Москва, Бойцовский клуб, Анна Румянцева
Если бы Анна могла подстегнуть таксиста — она бы подстегнула. У нее прямо горело поделиться с Мирным всем, что она узнала, но появляться на территории университета девушка не хотела. И дело было даже не в том, что Распутин мог ее там заметить, просто в таких местах она чувствовала себя максимально не в своей тарелке. Сразу же вспоминала, чего она лишилась и как опустилась почти на самое дно.
Поэтому Анна мчалась в Бойцовский клуб, где можно было застать Александра большую часть времени по вечерам. Охрана уже привыкла к тому, что эта девушка наведывается к хозяину, но сальных шуточек себе не позволяла. Сразу видно, приличные люди приставлены работать, а не сплетничать.
Румянцева постучала в дверь и после негромкого разрешения войти шагнула в кабинет Мирного.
Юноша сидел за столом, погруженный в какие-то документы. Пиджак висел на спинке кресла, верхние пуговицы рубашки были расстегнуты, а рукава закатаны до локтя.
Анна на мгновение застыла, залюбовавшись Александром. Была в нем какая-то особенная привлекательность. И дело совсем не в голубых глазах невероятно чистого цвета, и не в ямочке на подбородке, которая так нравится женщинам. Пожалуй, всему виной был взгляд молодого человека.
Взгляд человека, который уже успел повидать жизнь. Анна знала, что Александр вырос в приюте, и ей казалось, что этот слишком взрослый, слишком пронзительный взгляд юноша принес оттуда.
Александр оторвался от монитора и сделал приглашающий жест:
— Привет. Садись, — произнес он. — Чем порадуешь?
Москва, Бойцовский клуб, Александр Мирный
Румянцева влетела, как ураган, но замерла на полдороге к моему столу. Девушка смотрела на меня с таким видом, словно собиралась писать с меня картину.
— Привет. Садись. Чем порадуешь?
Анна моргнула и, тряхнув гривой иссиня-черных волос, процокала к гостевому креслу.
— Боярича, что помогает Распутину-младшему в его мутных сплетнях, зовут Языков, — сообщила она, сразу же переходя к сути.
Я внимательно посмотрел на девушку:
— Это хорошо, — кивнул я. — Но без должных доказательств, сама понимаешь…
Распутин дураком не был, и на всех своих тусовках он и его друзьяшки складировали технику в центр стола в древнем обычае «кто первый схватил, тот и платит». Поэтому Анне до этого момента никак не удавалось зафиксировать эти дивные разговоры, и потому ей оставалось только пересказывать их мне.
Но сейчас девушка с победоносным видом выудила из сумочки миленький золотистый телефон, положила аппарат на мой стол и демонстративно тукнула указательным пальчиком.
—…Пусть вызовет, он сейчас как раз не в состоянии даже котенка отпинать. Так что у Максимилиана не будет ровно никакого выбора — что так огребет, что эдак. Пусть его доломают до конца. И тогда я приду к нему, как его лучший друг и единственный соратник. И сделаю какое-нибудь интересненькое предложеньице.
…
— Пойду я лучше прикуплю себе новую красную помаду, а то вы тут о каких-то скучных непонятных вещах говорите с бояричем Громовым…
— Языковым.
— С бояричем Языковым…
В комнате повисла тишина. Я несколько минут обдумывал услышанное.
— Ты же сможешь теперь его прищучить? — с надеждой спросила Анна.
— Не прямо сейчас, но да, — подтвердил я. — Здесь он наговорил достаточно, чтобы остаться с поломанными ногами. Минуту, мне нужно сделать один звонок…
Я взял свой телефон и, быстро пролистав не такой уж и длинный список контактов, нажал на вызов.
— Привет. Говорят, у тебя есть лишняя сотня тысяч? Думаю, я знаю, как ее потратить.
Меншиков на том конце провода процедил:
— И как же?
— Ну ты заезжай в гости, расскажу, — усмехнулся я в ответ.
— Еду, — коротко произнес Максим и повесил трубку.
Пока мы ждали Меншикова, Анна елозила на кресле и время от времени пыталась узнать мой хитрый план по ломанию распутинских ног. Но в эти тонкости девчонку посвящать не стоило. Вряд ли бы она кому-то растрепала, все же нет ничего более мотивирующего, чем личная жажда мести, но стоит пользоваться золотым правилом: чем меньше знает, тем крепче спит и она, и все причастные.
Наконец, раздался дробный стук в дверь, и в комнату вошел Максим. Мрачный, гордый, просто герой женского романа с поломанной судьбой и раненой ногой. Он мазнул равнодушным взглядом по Румянцевой, и девушка тут же заковалась в броню шикарной эскортницы. Закинула ногу на ногу и принялась наматывать локон волос на палец.
В моей голове голосом Николая Николаевича прозвучало: «А сейчас мы с вами, дорогие друзья, можем наблюдать парочку аристократов в неестественной среде обитания».
— Итак? — сразу перешел к сути Меншиков.
— Анна, будь любезна, — попросил я девушку, и та снова ткнула наманикюренным пальчиком в телефон.
Я откинулся в кресле и принялся наблюдать за реакцией Максима на произносимые слова. Надо отдать Меншикову должное, он держал лицо. Держал изо всех сил, лишь в глазах полыхал такой огонь, что мне показалось, что еще немного, и магия у парня выйдет из-под контроля.
Но нет, когда запись закончилась, стекла и стены в моем кабинете все еще были целы, хотя парень с такой силой сжал трость, что, мне кажется, она даже хрупнула. Румянцева вся сжалась — она тоже чувствовала, что сидящий рядом парень сейчас разрывается где-то между желанием убивать и убиваться.
— Это действительно стоит ста тысяч рублей, — наконец, произнес Меншиков, нарушая установившуюся тишину.
Судя по выражению лица Румянцевой, деньги ее интересовали в меньшей степени. И точно:
— Мне не нужны деньги. Мне нужна голова Распутина. Я здесь только потому, что верю, что Александр сможет ее оторвать, — сообщила она, со всей серьезностью глядя на Максима.
Я поморщился:
— Отрывать головы людям неудобно и неэстетично.
— И все же я настаиваю, — качнул головой Максимилиан с истинно аристократическим видом. — Меншиковы держат слово, госпожа?..
— Боярышня, — поправила Максима Румянцева.
— Боярышня? — парень не стал скрывать своего удивления и даже бровь приподнял.
— Боярышня Румянцева, — Анна улыбнулась так соблазнительно и так хищно, что я бы на месте Нарышкиной начал беспокоиться за свой счастливый брак.
— О… — только и сказал Меншиков, быстро сопоставив одно с другим. — Что ж, боярышня Румянцева, я все же настаиваю на вознаграждении. И… — лицо Максима приобрело хищное выражение. — Поверьте, мы выставим Николашке полный счет.
Анна кивнула, перекинула мне по местному аналогу блютуса запись и удалилась, покачивая бедрами и цокая шпильками. Лишь когда за ней закрылась дверь, мы вернулись к разговору.
— Александр, ты поражаешь меня, — произнес Меншиков, едва звук каблуков перестал доноситься из-за двери. — На тебя работает боярышня!
— Она работает на себя, — усмехнулся я, внося уточнение. — У нас с ней просто немного совпали интересы.
Меншиков кивнул и хотел тоже засобираться, но мне пришлось остановить этого резвого горячего парня.
— Не кидайся на Распутина, — произнес я.
Максим рухнул обратно в кресло и посмотрел на меня с непередаваемым выражением лица.
— Поясню, — продолжил я, прежде чем у княжича не сорвало чеку от возмущения. — Если ты сейчас рванешь ломать Распутину ноги, это будет выглядеть в глазах общественности, как приступ ПТСР у пацана после горячей точки.
Меньшиков полыхнул глазами:
— Он наговорил тут на войну родов, — объявил Максим, — не то что на поломанные ноги.
— А ты эту запись в широкое радиовещание хочешь запустить? — удивился я. — Чтобы все думали, что ты сейчас беззащитен и тебя можно легко устранить? Или, что в твоем положении еще хуже, если на тебя действительно насядут со всех сторон, придется обращаться за помощью к отцу.
При слове «отец» у парня дернулась щека.
— Войну родов тоже, вроде бы, объявляют главы после одобрения Его Величества, — продолжил я, видя, что Меншиков уже не спешит убивать Распутина самолично. — Уверен, что хочешь, чтобы все это грязное бельишко стало достоянием общественности?
— И что же ты предлагаешь? — спросил он.
— Я предлагаю двигаться снизу вверх. Этот Темников, он же в любом случае попробует тебя зацепить? Даже если сейчас вдруг кто-то сломает Распутина, Темников останется на своей позиции, — пояснил я. — Тебе нужна обратно твоя свора шакалов?
Меншиков скривился.
— Нужна, конечно, — ответил он, чуть наклонив голову. — Это же политика.
— Тогда тебе в любом случае придется начать с него. Что он из себя представляет? Сильный противник?
— Щегол, — презрительно фыркнул Максим. — Много шума, мало сути.
— Давай смоделируем, как это будет происходить, — предложил я. — Со дня на день ты будешь спокойно идти по коридору университета, возможно, даже не один, а в компании остатков твоей фракции или, что еще хуже, с Марией. И вот ты идешь, беседуешь о философах позапрошлого века…
— У меня факультет предпринимательства, — поправил меня Меншиков.
— Без разницы, — отмахнулся я. — Идешь, беседуешь о своем предпринимательстве, как на тебя буквально натыкается кто-то. И натыкается так, что трость твоя от неожиданности усвистывает в другой конец коридора. И вот что ты вынужден будешь делать?
По мрачному выражению лица было очевидно, что будет бить наглеца долго и с чувством.
— Вот возьмешь нахала за грудки, встряхнешь разок-другой, и тут нарисуется Темников, — продолжил увещевания я. — Примется тебя изящно смешивать с дерьмом, как вы, аристократы, это виртуозно умеете. Ты попробуешь ответить словесно, конечно, но ты изначально в более слабой позиции: достойной поддержки нет, а если будет присутствовать Мария, тем более придется опираться не на слова, а на голую силу. Что останется?
— Вызвать Темникова на дуэль, — скрипнул зубами Максим.
— Верно, — кивнул я. — Ты вызываешь, он выбирает оружие. Я ж ничего не путаю в ваших этикетах?
— Все так, — недовольно ответил Максим.
— У него право выбора оружия, и он выбирает… Догадаешься, что, м? Револьверы! Потому что у тебя еще период реабилитации, ты малоподвижен. И вообще, в тебя даже Ермаков попал, че уж здоровому либералу промахнуться!
Меншиков сидел с каменным выражением мрачной задумчивости на лице. Очень было жалко парня, но пришлось добить:
— Ты сможешь победить в такой дуэли? — уточнил я.
— Естественно, — презрительно скривил губы Максим.
— Ты уверен? — с нажимом спросил я. — У твоей репутации не будет шанса переиграть эту дуэль еще раз. Я Дантеса смешал с говном в прямом смысле этого слова.
— Я — не Дантес, а Темников — не ты, — сухо проговорил Меншиков.
— Рискуешь, — заметил я.
— Рискую, — не стал спорить Меншиков. — Но в этой ситуации по-другому никак не разыграть.
— Ты можешь выставить вместо себя более опытного бойца, — заметил я.
Меншиков усмехнулся.
— Я понимаю, к чему ты клонишь, Александр, — сказал он. — Я могу заменить себя другим бойцом, но если я выставлю тебя, это значит, что ты входишь в мой ближний круг. А ты — имперец. Понимаешь проблему или нужно объяснить?
Да, с таким делегированием дуэли она потеряет всякий смысл. Это будет все равно что Меншиков-младший открыто заявит о смене своей политической ориентации.
— Что ж, в таком случае рискуй, — резюмировал я.
Рискуй и постарайся выйти победителем, стойкий оловянный солдатик.
Императорский Московский Университет, Александр Мирный
Слух о том, что Меншиков вызвал Темникова, облетел университет со скоростью света. С тех пор, как мой клуб открыл двери для боев левых и правых, выяснение отношений на учебных полигонах сократилось на несколько порядков.
А тут такое шоу!
Левые бьются с левыми, да еще и из-за чего? Из-за власти над кучкой мечущихся крыс! Правые развлекались по полной, смеясь над этой ситуацией. Так что на зрительские места полигона набилось довольно много студентов, жаждущих посмотреть, кто же встанет у левого руля. Ну и учитывая вольный пересказ беседы этих двух господ, всем было интересно узнать, как же их рассудит сила.
Мне, честно сказать, тоже.
От нашей компании посмотреть на дуэль пошли я, Ермаков и Нарышкина. С Нарышкиной все понятно — трепетная невеста, со мной тоже — простолюдин глазеет на дуэль аристократов. Ермаков же просто изображал вежливый интерес к исходу дуэли. Но на самом деле каждый из нас болел за Максима, как бы странно для нашей компании это ни звучало.
И вот смотритель рявкнул: «БОЙ!», и дуэль началась.
Пожалуй, это был самый короткий и скучный бой, который я видел. Противники вскинули оружие, бах-бах-бах и… Темников падает тряпичной куклой на промерзший песок.
— Ах! — сдавленно пискнула Мария.
— Не вздумай падать в обморок, — едва слышно пригрозил ей Ермаков. — Нам ловить тебя не положено, а он доковылять не успеет.
Нарышкина надула губки и решительно зашагала к своему жениху.
— Что скажешь? — негромко спросил у меня Ермаков.
— Скажу, что Макс весьма искусен в огнестрелах, — так же негромко ответил я. — А еще, что он стал отправной точкой изменений в политике.
— Похоже на то, — задумчиво проговорил Ермаков.
Я же почувствовал на себе чей-то ну очень недовольный взгляд. И без труда нашел, кто же так на меня смотрит.
Распутин глядел на меня через весь полигон, и я весьма недружелюбно ему улыбнулся.
Он знает, что я знаю, что он знает. Знает и боится.
Москва, частный особняк, Григорий Распутин
— Ты идиот! — орал мужчина, не стесняясь в выражениях. — Ты полный кретин!
Его сын даже не пытался изображать раскаяние или чувство вины. Нет, он сидел и смотрел на отца с видом превосходства бога над простыми смертными.
— Ты угробил Дантеса! Угробил Донского! А только эти двое могли бы собрать для нас необходимый кворум для проталкивания нашего бизнеса! — не прекращал орать глава рода.
— Будут еще, — легкомысленно отмахнулся наследник.
— А они были УЖЕ СЕЙЧАС!
— Возможно, но в долгосрочной перспективе они просто бесполезны. Они слабы, — презрительно скривил губы Николай.
— Ты кретин! — прошипел Григорий Васильевич. — В твою голову не приходит мысль, что в следующий раз слабым можешь оказаться ты? Если забить людей, на которых ты опираешься, так сильно, что они ни при каких обстоятельствах не подадут тебе руку, как ты будешь дальше продираться по обществу?
— Темникова, может, и забили, — возразил наследник, — но компромат не позволит ему отойти далеко от меня.
— Баланс, Николай! — зло процедил глава рода. — Всегда нужно соблюдать баланс. Если людей постоянно пугать или им постоянно угрожать, со временем никакой компромат тебе не поможет. Их чувство страха притупится. Им может стать все равно. Сколько раз я тебе говорил, что твои люди должны в первую очередь уважать тебя и восхищаться тобой, затем нуждаться в деньгах и уже потом бояться? А? А⁈
Николай Распутин молчал, и если отец расценивал это как покаяние, то на самом деле парень просто не считал нужным тратить энергию на диалог с отцом. Он, Николай, был прав, и точка. Прав всегда и везде.
— В общем, так, — закончил скандалить Распутин-старший, возвращая сына к происходящему. — Ты или исправляешь все, что натворил. Или я исправлю тебя сам. Это понятно?
— Понятно, — с ленцой отозвался наследник.
О, он исправит. У него есть отличный план на этот случай, и да, он все исправит.
Все будут лаять и прыгать по его команде, потому что Николай был уверен — только умнейшие достойны вознестись к власти.
Вот, например, он.