Несколько дней спустя, Императорский Московский Университет, столовая, Александр Мирный
В жизни каждого половозрелого мужчины рано или поздно наступает этот день. День, когда твоя женщина говорит: «Дорогой, а давай сходим в кино на „Любовную любовь“»?
И ты чувствуешь, что никакие отмазки типа «у меня работа» или «вот тебе карточка, сходи с подругами, а заодно в шмотошный магазин» не спасет тебя от двух часов соплей с сахаром. И тебе нельзя будет громко хрустеть попкорном и сербать колой или богатырски рыгать после пива, потому что женская половина зала откусит тебе голову, и ни один мужик не рискнет встать на твою защиту.
В общем, кино.
— Пойдем в кино? Там сейчас идет экранизация романа «Невеста дракона», девочки сказали, фильм потрясающий! — Василиса проговорила это с таким энтузиазмом, что даже если бы он назывался «Убойное оружие», я бы заподозрил неладное.
— Да, очень сильный фильм! — подхватила Демидова.
— И ужасно трогательный, — вздохнула Нарышкина.
Поскольку разговор происходил в обеденный перерыв, я с подозрением покосился на Ермакова. Тот с непроницаемым лицом работал ложкой над супом.
— Алексей, а ты что скажешь? — спросил я у парня в надежде на спасение.
— А я скажу так, — произнес княжич, подняв на меня глаза, — фильм действительно удивительный. Вот прямо поразительные два часа моей жизни. Настаиваю, что тебе тоже нужно испытать все те непередаваемые эмоции, что выпали на мою долю во время просмотра этого шедевра.
Ну и где эта хваленая мужская солидарность? Аристократическое благородство! Спасение товарища из смертельной опасности?
— Ну, что скажешь? — Василиса аж заерзала на стуле, так ей хотелось ознакомиться с этим, несомненно, эпохальным произведением кинематографа.
— Как я могу тебе отказать, — ответил я в надежде, что от моего голоса не прокиснут щи в тарелке.
Ермаков своей злорадной ухмылки даже не скрывал, пользуясь тем, что Демидова отвлеклась на какое-то шушуканье с девчонками.
Перед смертью, конечно, не надышишься, но я был решительно настроен оттянуть экзекуцию по максимуму. А потому для начала предложил Василисе посетить мой деловой центр под предлогом проверки, как там идет ремонт после некоторого «инцидента» и заодно повыбирать себе помещеньице по душе.
За прошедшие дни я уже успел познакомиться с ключевыми участниками всех жизненных процессов в здании, поорать на рабочих, вздрючить охрану, поугрожать руководителю управляющей компании физической расправой. В общем, словно в прошлую жизнь вернулся — сплошной менеджмент и головняк, раздача мандюлей и тренировка командного тона.
Я в целом понимал всех этих людей, которые были старше моего тела примерно раза в два и рассчитывали, что новый владелец окажется мягким и теплым от радости, что ему такую конструкцию в собственность выдали. Но ждал всех этих ленивых упырей большой-большой сюрприз.
Ладно, конечно, не все там были ленивые. Нашлись еще и хитровыделанные и даже добросовестные, но сложно командовать здоровыми мужиками, когда выглядишь, как безусый юнец.
Так что я банально надеялся, что рутина меня засосет в свое мягкое болотце и кино отложится до завтра. Или вообще до лучших времен, а я отработаю по схеме «вот тебе, дорогая, моя платиновая карточка…»
— Алекс, а ты расскажешь мне, как так получилось, что это теперь твое здание? — спросила Василиса, когда мы выбрались из автомобиля.
Я намеренно припарковался на гостевой парковке, планируя пройтись по территории и проверить, что к чему.
— Когда-нибудь, может быть, и расскажу, — туманно ответил я. — Но если тебя беспокоится законность владения, то все прозрачно. Я, кхм, получил данное здание за заслуги перед Отечеством.
— Наверное, я не хочу знать, что это за заслуги, — пробормотала девушка.
Я извлек из внутреннего кармана куртки две пластиковые карты-пропуска, отдав одну Василисе, показал, к чему прикладывать, чтоб турникеты пропустили. Попутно одарил строгим хозяйским взглядом стоявшего на улице дежурного. Затем я засунул нос в комнату охраны, которая образцово-показательно пырилась в камеры.
Ладно, прогиб защитан.
— Как красиво! — ахнула Корсакова, застыв на месте и любуясь «Аурумом», горящим в лучах скупого осеннего солнца.
Я же любовался не архитектурой, а результатом работы ремонтной бригады.
Сложно сказать, откуда их пригнал Ефим. Но, если не знать, как тут все было несколько дней назад, в жизни не догадаешься. Разве что деревьев и кустов стало меньше, но бодренький зеленый газон отвлекал от ощущения серой пустоты. Сажать новую растительность было уже поздновато, но управляющая компания клялась и божилась, что весной все сделают по красоте.
— Внутри не хуже, — улыбнулся я и, взяв Василису за руку, повел ее в будущую штаб-квартиру нашей социальной сети.
Входом в башню служили четыре стеклянных крутящихся двери. Внутри холл был оформлен в мраморе приятного бежевого цвета, стояли вторые турникеты, гостевые диванчики, а также пост охраны.
Красивая и грамотная подсветка делала холл полным света и воздуха и, несмотря на обилие камня, создавалось ощущение теплого пространства.
Корсакова крутанулась вокруг своей оси, рассматривая холл.
— Алекс, это потрясающе! — заявила она.
— Я все еще надеюсь тебя удивить, — усмехнулся я в ответ.
И удивить было чем, на самом деле.
На скоростном лифте мы мягко поднялись на верхний этаж, представлявший собой огромный начальственный кабинет. Дорогой паркет на полу, высокий потолок, ловко спрятанные коммуникации. Сейчас здесь, конечно, было пустовато, поскольку помещение не сдавалось в аренду, и мебель отсутствовала напрочь. Но и этого хватало, чтобы произвести должное впечатление на девушку.
— Вся Москва как на ладони! — воскликнула Василиса, прижавшись к окну.
— Ну не вся, но обзор неплохой, — улыбнулся я, обнимая девушку со спины. — Нравится?
— Это невероятно! — выдохнула она и, обернувшись в кольце моих рук, запрокинула голову. — Но это не слишком шикарное место для моего проекта? Все-таки мы еще даже не начали путем…
— Для моей женщины не бывает «слишком шикарных» мест, — уверенно произнес я. — Тебе не хватает веры в себя и, думаю, я могу немного ей поделиться.
Василиса, вспыхнувшая при словах «моя женщина», удивленно посмотрела на меня, и это было так чертовски мило, что я пожалел, что не поставил тут кровать прямо посреди помещения.
Но нельзя пугать девочек из хорошей семьи своими плебейскими замашками… Пришлось ограничиться долгим поцелуем, который я бы оценил, как многообещающий аванс!
Доходный дом, Москва, Анна Румянцева
В самых своих смелых мечтах Анна не могла представить, что Григорий Распутин окажется под следствием. И судя по тому, что она знала, шансов откреститься у князя не было никаких.
А потому боярышня раз за разом пересматривала запись первого заседания суда, на котором Распутину-старшему грозила самая банальная смертная казнь после непродолжительного, но откровенно позорного для человека его положения процесса.
Анна была так увлечена просмотром, что не сразу осознала, что в дверь барабанят. Свернув окно с видео, боярышня подошла к двери как раз в тот момент, когда требовательный визитер банально ее выбил.
На пороге стоял пьяный вдрызг Николай Распутин, и, заглянув к нему в лицо, Румянцева внутренне похолодела — все его намерения прекрасно читались на лице.
— Аннушка, что же ты не открываешь своему благодетелю? — еле ворочая языком, проговорил Николай.
— Я не ждала пьяных гостей, — ответила боярышня, сохраняя спокойствие и судорожно соображая, как избавиться от Распутина-младшего.
— Отчего же? — Николай шагнул внутрь небольшой квартирки, отрезая всякий путь к побегу. — Думала, все, забыл я тебя? А я не забы-ы-ыл…
— Может, тебе нужно поспать? Душ? Еда? Я могу принести твою любимую японскую кухню… — попыталась выскользнуть за дверь Румянцева, но вместо этого попала в неожиданно сильные руки пьяного парня.
— Мне нужно у-те-ше-ние, — обдал он девушку парами алкоголя. — И ты меня сейчас утешишь!
Анна с ужасом и омерзением осознала, что все, теперь она точно добегалась, и шансов отбиться от хоть и пьяного, но все-таки парня у нее немного, как вдруг жестокое мироздание решило смилостивиться над девушкой.
Распутина буквально отшвырнуло от Румянцевой, сметая небольшой комод и расколотив зеркало на входе.
— Ох, Николай, а я уж думал, что придется тебя по-настоящему искать, а ты вон где, — произнес стоящий на пороге квартирки мужчина в скучном сером пальто с совершенно незапоминающимся лицом и кожаной папкой в руке.
— Ты… ты… — барахтаясь в стекле и собственной куртке, булькал Распутин, пытаясь встать на ноги.
— Ой, умолкни, — раздраженно произнес мужчина и щелкнул пальцами.
Так удачно висевшая на стене картина рухнула пьяному княжичу на голову, отправив его в блаженное забытье.
— Вы в порядке? — спросил мужчина, внимательным взглядом окидывая Румянцеву.
Девушка молча кивнула.
— Минутку… — проговорил неизвестный спаситель, вынимая из кармана плаща мобильник. — Ребята, я тут немного намусорил в гостях у боярышни, приберите, пожалуйста.
Гость нажал отбой, спрятал телефон и, прикрыв за собой дверь, продолжил:
— Ваше участие в этой небольшой самодеятельности против князей Распутиных высоко оценил государь. И в качестве аванса вам предлагается это, — мужчина протянул Румянцевой папку.
Простая папка на молнии из дешевой коричневой кожи. Застежка вжикнула, и Анна, увидев верхний лист, почувствовала, что на глазах появляется предательская сырость.
На ее имя была выписана дарственная на родовой особняк бояр Румянцевых. Далее следовали бумаги, восстанавливающие в привилегиях ее боярский род, а сама девушка назначалась регентом при несовершеннолетнем брате.
Это было похоже на чудо, на сказку. Слишком хорошо, чтобы быть просто жестом доброй воли от государя.
— И что же вы от меня хотите? — спросила Анна, с усилием заставив себя захлопнуть папку.
— Хотим воспользоваться вашими впечатляющими талантами, конечно, — скупо улыбнулся серый человек.
— Да? — девушка невольно бросила взгляд на бессознательного Распутина, пару минут назад пытавшегося на нее залезть. — И как же вы собираетесь меня использовать?
— У вас прекрасные коммуникативные навыки, боярышня, а еще, насколько помню, профильное образование по иностранному языку. Английский, если мне не изменяет память?
Румянцева немного нервно кивнула.
— Вот и будете работать по профилю. В Британии. Сотрудники посольства убывают послезавтра в девять утра.
Анна сжала тонкими наманикюренными пальцами кожаную папку, понимая, что не отдаст ее ни за что на свете.
— Все подробности на последних страницах, — добавил мужчина, верно восприняв молчание девушки.
В дверь аккуратно постучали.
— А вот и грузчики… — пробормотал мужчина и направился впускать людей за Распутиным.
Но пока он не открыл дверь, Анна успела спросить:
— Откуда… — голос предательски сел, и девушка с трудом закончила фразу: — откуда Он узнал?
Мужчина положил ладонь на лапку дверной ручки и усмехнулся:
— Один наш общий миролюбивый знакомый рассказал доверенным людям, а те передали выше.
«Александр Мирный, я в неоплатном долгу перед тобой», — подумала Анна, прежде чем серый человек впустил пару гвардейцев, что вынесли так и не пришедшего в сознание Николая Распутина.
Императорский Московский Университет, тренировочный полигон, Александр Мирный
— Мало я тебя гоняю, Мирный, ой ма-а-ало! — вместо приветствия произнес Разумовский на первой тренировке после того, как я раскурочил территорию вокруг собственного делового центра.
— И вам доброе утро, Дмитрий Евгеньевич, — широко улыбнулся я.
Разумовский посмотрел на меня недобро-недобро, но зазря тратить воздух на угрозы не стал. Оно и понятно, у него впереди целая тренировка, чтобы выжать из меня максимум.
— Корсакова, сегодня сдаешь мне зачет по стихии Воды, — перевел взгляд на девушку Разумовский.
Василиса чуть побледнела, но кивнула с видом самым решительным.
— Ты же, Мирный, пока дама твоего сердца будет пытаться получить разрешение на открытие следующей стихии, научишься компоновать техники, — объявил тренер. — Раз уж тебя хватило на торнадо, попробуй сложить Воздух и Огонь. Полчаса на творческие эксперименты. Работай.
Ивана сегодня все еще не было, и я не был уверен, что он вернется, если честно. Возможно, я бы на месте императора вообще пацана дома запер, пока крысу не найдут. Но тут возникали всякие политические риски-ириски, которые даже цензура абсолютной монархии не пережует.
Разумовский отвел Корсакову на край полигона и принялся гонять девушку по азам. Я немного постоял, наблюдая за ними, но, во-первых, быстро убедился, что Василиса прекрасно справится, а во-вторых, получил по носу электрическим разрядом от господина тренера.
Было не больно и не обидно, скорее как-то душевно. Такой отеческий щелчок, какой батя мог отвесить мне, когда я совал нос в его мастерскую без разрешения.
Отвернувшись от экзаменуемой Василисы, я вздохнул. Огонь и Воздух, да? Это ж получается двигатель внутреннего сгорания?
Нет, для этого мне не хватает электричества в арсенале.
Я попытался себе представить это смешение. Воздух должен гореть. А горит он при нескольких сотнях градусов Цельсия. Вообразить себе четыреста градусов я не мог, но зато прекрасно представлял результат испытаний оружия массового поражения.
Воздух должен гореть.
В этом мире тоже были ядерные боеголовки, наверняка где-то завалялись и ампулы с биологической дрянью, и с химической. Здесь не было СПИДа, и не мутировали коронавирус, но время от времени тоже вспыхивала какая-нибудь местечковая чума, сбежавшая из лабораторий.
Людская натура предсказуема.
Если выбирать, то огонь, наверное, не был моей любимой стихией. Он был моей работой, иногда продолжением моей руки, иногда — ночным кошмаром. Да, при прочих равных я бы предпочел сгореть, чем утонуть, но все-таки огонь был моей рутиной.
И теперь Воздух должен гореть.
Я прикрыл глаза. Память перебирала места и истории, приключения и операции, кошмарные кошмары и смешные случаи.
Я видел, где горел воздух? Видел, видел…
Дарваза.
Горел не воздух, а газ, но тем не менее.
На зубах как будто снова заскрипел песок, а промозглый холод ноября отступил под раскаленным воздухом.
Воздух должен гореть.
Это был не отпуск, а так, пара дней между работой, и мы с парнями по чьей-то идее рванули посмотреть на врата ада, из которого, как говорили любезные визави по ту сторону политических баррикад, нас выгнали на землю грешную.
Разбитые вусмерть наемные тачки, немного зашуганный проводник, море водки и песок на зубах. Ночью это действительно было максимально впечатляющее зрелище, и от порыва прикурить от этого кратера нас останавливали только непьющие татарин и чеченец.
Воздух должен гореть.
Тепло обращалось в жар.
Воздух должен гореть.
Нестерпимый жар адского пламени. Нашей рабочей, рутинной стихии.
Воздух должен гореть.
Мало кто из них, из нас дожил до внуков.
Воздух должен гореть.
Мы были самые верные солдаты своей страны, самые верные братья друг другу. Люди разных национальностей, религий и возрастов, сбитых войной в один смертоносный кулак нашей Родины. И я буду помнить каждого, даже спустя тысячу жизней.
За каждого из них, из нас… Воздух. Будет. Гореть.
—…МИРНЫЙ, МАТЬ ТВОЮ!
Я распахиваю глаза и вижу… Ничего не вижу. Пламя ревет, закручивает песок полигона, обращая его в красивые стеклянные завитушки, которые тут же опадают в пепел.
Воздух горит, и мое сердце будет гореть вместе с ним за вас.
Вечно.