Том 1. Стихотворения 1838-1855 - читать онлайн бесплатно полную версию книги . Страница 2

Стихотворения 1838–1844 гг*

1838

Мысль*

Спит дряхлый мир, спит старец обветшалый,Под грустной тению ночного покрывала,Едва согрет остатками огняУже давно погаснувшего дня.Спи, старец, спи!.. отрадного покояМинуты усладят заботы сединыВоспоминанием минувшей старины…И, может быть, в тебе зажжется ретивоеОгнем страстей, погаснувших давно,И вспыхнет для тебя прекрасное былое!..И, может быть, распустится зерноВ тебе давно угасшей жизни силы,И новой жизнию заглохшие могилы,Печальный мир, повеют над тобой!И снова ты проснешься от дремоты,И снова, юноша с пылающей душой,Забудешь старые утраченные годыИ будешь жить ты жизнью молодой,Как в первый день создания природы!. . . . . . . . . .. . . . . . . . . .Нет! тот же всё проснулся ты,Такой же дряхлый, обветшалый,Еще дряхлей без покрывала…Скрой безобразье наготыОпять под мрачной ризой ночи!Поддельным блеском красотыТы не мои обманешь очи!..

Смерти*

Не приходи в часы волнений,Сердечных бурь и мятежей,Когда душа огнем мученийСгорает в пламени страстей.Не приходи в часы раздумья,Когда наводит демон зла,Вливая в сердце яд безумья,На нечестивые дела;Когда внушеньям духа злого,Как низкий раб, послушен ум,И ничего в нем нет святого,И много, много грешных дум.Закон озлобленного рока,Смерть, надо мной остановиИ в черном рубище порокаМеня на небо не зови!Не приходи тогда накинутьОков тяжелых на меня:Мне будет жалко мир покинуть,И робко небо встречу я…Приди ко мне в часы забвеньяИ о страстях и о земле,Когда святое вдохновеньеГорит в груди и на челе;Когда я, дум высоких полный,Безгрешен сердцем и душой,И бурной суетности волныМеня от жизни неземнойУвлечь не в силах за собою;Когда я мыслью улетаюВ обитель к горнему царю,Когда пою, когда мечтаю,Когда молитву говорю.Я близок к небу — смерти время!Нетруден будет переход;Душа, покинув жизни бремя,Без страха в небо перейдет…

<12 ноября 1838>

Безнадежность*

Жизнь без надежд — тропа без цели,Страсть без огня, без искр кремень,Пир буйный Вакха без веселий,Без слез тоска, без света день.Жизнь без надежд — без силы воля,Без пробужденья тяжкий сон;О, как того ужасна доля,Кто этой жизни обречен!Он не живет; он без сознаньяВлачит томительные дни,И цепью горького страданьяВлекутся медленно они.Как отчужденный, с мрачной думой,С немой печалью на челе,Всегда унылый и угрюмый,Он будто лишний на земле.И в целом мире нет предмета,Его способного пленитьИ вновь отступника от светаК нему в объятья заключить.Глубоко в сердце уязвленный,На всё он холодно глядит,И уж ничто во всей вселеннойЕго очей не веселит.Всему он чужд — и нет тяжелеЕго догробного креста,И носит он на грешном телеПечать поборника Христа…

Человек*

Когда сверкнет звезда полночиНа полусонную Неву,Ряды былых событий очиКак будто видят наяву…Я мыслю: где ты, век деянийЦаря великого Петра?Где гений мира, гений бранейИ славы русского орла?И слышу голос: «Слоем пылиДавно покрыт прошедший век,И дань обычную могилеВовремя отдал человек!»Обоих нет. Но память векаС ним закатилась навсегда,А память славы человекаГорит и светит как звезда…

1839

Поэзия*

«Я владею чудным даром,Много власти у меня:Я взволную грудь пожаром,Брошу в холод из огня,Из покоя в чад похмелья;А как песенку спою,Благотворного весельяМоре в сердце разолью;Разорву покровы ночи,Тьму веков разоблачу,Проникать земные очиВ мир надзвездный научу.Кто пленится сим чертогом —Крылья дам туда летать,С Аполлоном, гордым богом,Наравне позволю стать.Возложу венец лавровыйНа достойного жрецаИли вмиг запру в оковыПоносителя венца.Я властна блаженства моремГрудь страдальца напоитьИли вмиг счастливца горем,Как стрелою, поразить!..»— «Кто ж ты, гордая царица?Тайну смертным обнаружь!Светлый дух иль чаровница,Обольстительница душ?..»Заструилась в небе змейка,Свет блеснул, исчезла тьма:«Я не дух, не чародейка,Я поэзия сама!..»

<4 марта 1839>

Моя судьба*

Мне плакать хочется, а плакать в мире стыдно,Увидят люди — осмеютИ с едкой клеветой, с улыбкою обиднойПритворством слезы назовут.О, горько жить, о, трудно пережить изменуТого, чем сладко было жить!..Из чаши радостей я пил одну лишь пену,Она мешала нектар пить…Так прочь, прочь, чаша всех надежд и упований!Не принесла мне счастья ты;Меня сгубила ты; ты в чары ожиданийВтравила тщетные мечты…Я небу покорюсь… возьму другую чашу,С ней съединю судьбу свою;Не суетных надежд ее венком украшу —Могильным плющем обовью.И если слезы даст, по милости великой,Бог в утешение мое,Презря и суд глупца, и хохот черни дикой,Наполню ими я ее.И в день, когда совсем преполненная чашаНи капли боле не вместит,Скажу «прощай» мятежной жизни нашей,И дух мой в небо воспарит.Там стану с ней, чужд черной ризы праха,Все раны сердца обнажуИ у царя Судеб, как должного, без страха,За них награды попрошу.

Два мгновения*

Печальный свет лампады озаряетЧело певца; задумчивый поэтК себе гостей заветных ожидает,Зовет, манит; напрасно всё, их нет!Нейдут к нем чудесные виденья,И пусто всё, как меткою стрелойПодстреленный орел, без крыл воображенье,На дне души томительный покой.Как бременем подавленная, страждетЕго огнем горящая глава,Он на листы то бремя сбросить жаждет,Но силы нет, не вяжутся слова!Для пылких чувств, для мысли благороднойОн не находит их; грудь скукою сперта,Бессилен взрыв фантазии свободной,И сердце жмет, как камень, пустота.Он рвется, ждет; напрасно всё: ни звука!Бессилен ум! И в этот долгий часЕго души невыразима мука;Страдает он, — и жалок он для нас,Как бедный труженик… Но вот от небосклонаСвятая благодать спускается к нему;Горит чело любимца АполлонаОгнем поэзии; восторгу своемуНе ведая границ, в порыве вдохновенья,В созвучья стройные переливает онВосторг души, святые помышленьяИ всё, чем ум высокий поражен.Связь с бренною землей расторгнув без усилья,Свободен как орел, могуществен как царь,Широко распахнув развесистые крылья,Над миром он парит. Везде ему алтарь!Легко душе, воображенью воля,Раскрыты перед ним земля и небосклон —И в этот миг его завидна доля,И безгранично счастлив он.

Изгнанник*

Еще младенцу в колыбелиМечты мне тихо песни пели,И с ними свыклася душа,Они, чудесной жизни полны,Ко мне нахлынули как волны,Напевом слух обворожа.Вскипело сердце дивным даром,Заклокотал огонь в груди,И дух, согретый чистым жаром,Преград не ведал на пути.Отозвались желанья воле;Однажды ею подыша,В мир, мне неведомый дотоле,Рванулась пылкая душа.Отважно я взглянул, сын праха,В широкий, радужный эфир;Сроднилось сердце с ним без страха,И разлюбил я дольний мир.И долго там, в стране лазурной,Его чуждаясь, пробыл яИ счастье пил из полной урныПолуземного бытия.Мое сродство с подлунным миром,Казалось, рушилось навек;Я, горним дышащий эфиром,Был больше дух, чем человек…Но пробил час — мечты как тениИсчезли вдруг в туманной мгле,И после сладких сновиденийЯ очутился на земле.Тогда рука судьбы жестокоМеня к земному пригнела,Оковы врезались глубоко,А жизнь за муками пришла.Печально было пробужденье,Я молча слезы проливал,И вот, посланник провиденья,Незримый голос мне сказал:«Ты осужден печать изгнаньяНосить до гроба на челе,Ты осужден ценой страданьяКупить в стране очарованьяРай, недоступный на земле.В тюрьме, за крепкими замками,Бледнеет мысль, хладеет ум,Но ты железными цепямиОкуй волненье мрачных дум;Не доверяй души сомненью,За горе жизни не кляни,Молись святому провиденьюИ веру в господа храни.Над ложем слез, как вестник славы,Взойдет предсмертная заря,И воспаришь ты величавоВ обитель горнего царя,В свою небесную отчизну…»Умолк. И ожил я душой,И заглушили укоризнуСлова надежды золотой…И с той поры, изгнанник бедный,Одной надеждой я живу,Прошедшей жизни очерк бледныйСо мной во сне и наяву.Порой, знакомый голос слыша,Я от восторга трепещу,Хочу лететь, подняться выше,Но цепь звенит мне: «Не пущу!»И я припомню, что в оковыМеня от неба низвели,Но проклинать в тоске суровойНе смею жизни и земли.И жизнь ли — цепь скорбей, страданий,В которой каждое звеноПолно язвительных мечтанийИ ядом слез отравлено?Наш мир — он место дикой брани,Где каждый бьется сам с собой:Кто — веры сын — с крестом во длани,Кто в сердце с адскою мечтой.Земля — широкая могила,Где спор за место каждый час,Пока всевластной смерти силаУсопшим поровну не даст.Я похоронен в сей могиле,Изгнанник родины моей,Перегорел мой дух в горнилеЗемных желаний и страстей.Но я к страданьям приучился,Всегда готовый встретить смерть,Не жить здесь в мире я родился,Нет, я родился умереть…Счастливцу прежде без границы,Теперь отрадно мне страдать,Полами жесткой власяницыНесчастий пот с чела стирать.Я утешительного словаВ изгнаньи жизни не забыл,Я видел небо без покрова,Награды горние вкусил;И что страданья перед ними!Навек себя им отдаю,Когда я благами земнымиКуплю на небе жизнь моюИ, не смутясь житейской битвой,Окончу доблестно свой век.С надеждой, верой и молитвойЧего не может человек??..

Рукоять*

Сонет

Не рылся я в земле в надежде вырыть злато,Приюта мертвецов в ночи не разгребал;Но, каюсь, — из руки усопшего собратаНехитрый черенок я сделал на кинжал.Она от гибели меня спасла когда-то:Мне посланный удар ту руку оторвалОт тела храбреца — полмертвым он упал;Воздать я не успел ему достойной платой,Не мог его спасти. — Нахлынули враги,Молящим голосом он вскрикнул мне: «Беги!»,Минуты не было последнему объятью,Лишь руку я схватил и шпоры дал коню —И с тех пор при себе кинжала рукоятьюНа память друга я как жизнь ее храню.

Жизнь*

Прекрасно, высоко твое предназначенье,Святой завет того, которого веленье,Премудро учредя порядок естества,Из праха создало живые существа;Но низко и смешно меж нас употребленье,И недостойны мы подобья божества.Чем отмечаем, жизнь, мы все твои мгновенья —Широкие листы великой книги дел?Они черны, как демон преступленья,Стыдишься ты сама бездушных наших тел.Из тихой вечери молитв и вдохновенийРазгульной оргией мы сделали тебя,И гибельно парит над нами злобы гений,Еще в зародыше всё доброе губя.Себялюбивое, корыстное волненьеОбуревает нас, блаженства ищем мы,А к пропасти ведет порок и заблужденьеСвятою верою нетвердые умы.Поклонники греха, мы не рабы Христовы;Нам тяжек крест скорбей, даруемый судьбой,Мы не умеем жить, мы сами на оковыМеняем все дары свободы золотой…Раскрыла ты для нас все таинства искусства,Мы можем создавать, творцами можем быть;Довольно налила ты в груди наши чувства,Чтоб делать доброе, трудиться и любить.Но чуждо нас добро, искусства нам не новы,Не сделав ничего, спешим мы отдохнуть;Мы любим лишь себя, нам дружество — оковы,И только для страстей открыта наша грудь.И что же, что они безумным нам приносят?Презрительно смеясь над слабостью земной,Священного огня нам искру в сердце бросятИ сами же зальют его нечистотой.За наслаждением, по их дороге смрадной,Слепые, мы идем и ловим только тень,Терзают нашу грудь, как коршун кровожадный,Губительный порок, бездейственная лень…И после буйного минутного безумья,И чистый жар души и совесть погубя,Мы, с тайным холодом неверья и раздумья,Проклятью придаем неистово тебя.О, сколько на тебя проклятий этих пало!Чем недовольны мы, за что они? Бог весть!..Еще за них нас небо не карало:Оно достойную приготовляет месть!

Колизей*

Поросшие мхом, окаймленные плющем,Развалины древнего зданья стоят,Ничем не напомнят они о живущем,О смерти на каждом шагу говорят.Невольно сурово глядишь на руинуИ думою сходствуешь с нею вполне.Упавший обломок там вырыл стремнину,Там сиро колонна приткнулась к стене,Изрезало время морщинами темя,А ветер-нахал их насквозь просверлил,Карниз обвалился, как лишнее бремя,Широкие двери буран растворил.Изящные части загадочной грудойЯвляются в целом смущенным очам,Разрушено всё вековою причудой!Но — слава искусству и древним умам! —Еще нам напомнить и каждый обломокСпособен об их исполинском труде,И днесь устыдится правдивый потомокДерзнуть посмеяться его наготе.Глаза не окинут огромной руины,И в час не обскачет пугливый олень;Во всем, как остаток великой картины,Былого величья хранит она тень.Угрюмое зданье! века пробежали,Пока к разрушенью ты сделало шаг;Ты крупная буква на темной скрижалиПрошедших столетий; ты им саркофаг.Твой жребий чудесный невольно мечтамиЗажег вдохновенную душу мою;Поведай мне, как ты боролось с веками,Поведай прошедшую участь свою.— Великим умом я задумано было,И думу глубокую множество рукВ существенность тяжким трудом обратило,В красе величавой восстало я вдруг.Взглянуть на меня собирались отвсюду,Мой вид был прекрасен, торжествен и нов,Дивился весь мир рукотворному чуду.В средине седьми величавых холмовЯ грозной и прочной стояло твердыней,И Рим, мне бессмертную участь суля,Меня, ослепленный мятежной гордыней,Мерилом назвал своего бытия:«Покуда ты живо, и я не исчезну, —Мечтал он, — тогда лишь, как миру конец,Мы вместе провалимся в хаоса бездну».Торжественной славой горел мой венец…Наказан за гордость надменный мечтатель,Мне многим досталось его пережить;Хоть время, и люди, и жребий-карательС тех пор сговорились меня погубить.Судьба к разрушенью мне путь указала:Сперва как старик к нему тихо я шло,Потом словно юноша быстро бежало,А было уж старо и седо чело.Что день, то я новые знало потери:Все люди считали меня за своеИ рвали в куски, как голодные звери,Невежды, изящное тело мое.И вот от всего, что пленяло, дивило,Безмерно гордился чем целый народ,Осталась былого величья могила,Теперь я скелет, безобразный урод.Любуйся чудовищем с грустью мятежной,Смотри и грусти обо мне надо мной,Обдумай судьбу мою думой прилежной:Невольно блеснут твои очи слезой.Печален мой жребий, ужасен упадок!..Но нет, не жалей меня, юный певец,Удел настоящий мой темен, но сладок,Тягчил меня славы прошедшей венец.Ужасных картин я свидетелем было.В день первый изменчивой жизни моейКровавое зрелище взор мой смутило:В стенах моих звери терзали людей.В годину гоненья на чад христианстваНеистово злоба в них рыскала вновь,Страдало добро, ликовало тиранство,Реками лилась христианская кровь.А я содрогалось от хохота черни,На мне отражался народный позор.О, лучше б забвенье мильонами тернийТогда ж закидало скорбящий мой взор!Жалеть ли прошедшего с гибельной славой?!Нет, странник, забыть я стараюсь его.Взгляни: надо мною теперь величавоКрест высится, веры святой торжество.Там льется молитва, где страшная мируНосилась речь злобы, как дикий буран;Там амбра курений восходит к эфиру,Где прежде дымилася кровь христиан.О, я благодарна премудрому богу!Пусть сорван покров красоты с моих чресл,Пускай, указуя к паденью дорогу,Меня изуродовал времени жезл —Зато мои темные дни не тревожны,Давно не обрызгано кровью стою…Нет, нет, ко мне милостив рок непреложный,Он чужд укоризны за участь мою…Чу! звон колокольный! иди на срединуРазвалин печальных, к предвечному в храм,И спой там не жалобный гимн на судьбину, —Мой гимн благодарственный спой небесам…

Ангел смерти*

Придет пора преображенья,Конец житейского пути,Предсмертной муки приближеньеЗаслышу в ноющей груди,И снидет ангел к изголовью,Крестом трикраты осеня,С неизъяснимою любовьюИ грустью взглянет на меня;Опустит очи и чуть внятно,Тоскливо скажет: «Решено!Под солнцем жизнь не беззакатна,Чрез час ты — мира не звено.Молись!» — и буду я молиться,И горько плакать буду я,И сам со мною прослезитсяОн, состраданья не тая.Меня учить он будет звукамДоступных господу молитв,И сердце, преданное мукам,В груди их глухо повторит.Назначит смертную минутуОн, грустно голову склоня,И робко спрашивать я буду:Господь простит ли там меня?Вдруг хлад по жилам заструится,Он скажет шепотом: «Сейчас!»Святое таинство свершится,Воскликнут ближние: «Угас!»Вдруг… он с мольбой закроет очи,Слезой зажжет пустую грудьИ в вечный свет иль к вечной ночиДуше укажет тайный путь…

Встреча душ*

Всё туманится и тмится,Мрак густеет впереди.Струйкой света что-то мчитсяПо воздушному пути,В полуогненную ризуИз лучей облечено.Только час оттуда снизу,А уж с небом сближено;Без порывов, без усилья,Словно волны ветерка,Златом облитые крыльяВольно режут облака.Нет ни горести, ни страхаНа блистательном челе.То душа со смертью прахаОтчужденная земле.То, от бедствий жизни бурной,Беспорочная душаЮной девы в край лазурныйМчится, волею дыша.Век страдалицей высокойНа земле она была,Лишь любовию глубокойДа молитвою жила.Но любви блаженством яснымМир ее не подарил.Там с избранником прекраснымЖребий деву разлучил.Року преданная слепо,Страсть она перемоглаИ нетронутый на небоОгнь невинности несла.И блистателен и пышенБыл венец ее двойной,Лет торжественный, чуть слышен,Сыпал искры за собой,На недвижный и безмолвныйНеба божьего пределВзор, уверенности полный,Как на родину смотрел.Только темное сомненье,Мнилось, было на челе:Суждено ль соединенье,Там ли он иль на земле?

Слышно тихое жужжаньеОт размаха легких крыл,Пламень нового сияньяТучи грудь пробороздил.Видит светлая другую,Восходящую с земли,Душу, в ризу золотуюОблеченную, вдали.Ближе, ближе… вот сравнялись,Вот сошлись на взмах крыла,Быстро взором поменялись,И приветно началаГоворить одна: «Из мираМногогрешного парюВ область светлого эфира,В слуги горнему царю.Грея грудь питомца горя,Я там счастья не нашла;Там, с людьми и роком споря,Бед игрушкой я была.Только раз лишь — помню живоДень и час — блаженства лучТак роскошно, так игривоПроблеснул мне из-за туч.Деву с черными очамиВ мире дольнем я нашлаИ, пленясь ее красами,Всё ей в жертву принесла.Но под солнцем несчастливаБескорыстная любовь!Вверг разлукой прихотливыйРок меня в страданье вновь.На свиданье с ней надеждойС той поры живу одной,И теперь, когда одеждойЯ не связана земной,Радость всю меня обильноНаполняет и живит:Верю, мне творец всесильныйАмариллу возвратит…»— «Амариллу? голос другаЯ узнала… я твоя!Сладким именем супругаНазову любимца я…Нет здесь бедственной разлуки,Вечен брак наш… Нет преград!Наградил нас бог за муки.Как он щедр, велик и свят!»

И в блаженстве беззаветномДуши родственно слилисьИ в сияньи огнецветномВыше, выше понеслись.Понеслись под божье знамяТак торжественно, легко.От одежд их свет и пламяРасстилались далеко;Счастья чистого лучамиПышно рдело их лицо;А венцы их над главамиВдруг сплелись в одно кольцо —Словно в знаменье обетаВсемогущего творца,Что для них свиданье этоНе найдет себе конца.

Истинная мудрость*

Не всё постигнул ум надменный,Не всё светло для мудреца,Есть много таин во вселенной,Ключи которых у творца.От жажды знанья плод не сладок,О, не кичись, средь гордых дум,Толпой бессмысленных догадок,Мудрец! пред богом прах твой ум;Твои открытия случайны.Тебе поверил ли эфирСвои божественные тайны,Свою судьбу сказал ли мир?Дала ли жизнь тебе способностьПостичь хоть самого себя,Ясна ль очам твоим загробность,Дно моря светло ль для тебя?Понятны ль дивные явленьяВ природе неба и земли,Пути планет, миров движенья,Буран, что топит корабли,Утроба гор, что родит златоИль мещет пламень и пожар?Всезнанья жаждою богатый,Ты угадал ли тайну чар,Во сне тебе дающих крылья?В себе ты понял ли, скажи,Боренье силы и бессилья,Ничтожность тела, мощь души?А своенравная судьбина,С которой бедственна борьба,Что . . . . . . . . . .. . . . . . . . . . . . . . .Играем гением и шутом,Смиряет битвы, рушит мир,В невежде, гордостью надутом,Земным умам дает кумир;Не внемлет воплей, просьб и плача,Когда сурова и гневна,Которой нет щедрей, богаче,Когда раздобрится она, —Покровы тайны, хоть украдком,С нее ты сорвал ли, мудрец?Не верим мы твоим догадкам:Ты жалкий скептик, ты не жрец.Земным умом измерить бога,Постигнуть тайны бытия, —Нет, это дерзко, это много,Нет, это доля не твоя!Благоговеть пред мистицизмомИ был и есть удел людей,На что ж преступным скептицизмомМрачишь ты блеск души своей?Зачем запретные познаньяТебе, рабу земных оков?Иль то для славы, для названья. . . . . . . . . .гения веков?Отринь губящий дух гордыни,Не льстись надеждой ни на миг,Что глас твой будет не в пустыне,Когда ты скажешь: «Всё постиг!»Страшись снискать людей презренье,Небесной кары не накличь;Нет славы в дерзком покушеньиНепостижимое постичь!Не стыд — сознание бессильяПред тем, что выше сил души.Оставь же тщетные усилья;Не жди, не мучься, не греши!С мольбой возьмись за труд по силе,Путь к знаньям верой осветиИ с этим факелом к могиле —Всего отгадчице — гряди.Мужайся там, где слез пучина,Люби добро, как мать птенца,И разлюби родного сынаЗа отступленье от творца;Будь бед своих сторонний зритель,Чужих — чувствительный отец;Всего великого ревнитель,Всего ничтожного беглец;Тип в совершенстве человекаВ себе одном осуществи,Собою тварь, на диво века,Творца достойную яви.Вот в этом мудрость, в этом слава,Твой долг, твой подвиг на земле!Таким, не мудрствуя лукаво,Явись, с смиреньем на челе.И вознесешься ты высоко,Блистая славою прямой —Как это огненное око,Что смотрит днем на мир земной.

Земляку*

Бывали дни — в стране роднойМы жили вместе, пылки, юны,Но чисты сердцем и душой.Судеб карающих перуны,И Зевсов гром, и гром тревог,И стрелы зависти коварной,И стрелы молньи лучезарнойЩадили нас и наш порог.Всё было тихо; без волненийТекла цветущая весна,Душа щитом беспечной лениБыла от бурь заграждена.И нам казалось — тяжкий молотНе раздробит его вовек;И нам казалось — пламень, холодИ всё, чем дышит человек, —Тот щит лишь закалят надежней,И навсегда он будет намПорукой в жизни безмятежной,Ответом бурям и страстям.Но затаенный долго пламеньСильнее вспыхивает вдруг,Но страшный порох рвет и камень;Так и тот щит, печальный друг,Которым грудь мы прикрывали,Мгновенно страсти разорвали.Нам стали скучны ручейки,Долины, холмики, лески —И всё, чем в доле беззаботнойВ деревне счастлив земледел(Чему б теперь опять охотноДушой предаться я хотел).Мы на чужбине. Рок забросилДалеко утлый наш челнок;Ты скоро сердце обморозил,Тревоги жизни пренебрег.Я был несчастней, я пил дольшеОчарованье бытия,Зато потом и плакал большеИ громче жаловался я.Так и всегда: чем лучезарнейСначала дольней жизни путь,Тем будущность темней, коварней,Тем глубже западает в грудьТоски крушительное семяВ минуты бедствий и утрат;И разве опыт, рок и времяЕго из груди истребят…Сбылись ли наши ожиданья,Узнали ль мы то, чем желаньяПалили кровь, томили ум?Узнали мы тоску, страданья,Мятеж страстей, волненье дум,Узнали дружбу — без участья,Привет и ласку — без любви,Узнали то, что в мире счастьяНе уловить, как ни лови.Что на пиру воображеньяНарядом пышным и цветнымРядили мы, в пылу забвенья, —То было призрак, было дым.. . . . . . . . . .Что хладно мучит и терзает,Ни каплей блага не живя,То всё младое сердце знает,То всё мы встретили, живя.А радость, а надежда славы,Любви и счастия даров?Как осенью листы с дубравы,Исчезло всё среди снегов,К нам нанесенных вьюгой буйнойИзмен крушительных и бед.Что ж нам осталось в жизни бурной?Что пронеслось, чего уж нет?Нет веры в сбыточность мечтаний,Которым предавались мы.Есть опыт. Хладные умыОн отучил от ожиданий,От обольстительных надежд,От дружбы женщин и невеждИ вечно ложных упований.Мы всё забыли, погребли,Что обольщает чад земли, —И холод раннего бесстрастьяНам скудной стал заменой счастья…

Горы*

Передо мной Кавказ суровый,Его дремучие лесаИ цепи гор белоголовойУгрюмо-дикая краса.Мой друг, о сей стране чудеснойТы только слышал от молвы,Ты не видал в короне звезднойЭльбруса грозной головы.Вот он. Взгляни, его вершинаОдета глыбами снегов,Вокруг седого исполинаСтоят ряды его сынов.Великолепные творенья!Блистая гордой красотой,Они вселенной украшенья,Подпора тверди голубой.Взгляни на них бесстрашным взором!Но ты дрожишь: что видишь ты?Или сравненьем, как укором,Смутились дерзкие мечты?..Да, да… наследник разрушенья,Я понял ясно мысль твоюИ, не без тайного крушенья,Ее правдивой признаю:Здесь от начала мирозданьяВодворены громады гор,И полон гордого сознаньяМогучих сил их бурный взор;Всеразрушающее времяИм уступать осуждено,А между тем земное племяВ гробах истлело не одно.Они всё те ж… основы твердойНичто разрушить не могло.О, как торжественно, как гордоИх величавое чело!Всегда и холодно и бурноОно, закованное в лед;Как опрокинутая урна,Над ним висит небесный свод,И солнце в отблесках узорныхНа нем горит, как на стекле, —Хребет возвышенностей горных,Не чуждый небу, чужд земле.Лишь изредка, под небосклономНаскуча праздностью немой,Сорвется с грохотом и стономОсколок глыбы вековойИ, весь рассыпясь мелким снегом,Привет их долу принесет,А дол туда же громким эхомБлагоговейный ужас шлет.Картиной чудной вдохновенный,Стою недвижим перед нейЯ, как ребенок умиленный.Святой восторг души моейИ удивленья полны взорыШлю к тем же грозным высотам —Чтобы заоблачные горыИх передали небесам.

Злой дух*

Дух нечистый, дух порочный,Как прокрался ты ко мне?Для чего ты в час полночныйЗдесь, со мной наедине?Нет в очах твоих привета,Как на давнем мертвеце,Лед бесстрастья на лице,Злобной радостью одетом, —Только демонский восторгСмех неистовый исторгС уст, и он вместо ответаМне понятно говорит:«Сам ты звал, за данью вернойЯ пришел!..» Так лицемерныйДемон душу сторожит.Так он вьется, в час паденья,Над главой во тьме ночейИ вливает яд волненьяВ сердце холодом речей.Чудны, страшны эти речи!Часто им внимает ум,И от каждой новой встречиБольше в сердце мрачных дум.Дух коварный искушеньяИми душу окружитИ мятежное сомненьеВ чистом сердце поселит.Всё, что юношу пленялоДивным блеском красоты,Что невольно увлекалоВ область мысли и мечты, —Осмеет он; и под маскойДолгой опытности свет,Безобразя черной краскойЗла, страданья, горя, бед,Назовет темницей душной;И, ребенок простодушный,Ты погиб, когда его —Силой духа своего — Не отвергнешь!..

Незабвенная*

…Для сердца нужно верить.

(Пушкин)

О память, память! образ нежныйНадолго в сердце заключи!..Запри его рукой прилежнойИ брось ненужные ключи!..Не дай забыть того мгновенья,Когда в полуночной тиши,Затворник дум и вдохновенья,Звучал я, полный восхищенья,На струнах огненной души, —И вдруг, чудесной невидимкой,Как гений кроткий и благой,Явилась дева предо мной,Одета радужною дымкойТуманной утренней зари,В устах с улыбкою беспечной.О память, память! сердцу вечноОб ней мне в жизни говори!..Я в ней искать единоверцаВ мою любовь, в мои мечтыПойду везде. О сердце, сердце!Зачем так страстно любишь ты?..Я не простыну до могилы…Чуждаясь света и пиров,В чертог заветный к деве милойИскать лишь буду я следов.И близь нее, в ее чертогеЖить будет сердце век мое;Или умру я на порогеЖилища райского ее…Но если это сон волшебный,Одна мечта — и на путиТревожный жизни рок враждебныйМне не судил ее найти?!.Я и мечту лелеять буду,Любови к ней не погашу,Свиданья сладкую минутуНа память сердцу запишу.Солью мечтательное счастьеС моей существенной бедойИ жизни мрачное ненастьеПройду бестрепетной стопой.И верю — там, в стране лазурной,Где радость и любовь вечна,В награду бедствий жизни бурнойОсуществится мне она.

Турчанка*

Гюльнара, гурия младая!Как много пламени, лучей,Любови, музыки, речей,Приветов, ласк и песен раяВ живом огне твоих очей!Кто, кто, безумец, эти очиОтдаст за звезды ясной ночи?Кто не забудет горя, мук,Когда, как с арфы чудной звуки,В порывах радости иль муки,Слетает с уст волшебный звук?А эти перси, моря волны,Кто не почтет, восторга полный,Тая любовь в душе своей,За чашу благ, в которой слитоВсё, что небесное забытоВ юдоли плача и скорбей?Вот кудри — вороновы перья;Черны, как гений суеверья,Как скрытой будущности даль,Роскошны, длинны и лоснисты, —За поцелуй в их шелк душистыйРасстаться с жизнию не жаль.Вот стан, но кто не примет станаЛишь за воздушный круг тумана?Вот ножка, дивная краса!Под солнцем нет цветка, дорожки,Достойных быстролетной ножки,. . . . . . . . . .Пери, Пери! диво света,Ненаглядная краса!Ослепляешь, как комета,Ты и чувства и глаза.Будто солнца луч полдневный,Вкруг тебя блистает свет,Смертоносен взор твой гневный,Жизнодарен твой привет.Пери, Пери! диво света!Ты пленила мысль мою,Я тебя, дочь Магомета,Фантазирую, пою.Как твои роскошны грезы,Как восторженны мечты,Как дрожат восточной розыНеги полные листы,Как дыханье беспокойно!Ты как солнце горяча,И огонь желанья знойныйВеет с груди и плеча;Как растопленное злато,Эта грудь нежна, чиста,Но зато, как сталь булата,Непорочностью тверда…Пери, много дивной жизниЗатаила ты в себе;Отчего ж в твоей отчизнеНет поклонников тебе?Скрыла ты под покрываломПрелесть юного челаИ от всех им, как забралом,К сердцу двери заперла.

Сомнение*

Ты начал жить. Роскошен жизни пир,На этот пир ты позван для блаженства.Велик, хорош, изящен божий мир,Обилен всем и полон совершенства.Лазурь небес, безбрежный океан,Дремучий бор, так пышно разодетый,Седой зимы сердитый ураган,И тишина торжественная лета,И говор вод, и пенье соловья,И над землей витающая птица,И по волнам скользящая ладья,И в небесах горящая денница,И темнота безмесячных ночей,Приют тоски, мечтаний и любви, —Картины чудные для сердца и очей.Ты всем пленен, и пламя юной кровиВ тебе зажгло высокие мечты,Ты вспыхнул весь огнем полунебеснымИ, вдохновлен картиной красоты,Постиг творца в творении чудесном.Как праха сын, восторженным челомТы перед ним во прах повергся долуИ, до души проникнут божеством,Послал мольбы к всевышнего престолу.Он, внемля им, благословил тебя.Сопутствуем надеждою веселой,Иди, иди, надежду полюбя,Ты с ней свершишь без горя путь тяжелый.Но берегись! приюта не давайВ душе своей мятежному сомненью,Беги его и сердца не вверяйЕго всегда недоброму внушенью…С ним страшно жить, беседовать грешно,И если раз его к груди пригреешь —С тобой навек останется оно,Ты в нем навек врага себе имеешь…Порыв души в избытке бурных сил,Святой восторг при взгляде на творенье,Размах мечты в полете вольных крыл,И юных дум кипучее паренье,И юных чувств неомраченный пыл —Всё осквернит нечистое сомненьеИ окует грудь холодом могил.Везде увидишь ты расставленные сети,Тебя смутят тревожные мечты,И даже там, где смело ходят дети,Остановясь, задумаешься ты.Ни красоты природы, ни искусства —Ничто души убитой не займет,Тлетворный яд губительного чувстваДругие все из сердца изженет.Полюбишь ты — сомненья призрак бледныйКак адский дух, предстанет пред тобой,Внушит совет и пагубный и вредныйИ грудь зальет ревнивою тоской.В ней закипит и бешено и страстно,Как ураган, бунтующая кровь,Но, мучимый сомнением всечасно,Ты проклянешь безумную любовь.Ревнивых чувств избавишь впечатленье —На сердце вновь и хлад и пустота,Вотще искать ты будешь утешенья,Нет, для него грудь будет заперта.Участье дружества, последняя отрада —И от нее сомненье отвлечет;Оно тебе врагом покажет братаИ друга доброго злодеем назовет.Мир для тебя в пустыню обратится,Его бежать, чуждаться станешь ты;В груди навек сомненье приютитсяИ поселит в ней мрачные мечты.Ты не отвергнешь их, привыкший сомневаться,И скоро грешные мышления тайкомК тебе начнут глубоко прививатьсяИ созревать на сердце молодом.И вот плоды несчастных размышлений,С сомнением томительных бесед:Ты, раб его неправедных внушений,Им омрачишь отрадной веры свет.Тогда, тогда — печатью отверженьяЗажжет чело отступника позор,И торжество коварного сомненьяТебе прочтет последний приговор…

Песня («Мало на долю мою бесталанную…»)*

Мало на долю мою бесталаннуюРадости сладкой дано,Холодом сердце, как в бурю туманную,Ночью и днем стеснено.Ах, уж страдальца краса благосклоннаяДругом давно не звалаИ, поцелуем живым раскаленная,Грудь его грудью не жгла.В свете как лишний, как чем опозоренный,Вечно один он грустит.Девы! ведь чувства во мне не затворены,Я не бездушный гранит.Дайте любови мне — радость безумнаяВспыхнет, как пламя, в крови,Прочь, неотвязная грусть многодумная,Всё утоплю я в любви!Ты не раскаешься, дева прекрасная,Если полюбишь меня.Склонит цветочек погода ненастная,Нежная дева средь дняК солнцу небесному ручкою ловкоюТихо его повернет —Снова, на стебле качаясь головкою,Он ароматом цветет:Смят я несчастьями, горем измучен я;Дева, явися, спаси!С мыслью о смерти теперь неразлучен я,Жить и любить воскреси!..

Покойница*

«Кто умер здесь? какой потериПечаль встревожила сердца?Откройте гробовые двери —Хочу взглянуть на мертвеца!Хочу, на ледяные костиПечать лобзанья наложа,Найти там след суровой гостьи,Где ныла пленница душа.О боже, о творец великий!Она!..» И помутился взор,И горьких жалоб ропот дикийНесвязный выразил укор.Опомнился… взглянул: у гробаДругой, безмолвствуя, рыдал;Но лишь ему в лицо, как злоба,Народ презрительно взиралС уликой. «О, зачем, спаситель,В тоске рыдать об ней, как он,Я права от тебя лишен,И клевета, любви гонитель,На самом гроба рубежеПокоя не дает душе,Простившейся с грехами тела,И на ее через меняЛьет яд позорного огня?Я ей чужой!..» С чела слетелаИскусно скрытая тоска,Из роз могильного венкаЦветок он вырвал равнодушно,Пошел — исчез в толпе бездушной…Толпа его не поняла.Весь день о нем, наморщив брови,Судила, думала, врала,И страшно молвить, как, злословя,Она покойницу звала…

Землетрясение*

Повитый ризою полночного тумана,Под сладкий говор волн седого океана,Как путник под напев лесного соловья,Спит пышный град. Разврата не тая,Он обнажил поруганное тело, —Рука страстей над ним отяготела,И ночи тьма не кроет от очейПечальных призраков людского заблужденья:Там сладострастные стоят изображенья,Нагие прелести вакханок и цирцей.Что чувствам льстит, а душу унижает,Там видит взор, и ясно выражаетКартина от очей не скрытой наготы,Присутствие греха, отсутствие святого,Господство одного порочного и злого — Разврата блеклые цветы… Тихо кладбище, Мертвых жилище, Храм божий тих. Мук преступленья, Жажды, презренья — Говор притих… Казни позорной Место вдали, Заговор черный, Страсти земли — Ада созданья, Помыслы зла, Злые желанья, Злые дела, Тихо, всё тихо, Молчит.

Утопая в неге сладкой,Беззаботно спит старик,Дерзкий юноша украдкойВ терем девицы проник;Жадный к деньгам видит злато,И во сне его рукаСтроит гордые палаты,Исчисляет груз богатыйКораблей издалека;Враг людей, друг черной ночи,Устремя кровавы очиВ даль, с кинжалом, на конеЖдет добычи терпеливо.Все — кто в яве, кто во сне —Полны суетностью лживой.И надежды и мечтыИх по-прежнему ласкают,Ничего не ждут, не знаютДети зла и суеты.В море неги сладострастнойСердце их погребено;А меж тем земля ужасныйПир готовит им давно…Так, в глуби ее таитсяПламя дивное, оноСкоро вспыхнет, задымится,Чудной силой зажжено.Скоро будет пир кровавыйНа земле и в облаках;Пышный, гордый, величавыйПревратится город в прах.Скоро… вестницею гневаВсемогущего творца,Скрыла с неба радость-деваПрелесть юного лица.Темно, душно… Встаньте, люди,Умолите божий гнев,Оторвите вы от грудиЮных жен и юных дев;Позабудьте ложе ночи,Вы, погрязнувшие в зле,Возведите к небу очи,Устремите слух к земле.Страшно в небе, но страшнееПод землей, там гром гремит,Там, как в сердце Прометея,Пламя бурное кипит.Пробудитесь! но призваньюВы не внемлете; пора!Нет, отсрочки наказаньюБог не даст вам до утра…

Чу! дрожит земли утроба,Гул несется из травы;Гром гремит, как в двери гробаЧереп мертвой головы.Чу! трепещут кровли башен,Зазывает темный бор.Разрушителен и страшенБурь подземный разговор…

Вновь прогремели сердитые громы,Эхо глухое далеко летит,Плещется море, и рушатся домы,Людям земля приговор говорит.Слышишь ли, смертный, ты скрежеты ада,Тяжкие вопли придавленных жертв,Видишь ли тело погибшего брата? —Он бездыханен, холоден, мертв.Слышишь ли грозный ты звон колоколен?Это не ты их заставил звенеть,Слабый, унять их ты также не волен,Покайся! близка твоя смерть…

Нет, ужасным сим явленьемЧеловек не устрашен;Лишь с корыстным сожаленьемГибель зданий видит он.И, рискуя жизнью, страшный,Будто житель гробовой,В бой вступает рукопашныйС разъяренною землей:В сокрушенные палатыОн стремительно идетИ из них кумир свой, злато,В поле темное несет…И везде одна тревога,Мелкой суетности шум,И не внемлет гласу богаЧеловека гордый ум.

Но грохоты громов подземных сильнее,А черные тучи на небе мрачнее…И вот на свободе, как вихорь степной,Летает, кружится взорвавшийся камень,Потоками брызжет дробящийся пламеньИ в воздухе блещет кровавой зарей;Оттуда — свершитель небесного мщенья —На головы грешных он с шумом летит;Разгульно пирует везде разрушенье,Ничтожеству всё предает и мертвит…

И ужас всех обнял. Всё люди забыли,Дрожащие руки им страх оковал;С землею прощалися, горько вопилиИ мнили: суд бога последний настал.И мнили: то было паденье вселенной,И с трепетом ждали паденья ея,А громы гремели во мгле потаенной,Валилися зданья, стонала земля…Отчаялись люди; настал час смириться!В их души невольно закралась боязнь;И поняли люди, что это творитсяЗа их преступленья достойная казнь…

И вот перед небом создателя, в страхе,Упал непокорный народ, и во прахеСмирилися гордые дети земли:И те, что доселе, главою надменнойБезумно отвергнувши бога вселенной,На град наказанье его навлекли;И те, что в пороках одних утопали,Забыв и молитвы, и совести глас,Что буйно, безумно грехом торговалиИ бога-творца забывали не раз, —Пред ним все смирились и песнь о прощеньиПослали к всесильному богу-царю.И вот, милосердный, он в знак примиреньяЗажег на лазоревом своде зарю.Заря загорелась, и тучи пропали,Рассеялась мрачность и тьма в небесах,Подземные громы греметь перестали;От града остался лишь пепел да прах.Но люди о нем не тужили, в священныхСловах благодарности, чистых, живых,Молитва лилася из душ обновленных, —Им не было жалко хором дорогих.Оделся свод неба пурпуром денницы;Народ всё молился и в страхе твердил:«О боже премудрый! Ты благ без границы,Ты милостью наши грехи победил!..»

Ворон*

(Баллада)

Не шум домовых на полночном пиру,Не рати воинственной ропот —То слышен глухой в непробудном боруГолодного ворона ропот.Пять дней, как, у матери вырвав дитя,Его оглодал он, терзая,И с тех пор, то взором в дубраве следя,То в дальние страны летая,Напрасно он лакомой пищи искалИ в злобе бессильной судьбу проклинал.Носился туда он, где люди без слезЛежат после хладной кончины:Там жертву оспорил вампир-кровососИ не дал ему мертвечины.Был там, где недавно пожар свирепелВражды, честолюбья и злости:Там раньше другой подобрать всё успел,Ему не досталось ни кости.И вновь без добычи вернувшися в бор,Кричит он и стонет, кругом водя взор.Едва от усталости может сидеть,К земле опустилися крылья.Чу, шелест, Чу, топот!.. Рванулся лететь,Но слабые тщетны усилья.Вот ратник лихой. Засверкали глаза,И демонам шлет он молитвы:«Убей его яростных громов гроза,Иль враг наскочи и без битвыТайком умертви, чтоб лишившийся сил,И голод и жажду я им утолил».Но тщетна нечистая просьба, промчалСпокойно ездок мимо врана.С коня соскочил он, его привязалИ к хижине, мраком туманаОт взоров сокрытой, направил свой путь,Исполнен надежды отрадной,А ворон всё каркал и до крови грудьСебе проклевал беспощадно.Но вот встрепенулся он радостно вдруг,Спорхнул, над конем обогнул полукруг.Как будто бы замысел злобный тая,Ему он закаркал приветно:«Смотри, как летаю тожественно я,Мне в мире ничто не заветно.Меня не тягчит беспокойный седок,Узда и удила мне чужды,Быть так же счастливым и ты бы, конь, мог,Не зная неволи и нужды.Ты так же б свободно весь мир облеталИ бурным стремленьям преград не видал».Тряхнул головой благородною конь, —Понравились льстивые речи!Рванулся, но столб устоял; лишь огоньКопыта взметали далече.Вновь ворон закаркал: «Тебе ли нестиПобои, позор и неволю,И ты ли не в силах во прах разнестиВождя хоть какого по полю.Как сядет твой ратник, взбесися, помчи;Срони его в бездну и сам ускачи!»На волю порывом, как злой ураганМогучим, ответил конь бурный.И, радуясь вынул безжалостный вранНесчастного жребий из урны.А в хижине радость. Там он и она,Играет он локоном девы,Она ему шепчет, прекрасна, нежна,Любви бесконечной напевы;Она ему в очи приветно глядит.Но жребий не даром блаженство дарит!Они расстаются; уж близок рассвет,И горько она зарыдала.Он завтра приехать дает ей обет,Но дева как будто узналаТаинственный жребий, предчувствий полна,Она его крестит, лобзая.Он сел и поехал; уныло она,Очами его провожая,Стоит у порога. Вдруг конь на дыбы!Заржал… и свершилася воля судьбы…Летит без наездника конь молодой.«О друг! что с тобою случилось?»И быстро бежит она тайной тропойИ мертвой на труп повалилась.На нем уже ворон голодный сиделИ рвал его в сладости дикой;Сбылось, совершилось… Ужасный уделТебальда постиг с Вероникой!. . . . . . . . . .. . . . . . . . . .

<1839>

Рыцарь*

(Баллада)

Не жалобной чайки могильные крики,Не сонного филина грустный напев,Не говор унылый с волной повилики,Не песни тоской сокрушаемых дев,Не звуки поэта задумчивой лирыВ ночи прерывают природы покой —То воин могучий над гробом ЗаирыРыдает, на меч опершись боевой.Глухие стенанья несутся далеко;Бесстрашного в брани смирила печаль —Отчаянья полн, он вздыхает глубоко,И брызжут горячие слезы на сталь.«Заира, Заира! твою ли могилуЯ вижу? погибла надежда моя!Молчите, дубравы и ветер унылый,Затихни, полночная песнь соловья, —Быть может, услышу хоть голос знакомый,На миг хоть увижу любезной лицо.Напрасно! нет вести из вечного дома,Всё тихо! но ты, дорогое кольцо,Поможешь мне вызвать из гроба Заиру.Волнуйтеся, реки, дубравы, поля, —Не дайте услышать уснувшему миру,Как с грохотом треснет сырая земля.Кольцом не простым я владею, — вручаяЕго, мне сказала она: „ТалисманВ нем дивный таится, из горнего краяОно вызывает, врачуя от ран“.Свершайся ж, надежда! свидание с милой,Уснувшую радость во мне пробуди,Прах, жизнью согретый, вставай из могилы,Заира к Роланду на грудь упади!..»Не вихрь завывает, не море бушует,Не громы грохочут в седых облаках —Роланд, обнимая, Заиру целует,У рыцаря радость блистает в очах,Он счастлив… он шепчет: «Со мною, Заира,Пойдем, я покину и лавры и меч,Не буду грозою подлунного мира!»— «Нет, милый, нет, в землю холодную лечьПора мне, простимся! мой друг, не даетсяНам прав уходить из подземных утроб,Денница прекрасная скоро зажжется,Прощай, до свиданья! ты в битву, я в гроб!..»Исчезла… «Не можешь со мной ты остаться, —Так я не могу ли с тобою?.. Прости,Мой меч троегранный, с которым тягатьсяБоялось полмира, мне в бой не идти!..»День на небе. С громом сигнала сзывногоПомчалися в битву бесстрашных полки,Но не было с ними Роланда младого.Где ж он? На кладбище, у быстрой рекиЕсть ветхая келья. Оттуда пороюВыходит отшельник, угрюм, сановит;Он молится днем над могилой одною,А ночью всё с кем-то на ней говорит.

Водяной*

(Баллада)

«Меня из-под солнца сманил ВодянойВ подводные царства Дуная,Оковано сердце броней ледяной,И стала совсем я иная:Ни черные очи огнем не горят,Ни щеки румянцем не рдеют,Ни бури желаний души не томят,Ни страсти земные не греют;И вся, как Дуная седого волна,Теперь я бесстрастна, мертва, холодна.Что мне, что могу я там вольною быть,Сквозь волны смотреть на природуИль, ставши волной, прихотливо браздитьКрылом задремавшую воду;Что отдал мне мой непостижный супругВо власть всё подводное царство —Земное к земному влечет юный дух;Но тщетно, кляня за коварство,Прошусь я домой — он к родной сторонеДорогу забыть приказал давно мне…»— «О где твоя родина, дева, открой!» —Сидящей на бреге девицеСказал юный ратник, бесстрашный герой.Блистала слеза на реснице;Участия полный, он деву спастиКлялся и мечом и свободой.«Беги, витязь юный, скорее! прости,Иль сгибнешь, постигнут невзгодой!Меня стережет мой супруг Водяной,Найдет он везде, мы пропали с тобой!»Но он не внимает. «О радость души!В награду любви моей страстнойСпасителем быть мне твоим прикажи!Твое опасенье напрасно.Куда пролегает таинственный путь,Скажи мне!» — так он умоляет.Вдруг дева упала к счастливцу на грудьИ юношу страстно лобзает:Земная природа проснулася в ней,На волю из груди бьет пламя страстей.В восторге души, он недвижим и нем,Она вся любовь, восхищенье,Забыли земное; готово меж темУжасной грозы приближенье.Бегут, но уж поздно. Раздался в тот мигПрерывистый хохот; о горе!Всё шире и шире Дунай — и настиг,Разлившись как бурное море.И где за миг с другом стояла она,Там бьется, бушует и скачет волна.

Пир ведьмы*

Темно в хате, душно в хате;Пляшут ложки на столе.Скачет ведьма на ухвате,Едет черт на помеле.Светло в хате, чисто в хате;Вышла баба из трубы,Набрала воды в ушате,Загадала на бобы.«Приходите, черти, змеи!Пир дадим, сестра-душа!»И сняла колдунья с шеиДвухаршинного ужа…

Ветер свищет, ветер вьется,Воет бор, ревет ручей;Вдаль по воздуху несетсяСтая леших и чертей.Поле стонет, поле плачет,Завывает, словно волк;По земле ползет и скачетЗмей гремучих целый полк.Вползли змеи в двери хаты,Черти с шумом из трубы,Безобразны и рогаты,Повалились, как грибы.

Обниманья, сплетни, говор,Всякий хочет угодить;Черный уж, колдуньин повар,Стал меж тем уху варить.И покуда мыл он плошки,Все, без скрипки, без смычка,Под напев голодной кошки,Принялись за трепачка…. . . . . . . . . .

Славно пляшет на три сортаСатанинская семья!И колдунья, сватья черта,От восторга не своя.Что за праздник! песни, хохот,Крик, блеянье, волчий вой,Львиный рев и конский топот,Зев и говор громовой.Любо это ей до смерти!Вдруг запели петухи,И пропали гости-черти,Не дождавшися ухи.

Непонятная песня*

…Забываю песни муз,

Мне моря сладкий шум милее.

Пушкин

Сердито и грозно; седые валы,Как вихри, летают на буйном простореИ силятся сдвинуть крутые скалы,Смотрите, смотрите — как грудью могучейОни, разъяренные, бьют в берега!Но вот на средину отхлынули тучей,Как будто заслыша признанья врага.Как будто меж ними затеялась ссора —Ревут ураганом, громами гремят,Понять невозможно их чудного хора,Но, кажется, что-то они говорят.Кто ж знает? быть может, в тревожном волненьиБезбрежной пучины бушующих водЕсть тайные речи — и смысл и значенье.Но кто их постигнет, но кто их поймет?..Нас волны пленяют гармонией стройной,И бурных желаний, и диких страстей.Нет, нет, не без смысла их говор безвестный!Прислушайтесь к звукам таинственных слов:В них что-то поэзией веет небесной,Как в песнях творцом вдохновенных певцов;Как будто бы слышны то вопли разлуки,То буйная радость, то к небу мольбы…Но кто их постигнет волшебные звуки,Кому же откроется тайна судьбы?..О, если бы можно понять, хоть случайно,То, что говорят меж собою оне!О, если б ты, море, заветною тайнойСо мной поделилось, поведало мне:Об чем беспрестанно, шумя и бушуя,Ты, море, так сладко душе говоришь,Об чем, то рыдая, то буйно ликуя,Порою хохочешь, порою грустишь?Открой мне, кипучее, бурное море,Тайник заповеданный, дай мне понять,Что дивное скрыто в твоем разговоре,Что бурные волны твои говорят!Их говор безвестный несется далечеИ чем-то высоким пленяет меня;Но если б я понял чудесные речи,Душа б утонула в восторге моя…

Незабвенный вечер*

Как быстро, быстро промелькнулВосторг любви первоначальной!Я помню: ветер тихо дул,Приветно пел ручей кристальный,Дышали негою поля,Как колыбель была земля,Луна, как девственная жрица,Раскинув пышные лучи,В великолепной багряницеИз огнерадужной парчи,Казалась видимой коронойГлавы незримого творца;Звезд и созвездий легионы,Как отблеск божьего лица,Сияли в выспреннем эфире,Веселым пламенем горя,Как бы любуясь миром в мире,Привет небес ему даря.Он им амброзией растенийКурил чистейший фимиам,И ароматный дым куренийПротивен не был небесам.Роскошно, пышно, чудотворноЖивописалась близь и даль:Там всё в огне, а здесь всё черно,Внизу цветы, вверху эмаль.Я пил, в блаженстве замирая,Восторга чистого струю,Казалось мне, я был в раю;Но средь чарующего раяЧего-то взором я искал,Чего-то мне не доставало…Вдруг мягкий дерн затрепетал,Вдали мелькнуло покрывало.Она! дополнился восторг!Он в сердце влил напиток райский,Он взор и душу мне зажег…В благоуханной сфере майскойКартина полночи немойС ее немыми красотами,И дева — ангел неземнойС живыми черными очами,Вся из улыбки и огня,С обетом счастия во взоре —Всё это лило на меняБлаженства истинного море.Душа, казалось, то нашла,Что ей вдали светлело метой,Жизнь без чего для ней былаПрекрасной песнью недопетой.Я понял, радостью горя,Не отягчен мирской заботой,Как гармонирует с природойЛюбви восходная заря.Промчались дни. Бывали ночиТой и прекрасней и ясней,В них мне не раз являлись очи,Роскошный шелк витых кудрей,Изящны формы плеч и стана,Меня пронзал лобзанья жар,Каким родит жерло волканаВокруг и пламень и пожар, —Но нет того очарованья!Душе остынувшей моейВсё слаще первое лобзанье,Тот первый вечер всё милей.И все вы новые порывыЛюбить, ласкать, лобзать и жечь,Как вы ни бурны, как ни живы,Меня не можете увлечьВ стихию прежнего блаженства.И если временем мне в грудьПрекрасной девы совершенства,Как лаву, жар палящий льютИ, будто гнев в душе капризной,Опять пылает страсть в крови, —То не любовь, то только тризнаПо первой радостной любви…

Могила брата*

Я был на могиле, похитившей брата,И горькие слезы кропили ее,В душе пролилася святая отрада,От горя проснулося сердце мое.Проснулися чувства и думы толпою,И память о прежнем в душе ожила,И резво, роскошно опять предо мноюБылого картина как май расцвела.Как будто бы горе мое миновало,Как будто б я с братом, и брат мой со мной,Как будто б на сердце тоски не бывало;Но я был обманут коварной мечтой:Не брат предо мною — могила сырая,Сокрывшая тленный остаток того,С кем весело мчалася жизнь молодая,Кто был мне на свете дороже всего.О слезы, о слезы! несчастных отрада!Чрез хладную землю катитесь к нему,На грудь упадите бесценного братаИ горе мое передайте ему!Скажите, скажите, горючие слезы,Что я одиноко веду мою жизнь,Завяли в душе моей счастия розыИ тернии горя лишь в ней разрослись.Но что я, безумец? Поймет ли бездушныйОстаток истлевший печали мои?Душа его в небе, а гроб равнодушныйЛишь тело да кости взял в недра свои.О небо, о вы, безграничные выси!Я отдал бы счастье, оставил бы мир,Чтоб в ваши пределы душой вознестися,Орлом легкокрылым вспорхнуть на эфир.Я там бы увидел бесценного братаИ с ним поделился бы грустью моей;И это б мне было святая наградаЗа дни, проведенные в муках скорбей.Увидел бы брата — и с ним не расстался;Но небо высоко, а на небе он.Лишь труп охладелый на память осталсяИ в душной могиле давно погребен.Касатка порхает над братней могилой,Душистая травка роскошно цветет,И плющ зеленеет, и ветер унылыйНад ней заунывную песню поет.Храм бога высокий, часовня, отрада,Кресты да курганы — кругом тишина.Покойся же мирно, прах милого брата,Пока не восстанешь от долгого сна.

Вчера, сегодня*

Сонет

Вчера я бесстрашно сидел под грозоюИ с мужеством буйным смотрел в небеса,Не робостью кроткой — надменной мечтою,Суровой отвагой горели глаза.Я песнями вторил громам; надо мноюГубительных молний вилась полоса,Но страх потерял все права над душою,Меня не пугала вселенной гроза.Зачем же сегодня я бури боюся,Под кров одинокий бегу, тороплюся?..Ах, жизни вчера не жалел я, как сна,Отверженный (ею), царицею сердца, —Сегодня же в (ней) я нашел одноверца,«Люблю!» — мне сказала робея (она)…

Ночь*

Я не сплю, не сплю — не спится,Сердце грустию томится,Сердце плачет в тишине,Сердце рвется к вышине,К безмятежному эфиру,Где, одетая в порфиру,Блещет яркая звезда.Ах, туда, туда, туда —К этой звездочке унылойЧародейственною силойЗанеси меня, мечта!

Полночь; тихо. Ангел мираВоцарился над землей;Вот редеет мрак эфира,Вот раскрылся предо мной;Вот встают из мрака тениОчарованных виденийИ вкруг звездочки златойВьются светлою толпойТо спускаются, то сноваИсчезают в вышине,То кружатся над дубровой,То взвиваются к луне;То, сплетясь руками дружно,Вереницею жемчужнойНад водами пролетятИ крылами прошумят.О, спуститесь на минутуК безмятежному приюту,Где один с своей мечтойЯ грущу во тьме ночной,И из сферы жизни душнойУнесите в мир воздушный,В мир фантазии святой!

Зашумела страшно буря,Ветер буйный засвистел,Свод небесный потемнел,Мрачно голову нахмуря,Дуб кудрявый затрещал,Пошатнулся — и упал.Страшно в поле в непогоду —Брызжет белая волна,Из брегов фонтаном водуБьет, кипучая, она;Ветер воет, ветер свищет,Ветер вольный всюду рыщет;То по полю пролетит,То над бездной прокричит,То взовьется, закружится,В поднебесную умчится.Он свободен! Вот звездаВновь блеснула из-за тучи —Ветер вольный, ветр летучий,Унеси меня туда!..

Дни благословенные*

Дни благословенные, дни многоотрадныеПромелькнувшей радости,Снова уловляю я памятию жадноюНектар вашей сладости.Вижу ночь весеннюю, пламень, проливаемыйБледною Дианою,Вновь иду под яворы, ласково встречаемыйЮною Светланою.Вижу вновь красавицу совершенства чудного,Счастьем упоенную,Словно изумрудами, неба изумрудногоБлеском озаренную.Слышу величавую музыку певучуюСлова сладкогласного,Упиваюсь весело сладостию жгучеюПоцелуя страстного.Мигом излечаются раны сердца вялого,Нет тоски и холода,И опять на миг оно памятью бывалогоВесело и молодо…

Загадка («Непостижною святынею…»)*

Сонет

Непостижною святынеюПеред нами, без речей,Небо круглою равниноюБлещет в ризе из лучей.Что же там за далью синею,Далью, видной для очей,Где слито оно с пустынеюДнем и в сумраке ночей?Не понять нам. Чудной тайностьюТо для глаз облечено;И постигнутые крайностью,Видим только мы одно,Что мир создан не случайностью,Есть начальное зерно…

Обет*

О, покинь меня! напрасноО любви мне не твердиИ так пламенно, так страстноНа страдальца не гляди!Я боюсь палящих взоровОгнедышащих очей,Я боюсь, как злых укоров,Милых ласковых речей.Отойди! я им не верю,Я давно от них отвык;Одичалому как зверю,Чужд любви твоей язык.Как дитя я суеверен;Мне странна твоя печаль,В этом мире — я уверен —Никому меня не жаль.В жизни странник, в год несчастьяЯ узнал земных друзейИ чуждаться их участьяДал обет в душе моей.Ты пока еще не знаешьГорькой муки бытия;Погорюешь, пострадаешь,Так увидишь, прав ли я.

Красавице*

Красавица! не пой веселых песен мне!Они пленительны в устах прекрасной девы,Но больше я люблю печальные напевы:Они манят к той дивной стороне,Где жизнь сладка, от звуков тает камень,Где всё восторг, поэзия и пламень,Где без пределов радость есть,Куда и мыслью дерзновеннойНе проникает ум надменный;Откуда лишь мечта в наш мир заносит весть,Когда на крыльях своевольныхТуда взлетит с границ юдольныхИ там, прикована чудесным волшебством,Вся очарована, украдкойЗаучивает гимн пленительный и сладкий,Не смея зашуметь крылом…Мне мил и потому печальный тон напева,Что в первый жизни год родимая, с тоской,Смиряла им порыв ребяческого гнева,Качая колыбель заботливой рукой;Что в годы бурь и бед заветною молитвойНа том же языке молилась за меня;Что, побежден житейской битвой,Во власть ей отдался я, плача и стеня;Что первых слез горючей влагиВосторга песнь не залила,А та — надежды и отвагиС собой мне много принесла.И тем, что горних стран таинственная дева,Младая муза, в первый раз,Слетя ко мне под сень развесистого древа,Мне в нем поведала чудесный свой рассказ;Что мне понятен стал и дивный говор бури,И с листом шепчущийся лист,И шум морских валов, и ветра буйный свист,И разговор с землей лазури —Когда впервые я песнь грусти услыхал;Я с ними встретил в ней нежданные созвучья.В душе убитой им отзвучьяЯ много, много отыскал!На что ж мне песнь веселья и забавы,Когда настроена онаНа звуки томные, на грустные октавыИ только ими лишь полна?Когда на ложе грусти вечнойСпокойно задремал мой дух?Забудь, прекрасная, песнь радости беспечной:Его разбудишь ты для муки бесконечной,Когда она тревожит слух.

Тот не поэт*

Кто духом слаб и немощен душою,Ударов жребия могучею рукоюБесстрашно отразить в чьем сердце силы нет,Кто у него пощады вымоляет,Кто перед ним колена преклоняет,Тот не поэт!Кто юных дней губительные страстиНе подчинил рассудка твердой власти,Но, волю дав и чувствам и страстям,Пошел как раб вослед за ними сам,Кто слезы лил в годину испытаньяИ трепетал под игом тяжких бед,И не сносил безропотно страданья,Тот не поэт!На божий мир кто смотрит без восторга,Кого сей мир в душе не вдохновлял,Кто пред грозой разгневанного богаС мольбой в устах во прах не упадал,Кто у одра страдающего братаНе пролил слез, в ком состраданья нет,Кто продает себя толпе за злато,Тот не поэт!Любви святой, высокой, благороднойКто не носил в груди своей огня,Кто на порок презрительный, холодныйСменил любовь, святыней не храня;Кто не горел в горниле вдохновений,Кто их искал в кругу мирских сует,С кем не беседовал в часы ночные гений,Тот не поэт!

Песня Замы*

Силен и строен мой милый, нет равногоВ мире красавца ему,В поле средь брани, средь игрища славногоМало двоих одному.Метко бросает он стрелы летучие,Храбро владеет мечом,Гордо глядят его взоры кипучие,Ловко он правит конем.Бровь соболиная, волосы черные,Небо и пламень — глаза,Речь сладкозвучная — волны подгорные,Весь обольщенье, краса!Светел, как отблески ярко-пурпурныеСолнца в прозрачной глуби.Сладко смотреть ему в очи лазурные,Дивные шепчут: люби!Сладко внимать его слову певучему,Тихо дыханье тая;Счастье быть братом иль другом могучему,Счастливей доля моя!Тигр безбоязненный — в гения кротостиОн пред моей красотойВмиг превращается; и не без гордостиЯ на груди молодойГрею гранитную грудь победителя,Если домой хоть на мигОн прилетит — и, от ран исцелителей,Ищет лобзаний моих.Что же сравняется с долей прекрасною,С долей завидной моей?Лучше ль быть на небе звездочкой ясною,Птичкой летать средь полей?Нет, мне ненадобны крылья раздольные,Блеска ненадобно мне!Если мы вместе — и так мы не дольные,Если обнимемся — так мы в огне.Нам не ужасна судьбина коварная,Рай наш всегдашний в любви.О ты, как в сердце моем, жизнодарная,Век в его сердце живи!

Час молитвы*

Когда взойдет денница золотаяНа небосводИ, красотой торжественно сияя,Мрак разнесет,Когда звонят, к молитве созывая,И в храм идут,И в нем стоят, моленье совершая,И гимн поют, —Тогда и я, с душою умиленной,Меж всех стоюИ богу гимн, коленопреклоненный,Тогда пою.Когда царь дня, в волнах купаясь чистых,Течет к концуИ запоет хор птичек голосистыхХвалу творцу, —И я пою, и я ему молюся,И в час мольбыСпокоен я душой и не боюсяУгроз судьбы.Мольба всегда усладу мне приносит,Мой дух свежа,Но никогда молитвы так не проситМоя душа,Как в грозный час кипучей непогоды:Слова моиТогда солью я с голосом природыИ, чужд земли,Пошлю к творцу усердную молитву,И — внемля ей,Он усмирит враждующую битвуМоих страстей…

Смуглянке*

Черны, черны тени ночи,Но черней твоя косаИ твои живые очи,Ненаглядная краса.Если вестниками бури,Кроя свет дневных лучей,Ходят тучи по лазури, —Это тень твоих очей!Если вспыхнут метеорыНад поверхностью земли —Их твои, о дева, взорыОгнеметные зажгли!Если молнья ярким блескомНа мгновенье вспыхнет тамИ промчится с гордым трескомГром по мрачным высотам,Эта молнья — жар дыханьяТомных уст твоих, краса;Гул отзвучный их лобзанья —Разъяренная гроза.Вся ты — искры бурной ЭтныДа чудесный черный цвет;Нет ни бледности бесцветной,Ни румянца в тебе нет.Лишь меняет буря гневаДа любовь твои черты.Черноогненная дева,Счастлив, кем пленилась ты!Как люблю я, как пылаю!Но как часто за тобойВзор ревнивый устремляю.Ах, ужель?.. нет, боже мой!Страшно мыслить!.. прочь сомненье!Ты верна. Но, о судьба!Если вдруг души влеченье…Страсть… безумие… борьба?Ах! молю — когда изменуТы замыслишь, приходи,Вольной страсти переменуРасскажи мне на груди;Обниму тебя, тоскуя,Загорюсь от поцелуяИ, страдания тая,Перед смертию скажу я:«За Ленору умер я!»

Весна*

Волна катится за волноюВ неизмеримый океан…Зима сменилася весною,И реже воет ураган;Не ждет безжалостное время,Оно торопится на срок;Полей и нив богатых бремя,Исчез белеющий снежок,Цветет веселая природа,Зазеленел дремучий бор,Встречает шумно утро годаПернатых птиц громовый хор;Они поют ей гимн приветныйВо славу бога и отцаИ нежат песнею заветнойПечаль унылого певца.Прекрасно небо голубое,Везде прохлада и покой,И щедро солнце золотоеПитает землю теплотойНеобходимой, благодатной;От неприступной вышиныСтруится воздух ароматныйНа царство света и весны.Широко, с гордостью кичливой,Покинув прежние брега,Через засеянные нивыТечет прозрачная река,И всё цветет, и всё прекрасно!Но где ж зима, где след зимы,Где вой метелицы ненастной,Где грустный мрак могильной тьмы?Зима прошла. Пройдет весна,Настанет лето золотое,Природа, радости полна,Вздохнет отраднее в покое.Но ненадолго; нет, опять,Рассвирепелые, по волеМятежно ветры засвистят,И закружится вихорь в поле.И зашумит дремучий бор,Завоет он, как волк голодный,И с высоты пустынных горПовеет осенью холодной;И снова сумрачная тьмаРаскинет свой покров печальныйИ всемогущая зимаОденет в саван погребальный —Цветущий луг, зеленый борИ всю поблекшую природу,И убелит вершины гор,И закует морозом воду;И после дивной красотыПрирода будет вновь уныла;Так жизнь: иль майские цветы,Или заглохшая могила…

Сердцу*

Она так нежно, так заботноВ тот час взглянула мне в лицо,Она, казалось, неохотноВзяла венчальное кольцо, —Ужель не сон? ужели точноОна невинна и вернаИ не мечтой была порочной,А тайной грустью стеснена?Ах! искра той надежды сладкойМогла бы грудь одушевить,Веселый стих внушить украдкой,Мечту и музу пробудить.Я вновь главой поник бы нынеПеред царицей красоты,Неся к ногам моей богиниЛюбовь, покорность и мечты.Но нет, самолюбивой думойНапрасно сердце не живи!Мне суждено молчать угрюмоПод гнетом рока и любви.Уймись же, сердце! не надейся,Вздох затаи в грудной глуби,Волненьем суетным рассейсяИ, если сможешь, разлюбиИ для красот ее ослепни;Иль страсть смирением окуйИ словно камень в нем окрепни,Или по-прежнему целуйШаг каждый ног ее прелестных —Всё, всё, лишь только не дерзниТолпой укоров бесполезныхНапомнить ей былые дни!Оставь ее! она ребенок,Она и любит — только час.Пускай же будет дик и звонокТвоей тоски унылый глас.Страдай! — страданьям нет неволи.Мне суждено, постигнул я,Одни трагические ролиИграть на сцене бытия.

Признание*

Я пленен, я очарован,Ненаглядная, тобой,Я навек к тебе прикованЦепью страсти роковой.Я твой раб, моя царица!Всё несу к твоим ногам,Без тебя мне мир темница.О, внемли моим словам:Несурово, хоть ошибкойНа страдальца посмотриИ приветливой улыбкойХоть однажды подари!Я люблю; ужель погубишьТы меня, не полюбя?Полюби! — когда полюбишь,Буду жить лишь для тебя!Лишь твои живые очи,Ручку, ножку, локон, станВспоминать и дни и ночиБуду, страстный, как волкан;И покуда будет битьсяЖизнь в пылающей крови,Лишь к тебе, моя царица,Буду полн огнем любви.О скажи, краса младая,Мне хоть слово; но молю:Полюби, не отвергаяТак, как я тебя люблю!

Разговор*

Тело

Что ты, душа, так ноешь, страждешь,Грустишь и плачешь день и ночь,Чем ты больна, чего ты жаждешь,Чем я могу тебе помочь?Твоя печаль непостижима.

Душа

И не поймешь ты никогда,Чем я, несчастная, томима;Не по тебе моя беда.Мои страданья глубокоВо мне самой заключены,Они томят меня жестоко,Моей враждой раздражены.Не от забот, не от коварства,Не от измен они и бед,Но нет конца им, нет лекарства,Но победить их силы нет.Унять мучительное гореОдно, быть может и могло б;Но далека, как берег моря,На то надежда…

Тело

Что ж то? гроб?Зачем такое помышленье!Нет, не согласно я с тобой,Гроб для меня не утешенье.Люблю житейское волненье,И чинный бал, и гул глухойНа беспорядочной пирушкеЛюблю повздорить со старушкой,Я тем живу, в своей я сфере,И нет достаточных причинРоптать, теперь по крайней мере,Себе я добрый господин:Хваля обычай благородный,Я каждый день себя кормлю,Я каждой ночью крепко сплю,Мои дни мчатся беззаботно,Я дружно с жизнию живуИ лишь об том немножко плачу,Что красоту и силу трачу.

Душа

Ты и во сне и наявуОдни лишь видишь наслажденья,Тучнеешь ты от пресыщенья,А мне дает ли пищу тот,Кто мною дышит и живет?Бросают псу из сожаленьяПорой оглоданную кость,А я в презрительном забвенье,Я — на пиру незваный гость.

Тело

Послушна в дни земного векаБудь мне — и всё поправлю я.

Душа

Нет, над тобою власть мояНужна для счастья человека.Блажен, кто не всего себяТебе на рабство, тело, предал,Кто мне часть жизни заповедал,Меня питая и любя.Кто суете себя не продалЗа наслажденья и пиры,Кто, словно рудник, разработалМои сокрытые дары.Но тот несчастен, слаб и низок,Кто жизнью душу обделил,Кто дружбы с ней не заключил,Хоть от рожденья к ней так близок.Что я тому? излишний дар!Он из сокровищниц глубокихНе почерпает дум высоких;Мой светлый ум, мой чистый жар,Мой дух бездейственностью губит.Он не меня, он тело любит,А мне, забытой и больной,Назначил он удел ужасный:Тебе покорствовать всечасноИли, вступя в неравный бой,Бесславно падать пред тобой.Как тяжела такая доля!Ее мучительно влачить.О, если б крылья, если б воля,О, если б цепи сокрушить!

Тело

И вправду, я не понимаюТвоей мечтательной беды,Но отчего-то принимаюВ тебе участье. Брось мечты!Послушай моего совета:Живи со мною заодно;По мне — на шумном пире светаНам много радости дано.Есть упоенье в сне мятежном,В похвальных отзывах толпы,В труде, в недуге неизбежном,В грозе и милости судьбы;Есть упоенье в вихре танца,В игре, обеде и вине,И в краске робкого румянцаЛюбимой девы при луне.На темный жребий свой не сетуй,Со мной радушно помирись.На пир за мной охотно следуй,Моим весельем веселись.Вкушай земные наслажденья —И, верь, счастлива будешь тыБез этой выспренней мечтыО неземном предназначеньи.Итак, дай руку — мы друзья;Тебя сегодня же прекрасноРазвеселить надеюсь я…

Душа

Прочь, искуситель! не напрасноБессмертьем я освящена.Одной враждой, враждой ужаснойТебе до гроба я должна.Пускай она не переможет,Но не без боли вкусишь тыЕе жестокие плоды.Она во сне тебя встревожит,Она на пир с тобой придет,Твое веселье уничтожит,Грудь плющем горя обовьет.Ее укоров дикий голосВ тебя вонзится, как стрела,И на челе поднимет волос,Напомня грешные дела.Когда безумством человекаЯ ниже тела сочтена,Когда во дни земного векаПлодов дать миру не должна, —Хоть неусыпною борьбоюС грехом, владеющим тобою,Порой от пропасти егоТебя отторгну я насильно,И хоть однажды — труп бессильный —Ты мне уступишь торжество!..

Дума («О чем тоска и сокрушенье…»)*

О чем тоска и сокрушенье,О чем вседневная печаль,Роптанья, слезы, сожаленье —Что тратим мы, чего нам жаль?Ужель несчастье жизни краткойДля нас мучительней всего,А счастье так полно и сладко,Что стоит плакать без него?…Пловцов минутных в бурном мореЗемное счастье неполно,И побеждать земное гореДовольно силы нам дано.Страданье наше, наша мука,Когда их сносим мы с мольбой,За счастье прочное порукаВ дому другом, в стране святой;Не вечен мир, не вечны люди,Покинем мы минутный дом,На волю вылетит из грудиДуша эфирным мотыльком, —И станут перлами все слезыСиять в лучах ее венца,И пусть страданья, мягче розы,Ей путь устелют в дом отца.Не часто ль ходим мы с отвагойПо топким тундрам и горам,Когда хоть мир единый благаНайти за ними мнится нам?Зачем же ропот на страданья,Зачем по мрачному путиМятежной жизни без роптанья,С отвагой той же не идти;Когда, порою так же трудный,От бед житейских и заботТот путь не к радости минутной,К блаженству вечному ведет?

<В альбом Марии Фермор>*

На скользком море жизни бурнойПусть ваша скромная ладьяПлывет по гладкости лазурнойДо темной цели бытияБез бурь, без горя, без ненастья…;Пускай роскошные мечтыВас подарят годами счастья,Слетя с безбрежной высоты…Пускай убийственная скукаОт вас далеко улетитИ никогда печалей мукаМладого сердца не смутит.

1840

В альбом*

Не пошлость старого обычая поэтовСтихами воспевать красавицу своюПричиною тому, что никаких куплетов,Красавица моя, тебе я не пою,Но чувство сладкого и гордого сознанья,Что выше ты похвал, как выше описаньяМадонна — полная нетленной красоты,Чистейшей прелести и чудной простоты,Перед которою чем глубже впечатленье,Тем молчаливей восхищенье…

Мелодия*

К.А.Д.

Есть страна на севере, сердцу драгоценная;В неге поэтическойПела лишь веселья там лира вдохновеннаяПеснью гармонической.Сердцу не забыть ее пред природой новою:С ней жизнь сердца связана.Словно драгоценною лентой бирюзовою,Волгой опоясана,Взору предстоит она стройною картиною,Чудом оживленною:Волны нежат слух ее дикой каватиною,С эхом соглашенною;Розы кашемирския ароматом дышат в ней,Небо — как в Авзонии;Соловьи китайские в рощах распевают ейДивные симфонии.Как она пленительна, ризою пурпурноюСолнца облеченная!Как она торжественна в непогоду бурнуюГромом ополченная!Как она, раскинувши ветви чародейскиеПолночи мечтательной,Напевает на душу думы нежитейскиеСилой обаятельной!..Там, срывая весело лилии цветущиеС поля ароматного,Бегал быстро юноша в дни быстротекущиеЛета благодатного.Пылкий, любовался он мира лучезарногоСтройною красивостью,Ложным обольщением счастия коварногоВеря с детской живостью;Жизнь ценил он дорого, девой восхитительнойПеред ним представшую.Там сдружился с музой он песнью усладительнойСлух очаровавшею.Горя в чашу радостей жизни поэтическойНе было примешано;От очей мечтателя дымкой фантастическойДаль была завешана;Всё было одето там праздничной одеждою,Всё так улыбалося,И чего-то сердце там, с страхом и надеждою,Ждало — не дождалося…Дни летели соколом… вдруг всё изменилося…Увлечен желаньями,Я простился с родиной; шибко сердце билосяНовыми страданьями…Отлетел надежд моих призрак обольстительный,Счастье изменило мне,И теперь гнетет меня думой сокрушительнойГоре по родной стране.Шлю привет то вздохом ей, то мечтой суровою;В мыслях каждый час она.Сердцу не забыть ее пред природой новою:С ней жизнь сердца связана…

Наш век*

Свет похож на торг, где вечно,Надувать других любя,Человек бесчеловечноНадувает сам себя.Все помешаны формально.Помешался сей на том,Что, потея, лист журнальныйРастянуть не мог на том;Тот за устрицу с лимономРад отдать и жизнь и честь;Бредит тот НаполеономИ успел всем надоесть.Тот под пресс кладет картофель,Тот закладывает дом,Тот, как новый Мефистофель,Щеголяет злым пером.Тот надут боярской спесью,Тот надут своей женой;Тот чинам, тот рифмобесьюПредан телом и душой.У того карман толстеетОттого, что тонок сам,Что журнал его худеетНе по дням, а по часам.Тот у всей литературыСнял на откуп задний двор,С журналистом шуры-мурыСвел — и ну печатать вздор.Тот мудрец, тот тонет в грезах,Тот состряпал экипажИ со славой на колесахТрехсаженных марш, марш, марш!От паров весь свет в угаре,Всё пошло от них вверх дном;Нынче всякому на пареЕздить стало нипочем.Ум по всем концам ЕвропыК изобретеньям прилип,Телеграфы, микроскопы,Газ, асфальт, дагерротип,Светописные эстампы,Переносный сжатый газ,Гальванические лампы,Каучуковый атлас,Паровозы, пароходы,Переносные дома,Летоходы, весоходы,Страховых компаний тьма!Пневматические трубы,Стеарин и спермацет,Металлические зубыСбили с толку белый свет.Доктора свои находкиСыплют щедрою рукой,Лечат солью от чахоткиИ водой от водяной;В бога здравья тянут воду,Воду всем тянуть велятИ, того гляди, природуОт сухотки уморят;Водяная медицинаНаводнила целый свет,Пациентам же от сплинаВ кошельке — лекарства нет…С быстротою паровозаСовершенствуется век;Ни пожара, ни морозаНе боится человек.Что для нас потоп, засухи?!Есть такие лихачи,Из воды — выходят сухи,Из огня — не горячи.В деле разные языки,Руки, ноги, голова;Все мы мудры, все велики,Всё нам стало трын-трава.Нет для нас уж тайны в море:Были на его мы дне;Кто же знает? Может, вскореПобываем на луне.А потом, как знать! с терпеньемГде не будет человек?..Малый с толком, с просвещеньемДалеко пойдет наш век!..

Офелия*

В наряде странность, беспорядок,Глаза — две молнии во мгле,Неуловимый отпечатокКакой-то тайны на челе;В лице то дерзость, то стыдливость,Полупечальный, дикий взор,В движеньях стройность и красивость —Всё чудно в ней!.. По высям гор,В долинах, в рощах без боязниОна блуждает, но, как зверь,Дичится друга, из приязниЕй отворяющего дверь.Порою любит дни и ночиБродить на сумрачных гробах;И всё грустит, и плачут очи,Покуда слезы есть в очах.Порой на лодке в непогоду,Влетая в бунт морских зыбей,Обезоруживает водуГеройской дерзостью своей.На брег выходит; как русалка,Полощет волосы в волнах,То вдруг смиренно, как весталка,Пред небом падает во прах.Невольно грустное раздумьеНаводит на душу она.Как много отняло безумье!Как доля немощной страшна!Нет мысли, речи безрассудны,Душа в бездействии немом,В ней сон безумья непробудныйЦарит над чувством и умом.Он всё смешал в ней без различья,Лишь дышат мыслию черты,Как отблеск прежнего величьяЕе духовной красоты…Так иногда покой природыСмутит нежданная гроза:Кипят взволнованные воды,От ветра ломятся леса,То неестественно блистает,То в мраке кроется лазурь,И всё, смутив, перемешаетВ нестройный хаос сила бурь.

Провинциальный подьячий в Петербурге*

1

Ох, времечко! СкорехонькоЛетишь ты, хоть без крыл.Уж двадцать лет ровнехонько,Как в Питере я был.В питейном департаментеСлужение имел,На каменном фундаментеДомишком я владел.С особами отличнымиВ знакомстве состоял,Поклонами приличнымиНачальству угождал.Как всё переменилося!Мне Питер стал чужой;Всё новое явилося,Чуть пахнет стариной!Секрет мой обнародоватьВновь прибыл я в него,Хоть много израсходоватьПришлось мне для того.Одно мне утешительно,Что ведать кой-комуСекрет такой спасительно.Приступим же к нему:Грамматику, эстетикуИз мысли я прогнал.Люблю лишь арифметику,От ней богат я стал.Сперва я от деленияНемало получил:Начальник отделенияДелить меня учил.По мере повышенияМой капитал толстелИ рос — от умноженияПросителей и дел.Дало плод вычитание,Как подчиненным яНе брать дал приказание,За вычетом себя.Сложив всё, в заключенииСложенье я узнал,И вышел от сложенияИзрядный капитал.Хоть шиворот-навыворотЯ правила прошел,Не выведут за шиворот,Куда б я ни вошел!До Павловска катался яЖелезной мостовой,Парами восхищался я —Не столько быстротой!В воксале, в упоении,Прослушал я цыган:Вот, доложу, уж пение —Что палкинский орган!..Смотрел намедни «Фебуса»…В нем Сосницкий лихой…Ну точно у Брамбеуса,Смешливый слог такой.Я надорвал животики,От смеха лопнул фрак!Читая «Библиотеки»,Не хохотал я так!..Пришлося «Титулярных» разМне как-то посмотреть,Вот здесь так, уверяю вас,Другому б умереть!Над ними, посудите-ка,Смеются так, что страх;Ну, это просто критика:Я сам в таких чинах!..Вчера смотрел Тальони я,Притом еще в «Тени»:В поступках — благовонияИ прелести одни.Что это за чудесница!Не жаль пяти рублей!Отменно пляшет крестница, —Но далеко до ней…Весь Невский, чудо Питера,На ваньке облетел;На вывеске кондитераЯ диво усмотрел:Там в «Пчелку» с умилениемТурецкий франт глядит,Читает с наслаждениемГречанка «Инвалид».Он в красках всё прелестнейшихПредставил напоказ;Таких вещей чудеснейшихИ в Пскове нет у нас!Не ждал, чтоб ум в кондитереБыл сметлив так, клянусь…Уж подлинно, что в ПитереВо всем изящный вкус…Трубой какой-то внутреннейНа Невский из землиСветящий до заутреннейГаз немцы провели.Накрыт стеклянной шапкою,Огонь большой такойГорит гусиной лапкою!Ну так… что день-деньской!Прощайте! оставляю вас.Чувств много, мало слов!В Кунсткамеру бегу сейчас,А завтра еду в Псков…

(2). Снова — здорово!

Хоть друг я в аккуратности,Хоть я не ротозей,Избегнуть коловратностиНе мог я в жизни сей.Вернуться с первой станцииЯ в Питер должен был,Понеже в нем квитанцииПо делу позабыл.В великую конфузиюБыл тем я приведен,Как будто бы контузиюМне дал Наполеон.Меня так озадачило,Что тут же на пути,Как в лихорадке, началоВ санях меня трясти.Я чуть не обморозился,Не мог ни есть, ни спать;Приехав, прямо бросилсяКвитанции искать.Хозяйка той гостиницы,Где я стоял, былаВ тот день у именинницыИ комнат не мела.«Ну, это, — молвил радостноЯ сам себе, — к добру!»Искал с надеждой сладостнойИ всё нашел в сору…Душа в каких-то сладостяхТонула у меня;Я в Питере, на радостях,Остался на три дня.На Невском у механикаКазал мне кум АнтипКартины, в виде пряника, —То есть — дагерротип.Божуся вам сурьезно я:Их солнышко печет;Ну, штука прекурьезная:Немецкий всё расчет!Ходил я в Академию«Помпею» ту смотреть,За что Брюллову премиюПришлося возыметь.Вот это прелесть сущая!Картина вся в огнях,Народу там тьма-тьмущаяПешком и на конях.И видно, что с постели ихСпугнул всех ночью страх:Иные без сапог из них,Иные в колпаках.Там мальчик, такой душенька,На улице лежитИ точно мой ПетрушенькаГлазенками глядит.Там деньги, ради прибыли,Сбирает с мостовой,Согнувшись в три погибели,Кащей такой седой.На псковского подьячегоПохож, ни дать, ни взять,Теперь с того не для чегоПортрета рисовать.Там дама авантажнаяКатилась впопыхах;Хоть одноколка важная,А вся расшиблась в прах.Сумятица ужасная!Помпея же в пожарУселася, несчастная,Одна на тротуар.Какой-то хват пригоженькийС собой старушку звал:Куда! — Отнялись ноженьки:Последний день настал.Отменно нарисовано,Отличнейшая вещь!Я был к ней как прикованный,Впился в нее как клещ.Так живо представляется,Что хоть рукой бы взять.Брюллов наш отличается,Уж нечего сказать!..Конторы все питейные,Горевшие в ту ночь,Заводы оружейныеПотрафил он точь-в-точь.Я думал: не в чаду ли я?Похоже чудо как;Был в то время в Туле я:Действительно, всё так.Создатель! Что за множествоТам разных этих зал;Я всякого художестваТам пропасть повстречал.А лучше всех красуетсяСтатуя мужика:Он важно в бабки дуется,И видно, что битка!По выходе из комнат сихЯ мимо сфинок шелИ было не заметил их,Да надпись вдруг прочел:«Мемноновым представленыВ святый наш Петроград,На пристань здесь поставлены».Действительно, стоят.Скажу, огромные сииДве сфинки — чудеса:В фалборках, как из кисеи,Закрыты волоса.Таких чудных окроме яНе видел отродясь:У них физиономияТакая, как у нас!Вот выдумка забавная —В театре маскерад!Попировал там славно я,Уж подлинно впопад.Как в дни великопостные,Во всей таки красе,Такие пресурьезные,Там в шляпах ходят все.На всех салопы черныеДо самых до колен,А на иных отборныеНаряды всех племен;Как будто с чайных ящиковПришли все в маскерад.Кабы достать образчиковВесь Псков наш будет рад.Уж стали бы отхватыватьМазурку — ай-люли!Сумели б всех порадовать,Как в пляс бы мы пошли.А здесь что? — Как уходятся —Расходятся домой;За это деньги плотятся:Обычай уж такой!..Раскланяюсь почтительноТеперь без дальних слов;Прощайте! Уж действительноЯ завтра еду в Псков!

(3). Беда неминучая и радость могучая

Проплакали отчаянноПять суток мы с женой:Стряслась беда нечаянноНад нашей головой.У черта сердце сжало бы —Случись такой изъян:На барина две жалобыПришло к нам от крестьян;Донос их на господчикаУпрятал я под спуд,За то меня, молодчика,Упрятали под суд.Прочли то есть нотацию, —Хоть просто умирать!Вписали в аттестацию:К местам не принимать.Ну где ж тут правосудие,Я б всякого спросил?..Чуть только вышел в люди я,Брюшко чуть отрастил,Количество изрядноеДеньжонок позашиб;Житье-то было б знатное,Да вдруг — и скушал гриб…Скажите, — как правительствоИзволит рассуждать:Вишь, я чиню грабительство!С чего б им это взять?..Ходил всегда я в нанковых,Не то чтобы в трико,Не брал бумажек банковыхИ не тянул клико,Умел всегда делишечкиЧистехонько вести,И только разве лишечкиПришлось мне загрести.В суде не валежирствовал,Не делал тяп да ляп;Ни с кем не дебоширствовал:Не всё ж ведь цап-царап…Да что же?.. Я утешуся,Лиха ль еще беда!Не бойтесь — не повешуся!Найду кусок всегда!Я поступлю в компанию:Довольно их зело;Приличную по званиюЯ выберу — назло!..С женою от АничкинаИзвозчика я взял, —«Льва Гурыча Синичкина»Глядеть каприз припал…Да сбился я афишками,И вышел тут крючок:С различными делишкамиШел Пантелей Жучок.Он человек, как водится,Сенатский, деловой;Да от жены приходитсяПропасть, хоть с головой.Всё дело-то в нотациях:Толкуют то и се;На тонких экскузацияхОсновано тут всё.Скажу: в большом был горе я,Бедняга Деловой!Такая же история,Вот точно как со мной!..Зато нас с ВасилисоюУтешила — вон та,Что(хочет быть актрисою),Такая суета.Мне кажется, что шутствуетОна напрасно так:Актрисой ведь присутствуетОна давно никак?Еще тут есть отменнейший,Честнейший человек,Расчетливый, почтеннейший,Одесский то есть грек.Так сердце к нему клонится,Ведь как умен, злодей!Приятно б познакомиться:Люблю таких людей!..На днях смотрел «Парашеньку» —Нет прелестям конца!На крестницу ЕвлашенькуВ ней сходство есть лица.Тут очень уморительноВсех Гусева смешит,Тут пляшут так чувствительно,Что плачут все навзрыд.Печальная оказия!Не видел ввек такой:Чуть сам не выл в экстазе я —Уважил Полевой!В окошко на пришпекте яФигуру видел раз;Признаться: стал в решпекте я,Глядел почти что с час.Вертится тут помещица,Ну точно дама пик;Я думал, мне мерещитсяИ стал-таки в тупик.С испуга я зажмурился,Но вдруг открыл глазаИ чуть было не втюрился,Такая ведь краса!..Что ж это?.. У завивщика,Так просто, для проказ,Машина, вроде живчика,Вертится напоказ.Меня сначала мучило,Стоял я как дурак;А вышло — просто чучело…И всё-то в жизни так!..Намедни, кажись в пятницу,Иду повеся нос,Встречаю вдруг сумятицуИ вижу: тут курьез.Коляска самокатнаяКатит без лошадей:Работа деликатная,Не русских, знать, затей…И лодка б так не плавалаНа полных парусах —Как будто бы два дьяволаУселись в колесах…Но здесь я закалякался,А дома ждет жена;Ну, как бы я не всплакался:Задорлива она!Живу в Грязной покудова,Не плачу ни о чем;А в Псков меня отсюдоваНе сманят калачом.Мне здешнее правительствоОказывает честь:В газеты, с местом жительства,Меня велело внесть;Чин, имя и фамилия —Всё внесено в столбец.Ведь это значит — в силе я,Каков я молодец?..Итак — мое почтение!Готовый быть по гробУ вас во услуженииФеклист Онуфрич Боб

Баба-яга, костяная нога*

Дела и жизнь неживших лиц

Воспоминанье небылиц

Русская народная сказка в стихах. В осьми главах

Глава перваяПохищение

Проснулась шумная тревогаС восходом радостного дня…Стоят у царского чертогаЧетыре огненных коня.Из камня искры огневыеКопытом мещут жеребцы,Храпят и бьются; стремянныеИх крепко держат под уздцы.Красуясь пышным одеяньем,Сребром и золотом горя,С нетерпеливым ожиданьемТолпой придворные царя,Его сотрудники лихиеВ пирах, охоте и войне,Во всём равно передовые,Стоят на правой стороне.Налево легкий штат царицы:Прекрасный пол во всей красе;В одежде праздничной девицыВ сомкнутой длинной полосеКрасивой выстроились цепьюИ, засветив улыбкой взгляд,Как в бурю небо с водной степью,С противным строем говорят…Вот рать! брадою ЧернобогаПоклясться смело может свет,Что побежденных ею много,А победителя ей — нет!Выходит царь. Ему подводятЕго любимого коня,За ним жена и сын выходят,И дочь — ясней младого дня;Мила как юная Зимцерла,Она улыбкой всех дарит —И ряд зубов, белее перла,Глаза и души ворожит.Она заносит ножку в стремя —Не смея духа перевесть,Мужчин завистливое племяГлазами радо ножку съесть;Коня погладит ручкой ловкой —Всем ручка видится во сне;Шутя кивнет кому головкой —И взоры всех в той стороне;Посмотрит на кого сурово —Тот и печален и угрюм;Моргнет ли бровью, скажет слово —В тупик поставит самый ум.И наши деды знали толкЦенить поэзию правдиво:Был у Плениры целый полкРабов влюбленных — и не диво!..К нам по преданиям дошло,Переходя от деда к внуку,Что тот, презреньем ввержен в муку,Весь век страдал; того сожглоОдной улыбкой благосклонной;Тот, говорун неугомонный,От изумленья онемел,Когда ей в очи поглядел…Куда же едут царь с царицейИ с белолицей царь-девицей?Куда мужчин и женщин ратьСобралась их сопровождать?..Царь, утомясь победной славой,Любил с зверьми вести войну,И как охота в старинуБыла и женскою забавой,То и царица с ним поройДелить в отъезжем поле травлюЛюбила. Здесь я точку ставлю.Пойдемте на поле со мной…Разнообразными толпамиСтаница воинов и жен,С бичами, копьями, стрелами,Пестреют в поле — шум и звон!Кругом раскинуты тенета,Зверей усердная гоньбаВсех утомила, как работа;Но ловля, травля и стрельбаИдут успешно: уж сразилиЛисицу, волка и хорька,Вдобавок в сети заманилиНедальновидного суркаИ пару зайцев затравили.Доволен царь. Своей рукойОн гладит мягкий пух лисицы;Остановился, ждет царицы.Она примчалася стрелой.Тогда с коней своих усталыхОни для отдыха сошли;Забыв охоту, к ним пришлиТолпы наездников удалыхИ в кубках меду принесли.Наполнен ковш шипучей влагой,И благотворная струя,Досыта жажду их поя,Дарит их силой и отвагой.Меж тем идет серьезный толкМежду придворными: кем волкПовержен был? кто на лисицуПоднял неробкую десницу?Кем загнан маленький сурокВ ему расставленный силок?Венец победы над лисицейПриписан был царю с царицей,И их же верная рукаСразила волка и хорька.Заслыша общее их мненье,Пришла царица в восхищенье,Царя державное челоУлыбкой ясной расцвело;Предложен тост за лов удачный,И вот уж пенистый фиалДо края кубки наполнял,И вот уж пьют…Вдруг тучей мрачнойНебесный лик заволокло,Как демон, с бешенством и свистомПронесся ветер в поле чистом,Шатер походный унесло,В руках ковшей как не бывало,С придворных шапки посрывало…Вдруг крик, и свист, и шум вдали,И стук копыт о грудь землиОни заслышали, — чему быТут удивляться им? в лесахВедь недостатка нет в лисах:То, знать царевна трубит в трубыИ с ратью гончих и девицГоняет по лесу лисиц.Но отчего-то на царицуВдруг страх напал, сам умный царь,Хоть никогда не трусил встарь,Тут от испуга рукавицуИз рук дрожащих уронил…Вдруг он коня поворотил,Махнул рукой и вскачь пустилсяТуда, где стук и крик носился,За ним царица и весь дворПомчались, едут: темный борПред ними стройным великаномПредстал преградою в путиИ, шевелимый ураганом,Как бы шептал им: «Не ходи!»Въезжают в лес: толпою теснойТам девы робкие стоят,На что-то пристально глядят;Меж них царевны лик небесныйУвидел царь: какой-то страхЗаметен был в ее очах.Он изумился. «Что-то худо!» —Кричит супруге — и стрелойЛетит к царевне молодой,Летит, летит — и видит чудо:Вдали клубится дым густой,В чепце из жаб, в змеиной шубе,Не на коне — в огромной ступе,Как сизо-белой пеленойОбвита сетью дымовой,Летит ужасная колдунья;Был только день до полнолунья, —А в это время, всякий знал,Что ведьмам праздник наставал.Пестом железным погонялаКолдунья ступу, как коня,Сквозь зубы что-то напевала,Клыками острыми звеня.На лбу по четверти морщина,А рот разодран до ушей,Огромны уши в пол-аршина,До груди волос из ноздрей,На месте глаз большие ямы,Затылок сгорблен, ноги прямы,На лбу огромные рога —Всё в этот миг их убедило,Что Баба старая ЯгаЗачем-то бор их посетила.И, в страхе все оторопев,Быстрее ратники пустилисьК толпе упавших духом дев.Но поздно — как ни торопились,Им изменили их кони,Хоть понуждали их они…С размаха ведьма налетелаНа рать несильных, робких жен,Их осмотрев со всех сторон,Царевне в очи посмотрела,Над ней как ворон пронеслась,Рукою в грудь ее впилась,Другой рукой за стан схватила,С собой на ступу посадилаИ прытче мысли унеслась…Всех прежде юный брат царевныПослал за хищницей стрелу,Потом сам царь, печальный, гневный,Послал другую. Мрак и мглуОпять сменило море света.Вдали виднелася она,Туманом пасмурным одета,И с ней несчастная княжна.Погоня страшная летелаВослед злодейке, уж чуть-чутьСтрела Булата не заделаЕе предательскую грудь,Но страшный (в) ступе пест железныйКолдунью спас над самой бездной.Она сильней им застучит —И диво — ступа побежит,Как лань, заслыша лай собаки;Она удары участит —И ступа летом полетитЧерез холмы и буераки…День целый гналися за ней,Всё отставали дале, далеИ наконец совсем отстали.Царевны нет!.. Царевна с ней!Тоскует царь. Сама себяЦарица в той беде винила:«Охоту пламенно любя,Не я ль и дочь к ней приучила,Не я ль ей первая далаПонять, что конь и что стрела?» —Так плачет грустная царица.«Где дочь, где солнце царь-девица?Где царства лучшая звезда,Любимый перл, куда, кудаОна так долго запропала?Ее уж нет! Ее укралаИз ада присланная тварь!» —Взывает так печальный царь.И в непритворном сокрушеньиОни рыдают день и ночь,Надежды нет увидеть дочь,Надежды нет ее спасенья!..Мгновенно царского несчастьяВесть по столице пронеслась,Слеза горячего участьяС глаз добрых подданных слилась,Они все искренне любилиЦаря и царскую семью,Под их правленьем мирно жили,Благословляя жизнь свою,Довольны мудрым их правленьем,И были тягостней своихНесчастья царские для них.Веселье общим сокрушеньемСменилось всюду; резвый смехИ кроткий мир покинул всех.Но кто найболее крушился,В чью грудь всех глубже и сильнейУдар нечаянный вонзилсяИ страшный след оставил в ней?Всех больше горевал Булат,Похищенной царевны брат.Он в тот же вечер в путь собрался,Царю торжественно поклялсяДомой не быть до той поры,Пока похищенной сестрыИз рук колдуньи не исхититИ за позор не отомстит;Святую клятву небо видит,И если кто ей изменит,Пускай оно того казнит…Ему два спутника судьбоюВ далеких странствиях даны:Охотно храбрые герои,Светан и Серп, утомленыОднообразьем жизни дворской,Направить путь к стране заморскойС ним согласились, дочь царяНайти усердием горя,С богатырями потягаться,На дев чужбины посмотреть,Победой громкой увенчатьсяИль так же громко умереть…Один решимостью и силойУж доказал, что был не трус,Его и бороду и усДавно седина серебрила.Другой — на утре лучших лет,Но уж знакомый с ратным боем,Не в шутку прозванный героем,Красавец, царства пышный цвет.

Глава втораяО происхождении Яги и о прочем

Готов день ясный закатиться;Три храбрых витязя верхомПо полю скачут — пыль клубится,И брызжут искры янтарем.Природа дремлет. В темной далиЧернеет лес. Они к нему,Но тут, загадкою уму,Им три распутия предстали.Который путь туда ведет,Где их царевну заточили,Кто угадает, кто поймет?Подумав так они решили:«Нас трое, три дороги тутВ три страны разные ведут, —Итак, обнимемся, простимся,Дорогу каждый изберем,И в страны разные помчимся,Авось царевну и найдем!..»Три храбрых витязя обнялись,Поклялись дружбой и расстались…Булат избрал середний путь.Луны не видно, в небе тучи,Кругом Булата лес дремучий;Булату грустно, ноет грудь, —Один!.. Но нашего герояНаутро ждет забава боя,И лучше нам печаль и ночьПрогнать скорей со сцены прочь.Вот утро. Люди, пробудитесь,Пора вам действовать, пора!Без остановки ехал витязьДремучим лесом до утра;Лес миновал; пред ним равнинаЛежит, роскошна как картина,Цветами пышно убрана,Благоуханий амброй нежной,Как райский сад, напоена.Невольно к думе безмятежнойСердца настраивает видПрироды юной и цветущей, —Булат заснул под пышной кущей.Но вот он встал, коня бодритИ снова скачет! Видит: в полеПасутся два коня на воле,Из-под седла, как из трубы,Выходят дымные столбы.Он едет дале. Видит: деваНакрепко за руки у древаСтоит привязана; стеня,Как бы о помощи взывает,Кого-то, в горести кляня,Своим злодеем называет.Булат долину в изумленьиОкинул из конца в конецИ ясно понял наконецПричину странного явленья…Со всею яростью врагов,Миримых лишь за дверью гроба,Дрались два витязя; их словПостигнуть смысл могла лишь злоба.Но ясно было, что ценойПобеды плачущая дева…Исполнен праведного гнева,С участьем к жертве молодой,Столь огорченной, неутешной,Младой Булат летит поспешноНа место битвы роковой.«Оставьте бой поносный свой,Мечей бесславить не дерзайте,Плод преступления вкуситьСебя мечтой не обольщайте!Должны прощенья вы проситьУ девы, вами оскорбленной,Или мой меч непосрамленныйЕе злодеям будет мстить!» —Воскликнул витязь, обнажаяКровавый меч; между собойВраги, сраженье забывая,К Булату кинулись стрелой.Один на двух Булат выходитТам, где так долг ему велит,И в чести силу он находит,Перун сам за него разит.Они сошлись. Удар удачныйПоверг на землю одного,Он захлебнулся кровью мрачной.Теперь один на одного…Не трусы оба, ловки, статны,Навострены мечи булатны,Кому же пасть, кому же жить,Кому кого похоронить?Кто будет гением сей битвы,В цветах победного венца,И за чью душу слать молитвыК престолу вечного творца?Видали ль вы, когда две тучиСтремятся в мутных небесахОдна к другой? Уж только шагИх делит; грянул гром могучий,Столкнулись плотно грудь о грудь:Одна рассеялась, другая,Свободно крылья расправляя,Проходит гордо спорный путь…Летят обломки их броней,Дождем из стали сыплют искры,Освирепелые как тигрыИ каждый сам себя сильней,С безумной храбростию обаДерутся; кровью обагренИ отвратителен как злобаБулатов враг; уж ранен он,Но страшно меч его сверкает.Под охраненьем крепких лат,Еще не ранен наш Булат,Но глубже броню пробиваетНа нем удалый меч врага.В бою минута дорога,Заплатишь жизнью за ошибку.В тот миг, как с радостной улыбкойБулатов враг заносит меч,Чтоб вмиг главу ему рассечь,Булат в подставленную шеюВонзает острый меч злодею.Стремглав сраженный враг упал:«Достоин быть мой победительЦаревны молодой властитель!» —Он прошептал — и жить престал…Хоть, по правилу, БулатаОставлять бы здесь не надо,А вести об нем лишь речь,Но должно на час пресечьНам об нем повествованье:Побуждает нас желаньеПовидаться час-другойС Бабой злобною Ягой…Злей она любого черта,Хоть какого хочешь сорта.Это, как и почему,Непонятно хоть уму,Но поистине правдиво.Только, видишь, вот в чем диво:Черт варил двенадцать баб(Он, вишь, был сердечком слаб,Был влюблен он в них по уши,Да надули, злые души!);Кипятком вода кипела,Вверх бросалась пена бела,А колдуньям нипочем,Черта дразнят языком,Улыбаются, хохочут,Чертов люд честной порочат,Брызнут пеной в сатануДа и спрячутся ко дну…Сатана чертовски злился,По-каковски ни бранился,Чуть со злости караулНе кричал. Вдруг как зевнул,Да закашлял: серный пламень,Медь, железо, глина, камень —Всё на баб, им всем назло,Повалилось, полило.Вмиг старухи призатихли.«Вот что вам за фигли-мигли!» —Закричал тут сатанаИ достал старух со дна.Стал разглядывать их молча:«Фи! Да сколько этто желчи,Злости, разных славных штук,Право, просто вон из рук!..Что сравнится с ихней злостью,Зло срослося с каждой костью,Это просто первый сорт,Ей-же-ей, как честный черт! —Наконец сказал он тихо… —Поступлю я с ними лихо;Ну, теперь дрожи весь мир,Будет нам тут вечный пир,Будем чаще вас тревожить…Знаю, как здесь зло умножить:Чтоб была позлее тварь,Все двенадцать этих харьЯ в одну соединяюИ такую сочиняюЗлую бабу, что онаБудет тот же сатана,То есть я, своей особой!»Тут он вываренной злобойНачал тело наливатьДа над ним что-то шептать.Вышла баба: оглянулась,Миру злобно улыбнуласьИ, лишь только на часокУвидала чертов рог,Прямо черта хвать по морде.Закипела радость в черте;«Будь мне старшая сестра,Ты, как вижу я, добра… —Сатана сказал и в щекуЧмок красотку краснооку… —Будь ты Бабою-Ягой,С костяной ходи ногой,Я тебя тотчас пристрою,Не давай людям покою,Да собьешь каких с пути,Верны счеты им веди…Как приблизишься ты к аду,Дам за всех тебе награду!»Тут исчез вдруг сатана…Вот теперь, я чай, яснаВам причина, по которойНи с ленивцем, ни с обжорой,Ни с разбойником онаБыть не может сравнена.Всех Яга превосходила,В ней вся дьявольская силаНаходилася в одной…Дни летели чередой.По чертовскому наказу,Не теряя даром часу,Зло она творила всем,Иногда кое за чемПриближалася и к аду,Получала там наградуИ опять заняться зломВ мир пускалася потом.Раз случайно, ради шутки,Забралась она на суткиК Тихомиру в царство, — тамСчета нет ее деламИ позорным, и бесстыдным,Человечеству обидным.Там царевну невзначай,Чтоб схватить хотя на чайС сатаны, она украла,У себя ее держала,Не пускала никуда,Запирала воротаНа замок, как уходила;А царевна всё грустила,Всё рыдала ночь и деньИ была бледна как тень…В одиночестве страдала,Как уйти, она не знала:Пятиглавый страшный ЗмейНаблюдал всегда за ней…Дом колдуньи был так страшен,По углам двенадцать башен,Ров кругом, и нет моста…Вся околица пуста,Тут нигде жилья не видно…Но хоть вчуже жить обидно,А уж всё, чем умирать,Лучше малость подождать,Не придет ли час спасенья,Или, может, сожаленьеНа Ягу вдруг нападетИ она ее снесет,Возвратит в родное царство…А колдуньино коварствоВсё росло. На целу ночьУлетала она прочь,Возвращалася с добычей.И такой у ней обычай:Угождай чем больше ей,Тем она всё злей да злей!Змей служил ей преусердно,Люд губил немилосердно,Приносил домой тела,А колдунья их брала,В разны твари превращалаИль варила и съедала…

Глава третьяЦаревна Любана и царевич Спиридон

Скоро сказка говорится,Да не скоро то творится,Что рассказывают в ней…Победив богатырей,Подошел Булат наш к древу,Отвязал младую деву,Потупил смущенный взорИ завел с ней разговор…«Я девица не простая(Так, Булата озирая,Начала она): мой род,Царством властвуя, живетИ богато и счастливо,Всех окольных царств на диво.Я дочь царская Любана,Надо мною слишком раноРазразилася беда.Я, беспечна, молода,Проживала беззаботно,Но судьбе было угодноНаказать меня: злодей —Царь соседний Федосей —Как-то раз меня увидел,Вдруг влюбился — и похитил.Был с отцом моим он враг,Не надеялся никак,Быв беднее всех в округе,Получить меня в супруги,Да и мне он не был люб,Потому что очень глуп…Он скакал без остановки,Не давал коню сноровки,Вдруг сегодня встречу намЗдесь попался царь Варлам.Он, как знала я, давненькоБыл влюблен в меня маленько…Лишь меня увидел он,Страшно сделался взбешен,Закричал, мечом захлопал,Страшно конь под ним затопал,Он с него тотчас сошел,Речь с противником завел,За меня с ним поругался.Впрочем, тот не испугался,Слез с усталого коня,Привязал скорей меня,И пошла у них потеха,Но мне было не до смеха:Беспокойна и грустна,Дум мучительных полна,Я стояла, чуть дышала,Смерть на помощь призывала,Чтоб спастися от беды,Вдруг явился, витязь, ты…»И она благодареньеЗа нежданное спасеньеТут Булату воздает…А Булат не узнаетСам себя от восхищеньяИ какого-то смущенья,Страстен взгляд его очей,Странен смысл его речей…Но томить я вас не стану:Он влюбляется в ЛюбануПросто-запросто и ейОбъясняется скорей,Без дальнейших прибауток,Как внушил ему рассудок.Тут Любана покраснела,На Булата посмотрелаИ влюбилася сама,Просто молвить, без ума.Решено было: согласьеНа взаимное их счастьеУ родителей просить…Жарко друг друга любитьПоклялись они до гробаИ пустилися в путь оба,Чтоб царевну отыскатьИ спокойней пироватьПосле свадьбу. Конь Варлама,Не сердитый, хоть упрямый,Был младой царевной взят,Посадил ее Булат;Он сказал было невесте,Что не худо б ехать вместе,Да, стыдлива и скромна,Заупрямилась она…Третий день они уж скачут,То надеются, то плачутО царевне молодой,Что украдена Ягой,Ждут с часу на час с ней встречи,И о ней лишь только речиМеж собой они ведут,Либо песенки поютПро любовну страсть друг к другуДа про скучную разлуку…День под вечер уж склонялся, —Конь Булата спотыкался, —Нет ни лесу, ни жилья,Всё песчанее земля.Ждут, не выедут ли в поле,Где б пустить коней по волеИ самим поотдохнуть:Утомил их долгий путь,Да известно, что и голод,Как ни будь себе тут молод,Всё не тетка, а скорейЛютой мачехи лютей,А они давно не ели:На пути нет даже ели,А не только что дерев,Чуть стоящих от плодов,Как бывало это прежде…Едут далее, в надеждеСтепь песчану миновать,Луг цветущий увидать,Но напрасно ожиданье…Солнце тмит свое сиянье,Вечер мрачный настает,Конь чем далее вперед,Тем песок всё глубже, глубже…«Эх, прости, создатель! глуп жеЯ, вернуться бы назад!» —Размышляет так Булат.А Любана без движенья,Словно некое виденье,На коне своем сидит,Ничего не говорит.В ней давно ослабла сила,И уздечку опустилаОт усталости рука…Сильно их гнетет тоска,Холод, голод и усталость:Камень тут взяла бы жалость!Но Булат не за себяПлакал, всей душой любяЧерноокую Любану,Он бы снес больнее рану,Лишь была б только онаОт беды сохранена…Уж кони едва ступали,Беспрестанно подымалиВверх песчаные столбы…Не уйти, знать, от судьбы!Ночь кругом, на что решиться?«Лучше нам остановиться,До рассвета подождать,Чтоб коней не потерять», —Говорит Булат Любане,Не заметивши в тумане,Что Любана чуть жива —Нет ответа на слова.Испугался он ужасноИ к царевне стал несчастнойГромко, жалобно взывать…Стало на небе светать,Он остатками настояЛил в лицо ей, громко воя,И, печальна и бледна,Вдруг опомнилась она;Стали думать о спасеньи,Тут завидел в отдаленьиПоле пышное Булат,Поскакал, сердечно рад,Он туда с больной Любаной.Вдруг, о ужас! словно пьяный,Пошатнулся в страхе он,Словно громом поражен:На него, в змеиной шубе,На своей огромной ступе,С дикой яростью врага,Баба кинулась Яга…Перед солнечным закатом,Распростившися с Булатом,Серп поехал на восток.Месяц по небу потек,Звезды в небе засверкали,Он всё ехал дале, дале,То надеждою живим,То отчаяньем томим.Про колдунью мыслил гневно,Думал встретиться с царевной,У врага ее отнять,С нею в царство прискакатьИ просить ее в награду.Он к коню забыл пощаду,Гнал без памяти его,Сам не зная для чего.Вот прошло уж трое суток,Стал грустить он, кроме шуток,Не встречая никого:Скука мучала его.Мучим тайною тревогой,Ехал он путем-дорогой.Вдруг однажды при рекеВидит город вдалеке —На пространстве необъятномОн, в величии нарядном,Красовался, процветал,Чем-то дивным поражал…«Что за диво, что за чудо!Побывать бы в нем не худо,Чтоб немного отдохнуть,А потом и снова в путь», —Серп подумал и помчался…Конь от жара задыхался,Он его всё боле гналИ в минуту доскакал.Город пышен, как столица,Всюду праздничные лица.«Что тут, праздник, что ль, какой?» —У красотки молодойНевзначай спросил проказникИ узнал, что точно праздник:У царя родился сын,Так сегодня день крестин…Серп не знал, за что приняться:Погодить иль в путь пускаться?И, решившись наконец,Поскакал он во дворец.Там с придворными съякшался,Разговорами занялся,Был прилично угощенИ к царю потом сведен.Царь был рад ему душевноИ с царицей да царевнойНу расспрашивать его:Прибыл к ним он для чего?Он сказал, что так, случайно,И открыл потом, за тайну,Что царевны молодой,Что похищена Ягой,Он с усердьем рабским ищетИ за ней по свету рыщет.«Отдохни немного, братец,Я вина хотя ушатецДля тебя поставить рад,Я сегодня тороват:У меня, вот видишь, диво,Жил доселе я счастливо,И во сне, и наяву,Но счастливей заживу:Сын третьеводни родился,А сегодня уж молилсяНа крестинах сам своих,Вот, брат, делаем каких!Это всё б еще не диво,Да растет он очень живо,Не по дням, а по часам,Посмотри, братец, хоть сам —Верно, скажешь: просто милка!»Тут велел он, чтоб кормилкаПринесла к нему дитя.Серп подумал, что шутяЦарь об нем разговорился,И немало удивился,Как увидел, что оноНе шутя говорено:Вдруг в покой дитя вбежалоИ раскланиваться стало,Завело об чем-то речь,Стало прутом кошку сечь.Серп не верил, чтоб малюткеБыло только трои сутки,Говорил, что лет уж пятьОн изволит проживать,Но, побывши с ним с полсуток,Стал уверен, кроме шуток,Потому что вдруг при немБольше стал он полвершком…Сила в нем была велика,Бегал он, как заяц дикой,Не по летам был умен,Назывался Спиридон.

Глава четвертаяПревращения Любавы и любовная страсть Бабы-яги

А-та-та, да а-ту-ту!Как во нашем во светуДива разные творятся:В чугунах змеи варятся,Леший ходит по лесам,Не дает покоя нам,Ведьмы ездят на ухвате,Черти скачут на лопате,От рассвета до зариБой ведут богатыри,Петухи между собоюТоже склонны очень к бою:Между всем, что лишь живет,Драка вечная идет!Рыба ищет там, где глубже,Человек — где жить получше,И обычной чередойВсё проходит под луной…А-та-та, да а-ту-ту!Сказку дальше поведу…Как опомнился Булат,Так он стал сердечно рад,Что с Ягою повстречался.«Наконец-то я добралсяДо тебя, бесовска дочь,Без сестры не выду прочь!Я задам тебе трезвону,Будет свет дрожать от стону,Так тебя приколочу!» —Он подумал и к мечуУстремился, а колдунья(Знать, она была болтунья)Без умолку говорит,В чем-то всё его коритИ его о чем-то просит…Тут Булат свой меч заносит,По башке колдунью бьет,Меч колдунью не берет!..Ха, ха, ха! да хи, хи, хи!И пустилась во смехи!..Насмеявшися досыта,Закричала: «Хоть обидаМне побои от тебя,Но прощаю я, любя,Всю вину тебе, как брату!(Глазки сделала БулатуТут она и страшно ротИскривила, как урод!)Ты меня не уничтожишь,А себя лишь растревожишь:Лучше нужде покорисьИ на мне, Булат, женись!Я хотя и некрасива,Но зато я в мире — диво,Не найдешь такой другой;Очарована тобой,Вся горю я, вся пылаю,О тебе одном мечтаю,О тебе и ночь и деньЯ грущу, бродя как тень!Помню, взвидела я в жизниВ первый раз тебя в отчизне,Был ты в поле на конеИ пришел по нраву мне!Ах! не будь моим тираном!И к моим сердечным ранамСострадание имей!»Тут она еще глупейПосмотрела на Булата…«Даром мне тебя не надо,Что ты, старая Яга!Жизнь мне, что ль, не дорога?Убирайся к черту в гости,Да прибей его со злости,Да подай скорей сестру,А не то — в пыль изотру!»— «Нет же, нет тебе сестрицы!Не хотел любить Ягицы,Так не будет век любовьГреть твою отныне кровь!Ты меня ввергаешь в горе,Отпуск дам я Миловзоре, —Лишь останься ты со мной,Мой тиран, владыка мой!Что, не хочешь? Ну так ладно,Для тебя будет накладно…А! соперницу своюЗдесь вблизи я узнаю!Нет, не дам тебе, тирану,Целовать свою Любану!» —И бросается стрелойВедьма к деве молодой…А Любана в отдаленьиПребывала в размышленьиИ смотрела, как вдалиНебо близко от земли.К ней колдунья подлетела,Всю Любану обозрела,Да и ну над ней шептать,Черной палицей махать!До нее лишь дотронулась,Злобным взором улыбнулась,Посмотрела ей в лицо —И Любана в деревцоОбратилася в минуту,Да еще, к большому чуду,Тотчас в землю тут врослаИ качаться начала…Ветви пышно развевались,Подымались, наклонялись —Всё своим порядком шло:Колдовство свое взяло!В бой с Ягой Булат пустился,Но он сколько ни храбрился,Ведьме просто — ничего,Лишь накладно для него…Он же был притом уставши:Не поевши, не поспавши,Трое суток ездил он,Поневоле не силен…«Скучно жить мне одинокой,Покорись судьбе жестокой,Эй, послушай! покорись,Поскорей на мне женись,Я не вечно безобразна,Я бываю и прекрасна:Есть в году такие дни,Наступают уж они.Буду лучше я рядиться,Да румяниться, белиться,Так, поверь, заворожуИ к себе приворожу!» —Так Яга ему твердила,А он выл, что силы было,Над несчастным деревцом,Обратясь к нему лицом.Ветви с лаской наклонялисьИ как будто улыбались,То как будто плач и стонОт него вдруг слышал он…День уж к вечеру склонялся,С деревцом он не прощался,Всё над ним еще сидел,На него он всё глядел.Гибким станом любовался,Превращенью дивовалсяИ был полон грустных дум.Вдруг вверху он слышит шум,Оглянулся: Змей крылатый,Весь одет в стальные латы,И со множеством головВозбуждая страшный рев,Пролетал на ним. БулатуОн посланником из адуПоказался б, если б онНе был храбрым урожден…Меч Булат свой припасаетИ о битве размышляет,Вдруг с ужасным криком ЗмейЗамахал крылом сильней,Распустил его поширеИ, хоть весь тонул он в жире,Так широко рот раззел,Что Булата разом съел,Проглотил его как мухуИ пустился что есть духу, —К дому ведьмы прилетелИ на землю разом сел…«Выходи, моя Ягица,Круглолица, белолица!Я исполнил твой приказ:Уж Булат теперь у нас!..»Разрядившись как девица,Прибежала тут Ягица,Руку с радостью своюЦеловать дала Змею.А меж тем он из утробы,Не без радости и злобы,Вдруг Булата возвратил.«Как он нежен! Как он мил!Не изволит ли белиться?(Закричала тут Ягица);Впрочем, это не беда,Лишь была бы красота!»Да и чмок его тут в губы.Чуть Булат с досады зубыТут колдунье не разбил!..«Чтобы черт тебя любил(Закричал он), я не стану,Я люблю одну Любану!»— «Ха, ха, ха, да хи, хи, хи! —И пустилась во смехи! —Полно, милый мой дружочек,Мой прекрасный жизненочек,Чем же я тебе худа?Где же лучше красота?Рот немножко широконек,Нос изрядно великонек,На макушке есть рога,Словно кость одна нога,Да немножко ухо длинно, —Но зато ведь я невинна!Вот что главное, дружок!» —И опять Булата чмок!..Чуть не выл Булат со злости.«Ну, попал я в добры гости(Говорил он про себя)…Черт бы взял, Яга, тебя!..»А Яга, палима страстью,И ласкательством, и властью,И приманками любвиНа желания своиПреклонить его стремится,Но напрасно горячится —Наш Булат всё «нет да нет!»Произносит ей в ответ.Так проходят дни и ночи,Уж Булату нету мочиУ колдуньи старой жить,Ласки дьявола сносить,Быть в ужасном заточеньи, —И действительно мученьеЖизнь так глупо проводить,Лучше запросто — не жить!Опечаленный и бледный,О сестре он плачет бедной,Знает верно, что онаБлиз него заключена,И не может с ней видаться,Вместе горю предаваться,Вместе ждать бедам конца.«Хоть бы вестку до отцаКак послать, он, верно б, вскореПрекратил сыновне горе;Чтоб детей освободить,Рать прислал бы, может быть», —Так мечтал Булат несчастный.А меж тем в колдунье страстнойЖар любви не потухал,А всё больше прибывал.Наконец она однажды,Вся полна любовной жажды,Объявила, что БулатБудет сам себе не рад,Коль любовь ее отвергнет,Что в тюрьму его повергнет,Будет всячески язвить,Не давать ни есть, ни пить,Что она его измучит,Да любить себя научит!Не послушался Булат.В сильной злобе, из палат,Отвести его в темницуПовелела тут Ягица.И Булат был отведен,В смрадный погреб посажен,Заперт накрепко замками.Плача горькими слезами,Что затеять, он не знал, —День за днем так протекал…А Яга сильнее злилась,Всё румянилась, белилась,Завивала волоса,Но ничуть ее красаОт того не возвышалась,И по-прежнему осталасьБаба злобная ЯгаБезобразна, как карга…

Глава пятаяСпиридоновы богатырские подвиги и о прочем

Крепок, силен Спиридон,В три недели вырос он,В три недели укрепился,К бранной жизни приучился;Рос он в час до полвершка,К удивленью старика,Своего отца родного,И всего люду честного…В царстве шла о нем молва,Что такая головаУ него, каких доселеЦарства вовсе не имели:В царстве всех богатырейПобеждал он как детей;Силен, словно царь Самсон,Королевич Спиридон,Нет ни в чем ему преграды,Никому не даст пощады, —Что подковку разогнуть,Что булавочку согнуть —Для него одно и то же;Был он в царстве всех пригоже,Красных девушек любил,Не ковшом — ведром он пил,Доказать чтоб всем отвагу,И вино и разну брагу…Все дивилися ему,Не спускал он никому,Первый был в бою кулачном,И в курении табачном,И в подобных шалостях,Озорник такой, что страх:В царстве всех приколотивши,Осрамивши, победивши,Кто был славен удальством,Стал для всех он словно гром,Стали все его боятьсяИ как можно удаляться…Вдруг стал скучен Спиридон:Не любил без дела онПроводить ни получасу —За проказою проказуИ за жарким боем бойУважал он всей душой…Он пришел к отцу однажды:«Скоро ль мне свободу дашь ты,Гой еси! родитель мой!Я терзаюся тоской,Здесь уж жить мне несподручно,Жить без дела как-то скучно,Нет простора ни уму,Ни удальству моему.Дай коня мне, дай мне волю —Рыскать стану я по полю,Дай мне щит да вострый меч —Буду головы им сечь!Богатырской стану силойХвастунов дружить с могилой,Может быть, порой сыщуЯ себе и по плечу —Тут-то я себя потешу:Разом глотку перережуНепреклонному врагу,Замолчит он, ни гугу!В разных царствах побываю,Всех диковин повидаю,Присмотрю себе женуДа домой и улизнуЗа твоим благословеньем…» —Он сказал отцу с почтеньем.Приласкал его отец,Прослезился, наконецМолвил, слезы отирая:«Ладно, братец, отпускаю,Только больно не кути,Поумней себя веди:Не дерися с кем попало,Право, проку будет мало,Не уйти нам от беды,Раскутишься если ты,Если всякому злодеюПодставлять ты будешь шею,Если, ради удальства,Будешь дерзок на слова.Неровен ведь челядинец —Даст такой тебе гостинец,Что костей не соберешь,Без ноги домой придешь…»Тут ему благословеньеОн дает на отправленье,И отважный Спиридон,Тем донельзя восхищен,Дует с радости в ладоши,Раздает прохожим гроши,Песнь веселую поетИ вино ковшами пьет..«То-то чадо уродилось,Вечно б дралось, веселилось —Он на все проказы лих;Кабы больше нам таких,Так бы, верно, наше царствоПревратилося в мытарство.Впрочем, что же? Ничего!Дурь пройдет ведь у него,Будет во сто раз умнее!» —Думал царь и веселееСтановился, а сынокПил настойку, как квасок,Ел себе за кочнем коченьИ был весел очень, очень,Без особенных балясТо и знай — пускался в пляс.Бой затеял напоследок:Выбил окна у соседок,Вызывал богатырей,Побивал их как детейИ, чтоб помнили подольше,Им рубцов наделал большеНа спине и на руках,На боках и на ногах.До утра попировавшиИ часок-другой поспавши,Начал он сбираться в путь.Пал отец к нему на грудьИ опять давал наказы,Не пускался чтоб в проказы,Чтоб без толку не дралсяИли как не опился!А не то задать и перцуПосулил ему как шмерцу.Спиридон сел на коня,Как огонь на нем броня,Меч в руках огромный блещет,Он от радости трепещет,Нетерпением горя,Лобызает он царя,Огорченную царицуИ красотку царь-девицу,Бьет коня потом ногойИ уносится стрелой…Едет день, и два уж едет,О победах славных бредит,С нетерпеньем встречи ждет,Кто помимо не пройдет —Рукавицу в рожу броситИ сражаться с ним попросит.«Верно, трусишь, нетопырь!» —Грозно молвит богатырьИ опять всё дальше едетДа о разных сечах бредит.Раз он видит: на коне,В латах кованых, в броне,Едет витязь… То-то радость!Спиридону шепчет младость:«Наскочи скорей — и в бой,Драться где ему с тобой!»Спиридон летит стрелою,Приготавливаясь к бою;Витязь смотрит, удивлен.«Что ж ты смотришь? (СпиридонЗакричал ему спесиво.)Или я какое диво?Становись-ка, становись,Защищаться не ленись,Будет тут тебе работы!» —— «Право, драться нет охоты(Молвил витязь) — жар такой,Что дерися хоть нагой,Так устанешь до упаду;Дай-ка руку мне, как брату».Спиридон свое поет:«Видно, страх тебя берет,Закоптить боишься рожу.Коли так, тебя я брошу,Верно, ты большой, брат, трус!»(Говорит он.) — «Я дерусь!» —Отвечает витязь грозно,И начался бой сурьезный…Долго дрались; СпиридонВдвое больше был силен,Но еще не свыкся с битвой,Он мечом махал как бритвой,Но неверен был удар.А другой уже был стар,Помогал ему тот опыт,Что в сраженьях частых добыт,С ним никак он не плошал,Все удары отражал.Наконец, уставши драться,Ну герои обниматься.«Оба храбры мы равно,Удальство у нас одно,Будем лучше мы друзьями,Вместе тешиться боямиСтанем, странствуя везде(Спиридон сказал). А гдеТы живешь? За чем пустилсяВ путь, давно ли веселился,И когда опять домойТы отправишься, герой?» —— «Я давным-давно из царства:В силу некого коварстваЗлобной Бабою-ЯгойПерл украден дорогой,За грехи наши велики,Дочка нашего владыки, —Послан я ее сыскатьИ злодейку наказать».— «В самом деле? Это чудно!Нам сыскать ее нетрудно:Ездить буду я с тобой;Только встречуся с Ягой,Так ее я изувечу,Истираню, искалечу,Что забудет воровать,Будет ноги нам лизать!»И Светан со СпиридономРазменялися поклоном,Словно братья обнялись,В вечной дружбе поклялись,С час еще потолковали,Меж себя погоревали,О царевне молодойИ решилися с ЯгойПоскорее как сойтиться,Покровавее сразиться,Разом дело всё решитьИ царевну возвратить.С тем и в путь они пустились,Только той надеждой льстились,Что Ягу как раз найдутИ во гроб ее сведут.

Глава шестаяСвидание царевича Булата с сестрой и о прочем

Время льется словно речка,В жизни человек как свечка:Проблеснет и догорит,Только смрад распространит.В мире счастие непрочно,Только зло одно живетИ толстеет, и цветет;Слабый сильного терзает,Глупый умному мешает,Всё идет наоборот,Черт мутит честной народ.Да к большой беде народа,Кроме всякого урода,Чтобы пакости творитьИ вконец всех разорить,Хоть и так уж люди слабы,Завелися Яги-БабыИ от ведьм отбоя нет,Право, жаль взглянуть на свет!..Проклинал, в темнице сидя,Света божьего не видя,Ведьму бедный наш БулатНа особенный свой лад…Посылал он ей проклятья —Их не стану повторять я,Потому что насмешу,Если все их расскажу.Находясь в большом свирепстве,Помышлять он стал о бегстве,Стены стал с досады рытьДа окошки колотить;Проку было в том хоть мало,Да надежда обольщала,А с надеждою подчасВместо водки пьешь и квас.Вот однажды приуставши,Долго стену прорывавши,Руки он сложил на грудь,Лег немного отдохнуть.Лишь заснул, пред ним виденьяПоявились во мгновенье:Наклонившися к нему,Шепчут что-то все емуНа языке непонятном,Но о чем-то о приятном;Вдруг исчезли, лишь одноС ним осталося. ОноДолго пристально смотрело,То краснело, то бледнелоИ сказало наконец:«Ты терпенья образец,И за то тебе в наградуДам я помощь и пощаду.Терпеливо всё сноси,Понапрасну не просиУ Яги себе прощенья —Близок, близок день спасенья:Всё случилося к добру,Скоро ты найдешь сестру,Добрый нрав твой мне угоден,Скоро будешь ты свободен.Не спеши лишь, подожди,Да не сбейся как с пути!А чтоб горю услажденьеБыло, думай про спасенье.Случай дам тебе такой:Ты увидишься с сестрой, —На, вот ключ: в твоей темницеЕсть проход к твоей сестрице —Тут в стене направо дверь,Отвори ее теперь,Повидайся с ней немного,Да смотри, наказан строгоБудешь, если чересчурЗасидишься, балагур».Тут исчезло вдруг виденье…«Что за чудо-сновиденье?(Говорил Булат себе.)Не угодно ли судьбеНадо мною посмеяться?»Так дивился, а потомШарить стал в стене ключом,Через темень полуночнуОтыскал он щель замочну:Ключ однажды повернул —Чрез порог вдруг свет блеснул,Дверь сама собой открылась,И сестра пред ним явилась.От восторга сам не свой,Он целуется с сестрой,И пошла у них беседа,Длилась долго, до рассвета, —Про несчастие свое,Про житье свое бытьеМиловзора рассказалаИ от счастья трепетала,Что, ее любимый брат,С ней увиделся Булат.«И уйти бы нам отсюда(Говорит Булат) не худо,Возвратиться бы к отцу,Уж пора бедам к концу,Много, много мы терпели,Так придется неужелиДолго нам еще терпетьИ отрады не иметь?Но уж мне пора в каюту!»— «Погоди хотя минуту,Посиди хоть до зариДа со мной поговори.Дома нет, кажися, ведьмы,Можем дольше посидеть мы», —Говорит ему она…Вдруг, как будто сатана,Ворвалася ведьма в двери:«Эге-ге! какие звери!Вот бы лихо провели,К двери ключ себе нашли!Мастера, как видно, шарить!И изволят тарабарить!Ладно — я вас накажу.Власть свою я докажуНад судьбиной вашей жалкой!»Тут своей волшебной палкойК ним она коснулась: вмигНа их месте, вместо их,Две статуйки показались,Да недвижны и остались,В землю накрепко вросли,Не отдернешь от земли!«Стойте тут себе, дубины!»Тут разглаживать морщиныВедьма стала на челе,А потом на помеле,Проюркнувши через кровлю,Вновь отправилась на ловлю…Туча по небу бежит,Месяц на небе горит,В роще свищет соловей,Говорит с травой ручей,Облетая вкруг кладбище,Жадный ворон ищет пищи,По долине на конеСкачет путник при луне…Кто ты, путник одинокой,Едешь близко иль далеко?Из палат ты, иль твой домНе сияет серебром?Для чего ты среди ночиГонишь лошадь что есть мочи —Иль, уставши от пути,Хочешь кров скорей найти?«Еду я из стран далеких,Из палат царя высоких,И гоню и день и ночьЧтоб найти цареву дочь,Изломать колдунье кости —Я за тем к ней еду в гости,Я царев посланный Серп:На щите горит мой герб,Меч в руке моей широкий…»Едет Серп путем-дорогой,В даль туманную глядит,Всё по-прежнему грустит:Он бы с радостью подрался,Да никто не попадался,Скука бедного взялаИ на душу налегла.«Хоть бы леший мне попался,Так и с ним бы я подрался!» —Про себя он говорилИ коня со злости бил…Средь своих печальных думВдруг в дали он слышит шум,Шум становится сильнее,Серп бодрее и бодрее.«То-то, — думает, — сражусь,За всю скуку поплачусь!Кто бы ни был тут, хоть дьявол,Хоть по воздуху б он плавал,Хоть скакал бы на коне,Хоть бы был он весь в огне,Ни за что не дам я тягу,Лучше мертвым тут же лягу!»Шум еще сильней, сильней,Вдруг он видит: страшный ЗмейНа него стремится прямо,Рот огромный, словно яма,У него уж растворен.Серп испуган, изумлен,Но меча не забывает,О сраженье помышляет.Змей летит, летит, летит —Налетел — и делу квит!Проглотил Серпа как мухуИ помчался что есть духу.

Глава седьмаяО том, что говорило деревцо Спиридону и как он нашел ягу

И дорогой, и бурьяномСпиридон скакал с Светаном,Всё хотел попасть на след,А следа всё нет да нет.Где к Яге-Бабе дорога?Ведь дорог на свете много —Словно праздничный базар,Испещрен земной весь шар!..Но надежды не теряя,О царевне размышляя,Дале ехал Спиридон.С каждым днем был крепче он,С каждым днем он был сильнее,Ловче, краше и смелее, —Рад душевно был Светан,Что ему судьбою данСпутник столь во всем отличный…Чередой всё шло обычной;Раз, прервав немного путь,Спиридон лег отдохнуть,И Светан улегся тоже.На другое утро — что же?Нет Светана, нет как нет,Уж пропал его и след.Конь по-прежнему пасется,На осине щит трясется,Воткнут в землю меч стоит,Всё по-прежнему лежит,А Светана нет да-й-только!Стал, не струсивши нисколько,Спиридон его искатьДа с надеждой поджидать,Но Светан не возвратился.Спиридон тут подивился,Не стерпел, чтоб не вздохнуть,И один пустился в путь.Едет, голову повесяИ почти не куролеся,Думу думает тайком,Озираяся кругом.Минул лес. Пред ним долина,Разноцветна, как картина,В ряд на ней деревьев цепь,А за ней песчана степь.«Ехать дале, иль вернуться,Или в сторону шатнуться?» —Думал молча Спиридон.Наконец решился он:Через степь, во что б ни стало,Переехать как попало, —И поставил на своем,Хоть устал с своим конем.Вот в долину он въезжает,Поскорей с коня слезает,Озирается вокруг.«Словно с кем-то я сам-друг,Чeй-то голос грустный слышу,Кто ж бы это был? — не вижу!» —Размышляет Спиридон.Тут опять долину онОбозрел и посрединеДеревцо на той долинеОдинокое узрел.Отдохнуть под ним он сел…Вдруг он слышит некий шепотИ какой-то грустный ропотПрямо над ухом своим, —Стал он слушать, недвижим:«Витязь, будь великодушен,Добродетели послушен,Сохрани меня от бед!Здесь немил мне дневный свет!Я не дерево — девица,Баба старая ЯгицаИзувечила меня,А была свободна я:И спокойством наслаждалась,И любовью обольщалась,Женихом мне был Булат.Будешь мне и друг и брат,Если ты меня избавишь,Полюбить себя заставишь, —Победи скорей Ягу!Жить я дольше не могуВ этой тягостной неволе,Сил моих не хватит боле.Как Ягу ты победишь,Не сплошай тут как, смотри ж:У нее есть жезл волшебный,С виду он не велелепный,Но в нем сила такова,Что вновь буду я жива,Если им ко мне коснешься.С Змеем ты сперва столкнешься,С ним дерися из всех сил,Он становится уж хил,И хоть много люду губит,Да и сам Яги не любит».Тут умолкло деревцо.Спиридоново лицоПолным счастьем просияло:Уж охота забиралаПоскорей сойтись с ЗмеемИ с Ягицею потом.Вдруг летит и самый Змей,Ветра бурного быстрей;Спиридон свой меч хватает,Против Змея обращает,Змей помимо пролетел,Боком лишь его задел,Змей свирепо оглянулсяИ тотчас назад вернулся.Тут начался жаркий бой:Спиридон одной рукойВсе удары отражает,А другою защищаетОт ударов он себя.Змей, свирепственно хрипя,То и знай его колотит.Долго битва происходит,Оба ранены давно,Кровь смешалася в одно,Но конец еще не близок,Спиридон пред Змеем низок:Змей ударит и назадОтлетает, супостат!Наконец случайно ЗмеюСпиридон вцепился в шею,Крепко держится, а ЗмейВсё сильнее и сильнейОтбивается — но тщетно!Спиридону лавр победныйУлыбаться начинал;Змей последний дух собрал,Приподнялся и в минутуПолетел, к большому чуду!Спиридон на нем сидит,По башке его тузит,Не дает ему покоя,Он летит всё, громко воя,Наконец он долетелИ к Яге на крышу сел;Ну вопить тут гласом зычным,От всегдашнего отличным,Так вот горло и дерет,Спиридон его всё бьет…А Яга на голос ЗмеяСобралася поскорее,Помогать ему летит.«Плохо дело! — говоритСпиридон себе, — ведь с нимиМне не справиться с двоими,Ведь, пожалуй, цап-царап!Я и так уже ослаб,Надо этого спровадить,Да потом и с ведьмой ладить!»Тут принялся Змея онКолотить со всех сторон:То мечом его поколет,То зубами рвать изволит,А меж тем он всё глядит,Скоро ль рот Змей растворит.Дождался — и меч с размаху,Без печали и без страху,В горло Змею засадил,Там его поворотил.Змей грызет железо зубом,Но, в своем свирепстве глупом,Не находит ничегоДля спасенья своего.Что за дело СпиридонуДо его смешного стону —Он не меньше озлился,Резать Змея принялся —Перерезал ему глотку,Допил бывшу в фляжке водкуИ слезать он с крыши стал,Тут Ягу он увидал,Со всех сил к нему летящу,Под собой земли не зрящу,«Ну (подумал он), ещеБудет дело горячо,Будет много мне работы,Благо много и охоты!»Навострив свои рога,Мчится старая Яга:Поравнялась прежде с крышей,Поднялася после вышеИ пришла в великий страх:Мертвый Змей в ее глазах.«Ах ты, Змей мой Змеуланыч,Дорогой Иван Иваныч!Кто тебя так исказил,Буйны головы разбил?Друг души моей безмерный,Мой слуга нелицемерный,Мой кормилец, брат ты мой,Кто глумился над тобой?» —Так колдунья сожалелаИ на крышу сесть хотела;Спиридон ее схватил,В бок свирепо поразил.Оглянулася Ягица,Принялась кричать и злиться,Длинну палицу взяла,Бить героя начала:Раз ударила — героюСтало вовсе не до бою,Не упал чуть со всех ног;Но себя он перемог,С новой силой стал сражатьсяИ, что долго прохлаждаться,Просто-запросто сказать —Стал Ягу он побеждать.Тут Яга свирепо взвыла,Пощадить ее просила.«Нет, пощады я не дам,Отошлю тебя к чертям!»Пуще тут Яга озлилась,Завертелась, закружиласьИ вскричала во гневу:«Пусть я больше не живу,Пусть ты жизнь мою погубишь,Тем царевны не искупишь!» —Головой тут потряслаИ со злости умерла.Спиридон тут спохватился:На себя он сам сердился,Что не выведал о томПеред ведьминым концом,Где она царевну скрыла.Вспомнил он, что говорилоДеревцо в долине той,Где вступил он с Змеем в бой;У Яги тот жезл сыскавшиИ его с собою взявши,Он отправился потомОбыскать колдуньин дом.

Глава осьмаяО том, что делали Спиридон с Булатом и на ком ехали их невесты

В мрачну думу погружен,Молча ходит Спиридон,На себя нещадно гневный.Ищет в доме он царевны,Все покои обыскал,Наконец вошел в подвал.Ничего и тут — всё пусто,Пахнет только лишь капустой.Дальше молча он идетИ фонарь в руке несет.Две статуйки небольшие,Обе стройные такие,Он увидел, посмотрел,Приподнять было хотел,Но напрасно горячился:Их не поднял, как не бился.«Где ж царевна? где она?Неужели сожранаНенавистною Ягою?» —Молвил он, стуча ногою.Грустно, бедному, ему,Не приложит он уму,Поступить как в этом деле.Клонит сон его к постеле,Долго, долго он не спал,Чересчур в бою устал.Перемочь сна сил не стало,Он прилег под одеяло;Спит и видит: некий духПрилетает к нему вдругИ гласит ему чуть внятно:«Храбрость мне твоя приятна,Ты отлично поступил,Что Ягу вконец убил.Не крушися, всё устрою,Скоро всех вас успокою.Как царевны не найти?Снова ты в подвал поди,Две статуйки там заметишь(Ты огонь затем засветишь:Без огня нельзя никак,Там всегда ужасный мрак).Прикоснися к ним той палкой,Что ты взял у ведьмы жалкой,И увидишь пред собойБрата родного с сестрой».Тут исчезло вдруг виденье,Он проснулся в изумленьи,Пораздумал, погадалИ отправился в подвал.Только палицей коснулся,От восторга улыбнулся:Миловзора и БулатПред очьми его стоят…Брат с сестрою обнялисяИ слезами залилися.Даже самый СпиридонБыл растроган и смущен.Объяснил он всё им вкратце,Обнялись они, как братцы,И сбираться стали в путь,Не подумав отдохнуть.Лишь Булат один невесел,Мрачну голову повесил.«Где Любанушка моя?Одинок неужли я?» —Говорил он с сожаленьем.Спиридон тут с восхищеньемРечь Булата перебил,Всё как должно объяснил;Тут в долину побежали,Деревцо скорей сыскали,Прикоснулися жезлом,Да и дело всё с концом!«Я роптать теперь не стану,Возвратил мне рок Любану!» —Закричал, сердечно рад,Торжествующий Булат;Стал с Любаной обниматьсяИ с восторгом целоваться.А меж тем наш СпиридонМиловзорой был пленен,И она его улыбкойПодарила не ошибкой.Брат на помощь подоспел,Кончить всё как раз умел.Решено было — на счастьеУ отца просить согласья,А потом и под венец,Если даст его отец.В стойле ведьмы конь БулатаПоджидал его, как брата;Там же было два коня,Все как будто из огня,Так вот пол ногой и роют,Ну, не дешево, чай, стоят!Не подумай на них сесть:Целиком готовы съесть!Но неробкие девицы,Не боясь коней Ягицы,Сели бережно на них,И затихли кони вмиг.Спиридон меж тем в минутуОтыскал кобылку люту,И отправилися в путь…Громки песенки поют,Разговаривают дружно.«Ничего теперь не нужноНам: мы счастливы вполне;Одного лишь жалко мне:Где те храбрые герои,Что со мной пустились двоеЗа младой моей сестрой,Поразведаться с Ягой?» —Говорит Булат печально…Едут шибко, путь им дальной,Приезжают вдруг к реке:Волны брызжут в тростнике,По песку, журча, струятся,В даль туманную катятся…«Посмотри-ка, ведь река,Мне кажись, не глубока,Пересохла от морозу;Чем искать нам перевозу,Переехать лучше вброд,Далеко она течет(Говорит Булат) — скорее,Да и ехать веселее».И они пустились вброд.Вот Булат на берег тотПереехал безопасно,С Миловзорою прекраснойИ с Любаной СпиридонЕдет вместе… только он,И величествен и важен,Обгоняет их на сажень.Вышел на берег, назадОглянулся, и БулатТоже смотрит в изумленье…«Что за чудное явленье?Да на ком они сидят?»(Так друг другу говорят.)Оказалось, что ЛюбанаНа загорбке у Светана,Миловзора на Серпе…Вот что вздумалось судьбе!..Посмеялись, подивились,Вброд за ними возвратились,Их на берег принеслиИ расспрашивать пошли:Как да что? каким манером?Уж наверно изуверомВсё настряпалося так?«Да, Яга, наш общий враг,Так над нами подшутила,Нас в лошадок превратила:К ней принес нас лютый Змей,Что служил усердно ей.Мы бы вечно так остались,Если б вы не догадалисьНас от ведьмы увести,Чрез ручей сей провести.В нем вода течет живая —От волшебства избавляя,Прежний вид она тем дает,Чрез него кто перейдет!» —Так сказал Светан. Довольны,Независимы и вольны,Все обнялись чередойИ пустилися домой;Радость души их живила,Услаждала, веселила,Дни невидимо текли.И родительской землиСкоро им явились зданья.Было радостно свиданье:От восторга сам не свой,Всех лобзал старик седой,В честь героя СпиридонаДал земных он три поклона,Дал ему в невесты дочь.Пир начался в ту же ночь,Две вдруг свадебки справляли,Без пощады пировали…Брага пенная лила,Яствам не было числа.Всё, что было только вкусно,Приготовили искусноИ поставили на стол.Пир три дня, три ночи шел.Я там был во все три ночи,Ел, что было только мочи,За стаканом пил стакан.А всё не был сыт и пьян.

Слеза разлуки*

Тих и мрачен в час печали,Я в лицо тебе гляжуИ на памяти скрижалиОбраз твой перевожу.Изучаю голос речи,Мысль очей хочу понять,Чтоб, грустя, до новой встречиИх в душе не затерять.Посмотри, мой друг, серьезно,Взор улыбкой засвети,Повернися грациозно,Статной лебедью пройди;Распусти власы по шейке,Резвой ножки не скрывай,Белой груди, чародейке,Волноваться волю дай!Спой мне нежно про разлуку,Легкой нимфой протанцуй,Дай мне беленькую руку,Сладко, жарко поцелуй!..Урони теперь в волненьиДве жемчужные слезы —Будет полно впечатленьеНа меня твоей красы…Может быть, не сохраню яВ бедной памяти моейНи очей, ни поцелуя,Ни движений, ни речей;Но слеза — любви свидетель!Ту невольною слезу,Как младенец — добродетель,Я в могилу унесу!

«К ней!!!!!»*

Гляжу с тоской на розы я и тернииИ думой мчусь на край миров:Моя душа в Саратовской губернии,У светлых волжских берегов.Я близ нее! О рай, о наслажденье!Как на мечтах я скоро прискакал!Бывало, я имел туда хождениеИ словно конь почтовый уставал.Страдал тогда кровавыми мозолями…Теперь ношусь крылатою мечтой —В эфире — там — близ ней — над антресолями, —И вот тайком влетел в ее покой!Вот, вот она, души моей пиитика!Сидит печальна и бледна.В ее словах, в движениях политика,А на челе — тоска по мне видна.В ее руках цепочка с закорючками,Она от скуки ей шалит;Любуюсь я торжественными ручками,Приятен мне их белоснежный вид.Но вот она, пленительная узница,Слезу отерла рукавом…О, что со мной? Душа моя, как кузница,Горит мучительным огнем!«Не надо мне ни графов, ни полковников, —Так говорит, — останусь век вдовой,Когда не ты, божественный Грибовников!Супруг мой будешь роковой!»Запрыгал я тогда от умиления,И в пятки вдруг душа моя ушла,И перед ней повергся на колени я,И речь из уст, как млеко, потекла!..«Ты ль это, — ты ль?.. Ивана ли ИванычаЗрю пред собой!.. Какой ты путь свершил?» —Так изрекла. «От Дона и от Маныча,С концов миров к тебе б я поспешил,Не устрашась ни верстами, ни милями!Я для тебя всем жертвовать готов!Но я не шел пешком, меж простофилями,Я прилетел», — сказал я в кратце слов…Тут обнялись мы сладостно и пламенно;Ее чело стократ я лобызал!О, в этот час растаял бы и каменный:Стихами ей экспромтец я сказал!Она меня попотчевала дулями,Я стал жевать… Но ах!.. Я пробужден!..Где я?.. один!.. лишь мечт моих ходулямиБыл к ней я занесен!..

День рожденья*

Как много дум наводит день рожденья!Как много чувств в душе он шевелит!Тот от души его благословитИ проведет с друзьями в наслажденьи.А есть другой… Болезнен и уныл,Бежит под сень родительских могилИ там, в пылу преступного раздумья,Его клянет и просит у небесВ удел земной, как милости, безумья,Чтоб страшный день из памяти исчез!..Безумен тот, кто рад ему; безумен,Кто упрекать и клясть его посмел.Счастлив — сей лик ни праздничен, ни думен,Кто перед ним ни вырос, ни сробел;Кому с собой ни радости беспечной,Ни горьких мук тот день не принесет;Кому шепнет, что жизнь не бесконечна,Что больше он, быть может, не придет!

<27 ноября 1840>

Скорбь и слезы*

Мне плакать хочется… Зачем же я не плачу,Остановляю слез исход?Зачем тоску, как радость, в сердце прячу,Когда она так сердце жмет?Затем, что не хочу страданьям облегченья, —В нем скрыта новая беда:Теперь душа полна глубокого мученья,Тогда в ней будет пустота!Средины нет — бесчувственность иль мука,А я узнал, что тяжелей…О нет! Ни капли слез, роптаний ни ползвука!Тоска, ты друг души моей!Тебя не изгоню, тебя не облегчу я,Тебя на сердце буду греть;Ты мучишь, ты томишь… и знаю, что живу я,Что должен скоро умереть!

Сказка о царевне Ясносвете*

Цып, цып, цып! ко мне, малютки,Слушать сказки, прибаутки!Уж чего мне на векуНе случалось старику?Дай бог памяти! ГисторийСлышал пропасть! Как ЕгорийС волком дрался, как солдатВдруг попал ни в рай, ни в ад;Как Руслан с Бовой сражался;Как на черте Карп катался,Как, не для ради чего,Черт взял душу у него!Как Егору да ВавилеВедьмы ребра изломили,Как пяток богатыревПолонили сто полков,Как Ягу прибил Данилыч,Сатана СатанаилычКак на землю нисходил,Души добрые мутил…Как Иван коня-горбаткуЗаставлял плясать вприсядку,Как бесстрашный царь МакарПолонить ходил татар…Как по щучьему веленью,По Иванову прошеньюВедра на гору взошлиНа потеху всей земли…Как он ездил на лежанке,Как держал колдунью в банкеЧернокнижник Змеулан,Страх для всех окольных стран…Знаю всё, но не об томРечь теперь мы поведем.Поведем мы речь про царство,Про большое государство,Где во время сказки сейГосударь был Елисей…Елисеево правленьеБыло всем на удивленье,Силе вражеской назлоЦарство крепло и цвело:Там не слышно было мору,Ни вражды, ни заговору,Ни других каких потех,Побери их леший всех!..Все как братья словно жили,А царя уж как любили,Так, не хваставши, скажу,И ума не приложу!Да и то сказать, еще быНе любить его особы —Был он подданных отец,Награди его творец!..Словно с детками родными,Он, вишь, всем делился с ними.Чуть победа, празднество —У него и пиршество!Всё бояра, всё миряна,Всё чиновные гражданаУж к нему приглашеныИ вповал напоены!У царя еще, окромеЭтих милостей, был в домеПреогромный вечный пирДля того, кто сед и сир…Так он страждущих всех нежил…Бог за то его потешилИ, по благости своей,Даровал ему детейУмных, добрых, залихватских,Проживавших в чувствах братских!Старший сын его РоманС виду был другой Полкан,Настоящим он ироемХодит в доме по покоям,Ростом чуть ли не в саженьИ красив, как вешний день…Кудри сами завивались,И усы уж пробивались,Был он уж во цвете лет,Расцветал как маков цвет…«Что, Роман-брат, не пора лиИ жениться для морали?Ты уж взрослый молодец», —Раз сказал ему отец.Наш Роман потупил очиИ заплакал что есть мочи,Так что сердце у царяСжалось в виде сухаря,Так что инда все окошкаВ доме вздрогнули немножко…«Рад я, батюшка, жениться,Коль невеста мне случитсяИз каких заморских стран(Наконец сказал Роман).Только надо не простую,А царевну молодую,Чтоб была она умна,И богата, и красна».— «Правда, правда! (царь ответил.)Я еще не заприметилДля тебя, брат, по плечу.Но авось, ведь и сыщу!»На другой день совещаньяРазослал царь приказанья,Чтоб немедленно к нему,Как владыке своему,Ради некого присловьяСобралися все сословья,А меж тем велел он пирПриготовить на весь мир…Дело важное решитьсяНа пиру должно: боитсяЦарь, — не то чтоб самомуНе достало тут уму,И не то чтоб из приличий,А старинный был обычайДело важное решать,Чтоб несчастья избежать,Не нажить поклепу света,После общего совета…Пир готов великолепный,На столы напиток хлебный,Мед и прочее виноУж давно принесено…Гости в доме кишмя кишут,От восторга еле дышат,Что пришла такая честь —За столом им царским есть…Вышел царь. Пошли поклоны,Толковали про законы,Про спокойство, про войну,Про дела и старину…Елисей вдруг с места сходит,На высокий трон восходитИ оттуда речь ведет,Поклонившись наперед…«Вам, бояра и дворянаИ чиновные граждана,Всем известно, что я сед,Что уж мне не двадцать лет…И для этой-то причины,Чтобы не было кручины,Чтоб всё шло у вас к добруИ тогда, как я умру, —Объявляю всенародно,Что оставить мне угодно,Не в обиду никому,Трон мой царский, по умуИ по росту великану,Сыну старшему Роману.Но чтоб это учинить,Надо нам его женить,Чтобы он не баловался,За чужими не гонялся,А найпаче чтоб в стихиНе пустился на грехи…Ваш совет я уважаюИ затем вам предлагаюПоразмыслить и решить:Сыну ровню где найтить?Из которого-де царства,Вы скажите без коварства,Нам царевна по плечу, —А не то поколочу»(Царь промолвил ради шутки, —Он остер на прибаутки,Хоть и нету в них пути…Ну, да бог ему прости!).Тут бояра и дворянаИ чиновные гражданаПочесали за ушмиИ задумались вельми…Долго думали, корпели,Угодить царю хотели;Всяк совет давал тут свойРади надобности той;Царь, прослушавши, «Не пара! —Отвечал им: — та уж стара,Та горбата, та бедна,Не царевна та княжна…»Лоб бояра потирали,Думать снова начинали…А мудрец один седойЛишь качает головой.«Ладно (думал он), постойте,Что вы тут себе не пойте,А как я свое скажу,Так уж, верно, угожу»;И решившись наконец,Начинает так мудрец:«Царь наш, ты наш благодетель,Счастья нашего содетель,Не вели меня казнить,А вели мне говорить…»«Говори!» — царь отвечает,И мудрец так продолжает:«Силен ты, богат и славен,Кто с тобой по власти равен?У кого такая рать,Где такая благодать, —Царства более твовоВ свете нет ни одного,Все владыки, все соседиПред твоим величьем дети,И в свекрови ни однаИз их дочек не годна…Да и нет во всей природе,Ни в одном сиречь народеНет пригодной для него,Для Романа твоего…К пользе царственной ревнуя,Обвенчать его хочу яНа красотке неземной,На владычице ночной.Пречудеснейшая тайнаМне открылась не случайно, —Коли хочешь, сообщуИ что делать научу…»— «Говори! да лишь курьезно, —Отвечает царь серьезно, —Разным вздором не скучай,Подарю тебе на чай…»Вновь мудрец так начинает:«В неком царстве проживает,Что за тридевять земель,Славный царь Ходинамель…У царя, окроме дочек,Есть приемыш, как цветочекРасцветает пышно он,Весь сияньем окружен…То царевна Ясносвета, —В царстве лучше нет предмета,Так чудесна, так умна,А особенно ясна!Все дивятся, что за чудо,Самоцветней изумруда,Как от месяца в ночи,От нее идут лучи…По известной мне наукеПрокатился раз от скукиЯ в то царство, лишь на часОтлучившися от вас…Как вошел во двор я пышный,Только было там и слышно,Что хвала ее красам,Диву дался я и сам…Столько блеску, столько жару,Что не долго до пожару!Ну диковина! дивнейНе найдется в жизни сей!Вот уж, правду молвить, знатно!Только мне невероятноЧто-то стало, что она,Вишь, от смертных рождена…Разум мой пришел в свирепство,Я принялся за волшебство…И недолго я гадал,Подноготну всю узнал…Умолчу, каким манером, —Не назвали б изувером!Просто молвлю, что онаНе царевна, а луна…В небе скучившись дежурить,Гарцевать и балагуритьИ пред солнцем не хотяУнижаться, не светя,Днем она на землю сходитИ в том царстве день проводит,А как солнце сходит прочь,Освещать уходит ночь…Вот невеста для Романа!Кроме царственного сана —И ведь где же? в небесах! —Важный клад у ней в руках,И богатство ее будет, —Бело озеро запрудит…»— «Ладно! (молвил Елисей.)Нарядить к царевне сейПослезавтра же посольство,Да не делать своевольства,Чинно там себя вести,Чтоб царевну привезтиБез урону и изъянаДля царевича Романа…Штука славная! лунаБудет в дом к нам введена!Ну, брат, честь тебе и место,Да спасибо за невесту,Ведь такой уже другойНе отыщешь под луной!..»(Говорит царь мудрецу.)«Но еще царю-отцуНужно молвить между прочим,Что ведь этак не упрочимМы навек себе луны(Говорит мудрец). ДолжныМы к земле ее навекиПриковать…» — «Но человекиЧерез эти чудесаМогут выколоть глаза.С обязанием подпиской,Чтоб к земле держалась близкоИ являлась поскорее,Будем отпуск давать ей,Только б с солнцем не дружиласьИль с звездами не водилась;Впрочем, это уж, тово,Дело сына моего…» —Царь сказал с самодовольствомИ занялся хлебосольством…«Нет, неладно, царь-отец!(Отвечал ему мудрец.)Так она, у нас соскуча,Заберется в серы тучи,И попробуй-ка подиВновь беглянку приведи!..Нет, чтоб было безопасно,Средство знаю я прекрасно:Есть чугунное кольцоЗдесь со мною налицо.Вот царевич (тут до стануОн согнулся в честь Роману),Вот возьми! да береги,Уничтожить не моги!Поезжай ты сам в те страны,Я коня тебе достану,Да такого, что он в часДонесет тебя как раз…Как вспылят у вас сердечки,Да захочется колечкиДруг у друга променять,Это ей изволь ты дать;Ей оно вопьется в руку,Но не бойся, стерпит муку…Но зато, ручаюсь я,Будет целый век твоя…»Царь радехонек до смерти.«Не вмешались бы тут черти!» —Говорит он… Славный пирТут пошел на целый мир,В честь блистательной надежды;Наконец сомкнулись вежды;А царевич наш РоманБыл уж близко чуждых стран…Пречудовую свиньюшку,Ростом в сдобную ватрушку,Подарил ему мудрец.Вот и к царству наконецНаш царевич подъезжает,Тут свиньюшку оставляетИ идет себе пешкомВ преогромный царский дом.В нем и роскошь, и богатство,И устройство, и опрятство,И различных тьму красотСам колдун не перечтет…У дверей стоит прислугаВся в убранстве из жемчуга,Так как жар вот и горит,По-гишпански говорит…Между ними тут Емеля…«Где царя Ходинамеля(Говорит Роман) найти,Укажи — да проведи!»Тут прислуга подскочилаИ царевича спросила,Кто он родом и отколь,Не саратовская ль голь,И не с вражьего ль наветаПрикатил к ним до рассвета?Но с почтением потомОтступили чередом,Поклонились и к царюДали путь богатырю…«Ну-тка, царь Ходинамель,Оставляй свою постель!(Закричал дурак ЕмеляИ толкнул Ходинамеля.)К нам царевич из чарморяПрикатил размыкать горе,Угощенье припасиДа садиться попроси!..»Не расслышав хорошенько,Рассердился царь маленькоИ, вспылив на дурака,Дал в загривок тумака…Вдруг он делом спохватился,Как надлежит извинился,И с царевичем ониУж осталися одни…Тут Роман потупил очиИ заплакал что есть мочи,Слезы вытер рукавомИ речь начал так потом:«В наше малое поместьеДонеслося, царь, известьеИз огромного твово,Что дивней нет ничегоСреди всех пределов света,Как царевна Ясносвета,Дочь названная твоя,Ей в мужья гожусь ли я?Согласишься ль ты — не знаю,Но к ней страстью я пылаю,Хоть не видел никогда».(«Ну, да это не беда, —Коли с неба, так уж видно,Что ей мужем быть не стыдно», —Он подумал про себя…)— «Я и дочку для тебяУступить готов любую,Хоть старшую, хоть меньшую…У меня их богатель! —Отвечал ХодинамельИ воскликнул что есть силы:— Эй вы, дочки мои милы!Мы, сударыни, на часК нам в беседу просим вас…»Только вымолвил, девицыПрибежали из светлицыИ все стали у стены…«Ну, которую в женыТы, царевич, завоюешьИли всех их забракуешь?» —Царь сказал… Роман взглянул:«Знать, мудрец меня надул,Или я теперь в угаре:Тут такие инда хари,Что за чертовых сестерИх признать — так не позор!» —Так Роман себе помыслил,Их по пальцам перечислил…Вдруг на самом на краю(Я от вас не утаю:Он в тот час немного струсил,Так его переконфузилЯсносветы чудный взгляд!)Видит: два глаза блестят,Самоцветный словно камень,Словно звезды, словно пламень!«Та, та, та! Так вот онаУж доподлинно красна,Правда, в ней уж столько жару,Что недолго до пожару…» —Он подумал… Зорких глазНе спускал с нее он час,Поразмыслил, постыдился,Да по горло и влюбился.«Уступи ты мне вот эту,Сиротинку Ясносвету,Уж куда мне до другой,Удовольствуюсь и той!» —Так Роман сказал с усмешкой,Царь же думал: «Глуп как пешкаОн, урод, молокосос,Слеп он вовсе или кос,Хорошенько я не знаю,Лишь того не постигаю,Отчего не дочь моюОн берет в жену свою…Пусть же нянчится с девчонкой!..»«Коли хочешь, будет женкойЯсносветочка твоей,Приказать не смею ей,А даю свое согласье», —Он сказал… Роман от счастьяЧуть в безумство не пришел,Чепухи не замолол…Но опомнился… К невестеПодошел с царем он вместеИ его женою бытьСтал красавицу просить…Ясносвета оробела,С изумленьем посмотрела,Раскраснелась как заряИ с согласия царяНаконец ему сказала:«Что охота вдруг припала,Да и видано то где —На безродной сиротеСыну царскому жениться?..Но должна я согласиться,Коли дело уж давноБез меня порешено…»Тут Роман кольцо снимает,Ей на руку надевает,А ее берет себе;И, покорствуя судьбе,Царь чету благословляетИ, меж прочим, прибавляет:«Но ты знаешь ли — онаВедь как нищая бедна?Я не знаю ее роду,По двенадцатому годуВ плен была она взятаИ в дворец мой принята…Я даю ей хлеб лишь с солью,Ты берешь ее голь голью…»«Ладно, — думает Роман, —Не глумися, бусурман.Или ты и сам не знаешь,Что из царства отпускаешьДрагоценный, чудный клад;Ладно, буду я богат,Ведь луне сребра и златаЗанимать, я чай, не надо —Царства купит ваши всеТем, что есть в одной косе…»Помолившись, поклонившисьИ радушно распростившись,Царь с царевной молодойОтправляется домой.Между тем царь ЕлисейНазывать велел гостей, —Предан радостной надежде,Ходит в праздничной одежде,Приказанья отдаетДа застольную поет…День к полудню стал склоняться —Гости начали сбираться,И меж множеством гостейПрикатил царь Пантелей,Пожилой, не политичный,С Елисеем закадычный,Приглашенья он не знал,А нечаянно попал…Притворяться не умея,Царь в сторонку ПантелеяВдруг отводит и тишкомГоворит ему потом:«Поздравляй, брат, поскорееТы с невесткой Елисея!Сына, братец мой, женю,И на нынешнем же дню!..А невеста — так уж чудо!Самоцветней изумруда,Лучше б я и не желал, —Разве ты бы дочь отдал,Так задумался б немного…»— «Ох! давно, по воле бога,Дочь погибла у меня,Даже как, не знаю я.Делать нече! Не вернется,Только плакать остается,А охотно бы РоманБыл в мужья ей мною избран», —Так ответил со слезамиПантелей и рукавамиНу-тка слезы утирать,Чтоб тоски не оказать…Елисей великодушныйСам завыл, как малодушный,Пантелея утешалИ потом ему сказал:«Что касается до сына,То счастливый он детина,Ведь, поверишь ли? лунаБудет, брат, ему жена…Всё небесное пространствоНа одно лишь ей убранство,Вишь, в приданое идет:Целиком небесный сводЕй с морями, областями,Поселеньями, садами,С кормной птицей всех сортовИ скотиной всех родов, —Будет тут тряхнуть червонцем!Только жаль, что вместе с солнцемЕй придется всем владетьИ сношенья с ним иметь…Впрочем, что же, бог помилуй!Как войдем мы только в силу,Можно, знаешь, и тово…Рати двинуть на него…Не большая ведь персона,Да и светит-то как соня,Не заботясь ни о чем,Ну да мы его пугнем!»Молча слушал ПантелейТо, что баял Елисей,И потом сказал с улыбкой:«Ну, смотри, брат, как ошибкойНе вломися в чепуху,Уморишь всех со смеху…Есть ли месяцу причинаВыходить за твово сына?Да притом и небесаБез него что за краса!..»Елисей вельми серчаетИ, подумав, отвечает:«Что сказал, то докажу,Всех на свете пристыжу».Тут он всё пересказал,Что мудрец ему сказал.Пантелей пожал печами.«Славны бубны за горами», —Он подумал, а потомЗанялся и пирогом…Так прошло около часу,Елисей напился квасуИ хотел ложиться спатьНа дубовую кровать,Вдруг, обрадованный, слышит:У ворот свиньюшка дышитТак, что ажно всё дрожит.Елисей туда бежит,Сына у двери встречает,Лобызает, обнимает,А Роман вместо ответа:«Вот царевна Ясносвета», —Говорит ему, и онОтпускает ей поклон…Сердце пляшет от блаженстваУ царя! Все совершенства,Всё, чем славен женский пол,В Ясносвете он нашел.Весть гремит меж тем в народе,Что луны теперь в природеУж не будет, что онаЗа Романа отдана.Кто шататься в пьяном видеНочью любит, тот в обидеБыл при случае таком;А кто любит царский дом,Тот в сильнейшем был восторге,И в трактирах, и на торге,И в домах, и на дворахПел с восторга, так что страх…И придворные того жеБыли мненья: всех пригожей,Всех яснее, всех белей,И прекрасней, и умнейВсе царевну признавалиДа из чарок попивали…Лишь один царь ПантелейЧто-то не был веселей…Без любви и без приветуОн смотрел на Ясносвету,И так пристально смотрел,Что самой ей надоел…Чтоб скорей окончить делоИ кутить опосле смело,В честь счастливому концу,Молодых ведут к венцу…Обвенчали по порядку…Чуть не пляшет царь вприсядку,Так он счастью сына рад!«Был я (мыслит он) богат,А теперь уже найпачеБуду впятеро богаче…Что за нужда, коль темноБудет в небе всё равно!..И кому это обидно,Что луны не будет видно?»Молвит всяк, уняв тоску:«Знать в бессрочном отпуску,Знать, светить ей надоело,За другое взялась дело», —Потолкуют да потомИ забудут чередом…От того их не убудет…Перву ночь теперь не будетВ небе сумрачном луны,Диву даться все должны!..Да и сам я подивуюсь,На невестку полюбуюсь:«Что, голубушка, сидишьНа земле, а не глядишьУж, как встарь бывало, с неба,Словно с год не евши хлеба…»Солнце красное садится,Люд крещеный веселится…Попиваючи винцо,Царь наш смотрит на кольцоНа руке у ЯсносветыИ поет ей многи леты…Все спокойны, все поют,А найпаче того пьют…Царь лишь только ПантелейНе стает всё веселей…То глядит на новобрачных,То теченье облак мрачныхМутный взор его следит…Елисей ему твердит:«Что ты братец, что невесел,Что ты голову повесил?..»И уходит от него,Не добившись ничего…Там с придворными толкует,Как он солнышко надует,Как приданое луныПолучить они должны,И потом, смеясь свирепо,Обращает взор на небо…Вдруг он видит: в небесаВсходит свету полоса…Он попристальней глядит…Вот летит, летит, летит,Светом радостным блистаетИ на небо выплывает,Миловидна и красна,Словно прежняя, луна.«Различать я не умею(Говорит он Пантелею,Указав на высоту),Эту как зовут звезду?..»Пантелей глядит, хохочет,Елисея так порочит:«Ну, брат сделал ты чуху,Уморишь всех на смеху,Это просто ведь виднаНастоящая луна…»— «Как!» — царь в бешенстве взывает,Мудреца тут призывает,Задает ему допрос.А мудрец, повеся нос,Елисею отвечает,Что он сам того не знает…В это время и все гостиНебо взвидели; со злостиСтали жалобно кричать,Что луна мешает спать,С мест своих все поскакали,Толковали, рассуждалиИ кричали так, что домОбернули кверху дном…Сам царевич в изумленьиС места встал; как привиденье,Помутился, побледнелИ на небо поглядел…А меж тем с большим свирепствомЦарь ругался над волшебством,Проклинал его как мог,Да простит ему то бог!«Чрез ошибку эту злуюВзяли, может быть, простуюДевку мы себе в родство(Говорит он). Шутовство,Что ли, это, в самом деле?Обмануть, что ль, нас хотели?»И, серчая, что есть силВсю вселенну царь бранил…А меж тем царь ПантелейДелал во сто раз умней…С Ясносветою несчастнойЧто-то баял он согласно,Всё об чем-то вопрошал,Что-то всё припоминал…Знать бы было интересно,Да, на грех, то неизвестно…Наконец царь ПантелейВдруг упал на шею к ней:«Дочь моя! мое рожденье,Небесам благодаренье!Вновь ты мне возвращена!» —Говорил он, а онаТак и падает на шеюСо слезами к Пантелею…Тут подходит Елисей:«Неужель отец ты ей?»(Вопрошает). «Да, онаТочно та, что плененаВстарь была Ходинамелем».Одурманен, словно хмелем,И Роман пришел в тот час,Объяснилось всё как раз,Все четверо обнялися,Быть век в мире поклялися,Безобидно проживатьДа деньжонки наживать.Снова кубки заблистали,Пить прилежней вдвое стали,И пошел такой тут пир,Что не знал подобных мир.Я там был три сряду ночи,Ел что было только мочи,За стаканом пил стакан,А всё не был сыт и пьян…

1841

Табак*

Табак не признан модным франтом,Но человек с прямым умом,Писатель с истинным талантомЖивут, как с другом, с табаком.Нос образованный и дикийЕго издревле уважал,И даже Фридрих, муж великий,Табак в карман жилетный клал.Наполеон пред жарким боемИм разгонял свою тоску,И вряд ли б он прослыл героем,Когда б не нюхал табаку.Табак смягчает нрав суровый,Доводит к почестям людей:Приятель мой через _бобковый_Достиг _известных степеней_.Табак, наш разум просветляя,Нас к добродетели ведет;И если, трубку презирая,Весь свет понюхивать начнет,Добро, как будто в мире горнем,Здесь процветет с того числаИ на земле табачным корнемИскоренится корень зла.

Актриса*

На сцене я для всех загадка:Иначе действую, хожу,Смотрю так весело, так сладко,Что хоть кого обворожу.Но посмотрите за кулисы,Там изменяюсь я тотчас —Театр, актеры и актрисыНе то на деле, что для глаз!Что вас в театре занимает,Что вас из кресел и из ложТак веселит, так поражает —Всё подражание, всё ложь!У нас поддельные картины,Умны мы — от чужих речей,Природа наша — из холстины,А солнце наше — из свечей.Рассчитаны движенья наши.Суфлер — вот наше волшебство,И сами мы, кумиры ваши, —Актеры, больше ничего!За нами можно волочитьсяВ честь нашей славе и красе,Мы даже любим тем гордиться —Мы те же женщины, как все.Поклонников у каждой вволю,На сцену явится едва!И на мою, признаться, долюИх также есть десятка два!Они болтливы все, любезны,И даже остры на полдня,Притом они мне и полезны:Они так хвалят все меня!В честь мне дрожат в театре стеныОт их здоровых, крепких рук,А я за то порой со сценыИм глазки делаю — всем вдруг!

1842

Песнь Марии*

Из драмы «Материнское благословение»

В хижину бедную, богом хранимую,Скоро ль опять возвращусь?Скоро ли мать расцелую любимую,С добрым отцом обнимусь?Бледная, страшная, в грезах являласяМать моя часто ко мне,И горячо я с мечтой обнималася,Будто с родимой, во сне!..Сколько, я думаю, к горю привычная,Мать моя слез пролила…Если б отсюда она, горемычная,Речь мою слышать могла,Я закричала б ей, — пусть не пугается:«Жизнь для меня не тошна.Матушка! дочь твоя с горем не знается:Замуж выходит она!»

«Внизу серебряник Чекалин…»*

Внизу серебряник ЧекалинСвои изделья продает,А наверху Земфира Пален,Как милый розанчик, цветет.

1843

Портреты*

Суд современный, грешный суд —В нем судьи слепы, словно дети,Он то решает в пять минут,На что потребно пять столетий!Людей-гигантов каждый годУ каждой множество эпохи,А как потомство наведетСвои правдивые итоги —Увы! огромная толпаРедеет, чуть не исчезает!..Судьба на гениев скупа,Она веками их рождает!..

Подчас войдет случайно в модуПоэт, актер иль музыкант,Который сам не думал сроду,Что дал господь ему талант.Но вот о нем все закричалиИ докричались до того,Что бюст счастливца изваяли,Великим прозвали его…А он? Он с бюстом чудно сходен:Он так же точно, как и бюст,Формально никуда не годен,Ни в чем не грешен, тих и пуст!

С кого не пишем мы портретов?..Богач, без мозга, без души,Нам задал несколько обедов —Скорей портрет с него пиши!Тотчас чудес о нем наскажут,Опишут жизнь его в два дниИ исторически докажут,Что он Горацию сродни.Полна хвалами биографья,Где строчка каждая ложнаИ где жена его АгафьяАгатой важно названа…

Иной полвека делал зло,Труслив, бессовестен, продажен,Но счастье плуту повезло,И вдруг он стал спесив и важен.У всех поклонников своихНа стенках тщательно повешен,Он на портрете добр и тих,Как агнец, кроток и безгрешен,Но разгляди его вполне,В оригинале — не в картине:Ему б висеть не на стене,Ему висеть бы на осине!

Иной, напротив, щедр и знатен,Прилично вел себя всегда,И громких дел, и черных пятенРавно душа его чужда.Он добр и пуст, и слава богу!Ему зевать бы да толстеть,Но и к нему нашло дорогуЖеланье — в рамке повисеть.Занятий не берет он в руки,Чужим умом дела ведет,А сам от праздности и скукиСвои портреты издает…

Какой-нибудь писатель странныйВо сне увидит сгоряча,Что он из тысячи избранный,И ну писать, писать с плеча!Почуяв лавры над главою,Тотчас он тиснул свой портрет,С улыбкой гордою и злою,«Как Байрон, гордости поэт».Но байроническою минойОн никого не удивил…Он поросенка в коже львинойНапомнил всем — и насмешил!

В иной актрисе нет приметыУма, таланта и души,Но пишут все с нее портретыЗа то, что глазки хороши.Актер на сцене фарсирует,А в частной жизни с ним сойдись —Облобызает и надует,А ты ему же подивись!Вот он: портрет его так важен!Вообразить не станет сил,Что и душою он продажен,Да и способностями хил!

Суд современный, грешный суд —В нем судья слепы, словно дети,Он то решает в пять минут,На что потребно пять столетий!Людей-гигантов каждый годУ каждой множество эпохи,А как потомство наведетСвои правдивые итоги —Увы! огромная толпаРедеет, чуть не исчезает!..Судьба на гениев скупа,Она веками их рождает!..

Кабинет восковых фигур…*

Из Вены, в человеческий рост,

Содержащий более 125 частию вращающихся фигур

Или автоматов, групп и изображений

Предметов исторических и мифологических,

Из коих многие целые из воску.

Каждый день с 4 до 9 часов пополудни

Показываются публике

При великолепном освещении

Кто не учился в детстве в школах,Историй мира не читал,Кто исторических героевВ натуре видеть не желал,И кто в часы уединенья,В часы вечерней тишиныНе рисовал воображеньемКартин геройской старины?Чтоб оживить свои идеи,О чем мечтала старина,Так вы идите в галерею,Идите в дом Осоргина.Там всё, что умерло и сгнило,Мы оживили навсегда.Оно и дешево и мило:Ей-ей, смотрите, господа!Чем вам по Невскому слоняться,Морозить уши и носы,Идите с прошлым повидаться,Смотреть истлевшие красы.Там целый ряд былых деянийЛюдей умерших и живыхПредстанет в пышных одеяньяхВ лице героев восковых.Вы их с вниманьем рассмотрите, —Довольны будете собой,Притом художнику дадитеЗа труд награду с похвалой.Взойдете — прямо перед вамиСтоит задумавшись один,Тальма, прославленный людями,Французской сцены исполин.Его французы все любили,Он их героев представлял;Как мы их лица оживили,Так он их страсти оживлял.Иван Иваныч Штейнигер-сС саженной бородою,Он был в немецком городе-сКогда-то головою.А вот Вильгельм ВасильевичТель, парень молодой;Он славно дрался с немцамиЗа город свой родной.Он — штука не последняя —В историю попал,Хоть в жизнь свою историиНи разу не читал.А жил-то он в ШвейцарииВ то время, когда тамЖил Геслер, злой правитель их,Всех щелкал по ушам.Там этому-то ГеслеруТель как-то нагрубил.У Теля сын был маленький,Отец его любил.Ну, Геслер и велел ему,Чтоб в сына он стрелялИ яблоко с главы егоСтрелой своею снял.С тоскою Тель прицелился,Вдруг воздух завизжал,Все вскрикнули от радости —Он в яблоко попал.Всё это здесь представлено,Всяк сделан как живой:Сам Геслер, Тель, жена его,И сын, и тесть седой —Картина интересная.Да что тут толковать,Придите, так увидите —Мы рады показать.Вот лорд Кохрен, британец храбрый,Одет в пурпуровый мундир;И с ним Миаули отважный,Известный греков командир.И предводитель фильелинов,Искавший счастия людейИ храбро дравшихся за грековДля славы собственной своей;Фабвье, полковник знаменитый,Порядку греков он учил,От императора французовОн крест французский получил.Встречался с турками он редко,Да больно турок не любил,Хотя и редко, да уж меткоПри каждой встрече колотил.К ним турка смуглого с посланьемПаша египетский прислал,Тот турок, полн негодованья,Вождям посланье отдавал.А здесь рожденный для короны,Еще в младенческих летах,Представлен сын НаполеонаУ юной мамки на руках.С дитяти глаз она не сводит,Его лелеет, веселит,С ним на руках весь день проводит,Всю ночь у ног его сидит.Смотрите больше на ребенка:Печать несчастия на нем,Рейштадтским герцогом он умер,Родился римским королем.А здесь царевна молодаяВо всей красе, во цвете лет,С тоскою взоры устремляетВ последний раз на божий свет.Пред нею, преклонив колена,Стоит Мельвиль, седой старик,Товарищ гибельного плена,Главою грустною поник.Вокруг, в тревожном ожиданьи,С слезами фрельны на глазахСидят, прощаясь до свиданьяВ блаженной жизни, в небесах.Вот графы Кентский и Шревсбури,И мрачен их печальный взор,Они несут, как тучи бурю,Царевне грозный приговор.Еще вблизи от эшафота,С улыбкой зверства на устах,Стоит отверженец народа,Палач с секирою в руках.При первом взгляде на картинуВсе фибры сердца задрожат,Ведь это страшная кончинаНесчастной Марии Стюарт!!!Ах, вот еще про этого,Совсем было забыл,Когда взойдете в двери вы,Тут немец прежде был,Сидит он, как оглянетесь,Весь в черном, небольшой,Так вы ему не кланяйтесь,Он мертвый, восковой.Знать, это Шульт, хозяин сам,Сначала думал я,Да что-то больно пристальноОн смотрит на меня.Тут я и образумился —Знать, это не живой,Взглянул тотчас же в книжечку:Ах точно, восковой.Он Пальмом прозывается,В Нюрнберге прежде жил,Да книжечку какую-тоПро немцев сочинил.Книжонка-то пустячная,Да франков он ругал,Так автора несчастногоФранцуз и расстрелял. —А вот, пленительна как счастье,Стройна как дикая сосна,Царица неги, сладострастьяСидит, детьми окружена.Она бела, как снег ваш хладный,Как ваши зори, румяна,Как летний вечер ваш отрадна,Как цвет полуденный, нежна.Кто молод, в ком бушуют страсти,Кто их не в силах победить,Кто любит негу сладострастья,Кто может пламенно любить, —Вы не ходите в галерею,Не пробуждайте сердца сон,Не оживить вам Галатею,Как оживил Пигмалион.Венера сердцем овладеет,Все чувства страсти пробудит,Она и старость разогреет,А юность? — в прах испепелит.А здесь две старушоночкиТанцуют менуэт.Величиной с котеночка,А 70 лишь лет,И рожицы умильные,Улыбка на устах,Старушки щепетильные,Смешны ну так, что страх!Ну вот и Кант, философ славный,А вот и Лютер, Меланхтон,Вольтер, писатель презабавный,Сатирик злой и атеист.А здесь сидит его патрон,Великий Фридрих, бич австрийцев,Король, писатель и артист.О вы, седые дипломаты,О вы, читатели газет,Есть и для вас в моей палатеПрезанимательный предмет.Сюда, сюда, Кузьма Петрович,Сюда, сюда, почтенный Шпак,Взойдите прямо и смотрите,Немного вправо, точно так:Преинтересная картина —Пред вами рядышком стоятИ черноокая Христина,И черноусый Фердинанд. —Хотите видеть в отдаленьиОт пулей, ядер и огняКартину грозного сраженьяИ смерть французского вождя, —Смотрите: бледный, помертвелый,На трупе бранного коняЛежит Моран, беспечно смелый,Средь грозной битвы и огня.Он был убит под Люнебургом,Который храбро защищал,И эту сцену в ПетербургеТеперь кто б видеть не желал?Смотрите ж, вот она: всё мрачно,Вождя любимого всем жаль,На лицах воинов бесстрашныхИ безнадежность и печаль,А их доспехи боевыеСребром и золотом горят,Все эти лошади — живые,Все эти люди говорят!А здесь Махмуд, султан турецкий,Среди наложниц молодых,И азиятских, и немецких,И итальяночек живых.Потом Антония-девица,Она с усами, с бородой,Хотя с усами не годитсяХодить девице молодой.А вот и тот, кто целый мирГеройской славой изумил,Пред кем Европа трепетала,Чье слово чтилось как закон,Чье имя храбрых ужасало,Кто прежде был Наполеон.Но смерть героя не щадила,Как он при жизни не щадил, —Она великого сразила,Как он всю жизнь свою разил;Под пышным черным балдахиномЛежит герой Наполеон,Вокруг его стоят унылоМаршал Бертран и Монтолон,Вокруг развешаны знамена,Трофеи славы и побед,Под ними меч Наполеона,Который знает целый свет.Кто ж это в бархатной скуфейке,С крестом французским на груди,Сидит так смирно на скамейке,На гроб так пристально глядит?То славный Гете современник,Писатель с чувством и умом,То славный веймарский советникВиланд, вы знаете об нем;Виланд и Гете нам знакомы,И город Веймар нам сродни,Под сенью царственного домаОни так пышно расцвели.Как сердцу русскому не биться,Припомнив город нам родной,Его державная царицаБыла российскою княжной.А здесь Франклин — в года былыеОн много истин нам открыл,Открыл отводы громовыеИ молний злобу усмирил.Кто это кроткое созданье,Кто эта дивная жена,За что на горе и страданьеОна судьбой обречена?Каким небесным выраженьемГорят прекрасные глаза,В чертах и кротость, и смиренье,С ресницы катится слеза;Вблизи страдалицы прекраснойИстлевший череп и земляНапоминают ей всечасноТщету земного бытия.Ее назвать я вам не смею,Она не здешняя жена,Пред нею мир благоговеет,Она для неба создана! —А это просто чучело,Стоит такой смешной,В старинной шапке с бантиком,С небритой бородой.Стоит да ухмыляется,Как лошадь на овес,Да так и заливается,Такую дичь понес.Какой-то вальс чувствительныйОрган его поет,Ну просто так разительно,Что всякого проймет;Из воску весь составлен он,А как живой стоит,Одно мне в нем не нравится —Совсем не говорит.Приятно б побеседовать —Он много, чай, видал,Когда с своей шарманкоюВ Неметчине гулял.Известно, что в НеметчинеНе то, что на Руси,И бабы словно барыни,Поди-ко расспроси!Да вот хоть эта барыня,Ведь с прялкою сидит,А тоже, смотришь, в чепчике,Да как еще вертит.Смешная, но преумная,Уж видно по глазам,Читает, верно, книги всё —Да только по складам.А вот еще компаньица,Прекраснейший народ,Картежники да пьяницы,Один из них урод,Не знает он приличия,Зевает за столом —Но, верно, невоспитанный.И платье-то на немНе то, что на хозяине.Вот этот так дантист,Носина преогромнейший,Должно быть что артист.Одет весьма прилично он,Да только без очков:Известно, что красавицыНе любят старичков.А он вот с этой девушкойНу, знаете, тово. —Да кто не куртизоловал?Так это ничего.На свадьбе же серебрянойНе всё ведь только есть,Жена, старушка дряхлая,Успела надоесть.Да к ней же подбираетсяКакой-то там чудак,Хоть стар, да, впрочем, кажется,Что парень не дурак,Он с розочкою аленькойИзволит подходить,А женщине, да старенькой,Ведь можно всем польстить.Проклятые картежники —Отдельный уж народ,Один из них хоть седенький,А видно, что урод.К себе он карты лучшиеИзволит подбирать,Товарищ же вполпьяна, —Так выгодно играть. —А… баум, ну точно наш,Такая же битка,Как липочку ощиплет вас,Проворная рука.Вот здесь так чудо-девушка,Бела и румяна,Да что-то крепко спит она,Должно быть что пьяна.Как смотришь, так и хочетсяСмотреть, не свел бы глаз,Ведь этаких красоточекУж не найдешь у нас.Хоть есть, конечно, славные,Да знаете, не так,Не слишком образованы,Не скажут слова в смак.А брат-то у красавицыУж парень пожилой,Должно быть, из Японии,Костюм такой смешной.Халат на нем поношенный,Из толстого сукна,Веревкой подпоясанный,Как сторы у окна. —А вот еще оказия,Ну кто б подумать мог,Ренель, старушка дряхлая,Родила разом трех.Мадам Капель из АвстрииШесть разом родила —Да, впрочем, баба крепкаяЛет в 30, не стара;Все мальчики смирнехонькоНа столике лежат,У столика их матери,Как есть, они сидят. —Вот штука любопытная,А страшно посмотреть,Такой ужасной смертиюНе дай бог умереть. —А рожи все прегадкие,Смотреть — так страх берет,Так, кажется, и броситсяДа кожу обдерет.Ужасная история:Какой-то граф веснойОтправился в ГерманиюСо всей своей семьей,Наследство пребогатоеОн ехал получать.В корчме остановилисяОт бури ночевать.Давно уж все по комнатамОсобым разошлисьИ спать, когда всё стихнуло,Покойно улеглись;Вдруг страшные разбойникиНапали на корчму,Сам грозный Гран-Диаволо,Нет спуску никому!!И старого, и малого,И женщин, и мужчинКолотят напропалую,Не спасся ни один.Всё живо так представлено,Так жалостно глядятВсе графские дитяточки,И видно, что кричат.Граф, стиснутый злодеями,Стоит уж чуть живой,Слуга его валяетсяС разбитой головой.Тут сам и Гран-Диаволо,Сердито так глядит,Он держит нитку жемчугуИ спрятать норовит,А может быть, и четки то,Известно, что бандитСначала богу молится,А после уж кутит, —Ба, ба, а это что за рожи,А это что за генерал?Зачем себе и адъютантуОн сажей рожу замарал?Ах нет, да как бы вам не сажей,Его уж бог так уродил,Ведь это Гейнрих, царь ДомингоЧто после сам себя убил. —Bonjour, madame Шарлота Гаген,И вы, которой целый мирС таким усердьем восхищался,Вы, улетевший наш кумир,И вы, краса, с подмосток сценыВ такое общество пришли,И вы, прекрасная сирена,Среди великих сей земли!Вот герцог Брауншвейгский Карл,Он целый век пропировал.Здесь Карл X, добрый царь,Недолго был он на престоле,На нем он с честью восседал,Его оставил поневоле.Леон XII, он добрыйБыл церкви западной главойИ замечателен своеюНеобыкновенной красотой.А это что за старичок,Танцует с бабой молодою?То Жак, тирольский мужичок,С своей девятою женою.Здесь жертва варварства и зверстваВеликой нации детей,Погибла средь своей столицыОт рук подвластных ей людей.То рень Мария Антоанета,Ее убили в цвете лет.Почтеннейшая публика,Уж дали вы два рублика,Так что и толковать,Как гривны-то не дать?А фокусы отличныеПредставит жид смешной,Ну точно как естественный,А он ведь не живой.Да вам уж эта нацияИзвестна наперед:Хоть мертвый жид, а за поясОн всякого заткнет;Уж так они рождаются,С такою головой, —Другой жиденок маленький,А вострый ведь какой.Наш жид ужасный фокусник,Творит он чудеса,Как будто бы колдун какой,Отводит всем глаза.Он сделает вам яицаИз ягод и плодовИ превратит крыс маленькихВ огромнейших котов;Придите, так увидите,Ужаснейший он плут,Лимоны, сливы, яблокиВ руках его растут.Пред ним фигурка славнаяНа столике стоит,Как кончит, так хозяинаЗа труд благодарит.Но я обязан в заключеньеПочтенной публике сказать,Я сам германец, не умеюСтихов по-русски написать,Просил об этом я другого,А сам осмелюсь вас просить:Мои фигуры восковыеБлаговолите посетить.Когда угодно приходите,Мы будем рады завсегда,Собак лишь только не водитеДа не курите, господа.Шинели, зонтики и палкиПрошу в передней оставлять.Потом всяк может объективноПо нашим комнатам гулять,На всё смотрите субъективно,Прошу руками лишь не брать.От слишком частых потрясенийИ кукла может пострадать.Теперь скажу вам со смиреньем:Мне честь вас видеть дорога,Я остаюсь с моим почтеньем(Жан Шульт), Покорный ваш слуга.

1843–1845

Говорун*

Записки петербургского жителя А.Ф. Белопяткина

Глава 1

Да, Новый год!... . . . .…Я предан сокрушеньюНе пьется мне, друзья:Мир ближе к разрушенью,К могиле ближе я.Льдом жизненного холодаНе сковано еще, —В вас сердце, други, молодо,Свежо и горячо.Еще вам свет корыстиюРассудка не растлил,И жизни черной кистиюЗлой рок не зачернил.За счастьем безбоязненноПока вы мчитесь вдаль,И гостьей неприязненнойНе ходит к вам печаль.Увы!.. Она пробудится,Час близок роковой!И с вами то же сбудется,Что сталося со мной.В дни возраста цветущегоЯ так же был готовВзять грудью у грядущегоИ славу, и любовь.Кипел чудесной силоюИ рвался всё к тому,Чего душой остылоюТеперь и не пойму.В житейских треволненияхТерпел и стыд и злоИ видел в сновиденияхВ венке свое чело.Любил — и имя чудноеВ отчаяньи твердил, —То было время трудное:Насилу пережил!

Когда восторг лирическийВ себе я пробужу,Я вам биографическийПортрет свой напишу.Тогда вы всё узнаете —Как глуп я прежде был,Мечтал, как вы мечтаете,Душой в эфире жил,Бежать хотел в Швейцарию —И как родитель мойС эфира в канцеляриюСтолкнул меня клюкой.Как горд преуморительноЯ в новом был кругу,И как потом почтительноСтал гнуть себя в дугу.Как прежде, чем освоилсяСо службой, всё краснел,А после успокоился,Окреп и потолстел.Как гнаться стал за деньгами,Изрядно нажился,Детьми, и деревеньками,И домом завелся…

Но счастье скоротечноеИзменчиво и зло!Друзья мои сердечные,Не вечно мне везло!Терплю беду великуюС семейной стороны:Я взял тигрицу дикуюВо образе жены…Но что вперед печалиться?Покуда погожу…Наверно, всякий сжалится,Как всё перескажу.Большой портрет к изданиюСписать с себя велю,И в ВеликобританиюГравировать пошлю.Как скоро он воротится,Явлюсь на суд людской,Без галстука, как водится,С небритой бородой.

Чтоб дни мои смиренныеВ несчастье коротать,Записки современныеРешился я писать.Дворянство и купечествоИ всех других чиновИ званий человечествоЯ видел без очков.Как мир земной вращается,Где тихо, где содом, —Всё мною замечается,Сужу я обо всем.Болтать мне утешительно,И публику прошуВсё слушать снисходительно,Что я ей расскажу.

Столица наша чуднаяБогата через край,Житье в ней нищим трудное,Миллионерам — рай.Здесь всюду наслажденияДля сердца и очей.Здесь всё без исключенияВозможно для людей:При деньгах вдвое вырасти,Чертовски разжиреть,От голода и сыростиБез денег умереть.(Где розы, там и тернии —Таков закон судьбы!Бедняк, живи в губернии:Там дешевы грибы).С большими здесь и с малымиВ одном дому живешь,И рядом с генераламиПо Невскому идешь.Захочешь позабавиться —Берешь газетный лист,Задумаешь прославиться —На то есть журналист:Хвалы он всем славнейшиеПечатно раздает,И как — душа добрейшая —Недорого берет!Чего б здесь не увидели,Чего бы не нашли?Портные, сочинители,Купцы со всей земли,Найлучшие сапожники,Актеры, повара,С шарманками художникиТакие, что — ура!Я в них влюблен решительно,И здесь их воспою…

Поют преуморительноОни галиматью.Прикрыв одеждой шкурочкуДля смеха и красы,С мартышками мазурочкуВыплясывают псы.И сам в минуту пьянуюПо страсти иль нуждеШарманщик с обезьяноюТанцует (падеде).Всё скачет, всё волнуется,Как будто маскарад.А русский люд любуется:«Вот немцы-то хитрят!»Да, сильны их познания,И ловкость мудрена…Действительно, Германия —Ученая страна!(Захочешь продолженияОписанных чудес —Ступай на представленияПрославленных пиес.)

Придет охота страстнаяЗа чтение засесть —На то у нас прекраснаяЛитература есть.Цепями с модой скованный,Изменчив человек.Настал (иллюстрированный)В литературе век.С тех пор, как шутка с «Нашими»Прошла и удалась,Тьма книг с политипажамиВ столице развилась.Увидишь тут Суворова(Известный был герой),Историю которогоСостряпал Полевой.Одетого как барина,Во всей его красе,Увидишь тут БулгаринаВ бекеше, в картузе.Различных тут по званиюУвидишь ты гулякИ целую компаниюСалопниц и бродяг.Рисунки чудно слажены,В них каждый штрих хорош,Иные и раскрашены:Ну, нехотя возьмешь!Изданья тоже славные —Бумага так бела, —Но часто презабавныеВыходят здесь дела.Чем книга нашпигована,Постигнуть нет ума:В ней всё иллюминовано,А в тексте мрак и тьма!В рисунках отличаютсяКлот, Тимм и Нетельгорст,Все ими восхищаются…Художественный перст!

Когда беда случилася,И хочешь, чтоб в грудиВеселье пробудилося —В Большой театр иди.Так ножки разлетаются,Так зала там блестит,Так платья развеваются —Величественный вид!..Ох!.. много с трубкой зрительнойТут можно увидать!Ее бы «подозрительной»Приличней называть.Недавно там поставилиЧудесную «Жизель»И в ней плясать заставилиПриезжую мамзель.Прекрасно! восхитительно!Виват, девица Гран!В партере все решительноКричали: «(Се шарман)!»Во мне зажглася зановоПоэзией душа…А впрочем, АндреяноваТут тоже хороша!

В душе моей остылую,Лишенную всех сил,«Русланом и Людмилою»Жизнь Глинка разбудил.Поэма музыкальнаяИсполнена красот,Но самое печальноеЛибретто: уши рвет!Отменно мне понравиласьПолкана голова:Едва в театр уставиласьИ горлом здорова!Искусно всем украшена —От глаз и до усов.Как слышал я, посаженоВ ней несколько певцов(Должно быть, для политики,Чтоб петь ее слова) —Не скажут тут и критики:«Пустая голова!..»

Извел бы десть бумаги я,Чтоб только описать,Какую Боско магиюУмеет представлять.Ломал он вещи целыеНа малые куски,Вставлял середки белыеВ пунцовые платки,Бог весть, куда забрасывалИ кольца, и перстни,И так смешно рассказывал,Где явятся они.Ну, словом, Боско рублики,Как фокусник и враль,Выманивал у публикиТак (ловко), что не жаль!

Взамен его приехалиЦыганы из Москвы —Скажите, не потеха ли?..Не знаю, как-то вы,А я, когда их слушаю,Дыханье затая,Чуть сам невольно с (Грушею)Не гаркну «Соловья».Раз собственной персоною,Забыв лета и класс,Я с пляшущей (Матреною)Пустился было в пляс!

Проехав мимо нашегоГостиного двора,Я чуть, задетый заживо,Не закричал «ура!».Бывало, день колотишьсяНа службе так и сяк,А чуть домой воротишься,Поешь — и день иссяк:Нет входа в лавки русские!Берешь жену и дочьИ едешь во французские,Где грабят день и ночь.Теперь — о восхищениеДля сердца и для глаз! —В Гостином освещение:Проводят в лавки газ!Ликуй, всё человечество!.Решилось, в пользу дам,Российское купечествоСидеть по вечерам —И газ распространяетсяСкорехонько с тех пор:Ну точно, (просвещается)У нас Гостиный двор!Рука не разгибается,Не вяжутся слова,Умаялся!.. КончаетсяЗдесь первая глава..

Глава 2

. . . . .. . . . .Недаром люди плакали,Роптали на судьбу.Сочувствую их ропотуРастерзанной душой,Я сам узнал по опыту:Нет счастья под луной!Какой предосторожностиВ поступках ни держись,Формально нет возможностиОт жребия спастись.Будь барин по сословию,Приказчик, землемер,Заставят плакать кровию, —Я сам тому пример!

На днях у экзекутора,Чтоб скуку разогнать,Рублишка по полутораРешили мы играть.Довольно флегматическиТянулся преферанс;Вдруг в зале поэтическийПослышался романс;Согрет одушевлением,Был голос так хорош,Я слушал с восхищением,Забыл весь мир… И что ж?Ошибкою малейшеюЗастигнутый врасплох,В червях игру сквернейшуюСыграл — и был без трех!Хотя в душе нотациюСебе я прочитал,Но тут же консоляциюСосед с меня взыскал.Другие два приятеляОгромные крестыНа бедного мечтателяЧеркнули за висты.В тот вечер уж малинникаВ глаза я не видал.Сто тридцать два полтинникаС походом проиграл!..Ох, пылкие движенияЧувствительной души!От вас мне нет спасения,В убыток — барыши!Пропетый восхитительно,Сгубил меня романс,Вперед играть решительноНе буду в преферанс!Пусть с ним кто хочет водится —Я — правилами строг!В нем взятки брать приходится,Избави меня бог!Занятьем этим втянешься,Пожалуй, в грех такой,Что, черт возьми! останешьсяПо службе без одной!

То ль дело, как ранехонькоПробудишься, зевнешь —На цыпочках, тихохонькоИз спальни улизнешь(Пока еще пронзительноЖена себе храпит),Побреешься рачительно,Приличный примешь вид.Смирив свою амбицию,За леностью слугиПочистишь амунициюИ даже сапоги.Жилетку и так далееНаденешь, застегнешь,Прицепишь все регалии,Стакан чайку хлебнешь.Дела, какие б ни были,Захватишь, и как мышь,Согнувшись в три погибели,На службу побежишь…Начальнику почтение,Товарищам поклон,И вмиг за отношение —Ничем не развлечен!Молчания степенногоДень целый не прервешь,Лишь кстати подчиненногоПрилично распечешьДа разве снисходительноПодшутит генерал, —Тогда мы все решительноХохочем наповал!(Уж так издавна водится,Да так и должно быть:Нам, право, не приходитсяПред старшими мудрить!)Его превосходительство —Добрейший генерал,Он много покровительстваМне в службе оказал…

Я с час пред умывальникомМучительный провел,Когда с своим начальникомХристосоваться шел,Умылся так рачительно,Чуть кожу не содрал,Зато как снисходительноМеня он лобызал!Дал слово мной заботиться,Жал руку горячо,А я его, как водится,И в брюхо, и в плечо!Вот жизнь патриархальная,Вот служба без химер.О юность либеральная,Бери с меня пример!

Я в пост, как был на станцииЗадержанный, скучал,Да, к счастию, из ФранцииРубини прискакал.От чувства безотчетногоВдруг всякий присмирел,Как в зале БлагородногоСобранья он запел.На голову курчавую,Во всех концах землиУвенчанную славою,Все взоры навели,И звуки изумрудныеВпивали жадно в грудь.То были звуки чудные:Он пел не как-нибудь!Высокое художествоИ выразить нет слов!Я слышал в жизни множествоОтличнейших певцов,Съезжаются на старостиСюда со всех сторон,Ревут, как волки в ярости,А всё не то, что он!Начнет в четыре голоса,Зальется, как река,А кончит тоньше волоса,Нежнее ветерка.По свету благодарномуОб нем недаром гул:Мне даже, титулярному,Он душу шевельнул!

Идешь ли в канцелярию,Уходишь ли от дел,Поешь невольно арию,Которую он пел.Выходит бестолковица,А думаешь, что так.Другой приостановитсяИ скажет: «Вот дурак!»(Отелло), мавра дикого,Так чудно он сыграл,Что им одним великогоНазвание стяжал!Когда игралась «Лючия»,Я пролил реки слез:На верх благополучияПевец меня вознес!

(Как всё по службе сделаю —Нарочно поспешу —О Листе книгу целуюТогда вам напишу.)

Как все, страстей игралище,Покинув кучу дел,На конское ристалищеНамедни я смотрел.Шталмейстера турецкогоЗаслуга велика:Верхом он молодецкогоТанцует трепака.Арабы взоры радуютОтважностью своей,Изрядно также падаютМамзели с лошадей.Ристалище престранное,По новости своей,А впрочем, балаганныеИх шутки веселей.Начальник представленияСулье, красив и прям,Приводит в восхищениеВ особенности дам.Доныне свет штукмейстераТакого не видал:Достоинство шталмейстераНедаром он стяжал.

Прилежно я окидывалЗаморского кита.Немало в жизни видывалЯ всякого скота,Но страшного, по совести,Такого не видал,Однажды только в повестиБрамбеуса читал.Такой зверок — сокровище!Аршинов сто длина,Усищи у чудовищаКак будто два бревна,Хвост длинный удивительно,Башка, что целый дом,Возможно всё решительноВ нем делать и на нем:Плясать без затрудненияНа брюхе контраданс,А в брюхе без стесненияСражаться в преферанс!Столь грузное животноеК нам трудно было ввезть,Зато весьма доходное,Да и не просит есть.Дерут за рассмотрениеПолтинник, четвертак,А взглянешь — наслаждениеПолучишь на пятак!

Вот май… Все разъезжаютсяПо дачам, отдохнуть…Больные собираютсяК водам, в далекий путь.Лишь я один, тревогоюИзмученный, грущу.Душевных ран не трогаюИ сердца не лечу.Изведал уж немало яЖитейской суеты…Ах, молодость удалая!Куда исчезла ты?Бывало, лето красноеМне счастие несло:На сердце радость ясная,Безоблачно чело!Светила мне незримаяЗвезда издалека,Грудь, страстью шевелимая,Вздымалась, как река.Тогда за что ни схватишься —Всё с жаром; хоть поройИ дорого поплатишься,Зато живешь душой!Бывало, заиграешься —Огромный ставишь куш,Дадут — не отгибаешься,Как будто триста душ!Не мысля о погибели,Рад сам себя на (пе),Согнувшись в три погибели,Пустить, назло судьбе.Дотла пропонтируешься,Повеся нос уйдешь,На всех день целый дуешься,А там — опять за то ж!Бывало, за хорошенькойВерст десять пробежишь,Пристукиваешь ноженькойДа в уши ей жужжишь:«Куда идти изволите,Куда вы, ангел мой?Что пальцы вы мозолите,Поедемте со мной?..»Теперь… увы! безжизненноНа целый мир глядишь,Живешь безукоризненно —Страстями не кипишь,Забывши и поэзию,И карты, и дебош,Поутру ешь магнезию,Микстуру на ночь пьешь,Нейдут на разум грации…

Кончаю, скромен, тих,У Лерхе в ресторацииОстаток дней моих,Из службы в биллиарднуюПрямехонько иду,Игру там не азартную,Но скромную веду.Там члены все отличные,Хохочут и острят,Истории различныеДруг другу говорят…Никто там не заносится,Играем чередой,И гений Тюри носитсяНад каждой головой…

Здесь будет заключениеВторой моей главы.Итак, мое почтение,Читатель добрый. ВыЦенитель снисходительный,Я знаю вас давно.А впрочем, мне решительно,Поверьте, всё равно.За опыты в пиитикеЯ не прошу похвал.Пускай иные критикиОтхлещут наповал —Ей-богу, не посетую!Свое я получил:Брамбеус сам с кометоюЗа ум меня сравнил.

Глава 3

Мотивы итальянскиеМне не дают заснуть.И страсти африканскиеВолнуют кровь и грудь:Всё грезятся балкончики,И искры черных глазСверкают, как червончики,В день по сту тысяч раз!Отбою нет от думушки:Эх!.. жизнь моя!.. увы!Зачем женили, кумушки,Меня так рано вы!На свете много водитсяКрасавиц, и каких!А нам любить приходитсяКурносых и рябых.Что за красотка Боржия!..Менялся весь в лицеИ даже (не топор же я!)Заплакал при конце;Во всем талант, гармония…Видал не много лицТаких, как у Альбони, я —Певица из певиц,В уме производящаяСодом и кутерьму,Так много говорящаяИ сердцу и уму;Высокая и белая,Красива и ловка,И уж заматерелая —Не скажешь, что жидка!Избытки даже лишниеЗаметны в ней души,И верхние, и нижние —Все ноты хороши!..Чтоб только петь, как Гарция,И удивлять весь свет —Не пожалел бы гарнца яСеребряных монет.На миг заботы вечныеСмолкают, не томят,И струны все сердечныеВ груди дрожат, звучат —Звучат в ответ чудеснице.Могуча и легка,Душа как бы по лестницеВосходит в облака.А мира треволнения —Служебный весь содом,Начальник отделенияС запуганным лицом,Скучнейшие нотацииРевнующей жены,Червонцы, ассигнацииИ самые чины —Всё в мелочь и ничтожествоТотчас обращено…Чего бы уж художествоИ делать не должно!Подобные влеченияВ неведомый пределВвергают в упущенияЖитейских наших дел.От итальянской арии,Исполненной красот,К занятьям канцелярииТрудненек переход;Спокойствие сменяетсяТревогою души,И вовсе страсть теряетсяСколачивать гроши.Но лишь предосторожностиВовремя стоит взять, —Как не найти возможностиВсему противустать?На то и волю твердуюДал человеку бог,Чтоб кстати душу гордуюВоздерживать он мог…Вот мне ничто решительноНе помешает спать,Ни счет вести рачительно,Ни даже… взятки брать(Не то чтобы с просителей,А в картах… Что сорвешьС столичных наших жителей?Голь продувная сплошь!) —А всё же я признаюся,Что Гарцией поройТак сильно восхищаюся,Что слезы лью рекой.Растрогает татарина!Так хорошо поет,Что даже у ФигляринаРугательств не стает;Глаза большие, черные,И столько в них огня…Жаль — силы стихотворныеСлабеньки у меня;А будь-ка красноречие!..Но про меня и такТрубит давно злоречие,Что будто я дурак.Молчу! Где нам подобныеПредметы воспевать:Мы дураки, способныеВзятчонки только брать!Над нами сочинителиСмеются в повестях…А чем мы их обидели?Будь я в больших чинах,Тотчас благоразумиеВнушил бы им, ей-ей!Давай нам остроумие,Но трогать нас не смей!Чем хуже я профессора,Художника, врача?Коллежского асессораТрудами получа,Я никому не здравствую.Небезызвестно вам,Что я давно участвуюВ литературе сам;Но никогда решительно(И бог храни вперед)Не нападал презрительноИ на простой народ!Без вздоров сатирическихИдет лишь ПолевойВ пиесах драматическихДорогою прямой.В нас страсти благородныеУмеет возбуждатьИ, лица взяв почетные,Умеет уважать;Всем похвалы горячие,Почтенье… а писцыИ мелкие подьячие —Глупцы и подлецы,С уродливыми рожами..И тут ошибки нет(Не всё же ведь хорошимиЛюдьми наполнен свет)…

«И он их не чуждался в годы оны…»*

…И он их не чуждался в годы оныИ вычитал оттуда, что онаКурит сигары, носит панталоныИ с мужем развелась и влюбленаВ какого-то повесу…

«И так за годом год… конечно, не совсем…»*

И так за годом год… Конечно, не совсемРазнообразно… да зато спокойно,Благонамеренно, благопристойно…И благоприобретенье меж темРасти всё будет… Счастие малютокУпрочится… Да что ж?.. И кроме шуток,Чем худо?.. [а? решайся-ка, сестра,А ежели когда-нибудь хандраНайдет случайно…]

1844

И скучно, и грустно!*

И скучно, и грустно, и некого в карты надутьВ минуту карманной невзгоды…Жена?.. но что пользы жену обмануть?Ведь ей же отдашь на расходы!Засядешь с друзьями, но счастия нет и следа —И черви, и пики, и всё так ничтожно.Ремизиться вечно не стоит труда,Наверно играть невозможно…Крепиться?.. Но рано иль поздно обрежешься вдруг,Забыв увещанья рассудка…И карты, как взглянешь с холодным вниманьем вокруг, —Такая пустая и глупая шутка!..

Ростовщик*

Было года мне четыре,Как отец сказал:«Вздор, дитя мое, всё в мире!Дело — капитал!»И совет его премудрыйНе остался так:У родителя наутроЯ украл пятак.Страсть навек к монете звонкойТотчас получив,Стал у всех я собачонкой,Кто богат и чив.Руки, ноги без зазреньяВсем лизал, как льстец,И семи лет от рожденьяБыл уж я подлец!(То есть так только в народеГоворится, а затоУж зарыто в огородеБыло кое-что.)Говорят, есть страсти, чувства —Незнаком, не лгу!Жизнь, по-моему, — искусствоНаживать деньгу.Знать, во мне раненько скупостьОхладила кровь:Рано понял я, что глупость —Слава, честь, любовь,Что весь свет похож на лужу,Что друзья — обман,И затем лишь лезут в душу,Чтоб залезть в карман,Что от чести от злодейкиПлохи барыши,Что подлец, кто без копейки,А не тот, кто без души.И я свыкся понемногуС ролею скупцаИ, ложась, молился богу,Чтоб прибрал отца…Добрый, нежный был родитель,Но в урочный часСкрылся в горнюю обитель,Навсегда угас!Я не вынес тяжкой раны, —Я на труп упалИ, обшарив все карманы,Горько зарыдал…Продал всё, что было можноХоть за грош продать,И деньжонки осторожноНачал в рост пускать…Чтоб нажиться — лез из кожи,Лук да редьку ел,Ни спины, ни рук, ни рожи,Верьте, не жалел!Всех завел, провел и вывел,С кем сойтись пришлось,И, пока не оплешивел,Брал процент с волос:Вырастать им как угодноВолю я давалИ в цирюльню ежегодноКосу продавал.И теперь зато, под старость,Есть немножко тут.

(хлопает по карману)

Пусть приходят люди в ярость,Говорят: он плут!Шутки!.. нет, побольше стою!Я ведь знаю свет:Лишь тряхни-ка я казноюДа задай обед,Все в объятья тотчас к плуту,Все в родню, в друзья —Я честнейший в ту ж минуту…Что, не так ли… а???

Чиновник*

Как человек разумной середины,Он многого в сей жизни не желал:Перед обедом пил настойку из рябиныИ чихирем обед свой запивал.У Кинчерфа заказывал одеждуИ с давних пор (простительная страсть)Питал в душе далекую надеждуВ коллежские асессоры попасть, —Затем, что был он крови не боярскойИ не хотел, чтоб в жизни кто-нибудьДетей его породой семинарскойОсмелился надменно попрекнуть.Был с виду прост, держал себя сутуло,Смиренно всё судьбе предоставлял,Пред старшими подскакивал со стулаИ в робость безотчетную впадал,С начальником ни по каким причинам —Где б ни было — не вмешивался в спор,И было в нем всё соразмерно с чином —Походка, взгляд, усмешка, разговор.Внимательным, уступчиво-смиреннымБыл при родных, при теще, при жене,Но поддержать умел пред подчиненнымДостоинство чиновника вполне;Мог и распечь при случае (распечь-тоМы, впрочем, все большие мастера),Имел даже значительное нечтоВ бровях…Теперь тяжелая пора!С тех дней, как стал пытливостью рассудкаТревожно-беспокойного наш векЗадерживать развитие желудка,Уже не тот и русский человек.Выводятся раскормленные туши,Как ни едим геройски, как ни пьем,И хоть теперь мы так же бьем баклуши,Но в толщину от них уже нейдем.И в наши дни, читатель мой любезный,Лишь где-нибудь в коснеющей глушиНайдете вы, по благости небесной,Приличное вместилище души.Но мой герой — хоть он и шел за веком —Больных влияний века избежалИ был таким, как должно, человеком:Ни тощ, ни толст. Торжественно лежалМясистый, двухэтажный подбородокВ воротничках, — но промежуток былМеж головой и грудью так короток,Что паралич — увы! — ему грозил.Спина была — уж сказано — горбата,И на ногах (шепну вам на ушко:Кривых немножко — нянька виновата!)Качалося солидное брюшко…Сирот и вдов он не был благодетель,Но нищим иногда давал грошиИ называл святую добродетельПервейшим украшением души.О ней твердил в семействе беспрерывно,Но не во всем ей следовал подчасИ извинял грешки свои наивноЖеной, детьми, как многие из нас.По службе вел дела свои примерноИ не бывал за взятки под судом,Но (на жену, как водится) в ГалернойКупил давно пятиэтажный дом.И радовал родительскую душуСей прочный дом — спокойствия залог.И на Фому, Ванюшу и ФеклушуБез сладких слез он посмотреть не мог…Вид нищеты, разительного блескаСмущал его — приличье он любил.От всяких слов, произносимых резко,Он вздрагивал и тотчас уходил.К писателям враждой — не беспричинной —Пылал… бледнел и трясся сам не свой,Когда из них какой-нибудь бесчинныйЛаскаем был чиновною рукой.За лишнее считал их в мире бремя,Звал книги побасенками: «Читать —Не то ли же, что праздно тратить время?А праздность — всех пороков наших мать» —Так говорил ко благу подчиненных(Мысль глубока, хоть и весьма стара)И изо всех открытий современныхЗнал только консоляцию….ПораМне вам сказать, что, как чиновник дельныйИ совершенно русский человек,Он заражен был страстью той смертельно,Которой все заражены в наш век,Которая пустить успела корниВ обширном русском царстве глубокоС тех пор, как вист в потеху нашей дворниМы отдали… «Приятно и легкоБегут часы за преферансом; право,Кто выдумал — был малый c головой» —Так иногда, прищурившись лукаво,Говаривал почтенный наш герой.И выше он не ведал наслаждений…Как он играл?.. Серьезная статья!Решить вопрос сумел бы разве гений,Но так и быть, попробую и я.Когда обед оканчивался чинный,Крестясь, гостям хозяин руки жалИ, приказав поставить стол в гостиной,С улыбкой добродушной замечал:«Что, господа, сразиться бы не дурно?Жизнь коротка, а нам не десять лет!»Над ним неслось тогда дыханье бурно,И — вдохновен — он забывал весь свет,Жену, детей; единой предан страсти,Молчал как жрец, бровями шевеля,И для него тогда в четыре мастиСливалось всё — и небо и земля!Вне карт не знал, не слышал и не виделОн ничего, — но помнил каждый приз…Прижимистых и робких ненавидел,Но к храбрецам, готовым на ремиз,Исполнен был глубокого почтенья.При трех тузах, при даме сам-четвертКозырной — в вист ходил без опасенья.В несчастье был, как многие, нетверд:Ощипанной подобен куропатке,Угрюм, сердит, ворчал, повеся нос,А в счастии любил при каждой взяткеПристукивать и говорил: «А что-с?»Острил, как все острят или острили,И замечал при выходе с бубен:«Ну, Петр Кузмич! недаром вы служилиПятнадцать лет — вы знаете закон!»Валетов, дам красивых, но холодныхПушил слегка, как все; но никогдаНасчет тузов и прочих карт почетныхНе говорил ни слова…Господа!Быть может, здесь надменно вы зевнетеИ повесть благонравную моюВ подробностях излишних упрекнете…Ответ готов: не пустяки пою!Пою, что Русь и тешит и чарует,Что наши дни — как средние векаКрестовые походы — знаменует,Чем наша жизнь полна и глубока(Я не шучу — смотрите в оба глаза),Чем от «Москвы родной» до Иртыша,От «финских скал» до «грозного Кавказа»Волнуется славянская душа!!.Притом я сам страсть эту уважаю, —Я ею сам восторженно киплю,И хоть весьма несчастно прикупаю,Но вечеров без карт я не терплюИ, где их нет, постыдно засыпаю…Что ж делать нам?.. Блаженные отцыИ деды наши пировать любили,Весной садили лук и огурцы,Волков и зайцев осенью травили,Их увлекал, их страсти шевелилПаратый пес, статистый иноходец;Их за столом и трогал и смешилКакой-нибудь наряженный уродец.Они сидеть любили за столом,И было им и любо и доступноПерепивать друг друга и потом,Повздоривши по-русски, дружелюбноВдруг утихать и засыпать рядком.Но мы забав отцов не понимаем(Хоть мало, всё ж мы их переросли),Что ж делать нам?.. Играть!.. И мы играем,И благо, что занятие нашли, —Сидеть грешно и вредно сложа руки…В неделю раз, пресытившись игрой,В театр Александринский, ради скуки,Являлся наш почтеннейший герой.Удвоенной ценой за бенефисыОтечественный гений поощрял,Но звание актера и актрисыПостыдным, по преданию, считал.Любил пальбу, кровавые сюжеты,Где при конце карается порок…И, слушая скоромные куплеты,Толкал жену легонько под бочок.Любил шепнуть в антракте плотной даме(Всему научит хитрый Петербург),Что страсти и движенье нужны в драмеИ что Шекспир — великий драматург, —Но, впрочем, не был твердо в том уверенИ через час другое подтверждал, —По службе быв всегда благонамерен,Он прочее другим предоставлял.Зато, когда являлася сатира,Где автор — тунеядец и нахал —Честь общества и украшенье мира,Чиновников, за взятки порицал, —Свирепствовал он, не жалея груди,Дивился, как допущена в печатьИ как благонамеренные людиНе совестятся видеть и читать.С досады пил (сильна была досада!)В удвоенном количестве чихирьИ говорил, что авторов бы надоЗа дерзости подобные — в Сибирь!..

Отрывок*

Родился я в губернииДалекой и степнойИ прямо встретил тернииВ юдоли сей земной.Мне будущность счастливуюОтец приготовлял,Но жизнь трудолюбивуюСам в бедности скончал!Немытый, неприглаженный,Бежал я босиком,Как в церковь гроб некрашеныйВезли большим селом;Я слезы непритворныеРуками утирал,И волосенки черныеМне ветер развевал…Запомнил я сердитуюУлыбку мертвецаИ мать мою, убитуюКончиною отца.Я помню, как шепталися,Как в церковь гроб несли;Как с мертвым целовалися,Как бросили земли;Как сами мы лопатушкойСравняли бугорок…Нам дядя с бедной матушкойДал в доме уголок.К настойке страсть великуюСей человек питал,Имел наружность дикуюИ мне не потакал…Он часто, как страшилище,Пугал меня собойИ порешил в училищеОтправить с рук долой.Мать плакала, томилася,Не ела по три дня,Вздыхала и молилася,Просила за меня,Пешком идти до КиеваХотела, но слеглаИ с просьбой: «Не губи его!» —В могилу перешла.Мир праху добродетельной!Старик потосковал,Но тщетно добродетельнойЯ перемены ждал:Не изменил решение!Изрядно куликнул,Дал мне благословение,Полтинник в руку ткнул;Влепил с немым рыданиемВ уста мне поцелуй:«Учися с прилежанием,Не шляйся! не балуй!» —Сердечно, наставительноСказал в последний раз,Махнул рукой решительно —И кляча поплелась…