Зайдя в свой кабинет я уселся за стол, разложил папку на моём рабочем столе с историей болезни Элисон.
— Обязательно изучите мои записи, — проговорил Диомидикс, отдавая документы мне в руки. — Они помогут вам работать с уверенностью.
Сегодня двадцатого сентября я не испытывал ни малейшего желания разгребать заметки профессора когда по панорамному стеклу барабанил дождь: как утверждал с точки зрения Диомидикс мне было понятно что он задумал. Я же хотел составить из собственного мнения жизнь с чистого листа. Тем не менее опыта в работе с больными пациентами у Диомидикса побольше поэтому я не стал ему противоречить. Мне бы не хотелось что между нами разгорался конфликт как красное пламя при пожаре.
— Спасибо за ценную помощь, — вежливо с улыбкой поблагодарил я, принимая зелёную папку из его протянутых рук.
Мой маленький скромный кабинет был обставлен лишь только самым необходимым и мой кабинет находился в конце здания, возле пожарного выхода. Я выглянул в окно: маленький птенец клевал клочок смерзшейся травы — зрелище было унылым и без особых тому надежд. Я вдруг зябко поёжился от холода. Как же мне было холодно сидеть в кабинете! Небольшая печка под окном была сломана. Юрцев обещал вскоре её починить, однако в голове промелькнула мысль что правильным решением будет обратиться к Стефании, с этой долгожданной просьбой, а если и она не сможет наладить процесс, нужно будет обсудить этот вопрос на собрании. Я с сочувствием вспомнил об Эльфии и к тому как с упорством она боролась за замену сломанного кия.
Я сидел за рабочим столом просматривая папку переданную из рук в руки профессора ничего особенного я не ожидал. Почти все необходимые сведения пациентов имелись в электронной базе данных. Тем не менее Диомидикс, как и большинство других сотрудников старшего возраста, предпочитал делать записи от своей руки и, ещё он игнорировал указания Стефании работать в электронной базе, он всё равно делал по-своему. Папка постепенно пополнялась сведениями пациентов листами с загнутыми уголками — и теперь эта папка лежала передо-мной. Я перелистывал потрепанную историю болезни Элисон. Записи профессора с его старомодными интерпретациями психиатрических сеансов не вызвала у меня большого интереса. Я решил остановиться на ежедневных отчётах медсестер, из которых я мог бы понять, каким образом менялась поведение Элисон Бэроонс изо дня в день в месяц за месяцем год за годом. Отчёты я изучил тщательным образом, выделяя факты, детали и упоминания конкретных знакомых мне лиц. Я хотел точно знать, во что я ввязываюсь, с чем мне придётся работать в дальнейшем и какого меня могут ждать сюрпризы на работе.
К моему разочарованию, особо ценных сведений почерпнуть из папки мне так и не удалось. То, что я выяснил, повергло меня в шок. По прибытию в Гроуверд Элисон дважды пыталась резать себе вены на запястьях и её психическое здоровье травмировалось тем что острое лезвие часто попадалось под её руку. Первые семь месяцев для круглосуточного дежурства к Элисон были представлены две медсестры; потом надзор ослабили, оставив только одну медсестру. Элисон даже не пыталась входить в контакт с другими пациентами или с больничным персоналом. Элисон вела себя очень замкнуто и от всех отстранялась. Постепенно больные оставили Элисон в покое. Ведь если человек когда молчит, даже когда вы обращаетесь к нему, надежд не существует на то чтобы этот пациент заговорил первым, в итоге окружающие просто напрочь забывают о существовании человека. Элисон быстро превратилась в часть обстановки, больничной палаты и все те кто находился рядом с ней перестали замечать её.
Из этого ряда не скромных событий выбился мой единственный инцидент. Он произошёл в столовой, через несколько месяцев после появления Элисон в психиатрической лечебнице. Эльфия заявила, что Элисон заняла её место. Из отчётов мне было не очень ясно, что именно случилось, между Эльфии и Элисон, но их конфликт разгорелся довольно быстро как в окне деревенского дома вспыхнуло пламя. Элисон пришла в неадекватное положение и, разбив тарелку она попыталась острым краем перерезать горло Эльфии. Элисон скрутили, два массивных мужчин ей вкололи большую дозу седативных препаратов и её перевели на изолированное содержание так как она была опасна для общества.
Я и сам не до конца понимал, с какой стороны меня зацепил случай в столовой, но я чувствовал в нём что-то довольно странное. Об этом я решил расспросить Эльфию, что же именно произошло в тот день. Я вырвал из блокнота листок и взял ручку. Это была ещё старая привычка, со временем университетских, годов — ведение записей на бумаге помогает мне привести мой разум в порядок. Мне всегда даже в молодости было крайней сложно сформулировать свою точку зрения, пока до тех пор я не выражал её в письменном виде.
И я начал набрасывать идеи, задуманные цели, заметки — я пришёл к созданию плана действий. Приступая к лечению Элисон, сначала мне нужно было понять, что она за человек и как относилась к Бренду до момента убийства. Любила ли Элисон Бренда? Или вовсе ненавидела? Что же подтолкнуло Элисон к убийству своего мужа? Почему на допросе Элисон отказалась говорить — и об убийстве, и о чем-либо ещё? Ответов я пока не находил, пока их у меня не было; в голове появлялись лишь только новые вопросы.
Я взял ручку со стола написал посередине строки имя Жизнь и выделил, чёрной ручкой смутно вспоминая, что автопортрет сыграл во всей роковой жизни Элисон и Бренда важную главную роль. Стоило мне только понять почему всё произошло — и многое что казалось мне необъяснимым прояснится к Божьему Свету. В этой зелёной папке скрывался ключ к неразгаданно тайне. Написанная картина являлась посланием души Элисон, её разговоры свидетельствуются в суде. Эта картина что-то значила, и ещё мне лишь только предстоит расшифровать её. Я сделал в своём блокноте пометку посетить галерею ещё один раз. Также я записал: «Воспоминания о детстве». Для того чтобы мне понять мотивы убийства, я должен разобрать не только события той ночи, но и то, что происходило с Элисон много лет назад. Возможно, велика вероятность того, что случилось в те минуты, когда она целилась в мужа, а затем стреляла эти воспоминания посеяны глубоко в её прошлом. В её глазах была убийственная ярость, гнев, доводящий её до преступления, — не распознаны явлениями. Всё это задуманное проявляется в памяти, и в далёком детстве, где насилие и жёсткое отношение, которые взрослые вправе причинять маленькому ребёнку годами, копятся, пока в конце концов не происходит взрыв, зачастую направленный не на ту намеченную цель.
Я собирался выяснить, какой облик придало детство Элисон. И если Элисон не может или не желает рассказать мне об этом, тогда я найду того, кто сумеет это сделать для меня. Кого-то, кто знал Элисон до убийства, мужа кто поможет понять: её историю, какой она была раньше и что спровоцировало её и привело к задуманному.
В графе «ближайшие родственники» значилась некая Лидия Роузли, приходившая Элисон родной тётей. Лидия вырастила её, как родную дочь она заменила ей мать, та погибла в автокатастрофе. Элисон также была в той машине, но каким-то необычным образом она сумела выжить. Безусловно, авария сильно повлияла на психику маленькой девочки. Оставалось только надеяться, что Лидия сможет мне что-нибудь рассказать об этом случившемся событии.
Первым — и вторым — контактивным лицом был адвокат Элисон, Майкл Бэроонс. Майкл приходился Бренду родным братом, а это значит, он мог наблюдать семейные отношения супругов на болен чем их «личном уравновешенном уровне. Неизвестно, захочет ли Бэроонс откровенно говорить со мной, но это уже отдельный волнующий меня вопрос.
Несанкционированные контакты психотерапевта с семьёй пациентки — это, мягко говоря, весьма нетрадиционный подход. Я давно подозревал, что Диомидикс не одобрит мою гнилую инициативу, и поэтому я решил действовать самостоятельно, как говорится на свой страх и риск. Оглядываясь назад, я понимал, что это был мой первый ошибочный шаг в работе с Элисон, послуживший началом печального конца. Там мне следовало бы остановиться: впрочем, даже тогда поворачивать назад уже было слишком поздно. Я не знал, что уже обречён, — как говорится в греческой трагедии.
Я позвонил Майклу Бэроонсу в офис по-указанному в папке телефона. Он ответил не сразу.
— «Эллайт, Барселонскоиу и Бэроонсу», — раздался в телефонной трубке охрипший голос сильно простуженный секретарши.
— Будьте так любезны мистера Бэроонса, — попросил я.
— Как вас ему представить?
— Меня зовут Тайлер Файберги. Я психотерапевт в психической лечебнице Гроуверд. Я бы хотел лично побеседовать с мистером Бэроонсом. Мне нужно сказать ему буквально пару важных слов, насчёт его невестки.
После незначительной долгой молчаливой паузы девушка ответила:
— Я вас поняла. Дело в том, что мистер Бэроонса не бы до конца этого месяца. Один из клиентов вызвал его в Экинбург. Можете оставить свой номер, телефона и я передам мистеру Бэроонсу, чтобы по прибытию он связался с вами, когда он вернётся.
Я продиктовал девушке свой номер мобильного телефона и, давал отбой, набрал номер Лидии Роузли, тёти Элисон. На сей раз трубку взяли мгновенно мне даже не пришлось долго ждать.
— Я слушаю! В чём дело? — раздался недовольный старческий голос. Пожилая дама тяжело дышала в телефонную трубку.
— Это миссис Роузли?
— А вы кто?
— Я звоню по поводу вашей племянницы, Элисон Бэроонс. Я психотерапевт из…
— Да пошёл ты ко всем чертям! — дерзко и грубо отрезала миссис Роузли и бросила трубку я даже не успел ни рта открыть.
Я хмуро уставился в экран телефона. Начало сегодняшнего рабочего дня не задалось.