрели.Пусть тысячи еще ее получатВ тяжелый день – и нас уже не мучат.23.X.1942.Свердловск«Вдали отрадно знать, старинный друг…»
Ивану Новикову
Вдали отрадно знать, старинный друг:Поэты мы, как мать-земля родная,Куда ни глянь, от края и до края,Работаем, не покладая рук.И тягостная легче боль разлук,Раздельность нашу близостью являя,Когда в единстве наших песен стая –Как лебеди, летящие на юг.Утешно мне лирическое словоИ радостно, что с памятью былогоПод знаком Пушкина разишь врага —И вижу, словно став с тобою рядом:Вот ямба сокрушительным снарядомКрушишь его бесовские рога.20.IV.1943«Напиток новый сладок…»
Напиток новый сладокИзмаянному мне,Но всё же ость осадокГустой на самом дне.И чем со греет жарчеМеня нежданный день.Тем строже слышу: «Старче,Близка ночная сень!»Но, как бы на порогеПред тайною большой,Унынья и тревогиЯ чужд равно душой.А злая прихотница –Житейской блажи муть –Спокойно отстоитсяИ даст мне укрепитьсяНа дальний вольный путь.Ночь на 31.X.1943 – июль 1944. Свердловск – ПеределкиноКИЕВ
Киев стародавний, Киев златоглавый,Киев златосердый, сердце старины,О тебе с былою радужною славойРадостные пени древле сложены.Стольный князь Владимир, Руси Солнце Красно,И его дружина – строй богатырей –Давними хвалами вольно, полногласноНа века воспеты, всех веков щедрей.Ныне ж, в веке нашем, в громком веке новомСменой богатырской наша рать пришла,И какой же песней, и каким же словомВ мире отзовутся мощные дела!Всепобедной славы мощный взлет орлиный,Клекотом свободы огласивший свет,В даль веков стремится будущей былиной –Мнится, величавей и былины нет.Киев златоглавый, Киев стародавний,К жизни обновленной окрещен огнем –Шире, полнозвучней, ярче, достославнейЖить века ты будешь новым бытием!1943«Что проходит без следа…»
Елене Александровне Благининой
Что проходит без следаСквозь года,И сердца, и поколенья?Вдалеке шумит вода.МолодаВ вечной смене обновленья.Неразлучные с роднойТишинойНерушимого затишья,Струи в чаше вырезнойПредо мной –Не мои ли шестистишья?Пусть, что ивы у воды,Так садыИ, что лист в апреле, юны,Песен легкие лады:Их следы –На песке прибрежном руны.Переменны в лунном сне.ТишинеТак века они шепталиВ этой мирной стороне;Вот и мнеНовые открыли дали.25.VII.1944.Переделкино«Земляничка-ягодка…»
Елене Александровне Благининой
Земляничка-ягодкаПод кусточкомСкромно рядом вырослаС грибочком!Сиротинка-девушкаС зорькой встала,В тихой роще ягодыСбирала.И запела песенку,Затомилась,Пела – богу-лешемуМолилась.Добрый леший девушкиНе обидит,Чутко сердце чистоеУвидит.Дал он полон ягодокКузовочек,И лежит на ягодкахГрибочек.Ясным утром в горенкуВоротилась,Новой песней девушкаСветилась.Подарила дедушкеКузовочек,Где лежал на ягодкахГрибочек.26.VII.1944.Переделкино«Меж формою сонета и сонаты…»
Меж формою сонета и сонатыМне видится глубокое сродство,И корни первозданные егоЖивительными сказками богаты.Всё шире нам доступные охватыТворящей мысли. С нею не мертвоНи камня или красок вещество,Ни слов и звуков – им же сны объяты.И вот диалектически живаСтроеньем внутренним душа сонета,Не тем ли, что крылатый дух квартета?Скупой и щедрый, он свои праваВозносит над симфонией. Так спетаЕму вот эта песня торжества.20.XII.1944.Москва«Не знаю, как же так могло случиться…»
Не знаю, как же так могло случиться,Что прозевал певец Татьянин день?Пускай стишки подчас и дребедень,Но всё ж не «после ужина горчица».Добро б еще «знакомые всё лица»,Как в ночь огни родимых деревень,Манили бы под простенькую сень, –Да тут не захолустье, а столица.Что дальше, то заметней мой конфуз,Как новичка на блещущей эстраде –Справляюсь кое-как и Феба радиНе посрамлю отечественных муз:Замешкался, и сам не прочь любомуПод пару стать соседом по альбому.12.II.1945«Да, скрипка, альт – и вот уже, богата…»
Виссариону Яковлевичу Шебалину
Да, скрипка, альт – и вот уже, богатаЗвучания глубокой полнотой,Развертывается, парит соната –Как самолет, из стали отлитой.Певучей птице крепкий дан устойВ широком воздухе рукой собрата,И звуки льет она струей густой –То меда, то расплавленного злата.Двух голосов столетьем взнесенаМощь, образующая силу третью;Гармонией обретенной онаДух вовлекает, как волшебной сетью,В неведомый, но и родной полет.Победная о мире нам поет.Апрель.1945.МоскваОТРЫВОК
Мой дед Иван Кузьмич Верховский былХудожник-скульптор, звание имелСвободного художника. ИскусствоИзбрал себе особое – скульптуруИз кованого серебра. ОноЕго кормило плохо. Он болелЧахоткою и рано умер, всё жеОставив бабушке-вдове в наследствоУчеников и мастерскую. ДелоЕго недолго продержалось, иОн был забыт, конечно. Я ж, однако,С годов давнишних в прежнем ПетербургеИдя мимо Казанского собораПо Невскому, не вспомнить не могу:Внутри собора кованый орнамент,Серебряный по всем его стенам,А также украшенье Царских Врат –Работы деда…1945-1946«Чтоб стихи стали прытки…»
Марине Новиковой
Чтоб стихи стали прытки,Их пиши на открытке –Коротка и легкаЗа строкою строка.А Марине в усладуПожелай шоколаду,Феб, достать помогиНе стишков, а нуги.19.V.1946«Привет семидесятилетью…»
На юбилей И. А. Новикова 20 января 1947
Привет семидесятилетьюМою настроил кяманчу,И, не стеснен домашней клетью,Куда хочу, туда лечу,Что подхвачу, то и бренчу.Так нынче не певец ТиисскийНапев дарит мне, веселя,Но уроженец наш, Тбилисский,И ставшая по сердцу близкойЕго Грузинская земля.Там песни стройная свобода,В веках рожденная, жива,И нам творящий дух народаВолшебные дарит слова;Там в честь увенчанного годаПой, друг, да славится МоскваИ два сольются торжества,И радость нашего народаРазделит он – Саят-Нова.«Презрев гоньбу житейских фурий…»
Марине Принц
Презрев гоньбу житейских фурий,Священнодействует поэт,Не соревнуясь в блеске с Бурей:Карандаша такого – нет.Пусть нам грозит сама Нирвана,Доверчиво гляжу на свет,С сокровищами караванаЖду на восьмом десятке лет.На чердаке или в подвалеСебе, друзьям принадлежать –Пусть на напрасно мы взывали,Чтоб на миру всем жатву жать.9.VI.1948. Рассвет, Москва«Хорошо от столичного лета…»
Ольге Максимилиановне Новиковой
Хорошо от столичного лета,Из удушливых комнатных стен,Молодыми крылами поэтаВмиг прорвав этот каменный плен, –Прилететь к зеленеющим сеням,И к земле, и к траве, и к росе,На просторы в свету предосеннемВ осиянной желанной красе;А еще и милей, и вольнееПозабыть о борьбе и тоске,Вспомнив вдруг: и друзьям жизнь полнееТам – в ином, но родном далеке.2.VIII.1948.Голицыно«Беспомощно на юг и на восток…»
А.С. Ерофееву
Беспомощно на юг и на востокСтремлюсь давно. Но, противоположны,В моей мечте унынье и восторгМелодией сливаются тревожной-А дружества порыв неосторожный,Вдаль унося осенний мой листок,Пусть огласит бездумно, неотложноВполслуха бредни стариковских строк.За безответственность ответит позже –Кто знает? – рифм-вакханок буйный скок. –Ну, а сейчас пускаюсь, бросив вожжи.Мне, как и вам, твердит прощальный дождик,Что скупо рок отмеривает срок;Но ведь широк и малый наш мирок.Где он? – Везде! – Жизнь и в мечте – урок.26.VIII.-9.IX.1948.ГолицыноОТВЕТНЫЕ СРОСШИЕСЯ СОНЕТЫ
А.С. Ерофееву
Ах, для стихослагателя – всё впрок:Любая вольность прозы – нам возможна,Едва мелькнет над изгородью строкКапризница-летунья, чуть тревожна.Совсем похож полет ее на скок,А в песне легкой всё отнюдь не ложно:Наш нервный быт, где просто всё и сложно,Для шутки предоставил нам – урок.Растерянность нас, растерях, пороюСтремит сквозь стрекозиный стрекот к строю,Единство в многосложности тая.Ряды потерь, крушений, а соломкиГде подостлать? А все подпорки ломки…Едва ли так! Нет, с утлостью жильяЕще совместен свежих листьев шелест,В окно глядит столетний мощный берестИ говорит: «Вся жизнь твоя — твоя!»Чредой нас всех ослиная ли челюстьУгнать смогла бы с поля бытия?Ей кое-что бросал силком и я:Рок хочет жертв и их берет, не целясь.Однако даже шутка скажет вдруг:Философ дружен с музой говорливой,Ей посвящая творческий досуг.Есть предзнаменованья звук нелживыйВ твоем стихе; с возвратом лучших летУже взыграл в тебе былой поэт.17-18.XI.1948. Ночь, Москва«Так бы и жить – с распахнутою дверью…»
Так бы и жить – с распахнутою дверьюДля дружества, для песен и труда.Но нет, судьба наклонна к лицемерью:В родной Москве нагрянула беда.И вспомнилась угрюмая лачуга,Сугробы, вечер, темень нищетыНо – теплое рукопожатье другаИ творческие тихие мечты.Воздав былому, с вечностью не споря,Лицом к лицу с торжественной Москвой,Склонимся же перед святыней горя,В нем живы будем – песнею живой.Август 1949 Москва«Пред величавостью той поступи времен…»
Ивану Васильевичу Жилкину
Пред величавостью той поступи времен,Что ныне слышится нал каждой жизнью малой,И дружества привет с душевностью бывалойНаитьем Пушкина волшебно осенен.Признаюсь, оттого еще милее онДуше растроганной. Недужный и усталый,Невольно медлил я – и знаю: запоздалыйМой голос глух и слаб, как отдаленный звон.Но что поделаешь? Моя старушка-музаИ непосильного всё не страшится груза;А тут – над детскою мурой и чепухой –Я слышу во дворе (отнюдь не наважденье!)Не без иронии себе предупрежденье:«Вородя! У тебя аэлопран прохой!»15.XII.1949.Москва«Чем больше мы стареем, тем отрадней…»
Ивану Новикову
Чем больше мы стареем, тем отраднейТрудами годовщины отмечать;Ведь даже бы зоил без мысли заднейК ним приложил признания печать.Ты полон сил. Твой путь перед тобою –Единый, творческий и трудовой;Он осенен и мирною судьбою,И яркой краснозвездною Москвой.20.I.1950«За мной приветственного слова…»
Марине Принц
За мной приветственного словаНепринужденная хвала:Так по обычаям былогоЛелеем Фебовы дела,Учась великие веленьяИ в легком слове соблюсти,Испытанного поколеньяХраня заветные пути.Олень ступил копытом в воду –И подал тайный знак тебе, –Преданью древнему в угодуИ предначертанной судьбе,Внемли же верою послушной,Что русский наш пророкИлья Вещает – мудрый, простодушный –На перепутьях бытия.Ночь 2 и 3.VIII.1930. Москва«Каким отзвучием былого…»
Надежде Григорьевне Чулковой
Каким отзвучием былогоИ как целительно живаТы, память смолкнувшего слова,Нашедшая свои слова!Так мне помыслилось невольно,Когда я получил от ВасЖивых страниц простой рассказ,Где строго, может быть, подчас,Но так спокойно, так безбольноПрикосновенье к старине,Столь памятной и Вам и мне,Где дышит – что невозвратимо,Сокрывшееся – словно зримо,Былым привольно дышит грудь:Оно дарит бывалой силой –Напутствием в дальнейший путь –Каким бы шел тот путник милый,Чью память сердце бережет,Чей сказан был завет – и вотИдут страница за страницейНеторопливой чередой –Как вехи – верной вереницей,Былому воздают сторицейИ веют жизнью молодой.12.XII.1950«Недаром ты, мой друг, служитель верный Слова…»
Ивану Новикову
Недаром ты, мой друг, служитель верный Слова.С лазурной высоты извечного былогоЛегла прозрачная хранительная сеньНа прошлый, нынешний и на грядущий день.И не от Слова ли, пребывшего вначале,Слов человеческих вещанья зазвучали,А в тихом празднестве домашних годовщинБлюдем, поэты, мы исконный строгий чин.Пусть возле молодежь шалит ватагой шумной,Как ветер по весне, гульливый и бездумный, –Ищи его в полях! Побольше кутерьмы!Всему своя пора. И в думе тайной мыУже вверяем стих – живой в веках игрою –Слов гармонических испытанному строю.20.I.1951ОТВЕТНЫЙ СОНЕТ
Ивану Новикову
Я мнил – мой легкий стих полетом лебединымСквозь грусть минувшего уютом мне пахнул, –Нет, нынешние дни в строю живом, не чинном,Грядущего таят желанный властный гул.И я, как тот «певец – зимой погоды летней»,Готовый по снегу сбирать цветы лугов,Считаю – наш мороз порой тепла приветней, –Так и морской простор желанней берегов.Когда-то лирный звон бывал поэту дорог,А ныне скрип пера – как некий вещий шорох –Предтишье звонкое всего, что впереди.Там – муза дружества (ты прав!), всегда святая.Ей молвлю: радугой надежд перевитая,Пусть лебединою – но песней низойди!7.II.1951. МоскваРАЙМОНДЕ ДЬЕН
Прошло немало дней, но, ярче год от года,Веками устоит в потоке перемен,О, доблестная дочь великого народа,Твой подвиг, молодой – как ты, Раймонда Дьен.На рельсы ты легла – и поезд смерти в пленВзяла твоей рукой бессмертная Свобода,И пусть изведала ты мрак тюремных стен,Вмиг вывела она Раймонду из-под свода.Французик из Бордо, судья оторопел –И встретили тебя ликующей отчизныРукоплескания, и слава – твой удел.Взнесет, как совершен при нас без укоризны,Скрижаль Истории твой подвиг юных лет,А в стройках счастия почтит тебя поэт.«Сегодня Барсик, мудрый кот…»
Ивану Новикову
Сегодня Барсик, мудрый кот,Гордясь эпитетом котейший ,Мне убедительно поет,В чем состязается с КорейшейДля рифмы полной и скорейшей,Но верной и по существу:Свидетельницей назовуБез колебаний – всю Москву.Но – к делу. Вижу вдруг: со шкапаСпокойненько, без суеты,Котейшая спускает лапаЛист за листом. Что за листы?Меж них один, другой листочекНевольно привлекает взглядУзором стихотворных строчек:Знакомый почерк! Я и рад.«Бокал отцов моих кристальный,Под слоем пыли наживнойВ часы, окутанные тайной,Блеснул ты снова предо мной!»Встал предо мною вслед за ГетеПоэт, по нем почтивший смерть,И возле – память о поэте,Дерзавшем руки к ней простерть.А на другом листке помета,Что осень стала у окна,Что лето затерялось где-то –Всё это музою пропето,Что завсегда себе верна.Подтверждено заметной датой –Год девятьсот тридцать второй:Тогда – уж давний завсегдатайДуши поэта светлый строй.Под обаянием былогоЕго храни, люби, жалей,И памяти живое словоДа будет всё светлей, светлей.18.XII.1952. Москва