— Все готовы? — встретил нас в дверях дома тот самый дядечка с фотоснимка. Судя по тому, как к нему обращались (Сергей Петрович), это и был господин Макаров — учредитель фонда, от имени которого делалась рассылка.
Я оставила письмо с угрозами в комнате, убрав в боковой карман рюкзака, а сама, спускаясь, открыла со смартфона форум Павлецкого. Новых сообщений не было. Однако, когда я открыла переписку, я увидела надпись «сообщение просмотрено». Значит, Зайчик2020 форум посещает и письма читает. Быть может, он сегодня здесь? В общем, я дождалась, когда соберутся абсолютно все участники, и прямо под бодренькое «Все готовы?» отправила новое сообщение этому же адресату. Я натыкала первые попавшиеся символы и нажала «Отправить» — просто в надежде на то, что ему — или ей — приходит оповещение о новых ЛС. И стала внимательно смотреть по сторонам. Народ обувался — из тех, кто еще не был обут. Народ накидывал ветровки — из тех, кто еще не успел этого сделать. Остальные же дружно выходили следом за Макаровым, чтобы не мешать. И никто — никто! — не полез в свой телефон. Но это еще ничего не значит. Выключены оповещения, отключен интернет или звук и вибросигнал — да все что угодно. Глупо было надеяться. Но надо же что-то предпринимать!
По узкой для такой оравы людей мраморной плитке мы шли в сторону замка. Наконец-то я его увидела вблизи. Подсвеченный снизу, он казался загадочным и будто призрачным. Словно моргнешь два раза — и он исчезнет. Через высокие и узкие стрельчатые окна, казалось, за тобой наблюдают хмурые тени. Первый этаж замка, высотой метров пять, был почти готов, только вместо входных дверей — лишь недостроенные ступени крыльца и проем. А вот в небо замок упирался неровными краями серого камня, словно клыками, которыми старался откусить очередное облако светлым днем, а ночью втягивал в себя кисель темноты.
Чтобы получше объять замок глазами, я стала отступать и споткнулась, задев какие-то кирпичи, видимо, не убранные строителями, и, несомненно, упала бы, если б не чья-то крепкая мужская рука с отличной реакцией ее обладателя. Я обернулась — в роли спасителя оказался давешний блондин. Может, мне показалось, что он настроен ко мне (читай: Элле) негативно? Чего я на парня взъелась?
— Спасибо, — мило улыбнулась я.
Он нахмурился и отдернул руку, словно вспомнив, что я прокаженная, затем, ничего не ответив и даже на меня не посмотрев, отошел в сторону. Невежливо как-то!
— Даже не думай! — тут же мне в ухо шикнула Ирина. Да, это именно та полноватая девушка, которая кинулась меня обнимать. Я видела, как она выходила из первой комнаты, и теперь уже точно знала, что ее так зовут.
— Ты о чем?
— Я о Саше!
Господи, кто такой Саша? Тот самый блондин? Или это кто-то третий, кто связан с нами обоими? Или Саша — это вообще она, а не он? Дурдом. Не спросишь же напрямую!
На всякий случай я кивнула, мол, согласна.
Мы почему-то не торопились заходить. Все смотрели на Сергея Петровича, не решаясь задавать ему вопросы. Я тоже молчала.
— А вот и последняя участница, — возвестил он, глядя за наши спины.
Я обернулась. Какая-то женщина лет тридцати пяти, может, сорока (в темноте плохо видно), подходила к нам. Шла, видимо, сразу от калитки. Черные завитые волосы, черная ветровка с капюшоном, черные прямые брюки. Женщина то ли обожает этот цвет, то ли любит быть незаметной. А может, ожидает запачкаться. Я вот даже не знаю, куда я иду и зачем. Что там внутри, в этом замке? Что нас ждет? Охота на монстров или соревновательные бои в грязи?
— Вы Леонелла? — спросил он у новоприбывшей.
— Это я.
Мы сдали деньги, Сергей Петрович помечал галочкой каждого в своем списке, затем наконец вошли в замок.
Внутри недостроенного здания был огромный холл — в этой части уже имелся потолок первого этажа. В ряд стояли стулья, за ними — пуфики и кресла-груши. На полу лежал полосатый коврик, по виду чистый, захотелось даже разуться. Уличной двери здесь не было, как я уже отметила, да и вешалок тоже, поэтому никто не раздевался. Стулья были развернуты в сторону одной из стен, к ней почти вплотную стояло удобное на вид кресло и маленький столик с бутылкой воды — кто-то явно подготовился долго разговаривать. Приглядевшись, я заметила черный ноутбук, лежащий на этом столе темного дерева.
— Приветствую всех собравшихся! Эти каникулы я решил начать с «Ночи страшилок», так полюбившихся вам в прошлый раз. Так как это новый проект, я в двух словах поясню, что это значит, тем более сегодня с нами новые лица. — И в эту секунду взгляд его темно-синих глаз, будто пронизывающих насквозь, словно рентгеновское излучение, уперся прямо в меня.
В первое мгновение я едва не кивнула, мол, да, я впервые с вами, но тут до меня дошло. Они должны думать, что я Элла! Как он узнал, что я — это я?!
Меня бросило в горячий пот, и вовсе не по вине жары — ночь выдалась холодной, а стены с отсутствующей дверью не спасали от ветра. Я лихорадочно искала решение, перебирая все свои мысли, крутящиеся в голове так быстро, словно они были спицами в двигающемся колесе. Я должна их разубедить. Все должны думать, что я Элла. Но как ему сказать? Выкрикнуть прям в зал: «Постойте, я не в первый раз здесь!»
А потом он попытается поймать меня на лжи и предложит громко, на весь зал, поднявшись с места, словно ученик на уроке, рассказать, что было в прошлый раз. А я ведь даже примерно не представляю себе формат данного мероприятия!
Следующая мысль-спица меня немного утешила: «Подумай логически, как он мог понять, что ты — это ты? Даже если это он схватил Эллу и держит где-нибудь в подвале, он же не будет в этом признаваться в открытую. Значит, он имел в виду что-то другое!» В общем, движимая этой мыслью, я наконец додумалась обернуться и тут-то и заметила, что женщина, присоединившаяся к нам только что, села прямо за мной во второй ряд. То есть Макаров смотрел на нее, а не на меня!
Я тут же выдохнула, а ведущий — или как его правильно сейчас называть — продолжил говорить:
— Итак, последователи Павлецкого совершенно случайно в прошлом году отыскали на территории его дневник. Правильнее сказать — журнал, потому что там было больше набросков новых песен, чем каких-либо воспоминаний. Однако были и они, которые мы называем меж собой «заметки на полях». Дату Ян проставлял всегда, ввиду чего некоторые все-таки именуют журнал дневником. Так вот, оказалось, что Павлецкий за год до смерти начал видеть какую-то, как он сам выражается, чертовщину. Часть из увиденного и услышанного он даже изобразил в песне «Я уже в аду». Мы решили устроить чтение этих страшных или по меньшей мере странных записей и превратить их в обсуждение. Формат близкий к «байкам у костра», с которым знакомы люди моего поколения. Это когда деревенские собирались у костра под песни под гитару, и не всегда, замечу, присутствовал алкоголь! Да-да, а то, я смотрю, тут многие заулыбались. Нет, это сейчас молодежь не может себе представить такого, чтобы встретиться и не выпить, хотя бы по бутылке пива. Но у нас это было, скорее, исключением.
— У нас тоже пиво редкость. Чаще косячок! — заржал брюнет.
— Осуждаю тебя, — улыбаясь, молвил блондин. Ну, хоть кому-то он улыбается!
— Правильно делаешь, что осуждаешь своего приятеля, — поддержал Сергей Петрович. — Наркотики, даже легкие, очень вредны и вызывают привыкание, кто бы что ни говорил. Но разговор сейчас не об этом. Я пытаюсь объяснить формат этих встреч.
— «Байки из склепа»! — это снова брюнет.
Все хихикнули.
— «Сверхъестественное»! — подсказала теперь Ирина.
— Не смотрел, — пожал плечами Макаров, — может быть, и так. Первое смотрел, но не помню. Это что-то вроде «Секретных материалов»? Вот их я точно смотрел. Но это все художка, вымысел, а у нас — реальность и формат именно обсуждения. Каждый будет предлагать свою версию, как он ее видит. Допускаются как рациональные объяснения, так и иррациональные. Никто никого не троллит, как у вас это называется, все остаемся толерантны к чужому мнению! Радикальный атеизм и скепсис, как и радикальный фанатизм крайне не приветствуются! Чтобы максимально насладиться нашими встречами, я настойчиво рекомендую оставаться открытыми к любой версии, в общем, be open-minded, как говорят англоязычные люди.
Чем больше Сергей Петрович говорил, тем сильнее он мне нравился. И плевать на его излишнюю потливость и выпирающий животик. Я тоже не могла отнести себя к стопроцентным скептикам (вспомнить хотя бы наши с Эллой предчувствия по поводу мамы), хотя и сразу верить во всякую чушь никогда не спешила. Но дело даже не в призывах быть гибкими, а в том, как он в принципе разговаривал. За его речами чувствовалось глубокое знание психологии и неплохое образование. То, как он пытался сплотить нас всех, — это очень подкупало.
Итак, он открыл, по всей видимости, отсканированные страницы журнала Павлецкого на своем компьютере и стал зачитывать одну из записей.
— Дата: 12 июня. «Сегодня ночью я снова услышал ржание коня. Отдаленное, оно будто заигрывало со мной, заманивая меня пойти искать источник. И вместе с тем довольно близкое, ведь в доме установлены дорогие стеклопакеты, работал кондиционер, и окна были закрыты, но я все-таки услышал. Я решил побороть себя, не как в прошлый раз, и подойти к окну. Я встал и усилием воли отдернул занавеску. На участке никого не было. Поняв, что я просто схожу с ума и надо переходить на здоровый образ жизни, пока не пришлось лечиться, я вернулся в постель. Через какое-то время ржание повторилось. Я поднялся и уже быстрее оказался у окна, которое не стал зашторивать. И как же я пожалел! Слуховые галлюцинации для нервов гораздо лучше, чем зрительные. Их хотя бы всегда можно на что-то списать. А то, что я увидел, уже ни на что не спишешь. Женщина! Она сияла белым светом, передвигаясь по моему участку. Я думал, что умру — так сильно забилось сердце! Дойдя до угла участка, призрак растаял…» — Макаров прикрыл крышку ноутбука и повернулся к нам. — Итак, у кого какие мнения на сей счет? Что конкретно он видел?
Блондин, вспомнив, что он лидер, заговорил первым:
— У меня, как обычно, рациональная версия. Ян пишет что-то про переход к ЗОЖу, наверняка это намек на наркоту.
— Да-да, — поддержал друга брюнет. — Он, короче, обкурился. Вот и привиделось.
— Хорошо, Тимур, вашу общую мысль я понял. У кого еще мнения? — ничуть не обидевшись на предыдущую версию, спросил Сергей Петрович.
— А я, — заговорила Ира, — думаю, что здесь все-таки мистика. Он реально что-то видел! Одно дело — конь, может, их тут держат в деревне, но белая женщина, которая просто растворилась! Это как? Он же не придумал это!
— Угу, — кивнул Макаров, — принимается. Дальше!
— Его разыграли, — с нажимом сказала брюнетка в наколках и как-то странно посмотрела на меня. — Звуки на магнитофоне записаны были. И баба переодетая по двору бегала.
— Розыгрыш, — кивнул Макаров, — принимается. Дальше.
— А я не думаю, что розыгрыш, — заговорила платиновая девка с губищами, сидевшая снова рядом с блондином. — Это известная «Женщина в белом»! Она многим является. Даже книга такая есть, я слышала. Написанная про этого призрака. Так и называется. «Женщина в белом»!
— Ты про Уилки Коллинза? — уточнил блондин с сомнением в голосе.
— Ща! — Платиновая натыкала что-то гигантскими ногтями, явно искусственными, в экране айфона. — Да!
— Это не про призрака. Это про женщину, сбежавшую из сумасшедшего дома. Она в белой одежде.
— Нет! Я же слышала!
— Алена, ты путаешь…
— Алена действительно путает, — влезла я, — произведение известного романиста Коллинза с Белой женщиной — расхожим образом призрака, который встречается в англосаксонском, германском и славянском фольклоре. Белая женщина часто отождествляется с Банши — из ирландского фольклора.
В замке повисла тишина.
— Молодец, Элла, — похвалил меня Петрович. — Приятно, что молодежь интересуется мифологией.
— Ой, я просто часто «Сверхъестественное» пересматриваю, — отмахнулась я. Надо быть осторожнее, Элла ведь не такая начитанная. Мягко сказать. Увидеть ее с книгой в руке или с открытым сайтом «Википедия» — это значит, что рак на горе наконец-то свистнул.
— Продолжай, Алена…
— Короче, — блондинка наконец отвлеклась от созерцания моего лица, которое она хотела прожечь своими голубыми глазищами насквозь, — я думаю, может, он записал это на видео? Его телефон проверяли? Ведь призраки, когда они настоящие, записываются на видео! Ну, это все говорят… — добавила она уже неуверенно.
М-да, логика у девушки потрясающая. По всей видимости, силикон влияет на когнитивные способности головного мозга.
— То есть, — язвительно сказал брюнет, сидевший от нее через одного человека — блондина, — если бы это реальный человек глумился над Яном, как подумала Мила, он бы не записался на камеру?
Все засмеялись.
— Человек-невидимка, ну! — поддержал шутку блондин.
Алена обиделась на издевки друзей и демонстративно пересела, хотя виновата была сама. Интересно, они пара с блондином? Хотя какая мне, в сущности, разница? Они под стать друг другу.
— Элла, а как ты считаешь? — к сожалению, обратился Макаров и ко мне. — Ты сегодня какая-то тихая. В прошлый раз у тебя была четкая позиция.
Отлично. У сестры была четкая позиция. Знать бы какая. Мнения явно разделились. Хоть ведущий или учитель (почему-то хочется его так называть) просил нас быть толерантными и по возможности не спорить, просто выдавать разные версии, однако мы ожидаемо разбились на два лагеря — скептики и мистики. Может, он и вовсе не такой хороший психолог, как я подумала вначале.
— Может оказаться так, что это галлюцинации на почве переутомления, — решила я высказать свою настоящую точку зрения. И будь что будет. — Я однажды тоже не спала три ночи кряду и видела в итоге что-то похожее.
— Че это ты не спала три ночи? — проявила любопытство Ира.
— Готовилась к э… — Я чуть не ляпнула «экзамену», но ведь это непохоже на Эллу!
— К чему? — продолжала допытываться подружка. Чтобы вжиться в роль, так и буду ее называть — своей подругой.
— Э-э… — протянула я, делая вид, что в первый раз «э» тоже было всего лишь междометием, а не началом слова. — Не важно, это тайна! — Кривляясь, я даже палец к губам приложила.
— Понятно, — фыркнула Мила. — Типичная Элла! Везде у тебя тайны мадридского двора!
Она даже руки на груди сложила в знак неодобрения и вроде даже обиды. Интересно, какой конкретно тайны «типичной Эллы» ты испугалась, когда увидела меня сегодня на пороге кухни?..
— Мила, давай товарищам возможность закончить свою мысль, — поругал ее Сергей Петрович голосом детсадовского воспитателя, — а потом уже комментируй. Мы же говорили об этом!
— Но эта, — кивок в сторону Иры, — тоже перебила ее! Первая! А ругают всегда меня!
— Эту зовут Ирина, и она не перебила, а уточнила для лучшего понимания рассказа. Ты тоже могла задать наводящий или уточняющий вопрос. Но ты предпочла едкое замечание. А для этого отводится другое время — после речи участника. — Мила молча опустила голову, признавая поражение. — Элла, продолжай, пожалуйста.
— В общем, — спасибо Миле и Ирине, я за это время придумала, как мне выйти сухой из воды, — мы все знаем, каким трудоголиком был наш любимый Ян, он вполне мог сильно устать и по вине перенапряжения и недосыпа увидеть то, что увидел, и услышать то, что услышал.
— Хорошо, — кивнул Макаров, — стресс. Это следующая версия, так и запишем. — Он реально записывал все наши ответы. Ума не приложу зачем. Он что, диссертацию потом защищать будет? — Кто-нибудь еще хочет высказаться? — В зале тишина. — Леонелла, если не ошибаюсь? — обратился он к женщине, сидящей за моей спиной.
— Да.
— Хотите что-нибудь сказать по теме?
— Я бы предложила какую-то версию, но у меня недостаточно исходных данных, — с грубой уверенностью, слегка походящей я бы даже сказала на дерзость, заговорила женщина некрасивым низким голосом. — Это как давать решение и ответ, не имея «Дано».
— А каких данных вам недостает?
— К примеру, есть же бабушка у Павлецкого. Почему бы ее не допросить? Она же лучше знает, спал или не спал он те дни, когда видел это, как предполагает последняя девушка. И употреблял ли что-то запрещенное, как сказали первые мальчики. И чем он вообще был занят в этот день. Он же написал дату! И мог ли кто-то к нему прийти и подсыпать что-то. У кого были ключи. Ну и так далее…
Судя по сленгу, женщина была или учительницей (все эти «дано»), или следователем («допросить»). А может, она преподавала в какой-нибудь школе МВД?
— Замечательно! — чему-то обрадовался наш «главный». Наверно, тому, что кто-то реально хочет разобраться. А все остальные, по его мнению, не были настолько заинтересованы. — Только вот Павлецкий жил в это время один и со своей бабушкой, Таисией Арсеньевной, практически не общался. Она жила со своим вторым мужем гражданским браком, и этого человека Ян недолюбливал. Это знают все его преданные фанаты. — Несмотря на смысл фразы, прозвучало это не с укором, а просто для справки. Но может, укор предполагался, но был тщательно завуалирован.
Леонелла, однако, отстояла себя:
— Я заинтересовалась творчеством этого мальчика тогда, когда он ударился в политику, то есть за полгода до его кончины. А то многие молчат! Страна рабов! А более раннее его творчество я не изучала.
— Хорошо, только давайте придерживаться правила — без политики. Да, Павлецкий в последние полгода только о ней и писал, но мы будем исследовать его творчество именно как творчество, без собственных оценок. Договорились? — Сидящие кивнули. — Ладно, раз все высказались, а Антон наш, как обычно, будет думать всю ночь и даст ответ только утром, — все хихикнули, видимо, так было и в прошлый раз, — объявляю перерыв пятнадцать минут. Затем читаем и обсуждаем еще одну запись, и на этом сегодняшние мероприятия закончатся. Отправитесь спать. Да! — пресек он возможные споры. — Не гулять, а спать, потому что завтра с утра репетиция!
«Господи, — поныла я мысленно, — с самого утра какая-то репетиция. Нужно свериться с расписанием, я вообще об этом забыла. Надеюсь, подготавливаться заранее не надо было? А то сольюсь очень быстро. В лучшем случае надо мной поржут, в худшем вычислят, а там уж как повезет».
В перерыв я решила не возвращаться в дом, а прогуляться по территории. Благо что все дорожки были худо-бедно освещены садовыми фонариками. Вблизи я смогла их рассмотреть, и возле недостроя они были в форме маленького замка. Так мило… Возле гостевого дома и калитки — обычные фонари цилиндрической формы, а вот дальше, за замком — стеклянные лилии и колибри с вставленными диодами, которые ярко светили, переливаясь всеми цветами радуги.
Итак, на участке (или участках) из зданий был еще сарай и небольшая баня из деревянного сруба. Обходя баню, я сверялась с часами в телефоне, потому не заметила, что я здесь не одна, и в итоге врезалась в блондина. Опять этот тип, будь он неладен!
— Ой, — от неожиданности выдала я. — Снова ты, — фыркнула себе под нос, собираясь молча его обойти и вернуться уже к замку, но он остановил меня, довольно грубо схватив за руку.
— Что ты здесь делаешь?
Неожиданный, однако, вопрос!
— В смысле? Гуляю. Или ты имеешь в виду не сейчас, а вообще?
— Ты прекрасно знаешь, что я имею в виду. Так что ты здесь делаешь?
Я посмотрела в его глаза. Строгий, напряженный взор. Он реально спрашивает о чем-то серьезном. Все шуточки разом выветрились из моего сознания. Он что-то знает! И он на что-то намекает! Но как заставить его сказать больше?
— То же, что и ты! — с вызовом ответила я, продолжая разглядывать его лицо.
Правильные черты исказились удивлением, уровень которого походил скорее на шок. Что его так поразило?
— Что?! — выдал он секунд через пять, настолько был парализован моим ответом. — Что ты несешь?
— Это ты что несешь? «Уходи, не то хуже будет»! — передразнила я текст записки, идя ва-банк, ведь я совсем не была уверена, что это написал и подбросил именно он. Скорее всего, даже не он, ведь те, кто предъявляет тебе претензии в лицо, и те, кто тайком подбрасывает угрожающие записки, предпочитая оставаться в тени и запугивать издалека, — это совершенно разные категории людей. — Детский сад какой-то!
— О чем ты говоришь?!
— О записке, вот о чем! Это ты мне ее подбросил.
Он в растерянности молчал. Затем медленно покачал головой.
— Во что ты опять вляпалась?
Вот оно! Мое сердце забилось быстрее. Кто бы мог подумать, что суровый блондин, вечно всем недовольный (будем честны — конкретно мной) являлся Эллиным доверенным лицом? Ведь фраза «Во что ты опять вляпалась» означает, что он в курсе каких-то ее предыдущих проделок. Но я не могу ему доверять всецело. Хоть он и ведет себя так, будто уверен, что я Элла, а значит, не может быть причастен к исчезновению. Но ведь не факт, что если я ему скажу, кто я, то он будет откровенен со мной. Я думаю, что больше информации я получу под видом Эллы.
— Ты знаешь, что тут творится что-то странное? — понизив голос до заговорщицкого шепота, кинула я пробный камень.
Он снова помолчал, внимательно меня разглядывая. Затем в его серых глазах заплескался луч догадки.
— Если ты специально это выдумала, чтобы… — Он закатил глаза. То есть я сама должна понимать, что он имеет в виду?
— Нет, — на всякий случай сказала я.
— Ладно, тогда после этого, хм, спектакля, — кивнул он в сторону замка, — зайди.
Сказав это, он резко развернулся, чтобы уйти, даже не дождавшись от меня ответа, будто был уверен, что я не стану спорить и обязательно прибегу по первому его зову. И я бы, кстати, прибежала — по своим мотивам, конечно, а не по тем, что он вообразил себе, — только существует одна загвоздка: я не знала куда!
— Стой! — взмолилась я, обращаясь к его спине.
— Ну? — бросил он через плечо. Вот самоуверенный индюк! Даже обернуться полноценно не может. Ниже его достоинства, надо полагать!
— Какую комнату тебе выделили? — Это ведь безопасный вопрос? Плохо, если окажется, что он селится всегда в одну и ту же, и так мне и ответит. Что я буду делать?
— Как обычно, — с раздражением ответил он. Вот! Я же говорила! Но не успела я помучить свой мозг, выдумывая вопрос, который не будет подозрительным, но вместе с тем прояснит ситуацию, как он продолжил: — Последняя дверь по коридору. И если я правильно понял, — он наконец обернулся на меня, — мы теперь соседи.
— Санек, ты где? — донеслось от замка. По всей видимости, брюнет по имени Тимур потерял своего драгоценного друга.
Блондин молча вернулся к своим друзьям, и я, осмотревшись еще раз, но не найдя больше ничего примечательного, очень быстро последовала за ним.
Вторая часть «спектакля», как выразился Александр, прошла для меня словно в тумане. Сергей Петрович, очевидно, любил последовательность, и вторая озвученная им запись датировалась 14 июня.
— «Вчера я снова видел даму в белом у себя на участке ночью. Этой же ночью мне приснилась Инна». Инна, как вы помните, — заговорил «от себя» Макаров, прервав ненадолго чтение, — это соседка Павлецкого, увлекавшаяся конным спортом. У них был короткий роман, и после их ссоры, во время которой он пожелал ей провалиться, она каталась на коне и разбилась.
— Как же так? — удивилась Леонелла. — Если увлекалась этим видом спорта, значит, была хорошей наездницей!
— Нет, она любительница, а конноспортивный клуб держал ее родственник. Он тут в пятнадцати километрах, можете посмотреть на карте, до сих пор функционирует. Поэтому она брала любимого коня, скакала сюда, в деревню, и потом обратно. Мы разговаривали с родней Инны, они все подтвердили. Конь отчего-то сбросил ее, девушка сломала шею, упав в канаву, мгновенная смерть. И вот Ян всю оставшуюся жизнь винил себя в ее смерти. Если вас заинтересует и другое творчество Павлецкого, не только политота, — обращался Сергей Петрович к одной лишь Леонелле, — то советую песни «Я не с тобой» и «Гложет, гложет, гложет». Все исследователи творчества Павлецкого утверждают, что эти песни он посвятил Инне.
— Их было больше, — заявил вдруг Тони.
— Да, конечно, я уверен в этом. Но это, так скажем, официально признанные. Итак, продолжим. «Чувство вины опять вернулось. Гложет и гложет, как в моей песне. Зачем ты мучаешь меня, Инна? Чего ты хочешь?»
В общем, эта запись была куда длиннее, Ян еще много говорил про Инну и их отношения, поэтому я для вас сокращу: он отправился на кладбище, чтобы проверить свои подозрения (ему казалось, что Инна что-то хочет ему сказать с того света), и там заметил какую-то тень. А потом между деревьями, окружавшими кладбище, увидел что-то белое — снова. Он уверился в том, что это призрак Инны, и хотел догнать, но тут подул сильный ветер, в лицо ему прилетела какая-то ветка, а когда он снова посмотрел вперед — дамы в белом уже не было.
Все кинулись активно обсуждать новый случай из журнала. Но не я. Потому что, как я уже говорила, мою голову занимали другие вещи и переключиться было сложно. Вместо того чтобы выдвигать версии, я лишь слушала других, и когда до меня дошла очередь, я просто ответила: «Я — пас». На удивление, наш лидер не стал возмущаться и требовать от меня хоть какого-то ответа по теме. В принципе хороший лидер так и должен делать, тем более мы не на экзамене, это просто дискуссия, и слава богу, что он это понимал. Когда после меня он обратился к Саше, тот почему-то скопировал мой ответ, не слово в слово, а просто сказал: «Я тоже». Ему-то что мешало внимательно слушать и выдвинуть в итоге какую-то версию? Но я не стала особенно долго размышлять над этим. Вечер близился к концу, и скоро я все равно получу от него все необходимые ответы.
Мы разошлись в начале первого. Когда мы с Ириной, Антоном и Леонеллой зашли в дом (остальные общались на участке), оказалось, что Таисия Арсеньевна еще не спит, что весьма удивительно для женщины ее лет. Видимо, она и в старости оставалась совой. Старушка предложила Леонелле маленькую комнатку внизу, и та с радостью согласилась. Ждать, пока ее разместят с комфортом, мы с Ирой не стали и поднялись наверх, разойдясь в итоге возле ее двери. То есть подружка-то предложила зайти к ней на вечерний питьевой йогурт, которые она в огромном количестве привезла с собой (видимо, считает, что от них худеют), но я отказалась, сославшись на головную боль. Ирина удивилась: очевидно, для нее и Эллы это был своеобразный ритуал на ночь, но у меня имелись другие планы, и я пошла к себе.
Я нервно выхаживала по комнате, пока наконец не услышала шаги мимо моей двери. Где-то поблизости хлопнула дверь. Если со звукоориентацией у меня все в порядке, то это дверь соседа слева. Я дала ему пять минут передохнуть, вышла из своей комнаты и тихо постучалась, зорко глядя по сторонам: не хотелось, чтобы кто-то застукал меня входящей в Сашину спальню на ночь глядя. Но дом почти сразу по возвращении всех гостей из замка погрузился во мрак и тишину. Только бра на стене нашего балкона-коридора давало немного света, опускающегося и на первый этаж. В холле-прихожей гигантская люстра потухла и не было других источников освещения, но, возможно, в коридоре дальше тоже висели бра.
Блондин открыл дверь, даже не спросив, кто за ней. Посмотрев мне за плечо, уж не знаю, кого ожидая увидеть, он пропустил меня внутрь, ничего не сказав. Я уже привыкла к его манере общения и не удивилась.
Его комната была больше моей. Кровать закрыта пологом с занавесками, в центре спальни два кресла и журнальный столик, что делает ее более похожей на гостиную, а перед столом вообще свободное место, будто танцпол. Шкаф стоял возле кровати в дальнем углу.
Он сел на кресло, положил руки на подлокотники и в ожидании уставился на меня.
— Ну?
Он хочет, чтобы я стоя рассказывала? Я подготовилась к разговору и записку сунула в карман джинсов, сложив в несколько раз. Только вот пока до конца не была уверена, что стоит ее показывать, хоть и говорила уже о ее наличии. Короче, я, пребывая пока в замешательстве, села рядом с ним в другое кресло, думая, что конкретно сказать или спросить, чтобы не выдать себя.
— Что ты делаешь?! — опять удивился он. Да что ж это такое! Элла что, никогда не садилась в это кресло? Прям принципиально, да?
— Сижу, а что? — с вызовом ответила я, так как меня это уже начало сильно напрягать.
Он ухмыльнулся уголком губ.
— Отлично. Ну, давай посидим…
— Что конкретно тебе не нравится?!
Он молча изучал мое лицо. Неужели он понял? Но как человек может это понять, если он в принципе не знает, что есть сестра-близнец, которая в теории может приехать вместо «оригинала»?
— Почему же, нравится, — сказал он после долгой паузы. — Мне нравится, что ты учла все мои замечания.
Язык сработал быстрее, чем мозг…
— Какие?
Черт… Я не должна была спрашивать. Я же, по идее, знаю.
— Не делай вид, что не помнишь.
— Давай по существу, — резко сменила я опасную тему. — Замечал ли ты что-то странное в этом доме?
— Странное? — хмыкнул он. — Насколько? Сегодня мы всерьез разбирали случай с призраком на кладбище, а завтра мы будем придумывать тексты песен, которые мог бы спеть умерший человек, если бы дожил до этого дня. Это достаточно странно для тебя?
Теперь уже хмыкнула я.
— Тогда зачем ты здесь, если тебя это не устраивает? Ты что, не фанат Павлецкого?
— Я ценю Павлецкого как творческую единицу, — осторожно ответил он. — А здесь я скорее за общением.
— Ты Тимура подразумеваешь или Алену?
— Господи, ты опять ревнуешь! — Он резко поднялся с кресла и прошелся к подоконнику, чтобы выглянуть в окно. Или просто спрятаться от моего взора. — Я с ней расстался еще в прошлом году!
Я знала, что должна что-то сказать, но я не могла. Легкие сжались в маленький комок, запрещая мне дышать. «Опять ревнуешь». У них все-таки были отношения! Возможно, именно он, Саша, обозначенный в списке контактов как «Зая», вытащил мою сестру из постели посреди ночи, чтобы увезти на какое-то кладбище! Но что произошло потом? Ведь он не выглядит удивленным моей живучести. Стало быть, не знает, что Элла пропала, и следовательно, не имеет к этому никакого отношения. Но мне надо было сразу подумать об их связи, как только я его увидела — еще дома, на фотографии. Элла всегда судила людей по внешности. Она, в отличие от меня, эстет и стопроцентный визуал. Все парни, что у нее были (из тех, кого знала я), обладали весьма привлекательным лицом и чаще всего спортивной фигурой.
Он так и стоял ко мне спиной. Пользуясь тем, что он меня не видит, я прикрыла глаза, пытаясь отдышаться. Спокойно. У Эллы были отношения с этим типом. И что? Поздравь себя с прорывом в расследовании.
М-да, вот только любовник Эллы — это первый человек, который сумеет меня раскусить. Может, у них все-таки ничего не было? Так, легкий флирт…
Когда Саша отвернулся от окна, за которым медленно плыла черная ночь, я уже полностью пришла в себя и сразу же полезла в карман.
— Вот что мне сунули в рюкзак, — сказала я, протягивая ему лист, когда он вернулся к креслу. — Не успела я переступить порог этого прекрасного дома.
Саша взял у меня бумажку и развернул.
— «Уходи, не то хуже будет», отлично…
— А потом ты ловишь меня возле бани и говоришь примерно то же самое…
— Да не говорил я такого! Я просто не думал, что после… Впрочем, не важно, — отмахнулся он. А зря, мне очень хотелось узнать, что последует за «после». — В тебе нет ни стыда ни совести, это всем давно известно.
Злость и смущение вспыхнули во мне одномоментно. Я знаю, что говорил он не обо мне, но почему-то стало так обидно, словно оскорбляли конкретно меня, а не Эллу. Или мне было обидно за сестру? Все-таки мы всегда стремимся выгораживать своих близких, даже когда они объективно не самые идеальные люди.
— А в тебе, стало быть, есть, да? — прорычала я в ответ. — И тот, кто шлет мне эти записки, пытаясь напугать, тоже преисполнен совести, да?
Он медленно опустился в кресло, не сводя с моего горящего яростью лица своего внимательного, изучающего взгляда, и тихо молвил:
— Кто ты такая на самом деле?