Том 1. Авиация превращений - читать онлайн бесплатно полную версию книги . Страница 2
Стихотворения
1925
О том как иван Иванович попросил и что из этого вышло
Посвящается Тылли и восклицательному
иван иваныч расскажики́ку с ко́кой расскажина заборе расскажиты расскажешь паровозпочему же паровоз?мы не хочим паровоз.лучше шпилька, берендас хи ка ку гой берендазаверте́ла берендакак то жил один столяртолько жилистый столярмазал клейстером столярделал стулья и столыделал молотом столыиз орешника столыбыло звать его ивани отца его ивантак и звать его ивану него была женане мамаша, а женаНЕ МАМАША А ЖЕНАкак её зовут теперья не помню теперьпозабыл те́-перьиван иваныч говориточень умно говоритпоцелуй[1] говорит.а жена ему: нахал!ты муж и нахал!убирайся нахал!я с тобою не хочуделать это не хочупотому что не хочу.иван иваныч взял платокразвернул себе платоки опять сложил платокты не хочешь, говоритну так что же, говоритя уеду, говорита жена ему: нахал!ты муж и нахал!убирайся нахал!я совсем не для тебяне желаю знать тебяи плевать хочу в тебя.иван иваныч поглупелмежду протчим поглупелу усики́рку поглупела жена ему сюдаразвернулась да сюдада потом ещё сюдав ухо двинула потомзубы выбила потоми ударила потом!иван иванович запнулсятак немножечко запнулсяза п… п… п… п… п… пнулсяты не хочешь, говоритну так что же, говоритя уеду, говорита жена ему: нахал!ты муж и нахал!убирайся нахал!и уехал он уехална извощике уехали на поезде уехала жена осталась тути я тоже был тутоба были мы тут.1925 ноябрь.
От бабушки до Esther
баба́ля мальчиктре́стень гу́бкарукой саратовской в мыло уйдусыры́м седе́ньемще́ниша ва́льгикудрявый носикплатком обут —капот в балахскольжу трамваемВладимирскую поперёкпосельницамсыру́нду сваигрубить татаринув окно.мы улицувалу́нно ла́чими валенками набекреньи жёлтая рука иначекупается меж деревень.шлён и студеньфарсится шляпойлишь горсточкалишь только трилишь настежь балериной снятаи ту́кается у ветрин.холодное бродяга брюховздымается на костылирезиновая старухаа может быть павлина может бытьвот в этом домеба́баля очередо́мканды́жится семью попамисоломенное ведро.купальницапоёт карманыиз улицыв прыщи дворовнадушеннаясе́лью рябчикараспахиваетсяпод перо —и кажетсяона Владимирскаясадится у печеря́серёжками — — как будто за́ города сумочкою — — на меняшуро́ваннаятак и катитсяза ба́баля кале́тырепейникомпростое платьецеи ленточкою головы —ПУСТЬ — балабошит бабушкаБельгию и бленыпусть озирает до́хлаяро́станную полыньсердится кошечкойоколо котавырвится вырвитсявырвится в ладшубкою о́коньюля́женьем в буньма́ханьким пе́рсикомвихрь таба́ньа́льдера шишечками́ндера бульу́лька и фа́нькаи ситец и я.ВСЕ
<1925>
Наброски к поэме «Михаилы»
I Михаил
крючником в окошкоска́ндит ска́ндитрубль тожема́ху киньулитала кеноремза папаху серуюулитали пальцамика́-за́-ки́ле́зет у́теромвсякая уткашамать при́снубла́-гословио-ко-я́нныечерез пояспо́яс у́тканпо́яс у́брандо́ заре́зудо́ Софи́и.ду́ет ка́пеньСимферо́поляши́ре бо́рова русси́из за мо́рява́ром на́ полеважно фы́лятпа́-ру́-са́и текло́текло́текля́нопо немазаным усамразве малоили водкато посея — то пошла,а́ се́ го́ дня́ на́ до́ во́т ка́кдо́ по́с ле́ дня́ го́ ко́в ша́II Михаил
Ста́нем би́тьсяпо гуля́непред ико́ною ами́ньруковицей на коле́низаболел́и мужики.вытерали бородоюблюдцабыло боязно пороюоглянутьсянад ерёмой становилсякаменья́ферот кабылку сюртука́мизабоя́ферт —— и куда твою деревнюпокатило по гурта́мза ело́вые дере́вьязадевая тут и там.Я держу тебя и холюне зарежешь так прикиньчтобы правила косоювозле моста и рекиа когда мостами речказаколо́дила тупы́шиесусовый предте́чаокунается тудыж.ты мужик — тебе похабатолько плюнуть на негои с ухаба на ухабыот иконы в хороводпод плясу́лю ты оборванты ерёма и святыйзаломи в четыре горла— дребеждящую бутыль —— разве мало!разве водка!то посея — то пошла!а сегодня надо во́т как!до последняго ковша.III Михаил
па́жен хо́лкамамина була́вкаче́-рез го́-ловыпосле завтраесли на вера́н-дуо́зера ману́ливи́дел ра́носта́-ни́-сла́вву́лды а́лыео́-па́-саясьза́ дра́ жа́лина́ ки́ та́йсе́рый выганпе́ ту́ ха́ ми́станисла́вуша́р ку́ ну́бин то ва́латы́ моя карбо́лкаты мой па́руско́ ра́ лёкзалету́ляза ру ба́шкума ка ро́ныбо́ си́ ко́мзуб аку́лийне пока́жетне пока́жети сте-кло́ляд́а па́хнет пержимо́льюальмана́хами нога́чтобы пел́и в комсамо́лепарашу́ты и ноганчтобы лы́ко станисла́вувозноси́ло балабу́за московскую заста́ву —пар ра шу́ тыи но га́низ пеще́рыв го́рукаменьбуд-тов титюмо ло котя́нет го́лы-ми рука́мипо́сле за́втрана́-ба́л-ко́ну́ ко́-го́те́ пе́рь не вста́нетвозле пу́паго́-ло́-ва́ра́зве ма́-лои́ли во́д-като посе́ято пошла́а́ се́ го́ дня́ на́ до́ во́т ка́кдо́ по́с ле́д ня́ го́ ко́в ша́.всё
Примечания к «Михаилам»
Позма (1 Михаил) читается скандовочно — и нараспев.
Второй Михаил выкрикивается.
Третий Михаил сильно распадается на слоги, но напева меньше чем в первом.
Четвертый Михаил — глупый. Вышел в комнату пошаркивая ногами и раскачиваясь: «выплывают расписные», говорит и слушает боком и таращит мускулы вокруг глаз. В молчаливых моментах долго думает и затем обращается к кому-нибудь с официальным вопросом — ему не нужным. Разговаривает с человеком, у которого умирает мать под щелк пишущей машинки.
Говор
Откормленные лы́лывздохнули и сказалии только из под банкии только и тютю́кати́тесь под фуфо́луфафа́лу не перма́жтеи даже отваля́лаиз мя́киша кака́ —— косы́нка моя у́лькапода́рок или си́тецзелёная сало́нкача́ничка купры́шсегодня из под а́ндыфуфылятся рука́миоткормленные лы́лыи толькои тютю́.ВСЕ
<1925>
Землю, говорят, изобрели конюхи
Посвящаю тем, кто живет на Конюшенной
вступ
вертону́ финики́ю,зерном шельдону́бисире́ла у зака́такриволи́ким типуно́мполумёна зырыня́калиту́шу шельдону́.начало
приоткрыла портсигарыот шумовок заслоняи валяша как репейниксъел малиновый пирогчуть услыша между креселпероченье ранда́шаразгогулину повесилваринцами на ушахИра маленькая куклахочет ка́кать за моряпод рубашку возле пупаи у снега фонаряа голубушка и пряниктянет крышу на шушуживота островитянефиникийские пишуЗелено́ твое ры́лои труба́и корыто зипунамибарабанполетели панталоныбахромойчудотворная иконаи духиголубятина не надоuberallподарила выключательи уздуа куха́ми нижет а́лы-еторапи́ покое былдаже пальму строить надодля руины кабалына цыганах уводи́лаали жмыхи половя́за конюшни и уди́лафароонами зовяфиникия на готовепереходы полажумагомета из конюшничепраками вывожувалоамова ослицапародила окунятвезело́нами больницашераму́ра окиня́и ковшами гычут ла́доземлю пахаря былиндаже пальму строить на́додля руины кабалыСы́на Авроа́мовао́ндрия гунты́по́том зашело́милабухнула гуртыма́монта забу́лялёда карабинот́арью капи́лищао́трок на руссибусами мала́нитсяпе́нистая мовьшлёпая в предбанницелысто о порог(Рефрен «Тоже сапоги» звучит одним тоном)
ны́не португалиято́же сапогирыжими калёсамитоже сапогиуранила вырицутоже сапогикалабала девочкато́же говорит(Прочеркнутое место — речитатив)
| а лен-ты| дан-ты| бур забор| лови́| хоро-ший| пе-рехо́д| твоя́ колода (Верх дуги)| пе́-региб| а па́-рахода| са́-погинадо ки́кать лукомо́рьедля конюшенной ездыиз за острова Амо́ньявинограда и уздыи рукой ее вертелии руина кабалаи заказаны мете́лизолотые куполаи чего-то разбеля́неткацавейкою вдалиа на небе кораблямипробегали кораблинадо ки́кать чернозёмома наки́кавшись в трубукумачёвую алёнуи руи́ну кабалуне смотри на печене́гуне увидешь кочерги……а в залетах други́ми спа́ржамителегра́ммою на версты́алекса́н — дру так и кажетсякто-то ки́кает за кусты́…целый день до заката ве́чераот парчи до палёвок князевыхвстанут че́ляди изувеченотьмами синеми полуазии…александра лозя́т ара́быцелый остров ему бове́койалександр лози́т корабльминотав́ра и челове́ка…и апостола зыд́а ма́сломче́рез шею опраки́нулв море остров в море Па́тмосв море ша́пка финики́и.ВСЕ
<1925>
Кика и Кока
Под ло́готьПод ко́куфуфу́и не кря́кайне могутьфанфа́рыла — апошитьдеба́ситьдрынь в ухо виляетшапле́ ментершу́лакагык буд-то лошадькагык уходырьи свящ жвикави́ети воет собакаи гонятся ли́стьясюды и тудыА с не́ба о хря́щивсе чаще и чащевзвильнёт ви ва вувойи мрётся в углы́ньС пинежек зире́липотянутся ко́койпод логоть не фу́кай!под ко́ку не плюй!а если чихнётсягуба́стым саплю́номто Ки́ка и Ко́катакой же язык.II
Черуки́к дощёным ша́гомосклабясь в улыбку ки́кураспушить по ветровулу!разбежаться на травуобсусаленная фи́габуд-то ки́кана паро́мбуд-то папа пилигримомна камету ускакала́у деа́у дербады́раа́у деа́у дерраба́рахахети́тиМо́нна Ва́ннахочет пить.III
шлёп шляпшлёп шляпшлёп шляпшлёп шляп.ВСЕ
1925
«Тише целуются…»
Тише целуются— комната пуста —ломкими изгибами —— полные уста: —ноги были белые:пу снегу устал.Разве сандалииходят по песку?Разве православныецеркви расплесну?Или только кошечкиписают под стул?Тянутся маёвкамикрасные гроббситцевые девушки —пу небу губа;кружится и пляшетсябудто бы на бал.Груди как головытело — молокоглазом мерцальнаясолнцем высоко…Бог святая Троицав небо уколол.Стуки и шорохикровью запиши;там где просторнеекэкиши куши:вот по этой лесенкедевушкой спешил.Ты ли целуешься?— комната пуста —так ли сломалися— полные уста?: Ноги были белые:пу снегу устал.всё
<1925>
Сек
(gew. Esther)
И говорит Мишенькарот открыв даже — ши́шиля ки́шиляЯ в штаны ряжен. —Н ты эт его —финьть фаньть фуньтьб м пи́льнео —фуньть фаньть финьть(Кочать укоризненно головой)
И́а И́а Ы́аН Н НЯ полы мылаН Н Ндриб жриб бо́буджинь джень бабахлесь хлясь — здо́рово —ра́зда́й мама!Вот тебе ши́шелю!финьть фаньть фуньтьна́кося ки́шелю!фуньть фаньть финьть.ВСЕ
<1925>
1926
Полька затылки (срыв)
писано 1 января 1926 года
метит балагур татаринв поддёвку короля лукошкеа палец безымянныйна стекле оттаяли торчит гербом в окошкоты торчи себе торчивыше царской колончи· · · · · ·распахнулся о́рлик бу́бойсели мы на бочкурейн винаокеан пошёл на убыльв небе ки́чку не видать· · · · · ·в пристань бухтусерую подушкутристо молодоки сорок семьпо́ют китайца жёлтую душув зеркало смотряти плачат все.· · · · · ·вышел витязькашей гурьевойгу́жил зи́мкурыл долотанакути Ерёмавздуй еговздулась шишкав лоб золотая· · · · · ·блин колокольный в ноги бухалпереколотил в четвёртый разсуку ловил мышиным ухомщурил в пеньсолодовый глаз.· · · · · ·приду́ приду́в Маргори́ткухло́пая зато́рамикаянский прупа́ла́ша́ми́ка́лику едрит твоюоколо бамбукапальцем тпр· · · · · ·скоро шаровары позавут татаринакниксен куклаполька турмне ли петухамикика пу подареначи́рики боя́рикии пальцем тпр· · · · · ·зырь манишкапуговицей плйсовойгрудку корявуюах! обнимайа в шкапу тони чорта лысогохоть бы по́лкии тех нема.· · · · · ·шея заболела на корону у́былав жаркую печку затылок утёкне осуди шерстяная публикагромкую кичку[2]Хармса — дитё.ВСЕ
1 янв. 1926
Вьюшка смерть
Сергею Есенину.
ах вы се́ни мои се́ния ли гу́сями вяжу́при́ходил ко мне Есе́нини четы́ре мужикаи с чего́ бы это ра́доватьсяло́жкой стучатьпошивеливая пальцамигру́сть да печа́лькак ходи́ли мы ходи́лиот поро́га в Кишинё́впроплева́ли три неде́липотеря́ли кошелёкты Серё́жа рукомо́йниксарынь и дуда́разо́хотился по мо́ймусовсе́м не туда́для тебя́ ли из корежё́ныору́жье штыкне тако́й ты Серё́жане тако́й уж ты́по́й-ма́йщё́ки ду́лискарлоти́ну перламу́триз за во́рота поду́лиVáter Únser — Líeber Góttя пляса́ла сокола́мивозле де́рева круго́многи то́пали пляса́ливозле де́рева круго́мразмога́й меня заты́кана кало́ше и ведре́походи́-ка на заты́лкемимо за́пертых двере́йгу́ли пе́ли ха́лваду́чири́кали до́ ночи́на́ засеке до́лго ду́малкто́ поёт и бро́ви чи́нитне по́полу пе́рваязалуди́ла пе́рьямисперва́ чем то ду́дочны́мвро́де как уха́бица́полива́ла сы́палане ве́рила ле́бе́дя́ми́зашу́хала кры́льямизуба́ми зато́палас тако́го по ма́терис э́такого ку́баремв обнимку целу́ется́в о́чи ва́лит бли́ньямиа лета́ми плю́й его́до бе́лой доски́ и ся́дьдобреду́ до Клю́ева́обратно заки́нуся́просты́нкой за ро́динуза ма́тушку ле́вуюу де́рева то́ненька́за Ду́нькину пу́говку́пожури́ла де́вица́неве́ста сику́рая́а Серё́жа де́ревце́мна груди́ не кла́няетсяна груди́ не кла́няетсяне бу́кой не ве́черо́мпосыпа́ет о́коло́сперва́ чем то ду́дочны́м14 января 1926
Ваньки встаньки <I>
волчица шла дорогаюдорогаю манашенькойи камушек не трогаласеребрянной косойна шею деревяннуюсадились человечикиманистами накрашеннамигде-то высоко́.никто бы и не кланялсяпродуманно и холодноникто бы не закидывална речку поплавокя первый у коло́дицанашел ее подохлуюи вечером до ку́зоваеё не повалокстонала только бабушкада грядка пересто́нывалазаново еро́шилакапустных легушатотцы мои запенелисьи дети непристойныепускали на широкуюдорогу камышизасни засни калачикомза синей гололедицейпруда хороший перепелчугунный домовойщека твоя плакучаярумянится цыганамираскидывает порохомленивую войнуидут рубахи ры́жикипокрикивают улицуверевку колокольнуюладошки синякиа кукла перед ужиномсырому тесту молитсяи долго перекалываетзубы на косякя жду тебя не падаюсмотрю — не высыпаютсяиз маминой коробочкина ломаный сарайобреж меня топорикомклади меня в посудинуно больше не получитсядырявая роса —всё
4 февр. 1926 г.
Ваньки встаньки <II>
Ты послушай ка карасьимя палкой перебросьа потом руби направои не спрашивай заразто Володю то Серёжуто верёвку паварто ли куру молодуюто ли повора вораРазбери который лучшеможет цапаться за тучиперемыгой серебромдевятнадцатым ребромразворачивать корытоу собачий конурыгде пупырыши нерытыи колеблется НарымТам лежали Михаилывонючими шкурамидо полуночи хилыеа под утро ШурамиИ в прошлую середуоткидывая зановесипрохржему серомуедва показалисясначало до плечикарумяного шарикаа после до клетчатыхштанишек ошпаривалимне сказали на́ ушкочто чудо явилосяи царица Матушкасама удивилася:ах как же это милые?как же это можно?я шла себе мимоносила дрожживошёл барабанщикаршином в ростего раненная щекаотвисала простоон не слышет музыкии нянин плачна нём штаны узкиеи каленкоровый плащпростите пожалуйстоя покривил душойсердце сжалосяя чужой— входит барабанщик небольшого роста —
ах как же это можно?я знал заранее — взял две ложки — — вы ИЗРАНЕНЫ. —— ЗАНОВЕСЬ —
собака ногу поднимаетради си ради сисолдат Евангелие понимаеттолько в Сирии только в Сириино даже в Сирию солдат не хочетплюет пропоица куда тои в Сирию бросает коченьгде так умны Солдатыему бы пеночки не слизыватьему бы всё: «руби да бей»да чтобы сёстры ходили с клизмамида чтобы было сто рублейсолдат а солдатсколькотебелет?где твоя полатка?и твой пистолет. —кну́чу в при́хвостень кобылехоть бы кучахоть бы мохрасполуженной посудыне полю не лужуи в приподнятом бокалепокажу тебе ужо́!Едет мама серафи́момна ослице прямо в тылпокупает сарафаныи персидскую тафту— солдат отворачивается и больше не хочет разговаривать —
открылось дверце подкидноезапрятало пятнашкусказало протопопу Ною: — позвольте пятку вашу —я не дам пяткушнельклопсдуй в ягодушнельклопсразрешите вам не поверитья архимандрита вы протопопа то рассержусьи от самой Тверивозьму да и проедусь по́ полуон рас-стегивает мундирзабикренивает папахуи садится на ковёри свистит в четыре пальца:пью фюфюлы на фуфу́еду мальчиком в Уфу́щекати меня судаки под мы́шку и сюдаи́хи блохи не хоши́пу́фы бо́же на матра́сс.за бородатым бегут сутуленькиев клети пугается козаа с неба разные свистулькикартошкой сыпятся в глазатуды сюдыда плеть хвостада ты да яда пой ногасчитает пальцами до стаи слышит голос: «помогай»обернулся парусомлезет выше клиросадо месяца не долездо города не дошёлобнимались старушки плакализамочили туфли лаковыесо свечой читали Лермонтовавлюбились в кого го то кавалера тамна груди у него солнышкоа сестра его совушкаволоса его рыжиекоролеву прижилиможет кушать рябчикада и то только в тряпочкеу него две шашки длинныена стене висят…Господи Помилуйсвят свят свят— черти испугались молитвы и ушли из Гефсиманского сада, тогда самый святой человек сказал: —
здорово пить утрами молокои выходить гулять часа так на четыреО человек! исполни сей закони на тебя не вскочит чирий.ПОСЛУШАЙТЕсегодня напримеркакой то князь сказал своей любовнице: — иди и вырый мне могилу на Днепреи принеси листок смаковницы —Она пошла уже козалось в камышиНо видет (!) князь (!) за ней (!) бежит (!)кида́ет сумрачный ноганк её растерзанным ногампрости-прости я нехорошийраз 2 3 4 5 6 7 … … …а сам тихонько зубы крошиткак будто праведный совсемО человек! исполни сей закони на тебя не вскочит чириймотай рубашками в загон —как говориться в притче: — плен духу твоему язычники разуму закопанная цепь —— за кулисами говорят шёпотом, и публика с трепетом ловит бабочку. Несут изображение царя. Кто то фыркает в ладонь и говорит: блинчики. Его выводят —
Выйди глупый человеки глупая лошадьна Серёже полачеи на Володе тожестыдно совестно и неприличноговорить блинчикиа если комната вдобавок девичаято нужно говорить как-то иначе— Все удовлетворены и идут к выходу —
ВСЕ
11 февр. 1926
Половинки
присудили у стоговмесяцем и речкоюи махнула головамесяца головатолстою ручкоюпозавидовала ейбаба руку ейпозавидовала бабакорамысламина дворе моём широкомвышивают конаплейдедка валенками шлёпаети пьёт молокопозавидовала явот такими дулямии роди́ла меня матьчехардой придорожноюа крестил меня попне поп а малина —вся то распоса́дницабатькина бухталавку закапалавороньим яйцомбольно родимаягрудью заухаламыльными пузырькамибатьке в лицоахнули бусыбабы фыркалистукала лопатав брюхо емуизбы попыи звёзды русыеречка игрушкаи солнце лимонразные церковкиптички, палочкиоконце ла́сковоерасшитоевсё побежалопобежало и ахнулосам я вдеваю кол в решетобъется в лесу фанта́н фанто́вичгрузди сбираетселени́м паша́перья точатмальчик Митяуснул в лесухолодно в рубашкекидаться шишкамикожа пупырашкамибуд-то гусинаявысохли мочалкамиволосы под мышкамихлещет богбог — осиновыйа́хнули бусыбабы а́хнулирадугами стонетбаба Богородицалик её вышитыйгруди глаженывеки мигнути опятьзакроютсясукровицей кажется потеют и дохнут навозные кучискучно в лесу!в дремучем невесело!мне то старухи до печёнки скучномальчика Митюв церковьНЕСТЬведьма ты ведьмакому ты позавидовала?месяц пу́пом сел на живот!мальчика Митючтоб его(!) и́доласам я вдеваю кол в решетосам я сижуматыгойночьюжду перелесьясинего утраи кто то меня за плечо воро́очаеттянет на улицумой рукавЗНАЮот сюдовамне не поверятмне не разбитьключевой тиши́дедка мороз стучится в дверимесяц раскинулв небе шалаши.стены мои звончее пахарякрепче жимолости в росту́крепли и креплии вдругзаа́халабабы и бусы и шар на мосту — милый голубку милой посылает —шлет куличи́и хлай на столоа губы плюютсяв дым кисилямиа руки ласка́ютсяниже коленба́бка пе́ланебу новосе́льенебо полотенце!небо уж не то!бабка поля пшеном за́се́яласам я вдеваю кол в решетопря́жею бабкиноймесяц утонетуши егоразольются речкою — — там из окнасоседнего до́микабабка емумахну́ла ручкою —ВСЕ
Школа ЧИНАРЕЙ
Взирь За́уми
<1926>
«в репей закутаная лошадь…»
В репей закутанная лошадькак репа из носу валиласьк утру лишь отперли конюшнитак заповедал сам Ефрейтор.Он в чистом галстукеи сквозь решеткуво рту на золоте царапин шестьедва откинув одеяло ползаети слышит бабушкапод фонарями свист.И слышит бабушка ушами мягкимикак кони брызгают слюнойи как давно земля горелаястоит горбом на трех китах.Но вдруг Ефрейтора супругазамрет в объятиях упругих?Как тихо станет конь презренныйв лицо накрашенной гулятьтворить акафисты по кругуи поджидать свою подругу.Но взора глаз не терпит стражаего последние слова.Как он суров и детям страшени в жилах бьется кровь славяни видит он: его голубкалежит на грязной мостовойи зонтик ломаный и юбкуи гребень в волосе простой.Артур любимый верно снитсяв бобровой шапке утром ейи вот уже дрожит ресницаи ноги ходят по траве.Я знаю бедная Наташаконцы расщелены глухойгде человек плечами дышити дети родятся хулой.Там быстро щелкает рубанока дни минутами летяттам пни растут. Там спит дитя.Там бьет лесничий в барабан.Конец героя
Живи хвостом сухих коренийза миром брошенных творений,бросая камни в небо, в воду ль,держась пустынником поодаль.В красе бушующих румянхлещи отравленным ура.Призыва нежный алатырьи Бога чёрный монастырь.Шумит ребячая проказадо девки сто седьмого разаи латы воина шумятпри пухлом шёпоте сулят.Сады плодов и виноградавокруг широкая ограда.Мелькает девушка в окне,Софокл вдруг подходит к ней:Не мучь передника рукоюи цвет волос своих не мучьтвоя рука жару прогонити дядька вынырнет из туч.И вмиг разбившись на матрасе,восстанет, молод и прекрасенистоком бережным имянкак водолей, пронзит меня.Сухое дерево ломалось,она в окне своём пугалась,бросала стражу и дозори щёки красила в позор.Уж день вертелся в двери эти,шуты плясали в опереттеи ловкий крик блестящих дамкричал: я честь свою отдам!Под стук и лепет колотушекдитя свечу свою потушитпотом идёт в леса укропакуриный дом и бабий ропот.Крутя усы, бежит полковникминутной храбростью кичась —Сударыня, я ваш поклонник,скажите мне, который час?Она же, взяв часы тугиеи не взирая на него,не слышит жалобы другие,повелевает выйти вон.А я под знаменем в боюплюю в колодец и пою:пусть ветер палубу колышет,но ветра стык моряк не слышит.Пусть дева плачет о зимеи молоко даёт змее.Я, опростясь сухим приветом,стелю кровать себе при этом,бросая в небо дерзкий гласи проходя четвёртый класс.Из леса выпрыгнет метёлкаумрёт в углу моя светёлкавосстанет мёртвый на помостс блином во рту промчится пост.Как жнец над пряхою не дышит,как пряха нож вздымает выше —не слышу я и не гляжу,как пёс под знаменем лежу.Но виден мне конец герояглаза распухшие от кровимогилу с именем попаи звон копающих лопат.И виден мне келейник ровный,упряжка скучная и дровни,ковёр раскинутых саней,лихая скачка: поскорей!Конец не так, моя Розалья,пройдя всего лишь жизни треть,его схватили и связалиа дальше я не стал смотреть.И запотев в могучем ростевсегда ликующий такой —никто не скажет и не спросити не помянет за упокой.всё
1926
Казачья смерть
Бежала лошадь очень быстроее хозяин турондул.Но вот уже Елагин островим путь собой перегородил.Возница тут же запыхавшисьснял тулуп и лег в кроватьЧетыре ночи спал обнявшисьего хотели покаратьно ты вскочил недавно спящийнаскоро запер письменный ящики не терпя позора фальшичерез минуту ехал дальшебежала лошадь очень быстроказалось нет ее концавдруг прозвучал пустынный выстрелпоймав телегу и бойца.Кто стреляет в эту пору?Спросил потусторонний стражседок и лошадь мчатся в прорубьих головы объяла дрожь,их туловища были с дыркой.Мечтал скакун. Хозяин фыркал,внемля блеянью овцы,держа лошадь под уздцы.Он был уже немного скучный,так неожиданно умерев.Пред ним кафтан благополучныйлежал, местами прогорев.Скакали день и ночь гусары,перекликаясь от тоски.Карета плавала. Рессорыломались поперек доски.Но вот седок ее убогийожил быстро как оленьперескочил на брег пологийа дальше прыгнуть было лень.О, как <нрзб.> эта местность,подумал он, смолчав.К нему уже со всей окрестностинесли седеющих волчат.Петроний встал под эти сосныя лик и нет пощады вам —звучал его привет несносныйтелега ехала к дровам.В ту пору выстрелом не тронутвозница голову склонилпусть живут себе тритоныон небеса о том молил.Его лошадка и тележкастучала мимо дачных места легкоперое колешковысказывало свой протест.Не езжал бы ты, мужик,в этот сумрачный огород.Вон колено твое дрожитты сам дрожишь наоборотты убит в четыре местапод угрозой топоракличет на ветру невестаей тоже умереть пора.Она завертывается в полотнаи раз два три молчит как пень.но тут вошел гучар болотныйи промолчал. Он был слепеньи уехал набекрень.Ему вдогонку пуля вылаон скакал закрыв глазавсе завертелось и уплылокак муравей и стрекоза.Бежала лошадь очень быстрогусар качался на седле.Там вперемежку дождик прыскализбушка тухнула в селеих путь лежал немного кривоуж понедельник наступил— мне мешает эта грива,—казак нечайно говорил.Он был убит и уничтоженпотом в железный ящик вложени как-то утречком веснойбыл похоронен под сосной.Прощай казак турецкий воинмы печалимся и воемнам эту смерть не пережить.Тут под сосной казак лежит.Всё
19–20 октября 1926
«друг за другом шёл народ…»
друг за другом шёл народужимки тая в лице звериныеон шёл все прямо потом наоборотлетели поля необозримыетам где зелёный косогоррека поворачивала крутобыл народ как пуля скори невинен был как утро невиденеще пройдя с полсотни вёрсткто то крикнул: «земля».кто то сразу вытянул перстно дальше итти было нельзя.уж над людьми колыхалась ночьпроплывало [тысяча] миллион годинуж не шагом они а в скочьторапилися как одини ещё прошло 20 летвсе умерли как по заказу<1 ст. нрзб.>им с двух сторон по глазу3 ноября <1926>
Ответ Н.3. и Е.В
Мы спешим на этот зовэти стоны этих совэтих отроков послушныхв шлемах памятных и душныхне сменяем колпакаэтой осенью покана колпак остроконечныйсо звездою поперечнойс пятилучною звездойс верхоконною ездойи два воина гляделиждите нас в конце неделичай лишь утренний сольютмы приедем под салют.15 ноября <1926>
Случай на железной дороге
Как-то бабушка махнулаи тотчас же паровоздетям подал и сказал:пейте кашу и сундук.Утром дети шли назадсели дети на забори сказали: воронойпоработай, я не буду,Маша тоже не такая —как хотите может бытьмы залижем и песочекто что небо выразиловылезайте на вокзалездравствуй здравствуй Грузиякак нам выйти из неемимо этого большогона заборе — ах вы дети —вырастала палеандраи влетая на вагоныперемыла не тогокто налима с перепугуоградил семью воламивынул деньги из карманаденьги серые в лице.Ну так вот, а дальше преливсе супа — сказала тетявсе чижи — сказал покойникдаже тело опустилосьи чирикало любезно,но зато немного скучнои как будто бы назад.Дети слушали обеднюнадевая на плечомышка бегала в передникраздирая два плеча,а грузинка на порогевсе твердила. А грузинперегнувшись под гороюшарил пальцами в грязи.1926
Пророк с Аничкиного моста
Где скакуны поводья рвут,согнув хребты мостами,пророк дерзает вниз ко рвусойти прохладными устами.О непокорный! Что же тыглядишь на взмыленную воду?Теребит буря твой хохол,потом щеку облобызает,Тебя девический обманне веселит. Мечты бесскладнопридут порой. Веслом о берегстукнет всадник.Уж пуст — челнок.Уж тучен — гребень.И, тщетно требуя пойматьв реке сапог, рыдает мать.Ей девочка приносит завтрак:бутылку молока и сыр,а в сумке прятает на завтраего красивые усы.В трактире кончилась попойка.Заря повисла над мостом.Фома ненужную копейкубросает в воду. Ночь прошла.И девочка снимает платье,кольцо и головной убор,свистит, как я, в четыре пальцаи прыгает через забор.Ищи! Никто тебе помехойне встанет на пути твоём.Она ушла, а он уехали вновь вернулися вдвоём.Как загорели щёки их!Как взгляд послушный вдруг притих!За ними горница пуста,и растворились их уста: — Мы плыли ночью. Было тихо.Я пела песню. Милый грёб.Но вдруг ныряет тигр плавучийпред нашей лодкой поперёк.Я огляделась вкруг. Фонтанка,проснувшись, знаменье творит.За полночь звякают стаканы.Мой брат стучится: отвори!Всю ночь катались волны мимо.Купался зверь. Пустела даль.Бежали дети. А за ниминесли корону и медаль.И вот, где кони рвут поводья,согнув хребты, сбегают вниз,ноздрями красными поводяти бьют копытом седока, —мы голос ласковый слыхали.Земля вертелась в голос тот.И гром и буря утихали.И платье сохло на ветру.И, волчьим шагом оступаясь,на мост восходит горд и лихпророк. А мы не плыли дальше,на брег скакая женихом.всё
1926
Скупость
Люди спят:урлы-мурлы.Над людьмипарят орлы.Люди спят,и ночь пуста.Сторож ходит вкруг куста.Сторож онне то, что ты,сон блудливый,как мечты.Сон ленивый, как перелет,руки длинные, как переплет.Друг за другом люди спят:все укрылися до пят.Мы давно покоя рыщем.Дым стоит над их жилищем.Голубь-турман вьет гнездо.Подъезжал к крыльцу ездок.Пыхот слышался машин.Дева падала в кувшин.Ноги падали в овраг.Леший бегал —Людий враг.Плыл орел.Ночь мерцала —путник брел.Люди спали —я не спал:деньги я пересыпал.Я считал свое богатство.Это было святотатство.Я все ночку сторожил!Я так деньгами дорожил.всё
1926
Виктору Владимировичу Хлебникову
Ногу на ногу заложивВелимир сидит. Он жив.1926
1927
стих Петра Яшкина — Коммуниста
Мы бежали как саженина последнее сраженьенаши пики притупилисьмы сидели у кострареки сохли под ногоюмы кричали: мы нагоним!плечи дурые высокиморда белая востраНо дорога не платочеки винтовку не наточишьмы пускали наши взорыверсты скорые считатьнебо падало завесойопускалося за лесомкамни прыгали в лопатумесяц солнцу не четасколько времени не знаюмы гналися за возамитолько ноги подкосилисьвышла пена на устанаши очи опустелимох казался нам постельюно сказали мы нарочночтоб никто не отставална последнее сраженьемы бежали как саженикак сажени мы бежали!пропадай кому не жаль!всё
1927
«лошадка пряником бежит…»
Лошадка пряником бежитно в лес дорога не лежитне повернуться ей как почкене разорвать коварной бочки1926–1927
«двух полководцев разговор…»
Двух полководцев разговоркидался шаром изо ртащека вспухала от натугикогда другой произносилне будь кандашки полководцабыла бы скверная играмы все бежали б друг за дружкойзнамена пряча под горушкойНо вдруг ответ звучал кругамирасправив пух усов, комротеще в плечах водил рукамиказалось он взбежит умрети там с вершины голос падалего сверкала речь к ногамне будь кандашки полководцато пораженье было б намИ вмиг пошли неся винтовкисотни тысяц, пол горыдвести палок, белые головкипушки, ведьмы,острые топоры.Да-с то было время битвыехал по́ полю казаки в седле его болталасьМанька белая коза.1926 или 1927
«Глядел в окно могучий воздух…»
Глядел в окно могучий воздухпогода скверная былатоска и пыль скрипели в ноздряхрека хохлатая плылаСтоял колдун на берегумахая шляпой и зонтомкричал: «смотрите, я перебегуи спрячусь ласточкой за дом.»И тотчас же побежалпригибаясь до землив его глазах сверкал кинжалсверкали в ноздрях три змеи1927–1928
В кружок друзей камерной музыки
неходите январяскажем девять — говорявыступает Левый Фланг — это просто не хорошо. —и панг.<январь 1927>
«Берег правый межнародный…»
Берег правый межнародныйсвоемудрием сердитыйобойденный мной и сыном.Чисты щеки. Жарки воды.Рыбы куцые сардинкиклич военный облак дымане прервет могучим басомне родит героя в латах.Только стражника посудаопорожнится в лоханьда в реке проклятый Неманкинет вызов шестипалыйи бобер ему на спинуносом врежется как шлюпка.А потом беря зажимсын военного призваньяробкой девицы признаньес холма мудрого седланаклоня тугую шеюей внимает бригадир.Запирает палисадМарья ключница. И вотиз морей тягучих водслава Богу наконецвыбирается пловецкак народ ему лепечети трясется на негоосудя руки калачикнепокорного рабаяхты нежные кочуютнад волнами поплавкомраскрываются пучиныперед ним невдалеке.24 мая 1926 — январь 1927
Авиация превращений
Летание без крыл жестокая забавапопробуй упадешь закинешься неловкийона мучения другого не избралаее ударили канатом по головке.Ах, как она упала над болотом,закинув юбочки! Мальчишки любовалисьона же кликала в сумятицах пилоту,но у пилота мягкие усы тотчас же оборвались.Он юношей глядитсмеется и рулитостановив жужжанье мухслетает медленно на мох.Она: лежу Я здесь в мученьях.Он: сударыня, я ваша опора.Она: я гибну, дай печенье.Вместе: мы гибнем от топора!Холодеют наши мордочки,биение ушло,лежим. Открыли форточкии дышим тяжело.Сторожа идут стучат.Девьи думы налегке.Бабы кушают внучатРыбы плавают в реке.Елки шмыгают в лесустонет за морем кащейа под городом несутУправление вещей.То им дядя птичий глазма <нрзб.> сердце звучный ледвдруг тетерев я пешком заразулетает самолет.Там раздувшись он пропал.Кто остался на песке?Мы не знаем. Дед копалямы стройные в тоске.И бросая корешкив глубину беспечных ямон готовит порошкидать болезненным конямржут лихие удилауказуя на балдустойте други, он колдун,знает <нрзб.> делавертит облако шкаповпереливает муть печейв небе трио колпаковстроит башни из кирпичейтам борзая солнце грееттьму проклятую грызеттам самолет в Европу реети красавицу везет.Она: лечу я к женихам.Пилот: машина поломалась.Она кричит пилоту: хам!Машина тут же опускаласьОна кричит: отец, отец,я тут жила. Я тут родилась.Но тут приходит ей конец.Она в подсвечник превратилась.Мадлэн ты стала холодналежать под кустиком лунасклонился юноша к тебелицом горячим как Тибет.Пилот состарился в пути.Руками машет — не летит.Ногами движет — не идет.Махнет разок — и упадетпотом года лежит не тлен.Тоскует бедная Мадлэнплетёт косичку у огнямечты случайные гоня.Всё.
январь 1927
Искушение
Посвящаю К.С. Малевичу
Четыре девки на пороге:
Нам у двери ноги ломит.Дернем, сестры, за кольцо.Ты взойди на холмик тут же,скинь рубашку с голых плеч.Ты взойди на холмик тут же,скинь рубашку с голых плеч.Четыре девки, сойдя с порога:
Были мы на том пороге,песни пели. А теперьне печальтесь вы, подруги,скинем плечи с косяка.Хор:
Все четыре. Мы же толькоскинем плечи с косяка.Четыре девки в перспективе:
Наши руки многогранны,наши головы седы.Повернув глаза к востоку,видим нежные следы.Лишь подняться на аршин —с незапамятных вершинвсе исчезнет, как плита,будет клумба полита.Мы же хвалимся нарядом,мы ликуем целый день.Ты взойди на холмик рядом,плечи круглые раздень.Ты взойди на холмик рядом,плечи круглые раздень.Четыре девки, исчезнув:
ГРОХ-ХО-ЧЧА!Полковник перед зеркалом:
Усы, завейтесь! Шагом марш!Приникни, сабля, к моим бокам.Ты, гребень, волос расчеши,а я, российский кавалер,не двинусь. Лень мне или что?Не знаю сам. Вертись, хохол,спадай в тарелку, борода.Уйду, чтоб шпорой прозвенетьи взять чужие города.Одна из девиц:
Полковник, вы расстроены?Полковник:
О, нет. Я плохо выспался.А вы?Девица:
А я расстроена, увы.Полковник:
Мне жалко вас.Но есть надежда,что это все пройдет.Я вам советую развлечься:хотите в лес? — там сосны жутки…Иль, может, в оперу? — Тогдая выпишу из Англии каретыи даже кучера. Куплю билеты,и мы поедем на дрезинесмотреть принцессу в апельсине.Я знаю: вы совсем ребенок,боитесь близости со мной.Но я люблю вас…Девица:
Прочь, нахал!Полковник ручкой помахали вышел, зубом скрежеща,как дым выходит из прыща.Девица:
Подруги! Где вы?! Где вы?!Пришли четыре девы,сказали: «Ты звала?»Девица (в сторону):
Я зла!Четыре девицы на подоконнике:
Ты не хочешь нас, Елена.Мы уйдем. Прощай, сестра!Как смешно твое колено,ножка белая востра.Мы стоим, твои подруги,места нету нам прилечь.Ты взойди на холмик круглый,скинь рубашку с голых плеч.Ты взойди на холмик круглый,скинь рубашку с голых плеч.Четыре девицы, сойдя с подоконника:
Наши руки поднимались,наши головы текли.Юбки серенькие билисьна просторном сквозняке.Хор:
Эй, вы там, не простудитесьна просторном сквозняке!Четыре девицы, глядя в микроскоп:
Мы глядели друг за другомв нехороший микроскоп.Что там было, мы не скажем:мы теперь без языка.Только было там крылечко,вился холмик золотой.Над холмом бежала речкаи девица за водой.Говорил тогда полковник,глядя вслед и горячо: «Ты взойди на этот холмик,обнажи свое плечо.Ты взойди на этот холмик,обнажи свое плечо.»Четыре девицы, исчезнув и замолчав:
? ПОЧ-ЧЕМ-МУ!?всё
18 февраля 1927
Пожар
Комната. Комната горит.Дитя торчит из колыбельки.Съедает кашу. Наверху,под самым потолком,заснула нянька кувырком.Горит стена. Посуда ходит.Бежит отец. Отец: «Пожар!Вон мой мальчик, мальчик Петя,как воздушный бьется шар.Где найти мне обезьянувместо сына?» Вместо стенпечи вострые на небодым пускают сквозь трубу.Нянька сонная стрекочет.Нянька: «Где я? Что со мной?Мир становится короче,Петя призраком летит.»Вот мелькнут его сапожки,Тень промчится, и усывьются с присвистом на крышу.Дом качает как весы.Нянька бегает в испуге,ищет Петю и гамак. «Где ж ты, Петя, мальчик милый,что ж ты кашу не доел?» «Няня, я сгораю, няня!»Няня смотрит в колыбель —нет его. Глядит в замочек —видит комната пуста.Дым клубами ходит в окна,стены тощие, как пух,над карнизом пламя вьется,тут же гром и дождик льется,и в груди сжимает дух.Люди в касках золотыхтопорами воздух бьют,и брандмейстер на машиневоду плескает в кувшине.Нянька к ним: «Вы не видалиПетю, мальчика? Не далекак вчера его кормила.»Брандмайор: «Как это мило!»Нянька: «Боже мой! Но где ж порядок?Где хваленная дисциплина?»Брандмайор: «Твой Петя рядом,он лежит у цеппелина.Он сгорел и папа стонет:жалко сына.»Нянька: «Ох!Он сгорел,» — и тихо стонет,тихо падает на мох.20 февраля 1927
Существует еще один вариант этого стихотворения:
Комната. Комната горит.Дитя торчит из колыбельки.Съедает кашу. Наверху,под самым потолком,заснула нянька кувырком.Горит стена. Посуда ходит.Бежит отец. Отец: «Пожар!Вон мой мальчик, мальчик Петя,как воздушный бьется шар.Где найти мне обезьянувместо сына?» Вместо стенпечи пестрые на небодым пускают сквозь трубу.Нянька сонная стрекочет.Нянька: «Где я? Что со мной?Мир становится короче,Петя призраком летит».Няня рыскает волчицей,съест морковку на пути,выпьет кофе. Дальше мчится,к двери пробует уйти.Колет скудные орехи (неразборчиво)нянька быстрая в дверях,мчится косточкой по садувдоль железного плетня.После бегает в испуге,ищет Петю и гамак. «Где ж ты, Петя, мальчик милый,что ж ты кашу не доел?» «Няня, я сгораю, няня!»Няня смотрит в колыбель —нет его. Глядит в замочек —видит комната пуста.Дым клубами ходит в окна,стены тощие, как пух,над карнизом пламя вьется,тут же гром и дождик льется,и в груди сжимает дух.всё
А.И. Введенскому
В смешную ванну падал другСтена кружилася вокругКорова чудная плылаНад домом улица былаИ друг мелькая на пескеХодил по комнатам в носкеВертя как фокусник рукойТо левой, а потом другойПотом кидался на постельКогда в болотах коростельЧирикал шапочкой и вылУже мой друг не в ванне был.5 марта 1927
Комментарий к философии А.И. Введенского
он в комнату бежит на четверинькахсмотрит в комнате стол стоитах он рад, он пришёл на вечеринкупозабыв и молодость и стыдЛипавский пьёт легко и звучно<начало марта 1927>
«Купался грозный Петр Палыч…»
Купался грозный Петр Палычзакрыв глаза нырял к окнуна берегу стояла сволочьбросая в воздух мать однуно лишь утопленника чистыймелькал затылок над водойнарод откуда-то плечистыйбежал на мостик подкиднойздесь Петр Палыч тонет дажеакулы верно ходят тамнет ничего на свете гажечем тело вымыть пополам.Апрель 1927
I. Фокусы
Средь нас на палочке деревяннойсидит кукушка в сюртуке,хранит платочек румяныйв своей чешуйчатой руке.Мы все как бабушка тоскуем,разинув рты, глядим впередна табуретку золотую —и всех тотчас же страх берет:Иван Матвеевич от страхачасы в карман переложил.А Софья Павловна, старуха,сидела в сокращеньи жилА Катя, в форточку любуясь,звериной ножкой шевеля,холодным потом обливаясьи заворачивалась в шеншеля.Из-под комода ехал всадник,лицом красивый, как молитва,он с малолетства был проказник,ему подруга — битва.Числа не помня своего,Держал он курицу в зубах —Иван Матвееча свело,загнав печенку меж рубах.А Софья Павловна строгасидела, выставив затылок,оттуда выросли рогаи сто четырнадцать бутылок.А Катя в галстуке своемсвистела в пальчик соловьем,стыдливо кутаясь в мехакормила грудью жениха.Но к ней кукушка наклонялась,как червь, кукушка улыбалась,потом на ножки становиласьда так, что Катя удивилась,от удивленья задрожалаи, как тарелка, убежала.2 мая 1927 г.
«Гражданка, вы куда пришли?..»
Гражданка, вы куда пришли?Что вы держите в руке?Мы вчера с тобой каталисьпо всклокоченной реке.Ты глядела рыб жестяныхиграла волосом черным черно́говорила: без тебямне младенчество врученоа теперь пришла ты куклапросишь карточку и бракгод прошел и ты привыклазаболев легла в бараксторож длинными рукамиположил тебя на кроватьты в лицо ему смотрелавзор не в силах оторвать.май 1927
«тихо падала сосна…»
Тихо падала соснав бесконечную полянувыла бочка над горойбез движенья и без болии прикинувшись шакаломмихаил бежал по шпалам(конец мая 1927)
«опускаясь на поленьи…»
Опускаясь на поленьидлинный вечер коротаяговорила в отдоленьи:умер дядя. Я стродаю.<конец мая 1927>
Н.А. Заболоцкому
Смотрю пропала жизни веха,я сам изрядно и зелоиз Ленинграда прочь уехалуехал в Детское село.Пиши мой друг ко мне посланьепока ухватка горячатвоя строка промчится ланьюпередо мною как свеча.Детское Село, вокзал, 10 июля 1927
«Кучер стыл…»
Кучер стыл.Блестели дрожки.Прутик робко рыл песок.Ай на дыбы становилася матрешкаАй за корой соловей пересох.и наш герой склонился к дамешептал в лицо привет соседкеа кони рвутлетят годамибросая пыль к пустой беседкедорога сдвинулась к ногамкричали мы: направо! к нам!верти, сворачивай, держи!слова летали как стрижи19 августа 1927
Восстание
Был стручок балован судеби в министерство к ночи мехомшли коровы в звериной бедезамыкая шествие монахомхитро звякали колоколазаманить хотели кучерапрочь слетали сапогив сапогах нога корячиласьплемянник сядь манишку скиньплемянники, весны прощет не малыйплемянники, война стоит коломмерцает Бог и грустное подпольене ведает пунцовых кобаков<1927>
«выходит Мария отвесив поклон…»
Выходит Мария, отвесив поклон,Мария выходит с тоской на крыльцо, —а мы, забежав на высокий балкон,поем, опуская в тарелку лицо.Мария глядити рукой шевелит,и тонкой ногой попирает листы, —а мы за гитарой поем да поем,да в ухо трубим непокорной жены.Над нами встают золотые дымы,за нашей спиной пробегают коты,поем и свистим на балкончике мы, —но смотришь уныло за дерево ты.Остался потом башмачок да платок,да реющий в воздухе круглый балкон,да в бурое небо торчит потолок.Выходит Мария, отвесив поклон,и тихо ступет Мария в траву,и видит цветочек на тонком стебле.Она говорит: «Я тебя не сорву,я только пройду, поклонившись тебе.»А мы, забежав на балкон высоко,кричим: «Поклонись!» — и гитарой трясем.Мария глядит и рукой шевелити вдруг, поклонившись, бежит на крыльцои тонкой ногой попирает листы, —а мы за гитарой поем да поем,да в ухо трубим непокорной жены,да в бурное небо кидаем глаза.12 октября 1927
В гостях у Заболоцкого
И вот я к дому подошел,который по полю стоял,который двери растворял.И на ступеньку прыг! бегу.Потом в четвертый раз.А дом стоит на берегу,у берега как раз.И вот я в дверь стучу кулак:открой меня туды!А дверь дубовая молчитхозяину в живот.Хозяин в комнате лежити в комнате живет.Я в эту комнату гляжу,потом я в комнату вхожу,в которой дым от папиросхватает за плечо,да Заболоцкого рукапо комнате бежит,берет крылатую трубудудит ее кругом.Музыка пляшет. Я вхожув цилиндре дорогом.Сажусь направо от себя,хозяину смеюсь,читаю, глядя на него,коварные стихи.А дом который на реке,который на лугах,стоит (который вдалеке)похожий на горох.Всё.
14 декабря 1927
Но́чный обыск
Пролог / сцена.
Два матроса.
I матрос:
Что летит под небом там,воет блеет и жужжит.Перекладина крестаможет по небу бежит.Дай-ка пулю.II матрос:
Нет не дам.Ты убьешь меня ей-Богу этой пулей как быкаЯ не дам тебе ей-Богу эту пулю.Отвяжись!I матрос:
Если пулю я прошуЗная буквы имяни твоего наперечёта ты не дашь, то я прибегну к палашу,что так метко головы сечёт.II матрос:
Конечно сталь острее чем свинеци смерть стальная мной не победима,но стоит мне спустить курокты штурман и детинапочувствуешь конеци рухнешь на порогда здравствует свинец!I матрос:
А видел чорта в рукаве?Сунься!<1927>
«Приходите приходите…»
Приходите приходитеВоспитанники и парусаВы понкраты образованныеИ ты нищий с гребёночкой в сапогахВот уж день песочный старитсядымом кроется курганВозле Петьки, возле образаили в досках на гореЯ горикола горакалав тумане каллеваллупока черешня околомне сучьями велелаПриходите приходитена Коломенскую 7принесите на ладоневозбуждающую смесь.<1927>
«Вот у всадника вельможи…»
Вот у всадника вельможиусы нечайно поднялисьон больше двинуться не можетруки белые сплелись<1927>
1928
Прогулка
Шел медведьвздув рогастучала его одервенелая ногаон был генераломслужил в кабакеходил по дорогамв ночном колпакеувидя красоткуон гладил усытрепал он бородкусмотрел на часыпятнадцать минутпроходили шутяобрушился домподрастало дитякрасотка в доспехесверкала спинойна бледном конеи в щетине свиной.Рука облеталана конский задоккоса расцветаластыдливый цветок.Белый воздухв трех шагахглупо грелсяна горахоткрываялишь орлуостуденуюралу.Над болотомнапроломездил папас топоромиз медведяон стрелялнажимая коготокпистолетыотворялв полумертвыйпотолокна шкапуего капралобнималсяв темнотес атаманоми орали светилсяв животе.Девашланесяпортретна портретебыл корнет.У корнетавместорукна щекевиселсюртука в карманесюртукашевелиласярука.Генералспрятал времяна цепочке золотой.Генералазвали Леляпотому что молодой.Он потопал кублукамиприседал и полеталпод военными поламио колено бил металлувидя девицу на бледном конесказал генерал: «Приходите ко мне».Девица ответила: «Завтра приду.Но ты для меня приготовь резеду».И, сняв осторожно колпак с головы,столетний вояка промолвил: «Увы.От этих цветов появляются прыщия спрячусь в газету, а ты меня поищи.Если барышня-мадамобнаружит меня тамполучите в потолокгенеральский целовок».Все.
1926–1928?
«Здраствуй. Ты снова тут…»
Здраствуй. Ты снова тут.Садись пожалуйсто на этуАтаманку,Возьми цветочек со стола и погляди вокруг:…Эстер: А что ты сделаешь со мной?Тебя, creboy,Раздвину ногиИ суну голову тудаИ потечет моих желанийЭстерки длинная вода.«Ты ночуешь с Даниилом…»
Ты ночуешь с ДанииломНо к несчастью — ДаниилХоть и в рифму с МихаиломНо совсем не Михаил«Шел мужчина в согнутых штанах…»
Шел мужчина в согнутых штанахв руках держал махровый цветочекто нюхал он цветочек, то не нюхалто думал он в платочек, то не думали много франтов перед нимказались вымыслом одним.Француза встретил наш героии рот открыл — обдумать как приветить«Vous aitez enfen» — что значит: «Вы герой»сказал мужчина в согнутых перчаткахи в шляпе наклоненной к сапогамв тяжелом драпе до коленас одною пуговкой на пиджаке.француз покрылся фиолетоми вынув руку из кармана ответил пистолетом.Ба-бах! ответил он мужчине прямо в сердцеба-бах! ответил он мужчине прямо в грудьмужчина выпустив цветочекподумал в шелковый платочек:неужто смерть в моем саду?неужто смерть в моем саду?НЕ-УЖ-ТО СМЕРТЬ В МОЕМ САДУ?июль 1928
Мама Няма Аманя
Гахи глели на менясынды плавали во мнегде ты мама, мама Нямамама дома мамамед!Во болото во оврагво летает тетервактертый тетер на токутвердый пламень едоку.Твердый пламень едокаложки вилки. Рот развей.Стяга строже. Но показвитень зветен соловейсао соо сио секоги доги до ногинекел тыкал мыкал выкалмама Няма помоги!Ибо сынды мне внутриколят пики не понятьибо гахи раз два трихотят девочку отнять.Всё.
4 августа 1928
Падение с моста
Окно выходило на пустырьквадратный как пироггде на сучке сидел нетопырьВозьми свое перо.Тогда Степанов на лугупосмотрит в небо сквозь трубуа Малаков на берегупосмотрит в небо на бегу.Нам из комнаты не видатьКакая рыба спит в водеГде нетопырь — полночный татьпорой живет. И рыба гдеа с улицы виднейособенно с мостакак зыбь играет камушком у рыбьего хвоста.Беги Степанов дорогой!Скачи коварный Малаковрыб лови рукойТут лошадь без подковв корыто мечет седока.Степанов и Малаковгрохочет за бока.А рыба в морежрет водяные огурцы.Ну да, Степанов и Малаковбольшие молодцы!Я в комнате лежу с тобойс астрономической трубойв окно гляжу на берег дощатыйгде Малаков и герр Степановоткрыли материк.Там я построю домикЧтоб не сидеть под ливнем без покрова,а возле домика стоитуже готовая корова.Пойду. Прощайте. Утоплюсь.Я Фердинанд. Я Герр Степанов.Я Маклаков! Пойду гулять в кафтанеИ рыб ловить в фонтане.Вот мост. Внизу вода.БУХ!Это я в воду полетел.Вода фигурами сложилась.Таков был мой удел.всё
5 августа 1928
Осса
Посвящается Тамаре Александровне Мейер.
На потолке сидела мухаее мне видно на кроватиона совсем уже старухасидит и нюхает ладонь;я в сапоги скорей оделсяи второпях надел папахупоймал дубинку и по мухезакрыв глаза хватил со всего размахуНо тут увидел на косякесвинью сидящую калачомударил я свинью дубинкой,а ей как видно нипочем.На печке славный Каратыгинприцелил в ухо пистолетХЛОПНУЛ ВЫСТРЕЛЯ прочитал в печатной книге,что Каратыгину без малого сто лети к печке повернувшись быстроподумал: верно умер старичокоставив правнукам в наследствопустой как штука сундучок,(Предмет в котором нет материине существует как рукаон бродит в воздухе потерянныйвокруг него элементарная кара.)Быть может в сундучке лежал квадратикпохожий на плотину.Быть может в сундучке сидел солдатики охранял эфира скучную картинумерцая по бокам шинелью волосатой.глядел насупив переносицукак по стенам бегут сухие поросята.В солдатской голове большие мысли носятся:играет муха на потолкемарш конца вещей.Весит подсвечник на потолке,а потому прощай.Покончу жизнь палашом —все можно написать зеленым карандашом.На голове взовьются волосыкогда в ногах почуешь полосы.Стоп. Михаилы начали растикачаясь при вдыхании премудрости.Потом счисляются минутыони неважны и негромки.Уже прохладны и разутыкак в пробужденьи видны ноги.Тут мысли внешние съедая— приехала застава —Сказала бабушка седаяхарактера простова.Толкнув нечайно Михаилая проговорил: ты пьешь боржом,все можно написать зеленым карандашом.Вот так Тамарадала священный альдюмениумзеленого комара.Стоп. Разошлось по конусулетало ветром по носу,весь человеческий остоводно смыкание пластоврыба плустторчит из мертвых устчеловек растет как куствместо носатрепещет оссав углу сидит свеча Матильды голышом —все можно написать зеленым карандашом.Понедельник 6-ое августа 1928 года.
С.-Петербург.
Жизнь человека на ветру
посвящаю Эрике
В лесу меж сосен ехал всадник,Храня улыбку вдоль щеки.Тряслась нога, звенели складки,Волос кружились червяки.Конь прыгнул, поднимая телоНад быстрой скважиной в лесу.Сквозь хладный воздух брань летелаСедок шептал: «Тебя, голубчик, я снесу.Хватит мне. Ах, эти муки,Да этот щит, да эти руки,Да этот панцирь пудов на пять,Да этот меч одервенелыйПрощай, приятель полковой,Грызи траву. Мелькни венеройНад этой круглой головой.»А конь ругался: «Ну и ветер!Меня подъемлет к облакам.Всех уложил проклятый ветерПрочь на съедение к волкам.С тебя шкуру снять долойСжечь, притворив засовом печкуИ штукой спрятать под полойСнести и кинуть в речку.Потом ищи свою подругу,Рыб встречных тормоши,Плыви, любезный мой, в Калугу,В Калуге девки хороши.»Пел конь, раздув мехиСедок молчал в платочекКонь устремил глаза в верхиСедок собрался в маленький комочек. «Вот жизнь, — ворчал седок —Сам над собой не властен —Путь долог и высок,Не видать харчевни где б остановиться,Живешь, как дерева кусок,Иные могут подивиться.Что я: сознательный предмет,Живой наездник или нет?»Конь, повернув к нему лицо: «Твоя конусообразная голова,Твой затылок, твое лицо,Твои разумные слова.Но ухо конское не терпит лжиТы лучше песнь придержи». «Как, — закричал седок летучий, —Ты мне препятствуешь?Тварь!Смотри я сброшу тебя с тучи,Хребет сломаю о фонарь.»Но тут пронесся дикой птицейОрел двукрылый, как воробей.И всадник хитрою лисицейСебя подбадривал: «Ну, дядя, не робей!»А конь смеялся: «Вот так фунт!Скажи на милость, вот так фунт.» «Молчи, — сказал седок прелестный, —Мы под скалой летим отвесной,Тут не до шуток,Тем более конских,Наставит шишек этот пеньТы лучше морду трубочкой сверни.»Но конь ответил: «Мне это лень.»И трах! Губой со всего размаха,У всадника летит папаха,Кушак, болотные сапоги!Кричит бедняжка: помоги!Хромым плечом стучит в глину,Изображая смехотворную картину.А конь пустился в пляску,Спешит на перевязку,И тащит легкую коляску.В коляске той сидит детина,Под мышкой держит рысакаГлаза спокойные, как тина,Стреляют в землю свысока,Он едет в кузницу направоХраня улыбку вдоль щекиРесниц колышется грива,Волос кружатся червяки.Он поет: «Моё ли телоВчера по воздуху летело?Моя ли сломанная ногаПодошвой била облака?Не сам ли я вчера ругалсяО том, что от почвы оторвался?Живёшь, и сам не знаешь: почему?Жизнь уподоблю я мечу.»Пропев такое предложеньеДетина выскочил из брички(Он ростом в полторы сажени)Рукой поправил брючки.Сказал: «Какие закавычкиСей день готовит для меня?»И топнул в сторону коня. «Ну ты, не больно топочи! —Заметил конь через очки. —Мне такие глупачиТо же самое, что дурачки.»Но тут детина, освирепев,В коня пустил бутылкой. «Я зол как лев —Сказал детина пылкий. —Вот тебе за твое замечание.»Но конское копытоПришло в бесконечное качание.Посыпались как из корытаУдары, полные вражды.Детина падал с каждым разомИ вновь юлил, как жертва скуки и нужды: «Оставь мне жизни хоть на грош,Отныне буду я хорошЯ над тобой построю катакомбуЧтоб ветер не унес тебя.»А сам тихонько вынул бомбу.Конь быстро согласился взмахом головыИ покатился вдоль травы.Детина рыжим кулакомБил мух под самым потолком.В каждом ударе чувствовалась силаОгонь зажигался в волосахИ радость глупая сквозилаВ его опущенных глазах.Он как орел махал крыламиУлыбкой вилась часть щекиУсы взлетали вверх орламиВолос кружились червяки.А конь валялся под горой,Раздув живот до самых пят.Над ним два сокола поройВ холодном воздухе парят.ВСЕ
14-18 ноября 1927
«По вторникам над мостовой…»
По вторникам над мостовойВоздушный шар летал пустой.Он тихо в воздухе парил;В нем кто-то трубочку курил,Смотрел на площади, сады,Смотрел спокойно до среды,А в среду, лампу потушив,Он говорил: Ну город жив.1929
Полет в небеса
Мать:
На одной ноге скакалаи плясала я кругомбессердечного ракалано в объятиях с врагомВася в даче на народешевелил метлой коврыя качалась в огородебез движенья головыно лежал дремучий порохпод ударом светлых шпорВася! Вася! Этот ворохумету его во двор.Вася взвыл беря метелкуи садясь в нее верхомон забыл мою светелкуулетел и слеп и хром.Вася:
Оторвался океантемен, лих и окаян.Затопил собою мирвысох беден скуп и сирв этих бурях плавал духразвлекаясь нем и глухна земной взирая шарполон хлама, слаб и стар.Вася крыл над пастухомна метле несясь верхомнад пшеницей восходямолоток его ладьяон бубенчиком звенелбыстр, ловок, юн и смелозираясь — это дрянь.Все хором:
Вася, в небе не застрянь.Пастух, вылезая из воды:
Боже крепкий — ого-го!Кто несется высоко?Дай взгляну через кулаксквозь лепешку и вот такброшу глазом из бровейпод комету и правейтяну в тучу из водыне закапав бороды.Вася сверху:
Сколько верст ушло в затылок,скоро в солнце стукнусь яразобьюсь горяч и пылоки погибнет жизнь мояпастуха приятный гласдолетел и укололслышу я в последний разчеловеческий глагол.Мать, выбегая из огорода:
Где мой Вася отрочат,мой потомок и костыль.звери ходят и молчатв небо взвился уж не ты ль?Уж не ты ль покинул дом,поле сад и огород?Не в тебя ль ударил громиз небесных из ворот?Мне остался лишь ракалвраг и трепет головыты на воздух ускакалоторвавшись от травы.Наша кузница сданаВ отходную кабалу.Это порох-сатанаразорвался на полу.Что мне делать? Боже мой,видишь слезы на глазах?Где мой Вася дорогой?Все хором:
Он застрял на небесах.Все
22 января 1929 г.
«Сидел в корзине зверь…»
Сидел в корзине зверьпо имени Степанты этому не верьжила была дитяу ней в груди камышстуденая волнаа вместо носа крана вместо глаза дыркаи плачет и кричити стонет животом.(после 23 декабря 1928)
«открыв полночные глаза…»
Открыв полночные глазасидела круглая козаее суставы костяныевисели дудками в темнотерога сердечком завитыепером стояли на плитекоза печальная девицыусы твердые сучкиспина — дом, копыто — птицана переносице очкинесет рога на поле ржив коленях мечутся стрижиБорух на всаднике полночномо камни щелкает: держи!4 марта 1929
«пристала к пуделю рука…»
Пристала к пуделю рукаторчит из бока кулакомшумят у пуделя боканесется пудель молокомстаруха в том селе жилаимела дойную козуи вдруг увидела собакув своем собственном глазутут она деревню кличетна скамью сама встаетпомахав зубами причетхерувимскую поет.март? 1929
«Ку…»
Тарфик:
Я город позабыля позабыл движеньетолпу забыл коня и двигательи что такое стултвержу махая зубомгортань согласными напряженаона груди как бы женаа грудь жена хребтухребет подобен истуканухватает копья на летухребет защита селезенокотец и памятник спиныопора гибких сухожилийдва сердца круглых как блиныя позабыл сравнительную анатомиюгде жила трепыхаетгде расположено предплечьерука откудова махаетна острове мхом покрытомживу ночую под корытомпчелу слежу глаз не спускаяоб остров бьет волна морскаядороги человека злогои перья с камушков птицелова.Ку:
На каждом участке отдельных морейдва человека живут поскорей,чем толпы идущих в гору дикарей.На каждой скале одиночных травгреховные мысли поправживет пустынник седоус и брав.Я Ку проповедник и Ламмед-Вовсверху бездна снизу ровпо бокам толпы львовя ваш ответ заранее чуюгде время сохнет по пустынями смуглый мавр несет пращунауку в дар несет латынямответ прольется как отказ «нет жизнь мне милееот зверя не отвести мне глазменя влечет к земле руками клея».Я Ку стоя на ваших маковкахговорю:шкап соединение трех силбей в центр множества скрипучих перьевсогбенных спин мышиных рыльц!вас ли черная зависть клянеткоторый скрываясь уходит впередложится за угол владыка умов.И тысяча мышиц выходит из домов.Но шкап над вами есть Ламмед — Вов.Дальше сила инженерарост, грудь, опора, шарцвети в бумагах нежная Вераи полный твоих уст пожар.Гласит Некоторый Сапог:есть враждебных зонтиков потокв том потоке не расти росток.Мое высокое Соображениекак флюгер повернуто на восток.Там стоит слагая частикупол крыши точно храм.Люди входят в двери настежьвсюду виден сор и хлам.Там деревья стену кружатшкап несется счетом три,но всегда гласит Наружа: «как хотите. Все внутри.»Тарфик:
вот это небоэти кущиэти долыэти рыбыэти звери, птицы, людиэти мухи, лето, сливылодка созданная человекомдом на площади моего панане улететь мне совсем навекицветы кидая с аэропланакак же я в тигровой шкурепозабытый всем огуломудержу моря и буриоткрывая ход акуламо прибрежные колениударяет вал морскойсквозь волну бегут олениочи полные тоскойнебо рухнет — море встанетводы взвоют — рыба канетлодка — первое дитянож кремневый; он свидетельзверем над водой летяпосреди воздушных петельнадо мной сверкает клиномобрывает веточки малинам.Чем же буду я питатьсяна скале среди воды?Чем кормить я буду братца?Что Ку есть будешь ты?Ку:
Похлебка сваренная из бобовнедостойна пищи Богови меня отшельника Ламмед-Вовлюди, птицы, мухи, лето, сливысовершенно меня не пленяюткрасные плодыяблоки и садызвери жмутся они трусливылапы точат на все ладыкозы пестрые — они пугливыреки, стройные прудыморские пучины, озера, заливыродник пускает воды струюоколо я с графином стоюбуду пить эту воду на земле и в раю.Тарфик:
Ку́ ты́ вы́ше че́м сре́дний ду́бче́м я́ кото́рый су́ть глу́пна скале живу орломхожу в небо напроломвсе театр для меняа театр как землячтобы люди там ходилинастоящими ногамипели, дули, говорили,представляли перед намидевы с косами до пупавыли песни, а скопцывяло, кисло, скучно, туподевок ловят за концыарлекин пузырь хохлатыйбосиком несется запо степям скакающей хатойна горе бежит козаКу, видишь там сидит артистна высоком стуле онво лбу тлеет аметистизо рта струится Донупадая с плеч долойдо колен висит попонаон жеребчит молодойнапоминает мне драконаКу, что он делает?Ку, что он думает?Ку, зачем его суставынеподвижны как бесятаголос трубный и гнусавыйруки тощие висят.Я хочу понять улабузалду шкуру дынуть беперевернуть еф бабуво всем покорствовать тебе.Ку:
Тарфик, тынемедля долженстать проклятым.Два в тебесущества.Одно земноеТарфик — имя существуа другое легче вздохаКу завется существодля отличья от меняАнанан — его названьено стремясь жить на берёзеон такой же как и яты же Тарфик только пяткатолько пяткатолько пяткаты же Тарфик только свечкабудь проклятым Аустерлиця же Ку Семён Лудильщиквосемь третьих человекая души твоей спасителья дорога в Астрахань.Тарфик:
Отныне весь хочу покояноги в разные местаповорачивают самипальцы Тарфика листвамясо в яму уползаетслышно лёгких дуновеньесердце к плечикам бросаетво мне ходит раздвоеньетела мёртвые основы…Ку:
Отваливались камнем в ров.Ананан:
С добрым утром часословы!Ку:
Честь имею: Ламмед-Вов.далее по черновику
Ананан:
Почему это здесь мусор?Зачем дерево не на месте?чей это сапог валяется?где тут у вас колодец?Всюду всюду беспорядоквсюду виден сор и хламзмеи ходят между грядок.Все театр. Где же храм?Ку:
А вот пожалуйста сюдапо ступенькам осторожноо порог не споткнитесьне запачкайте рукавтут прихожая с каминомоткрывается очамиз дверей в плаще орлиномТарфик ходит по ночамзаворачивает в дверистучит локтём о косякинад ним вьется легкий периза ним ходят босяки.Пери — это вы начальникбосяки же — это душиТарфик — это зверь первоначальныйАнанан:
Почеши мне Ку мои ушиКу:
Извольте. Вижу прыщикна затылке Вашем яможет срезать этот прыщикхочу цирюльником быть Вашим яАнанан:
Режь мне его не надоу меня на животе их целые тысячиесть и маленькие есть и побольшеа есть такие как кулака этот прыщик просто такКу:
ФемедихресрезалАнанан:
А теперь обратно прикрепиКу:
Мо.24 марта 1929
«грамоту кто хочет?..»
грамоту кто хочет?истину кто видит?Кто откроет твёрдый шкапвынет ваточный халатокружит себя полойдолгопятым сюртукомпроживёт всю жизнь в нёмне снимая даже днёмв твёрдом он сидит шкапукруглым страхом напряженс пистолетом на бокупозабыт и наряжёнОвца
I
Гуляла белая овцаблуждала белая овцакричала в поле над рекойзвала ягнят и мелких птицмахала белою рукойпередо мной лежала ницзвала меня ступать в травуа там в траве маша рукойгуляла белая овцаблуждала белая овца.II
Ты знаешь белая овцаты веришь белая овцастоит в коронах у плитысовсем такая же как ты.Как будто я с тобой дружукороны светлые держунад нами ты а сверху яа выше дом на трех столбаха дальше белая овцагуляет белая овца.III
Гуляет белая овцаза нею ходит Козерогс большим лицом в кругу святыхв лохматой сумке как землястоит на пастбище, как домвнизу земля, а сверху грома сбоку мы, кругом землянад нами Бог в кругу святыха выше белая овцагуляет белая овца.22 мая 1929
«Тётя крёстная Наташа…»
Тётя крёстная Наташа!Где же, где же елка ваша,где же, где же ваш сапог,видно он пошел не впрок!Май, 1929 г.
«Один старик смотрел на небо…»
Один старик смотрел на небои всё искал знак воскресенияА в это время на земледрожало губительное землетрясение.Люди сидя за обедомбыстро падали со стулав Костроме стучали дверинад Москвой качалась Тула.Федя лавочник в причёскес пёстрым галстуком в грудина разрушенном прилавкесапогов сидел средиЕго невеста Катярумяная всегдалежала на палатяхс оторванной рукойа Федя в скором времяниженился на другой.1929
«Откуда я?..»
Откуда я?Зачем я тут стою?Что я вижу?Где же я?Ну, попробую по пальцамвсе предметы перечесть.— (Считает по пальцам:)
Табуретка, столик, бочка,Ведро, кукушка, печка,метла, сундук, рубашка,мяч, кузница, букашка,дверь на петле,рукоятка на метле,четыре кисточки на платке,восемь кнопок на потолке.1 июня 1929
Папа и его Наблюдатели
Папа:
Кто видал как я танцую?Гувернёры:
Мы смотрели полчасаты крючком летал в стаканеруки в бантик завернул.Папа:
Дети, дети в наше времяне плясали как теперьгувернёры в наше времяне смотрели через дверь.Гувернёры:
Мы смотрели сквозь гребенкумногих правил не блюлимы показывали ребенкутвои жесты — ой лю-ли!Папа:
Грех показывать ребенкужесты праведных людейопрокидывать девчонкумучить маленьких детей.Кто видал как я купаюсь?Гувернёры:
Мы смотрели из ведраты стоял на крыше аистдолго в бурю до утра.Папа:
Верю верю точно флюгеря купался пеликанвы смотрели. Точно Крюгерподнимался великан.Кто видал как я летаю?Гувернёры:
Мы смотрели через домно лишь звездочка золотаянебеса вела кругом.всё
6 июня 1929
«Ехал доктор из далёка…»
Ехал доктор из далёкавёз корзину колпаковотдыхал на поворотахприбыл к нам и был таков.Звали доктора Матрёнабыл Матрёна землекопно торчал у землекопаиз кармана телескопЗаболела тётя Катяне лежит и не сидити за мухами глазаминеподвижными следит.Тётя Катя не хохочеттолько плачет как рекамы за доктором послалион пришёл издалека.Доктор Матрёна:
Ведь несчастие бываетв виде рака в животено страдалец забываети купается в водеа потом ведь неизбежнозубы храбрые гниютведь для зуба неизбежнонужен воздух и приютведь тотчас же по отрыжкеузнается ремеслои несчастному под мышкидоктор вкладывает весло.Тётя Катя:
Доктор, вы в меня воткнуливместо градусника ось.Вы нас доктор обманули.Доктор Матрёна:
Я вас вылечу авось.Тётя Катя:
Вы мне доктор надоелиуходите в тёмный бор.Доктор Матрёна:
Вы сегодня каку ели?Тётя Катя:
И не буду с этих пор.Доктор Матрёна:
Я ударю вас лопатой.Тётя Катя:
Уходите поскорей.Доктор Матрёна:
Я ударю вас лопатой.Тётя Катя:
Уходите поскорей.Доктор славная Матрёнавышел в двери шестипалбросил скучные знаменаруки в землю закопал.Проходил крестьянин Фо́мавлез потом на длинный хрампосмотрел в саду соломабедный доктор пополам6 июня <1929>
«Стул в кандалах…»
Стул в кандалах.Его поймали.Тут муравьедидёт размеренной стропойИз двери острой мордой смотритудивившись как же так.Почему собственно говоря стулпойман в цепи кандавыевсюду степи кольцевыене удрать и человекутам гони иль не гонируки в пламень окунайзакрепи кольцо стальноек ножке приделай цепь.Дай молотом по спинкеразвалится стул на части<до октября 1929>
Столкновение дуба с мудрецом
Ну-ка,вот что я вам расскажу:один человек хотел стать дубом,ногами в землю погрузиться,руками по воздуху размахиватьи в общем быть растением.Вот он для этого собралразличные чемоданыи так раздумывал кедровой головой: «Уложу пожитки в баню,сниму штаны,сорву жилети буду радости дитя,небесных маковок жилец, —чемоданом вверх летя,буду красный жеребец,буду бегать в дверь,хотявместо дырокныне жесть.Так что в дверьнельзя проехать,прыгнуть,хлопнуть,плавать,сесть.Легче в стул войти ребенку,легче в косы ткнуть гребенку,вынуть руку из пищевода,легче сделать вообще чего-то.Но над нашим взлететь миромс чемоданом, как поноской,прыгать в небо слабым тигром, —тут, наверно, ты будешь соской».Окончив речьи взяв пожитки,он метнулся в потолок,перетерпев тяготенья пытки,он реял над крышей, как молоток. «Только б корни книзу бросить,да с камнями перевить,вот и стал бы я, как дуб.Ах! пастись один среди осин,среди древесин,стоял бы, как клавесин.Я бы начал дубом жить».Хором люди отвечали: «Мы доселева молчали,нам казалося вначале,ты задумал о причале.Но теперь мы увидали:ты умом летишь подале,над землей летаешь, сокол,хочешь дубом в землю сесть.Мы категорически возражаем.Если сядешь,то узнаешь,то поймешь,то почуешь,какая такаянаша месть.»Наша месть:
Наша месть:гибель уха —глухота,гибель носа —носота,гибель нёба —немота,гибель слёпа —слепота.Все это человек выслушали все же при своем остался.Поплакал чуть. Слезинку высушили молотком вверху болтался.В него кинули яму помойную,а он сказал: «Все будет по-моему».В него кинули усадьбу и имение,а он сказал: «Я остаюсь при своем мнении».Тут вышел мудрецс четырьмя носами,влез на печь,как на ложе трона,и начал речь: «Во время оножил некий, именем не славен,короче попросту Иван Буславин.Так вотобладатель сего поразительного имениприехал в город Ленинград,остановился на Васильевском острове, четвертой линии,и был он этому чрезвычайно рад.Он пытался многократнозаписаться на биржу труда,но, к несчастью, аккуратнопуть закрыт был ему туда.Он ходил тогда печальныйи стучался в Исполком,но оттуда по голове его печальнойударяли молотком.Он бежал тогда в трактиры,там он клянчил хлебный мякиш,но трактирные сатирыподносили к носу кукиш.Он скакал тогда домой,развеваясь бородой,и, на жизнь хмур и зол,залезал к себе под стол.»Хором люди отвечали: «Мы доселева молчали,нам казалося вначале,ты задумал о причале.Но теперь мы видим, старче,ты — мудрец.Ты дубов зеленых крепче,ты крепец.То есть не крепец,а кирпич.А за это слушай спич».Спич:
Спич мудрецу.Два килограмма сахара,кило сливочного масла,добавочную заборную книжку на имянеизвестного гражданина Ивана Буславина.И триста знойных поцелуевот в красных шапочках девиц.Туш:
До,ми,соль,до — бе — ла,добелавыстирать, выстиратьв бане му —дре —ца.все
28 сентября 1929
«Тут нарисована жена…»
Тут нарисована женаеё глядеть моё призваньекак северный холмона сложенав зелёной кофточке стоитподобно мудрой жене.держит стальное перозаложив пальцем книгу<28 сентября — 1 октября 1929>
Диалог двух сапожников
I сапожник:
В наше времянет вопросовкаждый сам себе ярмовопрошает неумелыйглядя в чудное трюмотам стоит как в отраженьишкап стеклянныйточно сонприслонился без движеньяк золотому стулу они вопрос в тебе рождённыйвопрошает: кто творецты-ли вихрем побеждённыйили в раме твой дворец.II сапожник:
Мы несём трюмо большоесмотрим шкапа изменение<28 сентября — 1 октября 1929>
Ванна Архимеда
Эй Махмет,гони мочало,мыло дай сюда Махмет, —крикнул тря свои чресалав ванне сидя Архимед.Вот извольте Архимедвам суворовскую мазь.Ладно, молвил Архимед,сам ко мне ты в ванну влазь.Влез Махмет на подоконник,расчесал волос пучки,Архимед же греховодникосторожно снял очки.Тут Махмет подпрыгнул.Мама! —крикнул мокрый Архимед.С высоты огромной прямов ванну шлепнулся Махмет.В наше время нет вопросов,каждый сам себе вопрос,говорил мудрец курносый,в ванне сидя как барбос.Я к примеру наблюдаювсе научные статьи,в размышлениях витаюпо три дня и по пяти,целый год не слышу крика, —веско молвил Архимед,но, прибавил он, потри-камой затылок и хребет.Впрочем да, сказал потом он,и в искусстве впрочем да,я туда в искусстве ономпогружаюсь иногда.Как-то я среди обедапрочитал в календаре —выйдет «Ванна Архимеда»в декабре иль в январе, —Архимед сказал угрюмои бородку в косу вил,Да Махмет, не фунт изюму,вдруг он присовокупил.Да Махмет, не фунт горохув посрамленьи умереть,я в науке сделал крохуа теперь загажен ведь.Я загажен именамизнаменитейших особ,и скажу тебе меж намиформалистами в особь.Но и проза подкачала,да Махмет, Махмет, Махмет.Эй Махмет, гони мочало!басом крикнул Архимед.Вот оно, сказал Махмет.Вымыть вас? — промолвил он.Нет, ответил Архимеди прибавил: вылазь вон.всё
1 октября 1929
Тюльпанов среди хореев
Так сказал Тюльпанов камнюкамень дуло курам кумимя камня я не помнюдутый камень девы думв клетку плещет воздух лютеньглупо длится долгий пленвыход в поле виден мутенрозы вьются в дурь коленлампа громко свет бросалав пол опутан свет летелтам доска с гвоздем плясаладоску вальсом гвоздь вертелдоску вальсом гвоздь вертела в стену бил рукой Тюльпановзвал напрасно центр силрос над камнем сад тюльпановдождик светлый моросил.Дождик:Сухо в пепле в ухе серадуло в землю пробралосьтам в горе проскачет сернатам на валу проходит лосьдубравы трав корчует рогомрек сдвигает брег зелёнорлиный бег на лбу упругомнесет обратно грозный клённо я дождем сверкаю шашкаблизко кокнет бричка вешкаптичка хлопнет в лодку камнем:вспомним птичке о недавнем!Помним садв саду скамейкана скамейке с пирогомв том саду сидел Тюльпановптички плавали кругомптички плавали кругом.Помним домна крыше пламяв окнах красная заряиз дверей выходит нянясказка длинная моясказка длинная моя.Няня в сад идет и плачети Тюльпанова манита Тюльпанов как цветочекнезабудкою звенита Тюльпанов как цветочекнезабудкою звенит.Подними глаза Тюльпановняню глазками окиньно Тюльпанов сдвинул бровии задумался. Аминь.Но Тюльпанов сдвинул бровии задумался. Аминь.Тут поднялся камень в битвудвинул войско в дуб сыройв грудь врагам врезал он бритвугнулся жаром стыл поройснова кругла сила чревак небу прет земля пружинв белый воздух мчится девалишь Тюльпанов недвижимсад к нему склонил вершиныняню тихую привелсверху дождь летел в кувшиныснизу вверх цветочек цвел.Так сказал Тюльпанов няне:видишь няня я силёндождь пройдетцветок завянеттолько я пройду как сон.Только я пройду как сон.Только ты пройдешь как лодкавозле садавдоль прудаубежишь моя красотканяня глупая воданяня глупая вода.И лишь птичкиветров детине кружатся вкруг небесне стрекочат в небе дудкойне летят в дремучий лесне стрекочат в небе дудкойне летят в дремучий лес.Только я сижу Тюльпановтолько я сижу да тыкак дитя среди тюльпановмежду птичек ходишь тыкак дитя среди тюльпановмежду птичек ходишь ты.Няня:Успокойся мой цветочекна скамейке пирожокпо воде плывет кружочекза холмом дудит рожокуспокойся мой цветочекуспокойся пирожокхочешь я побегу за тобоюпо траве по мху по кочкамбуду страшною трубоюбегать следом за цветочкомсодрогая бабу медьили хочешь буду петьна траве плясать и хлопатья в тарелочки ладошили в малину спрятав локотьбуду в землю тыкать ножили прыгать над огнемили прятаться вдвоемили пальчиками щелкатьбуду в домике твоем.Цветочек:Одинокою тычинкойв поле воин я стоювременами непогодыдуют в голову мою.Птички там под облакамиищут маленьких подругзвери длинными шагамиходят по полю вокруг.Я стою на пьедесталев поле воин одинокветры хлопают листамитравы стелятся у ног.Скучно мне.Глаза откроювсе несутся кто куда.Только няняты со мною!няня глупая вода.Няня глупая вода.23-24 октября 1929
«Все все все деревья пиф…»
Все все все деревья пифВсе все все каменья пафВся вся вся природа пуф.Все все все девицы пифВсе все все мужчины пафВся вся вся женитьба пуф.Все все все славяне пифВсе все все евреи пафВся вся вся Россия пуф.октябрь 1929
«Свои ручки лелея…»
Свои ручки лелеясклонилась дева как лилеядержа в руках цвет белой птицыона мгновенно хорошелашарф пуховой вязала спицейшею кутала чтоб не простудитьсявышивала плат шелками«всякая тварь должна трудиться»и труд вылетал из рук её аршиномиголка сквозь шелка леталапорою падала наполовицураздавался звон металладевица руки вздев к вершинамв камыш прятала нагое телои труд вылетал из рук её аршиномиголка сквозь полотно летела.День приходил<октябрь 1929>
«Нева течёт вдоль Академии…»
Нева течёт вдоль Академии,днем светлая,немая после обеда.К шести часам Нева — лопатана карте города лежит как на тарелке.Святые рыбытуземцы водяного бредаплывут как стрелкиогибая остров,уходят в море под парами,плывут вдоль берега крутогоуже фарфоровыми горами.Их не догонишь холодных беглянок,они плывут у Гельголандагде финские воды бегут меж полянок,озер голубая гирлянда,где бедные птицы кривыми ножамисидят положив море в ямучтобы создать по краямподобие берегов.Как в чашке цветок сидит сбокугде рыба в центре пироговжиром тушит вкус каши.Обратный путь в морена лодке с весломплыть храбро в Неву,где родители наши.Где для вас,для нас,для нихнаши воды лезут в трубы,через кран бегут в кувшин,мы подходим точно рыбы,точно саблю воды глотаем,точно камни сторожим,точно воздух в печке таем,точно дети в дом бежим.Вы подносите нам картунаших славных чудных мест,мы кладем ее на партуморя Финского окрест.(октябрь 1929)
Разрушение
Неделя — вкратце духа путь.Неделя — вешка, знак семи.Неделя — великана дуля.Неделя — в буквах неделима.Так неделимая неделядля дела дни на доли делит,в буднях дела дикой волинаше тело в ложе тянет.Нам неделя длится долго,мы уходим в понедельник,мы трудимся до субботы,совершая дело в будни.Но неделю сокращая,увеличим свой покой:через равный промежутоксундучок в четыре дня. —Видишь, день свободных шутокгодом дело догоня,видишь, новая неделястала разумом делима,как ладонь из пяти пальцев —стало время течь неумолино.Так мы строим время счетпо закону наших тел.Время заново течетдля удобства наших дел.Неделя — стала нами делима.Неделя — дней значок пяти.Неделя — великана дуля.Неделя — в путь летит как пуля.Ура, короткая неделя,ты все утратила!И теперь можно приступать к следующему разрушению.всё
6-21 ноября 1929
«Я сидел на одной ноге…»
Я сидел на одной ноге,держал в руках семейный суп,рассказ о глупом сундукев котором прятал деньги старик — он скуп.Направо от меня шумелтоскливый слон,тоскливый слон.Зачем шумишь? Зачем шумишь? —его спросил я протрезвясь —я враг тебе, я суп, я князь.Умолкнул долгий шум слона,остыл в руках семейный суп.От голода у меня текла слюна.Потратить деньги на обедя слишком скуп.Уж лучше купитьпару замшевых перчаток,лучше денег накопитьна поездку с Галей С.за ограду града в лес.всё
28 декабря 1929
«Приход нового года…»
Мы (два тождественных человека)
Приход Нового Годамы ждем с нетерпением,мы запасли винои пикулии свежие котлеты.Садитесь к столу.Без четверти двенадцатьподнимем тости выпьем братцыза старый год.И рухнет мост,и к прошлым девамнам путь отрезан.И светлых бездннаш перёд.Зритель:
Смотрите он весло берёти люлькой в комнате летает,предметы вкруг следят полётот быстрых точек рассветает,в Неве тоскливый тает лёд,в ладоши бьёт земля и люди,и в небо смотрит мудрый скот.Но тут наступает 0 часов и начинается Новый Год.31 декабря 1929, 23 часа 45 минут.
1930
Галине Николаевне Леман-Соколовой
На коньках с тобой Галинана котке поедем мыО холодная Галинав центре маленькой зимы!Ты Галина едешь ловкоХоть и грузна на подъём.Пусть покоится головкаТвоя головка на плече моёмЯ-же еду безобразнорылом стукаюсь об лёдты-же милая прекрасноедишь соколом в перёд.3 января 1930
Жене
Давно я не садился и не писалЯ расслабленный свисалИз руки перо валилосьна меня жена садиласьЯ отпихивал бумагуцаловал свою женупредо мной сидящу нагусоблюдая тишину.цаловал жену я в бокв шею в грудь и под животпрямо чмокал между ноггде любовный сок течёта жена меня стыдливообнимала тёплой ляжкойи в лицо мне прямо лиласок любовный как из фляжкия стонал от нежной страстии глотал тягучий соки жена стонала вместеутирая слизи с ног.и прижав к моим губамдве трепещущие губкиизгибалась пополамот стыда скрываясь в юбке.По щекам моим бежалиструйки нежные стократыи по комнате леталиженских ласок ароматы.Но довольно! Где перо?Где бумага и чернила?Аромат летит в окно,в страхе милая вскочила.Я за стол и ну писатьдавай буквы составлятьдавай дергать за верёвкуСмыслы разные сплетать.3 января <1930>
«Я пел…»
Соловей скатываясь в ящик:
Я пелтеперь я стрела ты песоктвой лоб высоксогни хребетземля круглав ней дыр и скваженбольше орлаты в землю пяткой друг посаженлежишь в пустыне жёлт и важензаметен в небе твой лоскутв тебе картошку запекутя кончил петьпора летатьорла в кастрюле свежеватьи в землю ткнуть орлиный хрящикне то меня запрячат в ящик.Одинокий бедуин, глядя на летящий песок:
вон песок летит арабыочи нам засыпет онскрыться люди Ах куда бытолько б сгинул этот сонХор бедуинов и архангелов:
Эх ухнем по пескурасшвыряем глупую тоску!Одинокий бедуин:
и птичка там в песок лопалавверх животиком летити птичка бедная пропаладаже конь мой не глядитХор:
Эх ухнем по пескурасшвыряем глупую тоску!всё
4 января 1930
«В шкапу стояла мать моя…»
В шкапу стояла мать моянад ней сюртук виселЯ сам в душе кровать таязадумчивый сиделНо вдруг приходит новый годи первое числоко мне ложится на животя чувствую весло.4 янв<аря> 1930 года
Стук перёд
Где тупоумию конец?Где вдохновению свинец?чтоб не трогать верх затылкав потолок очей не битьприходи чернил бутылкабуквы пёрышком лепитьвремя ты неслышно ходишьотмечая стрелкой путь.в лево маятник отводишьон летит обратно с трескомвремя кажется отрезкомвопрос: надо-ли время?мы ответим: время будьмы отметим время буквой11 января <1930>
«Мы приехали. Шипела…»
Мы приехали. Шипелакеросиновая кашана столе коробка с меломкеросиновая нашаМария Ивановна удивиласьи давай гормонь тянутьпесня керосиновая полиласьвозбуждая нашу грудьк плачу. Мы лицом уткнулисьв керосиновый графин«Всё наступает наконец…»
Всё наступает наконеци так последовательность создаётсякак странно если б два событиявдруг наступили одновременно.Загадка:
А если вместо двух событийнаступят восем пузырьков.Ответ:
Тогда конечно мы б легли.Ответ был чист и краток.в бумагу завернули человека.Бумаги нет. Пришла зима.13 янв<аря 1930>
«Жил мельник…»
Жил мельник.Дочь его Агнессав кругу зверей шутила днями,пугала скот, из недр лесаеё зрачки блестят огнями.Но мельник был свиреп и зол.Агнессу бил кнутом,возил ячмень из дальних сёли ночью спал потом.Агнесса мельнику в кадыксажает утром боб.Рычит Агнесса. Мельник прыг,но в двери входит поп.Агнесса длинная садится,попа сажает рядом в стулкрылатый мельник. Он стыдится.Ах, если б ветер вдруг подули крылья мельницы вертелись,то поп, Агнесса и болтунна крыше мельника слетелисьи мельник счастлив. Он колдун.13 января 1930
«чтобы в пулю не смеяться…»
Чтобы в пулю не смеятьсямы в бочёнок спрячем ликда затылки не боятсяотвечая хором пики печонка усмехаясьвоскресает из могили несётся колыхаясьнад убитыми Ахилл.и змея в песочной лавкежрёт винтовку, дом и плуги Варвара в камилавкес топором летит вокруг.да смеятся мы будеммыв бочёнке просидима когда тебя забудемвновь к тебе мы прилетим.и тогда мы перепьёмсяи тогда мы посмеёмсявсё
14 января 1930
«Нет ответа. Камень скок…»
Нет ответа. Камень скокедут грабли паровыеЗемли земли где же сок?ваши люди кондавые.Зря, в ответ щебечет сок,спите кинув руки врозьсквозь платок мы слышем стонЗвери! в мыслях пронеслосьнаша слабая надеждаэто ползает одеждаа быть может ходят львицыпо скрипучей половице.Кто там ходит? Мостовые?Звери люди или сок?Едут грабли восковыеНет ответа. Камень скок.всё
15 января <1930>
«Ну-ка выбеги Маруся…»
Ну-ка выбеги Марусяна Балканы. на морозеогороды золотеютпролетают карабиныв усечённые пещёрыи туманятся вечерыпервобытные олениотдыхают на поленептицы храбрые в коляхотдыхают на поляхвот и люди на зареотдыхают в пузыревот и старый Ксенофанотдыхает в сарафанвот и бомба и камышвот и лампа каратыш.Осветили на Балканахнепроезжие путиподними вино в стаканахнад кушеткою лети.17 янв<аря> 1930
Злое собрание НЕверных
Не я-ли Господи? подумали апостолы.Вот признаки:лицо как мышь,крыло как нож,ступня как пароходик,дом как семейство,мост как пол ванта,халат как бровь атланта.Один лишь гений. Да, но кто-же?Один умён, другой тупица, третий глуп.Но кто же гений? Боже, Боже!Все люди бедны. Я тулуп.17 января 1930
Утро (пробуждение элементов)
Бог проснулся. Отпер глаз,взял песчинку, бросил в нас.Мы проснулись. Вышел сон.Чуем утро. Слышим стон.Это сонный зверь зевнул.Это скрипнул тихо стул.Это сонный, разомлев,тянет голову сам лев.Спит двурогая коза.Дремлет гибкая лоза.Вот ночную гонит лень —Изо мха встаёт олень.Тело стройное несёт,шкуру тёмную трясёт.Вот проснулся в поле пень:значит, утро, значит, день.Над землёй цветок не спит.Птица-пигалица летит,смотрит: мы стоим в горахв длинных брюках, в колпаках,колпаками ловим тень,славословим новый день.всё
18 января 1930
Падение вод
Стукнул в печке молоток,рухнул об пол потолок:надо мной открылся ходв бесконечный небосвод.Погляди: небесных водльются реки в землю. Вотя подумал: подожди,это рухнули дожди.Тухнет печка. Спят дрова.Мокнут сосны и трава.На траве стоит петухОн глядит в небесных мух.Мухи, снов живые точки,лают песни на цветочке. Мухи:Поглядите, мухи, в небо,там сидит богиня Геба.Поглядите мухи, в море,там уныние и горенад водой колышут пар.Гляньте, мухи, в самовар! Мухи:В самовар глядим, подруги,там пары встают упруги,лезут в чайник. Он летит.Воду в чашке кипятит.Вьется в чашке кипяток.Гляньте, мухи, эпилог! Мухи:Это крыши разлетелись,открывая в небо ход,это звезды развертелись,сокращая чисел год.Это вод небесных рекипали в землю из дыры.Это звезд небесных грекишлют на землю нам дары.Это стукнул молоток.Это рухнул потолок.Это скрипнул табурет.Это мухи лают бред.всё
24 января 1930
Ужин
Стукнул кокер. Сто минут.Прыгнул фокер. Был помнут.вышла пика. Нет плиты.Здравствуй Кика. вот и ты.Кика:
Надя нам сварила чаймне сказала: отвечай!Тут ответил я: калтун.Пала дверь, вошёл колдун.Колдун:
Дайте хлеба мне и ножЯ простужен. — в теле дрожь.Я контужен, стар и сед.Познакомтесь: мой сосед.Сосед:
Здраствуй Кика старикан.Здраствуй Надя. Дай стаканЗдраствуй чайник. Здраствуй дом.Здраствуй лампа. Здраствуй гном.Гном:
Видел я во сне горох.Утром встал и вдруг подохЯ подумал: ну и сон!Входит Кока. Вот и он.Кока:
Ветер дул. текла вода.Пели птицы. Шли года.Стукнул кокер.Прыгнул фокер.и пришёл я к вам тогда.Все хором:
Начнем же ужинать!всё
24 января 1930
«Я в трамвае видел деву…»
Я в трамвае видел девудаже девушку друзьявся она такой бутончикрассказать не в силах я.Но со мной чинарь Введенскийехал тоже как дураквидя деву снял я шляпуи Введенский снял колпак.<январь 1930>
«Вам поверить…»
Вам поверитья не могу,для этого мне надо скинуть рубахуЯ без платья великанв таком виде я к вам не пойду.Ах целуйте меня с размаху.Вот мои губывот мои плечивот мои трубывот мои свечи.Дайте мне платок —я полезу на потолок.Положите мне горчичник —я забуду рукавичкилягу спать верхом на птичникбуду в землю класть яички.Нам великанам довольно пальбываши затихли просьбы и мольбынастиг вас жребий дум высоких —пробка в черепе. Вы с дыркой.Умечали рысоокина коне лежать под мыркой.Недостоен, недостоен, недостоенвашу обувь развязать.Я в рубахе наг и строеня натура, так сказать.И нет во мне той милой склонностигреть ваши ноги о девушкатона девичьего «до» нестивашего голоса девушкаЯ строг и знатенхожу среди полатиншвыряя пыль ногой —вот я какой!До вашего домаиду по досочкеа дальше ведоматолпа мной в сорочкеи штопотом, хриплетом, банкамисадимся на шпиль Петропавловской крепостирыжими в воздух баранками.всё
13 февраля 1930
«Наступала ночь в битву Сергея Радунского с Миколаем…»
Наступала ночь в битву Сергея Радунского с Миколаем Согнифалом.Достаточно было перебито людей и шерстяных лисиц.Войско Сергея Радунского скакало с пиками заострённых карандашей.А Миколай Согнифал пускал шерстяных лисицперегрызать локти воинов Сергея Радунского.Первая битва произошла в лесу на комоде с подсвечником.Дрался воин первый мечник бил графином кусаря,прыгал храбро за подсвечник брюхо пикой разоря.Тот ложился ниц контужен ливня зонтик пополаммечник резал первый пужин шкуру бивня кандалам.Вон скачет пушкин ветру следом целит пушку в лисий холмик.Он скакунец машет пледом лопнул гром. проходит пол миг.Револьверцы скачат вира Миколая носа близко13 февраля 1930 года
«Девицы только часть вселенной…»
Девицы только часть вселеннойкувшины стройных рекмы без девиц пройдём по вселеннойдуша сказала «грек».Притворился милый обликон увы неузнаваемнад кроватью держит Бог Лик.Ну давай его взломаем!Что посмотрим под доскойукрощает взгляд людской.Над кроватью Бог повисмы у Бога просим жалости.Опускает Бог ресницы внизпряча взоры в темнотеон глядит на наши шалости.И мы уже совсем не те17 февраля 1930. Д. X.
«Где я потерял руку?..»
Где я потерял руку?Она была, но отлетелая в рукаве наблюдаю скукумоего тела.Что-то скажет Дом Печатичто-то скажет раздевалкамоей руки одно зачатиес плеча висит.Как это жалко.Люди!Кто мне примус накачает?Плети!Кто стегаться вами станет?Мыло!Кто в ручей тебя опустит?Никому то не известно.Даня!Кто в кровать тебя разденеттвои сапоги растегнёти в шкап поставит.Спать уложит. Перекрестит.перевернётся. кто уснёт?Кто проснётся на другой деньпосмотреть в окно и плюнуть?ход ночей был мною пройденразрешите в небо дунуть.Это верно. Мы двурукиравновесие хранимпоперёк души наукиобраз храброго гоним.То отведали полякиболь ранения на сечибыли паны, стали каляки.Заводить убитых речиСилы рта раздвинуть нетколи панов закопали,коли жив на землю гнетостальные в битьве пали.Остальных ломает и мнётполевых цветочков мёд.Но куда же я руку задевал.Знаю нет её в руковах.Помню куртку надевал.Но теперь понятно ах!Вот она забыв перёдпересела на хребёт.Надо Надоперешить рукав на спину.всё
20 февраля 1930
«Земли, огня и ветра дщери…»
Земли, огня и ветра дщеримеча зрачков лиловый пламеньсидели храбрые в пещеревокруг огня. Тесали камень.Тут птицы с крыльями носилисьглядели в пламя сквозь очкина камни круглые садилисьтараща круглые зрачки.Кыш летите вон отсюдаим сестры кричали взволнованохрам пещерного сосуда —это место заколдовано.Мы все вместеслужим в трестена машинках день и полночьотбиваем знаки смысловдел бумажных полный стол тучьмух жуков и корамыслов.Только птицы прочь и кышс веток, с тумбов, с окон, с крышь.Очень птицы удивилисьна косматых глядя девклювом стукнули и взвилисьочи злые к небу вздеви когтей раскинув грабли,рассекая воздух перьямиразлетались дирежаблинад Российскими империями.всё.
<февраль 1930>
переферация
мы открыли наш приютвсех желащих скрипетьи все на улице поютво дворах которые смотреть.Встала точка места фиостановка выражений.мыслей вспучаных сраженийоборвали разом Лите артисточки смеясьнам кивали четвергомно воскликнул сторож: князьобращаясь так в меняон присел и наклонясьЭм пропел меня веселяа я потребовал принести киселя.все
2 марта 1930
«В небесари ликомин…»
1.
В небесари ликоминмы искали какалинс нами Пётр Комиссартвердый житель небесар.2.
в этой комнате Коганпод столом держал наганв этот бак Игудиилдуло в череп наводил.и клочёк волос трепалЯ сидел и трепетал.3.
Им ответа старый Богобъясняет пули вреддеда мира педагогПовторим усопших бред!То румян и бледен былв карты глядя в чертежистены пали. воздух плылдом и стёкла и чижи.4.
Ко́нцы пели гилагаги га гели стерегливышел кокер из углаконцы в землю полегивстали пунцы у конывзяли свинцы мекелепали благи. вьются флаги.вою пунцы в помеле.4 марта 1930
«Я устал не спать ночей…»
Я устал не спать ночейлоб сгустился тяжелея.Шея встала из плечейЯ пошёл гулять мамеусты вилки голове.Голова моя болитСлетает с неба болидпойду пить пиво лениво,лениво. тут против кол с рукамипоставленный нами на память о маме.<Первая пол. марта 1930>
Не́теперь
Это есть Это.То есть То.Это не есть Это.Остальное либо это, либо не это.Все либо то, либо не то.Что не то и не это, то не это и не то.Что то и это, то и себе Само.Что себе Само, то может быть то, да не это, либо это, да не то.Это ушло в то, а то ушло в это. Мы говорим: Бог дунул.Это ушло в это, а то ушло в то, и нам неоткуда выйти и некуда прийти.Это ушло в это. Мы спросили: где? Нам пропели: тут.Это вышло из тут. Что это? Это ТО.Это есть то.То есть это.Тут есть это и то.Тут ушло в это, это ушло в то, а то ушло в тут.Мы смотрели, но не видели.А там стояли это и то.Там не тут.Там то.Тут это.Но теперь там и это и то.Но теперь и тут это и то.Мы тоскуем и думаем и томимся.Где же теперь?Теперь тут, а теперь там, а теперь тут, а теперь тут и там.Это было то.Тут быть там.Это, то, там, быть, Я, Мы, Бог.29 мая 1930
Сон рубашку
Я не сплю. Темно в печи.взоры к берегу мечи.Видишь берег бел и крутволны в берег бьют и мрутвот и мухи как мячивьются около свечиЯ же свечки не боюсьЯ как муха на пшеневспоминаю о жене.помню день покинул садБыло год тому назадехал я, стучал вагонбыл я грустный как охакон.1–8 августа 1930
Лапа
У храпа есть концы голосподобны хрипы запятымподушку спутаннык волосперекрести ключом святым.Из головы цветок вырастаетсон ли это или смертьзверь тетрадь мою листаетчервь глотает ночь и збертьтам пух петуховна Глинкин плацосёл шатром из пушки бацсон уперся на бедроветер западный. — Ведро.О стату́я всех стату́йдням дыханье растату́йлеса лужи протекигде грибы во мху дикимолви людям: Пустякимне в колодец окунатьсямрамор духа холодитья невеста землякане в силах по земле ходить.Во мне живет младенца тяжесть.Жесть неба сгинь!Отныне я жесть.И медь и кобальт и пружинав чугун проникли головойоттуда сталь кричит: ножи на!И тигра хвост моховой!И все же бреду я беременнаябатюшка! Это ремень но не я!Батюшка! Это реветь но не мать!Будут тебя мой голубчикбудут тебя мой голубчикбудут тебя мой голубчиксосны тогда обнимать.Сказала и упала.А эхо крикнуло: Магога!И наступила ночь Купалакогда трава глядит на Бога.Два Невских пересекли чащипустя по воздуху канатики паровоз дышал шипящев глаза небесных математик.Ответил Бог: На камне плоскомстоял земляк. Он трубку курил.Его глаза залеплены воском.«Мне плохо видно, — он говорил.Куда ушла моя стату́ямоё светило из светил.Один на свете холостуявзоры к небу привинтил.По ударам сердца счётвремя ласково течётПо часам и по столупо корням и по стволу.И отмечу я в тетрадивстречи статуя с тобойтебя радижизнь сделаю рабой.Тебя ради встану ранолягу в воду по лопаткилеги неги деги вегибоги воги нуки вуки».Из Полтавы дунул духполон хлеба полон мухкто подышет не упимама воздуха купи.Я гора, а ты песокты квадрат, а я высокя часы, а ты снарядскоро звезды закорят.Мама воздуха не дастатмосферы тонок пластблещут звезды как ножи.Мама Бога покажи!Ты челнок, а я ладьяты щенок, а я судьяты штаны, а я подолты овраг, я тихий долты земля, а я престол.Во имя Отца и Сына и Святого Духа. Аминь.17 августа 1930
«молвил Карпов: я не кит…»
Молвил Карпов: я не китв этом честь моя порука.Лёг на печку и скрипит.Карпов думал: дай помру-ка.Лег и помер. Стрекачёвплакал: Карпов табуреткато-то взвоет Псковичёвнад покойным. Это редко.В ночи длинные не спитсявдовам нет иных мужейчереп к люльке не клонитсямысль бродит веселей.Мысль вдовы:
Вот людибыла я в ЗАГСЕно попала с черного крыльца на кухню.А на кухне белый баккипятился пак пак.<между январем и августом 1930>
«Двести бабок нам плясало…»
Двести бабок нам плясалокорки струха в гурло смотрелитриста мамок лех воскинувмимо мчались вососалахон и кен и кун и повсе походило на куст вербинкогда верблюд ступает по доскевыгнув голову и четырнадцать рожека жена мохнач Фефилажадно клебает гороховый ключтут блещет мустпастух волынкурукой солдатскою берётв гибких жилах чуя пынкудыню светлую морётдыня радостей валисагроб небес шептун землизмёзды выстрые колёсапали в трещинупали звездыпали камнипали дочкипали векипали спичкипали бочкипали великие цветочкиволос каменного смехажир мечтательных полетовконь бездонного морехашут вороного боякрест кожаных переплетовживот роста птиц и мухранец Лилии жены тюльпанадом председателя наших и ваших.Все похоже на суповую кость.19 августа 1930
Вечерняя песнь к имянем моим существующей
Дочь дочери дочерей дочери Педото яблоко тобой откусив тюсооблазняя Адама горы дото тобоюлюбимая дочь дочерей Пе.мать мира и мир и дитя мира суоткрой духа зёрна глазоткрой берегов не обернутися головой тюоткрой лиственнице со престолов упадших теньоткрой Ангелами поющих птицоткрой воздыхания в воздухе рассеянных ветровниззовущих тебя призывающих тебялюбящих тебяи в жизни жёлтое находящих тю.Баня лицов твоихбаня лицов твоихдото памяти открыв окно огляни расположенное поодальсосчитай двигающееся и неспокойноеи отложи на пальцах неподвижные тете неподвижные дото от движения жизнь принявк движению рвутся и всё же в покое снутили быстрые говорят: от движения жизньно в покое смерть.Начало и Власть поместятся в плече твоёмНачало и Власть поместятся во лбу твоёмНачало и Власть поместятся в ступне твоейно не взять тебе в руку огонь и стрелуно не взять тебе в руку огонь и стрелудото лестницы головы твоейдочь дочери дочерей дочери Пе.О фы лилия глаз моихфе чернильница щёк моихтрр ухо волос моихрадости перо отражения свет вещей моихключ праха и гордости текущей лоньмолчанию прибежим люди страны моейдото миг число высота и движения конь.Об вольности воспоём сестраоб вольности воспоём сестрадочь дочери дочерей дочери Пеименинница имени своеговетер ног своих и пчела груди своейсила рук своих и дыханье моёнеудобозримая глубина души моейсвет поющий в городе моёмноги радости и лес кладбища времён тихо стоящиххрабростью в мир пришедшая и жизни свидетельницаприснись мне.21 августа 1930
«ляки страха гануе…»
Ляки страха гануеполяки бороды ганумевы лодочек пятабевы санок полеорёх подруги феи фуидням тусусы лепы хипыгрех подруги феи дуйконям и птицам глаза протыкатьнельзя ли мне послушать ваши бредни?наши бреднизлые мредникрепче пынимельче дыниярче камнядлиннее собакинельзя ли подруги поцеловать ваши ноги?наши ноги не целуютноги тайные местанас ласкают и целуюттолько в плечи и в устапоцелуйте если хотите ручкуон смеётся шепчет: гагаручку ласково берёти притопнув как бумагаскачет весело вперёд.<21–22 августа 1930>
Месть
I
Писатели:
Мы руки сложили,закрыли глаза,мы воздух глотаем,над нами — гроза,и птица орел,и животное лев,и волны морел.Мы стоим обомлев.Апостолы:
Воистину Бе —начало богов,но мне и тебене уйти от оков,Скажите, писатели:эФ или Ка?Писатели:
Небесная мудростьот нас далека.Апостолы:
Ласки век,маски рек,баски бег,человек.Это ров,это мров,это кровнаших пастбищ и коров.Это лынь,это млынь,это клынь,это полынь.Писатели:
Посмотрите, посмотрите —поле свежее лежит.Посмотрите, посмотрите —дева по полю бежит.Посмотрите, посмотрите —дева, ангел и змея!Апостолы:
Огонь,воздух,вода,земля.Фауст:
А вот и я.Писатели:
Мы не медля, отступаем,отступаем. Наши дамыотступают. И мы сами отступаем,Но не ведаем, куда мы.Фауст:
Мне свыше власть дана:я сил небесных витязь.А вы, писатели, <нрзб.>растворитесь!Писатели:
Мы боимся, мы трясемся,мы трясемся, мы несемся.мы несемся и трясемся,но вдруг ошибемся?Фауст:
Я, поглядев на вас, нахмурил брови,и вы почуяли мое кипенье крови.Смотрите, сукины писатели,не пришлось бы вам плясать лик раскаленной плите!Писатели:
Мы те-те-те-те-те-те,те-теперь мы поняли.Почему вы так свирепы,не от нашей вони ли?Фауст:
Что-с?Да как вы смеете меня за нюхателя считать?!Идите вон! Умрите!А я останусь тут мечтатьодин о Маргарите.Писатели:
Мы уходим, мы ухидем,мы ухудим, мы ухедим,мы укыдем, мы укадем,но тебе, бородатый колдун, здорово нагадим!Фауст:
Я в речку кидаюсь,но речка — шнурок,за сердце хватаюсь,а в сердце творог,я в лампу смотрюся,но в лампе гордон,я ветра боюся,но ветер — картон.Но ты, Маргарита,ни-ни и не-не,как сон, Маргарита,приходишь ко мне.Усы молодыеколечками вьются,и косы златыепотоками льются.Глаза открываютнебесные тении взглядом караюти жгут <нрзб,>Стою, к Маргаритесклоняя мисон,но ты, Маргарита, —и призрак, и сон.Маргарита:
В легком воздуха теченьестолик беленький летит,ангел, пробуя печенье,в нашу комнату глядит.Милый Фридрих, Фридрих милый,спрячь меня в железный шкап,чтобы черт железной вилойне пронзил меня куда б,встань, послушный, встань, любезный,двери камнем заложи,чтобы черт водой железнойне поймал мои ножи.Для тебя, покинув горы,я пришла в одном платке,но часы круглы и скры,быстры дни на потолке.Мы умрем. Потухнут перья,вспыхнут звезды там и тут,и серьезные деревьянад могилой возрастут.II
Фауст:
Что слышу я?Как будто бы фитиль трещит,как будто мышь скребкт,как будто таракан глотает гвоздь,как будто мой сосед,жилец, судьбою одинокий,рукой полночной шарит спичкуи ногтем, сволочь, задеваетстаканы, полные воды,потом вздыхает и зевает,и гладит кончик бороды.Иль это, облаками окруженная,сова, сном сладким пораженная,трясти крылами начала?Иль это в комнате пчела,иль это конь за дверью ржет:коня в затылок овод жжет?Иль это я, в кафтане чистом,дышу от старости со свистом?Маргарита:
Над высокими домами,между звезд и между трав,ходят ангелы над нами,морды сонные задрав.Выше, стройны и велики,воскресая из воды,лишь архангелы, владыки,садят божии сады.Там у божьего причала(их понять не в силах мы)бродят светлые Начала,бестелесны и немы.Апостолы:
Выше спут Господин Власти.Выше спут Господин Силы.Выше спут одни Господства,мы лицо сокроем, князь<нрзб.>Радуйтесь, православныеязыка люди.Хепи дадим дуб Власти,хепи камень подарим Силе,хепи Господству поднесем времяи ласковое дерево родным тю.III
Бог:
Куф, куф, куф.Престол гелинеф,Херуф небо и земля.Сераф славы твоея.Фауст:
Я стоювдали, вблизи.Лоб в огне,живот в грязи.Летом — жир,зимою — хлод,в полдень чирки.Кур. Кир. Кар.Льется время,спит Арон,стонут братьяс трех сторон.Летом — жир,Зимою — хлод,в полдень чирки.Кур. Кир. Кар.Вон любовьбежит груба.Ходит бровь,дрожит губа.Летом — жир,Зимою — хлод,в полдень чирки.Кур. Кир. Кар.Я пропалсреди наук.Я комар,а ты паук.Летом — жир,Зимою — хлод,в полдень чирки.Кур. Кир. Кар.Дайте ж намголов кору,ноги суньте нам в нору.Летом — жир,Зимою — хлод,в полдень чирки.Кур. Кир. Кар.Маргаритовслышим бегстройных гори гибких рек.IV
Апостолы:
Мы подъемлем бронь веков.Ландыш битвы. Рать быков.Писатели:
Небо темное стоит.Птицы ласточкой летят.Колокольчики звенят.Фауст:
Вспомним, старцы, Маргариту,Пруд волос моих, ручей.Ах, увижу ль МаргаритуКто поймет меня?Апостолы:
Свечеймного в этом предложенье.Сабель много, но затонет ни страха, ни движенья.Дай тарелку.Фауст:
Готово. Олег трубит. СобакиХвосты по ветру несут.Львы шевелятся во мраке.Где кувшин — вина сосуд?Писатели:
В этом маленьком сосудеесть и проза, и стихи,но никто нас не осудит:мы и скромны, и тихи.Фауст:
Я прочитал стихи. Прелестно.Писатели:
Благодарим.Нам очень лестно.Фауст:
Стихи прекрасны и певучи.Писатели:
Ах, бросьте.Это слов бессмысленные кучи.Фауст:
Ну правда,есть в них и вода,но смыслов бродят сонные стада.Любовь торжественно воспета.Вот, например, стихи:«В любви, друзья, куда ни глянь,всюду дрын и всюду дрянь».Слова сложились, как дрова.В них смыслы ходят, как огонь.Посмотрим дальше. Вот строфа:«К дому дом прибежал,громко говоря:Чей-то труп в крови лежалвозле фонаря,а в груди его кинжалвспыхнул, как слюда.Я подумал: это труп, —и, бросая дым из труб,я пришел сюда».Это смыслов конь.Писатели:
Мы писали, сочиняли,рифмовали, кормовали,пермадули, гармадели,фонари, погигири,магафори и трясли.Фауст:
Руа реокио лаукони фиупеу боу.Мыс. Мыс. Мыс. —Вам это лучше известно.24 августа 1930
«лоб изменялся…»
Лоб изменялсярог извивалсялоб кверху рос и лес был носи рог стал гнутьсярог стал гнутьсястал гнутьсяа лоб стал шире и кофа был гриба рог склонялсяиз прямого стал кривымчем выше и шире лобтем кривее роги что бы это значилочто рог стал кружочкома лоб стал мешочкомАу! Ау! лоб очень высокийи рог сосал его жевительные соки.22 октября 1930
«Где ж? Где ж? Где ж? Где ж?..»
Где ж? Где ж? Где ж? Где ж?Полубог и полуплешьОй люди не могу!Полубог и полуплешь!Ты-с Ты-с Ты-с Ты-схоть и жид, а всё же лысОй люди не могухоть и жид, а всё же лысИх! Их! Их! Их!тоже выдумал жених!Ой люди не могутоже выдумал жених!Ты б Ты б Ты б Ты блучше б ездил на балы бОй люди не могулучше б ездил на балы бТам-с Там-с Там-с Там-сЗабавлял бы плешью дам-сОй люди не могуЗабавлял бы плешью дам-с.Мы ж Мы ж Мы ж Мы жвсе же знаем что ты рыжОй люди не могувсе же знаем что ты рыжМне ж Мне ж Мне ж Мне жНадоела полуплешьОй люди не могуНадоела полуплешь.9 ноября 1930
Радость
Мыс Афилей:
Не скажу, чтои в чём отличие пустого разговораот разговора о вещах текучихи, даже лучше, о вещах такого рода,в которых можно усмотретьпричину жизни, времени и сна.Сон — это птица с рукавами.А время — суп, высокий, длинный и широкий.А жизнь — это времени нога.Но не скажу, что можно говорить об этом,и в чём отличие пустого разговораот разговора о причинесна, времени и жизни.Да, время — это суп кручины,а жизнь — дерево лучины,а сон — пустыня и ничто.Молчите.В разговоре хоть о чём-нибудьвсегда присутствует желаньесказать хотя бы что-нибудь.И вот, в корыто спрятав ноги,воды мутные болтай.Мы, весёлые, как боги,едем к тёте на Алтай.Тётя:
Здравствуй, здравствуй,путьша пегий,уж не ты ли, путник, тутхочешь буквам абевегииз чернил приделать кнут?Я — старуха, ты — плечо,я — прореха, ты — свеча.То-то будет горячо,коли в ухо мореча!Мыс Афилей:
Не вдавайтесь,а вдавейтесь,не пугайтесь,а пугейтесь.Всё настигнет естега:есть и гуки, и снега.Тётя:
Ну ползи за воротник.Ты родник и ты крутник.Мыс Афилей:
А ты, тётя, не хиле,ты микука на хиле.Тётя:
Врозь и прямо и вседней,мокла радости видней.Хоть и в Библи был потоп,но не тупле, а котоп.Мыс Афилей:
Хваду глёвла говори.Кто, — сказали, — главари?Медень в оципе гадайили <нрзб.>Тётя:
Я — старуха без очков,не видать мне пятачков, —вижу в морде бурачок, —Ну так значит — пятачок!Мыс Афилей:
Ты, старуха, не виляй,коку-маку не верти,покажу тебе — гуляй! —будешь киснуть взаперти.Где контыль? и где монтыль?Где двудлинная мерла?Тётя (трясясь):
Ой-де, люди, не бундыль,я со страху померла.Мыс Афилей (доставая карандаш):
Прочь, прочь, прочь!Отойди,тётя, радости река,наземь вилы поклади!Пожалейте моряка.Тётя:
Ты не ври и не скуври,вижу в жиле шушность я,ты мой дух не оскверни,потому что скушность я.Мыс Афилей:
Потому что скушность я.Тётя:
Е, еда мне ни к чему:ешь, и ешь, и ешь, и ешь.Ты подумай, почемувсё земное — плешь и грешь?Мыс Афилей (подхватывая):
Это верно, плешь и грешь!Когда спишь, тогда не ешь,когда ешь, тогда не спишь,когда ходишь, то гремишь,а гремишь, — так и бежишь.Но варенье — не еда,сунешь ложку в рот, глядишь —надо сахару.Беда!Тётя:
Ты, гордыни печенег,полон ласки, полон нег,приласкай меня за грудь,только сядем где-нибудь.Мыс Афилей:
Дай мне руку и цветок,дай мне зубки и свисток,дай мне ножку и графин,дай мне брошку и парафин.Тётя:
Ляг и спи, и види сон,будто в поле ходит слон,нет! не слон, а доктор Булль,он несёт на палке нуль,только это уж не по-,уж не поле и не ле-,уж не лес и не балко-,не балкон и не чепе-,не чепец и не свинья, —только ты да только я.Мыс Афилей:
Ах, как я рад и как счастлив,тётя, радости река,тётя, слива между слив,пожалейте моряка.Тётя:
Ну, влепи мне поцелуйчикпрямо в соску и в ноздрю,мой бубенчик, херувимчик,на коленки посади,сбоку шарь меня глазами,а руками позади.Мыс Афилей:
Это, тётя — хм! — чуднаяосенила тебя мысль.Что ты смотришь, как Даная,мне в глаза, ища блаженство,что твердишь ты мне: «одна ядля тебя пришла с вершиныСан-Бернара… — тьпфу! — Алтая,принесла тебя аршином…»Тётя:
Ну аршины, так аршины,ну с вершины, так с вершины.Дело в том, что я нагая.Любит кто тебя другая?Мыс Афилей:
Да, другая, и получше,и получше, и почище,посвежей и помоложе!Тётя:
Боже! Боже! Боже! Боже!Мыс Афилей (переменив носки):
Ты сама пойми, — я молод,молод, свеж, тебе не пара,я ударю, будто молот,я дышу — и много пара.Тётя:
Я одна дышу, как рота,но в груди моей мокрота,я ударю, как машина,куб навылет в пол-аршина.Мыс Афилей:
Верно, вижу, ты упряма,тётя, радости река,тётя, мира панорама,пожалейте моряка.Тётя:
Погляди — ведь я, рыдая,на коленях пред тобой,я как прежде, молодая,с лирой в пальцах и с трубой.Мыс Афилей (прыгая от радости):
То-то радости поток!Я премудрости моток!11 ноября 1930
«Фадеев, Калдеев и Пепермалдеев…»
Фадеев, Калдеев и Пепермалдеев[3]однажды гуляли в дремучем лесу.Фадеев в цилиндре, Калдеев в перчатках,а Пепермалдеев с ключом на носу.Над ними по воздуху сокол каталсяв скрипучей тележке с высокой дугой.Фадеев смеялся, Калдеев чесался,а Пепермалдеев лягался ногой.Но вдруг неожиданно воздух надулсяи вылетел в небо горяч и горюч.Фадеев подпрыгнул, Калдеев согнулся,а Пепермалдеев схватился за ключ.Но стоит ли трусить, подумайте сами, —давай мудрецы танцевать на траве.Фадеев с картонкой, Калдеев с часами,а Пепермалдеев с кнутом в рукаве.И долго, веселые игры затеяв,пока не проснутся в лесу петухи,Фадеев, Калдеев и Пепермалдеевсмеялись: ха-ха, хо-хо-хо, хи-хи-хи!18 ноября 1930
«четыре дня над Римом летал пророк»
Аларих:
четыре дня над римом летал пророки двести тысяч кельтов через альпывёл под уздечку Радагеся видел гибель Стилихонаон в бездну, друг, скакал на стулеза ним Евхерий в бездну падалнеся в руках железный крестя под сосной лежал во мхув лесу шакал кричал ху хумне снился рим в кругу зелёных опахалсам император на коне в бобровой шляпе хохотали я во сне подумал «прощеего убить, какой нахал»и я проснулся в тёмной рощеи как безумный хохотал…«всякую мысль оставь…»
Всякую мысль оставьвсякое дело забудьмир от тебя отвернётсямы же на помощь придём.<Ноябрь 1930>
«Ревекка, Валентина и Тамара…»
«Ревекка, Валентина и ТамараРаз два три четыре пять шесть семьСовсем совсем три грации совсемПрекрасны и ленивыРаз два три четыре пять шесть семьСовсем совсем три грации совсемТодстушка, Коротышка и ХудышкаРаз два три четыре пять шесть семьСовсем совсем три грации совсем!Ах если б обнялись они, то было бРаз два три четыре пять шесть семьСовсем совсем три грации совсемНо если б и не обнялись бы они то даже такРаз два три четыре пять шесть семьСовсем совсем три грации совсем.»<ноябрь 1930>
«был он тощь высок и строен…»
Был он тощь высок и строенвзглядом женщин привлекалел по-барски и порой онизумительно икал.ну она была попрощетоже стройна и тонкадухом немка, с виду мощиростом вверх до потолка.раз в писательской столовойдве склонились головыподовившись лбом коровыоба умерли увы.но забыть они могли лидруг про друга? Это вра —ки! Покойники в могилеоба встретились УраТут она сказала: Божекак покойник пропищави в могиле ты всё тожетакже гнусен и прыщавон ответил зеленея:дух свободен от прыщейты же стала лишь длиннеяи глупея и тощей.Но она сказала: Знаешьбудь рябым и будь немымбудь бесплотным понимаешьты мне душка м м мО! — вскричал он. — Ты мне душка!Что за чудный оборот!Ты царица! ты индюшка«Аромат» наоборот!* * *
И всю ночь соседний прахлежа пристально в гробуслышал будто бы в рукахтерли пшенную крупу.<Ноябрь 1930>
«Неужели это фон…»
Неужели это фонПантелей сказал угрюмонеужели это понКаблуков сказал увына плечах его виселотри десятых головыПантелей вскричал урчане губите этот ландышя племянник сюргучая висел прибит к воламте паслись на Москворечьивдруг жестянка пополамО промолвил Каблуковсунув лампу под кроватья конечно не таковГусто кругло полно вратьвсё похоже на ковыльпрокричала громко мать.Каблуков сказал увына плечах его виселотри десятых головы.Тут вошла его женас петухом на подбородкев сапоги наряженаКаблуков сказал ги гиты не думай о платенцахты себя поберегиза окошком хлопал ветер парусинв это время из комодавышел заяц керосинПантелей сказал пупупод ногами Пантелеявсе увидели крупуКаблуков сказал увына плечах его виселотри десятых головымать воскликнула ва вавместо рук её болталисьголубые рукава.А жена сказала хомвсе увидели внезапноподбородок с петухом.Ноябрь <1930>
«Где мой чепец?..»
Кулундов:
Где мой чепец? Где мой чепец?Родимов:
Надменный конь сидел в часах.Кулундов:
Куда затылком я воткнусь?Родимов:
За ночью день, за днём сестра.Кулундов:
Вчера чепец лежал на полке,сегодня он лежал в шкапу.Родимов:
Однажды царь, он в треуголке,гулял по Невскому в плаще.Кулундов:
Но где чепец?Родимов:
И царь смеялся,когда машинку видел он,в кулак торжественный смеялся,царицу зонтиком толкал.Кулундов:
Чепец в коробке!Родимов:
Царь хранилсвоё величье вековое. «Сафо» двумя пальцами курил,пуская дым.Кулундов:
А? Что такое?Скажите, где мой шарф?Родимов:
Скакал извозчик.Скакал по правой стороне.Кричал царю: сойди с дороги,не то моментом задавлю!Смеялся царь, склонясь к царице.Кулундов:
Простуда в горло попадет,поставлю вечером горчичник.Родимов:
И крикнул царь: какой болван!На мне тужурка из латуни,а на царице календарь.Меня так просто не раздавишь,царицу санками не сдвинешь,и в доказательство мы ляжемс царицей прямо под трамвай.Кулундов:
Потом советую, сам-друг Кулундов,одень шерстяную рубашку.На двор, Кулундов, не ходи,но поцелуй свою мамашку.Мамаша:
Нет, нет, избавь меня, Кулундов.Родимов:
И вот, вздымая руки к небу,царь и царица на рельсы легли,и взглядом, и пушкой покорны Канебу,большие солдаты царя стерегли.Толпа на Невском замерла,неслась милиция скачками,но птица — в воздухе стрела —глядела чудными зрачками.Царь встал.Царица встала.Все вздохнули.Царь молвил: накось выкуси!Царица крикнула: мы победили!Канеб сказал: мы льнем к Руси.Вдали солдаты уходили.Но вдруг извоэчик взял и ударилкнутом царя и царицу по лицу.Царь выхватил саблюи с криком: смерть подлецу!пустился бегом по Садовой.Царица рыдала. Шумела Нева.Народ волновался, на битву готовый.Кулундов:
Ну, прощайте, мамочка,я пошел на Карповку.Мамаша:
Два поклона дедушке.Кулундов:
Хорошо, спасибочки.Родимов (один):
Да, министр Пуришкевичбыл однажды на балу,громко музыка рычала,врали ноги на полу.Дама с голыми плечамиизвивалась колбасой.Генерал для развлеченьяшлёпал пятками босой.Царь смеялся над царицей,заставлял её в окнодля потехи прыгнуть птицейили камнем всё равно.Но царица для потехив руки скипетр бралаи колола им орехипри помощи двухголового орла.Голова на двух ногах (входя):
Родимов, ты заврался.Я сам бывал на вечеринках,едал индеек в ананасах,видал полковника в лампасах.Я страсть люблю швырять валета,когда летит навстречу туз,когда сияет эполетаи над бокалом вьется ус.Когда, смугла и черноброва,к тебе склоняется княжна,на целый мир глядя сурово,с тобой, как с мальчиком, нежна.Люблю, когда, зарю почуя,хозяин лампу тушит вдруг,и гости сонные, тоскуя,сидят, безмолвные, вокруг.Когда на улице, светая,летают воздухи одни,когда проходит ночь пустаяи гаснут мёртвые огни.Люблю, Родимов! Нет спасенья!В спасенье глупые слова!Вся жизнь только воскресенье!Родимов:
Молчи, пустая голова!Аларих, готский король:
Видел я, в долинах Рогамчался грозный Ахерон.Он глядел умно и строго,точно ехал с похорон.То долина, то горапролетали над водой,то карина, то мара,сбоку хвостик золотой.Бог глядел в земную ось,все, как суп, во мне тряслось,вся шаталась без гвоздейгеометрия костей.Тут открылся коридор,взвился дубом нашатырь,мне в лицо глядел хондор,тучи строгой поводырь.Эй, душа, колпак стихов,разом книги расплоди,сто простят тебе грехов,только в точку попади.Ну, Родимов, дай ладонь!Родимов:
На ладони скачет конь.Аларих:
Ты, Родимов, попадья,я как раз тебе судья.Кулундов (вбегая):
Где мой кушак? Где мой кушак?Родимов:
Однажды царь лежал в гробу.Аларих:
Я слышу шёпот, стук и шаг.Мамаша:
Господь, храни меня, рабу.Родимов:
Свеча трещала над царем.Кулундов:
Кушак на мне! Кушак на мне!Родимов:
Единый Бог сидел втроем.Царица плакала в окне.Царь говорил: мои дворцыстоят пусты, но я вернусь.Аларих:
Но мне не страшны мертвецы.Мамаша:
А я покойников боюсь.Голова на двух ногах:Спи Кулундов, ночью списпи планета под домамивижу я большое пивстало облако над намидремлют бабочки бобровспят овечки под шатромсна сундук и мысли ровоткрываются с трудомно едва светлеет мраквижу я стихов колпаквижу лампы и пучиныиз морской большой пучиныподнимают в мир причинысвои зонтики всегдаспи Кулундов спи Родимовспи Аларих навсегда.Мамаша:
Однажды царь лежал в болоте…всё
13 декабря 1930
Он и Мельница
Он:
Простите, где дорога в Клонки?Мельница:
Не знаю.шум воды отбил мне память.Он:
Я вижу путь железной конки.Где остановка?Мельница:
Под липой.там даже мой отец сломал себе ногу.Он:
Вот ловко!Мельница:
Ей-богу!Он:
А ныне ваш отец здоров?Мельница:
О да, он учит азбуке коров.Он:
Зачем же тварьучить значкам?Кто твари мудрости заря?Мельница:
Букварь.Он:
Зря, зря.Мельница:
Поднесите к очкаммотылька.Вы близоруки?Он:
Очень.вижу среди тысячи предметов…Мельница:
Извините, среди сколька́?Он:
Среди тысячи предметовтолько очень крупные штуки.Мельница:
В мотылькеи даже в мухеесть различные коробочки,расположенные в ухе.На затылке — пробочки.Поглядите.Он:
Погодите.Запотели зрачки.Мельница:
А что это торчит из ваших сапог?Он:
Стручки.Мельница:
Трите глаза слева направо.Он:
Фу ты! Треснула оправа!Мельница:
Я замечу вам: глаз не дляразвлечений разных дан.Он:
Разрешите вас в бедро поцеловать не медля.Мельница:
Ах, отстаньте, хулиган!Он:
Вы жестоки. Что мне делать?Я ослеп. дорогу в Клонки не найду.Мельница:
И конкиздесь не ходят, на беду.Он:
вы обманщица.вы недотрога.и впредь моя ногане преступит вашего порога.всё
26-28 декабря 1930
Виталист и Иван Стручков
живёт и дышет всякий лист, —сказал однажды виталист.И глупо превращать вселенную в мешки,Куда летит поток молекулярных точек,не ведает рожденный есть,где туча беленький платочекзадумала с подругой сестьникто не знает. Всюду воляотличная от нас. Но лишьогонь приносит неба вестьИван Стручков сказал: шалишьмы всё перещупали, всё разложилии вся вселенная на шиленашего разума острого.и даже камень с острованеобитаемых просторовживуч как боров.и виталист был посрамлён.Дурак, захлопни медальон!28 декабря 1930
«довольно в берлоге…»
Довольно в берлогеворочился бобрголодные богипланету вертеликак рыба дышаликак пчёлы летеликак смыслы бежалитряслись как рогожиблондины гвардейцыскакали о боже!стрелки как индейцыно в нашем картонене дремлют капланыи к небу ладонибросают уланыдекабрь 1930
«боги наги…»
боги наги боги маги.Если берег начинаетволю камнями швырятьв бомбе злоба закипает боги наги боги магиВон хитрец идет на кла…о хитрец и копуцы…Злая тень ему леглавдоль щеки.в его рукевиден штопоро хитрец! боги наги боги магиЕсли крышу сдёрнет вдругне смотри тогда наверхчтобы пыль и штукатуркане засыпали твой глаз боги наги боги магиЛампа Саша ты карзинане способная светитьтёмной ванне ты кузина боги наги боги маги<1930>
«Задумали три архитектора…»
Задумали три архитектораПостроить весёлый храм.Собрали четыре архитектораДеревяшек и всякий хлам.И плотники воду носили ведёрками,Вокруг архитектора шлялись пятёрками.<1930>
«Человек устроен из трёх частей…»
Человек устроен из трех частей,из трех частей,из трех частей.Хэу-ля-ля,дрюм-дрюм-ту-ту!Из трех частей человек!Борода и глаз, и пятнадцать рук,и пятнадцать рук,и пятнадцать рук.Хэу-ля-ля,дрюм-дрюм-ту-ту!Пятнадцать рук и ребро.А, впрочем, не рук пятнадцать штук,пятнадцать штук,пятнадцать штук.Хэу-ля-ля,дрюм-дрюм-ту-ту!Пятнадцать штук, да не рук.1931
«тогда солдатик маленький…»
Тогда солдатик маленькийвздыхает горячоон с ног снимает валенькикладет их на плечо…<1930>
«видишь основание дома, на гальках покоится с миром…»
Видишь основание дома, на гальках покоится с мироми мягкий песочек основанию ложе.Эта дверь с певучей пружиной вход,а та с замком и латунной ручкой —выход.<1930>
«для вас для вас…»
Для вас для вася был на югегде турки ходят завернувшись в ватные халаты.где лошади, оскалив жёлтые зубы,кусают яблоко и нахально смотрят на караульного.<1930>
Скавка
Восемь человек сидят на лавкевот и конец моей скавке.1930
«Я был у Шварца…»
Я был у Шварцаслышал его стихион их читал стесняясь и краснеяо эти штучки, их видел во сне яи не считал за полную удачу.<1930>
«Взяли фризовую шинель…»
Взяли фризовую шинельпристрочили кантположили на панельвот и вышел музыкант.<1930>
Третья цисфинитная логика бесконечного небытия
Вот и Вут час.Вот час всегда только был, а теперь только полчаса.Нет, полчаса всегда только было, а теперь только четверть часа.Нет, четверть часа всегда только было, а теперь только восьмушка часа.Нет, все части часа всегда только были, а теперь их нет.Вот час.Вут час.Вот час всегда только был.Вот час всегда теперь быть.Вот и Вут час.1930
Звонить-лететь (третья цисфинитная логика)
I
Вот и дом полетел.Вот и собака полетела.Вот и сон полетел.Вот и мать полетела.Вот и сад полетел.Конь полетел.Баня полетела.Шар полетел.Вот и камень полететь.Вот и пень полететь.Вот и миг полететь.Вот и круг полететь.Дом летит.Мать летит.Сад летит.Часы летать.Рука летать.Орлы летать.Копьё летать.И конь летать.И дом летать.И точка летать.Лоб летит.Грудь летит.Живот летит.Ой, держите — ухо летит!Ой, глядите — нос летит!Ой, монахи, рот летит!II
Дом звенит.Вода звенит.Камень около звенит.Книга около звенит.Мать, и сын, и сад звенит.А. звенитБ. звенитТО летит и ТО звенит.Лоб звенит и летит.Грудь звенит и летит.Эй, монахи, рот звенит!Эй, монахи, лоб летит!Что лететь, но не звонить?Звон летает и звенеть.ТАМ летает и звонит.Эй, монахи! Мы летать!Эй, монахи! Мы лететь!Мы лететь и ТАМ летать.Эй, монахи! Мы звонить!Мы звонить и ТАМ звенеть.1930
«мы письма пишем в ночь друг другу…»
Мы письма пишем в ночь друг другузакинув плечи как солдат.моё летит как ветер в Лугу,твоё несётся в Ленингради лишь только путник в поленаших писем видет бегон стоять не в силах болетихо падает на брег.<1930>
«Пришла весна…»
Пришла весна.вздулись камни.веселее стали нам дни.пришла веснатепло и камнивеселее стали нам дни.Тут весна!Кричали камнии теплее стали нам днизачем весналожиться в камниотдавайте только нам дниГде весна?Смотри на камни.камням ночь отдай, а нам дни.уходи весна под камнина земле оставь лишь нам дни.1930
«Я глядела на контору…»
Лампа Саша:
Я глядела на конторукофту муфту и печатья светила Никаноруночи стройные читатьслышу в поле Милиреязубом щелкает кабанвижу корень сельдереяловит муху в барабанлюди люди бросьте мыловстаньте в комнате как богивсе что будет все что быловсе разбудит на пороге.Никанор:
Понял понял в эту порунаши гоги наши мукивсе подвластны коленкоруно страдали только рукироту круглую корытыреки голых деревеньямы страшные нарытыв ямах пламя и ременьКто поверит в лампу Сашу?где страница наших ног?мы сидим и просим кашулампу, муху и курок.Лампа Саша:
Вы светили ваш покойсвет убог и никакойя светила бегал светвы светили света нетвы сидели на гвоздена конторе и вездея сидела бегал светвы сидели света нетвы глядели в камертонв кофту муфту и в картоня глядела бегал светвы глядели света нетвы лежали в сундукев сапогах и в сюртукея лежала бегал светвы лежали света нетвы висели над столомс топором и помеломя висела бегал светвы висели света нет.Никанор:
Понял понял в эту порупонял домом и дугойвсе подвластно коленкору<мы пощупаем рукой><1930>
Турка — Турка
1.
Утром рано на зареехал турка на горелетом громзимою снегв полдень чиркикур кир кар.2.
Вот и феска и халаттурка любит шеколадлетом громзимою снегв полдень чиркикур кир кар.3.
Турка скачет в облакадайте турке молокалетом громзимою снегв полдень чиркикур кир кар.4.
Турка скачет над рекоймилый турка дорогойлетом громзимою снегв полдень чиркикур кир кар.5.
Сверху звезды снизу мосттурка скачет во весь ростлетом громзимою снегв полдень чиркикур кир кар.6.
Здравствуй небо! Здравствуй ночь!крикнул турка во всю мочьлетом громзимою снегв полдень чиркикур кир кар.<1930>
«Папа спит…»
Папа спити Лиза тожеИля дремлет во всю мочьЯ в окно взглянул. О Боже1Там уж утро, а не ночь.мне осталось только плюнутьи раздеться и в кроватьспать и спать и спать и думатьтолько б десять не проспатьКто ж энергией томимыйвстанет раньше. Помогичтобы в десять с половиноймне обуться в сапоги.и заботами снедаемвспомни будучи в штанахсам быть может за трамваембудешь гнаться впопыхахА быть может не догнавперепрыгнув сто канавза другим каким трамваемты помчишся впопыхах.<1930>
«Я вам хочу рассказать…»
Я вам хочу рассказать одно происшествие, случившееся с рыбой или даже вернее не с рыбой, а с человеком Патрулёвым, или даже ещё вернее с дочерью Патрулёва.
Начну с самого рождения. Кстати о рождении: у нас родились на полу…
Или хотя это мы потом расскажем.
Говорю прямо:
Дочь Патрулёва родилась в субботу. Обозначим эту дочь латинской буквой М.
Обозначив эту дочь латинской буквой М, заметим, что:
1. Две руки, две ноги, посерёдке сапоги.
2. Уши обладают тем же, чем и глаза.
3. Бегать — глагол из под ног.
4. Щупать — глагол из под рук.
5. Усы могут быть только у сына.
6. Затылком нельзя рассмотреть, что висит на стене.
17. Обратите внимание, что после шестёрки идёт семнадцать.
Для того, чтобы раскрасить картинку, запомним эти семнадцать постулатов.
Теперь обопрёмся рукой о пятый постулат и посмотрим, что из этого получилось.
Если бы мы упёрлись о пятый постулат тележкой или сахаром или натуральной лентой, то пришлось бы сказать что: да, и ещё что нибудь.
Но на самом деле вообразим, а для простоты сразу и забудем то, что мы только что вообразили.
Теперь посмотрим, что получилось.
Вы смотрите сюда, а я буду смотреть сюда, вот и выйдет, что мы оба смотрим туда.
Или, говоря точнее, я смотрю туда, а вы смотрите в другое место.
Теперь уясним себе, что мы видим. Для этого достаточно уяснить себе по отдельности, что вижу я и что видите вы.
Я вижу одну половину дома, а вы видите другую половину города. Назовём это для простоты свадьбой.
Теперь перейдёмте к дочери Патрулёва. Её свадьба состоялась ну, скажем, тогда-то. Если бы свадьба состоялась раньше, то мы сказали бы, что свадьба состоялась раньше срока. Если бы свадьба состоялась позднее, то мы сказали бы «Волна», потому что свадьба состоялась позднее.
Все семнадцать постулатов или так называемых перьев, налицо. Перейдем к дальнейшему.
Дальнейшее толще предыдущегоСом керосинки толще.Толще лука морской винт.Книга толще тетрадиа тетради толще одной тетрадиЭтот стол он толще книгиЭтот свод он толще предыдущегоа предыдущий выше лукаЛук же меньше гребёнкитак же как и шляпа меньше кроваткив которой может поместитсяящик с книгамино ящикглубже шляпышляпа мягченежели морской винтно пчела острее шара.Одинаково красивото что растёт по этуи по ту сторону забораВсё же книга гибче супаухо гибче книгиСуп желтее и жирнее чем лучинкаи тяжелее чем ключ.Утверждение:
У зайца вместо усов руки.У папы на затылке фазан.У магазина четыре кнопки.У розалии одуванчик.У сабли маканаш.У газеты восемь знаков.У меня хвост.У тебя люлька.У великанов шляпа.Соединение:
Дом с клювом.Дитя с татарином.Корабельщик в керосине.Тарелка без волосворона между сквозных чисел.Шуба с треском по имяни Фофа.Каля в безвыходном положении.Румын из рукомойника.Ангел Ершов.Побег:
Петух бежал из воды.Жан бежал из бороды.Гвоздь бежал из парафина.кнутик прыгал из графина.меч бежал из таракана.Опыт ехал из-под стакана.Астроном бежал из ватыключ лежал продолговатый.Соединение.
Дом с клювом.Дитя с татарином.Корабельщик в керосине.Тарелка без волос.Ворона между сквозных чисел.Шуба с треском по имяни Фофа.Каля в безвыходном положении.Румын из рукомойника.Ангел Ершов.Размышление.
Это не кузница, а ведро.Это не рис, а линейка.Это не перчатка, а заведывающий складом.Это не глаз, а колено.Это не я пришёл, а ты.Это не вода, а чай.Это не гвоздь, а винт.А винт это не гвоздь.Мех не свет.Человек с одной рукой не комната с одним окном.Туфли это не ногти.Туфли это не почки.Точно также и не ноздри.Выводы.
Дочь Патрулёва отца Патрулёва дочьЗначит и дочь Патрулёва отца Патрулёва дочь.Коли так то и дочь. Патрулёва отцаЗначит и дочь Патрулёва отца.Вот и дочь, а отец ПатрулёвДочь Патрулёва, отец ПатрулёвЗначит отец Патрулёвой дочери ПатрулёвИ никто не скажет что он ПетуховЭто было бы противоестественно.<1930>
1931
«и птичка горько плачет…»
И птичка горько плачетв чернильнице своейфир фир мур мурфир фир мур мурта птичка соловейи валятся дощечкииз птички на песоки птичка уж не плачетлетит уже в лесокгорюешь моментальноты птичка соловей —такой бы быть хотелось и девочке моей.1 января 1931
Ohne Мельница
Сломались рукиупала ножкавздохнули духиблестела ложкаопять Андронийстоял понурыйнемного синийнемного бурыйпод ним землязвала свистеласобак душисломалось телои в землю краклегло вздыхая.Андроний шелногой махая<январь 1931>
Андор
Мяч летел с тремя крестамибыстро люди все местамипоменялись и галдяустремились дабы мячпод калитку не проникустремились напрямикэка вылезла пружинаиз собачьей конурывышиною в пол-аршинаи залаяла кры-крыодну минуту все стоялитикал в роще метрономпотом все снова поскакаливажно нюхая долотопришивая отлетевшие пуговицыно это было всё не тодула смелая железкаимпопутный корешоки от шума и от плескасолнце сжалось на вершоккогда сам сын, вернее мячлетел красивый импопутныйподпрыгнет около румячруками плещет у воротвоздушный голубецпотом совсем наоборотложится во двореци медленно стонетшатая словарьи думы палкой гонит:прочь прочь бродягиступайте в гости к Анне Коряге.И думы шатая живого лещатопчет ногами калоши ищаволшебная ночь наступаетволшебная ночь наступаетволшебная кошка съедает сметануволшебный старик долго кашляя дремлетволшебный стоит под воротами дворникволшебная шишка рисует картину:волшебную ложадь с волшебной уздечкойволшебная причка глотает свистулькуи сев на цветочек волшебно свиститах девочки куколки где ваши ленточкиу няни в переднике острые щепочкиах девочки дурочкиполно тужитьхолодные снегурочкибудут землю сторожить.13-14 января 1930
«порою мил порою груб…»
Порою мил порою грубнеся топор шёл древорубчуть чуть светлее становилосьстая чашек проносиласьдреворуба плакал духполон хлеба полон мухи полон нечеловеческой тоскиот великого мученьярвался череп на кускив глазах застревала гребёнкаи древоруб заглядывал туда как это положенокогда походкой жеребёнкашла нина муфтой загороженаведя под ручку велосипедшла нина к тане на обедпредчувствуя жаркого землюбыла зима до этих поршёл древоруб и нёс топорпоглядывая в разные сторонына крыше сидели вороныи лисицыи многие другие птицы<январь 1931>
«милый чайник проглотив…»
Милый чайник проглотивтем хотел меня привлечьмилый выпий сикативотвечала я в ту речь<январь 1931>
«А ну ка покажи мне руку…»
Он:
А ну-ка покажи мне руку.Где ты свой палец поцарапала?Советую помазать иодом.Она:
Ну вот ещё, нашел что предложить,как будто я сама не знаю.мне приходилось головы кружитьнеопытным печенегам,я им приказывала головы сложитьк моим ногам пушистым снегом.Кто, быстро повинуясьменя линейную любил,кто, пышно волнуясьзлобу копил.Он:
Наука, мудрости княгиня,книгу радости захлопни,а ну-ка, мудрости богиня,покажи кулак науки глупцу.Школьник делает успехи,на скамье долбя науки.Эти знаки, эти вехипозабудут наши внуки.Они лысыми камнямибудут в дырочки глядеть,они стройными конямибудут мимо молодеть,они чибу, чибу намибудут новые цвести,они вольными табунамибудут землю круглую трясти.Она:
Знаю, это старинная песня.Тут кое-где разбросаны горыразного хлама.Но нет точки опоры.Он:
Зато тут маманашего потомства и чибирей.Она:
Оставь, ты мне показываешь сахар,а где же сладкий плод?Он:
Скорей сколотим быстрый плоти поплывем по вьющейся реке.Мы вмиг пристанем к ангельским воротам.Она:
Где?Он:
Там за поворотом.11 марта <1931>
Окно
Школьница:
Смотрю в окнои вижу птиц полки.Учитель:
Смотри в ступку на днои пестиком зерна толки.Школьница:
Я не могу толочь эти камушки:они, учитель, так тверды,моя же ручка так нежна…Учитель:
Подумаешь, какая княжна!Скрытая теплота парообразованиядолжна быть тобою изучена.Школьница:
Учитель, я измученанепрерывной цепью опытов.Пять суток я толку. И что же:окоченели мои руки,засохла грудь,о Боже, Боже!Учитель:
Скоро кончатся твои муки.Твое сознание прояснится.Школьница:
Ах, как скрипит моя поясница!Учитель:
Смотри, чтоб ступка все звенелаи зерна щелкали под пестиком.Я вижу: ты позеленелаи ноги сложила крестиком.Вот уже одиннадцатый случайприпоминаю. Ну что за притча!Едва натужится бедняжка —уже лежит холодный трупик.Как это мне невыразимо тяжко!Пока я влез на стули поправлял часы,чтоб гиря не качалась,она, несчастная, скончалась,недокончив образования.Школьница:
Ах, дорогой учитель,я постигла скрытую теплоту парообразования!Учитель:
Прости, но теперь я тебя расслышать не могу,хотя послушал бы охотно!Ты стала, девочка, бесплотнаи больше ни гугу!Окно:
Я внезапно растворилось.Я — дыра в стене домов.Сквозь меня душа пролилась.Я — форточка возвышенных умов.15 марта 1931
«отец и мать родили сына…»
Отец и мать родили сынаи рота тётушек примчалась.Мать отдыхала на кровати,а люлька медленно качалась.Отец:
Вот господа мой сын.Глядите как он ещё паршив.Мать:
Отец, отец,не говори так убедительно.Ребёнок право же не худ.Он глаз едва лишь приоткрыл,но ничего им в комнате не замечает —глаз не бежит куда ему приказано,и ухо музыки не ловит,и стук лишь по костям попадает в череп.И что же ты, отец гремучий,долбишь нескончаемую мысльо гадости своего сына?Отец:
Его фигура на гвоздь похожа.Какие немощные взгляды!Смотри жена, какая рожа —такую вспомнят и коляды.И цвет лица подобен воску,и губы сковородникомнепрестанно тянут соску…Неужели ты довольна этим греховодником?Мать:
Ой ли, ты-то не доволен,сам же батенька сияешь.Отец:
Цыц, молчи паршивка,чего люльку не качаешь.16 марта <1931>
Окнов и Козлов
Окнов:
Всегда всегда в глубине политикнаука умеет много гитик.Козлов:
Неправ ты дорогой товарищ.Довольно мы с тобой кувыркалисьи Федьку за ноги таскали.Окнов:
Погибнешь ты,печаль, тоска лизаполоснёт тебе мозги.Козлов:
Не вижу ни згив твоих речах.Окнов:
О ты несомненно зачах,читая газет скучную структуру.Вот и дождался с ума сошествияв живот из головыи по ногами в пятку.Эй, где хвостик мысли?а он уж в землю нырк.Вот прыткий!Козлов:
Нет, давай по порядкупосмотрим раньше моих речей открытки.Окнов:
В них я не вижу ни боба —пощади меня Боже Твоего раба.Козлов:
Да ты никак религиозный!Окнов:
Это вопрос очень серьёзный.Материя по-моему дура,её однообразная архитектурасама собой не может колебаться.Лишь только дух ее затронет робко —прочь отлетает движения пробка,из темных бездн плывут акулыв испуге мчатся молекулы,с безумным треском разбивается вселенной яйцо,и мы встав на колени видим Бога лицо.Тот же, кто в папахе рокараб ума, слуга порока, —погибает раньше срокапоражённый кочергой.Пораженный кочергой.Козлов:
Скверно думаешь товарищи несешь одну фасоль,революции пожарищБогом уши не мозоль,мало мы с тобой кувыркалисьФедьку за ноги — фан…(падает поражённый кочергой.)
Окнов:
Как я его трахнул.Разом смолк.А теперь, пока не поздно,дам тягу в окно.Окно:
Я внезапно растворилось.Я дыра в стене домовмне все на свете покорилосья форточка возвышенных умов.всё
весеннее равноденствие 1931
Молитва перед сном 28 марта 1931 года в 7 часов вечера
Господи, среди бела днянакатила на меня лень.Разреши мне лечь и заснуть Господи,и пока я сплю накачай меня ГосподиСилою Твоей.Многое знать хочу,но не книги и не люди скажут мне это.Только Ты просвети меня Господипутем стихов моих.Разбуди меня сильного к битве со смыслами,быстрого к управлению слови прилежного к восхвалению имени Богаво веки веков.28 марта 1931
Вода и Хню
Хню:
Куда, кудаспешишь ты, вода?Вода:
Налево.Там, за поворотомстоит беседка.В беседке барышня сидит.Её волос чёрная сеткаокутала нежное тело.На переносицу к ней ласточка прилетела.Вот барышня встала и вышла в сад.Идёт уже к воротам.Хню:
Где?Вода:
Там, за поворотом.Барышня Катя ступает по травамкруглыми пятками.На левом глазу василёк,а на правомсияет лунная горкаи фятками.Хню:
Чем?Вода:
Это я сказала по-водяному.Хню:
Ой, кто-то идёт к нам!Вода:
Где?Хню:
Там.Вода:
Это рыбак Фомка.Его дочь во мне утонула.Он идёт побить меня камнем.Давай лучше громкоговорить о недавнем.Рыбак:
Один я.Из меня тянутся ветви.Грубые руки не могут поднять иголки.Когда я смотрю в море,глаза мои быстро слезятся.Я в лодку сажусь,но лодка тонет.Я на берег прыгаю,берег трясётся.Я лезу на печь,где жили мои деды,но печь осыпается.Эй, товарищи рыбаки,что же мне делать?(Увидя Хню.)
Неужто Хню?Хню (молча):
Да. Это я.А вот мой жених Никандр.Никандр:
Люблю, признаться, вашу дочь.И в этом вас прошу помочьмне овладеть её невинностью.Я сам Бутырлинского края,девиц насилую, играяс ними в поддавки.А вам в награду, рыбачок,я подарю стальной сачоки пробочные поплавки.Рыбак:
Шпасибо, шпасибо!Никандр:
Лови полтину!Вода:
Какую мерзкую картинуя наблюдаю.Старик поймал полтину в рот.Скорей, скорей за поворотнаправлю свои струны звонкие.Хню:
Прощай, вода.Ты меня не любишь?Вода:
Да.Твои ноги слишком тонкие.Я ухожу. Где мой посох?Хню:
Ты любишь чернокосых?Вода:
Жырк, жырк,лю-лю-лю.Журч, журч.Клюб,клюб,клюб.всё
29 марта 1931
«Я не могу читать некоторые книги…»
Я не могу читать некоторые книгив них мысль заменяет словоно мысли жалкий фитилёкнадежда мученика злогомне непонятно восхищеньеперед науки торжеством<март 1931>
«Короткая молния пролетела над кучей снега…»
Короткая молния пролетела над кучей снегазажгла громовую свечу и разрушила дерево.Тут же испуганный баранопустился на колениТут же пронеслись дети олениТут же открылось окнои выглянул Хармса Николай Макарович и Соколовпрошли разговаривая о волшебных цветах и числах.Тут же прошел дух бревна Заболоцкийчитая книгу Сковородыза ним шёл позвякивая Скалдини мысли его бородызвенели. Звенела хребта кружкаХармс из окна кричал одингде ты моя подружкаптица Эстер улетевшая в окноа Соколов молчал давноуйдя вперёд фигурой.а Николай Макарыч хмурыйписал вопросы на бумагеа Заболоцкий ехал в колымагена брюхе лёжаа над медведем Скалдинымлетал орёл по имяни Сережа.<март 1931>
Выбор дней
Скажу вам грозно:хвост мудрого человекаопасен беспечному лентяю.Чуть только тот забудет название годахвост обмахнёт пыль памяти безумцапрощай тогда речей свобода!Уже выкатывает солнце новые днирядами ставит их на выбор.Скажу вам грозно: лишь мы одни —поэты, знаем дней катыбр.все.
4 апреля 1931
«Здравствуй стол…»
Здравствуй столты много лет поддерживал мою лампу и книгуа также разноцветные котлетыя над тобой ходил не нагибая головысобирая подушечки мыслительных коробокбезумный! что тебя толкнуловсе сбросить на полчто человек доверил твоему благоразумиюпостой деревянный негодяй«Дорогая Наташа…»
Дорогая Наташа, хороводом татарокблагодарю тебя за твой подарокс вершины белых потолков бежит моё спасениеи силу оков недели кончает воскресение.Лампа о словах подносящих укромную музыку
Слава Богу кончен бойлихорадки с молоткомудивили мы с тобойв старом, тощем, никакомгосударстве наших палокпобедителя женукто был тучен кто был жалоквсе разбиты в пух и прахкое-кто глядел унылокое-кто играл во лбыкое-кто внимал унылозвукам редьки и пальбыкое-кто раздвинув рукиумирал всю ночь со скукикое-кто шептал молитвукое-кто в подвал забилсякое-кто смотрел на битвукое-кто богам молилсякое-кто в просторном фракешевелил усы во мракекое-кто с часами дралсякое-кто фасадом кралсявынув нож из рукавану и ночка каковамне в окно глядели вещиэтих ужасов похлещемне в окно глядел сюргучгрозен, красен и могучмне в окно мигая глупозаглянула тётя лупамне в окно длиной с вершокпоказался артишокя дрожал и я молилсяна колени повалилсябыстро двигая перстамиосенял себя крестамивспоминал смешные книгино бежали быстро мигивсё быстрее и всё далевещи тихо наседалиунося мое спасеньенаступило воскресеньес незаметных потолковпала ночи цепь оковя поднялся понемногуоглянулся. Слава Богукончен бой моих тревогдети кушайте пирог.16 апреля <1931>
Хню
Хню из леса шла пешком.Ногами месила болота и глины.Хню питалась корешкомрога ворона малины.Или Хню рвала побегиВеселого хмеля, туземца рощ.Боги ехали в телеге.Ясно чувствовалась мощьбогов, наполненных соком лиан и столетних нев.И мысль в черепе высоком лежала, вся окаменев.Зубами щелкая во мху,грудь выпятив на стяги,варили странники уху,летали голые летяги,подвешиваясь иными моментами на сучках вниз головой.Они мгновенно отдыхали, то поднимая страшный вой,в котел со щами устремляясь,хватая мясо в красную пасть.То снегири летели в кучу печиков,то медведь, сидя на дереве изапустив когти в кору, чтобы не упасть,рассуждал о правосудии кузнечиков.То Бог в кустах нянчил бабочкину куколку,два волка играли в стуколку —таков был вид ночного свидригала,где Хню поспешно пробегалаи думала, считая пни сердечного биения.Аскет в пустыне — властелин,бомба в воздухе — владычица,оба вместе — лучшее доказательство человеческого гения.Пусть комета в землю тычется,угрожая нарушить бег нашей материи.И, если пена — подружка огня на черном кратеревыпустит мух с небесными каракульками на лапках,мы гордо глядим на вулкани, в папкахземных делотмечаяя рукой астронома событие,способное закидать дредноут лепестками вишни,мы превратили мир в народное увеселениеи всюду увеличили плотность населения.Еще недавно кверху носом летал Юпитер,в 422 года раз празднуя свои именины,пока шутливая комета не проскочила в виде мискив хрустальном животе Глафиры.Пропали быстро звездные диски,Исчезли тонкие эфиры,даже в пустынях арифметики не стало сил аскету пребывать в одиночестве.Хню шла вперед и только отчастискользила кверху гибким станом.Сел свет, рек звон, лесов шуршаниеежеминутно удалялись.Хню пела. Чистые озера,кой-где поблескивая, валялись.То с шумом пролетал опасный овод,то взвизгивал меж двух столбов гремучий провод,сидя на белых изоляторах. То лампыосвещали каменные кочки —ногам приятные опорыв пути воздушного болота,то выли дерзкие моторыв большие вечные ворота.Иной раз беленький платочек садился на верхушку осины.Хню хлопала в ладоши.Яркие холмы бросали тонкие стрелы теней.Хню прыгала через овраги,и тени холмов превращали Хню в тигрицу.Хню, рукавом смахнув слезинку.бросала бабочек в плетеную корзинку.Лежите, бабочки, и вы, пеструшки,крестьянки воздуха над полевыми клумбами.И вы, махатки и свистельки,и вы, колдунки с бурыми бочкамии вы, лигреи, пружинками хоботковсосите, милые, цветочные кашки.И вы, подосиновые грибыстаньте красными ключами.Я запру вами корзинку,чтобы не потерять мое детство.Хню к телеграфному столбуДля отдыха прислонилась.Потухли щеки Хню. Во лбуокно стыдливое растворилось.В траве бежала змейка,высунув гибкое жало,в ее глазах блестела чудная копейка.Хню медленно дышала,накопляя растраченные силыи распуская мускулов тугие баночки.Она под кофточкой ощупывала груди.Она вообще была прелестной паночкой.Ах, если б знали это люди!Нам так приятно знать прошедшее.Приятно верить в утвержденное.Тысячи раз перечитывать книги, доступные логическим правилам.Охаживать приятно темные углы наук.Делать веселые наблюдения.И на вопрос: есть ли Бог? — поднимаются тысячи рук,склонные полагать, что Бог — это выдумка.Мы рады, рады уничтожитьнаук свободное полотно.Мы считали врагом Галилея,давшего новые ключи.А ныне пять обэриутов,еще раз повернувшие ключи в арифметиках веры,должны скитаться меж домамиза нарушение обычных правил рассуждения о смыслах.Смотри, чтоб уцелела шапка,чтоб изо лба не выросло бы дерево, —тут мертвый лев сильней живой собаки,и, право, должен я сказать, моя изба не посещается гостями.Хню, отдохнув, взмахнула сильными костямии двинулась вперед.Вода послушно расступилась.Мелькали рыбы. Холодело.Хню, глядя в дырочку, молилась,достигнув логики предела. «Меня уж больше не тревожитземля, ведущая беседуо прекращении тепла, —шептала Хню своему соседу. —Меня уж больше не атакуютпути жука-точильщика,и гвозди больше не кукуютв больных руках могильщика.И если бы все пчелы, вылетев из чемодана,в меня направили б свои тупые жала,то и тогда, поверьте слову,от страха вовсе б не дрожала.» — «Ты права, моя голубка, —отвечает путник ей, —но земель глухая трубкаполна звуков, ей-же-ей.»Хню ответила: «Я дуройрождена сидеть в стогу,полных дней клавиатурызвуков слышать не могу.И если бабочки способны слышать потрескивание искрв кореньях репейника,и если жуки несут в своих котомках ноты расточительных голосов,и если водяные паучки знают имя-отчествооброненного охотником пистолета,то надо сознаться, что я просто глупая девчонка.» — «Вот это так, — сказал ей спутник, —всегда наивысшая чистота категорийпребывает в полном неведении окружающего.И это, признаться, мне страшно нравится.»23-27 апреля 1931
От знаков миг
Морковь (вылетая из земли):
Я задыхаюсь в этих кучах,дай на воздухе побегаю.Сорок лет жила я в бучах,не дружна была я с негою.Корни в землю уходили на много вёрст.Ой, помогите же мне из ямы вылезти на траву,дайте мне возможность посчитать блага народов.Что-то силен турков ропот,немцев с ангелами прерыкания.Слышу я французов опытземледельческих расчётов,англичан возмущение за травлю быка.В лодке смерти возмущениезаставило путника от смеха держаться за бока.Тут русских дела чище,к ним я кинусь учить азбуки.Не сложна времён корзинка,быстрые формулы заменят нам иные способы передвижения.Всех сын:
Корень, вырази видение твоих праотцов,им тучные гряды навеяли пророчество.Многолетнее безделие развило в них способность угадывать завтра.Ты, пасынок подземных жрецов,помнишь наверно мосты древних песней.Не говорится ли в них о нашествии геометрических знаков?Мне это всех вопросов интересней.Морковь:
Как же, как же,совершенно неслучайнозначки вырабатываются правительствами.пятиконечную звезду никто не станет вешать вверх ногами,и плотник сам не ведает больших дел своего труда.Однако я спешу туда,где свет вгоняет гвозди в лоб.Всех сын:
Я за тобой помчусь,ленивая дочь гряд.Смотри над облакамилетим с тобой подряд.Сына пожалей.Подари меня улыбкой,из веревочки налейслезу пущенную глыбкой.Тут нет сомнения о случаях земного верчения.Она летит вокруг солнечного шарабез малейшего трения. В кольцах пожарагибнут мирные домики.Я вижу зонтик стоит на верхушке Меркурияэто житель, человек иных условий,он дышит лентами и всю жизнь размышляет о вилке.Морковь:
Не завидую, не завидую.Уж лучше в земле монахиней сидеть.Всех сын:
Ага,вот проблеск земножительницы ума.Сидела б в грядке ты кума.Морковь:
Скорей беги ко мне на подмогуИлья, веник Чуговой!Пустим вверх его ко богу,поднимает пусть он вой.Хорошо говорить о правилах,пробыв на поверхности земли с рождения.Тебе голубок сравнивать-то не с чем.Всех сын:
Смотри морковь, наш спор затянется.Ты сама ведь знаешь только одну сторону дела.Ты когда-нибудь в глаза горы глядела?Морковь:
Глядения Лебеди слишком ничтожны,и слуха корзины совсем не цари.О чувствах я не говорю! о чувствах я не говорю!Ни осязание, ни вкус,ни обоняние, ни слух,ни зрение, ни орхидеяне спасут тебя вертопраха-злодея.Осязание:
Моя лошадка плюговата,я то кумир, то вата.Обоняние:
Мой тетерев сопляк,я ландыш, дереву земляк.Добегу до глотки рьяно,начинаю излучать тамволны синие буяна.Возбуждение бежит по мачтамв центр мозговой.Голос дружит с Иеговой.Слух и зрение:
Мы дочери летаболонки балетакарты шоколадного пистолета.Всех сын:
Пройдёт над миром пчела сладости,переживёт всех нас дух радости.Не вы ли, чудная морковь,спешите в нашу кровьувеселить биенье жил?Я двадцать пять лет палкой жил,не зная слов владычества.Христос однажды спас язычествоот нападения воздушных раков.А я спасусь от пяти чувстви от нашествия геометрических знаков.Морковь:
Удаляюсь в край нетах,ваше здравие в летах,повторяю каждый миг.Не сводите с неба книг.все.
8-10 мая 1931
«в миг…»
В миготкрыл я сто книгнайти желая средствоустановить природу светая шёл по кочкам малолетстване видя дерева советамоя верёвка разумагремела по числамглаза ездили по строчкамсобирая смыслов комот моих плечь отскакивали легкие тростия гнул с восторгом свои костинад журналом жирной жизнигде журавли пользуясь рычагом Архимедавытаскивают вёдра воды для варки обеда.10 мая 1931
«один монах…»
Один монахстоял в пустынео альманахтебя отнынене узнаю.Ужели тыоставил кельюмолитвы, деньгии покойужели тына долг и зубымахнул единственной рукой.Однако рульв твоей ладонебоится пульсвятой погонии дребежжит.прощай монашектвой лоб стакантебя согреет.в густых колосьяхспасётся рожьв твоих волосьяхродится вошьСобачка гнид.Ребёнку ясно —ужели можнооставить сумрачное лето?Когда летят к земле тревожноцветы студента и валета.И в миглишившись пуговицНаполеонстав голым вдруг произнёс:отныне я хамелеон.Ну кто поверит этим бреднямЯ ли ты ли или онили Марья или Федорили сам наполеон?<начало января 1931>
«Скажу тебе по совести…»
Скажу тебе по совести,как делается наша мысль,как возникают корни разговоров,как перелетают слова от собеседника к собеседнику.Для этого надо молча просидеть некоторое время,стараясь уловить хотя бы звёздочку,чтобы было, как говорится, с чего распутать свою шеюдля поворотов очень приветливым знакомым и незнакомым собеседникам.Поздоровавшись, поднеси хозяйке горсть валуновили иную припасённую ценностьв виде булавки, или южного плода, или яликадля прогулки по озеру в тихия солнечныя погоды,которыми так скуп северный климат,где весна приходит иной раз с порядочными опозданиями,таким образом, что ещё в июне месяцекомнатная собака спит, укрывшись одеялом,как человек — мужчина, женщина или ребёнок,и всё же дрожит от озноба.Иной раз берёт просто злобана порядок сменытепла и холода.Вот время луны то старо, то молодо,во много яснее непонятной путаницы погод.Учёные наблюдают из года в годпути и влияния циклонов,до сих пор не смея угадать: будет ли к вечеру дождь.И я полагаю, что Павел Николаевич Филоновимеет больше власти над тучами.Кто хочет возразить, прошу задуманное исполнить.Для возражений умных, или сильных,или страстных, своевременных и божественных,я припас инструменты, способные расковырять любую мысль собеседника.Я всё обдумал, взвесил, пересчитал и перемножили вот хозяйке подношу,как дар пустынника,для спора очень важный набор инструментов.Держите, милая хозяйка, мой подароки спорьте, сколько вам угодно.28 июня 1931
«Дни дни клонились к вечеру…»
Дни дни клонились к вечеруи утро было точно обрезаноотсутствовало при начале дня.Сразу сразу зацветало солнцеподнимая растения в надземные местностираскрывая чашечки цветови заставляя воду из рек испарятьсяв надземные местностиТо человек спал видя сонто сразу шёл в мохнатой войлочной шапкепродавать своё имуществоили по иному какому делуили просто удить рыбу приговаривая: удись удись голубая сестраДень становился добрыми вдруг на Неве грохотала пушка называя полденьтак страшно неожиданно,что на мосту два дровосека подпрыгнули ударив тяжёлыми сапогами по камню.В эти дни дьявол разгуливал по улицам в образе часовщика предлагая свои услуги.<28 июня 1931>
«Однажды возвращаясь домой с прогулки…»
Однажды возвращаясь домой с прогулкиЯ шёл дорогой между двумя городаминасвистывая кое-какие поморские песникогда вдали показалась чухонка молочницаЯ сел в лопух и стал невидемВысока трава Твоя Господиона скрывает меня до плечь<28 июня 1931>
«мне бы в голову забраться козлом…»
Мне бы в голову забраться козлом,Чтоб осмотреть мозгов устройство.Интересуюсь, какие бутылки составляют наше сознание.Вот азбука портныхМне кажется ясной до последней ниточки:Все делается ради удобства движения конечностей и корпуса.легко наклоняться в разные стороны,ничто не давит на живот.Ребра сжимаются и отпрыгивают вновь,как только представится к тому случай.Мы несравненно лучше сделаны, чем наша одежда.Портным не угнаться за гимнастами,одевающими себя в мускульные сюртуки.И способ гимнастовмне ближе по духу.Портной сидит, поджавши ногируками же вертит ручку швейной машиныили ногами вертит машинку, а руки ему служат рулями.Или же двигатель Симменса-Шуккертавращает маховое колесо, тычет иглой и двигает челноком.Так постепенно сшиваютсяОтдельные части костюма.Гимнасты же поступают иначе.Они быстро наклоняются вперед и назад,до тех пор, пока их живот не станет подковой,руки вывертывают,приседают на корточки,достигая этим значительного утолщения мышц.Этот способ, конечно, приносит больше пользы.Кто, побродив по ночным городским садам,почувствует боль в пояснице,знай: это мускулы живота стараются проснуться —спеши домой и, если можешь, пообедай.Обед ленивым сделает тебя.Но если нет обедаеще лучше съесть кусочек хлебаэто придает бодрость твоему духуа если нет и хлеба дажето благодари приятель БогаТы Богом знать отмечендля совершения великих подвиговнельзя лишь испугатьсясмотри внимательно в бумагузови слова на помощьи подходящих слов сочетаньенемедленно утолит желудочную страстьвот мой советпроизноси от голода:я рыбав ящике пространстварассуждаю о топливе наших телвсякая пища попав на зубстановится жиже выпуская соки целебных свойствБог разговаривает со мнойМне некогда жевать свиное салои даже молока винтовки белыепомеха для менявот мой дикарь и пищавот голос моего стола кушетки и жилищавот совершенство Бога моего стихаи ветра слов естественных меха<до июля 1931>
«однажды Бог ударил в плечо…»
Однажды Бог ударил в плечовоскликнул я: ой горячо!и в воду прыгнул остудитьсязаглушать на теле знойЯ пребывал в воде молитьсясидел на солнце под сосной.<Начало июля 1931>
«То то скажу тебе брат от колеса не отойти тебе…»
То то скажу тебе брат от колеса не отойти тебето то засмотришся и станешь пленником колесато то вспомнишь как прежде приходилось житьда и один ли раз? может многов разных обличиях путешествовал ты, но забыл всёвот смутно вспоминаешь Богаотгадываешь незнакомые причины по колесучуешь выход в степь, в луг, в море, но живешь пока в лесугде чудные деревья растут едва заметно глазуто голые стоят, то прячут ствол в зеленую вазуто закрывают небо лиственной падогойгде Херувиму поют над радугойдлинные песни приятные слухуто совы кричат в лесу: у́ху! шу́ху!Даниэль Хаармсъ.
Начало июля 1931
«Узы верности ломаешь…»
Узы верности ломаешь,от ревности сам друг хромаешь.Ты ускользнула в дверь с японцем,дверь тихо притворив,вошла стройна, нежданно солнцемврачей унылых озарив.Нне ж предоставила помнить твоих прогулок холод.Ах, если б не сковал меня страх перед женщиной и голод,и ревность не терзала б мне виски,я не испытывал бы той нечеловеческой тоски.18 сентября 1931
«Небеса свернуться…»
Небеса свернутьсяв свиток и падут наземлю; земля и водавзлетят на небо;весь мир станетвверх ногами.Когда ты всё это увидешь,то раскроется и зацвететцветок в груди твоей.Я говорю: это конецстарого света, ибо яувидал новый свет.Я о, я сир, я исЯ тройной, научи менячтению. Мы говорим:вот это яЯдарю тебеключ,чтобы тыговорилЯ.Я возьму ключ,когда, как учили наснаши бабушки, найдуцветок папоротника,который цветёттолько один раз вгод, в ночь наканунеИвана Купала.Но где ростёт этотцветок? Он ростётв лесу под деревомкоторое стоит вверхногами.Ты идёшь в большомдремучем лесу, нонет ни одного деревакоторое росло бы вверхногами. Тогда тывыбери самое красивоедерево и влезь на него.Потом возьми веревку привяжи одинконец веревки к веткаа другой конец к своейноге. Потом спрыгни сдереваи ты повиснешь кверхногами, и тебе будет видно,что дерево стоит кверхногами.Когда ты пойдешь в лесто посмотри раньше в окнокакая погода.* * *
Вот я смотрю в окно и вижутам кончается улица, там начинаетсяполе, там течёт речка, а там на <берегу стоит дерево>.Ноябрь 1931
«два студента бродили в лесу…»
Два студента бродили в лесув воду глядели дойдя до речкиночью жгли костры отпугивать хищниковспал один, а другой на дежурствесидел в голубой камилавочкеи бабочкик нему подлеталито ветерокшвырял в костер пух пеночкистудент потягиваясь пел:в костер упала звездочка.Молча стояли вокруг медведимохнатой грудью дышаи едва копошилась душав их неподвижном взглядено тихо сзадишла мягкими лапами ступая по ельникурысьи снилось в лесу заблудившемуся мельникукак все звери стоя на холму глядели в высьгде нет паровгорел костери ветки шаловливого пламенииграли серпом на знамении дым и гарь болтаясь в воздухе платкомвисели черным молоткоммарт 1931
«ряд вопросов проносился…»
Ряд вопросов проносилсяв виде легких петуховя лежал, во мне струилсябез конца речей греховI вопрос:
почему телам небесным(луны, звёзды и серпы)по кривым бежать известнымдали волю?Ответ небесных тел:
Потому что мы слепыII вопрос:
Людям дан свободный выборлибо дом, либо лоб.Почему нам нет котыбр?Ответ судьбы:
Потому что людям гроб.<1931>
«Я знаю зачем дороги…»
Я знаю зачем дорогиотрываясь от землииграют с птицами.Мне хорошо известнокуда умирает солдаткрикнув последнее слово.оловянные пуговицы его шинелистали отметкаминовопредставленного.Тонкая веточка ветрадует в могилусолдат огромными взмахами рёберловит воздушные колёсавертящие кровь для продолжения жизни.Совсем не трудно высчитатьсколько раз в минуту бьётся сердце врага и воина.<Ещё> хотел бы я открыть вам способисследывать небесные балконыв них маятник шестого времяникладет земные поклоны.хочу вам указать на путь спасения<1931>
«Слава радости пришедшей в мой дом…»
Слава радости пришедшей в мой дом.Слава радости приходящей в домкогда меньше всего ждешь её.Всё внезапно пока не придет внезапная радость.Тогда внезапное становится долгожданныма имя Господа моего звучит ликованием.<1931>
«Идет высокий человек и ловко играет на гармоне…»
Идет высокий человек и ловко играет на гармонеИдут за ним четыре и молча его слушаютНо музыкант идет опять и пальцами танцуетЗа ним опять идут четыре совсем уже как мертвыеДолжно быть он совсем колдун играет тоже самоеон по дороге в парк идет за ним четыре следуют.Я на скамейке просижу не больше месяцаты на скамейке просидишь до самой масляницыон на скамейке просидит четыре праздникамы на скамейке посидим у самой речкивы на скамейке посидите возле речкиони сидят они как видно отдыхаютнад ними бабочки над ними комары дощатые порхают<1931>
Далее в черновике следует сценка <«Съезжаются гости»>
«Я подарил вам суп…»
Я подарил вам супможете принять его как гостяхотите в кресло посадите, а хотите съешьте.Вот вам совет:режьте зубами картофелькости ломайте клыкамимясо глотайте не жуяа воду вливайте через ноздри.Григорий:
Я подавился корочкойПостучите в мою спинуавось открою дверце.Маша:
Тук Тук Тук!Григорий:
Кто там?Маша:
Бутылка.Григорий:
Ну вот ну вотопять начинается сновидение.Маша:
Ну что ты видишь?Григорий:
Я вижу дома в доме супон сильно грач и сильно упМаша:
Зачем же это так?Григорий:
Не спрашивай меняне утруждай своё стеклянное горлышковот я стою на одной ножкене качаюсь не падаюменя толкают в затылок мошкино воздух поддерживает меня вечерней прохладоювот ногами быстро двигаюподнимаюсь от землинад свечёй лечу над книгоюмухи след мой замелиДогони меня Маша!Маша:
Хук хукварежку долойпоймаю тебя за пяткине уйдёшь комарикхук хукюбочку долойтак легче бежатьногам шире.Ай, Гриша, забор!Ну значит улетел<1931>
«я знаю почему дороги…»
Я знаю, почему дороги,отрываясь от земли,играют с птицами,ветхие веточки ветракачают корзиночки, сшитые дятлами.Дятлы бегут по стволам,держа в руках карандашики.Вон из дупла вылетает бутылкаи направляет свой полёт к озеру,чтоб наполниться водой, —то-то обрадуется дуб,когда в его серединувставят водяное сердце.Я проходил мимо двух голубей.Голуби стучали крыльями,стараясь напугать лисицу,которая острыми лапкамиела голубиных птенчиков.Я поднял тетрадь, открыл еёи прочитал семнадцать слов,сочинённых мною накануне, —моментально голуби улетели,лисица сделалась маленьким спичечным коробком.А мне было чрезвычайно весело.1931
«Убежали стрехи с плечь…»
Убежали стрехи с плечСуним плечи хоть бы в печьСуним звёзды хоть в мешокЗдревья царствия кишок:То в кишке бежит водамион со смехом сытый хлевон в лицо подносит даменезаметный муки гневТа глядит во все зрачкив мысли тёмные значкиглаз унылых пятачкисмотрит дерзко сквозь очкиСквозь меня просунут проводЖалит в сердце милый оводСмутно вижу образ подметальщицыока с веником ходит меня волнуяя вижу ты собираешься уходить.Как жаль, что я не могупойти с тобой.<1931>
«Соседка помоги мне познакомиться с тобой…»
Соседка помоги мне познакомиться с тобойБудь первая в этом деле.Я не могу понятьСовсем запуталсяЧто хочешь ты?Со мной соседка познакомитьсяиль просто в улицу смотретьпренебрегая той прозрачной птицейкоторая летит из учрежденьяи нам с тобой как почта служит,перенося желания от сердца к сердцу.<1931>
«Почто сидишь…»
Почто сидишьи на меня нисколько не глядишьа я значёк поставив на бумагелишь о твоей мечтаю влагеужель затронул вдруг тебя мой взгляд манящийужели страсть в твою проникла грудьи ты глядишь теперь сюда всё чащетак поскорей же милая моею будь.<1931>
«Ты шьёшь. Но это ерунда…»
Ты шьёшь. Но это ерунда.Мне нравится твоя мандаона влажна и сильно пахнет.Иной посмотрит, вскрикнет, ахнети убежит, зажав свой нос.и вытирая влагу с руквернётся ль он, ещё вопросничто не делается вдруг.А мне твой сок сплошная радость.ты думаешь, что это гадость,а я готов твою пизду лизать, лизать без передышкии слизь глотать до появления отрыжки.<1931>
«Скорей подними занавеску…»
Скорей подними занавескуи жадно смотри на меня.Ты страстной рукой поднимизанавескуи страстно смотри на меня<1931>
«Почему нелюбопытны…»
Почему нелюбопытныЭти бабы супротив?Потому что первобытныКак плохой локомотив.<1931>
«Ну с начинаю…»
Роберт Мабр:
Ну с начинаюдвижутся года.Смотреть и радоваться в книгусделанную много сотен лет назад не будубольше никогда.Садитесь в кругученья каждому открою двери.Без цифр наука как без рукНачнемте с цифр:три контуром напоминает перерезанное сердце.Согласны?Все хором:
Согласны!<1931>
«Я буду бить каждого человека…»
Гностик:
Я буду бить каждого человека.Атрун:
Хвали лучше дев от каждого дома нам доставленных.Гностик:
Я закрываю глаза на всякое дело,не помеченное в нашей книге Иисуса Христа.И если девы показывают свои голые тела,то пусть глядят на них глаза невольников СатаныНо мои глаза будут глядеть на юношейстоящих по форме торжественных буквиз которых слагается рыба.Атрун:
Как мало радости в складках твоего измученного лица.Я не думаю чтобы улыбка была твоей няней.Ты трусишь при мысли совершить грехУверен так же, что грех это конница.Гностик:
Потом забыли то о чём я думаю.Простые значки сада, ключа и тростине трогают наше величество.Наш путь пробежал по римским владениями украсил собою багряницу и виссон.Атрун:
Ты думаешь об искуплении твоих греховЯ же думаю о сознаниях Бога.И мы кровью делаем своё дело.Но твой неподвижный ум не позволяетзаменить кровь человека бычачей.Я же кровью легкой птицызаменяю кровь людскую<1931>
Воцарение или дверь конца света. Поэма
Утро.У ворот петербуржского домастоит человек в бобриковом пальто.Он то стучит в ворота,то спокойно гуляет взад и вперёд,то снова с яростью стучит в ворота.Пусти! Кто б ты ни был.Тут твою душу спрашивают.Я тебе твою голову расшибу,или ты, чёртов кум, бегом прискачешь,А то разнесу ворота, садану плечом и вышибу.Старый мерзавец!Да что ты, спишь или притворяешься?<1931>
«Во Имя Отца и Сына и Святаго Духа…»
Во имя Отца и Сына и Святаго Духавчера я сидел у окна выставив ухоземля говорила дереву: произростайдерево медленно росло — но всё же заметно глазуто голым стояло то прятало ствол в зелёную вазуна солнце читая значёк своей радостипланеты порой шевелились меж звёздамиа дерево гнулось махая птичьями гнёздамисемь радуг над деревом возносилосья видел доски ангельских глазони глядели сверху на насчитая годов добрые числа<1931>
Бог Подадарил Покой. Мистерия времяни и покоя
Фараон Тут Анх-АтОн:
Успею встатьУспею лечьУспею умереть и вновь родитьсядержу в руках трон, яблоко и мочьсумею от всякого черта загородиться1931 год
«блоха болот…»
Блоха болотлягушканочная погремушкадалекий лоткакой прыжокбугор высокстоит избушкаупал високзагорелся песоксогнулся носокотвалился кусокне хватило досокнапустили сорокплавал сок1929–1931
«Грянул хор и ходит басс…»
Грянул хор и ходит бассБог с икон смотрел анфасмы в молитвах заблудилисьмы в младенцев превратилисьнаших рук и наших ногдумы слабые плелисьнаших был и наших могв камни крепкие сплелисьмы живём и жуёмБогом сделанные травымы умрём и втроёмвыйдем к Богу из дубравыне с трубой, а с тобойсядем к Богу на коленибудем петь и глядетькак небесные оленипробегаютна врагаустремив свои рогакак тигрицы и ехиднына цветах сидят невидны.<1930–1931?>
«Клан: Вот знак моего облака…»
Клан:
Вот знак моего облакарогиня моих ветокслуги моего дняпослушные мне единым словомбегите ловкие солдатыпоймайте бабочкусидящую вон там на веткево отцвете летуложенных в минуты душныеглядящую в толпу цветовгде одуванчиков головки пушныедождавшись ночи рассыпаютсяхочу знать бабочек законы размножениявы маленькие голубигнезда себе не строяв капусту на ночь залетаетемы в огород идем,нас трое вы нас узнали?или вовсе нас не знаете?бабочки:
незнакомых ваших лицмы не знаем не куёмв доки быстрых ваших глазв уши боги не поёмне пугаем вовсе васне влетаем к вам в окноне садимся к мамке в ротчто же вы от нас хотитеили временно народзабывая стыд и срамставит жертвенник машинепаровозу белый храмКлан:
Ко эй слуги знаки буквы и числаловите негодниц в зелёные сачкиСлуги и знаки:
Сейчас сейчас поймаемнегодниц и злодеекмы крылья им обрежемповерьте в нашу прытьповерьте в нашу прыть.1932
«Я ключом укокал пана…»
Я ключом укокал пананоги ноги мои стрелыпан упал и пели девыдумы думы где вы? где вы?А над паном пели богиноги ноги мои ги гигде вы где вы мои ногигде вы руки? где вы книги?там у пана мысли дугимысли дуги мысли богимысли в темени подругиразгибают свои ногиразгибают свои рукиоткрывают свои книгиоткрывают мысли времяоткрывают мысли мигиа над мигом пели богигде вы руки мои ракигде вы руки? где вы ноги?отвечают: мы во мракев темноте не видя светапрозябаем боги с летанам бы доступ только в книги.Боги боги! Ми́ги ми́ги!декабрь 1932
«моя любовь…»
Моя любовьк тебе секретне дрогнет бровьи сотни лет.пройдут годапройдёт любовьно никогдане дрогнет бровь.тебя узнавя всё забыли средь забавя скучен былмне стал чужими странным светя каждой дамемолвил: нет.<1932>
1933
«однажды господин Кондратьев…»
Однажды господин Кондратьевпопал в американский шкап для платьеви там провел четыре дня.На пятый вся его родняедва держалась на ногах.Но в это время ба-ба-бах!Скатили шкап по лестнице и по ступенькам до землии в тот же день в Америку на пароходе увезли.Злодейство, скажете? Согласен.Но помните: влюбленный человек всегда опасен.Наблюдение
Два человека в злобном спорезабыли всё вокруг, но вскореим стал противен этот спор,и вот они не спорят больше с этих пор.Они друг к другу ходят в гости,пьют сладкий чай, жуют печенье,угасли в них порывы прежней злости,они друг к другу чувствуют влеченье.И если нет возможности им встретиться,то каждый в лоб себе из пистолета метитсяи, презирая жизни лодку,спешит в тартар и восклицает во всю глотку: «Порвись, порвись моя окова —держать в разлуке нас нет смысла никакого!»Счастливые натуры! В наше времяне часто встретишь ловкую пару.То кнут сломается, то лопнет стремя,то боком ногу конь прижнет к амбару.Удачи редки в наши дни.Вы, в этом случае, однив своей удаче двухсторонней.Мой глаз, хотя и посторонний,следит за вами со вниманием.Вот вы расходитесь. За «досвиданием»вы кажете друг другу спины,идёте по домам, но чудные картинывитают в вашем проницательном мозгу, —об этом вы до этих пор друг другу ни гу-гу,молчали, чаю в рот набрав.Но кто из вас неправ,кто виноват во всей создавшейся никчёмной сложности? —судить об этом не имею никакой возможности.При следующем свидании вы сами выйдете из тупика.Ну, до свидания, пока!Страсть
Я не имею больше властитаить в себе любовные страсти.Меня натура победила,я, озверев, грызу удила,из носа валит дым столбоми волос движется от страсти надо лбом.Ах если б мне иметь бы галстук нежный,сюртук из сизого сукна,стоять бы в позе мне небрежной,смотреть бы сверху из окна,как по дорожке белоснежнойко мне торопится она.Я не имею больше властитаить в себе любовные страсти,они кипят во мне от злости,что мой предмет любви меня к себе не приглашает в гости.Уже два дня не видел я предмета.На третий кончу жизнь из пистолета.Ах, если б мне из Эрмитажаназло соперникам-врагамукрасть бы пистолет Лепажаи, взор направив к облакам,вдруг перед ней из экипажаупасть бы замертво к ногам.Я не имею больше властитаить в себе любовные страсти,они меня как лист иссушат,как башню временем, разрушат,нарвут на козьи ножки, с табаком раскурят,сотрут в песок и измечулят.Ах, если б мне предмету страстипересказать свою тоску,и, разорвав себя на части,отдать бы ей себя всего и по куску,и быть бы с ней вдвоем на много лет в любовной власти,пока над нами не прибьют могильную доску!..7 января 1933
«Передо мной висит портрет…»
Передо мной висит портретАлисы Ивановны Порет.Она прекрасна точно фея,она коварна пуще знея,она хитра, моя Алиса,Хитрее Реине́ке Лиса.<7 января 1933>
«Камнями милая подруга…»
Камнями милая подругаискала ночью тёмный лесона бродила как лунатикеё ногами двигал бесона с дороги быстро сбиласьеё сердечко быстро билосьона звала, она кричалано только эхо отвечалона одинокий девы крикда ветер плакал как старик.тут между скал бродили волкиблистали ночью их глаза.зрачки волков остры и колкии если горная козазавидит волчий блеск зрачкаона несётся с кондачка.<1933>
Архитектор
Каблуков:
Мария!Мария:
Кто зовет меня?Я восемь лет не слышала ни звука,и вдруг в моих ушахзашевелилась тайная пружина.Я слышу грохот ломовой телегии стук приклада о каблук при смене караула.Я слышу разговор двух плотников.Вот, говорит один, махорка.Другой, подумав, отвечает: суп и пшенная каша.Я слышу, на Неве трещит моторка.Я слышу, ветром хлопает о стену крыша.Я слышу чей-то тихий шепот: Маша! Маша!Я восемь лет жила не слыша.Но кто зовет меня?Каблуков:
Мария!Вы слышите меня, Мария?Не пожалейте ваших ног,сойдите вниз, откройте двери.Я весь, Мария, изнемог.Скорей, скорей откройте двери!А в темноте все люди звери.Мария:
Я не могу сама решиться.Мой повелитель — архитектор.Его спросите,может быть, он вам позволит.Каблуков:
О, непонятная покорность!Ужель не слышите волненья,громов могучих близкий бой,домов от страха столкновенье,и крик толпы, и страшный вой,и плач, и стон,и тихое моленье,и краткий выстрел над Невой?Мария:
Напрасна ваша бурная речь.Мое ли дело — конь и меч?Куда идти мне с этого места?Я буду тут —ведь я невеста.Каблуков:
Обязанности брачных узимеют свой особый вкус.Но кто, хоть капельку не трус,покинув личные заботыи в миг призвав на помощь муз,бежит в поля большой охоты.Мария:
Смотрите!Архитектор целится вам в грудь!Каблуков:
Убийца!твой черед не за горами.(архитектор стреляет)
Мария:
Ах!Дым раздвинул воздух сизыми шарами!Архитектор:
Очищен путь:восходит ясный день,и дом закончен, каменный владыка.Соблюдена гармония высот и тяжести.Любуйся и ликуй!Гранита твердый лоб,изъеденный времён писанием,упёрся в стен преграду.Над лёгкими рядами оконвверху, воздушных бурь подруга,раскинулась над нами крыша.Флаг в воздухе стреляет.Хвала и слава архитектору!И архитектор — это я.весна 1933
«Шарики сударики…»
Шарики сударикиблестят шелестятшарики сударикиблестят шелестяти люди тоже шелестяти шарики шелестяти люди тоже шелестятблестят шелестяти шарики тожеблестят шелестяти люди блестят шелестяти шарики блестят шелестяти люди стояти блестят шелестята шарики летяти блестят шелестята люди глядяткак шарики летяткак шарики летяти блестят шелестяти люди тожеблестят шелестяти глядяткак шарики тожеблестят шелестятлюди с палками стояти блестят шелестяти на шарики глядяткак шарики летяткак шарики летяти блестят шелестяти палки тожеблестят шелестяти люди блестят шелестяти палки блестят шелестяти шарики тожеблестят шелестята люди стояти на шарики глядяти на шарики глядяти блестят шелестяти палки тоже блестят шелестят.13 апреля 1933
«Ходит путник в час полночный…»
Ходит путник в час полночный,прячет в сумку хлеб и сыр,а над ним цветок порочныйвырастает в воздух пр.Сколько влаги, сколько негив том цветке, растущем издлинной птицы, в быстром бегеиз окна летящей вниз.Вынул путник тут же сразупулю — дочь высоких скал.Поднял путник пулю к глазу,бросил пули и скакал.Пуля птице впилась в тело,образуя много дыр.Больше птица не летелаи цветок не плавал пр.Только путник в быстром бегеповторял и вверх и вниз:«Ах, откуда столько негив том цветке, растущем из».17 апреля <1933>.
«игнес игнес…»
Игнес игнескакой восхитительный лес!я в миг ослепчто было цветомстало вескора осинызверю хлебмы набрали полные корзиныволчих ягодвсё это зря.Новой жизни рухнула заряигнес игнесгде наши кости лягут?Игнес:
Нарочно за руку подвел тебя к опушке лесатут разыграется сейчас одна великая пиесаИз мысли выдернута шпораи времяни задёрнута глухая штора.не слышит ухо шум и говорязык не радует умелый повар.и дева плечь не обнимаети в страсти рук не просит гретьи к небу глаз не поднимаети в гроб не хочет умереть.15 мая 1933
«Я с огромной высоты…»
Я с огромной высотыНе заметил красотыВаших плеч и ваших ногДа, признаться, я не могИх заметить в то мгновенье,Ибо вышло столкновеньеНаших гибких страстных тел.Я подпрыгнул и взлетелВместе с вами в те высоты,Где земные все красотыИсчезают словно дым.А теперь мы с вами, Леля,Входим вместе в этот дом.Я взглянул на Ваши плечи,Я взглянул на Ваши ноги.Так прекрасны только боги,И архангелы потом!«дом с бесконечными фигурами…»
дом с бесконечными фигурамистоит на табуреткечас проходят люди с абажурамив зелёном галстуке и фас.И бочка взрывается тути щенки летят как песоки воздухом человек надутладонью трёт висок.я возбуждаюсь глядя на девушку,я поражен ей.стоит свечой над морем нага«Елизавета играла с огнём…»
Елизавета играла с огнем,Елизавета играла с огнем,пускала огонь по спине,пускала огонь по спине.Петр Палыч смотрел в восхищенье кругом,Петр Палыч смотрел в восхищенье кругоми дышал тяжело,и дышал тяжело,и за сердце держался рукой.3 августа 1933
«Мне всё противно…»
— Мне всё противно.Миг и вечностьменя уж большене прельщают.Как страшно,если миг один до смерти,но вечно жить ещё страшнее.А к нескольким годамя безразлична.— Тогда возьми вот этот шарик —научную модель вселенной.Но никогда не обольщай себя надеждой,что форма шара —истинная форма мира.Действительно,мы к шару чувствуем почтеньеи даже перед шаром снимем шляпу:лишь только то высокий смысл имеет,что узнаёт в своей природе бесконечной.Шар бесконечная фигура.— Мне кажется —я просто дура.Мне шар напоминает мяч.Но что такое шар?Шар деревянный,просто дерева обрубок.В нём смысла меньше, чем в полене.Полено лучше тем,что в печь хотя бы легче лезет.Однако я соображаю:планеты все почти шарообразны.Тут есть над чем задуматься,но я бессильна.— Однако я тебе советую подумать:чем ниже проявление природы,тем дальше отстоит оно от формы шара.Сломай кусок обыкновенного гранита —и ты увидишь острую поверхность.Но если ты не веришь мне, голубка,то ничего тебе сказать об этом больше не могу.— Ах нет, я верю,я страдаю,умом пытаюсь вникнуть в суть.Но где мне силы взять,чтоб уловить умом значенье формы.Я женщина,и многое сокрыто от меня.Моя структура предназначена природойне для раскрытия небесных тайн природы.К любви стремятся мои руки.Я слышу ласковые звуки.И всё на свете мной забыто —и время конь,и каждое мгновение копыто.Всё погибло. Мир бледнеет.Звезды рушатся с небес.День свернулся. Миг длиннеет.Гибнут камни. Сохнет лес.Только ты стоишь, учитель,неизменною фигурой.Что ты хочешь, мой мучитель?Мой мучитель белокурый?В твоём взгляде светит ложь.Ах, зачем ты вынул нож!6 августа 1933
«Генрих Левин…»
Генрих Левинты цветоки света удивительный потоклетит из глаз твоих на вещии в этом свете мир мы видим резче.Ты первый двигатель как раз.Смотри пожалуйста на нас.Ты колокол воздушных токовты человек лишённый всех пороков.<13 августа 1933>
Знак при помощи глаза
Вот Кумпельбаков пробегает,держа на палке мыслей пук.К нему Кондратьев подбегает,издав губами странный звук.Тут Кумпельбаков сделал глазомв толпу направо дивный знак.Упал в траву Кондратьев разоми встать не мог уже никак.Смеётся громко Кумпельбаков.Лежит Кондратьев точно сор.От глаза лишь нежданных знаковкакой случается позор!21 августа 1933
«Мчится немец меж домами…»
Мчится немец меж домамимчится в бархатных штанахмчится быстро в гости к мамев город славный Штаккельнах.немца кудри черно-бурыгрозди глаз его блестятпо бокам его кабурыбьют по крупу и свистятпо бокам его кобурыбьют коня в тяжелый крупнемец немец от натурыловок, смел, суров и груб.гвозди глаз его так хмурыточно снится немцу сонпо бокам его кобурыиспускают страшный звон.люди в страхе рассуждают:кто сей всадник? объясните!в нас, от страха, мысли тают,рвутся нервов наших нити.Немцу жизнь как игрушканемцу пища невдомёквот вдали стоит избушкасветит в окнах огонёк.21 августа <1933>
О.Л.С
Лес качает вершинами,люди ходят с кувшинами,ловят из воздуха воду.Гнётся в море вода.Но не гнется огонь никогда.Огонь любит воздушную свободу.<21 или 22 августа> 1933
«Из воздухоплавательного парка…»
Из воздухоплавательного паркабежит с восторгом фермоплаз.блестит Юпитер. Звёздам жарко.К трубе подносит Клумбов глаз.Огромной силы приближеньеувидел Клумбов сквозь трубу.Звёзд бесконечное движеньепланет безумный танецфу ослепительно<Август 1933>
«Где ты?..»
Где ты?Я тут.А где твоя подруга?Подруга в гости не пришла.А где твоя большая книга?А книга спрятана в шкапу.Зачем ты книгу спрятал в шкап?Ах, просто по ошибке.Я вытирал со стула пыльмохнатой тряпкой.Смотрю летают мухиоколо еды.и оставляют разные, паршивые следына разных, дорогих предметах.<24 августа 1933>
«Молчите все!..»
Молчите все!А мне молчать нельзя:я был однажды в Англии, друзья.Передо мной открылся пир:сидело сорок человекна креслах стиля пол-ампир,прекрасно приспособленных для нег.Зал освещало электричество.Я вижу: вдруг Его Величество,рукой мантилью скинув с плеч,произнести готово речь.Тут сразу мухи полетели,производя особый шум,а все испуганно гляделии напрягали тщетно ум.Вдруг входит в зал в простой накидкекакой-то странный гражданини, королю дав под микитки,садится мрачно в цеппелин,и, заведя рукой пружину,ногами быстро жмёт педаль,и направляет вверх машину,и улетает быстро вдаль.Сначала все остолбенели:не слышно было вздоха.Потом тарелки зазвенели,и поднялась ужасная суматоха.Король зубами грыз подушки,то в стену стукал кулаком,то, приказав стрелять из пушки,скакал в подштанниках кругом,то рвал какую-то бумагу,то, подскочив нежданно к флагу,срывал его движеньем воли,то падал вдруг от страшной боли.24 августа 1933
«жил был в доме тридцать три единицы…»
Жил-был в доме тридцать три единицычеловек, страдающий болью в пояснице.Только стоит ему съесть лук или укроп,валится он моментально, как сноп.Развивается боль в правом боку,человек стонет: «Я больше не могу!Погибают мускулы в непосильной борьбе.Откажите родственнику карабе…»И так, слово какое-то не досказав,умер он, пальцем в окно показав.Все присутствующие тут и наоборотстояли в недоумении, забыв закрыть рот.Доктор с веснушками возле губыкатал по столу хлебный шарик при помощи медицинской трубы.Сосед, занимающий комнату возле уборнойстоял в дверях, абсолютно судьбе покорный.Тот, кому принадлежала квартира,гулял по коридору от прихожей до сортира.Племянник покойника, желая развеселить собравшихся гостей кучку,заводил грамофон, вертя ручку.Дворник, раздумывая о привратности человеческого положения,заворачивал тело покойника в таблицу умножения.Варвара Михайловна шарила в покойницком комодене столько для себя, сколько для своего сына Володи.Жилец, написавший в уборной «пол не марать»,вытягивал из-под покойника железную кровать.Вынесли покойника, завернутого в бумагу,положили покойника на гробовую колымагу.Подъехал к дому гробовой шарабан.Забил в сердцах тревогу громовой барабан.1933
Часовой и Барбара
Запутался в системах черных знаковИ помощи не вижу. Мир шатается.Часовой:
Теперь я окончательно запутался.Не нужен ум и быстрая смекалка?Я в мыслях щепки нахожу,а в голове застряла палка,отсохли ноги на посту,из рук винтовка падает…Пройдешь с трудом одну версту,и мир тебя не разует.Я погиб и опустился,бородой совсем оброс,в кучу снега превратился, победил меня мороз.Барбара:
Часовой!Часовой:
Гу-гу!Барбара:
Часовой!Часовой:
Гу-гу!Барбара:
Часовой!Часовой:
Гу-гу!Барбара:
Я замерзаю!Часовой:
Обожди, помогу!Обожди мою подсобу.Барбара:
Что же ты медлишь?Часовой:
Я из будки вылезаю.Барбара:
Ах, спаси мою особу!Часовой:
Двигай пальцы на ногах,чтоб они не побелели.Где ты?Барбара:
Гибну!Часовой:
Гибнешь?Барбара:
Ах!Часовой:
Тут погибнешь в самом деле!Барбара:
Уж и руки, словно плеть…Часовой:
Тут недолго околеть.Эка стужа навернула!Так и дует и садит!Из-за каждой снежной горкизимних бурь встают подпорки,ходят с треском облака,птица в тоненьком кафтанегибнет, крылышки сложив…Если я покуда жив,то шинель меня спасалада кусок свинного сала.Барбара:
Отмерзают руки-ноги,снежный ком вползает в грудь.Помогите, люди-боги,помогите как нибудь!Часовой:
Ну чего тебе, злодейка?Эка баба закорюка!Ну и время! Вот скамейка.Посижу — да покурю-ка.<август> 1933
«О том никто не скажет фразы…»
О том никто не скажет фразычто не имеет, как Венера, фазыК тому никто не стукнет в дверькто с посетителем как зверь1 сентября 1933
«Я понял будучи в лесу…»
Я понял, будучи в лесу:вода подобна колесу.Так вот послушайте. Однаждыя погибал совсем от жажды,живот водой мечтал надуться.Я встал,и ноги больше не плетутся.Я сел,и в окна льется свет.Я лег,и мысли больше нет.2 сентября 1933
«подбегает он ко мне…»
Подбегает он ко мнеговорит: «останься тут»подъезжает на конеон под мышкой держит кнут.Говорит: «останься здесь»он подходит зол и пешьс головы до пяток весьулыбнувшись молвил: «ешь».<2 сентября 1933>
«Захлопнув сочиненья том…»
Захлопнув сочиненья томя целый день сидел с открытым ртом.прочтя всего пятнадцать строкя стал внезапно к жизни строг.<Сентябрь 1933>
Приказ лошадям
Для быстрого движеньяпо шумным площадямпришло распоряженьеот Бога к лошадям:скачи всегда в позициивоенного коня,но если из милициипри помощи огняна тросе вверх подвешенномв коробке жестяноймелькнет в движеньи бешеномфонарик над стеной,пугая красной вспышкойидущую толпу,беги мгновенно мышкойк фонарному столбу,покорно и с терпениемзеленый жди сигнал,борясь в груди с биением,где кровь бежит в каналот сердца расходящийсяне в виде тех кусковв музее находящихся,а виде волосков,и сердца трепетаниеудачно поборов,пустись опять в скитаниепокуда ты здоров.3 сентября 1933
«Вошла Елизавета…»
Вошла Елизаветав большой, прекрасный домцентрального Совета.Вошла с открытым ртом.<сентябрь 1933>
О водяных кругах
Нуль плавал по воде.Мы говорили: это круг,должно быть, кто-тобросил в воду камень.Здесь Петька Прохоров гулял —вот след его сапог с подковками.Он создал этот круг.Давайте нам скорей картон и краски,мы зарисуем Петькино творенье.И будет Прохоров звучать, как Пушкин.И много лет спустяподумают потомки:«Вот Прохоров когда-то,должно быть, славный был художник».И будут детям назидать:«Бросайте, дети, в воду камни.Рождает камень круг,а круг рождает мысль.А мысль, вызванная кругом,зовет из мрака к свету нуль».«На коня вскочил и в стремя…»
На коня вскочил и в стремяногу твёрдую вонзилПётр Келлер. В это времясверху дождик моросил.С глазом шорою прикрытымв нетерпенье конь плясали подкованным копытомдом и площадь потрясал.На крыльце Мария с внукомтихо плакали в платок,и сердца их громким стукомотражались в потолок.25 сентября 1933
Подруга
На твоем лице, подруга,два точильщика-жуканачертили сто два кругацифру семь и букву К.Над тобой проходят годы,хладный рот позеленел,лопнул глаз от злой погоды,в ноздрях ветер зазвенел.Что в душе твоей творится,я не знаю. Только вдругможет с треском растворитьсядум твоих большой сундук.И тогда понятен сразубудет всем твой сладкий сон.И твой дух, подобно газу,из груди умчится вон.Что ты ждешь? Планет смятеньяиль движенье звездных толп?или ждешь судеб смятенья,опершись рукой на столб?Или ждешь, пока желаньеиз небес к тебе слетити груди твоей дыханьемысль в слово превратит?Мы живем не полным ходом,не считаем наших дней,но минуты с каждым годомвсе становятся длинней.С каждым часом гнев и скупостьловят нас в свой мрачный круг,и к земле былая глупостьопускает взоры вдруг.И тогда, настроив лируи услышав лиры звон,будем петь. И будет мирунаша песня точно сон.И быстрей помчатся реки,И с высоких береговбудешь ты, поднявши векибесконечный ряд вековНаблюдать холодным окомнашу славу каждый день.и на лбу твоем высокомникогда не ляжет тень.1933
Карпатами — горбатыми
Всю покорив АзиюНа метле теперь несусь над Карпатами.Деревяшка лесная к земле пригнуласьХромая старуха бежит за цыплёнкомДлинной ногой через лужи скачетА короткой семенит по травкеВсю покорив АзиюНа метле теперь несусь над КарпатамиТреплет ветер колпак на моем затылкеРежет ветер ноздри мнеПод рубашку залетаетРаздувает рукаваВон гора на моем путиПалкой гору моментально сокрушаюОрла тюкнул по голове палкойОн вниз полетел как бумажкаХлоп! Воробей в моём кулакеНогами болтаю.Горный воздух глотаю.Летит моё тело.Какое мне дело<1933>
«Когда умно и беспристрастно…»
Когда умно и беспристрастнов моём отшельническом домея сумасшедшими рукамихватаю муху за крыломеня понять никто не в силах.Прости природа мой поступокпрости невинное желаньепрости неведенье моё.<14 октября 1933>
Постоянство веселья и грязи
Вода в реке журчит, прохладна,И тень от гор ложится в поле,и гаснет в небе свет. И птицыуже летают в сновиденьях.А дворник с черными усамистоит всю ночь под воротами,и чешет грязными рукамипод грязной шапкой свой затылок.И в окнах слышен крик веселый,и топот ног, и звон бутылок.Проходит день, потом неделя,потом года проходят мимо,и люди стройными рядамив своих могилах исчезают.А дворник с черными усамистоит года под воротами,и чешет грязными рукамипод грязной шапкой свой затылок.И в окнах слышен крик веселый,и топот ног, и звон бутылок.Луна и солнце побледнели,созвездья форму изменили.Движенье сделалось тягучим,и время стало, как песок.А дворник с черными усамистоит опять под воротамии чешет грязными рукамипод грязной шапкой свой затылок.И в окнах слышен крик веселый,и топот ног, и звон бутылок.14 октября 1933
Сладострастная торговка
Одна красивая торговкас цветком в косе, в расцвете лет,походкой лёгкой, гибко, ловковошла к хирургу в кабинет.Хирург с торговки скинул платье;увидя женские красы,он заключил её в объятьяи засмеялся сквозь усы.Его жена, Мария Львовна,вбежала с криком «Караул!»,и через пол минуты ровнохирурга в череп ранил стул.Тогда торговка, в голом виде,свой организм прикрыв рукой,сказала вслух: «К такой обидея не привыкла…» Но какойбыл дальше смысл её речей,мы слышать это не могли.журчало время как ручей.темнело небо. И вдалиуже туманы шевелилисьнад сыном лет — простором степии в миг дожди проворно лились,ломая гор стальные цепи.Хирург сидел в своей качалке,кусая ногти от досады.Его жены волос мочалкиторчали грозно из засады,и два блестящих глазаего просверливали взглядом;и, душу в день четыре разаобдав сомненья чёрным ядом,гасили в сердце страсти.Сидел хирург уныл,и половых приборов частивисели вниз, утратив прежний пыл.А ты, прекрасная торговка,блестя по-прежнему красой,ковра касаясь утром ловкосвоею ножкою босой,стоишь у зеркала нагая.А квартирант, подкравшись к двери,увидеть в щель предполагаятвой организм, стоит. И зверив его груди рычат проснувшись,а ты, за ленточкой нагнувшись,нарочно медлишь распрямиться.У квартиранта сердце битьсяперестаёт. Его подпорки,в носки обутые, трясутся;колени бьют в дверные створки;а мысли бешено несутся.И гаснет в небе солнца луч.и над землёй сгущенье тучсвою работу совершает.И гром большую колокольнюс ужасным треском сокрушает.И главный колокол разбит.А ты, несчастный, жертва страсти,глядишь в замок. Прекрасен вид!И половых приборов частинагой торговки блещут влагой.И ты, наполнив грудь отвагой,вбегаешь в комнату с храпеньем,в носках бежишь и с нетерпеньемрукой прорешку открываешь,и вместо речи — страшно лаешь.Торговка ножки растворила,ты на торговку быстро влез,в твоей груди клохочет сила,твоим ребром играет бес.В твоих глазах летают мухи,в ушах звенит орган любви,и нежных ласк младые духииграют в мяч в твоей крови.И в растворённое окошко,расправив плащ, влетает ночь.и сквозь окно большая кошка,поднявши хвост, уходит прочь.14-17 октября 1933
«осень быстро наступает…»
Осень быстро наступаетв небе солнце не блеститв окна муха не влетаетв рощах птица не свистит.Старуха
Года и дни бегут по кругу.Летит песок; звенит река.Супруга в дом идет к супругу.Седеет бровь, дрожит рука.И светлый глаз уже слезится,На все кругом глядя с тоской.И сердце, жить устав, стремитсяХотя б в земле найти покой.Старуха, где твой черный волос,Твой гибкий стан и легкий шаг?Куда пропал твой звонкий голос,Кольцо с мечом и твой кушак?Теперь тебе весь мир несносен,Противен ход годов и дней.Беги, старуха, в рощу сосенИ в землю лбом ложись и тлей.20 октября 1933
Берег и я
Здравствуй берег быстрой реки!мы с тобой не старики,нам не надо разных каш,хлеб и мясо завтрак наш.Наша кровля, дым и снег,не стареет каждый миг;наша речка лента нег,наша печка груда книг.Мы с тобой, должно быть, маги,разрушаем время песней,от огня и нежной влагивсе становится прелестней.Берег, берег быстрой реки!мы с тобой не старики.Нам не сорок, как другим.Нашим возрастом благиммы собьём папаху с плеч.Вот и всё. Я кончил речь.1930–1933?
«Петр выходит с ружьём из ворот…»
Пётр выходит с ружьём из воротПтицы летят звеня перьямиКлим Логофет открывает свой ротПолон глухими поверьями.Чтобы вспомнить слова позабытых рагатПовернул Логофет свои взоры назад<1933>
«Колесо радости жено…»
Колесо радости женоглупости каша матьнапоим тебянапоим тебяа если хочешьнакормим тебя.Ты открыл уже зубы своирасчесал на пробор волосы тыподбежал ко мнеподбежал ко мнерастворить окно города Кыбадурастворить окно города Кыбадурастворить окно города города Кыбадугорода Кыбаду милый мой человек по имени Пётр.Мельница смеха весломашинка румянца пеньо суп выражений твоихо палочки рук твоихо шапочки плеч твоихо кушачки жен твоихотойди от меня Пётротойди от меня человек по имени Пётротойди от меня мастер Пётр.<июль? 1933>
Кустов и Левин
Кустов:
Генрих Левинв твоём глазуя видел гибкую лозуона качалась как цветоки света удивительный потоклетит из глаз твоих на вещи.Левин:
Не знаю так ли в самом деле.Мои глаза всегда гляделиНа мир спокойно без помех.Я ухом слышу чей-то смех.Не над моими ли словами?Мне неприятно спорить с вами.Кустов:
Однако в чём ты видишь спор.В твоих речах я вижу удивительный напор.<1933>
«А ну скажи…»
А ну скажи:какая силавбивает в землю кол?Сидит на ярмарке моголи держит слабую дощечку.куда приткнуться человечкукогда погнут, разбит и сломанего несчастный организм?<1933>
«Я влюблена в тебя…»
Я влюблена в тебя.ты видишь я страдаю.и каждый день грозит во мнеисчезнуть красота.Я подхожу к тебе особенной походкойстараясь выглядеть упругойЯ сплю и сон коварныйтвой образ длительно не держитпредо мной.и я влюблён и я страдаюисчезло всё и только Нинасобой во всём отраженаИсчезло всё и только Нинаодна владычица мояпередо мной стоит богиняулыбкой в храм войти маняи я к ногам её повержено Нина ты любви дворец.один лишь вздох и я отвержени выстрел в сердце мой конец.исчезло всё и только Нинаменя пленяет каждый мигпередо мною как богиняона стоит, и чудный ликсклонив ко мне и грустным взглядомпитает бурно страсть моюсама Эсфирь с тобою рядомне превзойдёт красу твою.<1933>
«почему любовный фибр…»
Почему любовный фибркаждый миг меня трясёти в толпу девичьих игрстрастный вихр<ь> меня несётудержаться нет сил болес диким рёвом точно левя несусь туда где в мореплещат груди чудных дев<1933>
«Положи к моим ногам трофей…»
Положи к моим ногам трофейПрикажи меня бросать на воздухТы охотник, я же скромный жительГорода. Лес меня пугаетСтрашно мне смотреть в кустыЕсли ветка шевелится я бледнеюМожет ветер ветку шевелит,А может зверь. Или дух леснойА может птица.Если птица, я возьму ружьё,Заряжу его коварной дробью<1933>
«От Невы поднимается пар…»
От Невы поднимается парначинается ба ба барНад Невой пролетает колонна мухполнимается в городе мрачный слух<1933>
«я сделал шаг и вдруг назад…»
я сделал шаг и вдруг назадбегом пустился в Летний сад.в саду поднявшись со скамейкидевица шла в берете беломпрямая в верх как по линейкеона играла своим телом.(Ее догнать моя заботаБегу вперед изныв от потаА солнце греет мозжечокИ все прохожие распарены.И даже старый старичокСидел дел на солнцев виде человеческой развалины.)<1933>
«открыв наук зелёный том…»
Открыв наук зелёный томя долго плакал, а потомего закрыл и бросил в реку.Науки вредны человеку.науки втянут нас в бедувозьмёмтесь лучше за еду.<1933>
«Птичка с маленькой головкой…»
Птичка с маленькой головкойо чём так жалобно свистишь?что ты землю бьешь подковкой?что ты кверху не летишь?птичка с маленькой головкойзалетела к нам в окнос этой маленькой плутовкоймы знакомы так давно.прошлый год в начале Мартамы сидели в лесу густомвдруг летит как легкая картаптичка с маленьким хвостом.птичка с маленькой головкойвыше облака летитьчеловек идёт с винтовкойптичку пулей застрелить.<1933>
«На паровом тромбоне мы играли…»
На паровом тромбоне мы игралинам жизнь казалась колосом.Иван Петрович Пятаковглядел на небо сквозь трубуИван Петрович Пятаковиграл на паровом тромбонекак пуля в ухо звук летелИван Петрович погляделв тетрадку с нотами и грянултакой стремительный галоп,что звук летел как пуля в лоб.<1933>
«Луиза!..»
Луиза!Ты моё пристанищеТы небесный лампионТы кораблик с мачтой-пикойТы воздушная струяТы коробочка с цветочкомТы бубенчик на шлееЛуиза!Стань передо мной на стулСтань на бочку из под яблокСтань с подсвечником на шляпеСтань с метёлочкой в зубахСтань со звёздочкой во взореСтань с пером на головеЛуиза!Покажи мне карту мира покажи мне<1930–1933>
«Пульхиреев и Дроздов…»
Пульхиреев и ДроздовВместе ехали в Ростов.Пульхиреев на картоне.Ехал вывернув ладони.«вода внизу отразила всё то, что наверху…»
Вода внизу отразила все то, что наверху.Вход закрыт.Только тому, кто вышел из воды и чист, откроется вход.Путник идет по зеленому саду.Деревья, трава и цветы делают свое дело.И во всем натура.Вот огромный камень кубической формы.А на камне сидит и повелевает натурой.Кто знает больше, чем этот человек?«Легкомысленные речи…»
Легкомысленные речиза столом произносив,я сидел, раскинув плечи,неподвижен и красив.<1930–1933?>
«Ветер дул, текла вода…»
Ветер дул. Текла вода.Пели птицы. Шли года.А из тучи к нам на землюпадал дождик иногда.Вот в лесу проснулся волкфыркнул, крикнул и умолка потом из лесу вышелзлых волков огромный полк.Старший волк ужасным глазомсмотрит жадно из кустовЧтобы жертву зубом разомразорвать на сто кусков.Темным вечером в лесуя поймал в капкан лисудумал я: домой приедулисью шкуру принесу.12 августа 1933
1934
«Человек свою фигуру…»
Человек свою фигуруНосит бодро целый день.И душой свою натуруПобеждать ему не лень.Но лишь только ночь сгустится,Деревенеют ноги вдруг,И в постель рука стремится,И противно все вокруг.Прочь летит сапог скрипучий,Пояс падает, звеня.И пиджак суконной тучейОтлетает от меня.Отлетает от меня…Баня
Баня — это отвратительное место.В бане человек ходит голым.А быть в голом виде человек не умеет.В бане ему некогда об этом подумать,ему нужно тереть мочалкой свой животи мылить под мышками.Всюду голые пяткии мокрые волосы.В бане пахнет мочой.Веники бьют ноздреватую кожу.Шайка с мыльной водой —предмет общей зависти.Голые люди дерутся ногами,стараясь пяткой ударить соседа по челюсти.В бане люди бесстыдны,и никто не старается быть красивым.Здесь всё напоказ,и отвислый живот,и кривые ноги,и люди бегают согнувшись,думая, что этак приличнее.Недаром считалось когда-то, что баняслужит храмом нечистой силы.Я не люблю общественных мест,где мужчины и женщины порознь.Даже трамвай приятнее бани.13 марта 1934
«Царь вселенной…»
Царь вселенной,Царь натуры,Царь безыменный,не имеющий даже определённой фигуры.приходи ко мне в мой домбудем водку вместе жратьлопать мясо, а потомо знакомых рассуждать.может божеский автографподнесёт мне твой визит,или может быть фотографтвой портрет изобразит.27 марта 1934
«Я к тебе несусь владыка…»
Я к тебе несусь владыкаполон страсти и младыкапокажи мне воду некую.Я в кувшине не кумекаюветка ветра веселёхараспушила хвост рулевой тучисерая лепёха груди около летиэто вымпел нулевой вехиветхого пути. Посмотрикак я парю над над озеромизбегая капканы смертизнать уж скоро выйдут с мозеромотмечать секунды черти.«Жили в Киеве два друга…»
Жили в Киеве два другаУдивительный народПервый родиной был с югаА второй — наоборотПервый страшный был обжораА второй был идиот.Первый умер от запораА второй — наоборот.Романс
Безумными глазами он смотрит на меня —Ваш дом и крыльцо мне знакомы давно.Темно-красными губами он целует меня —Наши предки ходили на войну в стальной чешуе.Он принес мне букет темно-красных гвоздик —Ваше строгое лицо мне знакомо давно.Он просил за букет лишь один поцелуй —Наши предки ходили на войну в стальной чешуе.Своим пальцем в черном кольце он коснулся меня —Ваше темное кольцо мне знакомо давно.На турецкий диван мы свалились вдвоем —Наши предки ходили на войну в стальной чешуе.Безумными глазами он смотрит на меня —О, потухнете, звезды! и луна, побледней!Темно-красными губами он целует меня —Наши предки ходили на войну в стальной чешуе.Даниил Дандан
1 октября 1934
Что делать нам?
Когда дельфин с морским конёмигру затеяли вдвоём,о скалы бил морской прибойи скалы мыл морской водой.Ревела страшная вода.Светили звёзды. Шли года.И вот настал ужасный час:меня уж нет, и нету вас,и моря нет, и скал, и гор,и звёзд уж нет; один лишь хорзвучит из мёртвой пустоты.И грозный Бог для простотывскочил и сдунул пыль веков,и вот, без времени оков,летит один себе сам друг.И хлад кругом и мрак вокруг.15 октября 1934
«Горох тебе в спину…»
Горох тебе в спину.Попади тебе булыжникпод лопатку.Падай, падай.Без движеньяна земле,раскинув руки,отдохни.Много бегал,утомился.Ноги стали волочиться.Взор стеклянныйперестал метать копьёв глубь предметов.Сядь на стул —зажги сигару.Это лучше,чем лежать, раскинув руки,на земле.Посмотри —на небе солнце,в светлом воздухе летаютптицы,на цветах сидят стрекозыи жуки.Вон горох, к тебе летящий,только спину пощекотит,а булыжник от лопатки,будто мячик, отлетит.Встань, встань.Подойди походкой твёрдойк центру мира,где волна реки Батобрпни срывает с берегови на камне умный бобрдержит рыбу меж клыков.Люди, звери и предметыниц падут перед тобой,и на лбу твоём высокомвспыхнет яркий лампион.23 января 1934
«Стоит средь волн морских пустынный остров…»
Стоит средь волн морских пустынный островНад ним скалы громадный остовПуть ветру лбом пересекаетПорой искрится и сверкаетПорой пустынна и голаСтоит над морем чёрная скалаИ волны дохлых рыб несут к её откосам.Морские воды разрезая носомШёл пароход. Команда пела.Летела чайка. Солнце грело.И человек в штурвальной рубкеСмотрел кругом, пуская дым из трубкиСпокойно море. Кое-где мелькнёт акулаУдарит по волне хвостомИ вновь исчезнет. Кое-гдеПодскочит рыбка. Чайка рыболовЕё тотчас же на лету хватает клювом.Другая чайка к ней спешитИ выхватив добычу ловкоИз клюва медленной соперницыШумит крыломИ прочь летит.И вслед разбойнице глядитГолодным взором чайка рыболов.И снова скачет рыбка меж валов.Команда весело смеётсяИ по морским волнам домойВесёлый пароход несётсяИ воду пенит за кормойСгустились тучи на востокеБарашки по морю бегутБормочет штурман: «будет буряПридётся нам ослабить блокиИ трубы сбить. Не то капут.Я знаю будет страшный бой»И бровь косматую нахмуряНа волн игру глядит перед собойСвежеет ветер. Бьются снасти.У волн морских всё больше властиВсё выше вал. всё больше пеныБежит на грустный вой сиреныКоманда быстро по местамИз трубки выбив прочь табакПромолвил штурман: «сто собакИ двести кошек не отдамЗа то, что гром сейчас не грянет».Промолвил штурман. Да как взглянетПеред собой на волн игруИ видит страшную скалуТорчит скала земли сучёкА под скалой земли клочёкУ моря бурного в пленуНикем не веданный. К немуЛетит волна, за ней другая,И ветер чайку кувыркаяКак пух по воздуху несётИ вдруг с размаха обземь бьёт<1934>
Обращение учителей к своему ученику графу Дэкрну
Мы добьёмся от тебя полезных знаний,Сломаем твой упрямый нрав.Расчёт и смысл научных зданийВ тебя из книг напустим, граф.Тогда ты сразу всё поймёшьИ по-иному поведёшьСвои нелепые порядки.Довольно мы с тобой, болван, играли в прятки —Всё по-другому повернём:Что было ночью, станет днём.Твоё бессмысленное чтеньеНаправим сразу в колею,И мыслей бурное кипеньеМы превратим в наук струю.От женских ласковых улыбокМы средство верное найдём,От грамматических ошибокРукой умелой отведём.Твой сон, беспутный и бессвязный,Порою чистый, порою грязный,Мы подчиним законам века,Мы создадим большого человека.И в тайну материалистической полемикиТебя введём с открытыми глазами,Туда, где только академикиСидят, сверкая орденами.Мы приведём тебя туда,Скажи скорей нам только: да.Ты среди первых будешь первым.Ликует мир. Не в силах нервамТакой музыки слышать стон,И рёв толпы, и звон литавров,Со всех сторон венки из лавров,И шапки вверх со всех сторон.Крылами воздух рассекая,Аэроплан парит над миром.Цветок, из крыльев упадая,Летит, влекомый прочь эфиром.Цветок тебе предназначался.Он долго в воздухе качался,И, описав дуги кривую,Цветок упал на мостовую.Что будет с ним? Никто не знает.Быть может, женская рукаЦветок, поднявши, приласкает.Быть может, страшная ногаЕго стопой к земле придавит.А может, мир его оставитВ покое сладостном лежать.Куда идти? Куда бежать,Когда толпа кругом грохочетИ пушки дымом вверх палят?Уж дым в глазах слезой щекочетИ лбы от грохота болят.Часы небесные сломались,И день и ночь в одно смешались.То солнце, звёзды иль кометы?Иль бомбы, свечи и ракеты?Иль искры сыплются из глаз?Иль это кончен мир как раз?Ответа нет. Лишь вопль, и крики,И стон, и руки вверх, как пики.Так знай! Когда приходит слава,Прощай спокойстие твоё.Она вползает в мысль, и, право,Уж лучше не было б её.Но путь избран. Сомненья нет.Доверься нам. Забудь мечты.Пройдёт ещё немного лет,И вечно славен будешь ты.И, звонкой славой упоённый,Ты будешь мир собой венчать,И бог тобою путь пройдённыйВ скрижалях будет отмечать.1934
«Девица, женщина, жена, вдова, дитя и Марфа…»
Девица, женщина, жена, вдова, дитя и Марфапугались Римы глаза каркого прикрыла тетя арфабледнели щёки с плечь сходил загаркого тянула посмотреться в доскущемила в рёбрах благодатьи дети чуя тоскусадились на кровать<1933–1934>
1935
«Деньги время берегут…»
Деньги время берегутлюди к поезду бегутгромко колокол гудитпаровоз уже дудитморду поднял семафорпоезд поднял разговорслышен стали грустный стон —звон вагона об вагони поддакиванье шпал —значит поезд побежал.Быстро дышит паровоздама дремлет спрятав нослампа в пол бросает светспит военный — впрочем нет —он лишь в даму сотый разустремляет светлый глазна него взглянуть велит.Дама ножкой шевелит.1 января 1935 г.
Зарождение нового дня
Старик умелою рукоюПихает в трубочку табак.Кричит кукушка над рекою,В деревне слышен лай собак.и в гору медленно вползаяСкрипит телега колесом,Возница воздух рассекаяМахает сломанным кнутомИ в тучах светлая АврораСгоняет в дол ночную тень.Должно быть очень очень скороНаступит новый, светлый день.16 января 1935
Размышление о девице
Прийдя к Липавскому случайно,Отметил я в уме своем:Приятно вдруг необычайноОстаться с девушкой вдвоем.Когда она пройдет воздушнойПоходкой — ты не говоришь;Когда она рукой послушнойТебя коснется — ты горишь;Когда она слегка танцуяИ ножкой по полу скользяМладую грудь для поцелуяТебе подставит, — то нельзяНе вскрикнуть громко и любезно,С младой груди пылинку сдуть,И знать, что молодую грудьУстами трогать бесполезно.21 января 1935
Физик, сломавший ногу
Маша моделями вселенной,выходит физик из ворот.И вдруг упал, сломав коленныйсустав. К нему бежит народ.Маша уставами движенья,к нему подходит постовой.Твердя таблицу умноженья,студент подходит молодой.Девица с сумочкой подходит,старушка с палочкой спешит.а физик все лежит, не ходит,не ходит физик и лежит.23 января 1935
Н.М. Олейникову
Кондуктор чисел, дружбы злой насмешник,О чем задумался? Иль вновь порочишь мир?Гомер тебе пошляк, и Гёте — глупый грешник,Тобой осмеян Дант, — лишь Бунин твой кумир.Твой стих порой смешит, порой тревожит чувство,Порой печалит слух иль вовсе не смешит,Он даже злит порой, и мало в нем искусства,И в бездну мелких дум он сверзиться спешит.Постой! Вернись назад! Куда холодной думойЛетишь, забыв закон видений встречных толп?Кого дорогой в грудь пронзил стрелой угрюмой?Кто враг тебе? Кто друг? И где твой смертный столб?23 января 1935
(Следующие строфы были вычеркнуты Хармсом.)
Вот сборище друзей, оставленных судьбою:Противно каждому другого слушать речь;Не прыгнуть больше вверх, не стать самим собою,Насмешкой колкою не скинуть скуки с плеч.Давно оставлен спор, ненужная беседаСама заглохла вдруг, и молча каждый взорПрезреньем полн, копьём летит в соседа,Сбивая слово с уст. И молкнет разговор.Неизвестной Наташе
Скрепив очки простой веревкой, седой старик читает книгу.Горит свеча, и мглистый воздух в страницах ветром шелестит.Старик, вздыхая гладит волос и хлеба черствую ковригу,Грызет зубов былых остатком и громко челюстью хрустит.Уже заря снимает звезды и фонари на Невском тушит,Уже кондукторша в трамвае бранится с пьяным в пятый раз,Уже проснулся невский кашель и старика за горло душит,А я стихи пишу Наташе и не смыкаю светлых глаз.23 января 1935
На посещение писательского дома 24 января 1935 года
Когда оставленный судьбоюЯ в двери к вам стучу друзьяМой взор темнеет сам собоюИ в сердце стук унять нельзяБыть может радости движеньяЯ вам собой не принесуВ груди, быть может, униженьяНасмешек ваших не снесуБыть может приговор готовыйМоих друзей гремел не разЧто я в беде моей суровойБыть может не достоин вас нелепТолпу забот и хлад судеб<…><24 января 1935>
«Однажды утром воробей…»
Однажды утром воробейударил клювом в лук-пырей.И крикнул громко лук-пырей:«Будь проклят птица-воробей!»Навеки проклят воробей,от раны чахнет лук-пырей.И к ночи в мёртвый лук-пырейсвалился мёртвый воробей.24 января 1934-35
Антон и Мария
Стучался в дверь Антон Бобров.За дверью, в стену взор направив,Мария в шапочке сидела.В руке блестел кавказский нож,часы показывали полдень.Мечты безумные оставив,Мария дни свои считалаи в сердце чувствовала дрожь.Смущен стоял Антон Бобров,не получив на стук ответа.Мешал за дверь взглянуть тайкомв замочной скважине платок.Часы показывали полночь.Антон убит из пистолета.Марию нож пронзил. И лампане светит больше в потолок.26 января 1935?
Страшная Смерть
Однажды один человек, чувствуя голод, сидел за столом и ел котлеты,А рядом сидела его супруга и все говорила о том, что в котлетах мало свинины.Однако он ел, и ел, и ел, и ел, и ел, покуда не почувствовал где-то в желудке смертельную тяжесть.Тогда, отодвинув коварную пищу, он задрожал и заплакал.В кармане его золотые часы перестали тикать.Волосы вдруг у него посветлели, взор прояснился,Уши его упали на пол, как осенью падают с тополя желтые листья,И он скоропостижно умер.апрель 1935
На смерть Казимира Малевича
Памяти разорвав струю,Ты глядишь кругом, гордостью сокрушив лицо.Имя тебе — Казимир.Ты глядишь, как меркнет солнце спасения твоего.От красоты якобы растерзаны горы земли твоей.Нет площади поддержать фигуру твою.Дай мне глаза твои! Растворю окно на своей башке!Что ты, человек, гордостью сокрушил лицо?Только мука — жизнь твоя, и желание твое — жирная снедь.Не блестит солнце спасения твоего.Гром положит к ногам шлем главы твоей.Пе — чернильница слов твоих.Трр — желание твое.Агалтон — тощая память твоя.Ей, Казимир! Где твой стол?Якобы нет его, и желание твое — Трр.Ей, Казимир! Где подруга твоя?И той нет, и чернильница памяти твоей — Пе.Восемь лет прощелкало в ушах у тебя,Пятьдесят минут простучало в сердце твоем,Десять раз протекла река пред тобой,Прекратилась чернильница желания твоего Трр и Пе.«Вот штука-то», — говоришь ты, и память твоя — Агалтон.Вот стоишь ты и якобы раздвигаешь руками дым.Меркнет гордостью сокрушенное выражение лица твоего,Исчезает память твоя и желание твое — Трр.Даниил Хармс-Шардам.
17 мая 1935
«Господи пробуди в душе моей пламень Твой…»
Господи пробуди в душе моей пламень Твой.Освети меня Господи солнцем Твоим.Золотистый песок разбросай у ног моих,чтобы чистым путем шел я к Дому Твоему.Награди меня Господи Словом Твоим,чтобы гремело оно, восхваляя Чертог Твой.Поверни Господи колею живота моего,чтобы двинулся паровоз могущества моего.Отпусти Господи тормоза вдохновения моего.Успокой меня Господии напои сердце моё источником дивных Слов Твоих.Марсово Поле, 13 мая 1935
Небо
Настало утро. ХлопотливыйУже встаёт над миром день.Уже в саду под белой сливойЛожится чёрным кругом тень.Уже по радио сигналыСообщают полдень. На углуКричат проворные журналыО том, что было по утру.Уже мгновенные газетыКричат о том, что было днём,Дают вечерние советыУже проспект блестит огнём.Уже от пива люди пухнут;Уже трамваи мчатся прочь;Уже в квартирах лампы тухнут;Уже в окно стучится ночь.Настала ночь. И люди дышат,В глубоком сне забыв дела.Их взор не видит, слух не слышит,Недвижны вовсе их тела.На чёрном небе звёзды блещут;Дрожит на дереве листок.В далёком море волны плещут;С высоких гор журчит поток.Кричит петух. Настало утро.Уже спешит за утром день.Уже и ночи БрамапутраШлет на поля благую тень.Уже прохладой воздух веет,Уже клубится пыль кругом.Дубовый листик, взвившись, реет.Уже гремит над нами гром.Уже Невой клокочет Питер,И ветр вокруг свистит в лесах,И громоблещущий ЮпитерМечом сверкает в небесах.Уже поток небесный хлещет,Уже вода везде шумит.Но вот из туч все реже блещет,Все дальше, дальше гром гремит.Уже сверкает солнце шаромИ с неба в землю мечет жар,И поднимает воду паром,И в облака сгущает пар.И снова страшный ливень льется,И снова солнца шар блестит —То плачет небо, то смеется,То веселится, то грустит.17 августа 1935
Первое послание к Марине
За то, что ты молчишь, не будуТебя любить, мой милый друг,И, разлюбив тебя, забудуИ никогда не вспомню вдруг.Молчаньем, злостью иль обманомЛюбовный кубок пролился,И молчаливым талисманомЕго наполнить вновь нельзя.Произнеси хотя бы слово,Хотя бы самый краткий звук,И вмиг любовь зажжется сноваЕще сильней к тебе, мой друг.29 августа 1935
Второе послание к Марине
Я получил твое посланье,Да получил.Я утолил свое желанье,Да утолил.Сомнений нет, они далеки,Пропал их след.Забудь, забудь мои упреки,Их больше нет.Теперь опять я полон силы,Опять с тобой.Везде везде твой образ милыйПередо мной.Теперь опять я полон страстиК тебе лететь.Я не имею больше властиСобой владеть.Останови, Владыка, ветрыИ прекрати!Сложи, Владыка, километрыИ сократи!19 авг. 1935
Заумная песенька
Милая Фефюлинькаи Филосо́ф!Где твоя тетюлинькаи твой келасо́ф?Ваши грудки-пу́почки,ваши кулачки.Ваши ручки-хру́почки,пальчики сучки!Ты моя Фефюлинька,куколка-дружок!Ты моя тетюлинька,ягодка-кружок.<1935>
Хорошая песенька про Фефюлю
1
Хоть ростом ты и не высока,зато изящна как осока.Припев:
Эх, рямонт, рямонт, рямонт!Первако́кин и кине́б!2
Твой лик бровями оторочен,Но ты для нас казиста очень.Припев:
Эх, рямонт, рямонт, рямонт!Первако́кин и кине́б!3
И ваши пальчики-колбашкиприятней нам, чем у Латашки.Припев:
Эх, рямонт, рямонт, рямонт!Первако́кин и кине́б!4
Мы любим вас и ваши ушки.Мы приноровлены друг к дружке.Припев:
Эх, рямонт, рямонт, рямонт!Первако́кин и кине́б!<1935>
«Если встретится мерзавка…»
Если встретится мерзавкана пути моём — убью!Только рыбка, только травката, которую люблю.Только ты, моя Фефюлька,друг мой верный, всё поймешь,как бумажка, как свистулька,от меня не отоидешь.Я, душой хотя и кроток,но за сто прекрасных дами за тысячу красотокя Фефюльку не отдам!<1935>
Марине
Куда Марина взор лукавыйТы направляешь в этот миг?Зачем девической забавойМеня зовешь уйти от книг,Оставить стол, перо, бумагуИ в ноги пасть перед тобой,И пить твою младую влагуИ грудь поддерживать рукой.<1935>
«Засни и в миг душой воздушной…»
Засни и в миг душой воздушнойВ сады беспечные войди.И тело спит, как прах бездушный,И речка дремлет на груди.И сон ленивыми перстамиТвоих касается ресниц.И я бумажными листамиНе шелещу своих страниц.1935
«Я гений пламенных речей…»
Я гений пламенных речей.Я господин свободных мыслей.Я царь бесмысленных красот.Я Бог исчезнувших высот.Я господин свободных мыслей.Я светлой радости ручей.Когда в толпу метну свой взор,Толпа как птица замираетИ вкруг меня, как вкруг столба,Стоит безмолвная толпа.Толпа как птица замирает,И я толпу мету как сор.1935?
«Тебе дано меня боготворить (а это дар небесный)…»
Тебе дано меня боготворить (а это дар небесный),А дар небесный, это, надо думать, дар святой.Да, я конечно очень очень очень очень интересныйИ даже очень очень очень очень развитой.Писать без промаха какое наслажденье!Потом читать написанное вслух.Да, это лучшее время препровожденьеКогда участвуют зараз и плоть и дух.Тогда я чувствую в себе поток вселенной<1935>
Хореи
Спит на дереве кукушкаРак под камнем видит сонНа лугу лежит пастушкаДуют ветры с двух сторон.<1935>
«В каждом колоколе злоба…»
В каждом колоколе злобаВ каждой ленточке огоньВ каждой девочке зазнобаВ каждом мальчике свой конь.<1936>
«Гости радостно пируют…»
Гости радостно пируютЗа столом сидят гурьбойГости радостно пируютИ гурьбой за столом сидятИ говядину едятИ наливки жадно пьютИ чего то там под столом делаютИ дамочкам предлагают раздеться.А дамочки, тру ля ля, танцуютИ под музыку приседают.Один из гостей на стол полез,Но его отвели в ванную комнату.Хозяйка лифчик расстегнулаИ пошла плясать вовсю.Композитор Ваня КоновХотел хозяйку схватить за подол.Но потерял равновесиеИ лёг на пол.А Нина ПетуховаСняла свои панталоныИ дала их Семену Палкинуобнюхивать.<1935>
«Начало спора…»
Начало спорапроизошло вблизи Исаакиевского СобораПойдёмте на Неву пешкомсказал Грачёв помахивая гребешком.Там ветер слишком режет глазответил Фомов ласково и повелительно зараз.<1933–1935>
Песень
Мы закроем наши глазаЛюди! Люди!Мы откроим наши глазаВоины! Воины!Поднемите нас над водойАнгелы! Ангелы!Потопите врага под водойДемоны! Демоны!Мы закрыли наши глазаЛюди! Люди!Мы открыли наши глазаВоины! Воины!Дайте силу нам полететь над водойПтицы! Птицы!Дайте мужество нам умереть под водойРыбы! Рыбы!<1934–1935>
«Игра больших переговоров, друзья глядят…»
Игра больших переговоров,друзья глядят, гуляет борови тень по воздуху летит.Смотрите, дятел пролетел,смотрите с дуба желудь пал.а в море кит пускал фонтаныа в небе книга нам видна<1934–1935>
«Остановись Коньков!..»
Остановись Коньков!Куда ты бежишь?Твой бег бестолков,Остановись Коньков!Вот сердцу милый дом.Знакомая дверь.Знакомый портрет за окном.Это сердцу милый дом.Надо в дверь войти не стуча.Из двери направо.Там на стене два мечаЧто верней: меч или отрава?Так знайте Коньков, что меч верней.А так же приятна рукой совершённая расправа.Три года и восемь недель ты думал о ней,Так знай же Коньков, что меч верней!<1934–1935>
Разбойники
Шли разбойники украдкой.Очень злые. Их атаманвдруг помахивает бородкойлезет наскоро в кармантам свинцы валяются,разбойники молчатих лошади пугаютсяих головы бренчати путники скрываютсяразбойники молчат.Но лишь потух костерпроснулись мертвецы:Бог длани распростерсвирепые дворцыпотухли на горахвлетело солнце на парахв пустой сарай.Газетчицы летели в райкричали смертные полканыторчали в воздухе вулканыдомов слепые номерамне голову вскружиливокруг махали веера —разбойники там жили.В окно кидалась баба вдругона трубой визжала.Девчонки жарились вокруглюбезностью кинжала.Дымился сочный керосинграбители вспотелискакал по крышам кирасир —родители в постели.Молчат они. Жуют помидор.Он зноен? Нет, он хлад.Он мишка? Нет, он разговор,похожий на халат.Украсть его? Кричит пашаи руки живо вздел.Потом разбойники дрожати ползают везде.Сверкает зубом атамани ползает везде.Сверкает зубом атаманон вкладывает патронпоспешно лазает в карманпугаются вороны.Свинец летает вдаль и вблизькувыркает ворон.Но утром дворники сплелисьи ждали похорон.Идут разбойники техасомтут же бурная пустыньно звучит команда басомветер кошка приостынь.Вмиг ножи вокруг сверкаютвмиг пространство холодеетвмиг дельфины ночь плескаютвмиг разбойники в Халдее.Тут им пища тетереватут им братья дерева́.Их оружие курком —! ну давайте кувырком!Левка кинет пистолетмашет умное кружаловин турецких на столеизображение дрожало.Вдруг приходит адъютантк атаману и вплотнуювсе танцуют отходнуюи ложатся в петинантстынет ветер к облакамсвищут плети по бокам.Происходит состязаньевиноватым наказаньеугловатым тесакиа пархатым казаки.Все
Декабрь 1926 г.
Первая половина 1930-х
«Дремлет стол скамья и стул…»
Дремлет стол, скамья и стулДремлет шкап, сундук и печьИ Петров свечу задулИ глядит куда бы лечь.Ай Петров Петров ПетровЛучше стой всю ночь стоймяЕсли шуба твой покров,То постель тебе скамья.первая половина 1930-х
«Иван Петрович падал в воду…»
Иван Петрович падал в воду.Упал, исчез, но нет, покаВиднелись там всему народуЗатылок, руки и бока.<Середина 1930-х>
«Стоит за дверью мой лакей…»
Стоит за дверью мой лакейС цветочком на носуНеси мне завтрак поскорейИзвольте принесу<первая пол. 1930-х>
«Одна минута пробежала…»
Одна минута пробежалаРаздался в замке страшный крикСтальное лезвие кинжалаЕго повергло в этот миг.<первая пол. 1930-х>
«седьмого мая был прекрасный день…»
Седьмого мая был прекрасный деньдеревья в мелких листиках ужебросали теньвесёлый шум летел со скотного двора.стояла в воздухе жара.<Первая половина 1930-х>
«Так я молил твоей любви…»
Так я молил твоей любвиСмеялся пел и плакал горько,Но ты за все мои мольбыМне обещала дружбу только.<Первая половина 1930-х>
«Эх, голубка, песень ваша…»
Эх, голубка, песень вашаНе звучала много летЭх, голубка! Эх, мамаша!Спели б вы для нас куплет.<Первая половина 1930-х>
Середина 1930-х
«Мне стариков медлительный рассказ противен…»
Мне стариков медлительный рассказ противен.Пока тягучее скрипит повествованье,Начало фразы в памяти бледнеет,И всё, что будет наперёд, уму понятно.Старик всегда, особенно разинув рот,Пытается ненужную фамилию припомнить,То спотыкается на букву ы,То выпучит глаза — молчит,И кажется, что он способен задохнуться.То вдруг, подхваченный потоком старческого вдохновенья,Летит вперёд, местоименьями пересыпая речь.Уже давно «они» кого-то презирают,Кому-то шлют письмо, флакон духов и деньги.Старик торопится и гневно морщит брови,А слушатель не знает, кто «они».<Середина 1930-х>
«В окно гляжу на суету людскую…»
В окно гляжу на суету людскуюИ думаю: зачем спешитьВ покое сладостном тоскую —Мне право так приятней жить«Возьмите незабудку…»
Возьмите незабудкуНа память обо мне.Тогда собачью будкуУвидите во сне.А в будке человечкиНа лавочке сидятОгонь играет в печкеИ искры вверх летят.<Середина 1930-х>
«Дни летят как ласточки…»
Дни летят, как ласточки,А мы летим, как палочки.Часы стучат на полочке,А я сижу в ермолочке.А дни летят, как рюмочки,А мы летим, как ласточки.Сверкают в небе лампочки,А мы летим, как звездочки.«Дорогой начальник денег…»
Дорогой начальник денегНадо в баню мне сходить.Но, без денег, даже веникНе могу себе купить.<Середина 1930-х>
«В этом ящике железном…»
В этом ящике железноместь и булка есть и хлеббыло б делом неполезнымих оставить на столе б.ибо крысы ибо мышиибо разные скотыпо законам данным свышесъели б всё без красотыи в укусах кумачёвыхвсе изъедены в клопахвсё семейство ювачёвых быосталось на бобахНо не это важно. Мне ведьнадо рифмой заманятак устроить чтобы в девятьразбудили вы меня.<Середина 1930-х>
«Лес, в лесу собака скачет…»
Лес, в лесу собака скачет,Твердой лапой с твёрдым когтемна коре прямой сосныставит знак.И если волки бродят стаямии лижут камни спящие во мхуи ветер чёрными носами обнюхиваютСобака поднимает шерсть и воети на врага ворчит и пятится.<Середина 1930-х>
1936
Подслушанный мною спор Золотых Сердец о бешемели
Мчался поезд, будто с гор,в окна воздухи шумели.Вдруг я слышу разговор,бурный спор о бешемели.Ночь. Не видно мне лица,только слышно мне по звуку:Золотые всё сердца!Я готов подать им руку.Я поднялся, я иду,я качаюсь по вагону, —если я не упаду,я найду их, но не трону.Вдруг исчезла темнота,в окнах станция мелькнула,в грудь проникла теснота,в сердце прыгнула акула.Заскрипели тормоза,прекратив колес погони.Я гляжу во все глаза:я один в пустом вагоне.Мне не слышно больше слово какой-то бешемели.Вдруг опять, как средь лесов,ветры в окна зашумели.И вагоны, заскрипев,понеслись. Потух огонь.Мчится поезд, будто лев,убегает от погонь.18 февраля 1936
Вариации
Среди гостей в одной рубашкеСтоял задумчиво Петров.Молчали гости. Над каминомЖелезный градусник висел.Молчали гости. Над каминомВисел охотничий рожок.Петров стоял. Часы стучали.Трещал в камине огонек.И гости мрачные молчали.Петров стоял. Трещал камин.Часы показывали восемь.Железный градусник сверкал.Среди гостей, в одной рубашкеПетров задумчиво стоял.Молчали гости. Над каминомРожок охотничий висел.Часы таинственно молчали.Плясал в камине огонек.Петров задумчиво садилсяНа табуретку. Вдруг звонокВ прихожей бешено залился,И щелкнул англицкий замок.Петров вскочил, и гости тоже.Рожок охотничий трубит.Петров кричит: «О Боже, Боже!»И на пол падает убит.И гости мечутся и плачут.Железный градусник трясут.Через Петрова с криком скачутИ в двери страшный гроб несут.И в гроб закупорив Петрова,Уходят с криками: «готово».15 августа 1936
Сон двух черномазых дам
Две дамы спят, а впрочем нет,не спят они, а впрочем нет,конечно спят и видят сон,как будто в дверь вошел Иван,а за Иваном управдом,держа в руках Толстого том«Война и мир», вторая часть…А впрочем нет, совсем не то,вошёл Толстой и снял пальто,калоши снял и сапогии крикнул: Ванька, помоги!Тогда Иван схватил топори трах Толстого по башке.Толстой упал. Какой позор!И вся литература русская в ночном горшке.19 августа 1936
«Бегут задумчивые люди…»
Бегут задумчивые людиКуда бегут? Зачем спешат?У дам раскачиваются груди,У кавалеров бороды шуршат.<1933–1936>
1937
«Григорий студнем подавившись…»
Григорий студнем подавившисьПрочь от стола бежит с трудомНа гостя хама рассердившисьХозяйка плачет за столом.Одна, над чашечкой пустой,Рыдает бедная хозяйка.Хозяйка милая, постой,На картах лучше погадай-ка.Ушёл Григорий. Срам и стыд.На гостя нечего сердиться.Твой студень сделан из копытИм всякий мог бы подавиться.20 февраля 1937
«Григорий студнем подавился…»
Григорий студнем подавилсяИ вдруг ушёл из-за столаВ прихожей он остановилсяИ плюнул в зеркало со зла.21 февраля 1937
«Я долго смотрел на зелёные деревья…»
Я долго смотрел на зеленые деревья.Покой наполнял мою душу.Еще по-прежнему нет больших и единых мыслей.Такие же клочья, обрывки и хвостики.То вспыхнет земное желание,То протянется рука к занимательной книге,То вдруг хватаю листок бумаги,Но тут же в голову сладкий сон стучится.Сажусь к окну в глубокое кресло.Смотрю на часы, закуриваю трубку,Но тут же вскакиваю и перехожу к столу,Сажусь на твердый стул и скручиваю себе папиросу.Я вижу — бежит по стене паучок,Я слежу за ним, не могу оторваться.Он мешает взять в руку перо.Убить паука!Лень подняться.Теперь я гляжу внутрь себя,Но пусто во мне, однообразно и скучно,Нигде не бьется интенсивная жизнь,Все вяло и сонно, как сырая солома.Вот я побывал в самом себеИ теперь стою перед вами.Вы ждете, что я расскажу о своем путешествии.Но я молчу, потому что я ничего не видел.Оставьте меня и дайте спокойно смотреть — на зеленые деревья.Тогда, быть может, покой наполнит мою душу.Тогда, быть может, проснется моя душа,И я проснусь, и во мне забьется интенсивная жизнь.2 августа 1937
«Человек берёт косу…»
Человек берёт косуЯ хочу его спросить:Что ты делаешь в лесу?Я траву хочу коситьОтвечает мне косарьЗакрывая правый глазИ в глазу его фонарьВ тот же миг уже погас.Ты бы шляпу снял мужик,Говорю ему, а онОтвечает: Это шик,Я ведь франт со всех сторон.Но такое франтовствоНепонятно никомуЭто просто баловство, —Обращаюсь я к нему.Нет, сказал он, не скажите,Я сказал бы, что не такВы хоть руки мне свяжите,Отрубите мне кулак,Сквозь лицо проденьте нитку,Суньте ноги под кибиткуРаспорите мне животЯ скажу тогда: ну вотВы меня распотрошили,Рот верёвками зашилиНо кричу я вам в лицо:Вы подлец и вы яйцо!Я:
Удивляюсь вашей речи,Где ответ на мой вопрос?Вы молчите, только в плечиГлухо прячите свой нос.Вы молчите словно пень,Вам ответить просто лень.Ваша дерзкая усмешкаНе пристала вам к лицуВы глупы как сыроежка.О, поверте подлецу!Он:
Я бы рад молчать векамиИ дробить бы лбом гранит.Кто искусными рукамиЖизнь до гроба сохранит?Кто холодною косойПо моим скользит ногам?Я голодный, я босойМимо вас иду к богам.По дороге вверх бегущейЯ к богам иду с мечом.Вот и ангел стерегущийЗаградил мне путь плечом.Стой! — гремит его приказТы в дверях стоишь как раз.Дальше рай — сады блаженстваЧтобы в рай тебе войти,Ты достигни совершенства,Иль назад повороти.Я задумался: Ну что же,Если путь мой в райский садПреграждён Тобой, о Боже —Я пойду тогда назад.Стой! воскликнул ангел грозныйТы мне чушь не бормочиБог слетит к тебе серьёзныйВынет райские ключиХлопнет ими по балконуИ отвесив по поклонуВо все стороны вселенной,Улетит домой нетленный.А потом примчится сноваС вихрем звёзд и тучей птицИ как бури неба словоВдруг на землю рухнет ниц.Дрогнет мир. Померкнет светИ тебя исчезнет след.Тут я поднял страшный вой:О небесный часовойМысль твоя течёт обратноКак ручей бегущий в гору,Мне безумцу непонятноМоему не ясно взоруМоему не близко ухуСлушать неба смутный гла<с>.Пропусти меня как мухуЧерез двери в рай как раз.Ангел молча улыбнулся,Поднял камень из-под ног,Осторожно оглянулся,Вдруг рукою размахнулсяИ пустил мне камень в бок.Этот камень был по счастью бестелесный,Потому что этот камень был небесный.2 августа 1937
«Я плавно думать не могу…»
Я плавно думать не могуМешает страхОн прорезает мысль моюКак лучьВ минуту по́ два, по́ три разаОн сводит судоргой моё сознаниеЯ ничего теперь не делаюИ только мучаюсь душой.Вот грянул дождь,Остановилось время,Часы беспомощно стучатРасти трава, тебе не надо время.Дух Божий говори, Тебе не надо слов.Цветок папируса, твоё спокойствие прекрасноИ я хочу спокойным быть, но всё напрасно.Детское Село, 12 августа 1937
«Мы — это люди…»
Мы — это людиВы — это богиНаши деревниВаши дорогиДетское Село, 12 августа 1937
«Желанье сладостных забав…»
Желанье сладостных забавменя преследует.Я прочь бегу, но бег мой слаб,мне сапоги не впору.Бегу по гладкой мостовой,но тяжело, как будто лезу в гору.Желанье сладостных забавменя преследует.Я прочь бегу, но бег мой слаб,я часто, часто отдыхаю,потом ложусь на мостовойи быстро, быстро засыпаю.Желанье сладостных забавменя во сне преследуетЯ прочь бегу, но бег мой слаб.О да! Быстрей бежать мне следует,но лень как ласковая теньмне все движенья сковывает.И я ложусь. И меркнет день,и ночь мне мысли стягивает.И снова сладостных забавжеланье жгучее несётся.Я прочь бегу, бегу всю ночь,пока над миром первый солнца луч взовьётся.И сон во мне кнутом свистит,и мыслей вихри ветром воют…А я с открытыми глазамивстречаю утро.13 августа <1937>
«Я видел: медленные веки…»
Я видел: медленные векиОна лениво поднялаИ взглядом ласковые рекиОна лениво обвела<после 13 августа 1937>
«Я руку протянул. И крикнул…»
Глоб:
Я руку протянул. И крикнул:вот потеха!Стоял тут некогда собор.а нынче — веха!А тут когда-то был пустырь,а нынче — школа.А там когда-то монастырьСвятителя Николы,А ныне только сад фруктовыйкачает сочные плодыда храм Святителя Николыстоит в саду без головы.Селлей:
Молчи, молчи, безумный Глоб!Не то пущу тебе я пулю в лоб.Довольно выть. И горю есть предел.Но ты не прав. Напрасно ноешь.Ты жизни ходы проглядел.Ты сам себе могилу роешь.Глоб:
Какие жизни ходы,Селлей, Селлей?Нам не открыть закон природы,Селлей, Селлей!Пройдет с годами увлеченье,устанет ум,Селлей, Селлей!Забудет мир свое ученьеи сладость дум,Селлей, Селлей!Селлей:
Молчи, несносное созданье,Унылых мыслей философ.Хотя бы раз в твое сознаньепроник ли жизни мощный зов?после 13 авг. 1937
«Деды жили, деды знали…»
Деды жили, деды зналиКак им жить и как им бытьМы же внуки всё забылиМы плывём, не зная куда нам плыть.Деды строили заборыРазводили скот и птицДеды были инженерыСвоих задумчивых и гордых лиц.Мы же дедов наших внукиСильно двинулись впередВерим только лишь науке,А наука, всегда почти, врёт.Врёт проклятая наука,Что бессмертья людям нет.Врёт! И в том моя порука,Что науке скоро капут.Потому что нет науки,А бессмертье людям естьЯ видал такие знаки.Я слыхал такую весть.Очень скучно было б миру,Человеку и душеЕсли б жил и бух в могилу!И вот уже на том свете атташе.<сентябрь 1937>
«Я сегодня лягу раньше…»
Я сегодня лягу раньше,Раньше лампу погашу,Но зато тебя пораньшеРазбудить меня прошу.Это просто удивленьеКак легко меня будить!Ты поставь на стол варенье, —Я проснусь в одно мгновенье.Я проснусь в одно мгновенье,Чтобы чай с вареньем пить.2 ноября 1937
«Не маши колесом, не стругай…»
1.
Не маши колесом, не стругай колесо,не смотри в воду, не грызи камни.2.
Колесом не бей, не крути колесо,не ложись в воду, не дроби камни.3.
Не дружи с колесом, не дразни колесо,опусти его в воду, привяжи к нему камень«Вечер тихий наступает…»
Вечер тихий наступает.Лампа круглая горит.За стеной никто не лаетИ никто не говорит.Звонкий маятник, качаясь,Делит время на куски,И жена, во мне отчаясь,Дремля штопает носки.Я лежу, задравши ноги,Ощущая в мыслях кол.Помогите мне, о Боги!Быстро встать и сесть за стол.1936?
Прогулочка
Мужик и баба играют на свободе,Стоит оголтелый народ на пароходеГлядит в зелёную воду.В закусочной доктор накапливает силу;Мужик и баба напарываются на виду,И доктор спешит к пароходу.Стоит пароход озарённый луною.Я мимо иду, и Марина со мною,Погода нам благоприятна.Мужик и баба громко стонут,Под пароходом люди тонут,И доктор уходит обратно.<1935–1937>
Дактиль
Девушка с рыжими косамиХодит в тени под откосамиГромко стучит каблучокЮноша, сидя на стуле,Бросив кинжал и две пули,Держит вязальный крючок.<1935–1937>
«Люблю порой смотреть в окно…»
Люблю порой смотреть в окноИ наблюдать других людей заботыЛюблю порой смотреть в окноТем самым уклоняясь от работы.Я долго, пристально смотрюВ лицо молоденькой еврейкиСтараясь прочитать в чертах её лицаЗаконы женских чар«Да, я поэт забытый небом…»
Да, я поэт забытый небом<3абытый небом> с давних пор.А были дни, когда мы с ФебомГремели вместе сладкий хор.А были дни, когда мы с ФебомГремели вместе сладкий хор.А были дни когда мы с ГебойНосились в тучах над водой.И свет небес летал за ГебойИ гром смеялся молодойИ гром гремел летя за ГебойИ свет струился золотой.<1935–1937>
«Шёл Петров однажды в лес…»
Шел Петров однажды в лес.Шел и шел и вдруг исчез.«Ну и ну, — сказал Бергсон, —Сон ли это? Нет, не сон».Посмотрел и видит ров,А во рву сидит Петров.И Бергсон туда полез.Лез и лез и вдруг исчез.Удивляется Петров:«Я, должно быть, нездоров.Видел я: исчез Бергсон.Сон ли это? Нет, не сон.»1936-37
1938
«Гнев Бога поразил наш мир…»
Гнев Бога поразил наш мир.Гром с неба свет потряс. И трусне смеет пить вина. Смолкает брачный пир,чертог трещит, и потолочный брусломает пол. Хор плачет лир.Трус в трещину земли ползёт как червь.Дрожит земля. Бог волн срывает вервь.По водам прыгают разбитые суда.Мир празднует порока дань. Сюдаждет жалкий трус, укрыв свой взорот Божьих кар под корень гор, и стонвой псов из душ людей как сорнесет к нему со всех сторон, —сюда ждёт жалкий трус удар,судьбы злой рок, ход времени и пар,томящий в жаркий день глаз, вид, зовущий вновьзимы хлад, стужами входящий в нашу кровь.Терпеть никто не мог такой раскол небес —планет свирепый блеск, и звёздный вихрь чудес<конец 1937>
«Зима рассыпала свои творенья…»
Зима рассыпала свои творенья.Пушистый снег лежит среди дубров.На санки положив поленья,везет их под гору Петров.За ним собака в кожаном ошейникебежит, сверкая белым зубом.И вот папаха на мошейникеуже горит под старым чубом.Петров конечно рад ужасно,смеется, воет, стонет, плачет,потом, как стройный бог, прекрасночерез веревку с криком скачет.Мошенник вышел из-под дубаи говорит Петрову грубо:«Кому ты здесь ломаешь спину?Иди туда, куда идёшь,не то тебя коленом двину,тогда костей не соберёшь.»<начало 1938>
«Но сколько разных движений…»
Но сколько разных движенийСтремительно бегут к нему навстречуК нему спешит другой помощникИ движется еще одна колесница.Открывается окноСмирно подходит к немуслон. Вот он призрачныйголубчик. Вот онпризрачный голубчик.Вот он призрачныйголубчик. Вот онпризрачный голубчик.Вот он страданьяполный день. Нет пищи,нет пищи, нет пищи.Есть хочу. Ой ой ой!Хочу есть. Хочу есть.Вот моё слово.Хочу накормить моюжену. Хочу накормитьмою жену. Мы оченьголодаем.Ах сколько чудныхесть вещей! Ах сколькочудных есть вещей!Вино и мясо. Вино и мясо.Вино приятнее каши.Бля, бля, бля!Вино приятнее каши.Берим бериг чериконфлинь!Мясо лучше теста!Мясо лучше теста!Я ем только мясо и овощи.Я пью только пиво и водку.Чя́ки ря́ки!Я не люблю русских женщин.А русская женщина, да ещё похудевшая,да ещё похудевшая,фириньть перекриньть!Да ещё похудевшая, —это дрянь!Фу! Фу! Фу!Это гадость!Я люблю полных евреек!Вот это прелесть!Вот это прелесть!Вот это,вот это,вот это прелесть!Нахально веду себя я,я веду себя пренахально.(Перепрыгни через бочку!)Я веду себя нахально.Чя́ки ря́ки!Я люблю есть мясо,пить водку и пиво,есть мясо и овощии пить водку и пиво.Фириньть перекриньть!Я хочу есть мясои пить водку и пиво!Вот как!(Перепрыгни через бочку!)3 января 1938
«Красиво это, очень мило…»
Красиво это, очень мило:Отнять у женщины часыИ подарить на память мыло,Духи, цыгарки и усы.13 марта 1938
«Меня закинули под стул…»
Меня засунули под стул,но был я слаб и глуп.Холодный ветер в щели дули попадал мне в зуб.Мне было так лежать нескладно,я был и глуп и слаб.Но атмосфера так прохладнакогда бы не была б,я на полу б лежал беззвучно,раскинувши тулуп.Но так лежать безумно скучно:я слишком слаб и глуп.23 апреля 1938
«Да что же это в самом деле?..»
Да что же это в самом деле?..Такая вялость в теле,Мучительно ежесекундно чувствовать своё бессилиеСтихи совсем не сочиняются.И каждый день мои порокиС утра нахально начинаются.Нет, жили иначе пророки!Морщины изрезали мои руки.Я целый день по комнате брожу от скуки.Во мне не стало силы волиЯ начал пухнуть от душевной боли.Оставте меня сознания мухи!9 мая 1938
Смерть дикого воина
Часы стучат, Часы стучат,Летит над миром пыль. В городах поют, В городах поют,В пустынях звенит песок. Поперек реки Поперек рекиЛетит копье свистя. Дикарь упал, Дикарь упалИ спит, амулетом блестя. Как легкий пар, Как легкий пар,Летит его душа. И в солнце-шар, И в солнце-шарВонзается, косами шурша. Четыреста воинов, Четыреста воинов,Мигая, небу грозят. Супруга убитого, Супруга убитогоК реке на коленях ползет. Супруга убитого, Супруга убитогоОтламывает камня кусок. И прячет убитого, И прячет убитогоПод ломаный камень, в песок. Четыреста воинов, Четыреста воиновЧетыреста суток молчат. Четыреста суток, Четыреста сутокНад мертвым часы не стучат.27 июня 1938
«Ума своего недостойный внук…»
Ума своего недостойный внукДавно окруженный порокамиКлючом отопри вдохновенья сундук,Упомянутый в стари пророками.Только где этот ключ:В небесах между тучьИли в море под хладными волнами?Или в чёрных горах,Или в тёмных дарах28 июня 1930
«И вдруг из пола вылезает страшный дух…»
И вдруг из пола вылезает страшный духИ, указав на нас коленом, «Который, — говорит — из двух?»Тогда Хлипатский подбегает к нерастворенному окнуИ хочет прыгнуть вниз на камни, но я кричу: «Не прыгайте — всплакну!»<28 июня 1938>
«Гремит вина фиал…»
Гремит вина фиал,Упав из рук нетвёрдых.Умолкло всё вокругВ смущенье мы встаёмПоникнув головой,умолкнул председательИ гости, замолчав,не смотрят на негоГремит вина фиал,на доски брошенный рукойГустая влага плещет в полТогда со скрипом председательВстаёт из кресла. Перед нами,Главу седую преклонив,Он говорит: «Разбита чашаЗастольной дружбы многих лет наша»29 июня 1938 года
«От свиста ненавистных пчёл…»
От свиста ненавистных пчелЯ лечь в коробку предпочелНо так лежать без всякого делаНе в силах молодое телоЗакрылся фартуком,А в уши сунул пробкиЛежу задумчив и суровА в это время, около моей коробкиГулял с красавицей Антон Перов«Да, — говорит Перов красавице, — вот эта местностьВполне пригодна для гуляющих вдвоем.Отсюда видно всю окрестностьИ речки быстрой водоём».«Да, — говорит красавица, — прекрасная прогулка,Но только для чего здесь эта глупая шкатулка?»Перов, не зная что ответить, сказал: «О чем ведете речь?Я не могу того заметить, но предлагаю тут прилечь».29 августа 1938 г.
«Журчит ручей, а по берегам…»
Журчит ручей, а по берегамПо берегамПо берегамПо берегам того ручьяРазбойники спят на песке.Опасно плыть вдоль по ручью,Вдоль по ручью,Вдоль по ручью,Вдоль ручью на прохладной волнеДевице плыть молодой.Приснятся разбойникам жаркие сны,Жаркие сны,Жаркие сны,Коварные сны про весёлый ручей,С девицей в прохладной воде.Спасайся девица! Плыви в камыши,Плыви в камыши,Плыви в камыши,Плыви в камыши,18 августа 1938
Сладострастный древоруб
Когда вдали сверкнули пилы,И прозвенели топоры —Мне все подруги стали милы,И я влюблён в них с той поры.Подруги, милые подруги,Приятно трогать вас рукой.Вы так нежны! Вы так упруги!Одна прекраснее другой!Приятно трогать ваши груди,Скользить губами вдоль ноги…О помогите люди люди!О Боже, Боже помоги!24 августа 1938
«Синее Божество!..»
Синее Божество!Да наступит мое торжество!Ваше Благородие,пошли мне небывалое плодородие!Пожалей меня неудачного верзилу,пошли мне огромную поэтическую силу!Гибну я, — тако<1938?>
1939
«Я долго думал об орлах…»
Я долго думал об орлахи понял многое:орлы летают в облаках,летают никого не трогая.Я понял, что живут орлы на скалах и в горахи дружат с водяными духами.Я долго думал об орлах,но спутал, кажется, их с мухами.15 марта 1939
Неизвестных годов
«В ночной пустынной тишине…»
В ночной пустынной тишинеВдоль клумб и гряд в большом садуБрабантов шёл к моей женеДрожа от страсти на ходу.Он даже снял воротничокИ расстегнул слегка жилетИ весь дрожал как старичокХотя он был в расцвете лет.
«В оригинале стоит неприличное слово» (Прим. автора).
«именно ки́чка а не кличка» (прим. автора)
В другом варианте: «Халдеев, Налдеев и Пепермалдеев…»