Гюнтер подплыл поближе и встал напротив нее. Вода была ему по подбородок.
— Тогда позвольте мне взять эту обязанность на себя, сударыня, — и он плесканул на ее платье ледяной водой. Аня взвизгнула.
— Ну всё, я раздавлю тебя, презренный раб! — крикнула она и хотела вдавить его голову в воду босой ногой.
Он увернулся, и Аня с визгом занырнула в воду с головой. Ледяная вода обожгла ее тело тысячей иголок! Аня захлебнулась, вынырнула и с ужасом поняла, что не чувствует под собой дна! В панике начала бултыхать руками по воде и уцепилась за единственное твердое, что под них попалось, — плечо Гюнтера. Ничего не соображая от страха и холода, подтянулась поближе и залезла на него как обезьянка — с руками и ногами, трясясь от холода и страха и инстинктивно прижавшись к нему всем телом — какой он тепленький… тепленький…
— Спокойно! Я держу тебя, — тихо сказал Гюнтер. Он действительно крепко прижал ее к себе, и Аня увидела перед собой его голубые глаза. Ей стало жутковато — он глядел на нее взглядом голодного волка. Она сразу пришла в себя и замерла: «Боже, что я делаю — вишу полуголая на шее у мужика, даже имени которого я не знаю… Но какой же он притягательный…» Избыток эмоций перехватывал дыхание, оглушал. Гюнтер брал власть над ней одним своим волчьим взглядом, и хотелось ему подчиняться…
«Нет, я не могу! Это всё неправильно!» — Аня преодолела себя и отодвинулась от него подальше.
— Извини. — Тихо сказала она. — Я не хотела…
И, сама не поняв, чего же именно она «не хотела», оттолкнулась от Гюнтера и по-собачьи поплыла к берегу. Когда она выходила из воды, новая волна стыдливости и вместе с тем ощущения собственной соблазнительности охватила ее: ее дорогое платье облепило всё тело, выставляя напоказ всё, что можно и чего нельзя… Она быстро посеменила в машину. Гюнтер молча стоял в воде и смотрел ей вслед. Простояв так еще пару минут и о чем — то размышляя, он, наконец, вышел и они поехали дальше, делая вид, что ничего не случилось, и Аня только искоса бросала взгляд на его широкую грудь в облепившей ее мокрой рубашке.
— Вчера в тебе убралось столько еды, что ты напомнила мне стишок про Робина-Бобина… — говорил Гюнтер, чистя картошку огромным ножом. Они разместились на светлой кухне. Пока он хозяйничал, она достала полученную в Починках пачку грустных документов из бабушкиного комода. Пачка была дольно внушительной — письма, фотографии, записки и даже какие-то платежки. Разложив всё это на кухонном столе, Аня по очереди их просматривала.
— Это я только здесь, в деревне, столько ем… Не понимаю, зачем хранить столько старья?
— Значит, эти вещи были ей дороги…
Писем было много, а отправителей мало — в основном они повторялись: Анина бабушка; родственница из Нижнего; письма самой бабы Шуры — очевидно, их кто-то вернул; какой-то мужик со смешным именем Лукьян.
— Смешно: — заметила Аня — Лукьян из Лукоянова… Одни лУки какие-то… Будто другой еды не было, чтоб в честь нее назвать людей и населенный пункт. А у нас одни Анны. Что у людей с фантазией?
Потом посмотрела фотографии. В основном, это были черно-белые, советские старые «карточки» с неизвестными Ане людьми. Смотреть их было не интересно — она даже не знала, кто из этих людей баба Шура, кто баба Нюся, а кто пятиюродная тетушка. На одной фотографии вообще были изображены чьи-то похороны.
— Ну капец фотография… — удивилась Аня. — Никогда не понимала, зачем такие фотографии делать… Кому в радость? Ладно хоть трупак крупным планом не сфоткали… — она убрала фотографии подальше и вернулась к разбору писем. — Надо разобраться с иерархией старушек. Моя прабабка — Анна Матвеевна. У нее две дочери — покойная Шура и моя бабушка. У Шуры детей нет, у моей бабушки единственная внучка — это я. — В руки ей попал пожелтевший конвертик, которые особенно просила передать баба Шура. «Моей внучке Анне на день ее 20-летия. От Анны Матвеевны». И дата. — И вот, значит, моя прабабка пишет письмо какой-то «левой» внучке, которой никогда не существовало, по имени Анна. Интересно, а если бы меня звали Ефросинья, то письмо бы мне отдали? Или его бы никто никогда не получил?
— Я сварил тебе настоящий деревенский борщ, чтобы ты, наконец, наелась, — не обращая внимания на ее размышления, Гюнтер торжествующе поставил на стол огромную кастрюлю. — Моя бабушка всегда говорила: кушай супчик — и будешь толстый и красивый.
— На мясном бульоне?
— Конечно. Куча мяса. Давай ешь!
— Прости, но я не ем трупную вытяжку даже в порядке исключения, — в задумчивости сказала Аня, не заметив, что Гюнтер немного расстроился.
— Ну и чем мне тебя тогда кормить?
— Ну… я бы, конечно, съела вареной фасоли и спаржи.
— Боюсь, вареной фасоли и спаржи в местном магазине не водится. Могу предложить картошку с салатом из помидоры и огурцов.
— Давай… Моя прабабка Анна умерла, наверное, лет 50 назад, я не знаю. И письмо, судя по дате, написано примерно тогда же.
Конверт был распечатан. Видимо, кто-то прочитал его раньше Ани. Может быть, сама баба Шура? Но почему она не передала его по назначению? Тоже не знала никакой внучки Анны и решила разобраться? Возможно, ее мать дала это письмо ей перед смертью? Или она сама его нашла, разбирая архивы. В любом случае, при чем здесь сама Аня и зачем этот конверт особенным образом просили передать ей?
Аня достала из конверта листочек, выдернутый из советской ученической тетрадки. В письме было всего несколько строк, написанных старческим почерком. Аня зачитала их вслух: «Дорогая моя внучка Анна! В своем доме я оставила тебе немного безделушек, которые принадлежали нашей семье. Пожалуйста, найди их, для меня это важно. Мне хотелось бы, чтобы часть из них ты оставила себе на память, а остальными правильно распорядилась. Анна Матвеевна.»
— Какие еще безделушки? И где именно в доме? — ничего не поняла Аня.
— Похоже, прабабка для тебя сокровища несметные зарыла, — пошутил Гюнтер.
Но Аня задумалась серьёзно.
— У нас в семье, вроде бы, не было зажиточных. Откуда взяться сокровищам? У крестьян, насколько я знаю, и на хлеб-то насущный не всегда хватало. Да и зачем их зарывать? Отдала бы дочери — да и всё.
Аня стала читать все старые письма подряд, но они ничего не проясняли. Какие-то нелепые предположения стали приходить ей в голову.
— Вообще, похоже на простую записку, которую на столе оставляли, когда на работу уходили — сотовых-то еще не изобрели. Но, вроде бы, не было никакой внучки Анны… да и зачем запечатывать записку в конверт? Да ну, бред какой-то… — Она ещё подумала. — А может, всё же были зажиточные? Может, вообще дворяне были, а я не в курсе? — неуверенно, но с надеждой предположила она. — Надо маме позвонить.
Ее размышления прервали какие-то голоса с улицы. Аня бросила письма и подошла к окну. По дороге ехала газелька-фургончик, которая часто останавливалась, и водитель громко выкрикивал что-то невнятное.
— Что-то случилось? Может, ему помощь нужна? — забеспокоилась Аня. — По-моему, он кричит что-то про пузо и башку…
Гюнтер засмеялся и вышел. Аня следила за ним в окно. Он подошел к водителю, тот открыл фургончик и они оба там довольно долго копались. Потом Гюнтер выбрался оттуда с большим арбузом и вернулся в комнату.
— Он кричал не «пузо» и «башка», а «арбузы» и «картошка». Люди из Астрахани привезли арбузы, чтобы поменять их на картошку.
— Какую картошку?
— Обычную. Раньше местные много картошки сажали — на тех самых задах, о которых я тебе рассказывал — чтобы потом сдать за деньги. А теперь никто не принимает, или слишком дешево- много работы за копейки выходит. Вот зада у всех и зарастают. Скоро уж лес будет, пойдем за грибами. А в других регионах такая же ерунда с другими продуктами. Вот они и придумали обмениваться.
— Ты дал ему картошки? — неуверенно предположила Аня.
— Нет, — засмеялся Гюнтер, — я дал ему денег. Да и рано они за картошкой приехали, не копают еще.
Он вырезал сверху маленькую дырочку и разломил весь арбуз руками пополам. Сочные, бордовые клетки его засверкали в луче солнца.
— Это тебе, — он поставил половину арбуза перед Аней, — а это мне.
Ане было не до арбуза. Она набрала номер. Мама не брала трубку.
— Ты что, серьёзно? Да ладно тебе … — удивился ее надеждам Гюнтер. — Какие ещё сокровища? Сейчас напридумываешь еще. Мало ли что имела в виду Анна Матвеевна. Да даже если и так, то их за столько лет наверняка уже кто-то нашел. Выброси из головы.
Но Аня уже не могла выбросить. Мысль о том, что она может найти настоящий клад, не давала ей покоя. А вдруг там сокровища? «Я стану богатой… Может, я вообще дворянка?» — размечталась Аня и глаза ее засверкали.
— Многие мечтают найти клад, а у меня, быть может, есть такая возможность!
— Дались тебе эти дворяне! — пытался образумить ее Гюнтер. — У меня в роду точно одни крестьяне были, и ничего плохого в этом я не вижу. В наших местах, конечно, иногда находят сокровища. Говорят, что здесь проходил Степан Разин со своей дружиной и припрятывал награбленное. В Лукоянове даже камень Степана Разина есть. Всё вокруг перекопали… Но не думаю, что твоя прабабка как-то связана с Разиным…
Мама, наконец, взяла трубку.
— Мам, привет, как дела?.. Да, всё в порядке, собираю справки… Где ночевала? — она посмотрела на Гюнтера и, не моргнув глазом, соврала — у бабы Маруси. Ну это бабушкина троюродная сестра, ты не помнишь… — Гюнтер хмыкнул. — Случайно встретила на улице… Да… Ну, потом расскажу! Ты мне лучше скажи, зажиточные у нас в роду были? Ну просто интересно стало… — она включила громкую связь, чтобы он тоже слышал, показав ему жестами, чтобы он молчал.
— С чего это ты вдруг заинтересовалась семейной историей? — забубнил смартфон. — Столько уж раз тебе рассказывала, но ты же не слушаешь, глаза закатываешь, некогда тебе сразу… — мама разошлась.