Разговоры
— Вы слышали, говорят, Ермаков подстрелил Меншикова в бою!
— Да вы что⁈
— Ну, знаете, меня это нисколько не удивляет. Их рода давно в состоянии тихой вражды.
— Да-да, уже не первое поколение зуб друг на друга точат. А теперь подвернулся такой удобный случай — война все спишет…
— А я слышал, что это Меншиков подстрелил Ермакова. И в эту версию я верю больше.
— Аргументируете?
— Ну, право слово, что тут аргументировать? Ермаков — это Ермаков, сын Ермакова. А Меншиков — он кто? Максимилиан из какой семьи? Либерасты и казнокрады — такое наследие себе создали. В подобной семье ничего путного вырасти не может, помяните мое слово. Яблоко от яблони.
— Господа, вот вам задачка поинтереснее: если один стрелял в другого, почему же ранены оба? И почему тогда кто-то вообще остался жив?
— Наверное, командир разнял.
— Точно-точно! То-то их так быстро в Москву отправили, обычно в полевом госпитале держат…
— Кто там кого подстрелил, мне, честно говоря, без разницы. А вот война родов, которая теперь совершенно точно начнется, устроит на бирже настоящую истерику. Упускать этот момент никак нельзя, господа.
— И что же вы конкретно предлагаете?
— Я считаю, нужно сбыть с рук акции заведомо проигравшей стороны.
— Да-да, вы как всегда прагматичны… И стоит, наверное, закупить их продукцию, пока предприятия еще работают.
— И какая из этих сторон, уж простите, заведомо проигравшая?
— Ермаковы!
— Меншиковы!
— Уверены?
Москва, Кремль, Дмитрий Алексеевич Романов
— Нашли? — мрачно поинтересовался император у вошедшего без доклада боярина Нарышкина.
— Нашли, — подтвердил Виктор Сергеевич, склонив голову перед Его Величеством. — Плывут на «Артемиде», ночью будут уже в Выборге.
Дмитрий Алексеевич откинулся на спинку кресла и только этим показал свое облегчение. За те несколько часов, во время которых не было известно, куда пропал цесаревич на территории Речи Посполитой, император успел обдумать многое. Например, государь размышлял о том, что его жена вполне в состоянии родить еще ребенка. И этим вопросом стоило бы озаботиться. Все-таки двое детей, из которых один — вообще дочка, это не серьезно для правящей ветви.
— И что ты хочешь мне сказать по этому поводу, Витя? — спросил император, позволяя говорить боярину дальше.
— На группу Лютого было совершено нападение бойцами без знаков отличия. Возможно, планировалась попытка захвата заложников — у нападающих было два БТРа с частичной защитой от магии, — доложил Нарышкин.
— Ну это же прекрасно! — нехорошо прищурился Дмитрий Алексеевич. — Даже если их собирали на помойке, номера все равно можно пробить. БТРы с обвесом от магов на дороге не валяются.
— Так-то да… — протянул боярин Нарышкин, кинув боязливый взгляд на Романова. — Только их немного расплавило.
— Витя, я понимаю, что они не целые, но хоть на чем-то номер должен был остаться, — раздраженно проговорил император, но, посмотрев на Виктора Сергеевича, удивленно переспросил: — Или не остался?
— М-м-м…
— Да как так-то, вашу мать⁈ — рявкнул Дмитрий Алексеевич, ударив кулаком по подлокотнику.
— Ну… — протянул Нарышкин. — В основном здесь заслуга Мирного.
— Мирного? — обалдел Романов. — Мирного⁈ А он что там делал⁈
— Его Высочество, — развел руками боярин. — Судя по краткому рапорту от Лютого, парень открыл стихию Огня прямо на поле боя. Собственно, только это их и спасло — отряд серьезно потрепало. Шансов отбиться у них практически не было.
Император помассировал пальцами глаза и пробормотал:
— Всечь бы, да награждать придется.
Москва, Главный военный клинический госпиталь имени Бурденко, Мария Нарышкина
Когда Марии позвонил отец и сказал, что ее жених в госпитале, какое-то время девушка, кажется, не слышала ничего.
Максим ранен. Ранен, потому что она запихнула его в состав бойцов контртеррористической операции. Она сама, своими руками…
— Мария! — рявкнула трубка голосом ее злющего отца.
— Да? — пролепетала боярышня.
— Соберись, живо! — потребовал Виктор Сергеевич. — Схватила конфеты, апельсины, наличку, чтобы рассовать персоналу в карманы, и поскакала в госпиталь! Ты меня поняла?
Нарышкина кивнула, а потом поняла, что отец ее не видит.
— Да. Да, отец, я поняла.
— Через полчаса проверю, — проворчал боярин Нарышкин и отключился.
Хоть девушка и пребывала в шоке, но выполнять простые поручения была в состоянии. Жизнь вообще становится проще и понятнее, если разбить ее на множество маленьких банальных действий. Купить угощение? Это легко. Снять наличку? Это еще легче.
Всю дорогу до госпиталя Мария старалась не думать ни о чем, кроме как о гостинцах и словах, которые нужно будет сказать персоналу, раздавая наличные. Но вот боярышня оказалась внутри.
Белые коридоры, в которых суетится персонал, безликие двери с номерами, и ощущение какого-то сковывающего ужаса. Чем ближе Мария подходила к палате Меншикова, тем тяжелее давался ей каждый шаг.
Мысленно девушка была готова к худшему. Что парень горел, что его поломало, перемололо, он ослеп, оглох или вовсе теперь сядет в инвалидное кресло. И с каждым новым нафантазированным ужасом Мария приходила к мрачной решимости — что бы там ни случилось, она не разорвет с ним помолвку. И отцу не даст. И вообще…
Что там «вообще», Мария додумать не успела, потому что цель ее визита располагалась за очередным поворотом. Дверь в палату Меншикова оказалась распахнула. Дверь в палату напротив — тоже. И между этими двумя дверьми стояла княжна Демидова с самым злющим видом.
— Нет, ты только посмотри на них! — без приветствия возмущенно воскликнула подруга.
— В6!
— Мимо! Ж3!
— Мимо! Д4!
— Ранен!
— Ага!!!
— Они что, играют в морской бой? — обалдело произнесла Нарышкина.
— Врач запретил пользоваться техникой. Мальчикам надо отдыхать. А мальчики…
И вот с этим угрожающим «мальчики» княжна Демидова, раздраженно перекинув косу на спину, решительно зашагала в правую палату к Алексею Ермакову. Марии же осталось зайти в левую к своему жениху, чтобы замереть в дверном проеме.
— Д5!.. Ой, Мария… — растерянно произнес Меншиков, развалившийся полулежа на кровати, голый по пояс, с какой-то конструкцией на ноге.
Парень потянул одеяло, чтобы прикрыть раненую ногу.
— Прости, я в неподобающем виде, — проговорил Меншиков абсолютно ровным тоном.
Нарышкина медленно подошла к кровати, поставила корзинку с фруктами и сладким на тумбочку, а потом…
Потом…
Потом…
Потом самым позорным образом шмыгнула носом.
— Мария, — совсем растерялся Меншиков. — Ты чего?
— Я чего⁈ — вдруг взвилась девушка, поставив парня в полный логический тупик. — Я чего⁈ Да я поседела, пока сюда ехала, вот чего!
Она что-то там еще говорила про безответственных юношей, отправившихся за приключениями и словивших пулю, и не сразу заметила, что Меншиков смотрит на нее и едва заметно улыбается.
— Максим! Я серьезно! — всплеснула руками Нарышкина.
А Меншиков вместо ответа схватил ее за ладонь, потянул на себя и, когда девушка, потеряв от неожиданности равновесие, рухнула на его кровать, впился в свою рыжую ведьму самым горячим поцелуем.
— И тут целуются, — проворчал кто-то на фоне, после чего вежливо прикрыл дверь в палату.
Императорский Московский Университет, Александр Мирный
Помнится, прилетели мы после одного теплого местечка на гражданку, выходим из аэропорта, видим газон и все дружно падаем. Потому что привыкли, что зелень заминирована.
Позднее это осталось в какой-то бесконечной дали, но почему-то по возвращении на гражданку у меня всегда в голове всплывал тот смешной, в принципе, случай. Со временем любая война стала смазываться, и аэропорт или перрон перестали казаться тягучей трясиной, через которую нужно прорваться, чтобы вернуться в мирную жизнь. Стакан водки больше не вызывал желания искать духов, и реальность не размазывалась вместе с лицами родных.
Сейчас у меня сохранилось просто ощущение незримой границы: шаг — и ты солдат на службе у своей Родины. Другой шаг — и ты снова среднестатистический гражданин.
В моем случае, конечно, уже не гражданин, а подданный. Да и со среднестатистическим тоже некоторые тонкости. Сложно быть среднестатистическим, когда в соседней комнате отсыпается наследник трона, а в телефоне несколько пропущенных звонков от разных уважаемых людей.
Я вздохнул и решил, что работаю завтра. Или послезавтра, потому что завтра Иван обещал торжественное вручение всего вороха моих наград, за которыми я никак не доеду. А сегодня у меня есть кое-что поинтереснее отчетов и деловых встреч…
Насвистывая мелодию из своей прошлой жизни, я вышел из общежития для благородных, чтобы заявиться в общежитие для простых смертных. Хотел сделать Ваське сюрприз, сцапав девчонку и отправившись катать ее по городу до самого утра…
Как передо мной чуть ли не из воздуха возник Разумовский и с видом бати, который только что узнал, что мы с пацанами из рогатки побили все фонари на детской площадке, произнес:
— Мирный, у тебя вообще никакого инстинкта самосохранения нет? — спросил он.
От постановки вопроса я аж растерялся.
— Вообще, обычно есть, — ответил я, с тоской покосившись на здание общежития, в которое я сегодня явно не дойду.
— И какого хрена огонь?
— А какие были варианты? — возмутился я, понимая, что Лютый уже в красках расписал тренеру мое фееричное спасение жизней и уничтожение улик.
— Голову, например, включить, — процедил мужчина и ткнул пальцем меня в висок, наглядно демонстрируя, о какой части тела идет речь. — С твоим резервом можно было просто на пути следования техники устроить болото. Или даже озеро. Утопить всех в грязи и говне. Но нет, ты же, мать его, герой! Решил, что лучше всего сунуть башку в доменную печь! Тебе не приходило в голову, что это мог быть твой первый и последний красивый выход с цыганочкой?
Я в своей практике обычно стрелял и взрывал, а вот чтоб топить — такого не было, конечно. Но объяснять Разумовскому всю причинно-следственную связь открытия новой стихии было нельзя, так что я просто развел руками:
— Не подумал, — признал я. — Фантазии не хватило.
— Ах, фантазии ему не хватило… — протянул Разумовский. — Ну так я быстро тебя научу думать фантазийными категориями, — процедил тренер. — А сейчас — живо на полигон. Будешь отрабатывать у меня огонь до тех пор, пока рожей в песок не упадешь.
— Дмитрий Евгеньевич! — возмутился я. — Выходной же!
— Выходные для тех, кто не рискует захлебнуться собственной магией, Мирный! А если ты такими темпами продолжишь чехарду в открытии стихий устраивать, до конца года не доживешь.
— Да я уже которые сутки с открытой стихией!
— Я не понял, Мирный, — нехорошо прищурился тренер, — я тебя что, уговаривать должен? — а потом рявкнул: — БЕГОМ МАРШ НА ПОЛИГОН!
Да вашу мать… Лучше б я спать завалился!
Кремль, Александр Мирный
Я был не большим фанатом пышных мероприятий, они всегда навевали на меня уныние. Чем пафоснее награда, тем тяжелее была задача. Чем тяжелее задача, тем больше жен принимает коробочки вместо парней.
И эта простая истина всегда действовала на меня угнетающе.
Но надо отдать должное, в этом мире все проходило на редкость душевно.
Для начала Иван попросил приехать меня «на полчасика пораньше», дескать, проведу экскурсию по семейному гнездышку.
Собственно, этот паршивец провел экскурсию ровно до канцелярии, где в меня вцепилось две миленькие секретарши и мрачный Нарышкин.
— Александр, это безобразие, — заявил боярин. — Никто еще не мог себе позволить так пренебрегать государственными наградами.
— А я тут при чем? — вежливо поинтересовался в ответ.
— Мирный, — с нескрываемой угрозой в голосе проговорил боярин, покачивая головой, — не паясничай.
Я демонстративно захлопнул рот, а мужчина еще с минуту прожигал меня тяжелым взглядом.
— В общем, раз ты прогулял торжественное вручение, будешь получать тут под роспись, — наконец, проговорил Нарышкин.
Хотелось спросить «все три?», но было у меня подозрение, что тогда боярин точно начнет орать.
В совершенно обыденной обстановке мне выдали медаль «За Отвагу» и «За отличие в борьбе с терроризмом». Первая шла за спасение цесаревича, вторая — за перебитых в Москве поляков. Обе должен был вручать Нарышкин у себя на Лубянке, как владелец самой секретной информации в стране, но светить лицом перед его сотрудниками лишний раз у меня вообще никакого желания не было, так что… Приходится получать вот так.
А вот медаль за участие в КТО вручал Его Величество, и тут уже отвертеться вариантов не имелось.
Нас, особо отличившихся, собрали в том же зале, где я удостоился аудиенции с Дмитрием Алексеевичем. Здесь уже присутствовали журналисты, фотографы, камеры — в общем, императорский дом делал шоу с широким вещанием.
Мотивы этого мероприятия понятны — показать всем, как государь любит и ценит своих бойцов. Ну и поднять мораль войск, куда ж без этого.
Но я на своем веку повидал много разных мероприятий, так что ощущения щенячьего восторга не испытывал. В отличие от стоявших рядом со мной парней, конечно.
Их приглашали по одному, громко называя имена и коротко рассказывая события, ставшие причиной награждения.
Здесь были и женщины, и молодые девушки, получавшие награду за своих мужей. Горе в глазах вдов все-таки было не таким безысходным, как могло быть. Государь не бросит ни их, ни их детей, и щедро одарит семьи, потерявшие кормильцев. Я бы не стал называть это красивым жестом, хотя бы потому, что сам являлся ребенком такой системы. Эта система работала и, если честно, работала вполне хорошо.
И с моей точки зрения, это было правильно. Ты берешь в руки оружие, зная, что о твоих близких в любом случае позаботятся.
А потом глашатай вызвал меня.
— Александр Владимирович Мирный! — торжественно произнес он. — За проявленную отвагу перед лицом превосходящего противника награждается орден «За Мужество» и дарственной на недвижимость!
Последнему я немало удивился, а зал зашептался, быстро сообразив, что за этим орденом скрывается что-то поинтереснее сухих слов про превосходящего противника.
— Мужчине нужен дом, Александр, — снисходительно улыбнулся император, пожимая мне руку на камеры.
Не то чтобы он был оригинален — дарить сироте жилплощадь — но решение, в сущности, неплохое. Другое дело, что я бы и сам справился, а теперь придется с этим высочайшим подарком что-то делать, наверняка ж всякие любопытные носы будут лезть, куда не просят.
— Благодарю, государь, — с достоинством ответил я, надеясь, что ремонт в новом жилище срочно делать не придется.
Я от последнего ремонта в прошлой жизни еще не отошел до сих пор, а там можно было тупо отстегивать деньги, чтобы жена дирижировала процессом. Как ремонт будет проходить здесь, даже представить страшно.
В конце концов, торжественная часть завершилась пафосным фуршетом, куда уже не пускали журналистов и куда не пошел император, зато имелись другие важные шишки, которых мгновенно облепили награжденные.
Такой шанс урвать что-то для себя лично выпадает нечасто, а у некоторых может не повториться всю жизнь. Так что мотивы людей были понятны.
Другое дело, что я в этом не участвовал.
Мне, наоборот, хотелось побыстрее закончить со всеми этими мероприятиями государственной важности и удрать из сердца страны.
— Ты куда так торопишься? — негромко спросил подошедший Иван.
— Не куда, а откуда, — поправил я цесаревича.
— Так тебе здесь не нравится?
— Слишком дорого и слишком богато, — усмехнулся я в ответ. — Мне бы что попроще. Ну да ты и сам знаешь.
— Ладно, так и быть, сжалюсь над тобой, — картинно вздохнул Иван. — Пойдем, покажу фокус.
Заинтригованный, я последовал за наследником трона. Тот же нырнул за ничем не примечательную портьеру. И сделал это так ловко и изящно, что я даже сам не понял, куда он делся.
Раствориться в воздухе у меня так ловко не получилось, но и шума слона в посудной лавке я умудрился не создавать.
За портьерой оказался довольно широкий, хорошо освещенный коридор.
— Прямо до упора будет стоянка, — пояснил Иван.
— А ты?
— А мне еще отрабатывать повинность наследника, — скривился парень. — Так что жди в ночи.
Я лишь многозначительно хмыкнул и поспешил воспользоваться предложением цесаревича.
Чтобы спустя час настойчиво постучать в дверь.
— Как насчет покататься по ночной Москве? — спросил я немного растерянную и растрепанную Василису.
Девушка пару мгновений смотрела на меня, то ли осознавая мои слова, то ли вообще мое присутствие у себя на пороге, а потом хитро стрельнула взглядом из-под ресниц и негромко произнесла:
— А поехали.