в Мытищи, Строгино и на стекло мое
в котором через отпотевший краешек
видны голов заснеженные крыши
не оначает то, что люди в люди вышли,
и печь не топится.
Колотится она об стих мой в ритме
напуганного сердца пред Набоковым - то
биение об матову поверхность
поп девочек в уроке физкультуры
культуру тела да с разбега, да растящие,
когда все мальчики и кони были маленькие,
а поэтэссы - Чуда в перьях, изваянияя.
Ах, матово моей страны страдания!
Ах в матке есть пробелы от биения
по черным клавишам судьбы плодотворения,
от хищной птицы об стекло, или от мужа
что толстым ужем
вполз
в ботах от гусей, по мерзлым лужам,
нет, лучше это пусть будет - в стужу
вбег
гепардом за, петляя, обреченной
косулей по саванному сафари.
Ах, матова повехность в этой паре!
Они идут любя, два черных ящика!
Днем - убивающие мир и свое тело
чтоб птенцы ели,
а ночью для Души стихи творящие
в постели.
*****
"Я не прощаю, не прощаюсь, я вживусь"....
Еще про март булат не спел катрен
еще звенит зимой при троне шут
и под хомут зажато горло вен
но тут
уже издал я свой весенний вопль!
Еще из штопора не вышел голый тополь
еще так путаются в стропах мои строфы
и в плен влюбленных больше не берут
но тут
концом стиха я по дверям похлопаль.
Летит обшивку распушив мой голый тополь!
Свистит дырою в строфах парашют!
Строчат по мне стихи поджарые пилотки
но тут
Соски набухли у весны - с небесных круч
меня на приземление зовут
Я не прощаю. Не прощаюсь. Я вжывусь
меж ног твоих, весенняя Европа