— Правда.
— А за что сидел?
— Да за всё… — пожал плечами Гюнтер.
— У. Душевно у вас тут…
Они поболтали ни о чем и разошлись спать по разным комнатам.
— Ну, женских сорочек у меня не водится, могу предложить на выбор свою рубашку или футболку.
— Нет, спасибо. Не буду злоупотреблять Вашим гостеприимством, Гюнтер, — расшаркалась Аня и закрыла дверь. «Ну нееет. Майки чужого сельского мачо носить… это уже перебор».
Уходя из кухни, Аня незаметно прихватила с собой вилку, которую теперь уютно устроила у себя под подушкой.
«Ну, обители зла, вроде бы, не видно… Уже неплохо. А если он будет приставать ко мне ночью — воткну в него вилку! Хотя… Жалко портить такое тело», — она вспомнила свои неприличные мысли и никак не могла заснуть. Немного поворочавшись в кровати, на цыпочках прошла в его комнату — проверить, что он делает. Гюнтер мирно сопел. Аня вернулась к себе с легким разочарованием и заснула — крепко, как младенец.
Проснулась она поздним утром. В комнате было тихо, светло и хорошо. С улицы доносилось пение петухов. Хотелось поваляться подольше. Где-то в глубинах комнат тихонько погремывала посуда и вкусно пахло. «Как в детстве по воскресеньям, когда мама блинчики пекла» — подумала Аня и ноги, гонимые любопытством, сами понесли ее на кухню. Так и есть: Гюнтер в своем вчерашнем «эротическом» наряде, с мокрой головой и полотенцем на голом плече, пек блины.
— Доброе утро, моя прекрасная принцесса! Садись завтракать. — И он, пробегая мимо со сковородкой, чмокнул ее в щечку. Аня умилилась.
— Почему у тебя всё так просто? — улыбнулась она.
— А зачем всё усложнять? Обычно проблемы сами находят нас, не стоит придумывать себе дополнительные.
Аня взяла чашку ароматного кофе в руки — то, о чем она так мечтала вчера утром. Блаженство…
Блинчики тоже оказались восхитительными. Гюнтеру было заметно приятно любоваться, как обжирается с утра пораньше его шедеврами Брунгильда.
— Какие сны видела моя принцесса?
— Никакие. Спала как убитая. А тебе что снилось?
— Таблица Менделеева.
Аня засмеялась.
— А ты всегда так рано встаешь?
— Кто рано встает — тому Бог подает. Так, на турнике поболтался.
— Зачем? — фыркнула Аня, не удержавшись от комментария. — Это типа фитнеса, что ли? А для кого? Перед кем красоваться-то? Перед коровами?
— Захотелось. Не знал, что спортом для кого-то занимаются. Я это делаю для себя, просто так, потому что мне просто нравится… Ну, пора ехать в Починки, нас уже ждут.
Когда Аня вышла на улицу, ее вновь охватили головокружительные запахи утреннего цветущего луга. Хотелось дышать глубже и глубже. Она решила осмотреть территорию и заглянуть на огород. Гюнтер провел ей экскурсию. Странное смешение стилей продолжалось и на улице: рядом с современным гаражом стоял памятник русского зодчества — мазанка, масенький летний домик без окон. «Обмазанная глиной, потому и мазанка», — пояснил Гюнтер. На огороде не росли ни огурцы, ни какие-либо другие овощи — все было засажено ровненьким газоном. Только старые яблони возвышались по центру, да кусты смородины, вишни и малины по периметру. У забора, над рядом незамысловатых цветочков кружились пчелы.
— Ты цветочки посадил? Как миленько! — хихикнула Аня.
— Это жена брата развлекается… Ну всё, поехали!
Перед тем как сесть в машину, Аня несколько раз напоследок глотнула воздуха. Наверное, она только сейчас поняла, что называют «чистым воздухом», ради которого некоторые люди меняют города на деревни.
На выезде из Ильинского, около остановки, Гюнтер остановился около одиноко стоящей пожилой женщины в платке и с ведрами.
— Бабуля, в Починки?
— В Починки, милый, еду викторию продавать.
— Садись, подвезем.
Бабуля с готовностью села на заднее сиденье. Она со своими ведрами как-то плохо сочеталась с белоснежным кроссовером Гюнтера. Аня скривила недоумение на лице.
— Автобус ходит два раза в день, — тихо прокомментировал Гюнтер. — Поэтому у всех адекватных местных водителей неписанное правило — подвозить.
Бабуля протянула Ане на переднее сиденье стакан великолепной спелой клубники:
— Угощайся, милая!
— Спасибо!
— Вам спасибо, молодые. Дай вам Бог доброго здоровья.
— Гюнтер, почему эта милейшая бабуля назвала клубнику викторией? — заговорщическим тоном спросила Аня.
— Потому что клубникой здесь называют полевую, дикую ягоду, — вторил ее тону Гюнтер. — А это обычная виктория!
Районный центр оказался большой деревней. Они заехали к «нужным людям» и быстро получили все необходимые справки для отказа от наследства. Аня вспомнила, что мужик из сельсовета советовал ей забрать личные вещи бабы Шуры у некоей Татьяны Никитичны. Зашли и к ней.
Татьяна Никитишна оказалась неспешным и недоверчивым божьим одуванчиком. Она пустила их на порог только получив Анин паспорт. После этого долго шла через сени, где пахло книгами и старостью, долго копалась в комоде… Аня и Гюнтер стояли в ожидании.
— Баба Шура сама накопила денег себе на похороны, — наконец, прервала она молчание. — Сама оставила мне наказ, как и где ее хоронить… Вас не было на ее похоронах, и жизнью ее Вы так же не интересовались, как и смертью, — не стеснялась Татьяна Никитишна в укорах. — Но дом она завещала Вам… Мне это не любо, но я сделаю всё, как она наказывала. Вот ее икона, которую она просила передать лично Вам в руки, вот фотокарточки и украшения… А здесь все документы и письма, которые лежали в ее комоде. Я собрала всё до последнего листа, некоторые принадлежали еще ее матери. — Она передала в Анины руки весь этот незамысловатый скарб. — А вот это письмо ее матери она особенно просила передать Вам лично в руки, барышня, — она протянула кусочек бумаги, пожелтевший и помятый от времени.
«Моей внучке Анне на день ее 20-летия. От Анны Матвеевны», — прочитала Аня в уголке конверта надпись мелким почерком, сделанную химическим карандашом. Ей хотелось провалиться сквозь землю.
— Нет, это вряд ли мне… это ошибка, — тихо сказала она, протягивая конверт обратно. Что за Анна Матвеевна? Мою прабабку звали Нюсей. А ее единственная внучка — моя мама, ее тоже зовут не Анна.
Татьяна Никитишна посмотрела на Аню так, что, казалось, она просверлит в ней дырку одним взглядом.
— Никакой ошибки! — прошипела она. — То, что письмо от Вашей прабабки — это очевидно. И, я думаю, Анна Матвеевна не осердится на меня за то, что я передала ее письмо не внучке, а правнучке Анне.
Выйдя из дома Татьяны Никитишны, Аня вздохнула с облегчением. Подальше отсюда… Так паршиво на душе у нее давно не было. Они прошли несколько шагов. Гюнтер молчал. Она посмотрела на него:
— Что? И ты считаешь, что я мерзкая внучка, приехавшая только ради наследства?
— Ну-у… Вообще-то… Да! А разве нет? Я всегда думал, что свои «корни» нужно знать и неплохо бы уважать. Особенно когда наследство от них получаешь.