Наконец, они остановились в дальнем углу кладбища. Гюнтер открыл голубую калитку одной из могил, зашел и неожиданно приветливо и громко сказал:
— Здорово, батя! Мама, привет!
С красивого белого мраморного памятника на Аню посмотрели двое немолодых людей — красивая женщина и мужчина, похожий на Гюнтера. Они были сфотографированы вместе, рядышком, и им было хорошо друг с другом. Может, это было фото с семейного праздника. У обоих были веселые глаза и добрые улыбки на лицах. Аня чувствовала себя не в своей тарелке.
Гюнтер открыл припасенную бутылку, достал откуда-то из-за памятника рюмку, почистил ее от нападавших листьев, и налив доверху водки, поставил ее на могилу, а сверху положил кусок ржаного хлеба и сел на скамеечку рядом.
— Суббота…
Помолчали.
— Вот, привел к вам знакомиться свою Аню. Прошу любить и жаловать.
Ане стало совсем не по себе. Ей казалось, что родители внимательно изучают ее с фотографии: с кем связался их любимый сын? Не обидит ли она его? И ведь им не угодишь светской беседой, как дяде Паше, не встанешь на носочки, чтобы казаться лучше, чем ты есть — они видят тебя насквозь…
Гюнтер усадил Аню рядом с собой и опять замолчал. Было очень тоскливо.
«Могила такая ухоженная» — подумала Аня. Подстриженная травка и немного живых цветов украшали ее.
— Ты часто здесь бываешь? — спросила она тихо.
— Захожу, когда взгрустнется, — пожал плечами Гюнтер.
«Часто же тебе бывает грустно…» — подумала Аня. Больше она ни о чем спрашивать не стала. Они немного посидели и ушли, попрощавшись. Фотография осталась одиноко прозябать в последних лучах уходящего солнца. Рюмка и хлеб остались нетронутыми.
Спать легли в тишине. Аня не знала, насколько уместно задавать вопросы по теме или, наоборот, начинать болтать обо всем подряд, как раньше, и потому молчала. Гюнтер тоже молчал. Наконец, он решил прервать тягостную паузу и ответить на немые Анины вопросы.
— Мне было 16. Отец работал участковым. Его ранили при задержании на пьяной драке. Ножевое… Он не выбрался. А следом за ним заболела и ушла мать. — Он помолчал. — Она очень любила отца и хотела быть с ним. Теперь они снова были вместе. А я остался один.
«Лаконичный рассказ», — подумала Аня.
— А как же брат? — тихо спросила она.
— Брат на тот момент уже был женат и жил в Нижнем. Он оформил опеку на меня и звал жить в городе. Я решил поступать в Политех. Мне нравилось учиться, у меня мозги под это заточены… Новая жизнь, новые знакомства. Но брошенный отцовский дом словно тянул меня обратно. Научный руководитель уговаривал меня остаться, он всё для меня делал… Но я ушел из аспирантуры и бросил всё в городе. Я не смог остаться там. Я не создан для города. Здесь меня легко взяли на нормальное место — людей с хорошим образованием в районных центрах всё же не так много, да и отца моего многие знали, я был на хорошем счету. Сначала был просто инженером, потом ведущим, потом стал главным. Дядя Паша — помнишь его? — он работал вместе с отцом. Он и сейчас там работает, дослужился до подполковника.
— Тот самый милейший дядя Паша — полицейский? — удивилась Аня, вспомнив, как он рассуждал о женской энергетике.
— Угу.
В голове у Ани смутно зашевелились какие-то воспоминания. Господи, что там говорили, в этом дурацком магазине, про уголовника? Что он прирежет тракториста, Антона и сына милиционера?..
Она резко села.
— Погоди, погоди… Ты — сын милиционера?
— Ну да, сын полицейского. А что?
Аня обдумывала услышанное. Если Иван знает, что его хотят прирезать, почему тогда такой спокойный, почему ничего не делает? Занимается ерундой, бабкин дом копает, ничего не опасается… Может, это всё глупые сплетни? Но ведь тракторист реально почил…А Антон пропал!
— Погоди, а в этой истории фигурируют Антон и тракторист? Если да, то какая у них роль в этом всем?
— Та самая пьяная драка, на которую приехал отец, была между трактористом и этим. Отец полез разнимать, тот достал нож… А Антон, тогда 16-летний мальчишка, был единственным свидетелем, подтвердившим, что отца не тракторист убил, а этот. По сути, и трактористу, и Антону он мог «отомстить» за то, что «из-за них» отсидеть пришлось. А на их месте любой мог бы быть.
Ане стало жутко.
— А что стало с этим, который… При задержании?..
Он понял ее.
— Он отсидел 2 года и попал под амнистию.
— Его просто выпустили спустя всего два года? — ужаснулась Аня. — И чем он с тех пор занимается?
— Да всё тем же… Он с тех пор уже пару раз снова «садился». И до этого… Выйдет, погуляет месяц — и опять на зону. Он всю жизнь такой. И всю жизнь его кормят воровство и бабы, у которых он живет.
— Почему же тогда он в первое свое освобождение не «отомстил»?
— А не было никого — Антон в город учиться уезжал, как я, тракторист работал вахтовым методом — жил где-то в Сибири. А этот снова дел натворил, его быстро посадили… В этот раз он ведет себя осторожнее. Видимо, подольше на свободе побыть запланировал.
— А за что он еще сидел?
— Да за всё… — уклончиво ответил Гюнтер. — Сейчас за изнасилование ищут.
— Постой, а как же тракторист? Ведь искать должны за тракториста! Разве это не уголовник убил его? Вся деревня только об этом и говорит.
— Все знают, что это сделал он, и все понимают, что доказать его вину невозможно. Антон еще без вести пропал…
— Может, еще найдется… А ты ведь знаешь этого лично? Иногда пересекаешься с ним на улице?..
— Нет, за руку с ним не здоровался, — пожал плечами Гюнтер. — Я уж и не помню, как он выглядит. Столько лет прошло, а видел я его только на суде.
— Но ведь…От него можно ожидать чего угодно…
— Аня, все хорошо. Ничего не бойся.
Аня решилась:
— Ваня, пожалуйста… Поехали со мной в город? Ну найдешь ты себе нормальную работу с твоими- то мозгами. Квартиру снимем…
Гюнтер даже не сразу нашел, как ответить покорректнее.
— Ань, ну я тебе только что сказал, что не создан для города. Никогда я туда не поеду жить. Я был бы рад, если бы осталась ты…
— Ну тогда не захотел остаться в городе, а в этот раз вдруг все получится?
— Нет.