— Вставай! — толкнули меня в бок.
— А? Что? Кто? Зачем? — Я попыталась открыть глаза, но они сильно болели, и веки слиплись сами.
— Без пятнадцати восемь. Тебе хватит времени быстро умыться и собрать вещи. А может, успеешь даже позавтракать. Тогда я могу в это время твои вещи собирать.
Мне было так приятно, что он обо мне заботится, что мои и без того щиплющие глаза начали слезиться.
— Ты чего ревешь?
— Я просто… я… — Ну как объяснить ему, что у меня такого никогда не было? Да, обо мне заботились другие. И бабушка и дедушкой, когда были живы, и родители сейчас. Но это не то, не то… У меня даже друзей как таковых никогда не было. Люди, с которыми ты пару раз поговорил о погоде и еще пару раз об учебе, не друзья. А так, чтобы посторонний человек думал о тебе больше, чем о себе, и старался тебе угодить, вот это вот настоящее человеческое отношение — это все для меня в новинку.
— Понял, ты боишься, что тебя отравят, прости, не подумал… Поешь дома. — Он, к сожалению, ничего не понял. От этого я заревела еще сильнее. — Или, хочешь, съездим куда-нибудь? Я тебя накормлю.
— К сожалению, не могу. Ты же знаешь…
— Ах, ну да, Элла…
— Ты в каком городе-то живешь? — догадалась спросить я человека, с которым буквально провела ночь в одной постели.
Он назвал. Город с моим, к сожалению, не совпал. Я расплакалась снова.
— От меня до тебя всего лишь сто тридцать километров! — в этот раз он понял причину моей печали. — Сущая ерунда. Я буду приезжать. Если ты хочешь, конечно…
— Хочу, конечно! Погоди… — дошло до меня. — А откуда ты знаешь, где я живу?
— Так Элла же говорила. Она у меня долго пыталась вытащить, где я живу. Я ей не отвечал. Но свой город она называла. А потом у Тима спросила, хитрая. Мы с ним земляки, вместе приезжаем.
— Ясно. — Я посмотрела на часы и подпрыгнула. — Боже, осталось пять минут!
— Да ладно, водитель, может, опоздает.
— Люди полковника не опаздывают!
— Но если ты опоздаешь на пару минут, люди полковника ничего никому не расскажут, потому что люди полковника не стукачи!
— Ты что, подкалываешь меня?
— Нет! Я на полном серьезе! Тебе еще за Эллой заезжать, а ты прекрасно знаешь, что она всегда опаздывает.
— Ну не в этот раз! — хмыкнула я, успокаиваясь. — Рядом с ней лучший тайм-менеджер!
Мы обменялись телефонами, имейлами и поцелуями, и я с вещами спустилась вниз.
— Эллочка, не хочешь пирожок? — Таисия Арсеньевна протягивала мне в руки так называемый «сухой паек». — Почему на завтрак не пришла?
— Меня ждут. Спасибо, Таисия Арсеньевна.
Я на всякий случай взяла кулек, хоть и хотела отказаться вначале. Вдруг в нем снова оригинальная начинка?
— Эллочка, ты ведь приедешь на концерт? — в глазах смесь мольбы и настороженности. Мол, щас я проверю эту молодежь! Есть ли у них совесть и чувство ответственности.
Краснея, я залепетала в ответ:
— У меня же главная роль в спектакле и завершающий номер с песней…
Она удовлетворенно кивнула. Тут в холл из коридора выбежал Тимур, по всей видимости, завершивший на кухне завтрак. Увидев меня, задорно хмыкнул.
— Ну че? Как ночка?
— О чем ты? — удивилась я и покраснела еще сильнее.
— Я к Сашке заходил, постель не разобрана…
— Значит, спал на собранной! — взорвалась я.
— Его и ночью не было, и утром.
— Значит, вообще не спал! Чего ты пристал ко мне? Иди у него спрашивай!
— Да я бы спросил, но я его так и не видел!
Конечно, ведь он помогал мне вещи собирать и только что, минут пять назад, ушел к себе. Бедный, даже не завтракал.
Слава богу, старушка, с любопытством слушающая нас, будто мы шоу Малахова, кинулась к Тимуру с расспросами, чем он завтракал. Она, оказывается, сырников напекла. Возможно, в кулечке, сунутом мне в руки, они самые и есть. Не дожидаясь ответа Тима, я быстро ретировалась из дома.
Машина уже стояла возле калитки, совершенно не таясь. Я повернулась к дому, словно прощаясь. На удивление, за эти два дня произошли одновременно и самые жуткие, и самые приятные моменты в моей жизни. Это место навсегда сохранится в моей памяти, независимо от того, как сложатся дальнейшие события.
Я уже хотела сесть в черный представительский седан, но тут какая-то тень за окном привлекла мое внимание. И снова за мной наблюдают! Дернулась занавеска у крайнего правого окна. Это точно гостиная, последняя комната. Тут не ошибешься. Кухня находилась слева, как и библиотека, да и окна выходили на другую сторону. В правой части только спальня старухи, кабинет и гостиная, где нам показывали фильм. И где ночует Сергей Петрович Макаров.
Дребезжащий звук клаксона напомнил мне, что нужно ехать. Я села в машину, поздоровавшись на ходу и даже не глядя на водителя, и полезла в рюкзак. Слава богу, все улики на месте. Еще вчера я их достала из тайника, чтобы не забыть, и положила в рюкзак. От Макарова можно ожидать чего угодно, вплоть до того, что он ночами проникает в чужие спальни и устраивает обыски. Мы с Сашей так устали, что могли и не проснуться.
— Да, она села, мы едем, — отчитался кому-то шофер.
Я наконец-то догадалась выключить авиа-режим, который ставлю на ночь. Тут же обрушился шквал требовательных звонков. Конечно, ведь близкие получили сообщение о том, что нашлась потеряшка, но при этом дозвониться ни до одной из нас не было возможности! Бедные! Я успокоила их, как смогла.
Кстати, где Элка посеяла телефон?
Я встретила ее именно этой фразой, когда мадам соизволила опуститься на заднее сидение возле меня. Я уж думала, что она будет дуться и дальше и принципиально займет место возле водителя.
Сначала она помахала Антону в окно (чего он, разумеется, не видел, ведь стекла затонированы, но Элла умом похвастать никогда не могла) и только затем повернулась ко мне.
— Не потеряла, а выключила! Зачем мне, чтобы меня нашли? Думаешь, я совсем тупая?
Я не стала ей говорить, что именно так и думала всего полминуты назад.
— Что это? — заметила она у меня на коленях сверток.
— Бабкины оладьи.
Элла схватила с моих колен «сухой паек», открыла окно и выбросила прямо на дорогу.
— На всякий случай, — пояснила. — И ты стройнее будешь, и голубям еда!
— Вообще-то мне сама бабушка в руки дала!
Но она просто пожала плечами, мол, ей все равно.
Водитель привез нас к дяде Мише в загородный дом. Там уже ждали родители. Сцену трогательной встречи со слезами, объятиями, подзатыльниками, истериками и поцелуями я опущу. Кстати, родители ни секунды не сомневались в том, кому отвешивать подзатыльники, заодно целуя-обнимая, а кого только обнимать и целовать. Хотя мы выглядели, с точки зрения посторонних людей, абсолютно одинаково. Челка, розовая прядь и макияж, который у меня за ночь немного испортился (времени с утра подправить или даже смыть целиком у меня не было), а у Эллы держался идеальным свежим слоем (стало быть, она собиралась не в спешке, и Антону удалось разбудить ее задолго до прибытия машины).
А вот теперь время истины…
— Ну что там с уликами? — строго спросил дядя Миша. — Выкладывай.
Он всегда был таким, сколько я его помню. В детстве я даже его боялась. Чего греха таить — побаиваюсь и сейчас. На сантименты отводит четко ограниченное количество времени и сразу резко переходит к делу, ну словно alt+shift нажали, меняя раскладку клавиатуры. А когда долго не удается перейти к главному, начинает раздражаться.
Вот и сейчас родители накинулись уже на меня — за то, что обманула. Оказывается, дядя Миша им все рассказал. Впрочем, он хранил мою тайну до последнего. Но, получив сообщение и не дозвонившись до меня, родители уже направились к нему. Тут-то он все и сказал. Поэтому и ждали нас здесь, зная, что сюда привезет машина.
Мы с Эллой, перебивая друг друга, рассказали все, что вспомнили и посчитали релевантным. Слава богу, Элла додумалась не вмешивать сюда Сашу. Упоминался только Антон, да и то лишь по причине, что она у него жила — это ведь главный вопрос, который ей задали. Дядя Миша забрал у меня и коробки с чаем, и флешку с документами, после чего мы поехали домой.
Дома случилась новая разборка. При дяде Мише родители не стали выговаривать нам всего, что они думали, и задавать какие-то вопросы, но а уж в квартире разошлись на славу. Элла в какой-то момент плюнула, махнула на них рукой (в прямом смысле) и ушла спать. То ли этой ночью не спала (и именно по этой причине не опоздала), то ли соскучилась по своей кровати. Я лично по нашей общей спальне не скучала, посему осталась на кухне с мамой и папой.
— Соня, как же так? — начали они сызнова. — Ладно Элла, в семье не без урода. Но ты-то?
— А почему вы не видите положительную сторону событий?
— Что? — удивилась мама и посмотрела на отца, слово на свой ум не надеялась и полагала, что он ей разъяснит смысл моих слов.
Но я не стала ждать, когда он ответит, объяснила сама:
— Во-первых, Элла вернулась домой. Живая и невредимая. Не об этом ли ты молилась еженощно? Думаешь, я не слышала тебя? — Мама насупилась, но спорить не стала. — Во-вторых, наше расследование, возможно, поможет поймать некоторых не очень хороших людей и отправить их за решетку, чтобы никто больше от них не пострадал!
— Пинкертоном себя возомнили! — сказал папа маме.
Настал и мой черед отмахиваться от них и идти в свою комнату. То естьнашукомнату. Я уже успела привыкнуть к тому, что ночую одна.
Я проверила телефон: сообщений нет. Вздыхая, тоже улеглась. Вообще говоря, я не ожидала, что усну, но поспать удалось этой ночью всего часа четыре, и то максимум, а уж сколько нервов было загублено, не перечесть, короче, я очень быстро вырубилась.
Остаток дня я провела с тяжелой головой. Видимо, спать второй раз было плохой затеей. Нас позвали на ужин, который для нас обеих стал обедом, и в то время как Элла налегала на все подряд, видимо, соскучившись по нормальной стряпне (страшно представить, чем ее кормил Антон), я же оставалась к еде равнодушна, снедаемая смутной тоской и тревогой. Каждые пять минут я проверяла телефон.
— Может, хоть на время ужина ты оставишь свои игрушки? — возмутился папа. — Соня, я тебя не узнаю!
И даже с подозрением воззрился на мою сестру, мол, не устроили ли вы, как в детстве, свои глупые розыгрыши, не решили ли нас обмануть и поменяться местами? Кстати, о розыгрышах. Эти забавы, оказывается, оставались с Эллой даже когда детство осталось далеко позади. Из нас двоих, увы, повзрослела только я. А может, не повзрослела, а обзавелась совестью и чувством ответственности? Или это одно и то же?
Ковыряя вилкой в тарелке, я продолжала свои странные философствования, пока наконец мама не начала убирать со стола.
Перед сном я тоже проверяла мессенджер каждые пять минут. Пару раз порывалась написать сама, но останавливалась. Потом вздохнула и убрала телефон, включив авиарежим.
— Элка…
— Ну что? — возмущенно отозвались с соседней кровати, как будто я не в первый раз позвала, а в сто двадцать первый.
— Что ты имела в виду, когда говорила, что не уверена, что это Макаров?
Сестрица помолчала. Я уж думала, не ответит, когда она наконец снизошла разомкнуть уста:
— «Как утонула?» — первое, что он сказал. Ты представляешь?
— И что? — подождав продолжения и поняв, что оно не последует, изумленно молвила я. — Что, по-твоему, он должен был сказать? Да, я ее утопил, так что для меня это не новость.
— Нет, ты не поняла… Не «Как это, умерла?! Такая молодая и красивая! Да что ж это в мире делается-то?!» А…
— Это, скорее, Таисия должна была произнести, — перебила я сестру.
— Ну вот, она что-то подобное и сказала. А он, когда ее нашли в пруду, сказал удивленно: «Как утонула?» Как будто не сам ее утопил. Так странно…
— Ничего странного! — разозлилась я, что она заставила меня усомниться в нашей версии из-за какой-то ерунды. — Давай спать!
— Как думаешь, мне надо ехать на репетицию? — едва открыв глаза и заметив, что сестра тоже не спит, спросила я.
— Чего? Какую на хрен репетицию?
— Завтра концерт, забыла? Официальная годовщина.
— Без тебя знаю! Это вообще-то мой кумир и мой мир, в который ты влезла!
— В который ты заставила меня влезть! — поднявшись на локте, повысила я тоже голос. Пусть знает, что не только она одна в семье умеет орать и ставить людей на место.
Сестрица сразу притихла.
— Для чего тебе ехать на репетицию? Ты что, выступать собралась? — с любопытством спросила она.
— Конечно! Я же гвоздь программы!
— Ты в горле кость, а не гвоздь, вот так вот, лошара!
— Ну, только у тебя, — хмыкнула я. — Завидуй дальше. У тебя-то смелости не хватило ни на одном концерте выступить! Написала под себя маленькую незаметную роль деда Павлецкого в три строки и радовалась ходила… А меня поставили завершающей! Да еще и роль Алены дали.
— Ой, ну поезжай тогда! Чего ты от меня-то хочешь? — Я молчала. Она догадалась сама. — Между прочим, Сашка на репетиции не ездил никогда! Он очень занят в своем вузе, станет крутым финансистом, — язвила она, как всегда. — Радуйся, если на сам концерт явится.
— Конечно, явится. На него все надеются, а он ответственный человек. Как и я.
Элла неожиданно пересела на мою постель и внимательно заглянула мне в лицо.
— Ты понимаешь ведь, что никакого концерта может не быть? Его схватят не сегодня завтра. А без Макарова концерту кирдык.
— Но есть же бабушка… — замямлила я.
— И что? Не она отвечает за официальную часть мероприятий.
Как-то я об этом не подумала. Почему-то концерт и в принципе общественная жизнь фанатов Павлецкого у меня в голове шла одним потоком, а расследование и ловля преступника — другим, параллельным. И они не пересекались. А ведь должны.
В среду, в день концерта, позвонил дядя Миша. Он набрал папу, но отец включил громкую связь, и мы слушали всей семьей.
— В общем, так. В той розовой коробке, что светлого оттенка, сушеные травы, в том числе дурман-трава, и легкая доза кофеина, который, скажем так, бодрит и веселит. Привыкания почти не вызывает. Ну а в темно-розовой к этому же составу примешаны клофелин и даже крупица амфетамина. К радости и беззаботности они добавляют что-то свое: расслабляют и уносят в море грез, как мне сказали… М-да, вот так загадочно изъяснились.
— То есть по итогу чай — наркотик? — уточнил папа.
— Что-то наподобие. Вызывает привыкание. Сердечникам категорически противопоказан. Медведеву вашу, скорее, он и убил. Но эксгумация через столько времени ничего не покажет.
— А что с Наташей? — спросила я. — Ну, то есть с Натальей Церковиной.
Элла рядом со мной напряглась. Она может делать какой угодно неприступный стервозный вид, но, что ни говори, она все равно очевидно переживает. А значит, чувствует свою вину.
— В воду, по всей видимости, скинули бесчувственное тело, и она просто захлебнулась.
— Какой кошмар! — воскликнула мама.
— Подонок! — поддержал отец.
— Да, фонд Макарова, по сути, занимается распространением этого «чая». Но чтобы узнать, было ли насилие, нужно эксгумировать тело, да и то… Прошло три месяца. Да еще и тело пролежало в воде всю ночь после наступления смерти. Я не советовался с экспертами, но думаю, все следы уже исчезли.
— Значит, это все ненаказуемо! — разозлилась Элла. — Все впустую!
— Погоди горячиться. Я достал старое дело. Макаров уже привлекался по 135 статье УК РФ за развратные действия с лицом, не достигшим шестнадцатилетнего возраста. Но дело развалилось еще до суда, официальная причина «прекращено за недостаточностью улик».
— Занес кому-то! — не выдержал отец.
— Возможно. Но такие деяния действительно тяжело доказать. Обычно это слово подростка против слова взрослого. Да и в законе четко не сформулировано, что относится к развратным действиям, а что нет. А ребенок ведь тоже оклеветать может. Не понравилось, что плохую оценку поставил учитель, к примеру. Еще на моей памяти были такие дела.
— Так что же делать?
— Возьмут Макарова пока за организацию наркопритона, прикроют склад, или где он это штампует, запрут и будут дальше копать. К нему на адрес уже выехали.
— Он сейчас в доме Павлецкого!
— Откуда знаешь? — спросил меня дядя Миша.
— Должна идти полным ходом подготовка к предстоящему концерту! Начало в семь! Но я уверена, что он даже не выезжал из дома с выходных. Он обещал репетировать со всеми желающими до концерта.
— Отлично. Я свяжусь с ребятами, направлю.
— Я поеду с вами!
— Так, я никуда не еду и ты не едь! — Родственник был не гигант по части русского языка и выражался просто. — Этим займутся должностные лица!
— Едем, — сказала я Элле, когда папа закончил разговор.
— Отлично! Хочу увидеть рожу этого козла, когда его ОМОН скрутит!
— Вряд ли за одним Макаровым пошлют целый ОМОН…
— Девочки! — возмутилась мама. — Зачем вам это видеть? А вдруг он вами прикроется как живым щитом!
Маме стало плохо от собственных пугающих фантазий, но мы оставались непреклонны и, пока папа ее отпаивал валерианкой — или чем там, — смылись из дома.
Как-то так получилось, что мы добрались быстрее доблестных стражей правопорядка. Последних, возможно, задержала бюрократия, ну а мы были свободны от всяких постановлений и приказов.
…Калитка, как никогда, распахнута. Дверь в дом — тоже. На ней висит плакат «Концерт в честь тридцатилетия Яна Павлецкого».
Только я хотела предостеречь сестрицу, спокойно шагающую к воротам, словами «Зомбиапокалипсис какой-то», как тут же из дверей дома вышла кучка людей. Не сговариваясь, мы сели в кусты шиповника, растущего вдоль забора, стараясь не обращать внимания на колючки.
— Тим, Тони и Ирка, — сообщила Элла, выглядывая из-за куста. — Завернули за угол дома. Пусть открыт.
— А Макаров? Его нет с ними?
— Нет.
Она попыталась подняться на ноги, но я ее задержала.
— Погоди, мы должны разобраться, кто из нас пойдет.
— Что?
— Что?! — передразнила я. — Ты серьезно хочешь вот прямо сейчас явиться под ручку со своим клоном? Эти люди не знают о нас, забыла? Ну, кроме Тони…
«И Саши», — мысленно добавила я. Только его сейчас возле дома нет. Что, если его вообще здесь нет? Может, он плюнул на все? Иначе почему не писал мне все эти дни?
— Тебе-то какая разница? — возмутилась Элла, по привычке выискивая причину для ссоры. — Это мои друзья! Это мой мир! Я сюда приезжала два года подряд! А ты… — я думала она опять скажет «лишняя, тебя никто не звал», а я снова отвечу «вообще-то, это из-за тебя я здесь», и спор затянется, но до нее дошло, что лучше не продолжать. — Ладно, что ты предлагаешь? — пошла она на примирение.
— Я зайду в дом и буду с ними репетировать, а сама глаз не спущу с Макарова до приезда полиции. А ты будешь тусить вокруг дома, вдруг ему придет охота в окно полезть…
— Ага, при открытых дверях! Он же у нас гений, че там…
— Что, если он увидит их в окно? Через главный вход в таких случаях не убегают. А через двор, забор и участок соседей — еще как.
— Менты, если совсем уж не идиоты, должны будут предусмотреть такую возможность.
Я кинулась спорить:
— Слушай, если бы его считали особо опасным преступником, то выследили бы уже давно и направили сюда целый отряд ОМОНа. Но, как мы уже говорили, вряд ли за ним приедут больше двух человек. С официальной бумажкой в руке они и направятся в дом. Через вот эту дверь, — показала я на главный вход.
— Хорошо, а я голыми руками должна буду его схватить, скрутить, связать и наручники еще надеть.
— Связать будет достаточно. — А что, ей можно без конца язвить?
Сестра почему-то улыбнулась.
— Такой ты мне больше нравишься. Я вот что думаю. Он, возможно, держит здесь какие-то документы. И вряд ли в гостиной, где народ тусуется. Скорее всего, в кабинете Павлецкого. Если по случаю жары там окна открыты, то я лучше туда влезу, спрячусь под столом или в шкафу и, если он начнет что-то уничтожать, остановлю его. А ты держи его на глазах. Как только он будет выходить из библиотеки… Вы все еще там репетируете? Ничего не изменилось?
— Да.
— Вот, короче, всегда, когда ты его не будешь видеть, посылай мне сообщения. Просто одним символом, «1», допустим. Значит, он вышел. «2» — когда вернется. Я буду знать, когда можно не прятаться.
— Тебе лучше прятаться всегда, ибо не только для Макарова станет неожиданностью внезапно раздвоившаяся Элла. Но твой план в целом отличный. Такой ты мне больше нравишься, — повторила я сестру. И добавила: — Умной.
Она повторно улыбнулась, и мы гуськом направились к калитке. Я вошла первой и уже уверенно прошествовала к входу в дом.
Прямо в дверях столкнулась с Сашей.
— Соня? — удивился он. Или это вопрос?
— Соня, — на всякий случай ответила я тихим голосом. — Как у вас? — бросила мимоходом, проходя внутрь и не смотря на него. Я не хотела, чтобы он по лицу прочитал, что моя душа попала в центрифугу, стоило его увидеть. Главное — держаться с достоинством.
— У нас идет подготовка к концерту. Макаров вчера решил, что песни будут в библиотеке, там все-таки пианино стоит и хорошая акустическая система, не хочется это все перетаскивать. А в замке пройдет спектакль.
— Вчера? — удивилась я, стоя в задумчивости над обувной тумбочкой. Если народ снует туда-сюда между двумя строениями, вряд ли все переобуваются. Значит, и мне не надо. Тем более картины погони и захвата Макарова так и стояли у меня перед глазами, а бегать за преступником в тапочках — моветон.
— Да, вчера. Я, кстати, думал, что ты приедешь. — Сказано будто с обидой.
— А я, кстати, думала, что и сегодня не приеду. Видишь ли, — понизив голос, решила я поделиться тайной следствия, — хоть ты и не спросил почему-то, но пришли результаты по…
Здесь я увидела старушку, выходящую из коридора в холл, и замолчала. Рано пока посвящать других в эту историю. Да и не обладаю я необходимыми для этого полномочиями.
— Эллочка! — Старушка даже всплеснула руками. — Ну тебя же все ищут, милочка! Ты же гвоздь программы. Мы боялись, что-что случилось…
— До концерта еще шесть часов.
— Да, а как же репетиция? А помочь? Мне пришлось Милочку задействовать на кухне. Сегодня же все приедут. И Петраков, и Шевченко, и мои подружки из клуба. Боже! — посмотрела она вдруг на свою одежду. — Я же еще не одета! Наверно, успею, — отмахнувшись, она потопала обратно на кухню. А может, в библиотеку.
— Не обращай внимания, — шепотом сказал Саша, хмыкнув. — Она всегда нервная перед ответственными мероприятиями и приездом важных лиц.
— А важные лица — это те, что участвуют в жизни фонда, так?
— Ну.
— Мне надо тебе кое-что рассказать.
— Пойдем ко мне.
Я хотела спросить, куда ко мне, но Саша показал наверх, ясно, в его бывшую комнату. Впрочем, мы успели сделать лишь два шага к лестнице, как в дом вернулись ребята.
— Так, никаких трах-тарарах! — задорно крикнул нам Тимур с порога. — Цыгель, яй люлю!
— Элка, привет! — кинулась ко мне Ира. — Для спектакля все готово, пошли наконец репетировать!
Тони мне осторожно кивнул, присматриваясь, будто пытаясь понять, какая я из двух. Не буду себя выдавать.
— Зайчик мой! — вытянула я губы уточкой, делая вид, что целую его издалека.
Антон засмущался, опуская глаза, видимо, понял, кто я. Наверняка Элла из меня получается чересчур карикатурная.
— А Макаров там? — догадалась я спросить. — В замке?
Ирина ответила:
— Нет. Он как заперся утром в кабинете Павлецкого, так и не выходит.
— Как? — Я было метнулась к нужной двери, но девушка меня остановила. — Ну куда, куда? Он велел не беспокоить.
— Но ведь… Репетиция! У меня столько идей! Я хочу, нет, просто жажду поделиться с ним!
— Боже, Элка, только не говори, что ты опять все переписала! Мы только выучили по переписанному!
— Я тебя задушу своими руками! — начал угрожать мне Тим. — Клянусь!
Двое других молчали, сосредоточенно о чем-то думая. Они-то знали, что мой резкий интерес к кабинету и Макарову неспроста.
— Я хотя бы поздороваюсь, скажу, что пришла, а то Таисия на меня всех собак спустила, что я поздно. Хотя еще только час дня!
Я опять развернулась, но Ира просто вытолкнула меня на крыльцо дома, приговаривая:
— Для репетиции он нам не нужен! Всё сами! Оформление он одобрил, мы еще вчера начали украшать. Это ты филонишь… А когда в библиотеку переместимся, тогда и позовем, он должен аккомпанировать.
Пришлось сдаться. Когда мы завернули за угол, я заметила что-то ярко-розовое в кустах сирени.
— Ах! — резко встала я. Боже, это Элла! Сейчас они ее увидят! Ну на хрена, спрашивается, нужно было надевать блестящий латекс? Конечно, мы не предполагали, что придется прятаться на местности, иначе бы выбирали одежду из зеленой гаммы, но сирень, само собой, уже давно не цветет, и ее там обязательно заметят…
— Что такое?
Главное — не смотреть прямо на Эллу…
— Какая красивая вывеска! — наткнулась я глазами на плакат, который висел и на замке. — Бежим скорее туда!
И понеслась к недострою первой. Да, они решили, что я тронулась умом, но другого выхода не было.
Репетицию я постаралась закруглить как можно быстрее.
— Боже, Элка, как мало ты знаешь из собственного текста! — ругала меня Иринка.
— Ничего, один раз перечитаю перед выступлением, и все будет нормально. Давайте теперь пойдем будить Макарова. Пора репетировать концерт.
— С чего ты взяла, что он спит?
— Точняк, — поддержал меня Тим, поправляя руками челку, — дрыхнет без задних ног, а мы тут надрываемся.
— Тебя никто не заставляет это делать! — вклинилась Мила, которая присоединилась к нам в середине репетиции, когда ее бабушка отпустила с кухни. — Мы все здесь добровольно! Чтобы быть ближе к кумиру!
С этим спорить никто не стал, и под моим предводительством мы вернулись в дом. Я усиленно вертела головой, стараясь, впрочем, делать это незаметно, но Эллу нигде не увидела. Слава богу, до нее дошло вылезти из пожухлых сиреневых кустов.
Я хотела сразу пойти в кабинет, но та же Ира снова меня остановила!
— Стой! Нужно сперва украсить библиотеку. Если Макаров одобрит, как она выглядит, то мы сможем уже начать репетицию.
Господи, детский сад… А это время Сергей Петрович усиленно уничтожает улики! Надеюсь, Элла ему помешает. Не знаю, конечно, какие улики можно держать в чужом кабинете чужого дома, но с другой стороны, это даже умно. Если к нему нагрянет какая-то проверка, то по официальному адресу все будет чисто. А тут он, может, держит всю партию ярко-розового чая? Таисия Арсеньевна вряд ли захаживает в кабинет.
— Как тут душно, — возмутились девочки. — Откройте окна!
Так как я вошла первая, я же и пошла открывать окно. Справившись с одной створкой, я услышала какой-то шум на улице, будто удар о металл, выглянула и снова ахнула. Элла стучала по трубе, а увидев меня, показала пальцем на другой конец дома..
Я показала «Х» скрещенными руками, мол, заткнись, я тут не одна, и, услышав шаги прямо за спиной, резко закрыла створку.
— Что ты делаешь? — спросила подкравшаяся Мила.
— А давайте не будем открывать! Так акустика лучше! Да и вообще, нечего соседям слышать концерт заранее! Спойлер! Идем-идем, — подтолкнула я Милу к центру помещения.
— Я думаю, — стала предлагать идеи Ирина, — нужно повесить список выступающих с названием песен прямо на дверь. Или на стену.
В этот момент в библиотеку зашла старушка, и по одному взгляду на нее я поняла: что-то стряслось. Бела как мел, руки трясутся мелкой рябью, из чашки, что в руках, проливается жидкость в блюдце, сама чашка ходуном ходит и звонко отбивает по блюдцу дробь.
— Ребятки… там пришли… из милиции. За Сережей! — И она заплакала.
Девочки остались то ли утешать, то ли расспрашивать Таисию Арсеньевну, а мы четверо пошли в холл.
Два человека в штатском с бумагами в руках. Все, как мы и думали. Постановление о заключении под стражу.
— Сергей Петрович в какой комнате?
— Пройдемте, — сказал Саша и повел их к кабинету. Тут-то и выяснилось, что дверь закрыта.
Саша и двое мужчин довольно быстро ее выбили. Открывшееся зрелище навсегда врежется мне в мозг. Сергей Петрович болтается в петле, повешенный на люстре. Потолки настолько высокие, что его тяжелые ботинки почти на уровне моих глаз… Чтобы сделать это с собой, ему пришлось пододвинуть тяжелый массивный стол из дуба, а на него водрузить кучу книг плотными рядами.
Что же вы наделали, Сергей Петрович…