Я срываюсь в атаку и уклоняюсь от неумелого замаха, нацеленного в грудь.
Ого! Сильно разозлилась! Как же Софию задевает тема её неполноценности и ущербности!
Отлично, ха-ха!
Я перехватываю её руку и бью кулаком в плечо.
— Ай! — вскрикивает она.
— Я же слабо ударил! Ты настолько неженка?
Девушка сжимает нож и с яростью смотрит мне в глаза. Но не идёт. Боится.
— Ой-ой, какие злые. Что сделаешь, ладошками пошлёпаешь? — хмыкнул я, — Сдавайся. Не твоё это, быть магом. Природа одарила тебя фигурой и мордашкой — на большее ты и не годи…
— ДА ПОШЁЛ ТЫ! …
Она прокрутила нож в обратный хват и резким выпадом попыталась рубануть меня по плечу.
«Хо-о-о?»
Я, естественно, его отбил — слишком очевидный и нелепый. Но он был лучше. Намного лучше.
Трещины на её груди стали ярче. Заметней. Как и печать — она словно нагрелась.
— Ну-ну, не злись. Топни ножкой, — я хохотнул, — Кого ты пытаешься строить? Перед кем? Крутого мага? Ты мелочь, София. Тебя… пхах, да тебя даже продали Виктору! Просто как кусок мяса для ебли!
— …, - без слов и эмоций, она лишь перехватила нож поудобней.
Я хмыкнул, встал в боевую стойку и сорвался на оппонентку. Она совершает два быстрых укола, я уворачиваюсь, в один момент хватаю за руку и со всей силы швыряю через бедро.
Девушка на полной скорости падает на деревянный пол и вскрикивает от боли.
— Ну, вставай! — толкаю её ногой и не даю подняться, — Вставай! Хватит валяться как собака!
— Хватит…, - прошептала она дрожащим голосом.
— Что? Не слышу, повтори.
— Я сказала…
Я не видел её груди. Не видел, что там с печатью.
Но я видел, как по её шее и рукам пошли красные трещины.
— ХВАТИТ! — крикнула она.
Девушка схватила нож, оттолкнулась рукой от пола и попыталась рубануть мне по животу снизу-вверх. Лишь чудом я успел отскочить.
— Ха-ха, а ты умеешь… злиться…
Её глаза побагровели, а из груди, прорываясь сквозь печать, шли яркие красные трещины. Особенно много кровавых ветвей шло к руке с ножом.
«Так, а теперь момент икс. Сможет ли она…»
Не успел я додумать, как София с подшагом рубанула по моему оружию, заставила опустить защиту и повела остриё в беззащитное плечо.
«Э?»
Наклоняюсь и хватаю её кисть. Она отпускает нож, ловит его второй рукой и пытается пырнуть меня в живот.
«Э?!»
Со звоном отбываю удар, разрываю дистанцию и даже ничего не успеваю сделать — никчёмная кукла София, выращенная как экспонат, подрывается следом, снова рубит по моему ножу и снова заставляет опустить защиту.
Меня теснят. Меня откровенно теснят в ножевом бою!
«Ох, твою мать!», — чудом отскакиваю.
София вытаскивает второй нож из груди и перекручивает их в обратных хват.
Я уклоняюсь от одного выпада, от второго, отбиваю третий и понимаю, что она не собирается останавливаться.
Она в ярости. Она обижена. На меня, на себя… на весь мир. Да, я сам её довёл, сам надавил на больное и сам же сказал, что не умру от одного пореза, но с каждым неудачным выпадом она всё больше уходит в крайность.
Сжав челюсть и оскалившись, она машет всё быстрее и безумнее, в надежде рубануть меня хоть одним выпадом.
И у неё получится.
— Урод! — рявкнула девушка.
Я отбиваю клинок.
— Тварь! — вновь заорала она.
Уклоняюсь.
— Ублюдок! — гаркнула София.
Я отбиваю один выпад и, притянув девушку к себе, пропускаю мимо второй.
Она не останавливается. Все свои силы, все свои эмоции и всю обиду, накопившуюся за двадцать лет самобичевания, она выпускает здесь и сейчас — в бою со мной. Я — олицетворение всего дерьма в её жизни.
И сейчас она пытается его победить.
Бедная девушка, всю жизнь просидевшая в клетке, теперь хочет победить хоть кого-то. И она сделает всё, чтобы раз и навсегда убить в себе бесполезный, лишённый прав кусок мяса.