Никто б не устоял
Перед подобной силой.
Однако ни шлема не нашлось при нём, ни лат нагрудных,
Ни кольчуги, ни мелочей, причастных к доспехам;
Ни копья, ни щита, дабы напасть и сразить.
Но в одной руке вёз он ветвь остролиста,
Чьи буйны побеги, когда убор рощ опал;
А в другой руке — секиру великанских размеров.
Боевой топор сей словами обрисовать непросто:
Обух длины великой — в локоть, не иначе;
Железко зелёной стали и злата чеканного,
С широким краем навострённое лезвие
Взрезать и разить пригодно, словно резак заточенный;
Ладонь удерживает надёжную рукоять,
Железом окованную вплоть до конца,
Что гравировкой нарядной изукрашена щедро;
Ремень приметный окаймил топорище
И вился вкруг деревянной ручки, привязан к обуху,
С кистями затейливыми, стянутыми во множестве
В розетки яркой зелени с узорной отделкой.
Вот такой рыцарь браво на порог ступил
И прошествовал к возвышению, не страшась нимало,
Но воинов не приветил, поверх голов глядя.
Вот слова первые, что он вымолвил: «Увидеть где бы
Предводителя сей орды? Поглядел на него бы
Я с радостью, и в речи открылся б ему
Отчасти».
Строй рыцарей чужак
Оглядывал с пристрастьем,
Высматривая знак
Неоспоримой власти.
Долго глядели все на дивного гостя
Ибо всяк стремился уразуметь смысл того,
Что скакун и конник — колера странного,
Зелёные, словно лист — зело зеленей,
Чем зелень эмали на золоте в узоре ярком.
Засмотревшись на рыцаря, все подобрались ближе,
Думая да гадая, что содеет чужак.
Много чудес видали там, но никогда — таких,
Засим люди сочли его иллюзией фаэри,
Так что мало кто осмелился молвить слово в ответ:
Голоса звук приковал всех недвижно к месту
В мёртвом молчании под немыми сводами,
И голоса иссякли, словно сон окутал зал
Покровом.
Не только страх — причина
Молчания такого.
По чести — властелину
Пристало молвить слово.