Спустя месяц после обмена клятвами, Теренс и Лэйси переехали в дом его детства. Он не хотел наблюдать за ремонтом. Лэйси приняла это, потому что понимала его боль. Этот дом одновременно создал и уничтожил его. И все же, мужчина был там, помогая ей продать старую мебель и выбрать новые вещи на гаражных распродажах и в комиссионных магазинах, но внутрь не заходил. В тот день, когда они переехали, Теренс пятнадцать минут ходил по двору, прежде чем набрался смелости войти.
Но как только мужчина вошел в их новое пристанище, девушка заметила удивление на его лице. Дом был почти неузнаваем. Изменилось все, кроме темно-зеленой краски на стенах. Старая, безвкусная мебель была заменена недавно купленной, а детали декора придавали всему помещению ощущение загородного коттеджа. Лэйси уделила большое внимание тому, чтобы расставить мягкие диваны, столы и стулья в деревенском стиле таким образом, чтобы в помещении было уютно. Завершающим акцентом стали кувшины и металлические ведра, наполненные цветами. Даже густой, затхлый запах сменился лавандой и кипарисом.
Она хотела, чтобы Теренс чувствовал себя в их новом доме в такой же безопасности, как в ее объятиях.
Несмотря на изменения, первые несколько ночей были тяжелыми для Теренса. Но прикосновением, улыбкой или поцелуем Лэйси изо всех сил старалась сделать его страхи бессильными, притупить боль хотя бы на мгновение.
Спустя пять недель после переезда, они сидели за кухонным столом и завтракали, как нормальная семья, о которой Лэйси всегда мечтала. По радио играла тихая классическая музыка — саундтрек к их новой жизни.
Она откусила кусочек французского тоста и посмотрела на мужа, который пил кофе, читая «Серендипити Дейли».
Лэйси взглянула на часы с римскими цифрами над дверью: семь утра, Теренс уйдет на работу примерно через десять минут. Но прежде, чем он выйдет за дверь, она должна была сообщить ему новости. Девушка скрывала это от него уже три дня. Даже при том, что она еще не знала, как к этому относиться, он имел право знать.
Она опустила тост и приоткрыла губы, ее сердце бешено колотилось.
— Малыш, — прошептала Лэйси. — Я… я беременна.
Газета упала на стол, и он вскочил на ноги, будто на его стуле были шипы. На лице отразилась смесь волнения и страха. Некоторое время он стоял там, его глаза меняли цвет от одного более темного оттенка синего к другому.
Лэйси тоже встала и, подойдя к нему, взяла его за руку.
— Я не знаю, как это произошло. Я принимала таблетки.
Она боялась этого момента и его реакции. В ночь перед свадьбой их разговор зашел о детях, и Теренс тогда недвусмысленно заявил, что не хочет быть отцом. Он не хотел, чтобы его ребенок попал в мир, который был так жесток к детям. Девушка была разочарована. Ничто не сделало бы ее счастливее, чем рождение от него ребенка, плода их любви.
После свадьбы она пыталась повлиять на него, указывая на милых младенцев на улице или на крошечную одежду в витринах магазинов, но он каждый раз просто безмолвно отворачивался.
По ее щеке скатилась слеза.
— Я люблю тебя, Теренс. И хочу сохранить этого ребенка. Нашего ребенка. Думаю, ты станешь отличным отцом. Тебе не нужно бояться.
К ее удивлению, Теренс притянул ее к себе и, опустившись на колени, прижался лицом к ее животу, его плечи дрожали. Она положила обе руки ему на голову и успокаивала, как могла. Лэйси тоже боялась… боялась, что это может сломать их, как только совместное будущее сдвинется с мертвой точки.
Когда Теренс поднял голову, его глаза были влажными.
— Ты хорошо себя чувствуешь?
Она кивнула, и слезы покатились по ее щекам.
— Я так счастлива. Я так сильно хочу этого ребенка. Малыша от тебя.
Мужчина встал и обхватил руками ее лицо.
— Тогда я не могу отнять это у тебя. Я хочу, чтобы ты оставалась счастливой.
— Серьезно? Ты не против?
Мжчина мотнул головой.
— Я постараюсь все сделать правильно.