Кольна*
(Подражание Оссиану)
(Фингал послал Тоскара воздвигнуть на берегах источника Кроны памятник победы, одержанной им некогда на сем месте. Между тем как он занимался сим трудом, Карул, соседственный государь, пригласил его к пиршеству; Тоскар влюбился в дочь его Кольну; нечаянный случай открыл взаимные их чувства и осчастливил Тоскара).
Источник быстрый Каломоны,Бегущий к дальным берегам,Я зрю, твои взмущенны волныПотоком мутным по скаламПри блеске звезд ночных сверкаютСквозь дремлющий, пустынный лес,Шумят и корни орошаютСплетенных в темный кров древес.Твой мшистый брег любила Кольна,Когда по небу тень лилась;Ты зрел, когда, в любви невольна,Здесь другу Кольна отдалась.В чертогах Сельмы царь могущихТоскару юному вещал:«Гряди во мрак лесов дремучих,Где Крона катит черный вал,Шумящей прохлажден осиной.Там ряд является могил;Там с верной, храброю дружинойПолки врагов я расточил,И много, много сильных пало;Их гробы черный вран стрежет.Гряди — и там, где их не стало,Воздвигни памятник побед!»Он рек, и в путь безвестный, дальныйПустился с бардами Тоскар,Идет во мгле ночи печальной,В вечерний хлад, в полдневный жар.Денница красная выводитЗлатое утро в небеса,И вот уже Тоскар подходитК местам, где в темные лесаЛежит седой источник КроныИ кроется в долины сонны.Воспели барды гимн святой;Тоскар обломок гор кремнистыхУсильно мощною рукойВлечет из бездны волн сребристыхИ с шумом на высокий брегВ густой и дикий злак поверг;На нем повесил черны латы,Покрытый кровью предков меч,И круглый щит, и шлем пернатый,И обратил он к камню речь:«Вещай, сын шумного потока,О храбрых поздним временам!Да в страшный час, как ночь глубокаВ тумане ляжет по лесам,Пришлец, дорогой утомленный,Возлегши под надежный кров,Воспомнит веки отдаленныВ мечтанье сладком легких снов!С рассветом алыя денницы,Лучами солнца пробужден,Он узрит мрачные гробницы…И, грозным видом поражен,Вопросит сын иноплеменный:„Кто памятник воздвиг надменный?“И старец, летами согбен,Речет: „Тоскар наш незабвенный,Герой умчавшихся времен!“»Небес сокрылся вечный житель,Заря потухла в небесах;Луна в воздушную обительСпешит на темных облаках;Уж ночь на холме — берег КроныС окрестной рощею заснул:Владыка сильный Каломоны,Иноплеменных друг, КарулПризвал Морвенского герояВ жилище Кольны молодойВкусить приятности покояИ пить из чаши круговой.. . . . . . . . . . . .. . . . . . . . . . . .Близ пепелища все воссели;Веселья барды песнь воспели;И в пене кубок золотойКругом несется чередой.Печален лишь пришелец Лоры,Главу ко груди преклонил;Задумчиво он страстны взорыНа нежну Кольну устремил —И тяжко грудь его вздыхает,В очах веселья блеск потух,То огнь по членам пробегает,То негою томится дух;Тоскует, втайне ощущаяВолненье сильное в крови,На юны прелести взирая,Он полну чашу пьет любви.Но вот уж дуб престал дымиться,И тень мрачнее становится,Чернеет тусклый небосклон,И царствует в чертогах сон.. . . . . . . . . . . .. . . . . . . . . . . .Редеет ночь — заря багрянаЛучами солнца возжена;Пред ней златится твердь румяна:Тоскар покинул ложе сна;Быстротекущей КаломоныИдет по влажным берегам,Спешит узреть долины КроныИ внемлет плещущим волнам.И вдруг из сени темной рощи,Как в час весенней полунощиИз облак месяц золотой,Выходит ратник молодой.Меч острый на бедре сияет,Копье десницу воружает;Надвинут на чело шелом,И гибкий стал покрыт щитом;Зарею латы серебрятсяСквозь утренний в долине пар.«О юный ратник! — рек Тоскар,—С каким врагом тебе сражаться?Ужель и в сей стране войнаБагрит ручьев струисты волны?Но всё спокойно — тишинаОкрест жилища нежной Кольны»— «Спокойны дебри Каломоны,Цветет отчизны край златой;Но Кольна там не обитает,И ныне по стезе глухойПустыню с милым протекает,Пленившим сердце красотой».— «Что рек ты мне, младой воитель?Куда сокрылся похититель?Подай мне щит твой!» И ТоскарПриемлет щит, пылая мщеньем.Но вдруг исчез геройства жар;Что зрит он с сладким восхищеньем?Не в силах в страсти воздохнуть,Пылая вдруг восторгом новым…Лилейна обнажилась грудь,Под грозным дышуща покровом…«Ты ль это?..» — возопил герой,И трепетно рукой дрожащейС главы снимает шлем блестящий —И Кольну видит пред собой.Эвлега*
Вдали ты зришь утес уединенный;Пещеры в нем изрылась глубина;Темнеет вход, кустами окруженный,Вблизи шумит и пенится волна.Вечор, когда туманилась луна,Здесь милого Эвлега призывала;Здесь тихий глас горам передавалаВо тьме ночной печальна и одна:«Приди, Одульф, уж роща побледнела,На дикий мох Одульфа ждать я села,Пылает грудь, за вздохом вздох летит…О! сладко жить, мой друг, душа с душою.Приди, Одульф, забудусь я с тобою,И поцелуй любовью возгорит.Беги, Осгар, твои мне страшны взоры,Твой грозен вид, и хладны разговоры.Оставь меня, не мною торжествуй!Уже другой в ночи со мною дремлет,Уж на заре другой меня объемлет,И сладостен его мне поцелуй.Что ж медлит он свершить мои надежды?Для милого я сбросила одежды!Завистливый покров у ног лежит.Но чу!.. идут — так! это друг надежный,Уж начались восторги страсти нежной,И поцелуй любовью возгорит».Идет Одульф; во взорах — упоенье,В груди — любовь, и прочь бежит печаль;Но близ его во тьме сверкнула сталь,И вздрогнул он — родилось подозренье:«Кто ты? — спросил, — почто ты здесь? Вещай,Ответствуй мне, о сын угрюмой ночи!»«Бессильный враг! Осгара убегай!В пустынной тьме что ищут робки очи?Страшись меня, я страстью воспален:В пещере здесь Эвлега ждет Осгара!»Булатный меч в минуту обнажен,Огонь летит струями от удара…Услышала Эвлега стук мечейИ бросила со страхом хлад пещерный.«Приди узреть предмет любви твоей!—Вскричал Одульф подруге нежной, верной.—Изменница! ты здесь его зовешь?Во тьме ночной вас услаждает нега,Но дерзкого в Валгалле ты найдешь!»Он поднял меч… и с трепетом ЭвлегаПадет на дерн, как клок летучий снега,Метелицей отторженный со скал!Друг на друга соперники стремятся,Кровавый ток по камням побежал,В кустарники с отчаяньем катятся.Последний глас Эвлегу призывал,И смерти хлад их ярость оковал.Осгар*
По камням гробовым, в туманах полуночи,Ступая трепетно усталою ногой,По Лоре путник шел, напрасно томны очиНочлега мирного искали в тьме густой.Пещеры нет пред ним, на береге угрюмомНе видит хижины, наследья рыбаря;Вдали дремучий бор качают ветры с шумом,Луна за тучами, и в море спит заря.Идет, и на скале, обросшей влажным мохом,Зрит барда старого — веселье прошлых лет:Склонясь седым челом над воющим потоком,В безмолвии, времен он созерцал полет.Зубчатый меч висел на ветви мрачной ивы.Задумчивый певец взор тихий обратилНа сына чуждых стран, и путник боязливыйСодрогся в ужасе и мимо поспешил.«Стой, путник! стой! — вещал певец веков минувших, —Здесь пали храбрые, почти их бранный прах!Почти геройства чад, могилы сном уснувших!»Пришлец главой поник — и, мнилось, на холмахВосставший ряд теней главы окровавленныС улыбкой гордою на странника склонял.«Чей гроб я вижу там?» — вещал иноплеменныйИ барду посохом на берег указал.Колчан и шлем стальной, к утесу пригвожденный,Бросали тусклый луч, луною озлатясь.«Увы! здесь пал Осгар! — рек старец вдохновенный.—О! рано юноше настал последний час!Но он искал его: я зрел, как в ратном строеОн первыя стрелы с весельем ожидалИ рвался из рядов, и пал в кипящем бое.Покойся, юноша! ты в брани славной пал.Во цвете нежных лет любил Осгар Мальвину,Не раз он в радости с подругою встречалВечерний свет луны, скользящий на долину,И тень, упадшую с приморских грозных скал.Казалось, их сердца друг к другу пламенели;Одной, одной Осгар Мальвиною дышал;Но быстро дни любви и счастья пролетели,И вечер горести для юноши настал.Однажды, в темну ночь зимы порой унылой,Осгар стучится в дверь красавицы младойИ шепчет: „Юный друг! не медли, здесь твой милый!“Но тихо в хижине. Вновь робкою рукойСтучит и слушает: лишь ветры с свистом веют.„Ужели спишь теперь, Мальвина? — Мгла вокруг,Валится снег, власы в тумане леденеют.Услышь, услышь меня, Мальвина, милый друг!“Он в третий раз стучит, со скрыпом дверь шатнулась.Он входит с трепетом. Несчастный! что ж узрел?Темнеет взор его. Мальвина содрогнулась,Он зрит — в объятиях изменницы Звигнел!И ярость дикая во взорах закипела;Немеет и дрожит любовник молодой.Он грозный меч извлек, и нет уже Звигнела,И бледный дух его сокрылся в тьме ночной!Мальвина обняла несчастного колена,Но взоры отвратив: „Живи! — вещал Осгар,—Живи, уж я не твой, презренна мной измена,Забуду, потушу к неверной страсти жар“.И тихо за порог выходит он в молчанье,Окован мрачною, безмолвною тоской —Исчезло сладкое навек очарованье!Он в мире одинок, уж нет души родной.Я видел юношу: поникнув головою,Мальвины имя он в отчаянье шептал;Как сумрак, дремлющий над бездною морскою,На сердце горестном унынья мрак лежал.На друга детских лет взглянул он торопливо;Уже недвижный взор друзей не узнавал;От пиршеств удален, в пустыне молчаливойОн одиночеством печаль свою питал.И длинный год провел Осгар среди мучений.Вдруг грянул трубный глас! Оденов сын, Фингал,Вел грозных на мечи, в кровавый пыл сражений.Осгар послышал весть и бранью воспылал.Здесь меч его сверкнул, и смерть пред ним бежала;Покрытый ранами, здесь пал на груду тел.Он пал — еще рука меча кругом искала,И крепкий сон веков на сильного слетел.Побегли вспять враги — и тихий мир герою!И тихо всё вокруг могильного холма!Лишь в осень хладную, безмесячной порою,Когда вершины гор тягчит сырая тьма,В багровом облаке, одеянна туманом,Над камнем гробовым уныла тень сидит,И стрелы дребезжат, стучит броня с колчаном,И клен, зашевелясь, таинственно шумит».Рассудок и любовь*
Младой Дафнис, гоняясь за Доридой,«Постой, — кричал, — прелестная! постой,Скажи: „Люблю“ — и бегать за тобойНе стану я — клянуся в том Кипридой!»«Молчи, молчи!» — Рассудок говорил.А плут Эрот: «Скажи: ты сердцу мил!»«Ты сердцу мил!» — пастушка повторила,И их сердца огнем любви зажглись,И пал к ногам красавицы Дафнис,И страстный взор Дорида потупила.«Беги, беги!» — Рассудок ей твердил,А плут Эрот: «Останься!» — говорил.Осталася — и трепетной рукоюВзял руку ей счастливый пастушок.«Взгляни, — сказал, — с подругой голубокТам обнялись под тенью лип густою!»«Беги! беги!» — Рассудок повторил,«Учись от них!» — Эрот ей говорил.И нежная улыбка пробежалаКрасавицы на пламенных устах,И вот она с томлением в глазахК любезному в объятия упала…«Будь счастлива!» — Эрот ей прошептал.Рассудок что ж? Рассудок уж молчал.К сестре*
Ты хочешь, друг бесценный,Чтоб я, поэт младой,Беседовал с тобойИ с лирою забвенной,Мечтами окриленный,Оставил монастырьИ край уединенный,Где непрерывный мирВо мраке опустилсяИ в пустыни глухойБезмолвно воцарилсяС угрюмой тишиной.[3]. . . . . . . . . . . .И быстрою стрелойНа невский брег примчуся,С подругой обнимусяВесны моей златой,И, как певец Людмилы*,Мечты невольник милый,Взошед под отчий кров,Несу тебе не злато(Чернец я небогатый),В подарок пук стихов*.Тайком взошед в диванну,Хоть помощью пера,О, как тебя застану,Любезная сестра?Чем сердце занимаешьВечернею порой?Жан-Жака* ли читаешь,Жанлиса* ль пред тобой?Иль с резвым Гамильтоном*Смеешься всей душой?Иль с Греем* и Томсоном*Ты пренеслась мечтойВ поля, где от дубравыВ дол веет ветерок,И шепчет лес кудрявый,И мчится величавыйС вершины гор поток?Иль моську престарелу,В подушках поседелу,Окутав в длинну шальИ с нежностью лелея,Ты к ней зовешь Морфея?Иль смотришь в темну дальЗадумчивой Светланой*Над шумною Невой?Иль звучным фортепьяноПод беглою рукойМоцарта оживляешь?Иль тоны повторяешьПиччини* и Рамо*?Но вот уж я с тобою,И в радости немойТвой друг расцвел душою,Как ясный вешний день.Забыты дни разлуки,Дни горести и скуки,Исчезла грусти тень.Но это лишь мечтанье!Увы, в монастыре,При бледном свеч сиянье,Один пишу к сестре.Всё тихо в мрачной келье:Защелка на дверях,Молчанье, враг веселий,И скука на часах!Стул ветхий, необитый,И шаткая постель,Сосуд, водой налитый,Соломенна свирель —Вот всё, что пред собоюЯ вижу, пробужден.Фантазия, тобоюОдной я награжден,Тобою пронесенныйК волшебной Иппокрене,И в келье я блажен.Что было бы со мною,Богиня, без тебя?Знакомый с суетою,Приятной для меня,Увлечен в даль судьбою,Я вдруг в глухих стенах,Как Леты на брегах,Явился заключенным,Навеки погребенным,И скрыпнули врата,Сомкнувшися за мною,И мира красотаОделась черной мглою!..С тех пор гляжу на свет,Как узник из темницыНа яркий блеск денницы.Светило ль дня взойдет,Луч кинув позлащенныйСквозь узкое окно,Но сердце помраченноНе радует оно.Иль позднею порою,Как луч на небесах,Покрытых чернотою,Темнеет в облаках,—С унынием встречаюЯ сумрачную теньИ с вздохом провожаюСкрывающийся день!..Сквозь слез смотрю в решетки,Перебирая четки.Но время протечет,И с каменных воротПадут, падут затворы,И в пышный ПетроградЧерез долины, горыРетивые примчат;Спеша на новоселье,Оставлю темну келью,Поля, сады свои;Под стол клобук с веригой —И прилечу расстригойВ объятия твои.Красавице, которая нюхала табак*
Возможно ль? вместо роз, Амуром насажденных, Тюльпанов, гордо наклоненных,Душистых ландышей, ясминов и лилей, Которых ты всегда любила И прежде всякий день носила На мраморной груди твоей,— Возможно ль, милая Климена,Какая странная во вкусе перемена!..Ты любишь обонять не утренний цветок, А вредную траву зелену, Искусством превращенну В пушистый порошок!Пускай уже седой профессор Геттингена,На старой кафедре согнувшися дугой,Вперив в латинщину глубокий разум свой, Раскашлявшись, табак толченыйПихает в длинный нос иссохшею рукой; Пускай младой драгун усатый Поутру, сидя у окна, С остатком утреннего сна,Из трубки пенковой дым гонит сероватый;Пускай красавица шестидесяти лет,У граций в отпуску и у любви в отставке,Которой держится вся прелесть на подставке,Которой без морщин на теле места нет, Злословит, молится, зеваетИ с верным табаком печали забывает,—А ты, прелестная!.. но если уж табакТак нравится тебе — о пыл воображенья!— Ах! если, превращенный в прах, И в табакерке, в заточенье,Я в персты нежные твои попасться мог, Тогда б в сердечном восхищеньеРассыпался на грудь под шелковый платокИ даже… может быть… Но что! мечта пустая. Не будет этого никак. Судьба завистливая, злая! Ах, отчего я не табак!..Эпиграмма («Арист нам обещал трагедию такую…»)*
Арист нам обещал трагедию такую,Что все от жалости в театре заревут,Что слезы зрителей рекою потекут. Мы ждали драму золотую.И что же? дождались — и, нечего сказать,Достоинству ее нельзя убавить весу,Ну, право, удалось Аристу написать Прежалкую пиесу.Казак*
Раз, полунощной порою, Сквозь туман и мрак,Ехал тихо над рекою Удалой казак.Черна шапка набекрени, Весь жупан в пыли.Пистолеты при колене, Сабля до земли.Верный конь, узды не чуя, Шагом выступал;Гриву долгую волнуя, Углублялся вдаль.Вот пред ним две-три избушки, Выломан забор;Здесь — дорога к деревушке, Там — в дремучий бор.«Не найду в лесу девицы,— Думал хват Денис —Уж красавицы в светлицы На ночь убрались».Шевельнул донец уздою, Шпорой прикольнул,И помчался конь стрелою, К избам завернул.В облаках луна сребрила Дальни небеса;Под окном сидит уныла Девица-краса.Храбрый видит красну деву; Сердце бьется в нем,Конь тихонько к леву, к леву — Вот уж под окном.«Ночь становится темнее, Скрылася луна.Выдь, коханочка, скорее, Напои коня».«Нет! к мужчине молодому Страшно подойти,Страшно выйти мне из дому Коню дать воды».«Ах! небось, девица красна, С милым подружись!»— «Ночь красавицам опасна». — «Радость! не страшись!Верь, коханочка, пустое; Ложный страх отбрось!Тратишь время золотое; Милая, небось!Сядь на борзого, с тобою В дальний еду край;Будешь счастлива со мною: С другом всюду рай».Что же девица? Склонилась, Победила страх,Робко ехать согласилась. Счастлив стал казак.Поскакали, полетели. Дружку друг любил;Был ей верен две недели, В третью изменил.Князю А.М. Горчакову («Пускай, не знаясь с Аполлоном…»)*
Пускай, не знаясь с Аполлоном,Поэт, придворный философ,Вельможе знатному с поклономПодносит оду в двести строф;Но я, любезный Горчаков,Не просыпаюсь с петухами,И напыщенными стихами,Набором громозвучных слов,Я петь пустого не умеюВысоко, тонко и хитроИ в лиру превращать не смеюМое гусиное перо!Нет, нет, любезный князь, не одуТебе намерен посвятить;Что прибыли соваться в воду,Сначала не спросившись броду,И вслед Державину парить?Пишу своим я складом нынеКой-как стихи на именины.Что должен я, скажи, в сей часЖелать от чиста сердца другу?Глубоку ль старость, милый князь,Детей, любезную супругу,Или богатства, громких дней,Крестов, алмазных звезд, честей?Не пожелать ли, чтобы славойТы увлечен был в путь кровавый,Чтоб в лаврах и венцах сиял,Чтоб в битвах гром из рук металИ чтоб победа за тобою,Как древле Невскому герою*,Всегда, везде летела вслед?Не сладострастия поэтТакою песенкой поздравит,Он лучше муз навек оставит!Дай бог любви, чтоб ты свой векПитомцем нежным ЭпикураПровел меж Вакха и Амура!А там — когда стигийский брегМелькнет в туманном отдаленье,Дай бог, чтоб в страстном упоеньеТы с томной сладостью в очах,Из рук младого КупидонаВступая в мрачный чёлн Харона,Уснул… Ершовой* на грудях!Опытность*
Кто с минуту переможетХладным разумом любовь,Бремя тягостных оковЕй на крылья не возложит,Пусть не смейся, не резвись,С строгой мудростью дружись;Но с рассудком вновь заспоришь,Хоть не рад, но дверь отворишь,Как проказливый ЭротПостучится у ворот.Испытал я сам собоюИстину сих правых слов.«Добрый путь! прости, любовь!За богинею слепою,Не за Хлоей, полечу,Счастье, счастье ухвачу!» —Мнил я в гордости безумной.Вдруг услышал хохот шумный,Оглянулся… и ЭротПостучался у ворот.Нет! мне, видно, не придетсяС богом сим в размолвке жить,И покамест жизни нитьСтарой Паркой там прядется,Пусть владеет мною он!Веселиться — мой закон.Смерть откроет гроб ужасный,Потемнеют взоры ясны.И не стукнется ЭротУ могильных уж ворот!Блаженство*
В роще сумрачной, тенистой,Где, журча в траве душистой,Светлый бродит ручеек,Ночью на простой свирелиПел влюбленный пастушок;Томный гул унылы трелиПовторял в глуши долин…Вдруг из глубины пещерыЧтитель Вакха и Венеры,Резвых фавнов господин,Выбежал Эрмиев сын*.Розами рога обвиты,Плющ на черных волосах,Козий мех, вином налитый,У Сатира на плечах.Бог лесов, в дугу склонившисьНад искривленной клюкой,За кустами притаившись,Слушал песенки ночной,В лад качая головой.«Дни, протекшие в веселье!(Пел в тоске пастух младой)Отчего, явясь мечтой,Вы, как тень, от глаз исчезлиИ покрылись вечной тьмой?Ах! когда во мраке нощи,При таинственной луне,В темну сень прохладной рощи,Сладко спящей в тишине,Медленно, рука с рукою,С нежной Хлоей приходил,Кто сравниться мог со мною?Хлое был тогда я мил!А теперь мне жизнь — могила,Белый свет душе постыл,Грустен лес, поток уныл…Хлоя — другу изменила!..Я для милой… уж не мил!..»Звук исчез свирели тихой;Смолк певец — и тишинаВоцарилась в роще дикой;Слышно, плещет лишь волна,И колышет повиликойТихо веющий зефир…Древ оставя сень густую,Вдруг является Сатир.Чашу дружбы круговуюПенистым сребря вином,Рек с осклабленным лицом:«Ты уныл, ты сердцем мрачен;Посмотри ж, как сок прозраченБлещет, осветясь луной!Выпей чашу — и душойБудешь так же чист и ясен.Верь мне: стон в бедах напрасен.Лучше, лучше веселись,В горе с Бахусом дружись!»И пастух, взяв чашу в руки,Скоро выпил всё до дна.О, могущество вина!Вдруг сокрылись скорби, муки,Мрак душевный вмиг исчез!Лишь фиал к устам поднес,Всё мгновенно пременилось,Вся природа оживилась,Счастлив юноша в мечтах!Выпив чашу золотую,Наливает он другую;Пьет уж третью… но в глазахВид окрестный потемнился —И несчастный… утомился.Томну голову склоня,«Научи, Сатир, меня,—Говорит пастух со вздохом,—Как могу бороться с роком?Как могу счастливым быть?Я не в силах вечно пить».— «Слушай, юноша любезный,Вот тебе совет полезный:Миг блаженства век лови;Помни дружбы наставленья:Без вина здесь нет веселья,Нет и счастья без любви;Так поди ж теперь с похмельяС Купидоном помирись;Позабудь его обидыИ в объятиях ДоридыСнова счастьем насладись!»Лаиса Венере, посвящая ей свое зеркало*
Вот зеркало мое — прими его, Киприда!Богиня красоты прекрасна будет ввек,Седого времени не страшна ей обида: Она — не смертный человек; Но я, покорствуя судьбине,Не в силах зреть себя в прозрачности стекла, Ни той, которой я была, Ни той, которой ныне.Пирующие студенты*
Друзья! досужный час настал; Всё тихо, все в покое;Скорее скатерть и бокал! Сюда, вино златое!Шипи, шампанское, в стекле. Друзья, почто же с КантомСенека, Тацит на столе, Фольянт над фолиантом?Под стол холодных мудрецов, Мы полем овладеем;Под стол ученых дураков! Без них мы пить умеем.Ужели трезвого найдем За скатертью студента?На всякий случай изберем Скорее президента.В награду пьяным — он нальет И пунш и грог душистый,А вам, спартанцы, поднесет Воды в стакане чистой!Апостол неги и прохлад, Мой добрый Галич, vale[4]!Ты Эпикуров младший брат, Душа твоя в бокале.Главу венками убери, Будь нашим президентом,И станут самые цари Завидовать студентам.Дай руку, Дельвиг! что ты спишь? Проснись, ленивец сонный!Ты не под кафедрой сидишь, Латынью усыпленный.Взгляни: здесь круг твоих друзей; Бутыль вином налита,За здравье нашей музы пей, Парнасский волокита.Остряк любезный, по рукам! Полней бокал досуга!И вылей сотню эпиграмм На недруга и друга.А ты, красавец молодой, Сиятельный повеса!Ты будешь Вакха жрец лихой, На прочее — завеса!Хотя студент, хотя я пьян, Но скромность почитаю;Придвинь же пенистый стакан, На брань благословляю.Товарищ милый, друг прямой, Тряхнем рукою руку,Оставим в чаше круговой Педантам сродну скуку:Не в первый раз мы вместе пьем, Нередко и бранимся,Но чашу дружества нальем — И тотчас помиримся.А ты, который с детских лет Одним весельем дышишь,Забавный, право, ты поэт, Хоть плохо басни пишешь;С тобой тасуюсь без чинов, Люблю тебя душою,Наполни кружку до краев,— Рассудок! бог с тобою!А ты, повеса из повес, На шалости рожденный,Удалый хват, головорез, Приятель задушевный,Бутылки, рюмки разобьем За здравие Платова,В казачью шапку пунш нальем — И пить давайте снова!..Приближься, милый наш певец, Любимый Аполлоном!Воспой властителя сердец Гитары тихим звоном.Как сладостно в стесненну грудь Томленье звуков льется!..Но мне ли страстью воздохнуть? Нет! пьяный лишь смеется!Не лучше ль, Роде записной, В честь Вакховой станицыТеперь скрыпеть тебе струной Расстроенной скрыпицы?Запойте хором, господа, Нет нужды, что нескладно;Охрипли? — это не беда: Для пьяных всё ведь ладно!Но что?.. я вижу всё вдвоем; Двоится штоф с араком;Вся комната пошла кругом; Покрылись очи мраком…Где вы, товарищи? где я? Скажите, Вакха ради…Вы дремлете, мои друзья, Склонившись на тетради…Писатель за свои грехи! Ты с виду всех трезвее;Вильгельм, прочти свои стихи, Чтоб мне заснуть скорее.Бова*
(Отрывок из поэмы)
Часто, часто я беседовалС болтуном страны Эллинския*И не смел осиплым голосомС Шапеленом и с РифматовымВоспевать героев севера.Несравненного ВиргилияЯ читал и перечитывал,Не стараясь подражать емуВ нежных чувствах и гармонии.Разбирал я немца КлопштокаИ не мог понять премудрого!Не хотел я воспевать, как он;Я хочу, чтоб меня понялиВсе от мала до великого.За Мильтоном и КамоэнсомОпасался я без крил парить:Не дерзал в стихах бессмысленныхХерувимов жарить пушками,С сатаною обитать в раю,Иль святую богородицуВместе славить с Афродитою.Не бывал я греховодником!Но вчера, в архивах рояся,Отыскал я книжку славную,Золотую, незабвенную,Катехизис остроумия,Словом: Жанну Орлеанскую.Прочитал, — и в восхищенииПро Бову пою царевича.О Вольтер! о муж единственный!Ты, которого во ФранцииПочитали богом некиим,В Риме дьяволом, антихристом,Обезьяною в Саксонии!Ты, который на РадищеваКинул было взор с улыбкою,Будь теперь моею музою!Петь я тоже вознамерился,Но сравняюсь ли с Радищевым?Не запомню, сколько лет спустяПосле рождества Спасителя,Царь Дадон со славой царствовалВ Светомире, сильном городе.Царь Дадон венец со скипетромНе прямой достал дорогою,Но убив царя законного,Бендокира Слабоумного.(Так, бывало, верноподданныВеличали королей своих,Если короли беспечныеНе в постеле и не ночкоюПочивали с камергерами).Царь Дадон не СлабоумногоБыл достоин злого прозвища,Но тирана неусыпного,Хотя, впрочем, не имел его.Лень мне все его достоинстваИ пороки вам показывать:Вы слыхали, люди добрые,О царе, что двадцать целых летНе снимал с себя оружия,Не слезал с коня ретивого,Всюду пролетал с победой,Мир крещеный потопил в крови,Не щадил и некрещеного,И, в ничтожество низверженныйАлександром, грозным ангелом,Жизнь проводит в униженииИ, забытый всеми, кличетсяНыне Эльбы императором:Вот таков-то был и царь Дадон.Раз, собрав бородачей совет(Безбородых не любил Дадон),На престоле пригорюнившись,Произнес он им такую речь:«Вы, которые советамиОблегчили тяжесть скипетра,Усладили участь царскую(Не горька она была ему),Мудрые друзья, сподвижники!К вам прибегнуть я решаюся:Что мне делать ныне? — Слушайте».Все привстали, важно хмуряся,Низко, низко поклонилисяИ, подправя ус и бороду,Сели на скамьи дубовые.«Вам известно, — продолжал Дадон, —Что искусством и неправдоюЯ достиг престола шаткогоБендокира Слабоумного,Сочетался с Милитрисою,Милой женкой Бендокировой,И в темницу посадил Бову,Принца крови, сына царского.Легче, легче захватить былоСлабоумного златой венец,Чем, надев венец на голову,За собою удержать его.Вот уже народ бессмысленный,Ходя в праздники по улицам,Меж собой не раз говаривал:Дай бог помочь королевичу.Ведь Бова уже не маленький,Не в отца своей головушкой,Нужды нет, что за решеткою,Он опасен моим замыслам.Что мне делать с ним? скажите мне,Не оставить ли в тюрьме его?»Всё собранье призадумалось,Все в молчанье потупили взор.То-то, право, золотой совет!Не болтали здесь, а думали:Арзамор, муж старый, опытный,Рот открыл было (советовать,Знать, хотелось поседелому),Громко крякнул, но одумалсяИ в молчанье закусил язык,Ко лбу перст приставя тщательно.Лекарь славный, Эскулапа внук,Эзельдорф, обритый шваб, зевал,Табакеркою поскрипывал,Но молчал, — своей премудростиОн пред всеми не показывал.Вихромах, Полкан с Дубынею,Стража трона, славны рыцари,Все сидели будто вкопаны.Громобурь, известный силою,Но умом непроницательный,Думал, думал и нечаянноЗадремал… и захрапел в углу.Что примера лучше действует?Что людьми сильней ворочает?Вот зевнули под перчаткоюХрабрый Мировзор с Ивашкою,И Полкан, и Арзамор седой…И ко груди преклонилисяТихо головами буйными…Глядь, с Дадоном задремал совет…Захрапели многомыслящи!Долго спать было советникам,Если б немцу не пришлось из рукТабакерку на пол выронить.Табакерка покатиласяИ о шпору вдруг удариласьГромобуря, крепко спавшего,Загремела, раздвоилася,Отлетела в разны стороны…Храбрый воин пробуждается,Озирает всё собрание…Между тем табак рассыпался,К носу рыцаря подъемлется,И чихнул герой с досадою,Так что своды потрясаются,Окна все дрожат и сыплются,И на петлях двери хлопают…Пробуждается собрание!«Что тут думать, — закричал герой:Царь! Бова тебе не надобен,Ну, и к черту королевича!Решено: ему в живых не быть.После, братцы, вы рассудите,Как с ним надобно разделаться».Тем и кончил: храбры воиныРечи любят лаконически.«Ладно! мы тебя послушаем,—Царь промолвил, потянувшися,—Завтра, други, мы увидимся,А теперь ступайте все домой».Оплошал Дадон отсрочкою.Не твердил он верно в азбуке:Не откладывай до завтраго,Что сегодня можешь выполнить.Разошлися все придворные.Ночь меж тем уже сгущалася,Царь Дадон в постелю царскуюВместе с милой лег супругою,С несравненной Милитрисою,Но спиной оборотился к ней:В эту ночь его величествуНе играть, а спать хотелося.Милитрисина служаночка,Зоя, молодая девица,Ангел станом, взором, личиком,Белой ручкой, нежной ножкою,С госпожи сняв платье шелково,Юбку, чепчик, ленты, кружева,Всё под ключ в комоде спряталаИ пошла тихонько в девичью.Там она сама разделася,Подняла с трудом окошечкоИ легла в постель пуховую,Ожидая друга милого,Светозара, пажа царского:К темной ночке обещался онИз окна прыгнуть к ней в комнату.Ждет, пождет девица красная;Нет как нет всё друга милого.Чу! бьет полночь — что же Зоинька?Видит — входят к ней в окошечко…Кто же? друг ли сердца нежного?Нет! совсем не то, читатели!Видит тень иль призрак старогоВенценосца, с длинной шапкою,В балахоне вместо мантии,Опоясанный мочалкою,Вид невинный, взор навыкате,Рот разинут, зубы скалятся,Уши длинные, ослиныеНад плечами громко хлопают;Зоя видит и со трепетомУзнает она, читатели,Бендокира Слабоумного.Трепетна, смятенья полная,Стала на колени Зоинька,Съединила ручку с ручкою,Потупила очи ясные,Прочитала скорым шёпотомТо, что ввек не мог я выучить:Отче наш и Богородице,И тихохонько промолвила:«Что я вижу? Боже! Господи…О Никола! Савва мученик!Осените беззащитную.Ты ли это, царь наш батюшка?Отчего, скажи, оставил тыНыне царствие небесное?»Глупым смехом осветившися,Тень рекла прекрасной Зоиньке:«Зоя, Зоя, не страшись, мой свет.Не пугать тебя мне хочется,Не на то сюда явился яС того света привидением.Весело пугать живых людей,Но могу ли веселиться я,Если сына Бендокирова.Милого Бову царевича,На костре изжарят завтра же?»Бедный царь заплакал жалобно.Больно стало доброй девушке.«Чем могу, скажи, помочь тебе,Я во всем тебе покорствую».— «Вот что хочется мне, Зоинька!Из темницы сына выручи,И сама в жилище мрачноеСядь на место королевича,Пострадай ты за невинного.Поклонюсь тебе низехонькоИ скажу: спасибо, Зоинька!»Зоинька тут призадумалась:За спасибо в темну яму сесть!Это жестко ей казалося.Но, имея чувства нежные,Зоя втайне согласиласяНа такое предложение.Так, ты прав, оракул Франции*,Говоря, что жены, слабыеПротив стрел Эрота юного,Все имеют душу добрую,Сердце нежно непритворное.«Но скажи, о царь возлюбленный!—Зоя молвила покойнику,—Как могу (ну, посуди ты сам)Пренестись в темницу мрачную,Где горюет твой любезный сын?Пятьдесят отборных воиновДнем и ночью стерегут его.Мне ли, слабой робкой женщине,Обмануть их очи зоркие?»«Будь покойна, случай на́йдется,Поклянись лишь только, милая,Не отвергнуть сего случая,Если сам тебе представится».— «Я клянусь!» — сказала девица.Вмиг исчезло привидение,Из окошка быстро вылетев.Воздыхая тихо, ЗоинькаОпустила тут окошечкоИ, в постели успокоившись,Скоро, скоро сном забылася.К Батюшкову*
Философ резвый и пиит,Парнасский счастливый ленивец,Харит изнеженный любимец,Наперсник милых аонид!Почто на арфе златоструннойУмолкнул, радости певец?Ужель и ты, мечтатель юный,Расстался с Фебом наконец?Уже с венком из роз душистых,Меж кудрей вьющихся, златых,Под тенью тополов ветвистых,В кругу красавиц молодых,Заздравным не стучишь фиалом,Любовь и Вакха не поешь;Довольный счастливым началом,Цветов парнасских вновь не рвешь;Не слышен наш Парни российский!..Пой, юноша! — певец тиисский*В тебя влиял свой нежный дух.С тобою твой прелестный друг,Лилета, красных дней отрада:Певцу любви любовь награда.Настрой же лиру. По струнамЛетай игривыми перстами,Как вешний зефир по цветам,И сладострастными стихами,И тихим шепотом любвиЛилету в свой шалаш зови.И звезд ночных при бледном свете,Плывущих в дальней вышине,В уединенном кабинетеВолшебной внемля тишине,Слезами счастья грудь прекрасной,Счастливец милый, орошай;Но, упоен любовью страстной,И нежных муз не забывай;Любви нет боле счастья в мире:Люби — и пой ее на лире.Когда ж к тебе в досужный часДрузья, знакомые сберутся,И вина пенные польются,От плена с треском свободясь,Описывай в стихах игривыхВеселье, шум гостей болтливыхВокруг накрытого стола,Стакан, кипящий пеной белой,И стук блестящего стекла.И гости дружно стих веселый,Бокал в бокал ударя в лад,Нестройным хором повторят.Поэт! в твоей предметы воле!Во звучны струны смело грянь,С Жуковским пой кроваву брань*И грозну смерть на ратном поле.И ты в строях ее встречал,И ты, постигнутый судьбою,Как росс, питомцем славы пал!Ты пал и хладною косоюЕдва скошенный не увял!..[5]Иль, вдохновенный Ювеналом,Вооружись сатиры жалом,Подчас прими ее свисток,Рази, осмеивай порок,Шутя, показывай смешноеИ, если можно, нас исправь,Но Тредьяковского оставьВ столь часто рушимом покое;Увы! довольно без негоНайдем бессмысленных поэтов,Довольно в мире есть предметов,Пера достойных твоего!Но что!.. цевницею моею,Безвестный в мире сем поэт,Я песни продолжать не смею.Прости — но помни мой совет:Доколе, музами любимый,Ты пиэрид горишь огнем,Доколь, сражен стрелой незримой,В подземный ты не снидешь дом,Мирские забывай печали,Играй: тебя младой Назон,Эрот и грации венчали,А лиру строил Аполлон.Эпиграмма (Подражание французскому)*
Супругою твоей я так пленился,Что если б три в удел достались мне,Подобные во всем твоей жене,То даром двух я б отдал сатане,Чтоб третью лишь принять он согласился.К Н.Г. Ломоносову*
И ты, любезный друг, оставилНадежну пристань тишины,Челнок свой весело направилПо влаге бурной глубины;Судьба на руль уже склонилась,Спокойно светят небеса,Ладья крылатая пустилась —Расправит счастье паруса.Дай бог, чтоб грозной непогодыВблизи ты ужас не видал,Чтоб бурный вихорь не вздувалПред челноком шумящи воды!Дай бог под вечер к берегамТебе пристать благополучноИ отдохнуть спокойно тамС любовью, дружбой неразлучно!Нет! ты не можешь их забыть!Но что! Не скоро, может быть,Увижусь я, мой друг, с тобоюУкромной хаты в тишине;За чашей пунша круговоюПодчас воспомнишь обо мне;Когда ж пойду на новоселье(Заснуть ведь общий всем удел),Скажи: «Дай бог ему веселье!Он в жизни хоть любить умел».На Рыбушкина*
Бывало, прежних лет герой,Окончив славну брань с противной стороной,Повесит меч войны средь отческия кущи;А трагик наш Бурун, скончав чернильный бой, Повесил уши.Воспоминания в Царском Селе («Навис покров угрюмой нощи…»)*
Навис покров угрюмой нощи На своде дремлющих небес;В безмолвной тишине почили дол и рощи, В седом тумане дальний лес;Чуть слышится ручей, бегущий в сень дубравы,Чуть дышит ветерок, уснувший на листах,И тихая луна, как лебедь величавый, Плывет в сребристых облаках. С холмов кремнистых водопады Стекают бисерной рекой,Там в тихом озере плескаются наяды Его ленивою волной;А там в безмолвии огромные чертоги,На своды опершись, несутся к облакам.Не здесь ли мирны дни вели земные боги? Не се ль Минервы росской храм? Не се ль Элизиум полнощный, Прекрасный Царскосельский сад,Где, льва сразив, почил орел России мощный На лоне мира и отрад?Промчались навсегда те времена златые,Когда под скипетром великия женыВенчалась славою счастливая Россия, Цветя под кровом тишины! Здесь каждый шаг в душе рождает Воспоминанья прежних лет;Воззрев вокруг себя, со вздохом росс вещает: «Исчезло всё, великой нет!»И, в думу углублен, над злачными брегамиСидит в безмолвии, склоняя ветрам слух.Протекшие лета мелькают пред очами, И в тихом восхищенье дух. Он видит: окружен волнами, Над твердой, мшистою скалойВознесся памятник. Ширяяся крылами, Над ним сидит орел младой.И цепи тяжкие и стрелы громовыеВкруг грозного столпа трикратно обвились;Кругом подножия, шумя, валы седые В блестящей пене улеглись. В тени густой угрюмых сосен Воздвигся памятник простой.О, сколь он для тебя, кагульский брег, поносен! И славен родине драгой!Бессмертны вы вовек, о росски исполины,В боях воспитанны средь бранных непогод!О вас, сподвижники, друзья Екатерины, Пройдет молва из рода в род. О, громкий век военных споров, Свидетель славы россиян!Ты видел, как Орлов, Румянцев и Суворов*, Потомки грозные славян,Перуном Зевсовым победу похищали;Их смелым подвигам страшась дивился мир;Державин и Петров героям песнь бряцали* Струнами громозвучных лир. И ты промчался, незабвенный! И вскоре новый век узрелИ брани новые, и ужасы военны; Страдать — есть смертного удел.Блеснул кровавый меч в неукротимой дланиКоварством, дерзостью венчанного царя;Восстал вселенной бич — и вскоре новой брани Зарделась грозная заря. И быстрым понеслись потоком Враги на русские поля.Пред ними мрачна степь лежит во сне глубоком,Дымится кровию земля; И села мирные, и грады в мгле пылают,И небо заревом оделося вокруг,Леса дремучие бегущих укрывают, И праздный в поле ржавит плуг. Идут — их силе нет препоны, Всё рушат, всё свергают в прах,И тени бледные погибших чад Беллоны, В воздушных съединясь полках,В могилу мрачную нисходят непрестанноИль бродят по лесам в безмолвии ночи…Но клики раздались!.. идут в дали туманной!— Звучат кольчуги и мечи!.. Страшись, о рать иноплеменных! России двинулись сыны;Восстал и стар и млад; летят на дерзновенных. Сердца их мщеньем зажжены.Вострепещи, тиран! уж близок час паденья!Ты в каждом ратнике узришь богатыря,Их цель иль победить, иль пасть в пылу сраженья За Русь, за святость алтаря. Ретивы кони бранью пышут, Усеян ратниками дол,За строем строй течет, все местью, славой дышат. Восторг во грудь их перешел.Летят на грозный пир; мечам добычи ищут,И се — пылает брань; на холмах гром гремит,В сгущенном воздухе с мечами стрелы свищут, И брызжет кровь на щит. Сразились. — Русский победитель! И вспять бежит надменный галл;Но сильного в боях небесный вседержитель Лучом последним увенчал,Не здесь его сразил воитель поседелый*;О бородинские кровавые поля!Не вы неистовству и гордости пределы! Увы! на башнях галл Кремля!.. Края Москвы, края родные, Где на заре цветущих летЧасы беспечности я тратил золотые, Не зная горести и бед,И вы их видели, врагов моей отчизны!И вас багрила кровь и пламень пожирал!И в жертву не принес я мщенья вам и жизни; Вотще лишь гневом дух пылал!.. Где ты, краса Москвы стоглавой, Родимой прелесть стороны?Где прежде взору град являлся величавый, Развалины теперь одни;Москва, сколь русскому твой зрак унылый страшен!Исчезли здания вельможей и царей,Всё пламень истребил. Венцы затмились башен, Чертоги пали богачей. И там, где роскошь обитала В сенистых рощах и садах,Где мирт благоухал и липа трепетала, Там ныне угли, пепел, прах.В часы безмолвные прекрасной, летней нощиВеселье шумное туда не полетит,Не блещут уж в огнях брега и светлы рощи: Всё мертво, всё молчит. Утешься, мать градов России, Воззри на гибель пришлеца.Отяготела днесь на их надменны выи Десница мстящая творца.Взгляни: они бегут, озреться не дерзают,Их кровь не престает в снегах реками течь;Бегут — и в тьме ночной их глад и смерть сретают, А с тыла гонит русский меч. О вы, которых трепетали Европы сильны племена,О галлы хищные! и вы в могилы пали. О страх! о грозны времена!Где ты, любимый сын и счастья и Беллоны,Презревший правды глас, и веру, и закон,В гордыне возмечтав мечом низвергнуть троны? Исчез, как утром страшный сон! В Париже росс! — где факел мщенья? Поникни, Галлия, главой.Но что я вижу? Росс с улыбкой примиренья Грядет с оливою златой.Еще военный гром грохочет в отдаленье,Москва в унынии, как степь в полнощной мгле,А он — несет врагу не гибель, но спасенье И благотворный мир земле. О скальд России вдохновенный*, Воспевший ратных грозный строй,В кругу товарищей, с душой воспламененной, Греми на арфе золотой!Да снова стройный глас героям в честь прольется,И струны гордые посыплют огнь в сердца,И ратник молодой вскипит и содрогнется При звуках бранного певца.Романс*
Под вечер, осенью ненастной,В далеких дева шла местахИ тайный плод любви несчастнойДержала в трепетных руках.Всё было тихо — лес и горы,Всё спало в сумраке ночном;Она внимательные взорыВодила с ужасом кругом.И на невинном сем творенье,Вздохнув, остановила их…«Ты спишь, дитя, мое мученье,Не знаешь горестей моих,Откроешь очи и тоскуяКо груди не прильнешь моей.Не встретишь завтра поцелуяНесчастной матери твоей.Ее манить напрасно будешь!..Стыд вечный мне вина моя, —Меня навеки ты забудешь;Тебя не позабуду я;Дадут покров тебе чужиеИ скажут: „Ты для нас чужой!“ —Ты спросишь: „Где ж мои родные?“И не найдешь семьи родной.Мой ангел будет грустной думойТомиться меж других детей!И до конца с душой угрюмойВзирать на ласки матерей;Повсюду странник одинокий,Предел неправедный кляня,Услышит он упрек жестокий…Прости, прости тогда меня.Быть может, сирота унылый,Узнаешь, обоймешь отца.Увы! где он, предатель милый,Мой незабвенный до конца?Утешь тогда страдальца муки,Скажи: „Ее на свете нет —Лаура не снесла разлукиИ бросила пустынный свет“.Но что сказала я?.. быть может,Виновную ты встретишь мать,Твой скорбный взор меня встревожит!Возможно ль сына не узнать?Ах, если б рок неумолимыйМоею тронулся мольбой…Но, может быть, пройдешь ты мимо —Навек рассталась я с тобой.Ты спишь — позволь себя, несчастный,К груди прижать в последний раз.Закон неправедный, ужасныйК страданью присуждает нас.Пока лета не отогналиБеспечной радости твоей,—Спи, милый! горькие печалиНе тронут детства тихих дней!»Но вдруг за рощей осветилаВблизи ей хижину луна…С волненьем сына ухватилаИ к ней приближилась она;Склонилась, тихо положилаМладенца на порог чужой,Со страхом очи отвратилаИ скрылась в темноте ночной.Леда*
(Кантата)
Средь темной рощицы, под тенью лип душистых,В высоком тростнике, где частым жемчугом Вздувалась пена вод сребристых, Колеблясь тихим ветерком, Покров красавицы стыдливой,Небрежно кинутый, у берега лежал,И прелести ее поток волной игривой С весельем орошал. Житель рощи торопливый, Будь же скромен, о ручей! Тише, струйки говорливы! Изменить страшитесь ей! Леда робостью трепещет, Тихо дышит снежна грудь, Ни волна вокруг не плещет, Ни зефир не смеет дуть. В роще шорох утихает, Всё в прелестной тишине; Нимфа далее ступает, Робкой вверившись волне.Но что-то меж кустов прибрежных восшумело.И чувство робости прекрасной овладело;Невольно вздрогнула, не в силах воздохнуть.И вот пернатых царь из-под склоненной ивы, Расправя крылья горделивы,К красавице плывет — веселья полна грудь;С шумящей пеною отважно волны гонит, Крылами воздух бьет, То в кольца шею вьет,То гордую главу, смирясь, пред Ледой клонит. Леда смеется. Вдруг раздается Радости клик. Вид сладострастный! К Леде прекрасной Лебедь приник. Слышно стенанье, Снова молчанье. Нимфа лесов С негою сладкой Видит украдкой Тайну богов.Опомнясь наконец, красавица младаяОткрыла тихий взор, в томленьях воздыхая,И что ж увидела? — На ложе из цветовОна покоится в объятиях Зевеса; Меж ними юная любовь,—И пала таинства прелестного завеса. Сим примером научитесь, Розы, девы красоты; Летним вечером страшитесь В темной рощице воды: В темной рощице таится Часто пламенный Эрот; С хладной струйкою катится, Стрелы прячет в пене вод. Сим примером научитесь, Розы, девы красоты; Летним вечером страшитесь В темной рощице воды.Stances*
Avez-vous vu la tendre rose,L'aimable fille d'un beau jour,Quand au printemps à peine éclose,Elle est l'image de l'amour?Telle à nos yeux, plus belle encore,Parut Eudoxie aujourd'hui;Plus d'un printemps la vit éclore,Charmante et jeune comme lui.Mais, hélas! les vents, les tempêtes,Ces fougueux enfants de l'hiver,Bientôt vont gronder sur nos têtes,Enchaîner l'eau, la terre et l'air.Et plus de fleurs, et plus de rose!L'aimable fille des amoursTombe fanée, à peine éclose;Il a fui, le temps des beaux jours!Eudoxie! aimez, le temps presse;Profitez de vos jours heureux!Est-ce dans la froide vieillesseQue de l'amour on sent les feux?перевод:
Стансы
Видали ль вы нежную розу,Любезную дочь ясного дня,Когда весной, едва расцветши,Она является образом любви?Такою пред нашими взорами, но еще прекраснее,Ныне явилась Евдокия;Не раз видела весна, как она расцветала,Прелестная и юная, подобно ей самой.Но увы! ветры и бури,Эти лютые дети зимы,Скоро зашумят над нашими головами.Окуют воду, землю и воздух.И вот уж нет цветов, и нет розы!Любезная дочь любви,Завянув, падает, едва расцветшая:Миновала пора ясных дней!Евдокия! любите! Время не терпит;Пользуйтесь вашими счастливыми днями!В хладной ли старостиДано нам ведать пыл любви?(Франц.)
Mon portrait*
Vous me demandez mon portrait, Mais peint p'après nature;Mon cher, il sera bientôt fait, Quoique en miniature.Je suis un jeune polisson, Encore dans les classes;Point sot, je le dis sans façon Et sans fades grimaces.Onc il ne fut de babillard, Ni docteur en Sorbonne —Plus ennuyeux et plus braillard, Que moi-même en personne.Ma taille à celles des plus longs Ne peut être égalée;J'ai le teint frais, les cheveux blonds Et la tête bouclée.J'aime et le monde et son fracas, Je hais la solitude;J'abhorre et noises, et débats, Et tant soit peu l'étude.Spectacles, bals me plaisent fort, Et d'après ma pensée.Je dirais ce que j'aime encor… Si n'étais au Lycée.Après celà, mon cher ami, L'on peut me reconnaître:Oui! tel que le bon Dieu me fit, Je veux toujours paraître.Vrai démon pour l'espièglerie, Vrai singe par sa mine,Beaucoup et trop d'étourderie. Ma foi, voilà Pouchkine.перевод:
Мой портрет
Вы просите у меня мой портрет, Но списанный с натуры;Дорогой мой, он сейчас же будет готов, Но только в миниатюре.Я молодой повеса, Еще на школьной скамье;Не глуп, говорю без стеснения И без жеманного кривлянья.Никогда не было болтуна, Ни доктора Сорбонны —Надоедливее и крикливее, Чем я, собственной своей персоной.По росту я с самыми долговязыми Вряд ли могу равняться;У меня свежий цвет лица, русые волосы И кудрявая голова.Я люблю толпу и ее шум, Одиночество ненавижу;Мне претят ссоры и споры, А отчасти и учение.Спектакли, балы мне очень нравятся, И, коли уж признаваться,Я сказал бы, что еще люблю… Если бы не был в Лицее.По всему этому, мой милый друг, Меня можно узнать.Да, таким, как бог меня сотворил, Я хочу всегда казаться.Сущий бес в проказах, Сущая обезьяна лицом,Много, слишком много ветрености — Вот каков Пушкин.(Франц.)
1815
К Наташе*
Вянет, вянет лето красно;Улетают ясны дни;Стелется туман ненастныйНочи в дремлющей тени;Опустели злачны нивы,Хладен ручеек игривый;Лес кудрявый поседел;Свод небесный побледнел.Свет-Наташа! где ты ныне?Что никто тебя не зрит?Иль не хочешь час единыйС другом сердца разделить?Ни над озером волнистым,Ни под кровом лип душистымРанней — позднею поройНе встречаюсь я с тобой.Скоро, скоро холод зимныйРощу, поле посетит;Огонек в лачужке дымнойСкоро ярко заблестит;Не увижу я прелестнойИ, как чижик в клетке тесной,Дома буду гореватьИ Наташу вспоминать.Городок (К ***)*
Прости мне, милый друг,Двухлетнее молчанье:Писать тебе посланьеМне было недосуг.На тройке пренесенныйИз родины смиреннойВ великий град Петра,От утра до утраДва года всё кружилсяБез дела в хлопотах,Зевая, веселилсяВ театре, на пирах;Не ведал я покоя,Увы! ни на часок,Как будто у налояВ великий четвертокИзмученный дьячок.Но слава, слава богу!На ровную дорогуЯ выехал теперь;Уж вытолкал за дверьЗаботы и печали,Которые играли,Стыжусь, столь долго мной,И в тишине святойФилософом ленивым,От шума вдалеке,Живу я в городке,Безвестностью счастливом.Я нанял светлый домС диваном, с камельком;Три комнатки простые —В них злата, бронзы нет,И ткани выписныеНе кроют их паркет.Окошки в сад веселый,Где липы престарелыС черемухой цветут;Где мне в часы полдневныБерезок своды темныПрохладну сень дают;Где ландыш белоснежныйСплелся с фиалкой нежнойИ быстрый ручеек,В струях неся цветок,Невидимый для взора,Лепечет у забора.Здесь добрый твой поэтЖивет благополучно;Не ходит в модный свет;На улице каретНе слышит стук докучный;Здесь грома вовсе нет;Лишь изредка телегаСкрыпит по мостовой,Иль путник, в домик мойПришед искать ночлега,Дорожною клюкойВ калитку постучится…Блажен, кто веселитсяВ покое, без забот,С кем втайне Феб дружитсяИ маленький Эрот;Блажен, кто на простореВ укромном уголкеНе думает о горе,Гуляет в колпаке,Пьет, ест, когда захочет,О госте не хлопочет!Никто, никто емуЛениться одномуВ постеле не мешает;Захочет — аонидТолпу к себе сзывает;Захочет — сладко спит,На Рифмова склоняясьИ тихо забываясь.Так я, мой милый друг,Теперь расположился;С толпой бесстыдных слугНавеки распростился;Укрывшись в кабинет,Один я не скучаюИ часто целый светС восторгом забываю.Друзья мне — мертвецы,Парнасские жрецы;Над полкою простоюПод тонкою тафтоюСо мной они живут.Певцы красноречивы,Прозаики шутливыВ порядке стали тут.Сын Мома и Минервы,Фернейский злой крикун*,Поэт в поэтах первый,Ты здесь, седой шалун!Он Фебом был воспитан,Издетства стал пиит;Всех больше перечитан,Всех менее томит;Соперник Эврипида,Эраты нежной друг,Арьоста, Тасса внук —Скажу ль?.. отец Кандида —Он всё; везде великЕдинственный старик!На полке за ВольтеромВиргилий, Тасс с ГомеромВсе вместе предстоят.В час утренний досугаЯ часто друг от другаЛюблю их отрывать.Питомцы юных граций —С Державиным потомЧувствительный ГорацийЯвляется вдвоем.И ты, певец любезный,Поэзией прелестнойСердца привлекший в плен,Ты здесь, лентяй беспечный,Мудрец простосердечный,Ванюша Лафонтен!Ты здесь — и Дмитрев нежный,Твой вымысел любя,Нашел приют надежныйС Крыловым близ тебя.Но вот наперсник милыйПсихеи златокрылой*!О добрый Лафонтен,С тобой он смел сразиться…Коль можешь ты дивиться,Дивись: ты побежден!Воспитанны Амуром,Вержье, Парни с ГрекуромУкрылись в уголок.(Не раз они выходятИ сон от глаз отводятПод зимний вечерок).Здесь Озеров с Расином,Руссо и Карамзин,С Мольером-исполиномФонвизин и Княжнин.За ними, хмурясь важно,Их грозный Аристарх*Является отважноВ шестнадцати томах.Хоть страшно стихоткачуЛагарпа видеть вкус,Но часто, признаюсь,Над ним я время трачу.Кладбище обрелиНа самой нижней полкеВсе школьнически толки,Лежащие в пыли,Визгова сочиненья*,Глупона псалмопенья,Известные твореньяУвы! одним мышам.Мир вечный и забвеньеИ прозе и стихам!Но ими огражденну(Ты должен это знать)Я спрятал потаеннуСафьянную тетрадь.Сей свиток драгоценный,Веками сбереженный,От члена русских сил,Двоюродного брата,Драгунского солдатаЯ даром получил.Ты, кажется, в сомненье…Нетрудно отгадать;Так, это сочиненья,Презревшие печать.Хвала вам, чада славы*,Враги парнасских уз!О князь, наперсник муз*,Люблю твои забавы;Люблю твой колкий стихВ посланиях твоих,В сатире — знанье светаИ слога чистотуИ в резвости куплетаИгриву остроту.И ты, насмешник смелый*,В ней место получил,Чей в аде свист веселыйПоэтов раздражил,Как в юношески летыВ волнах туманной ЛетыИх гуртом потопил;И ты, замысловатыйБуянова певец*,В картинах толь богатыйИ вкуса образец;И ты, шутник бесценный*,Который МельпоменыКотурны и кинжалИгривой Талье дал!Чья кисть мне нарисует,Чья кисть скомпанируетТакой оригинал!Тут вижу я — с ЧернавкойПодщипа слезы льет;Здесь князь дрожит под лавкой,Там дремлет весь совет;В трагическом смятеньеПлененные цари,Забыв войну, сраженья,Играют в кубари…Но назову ль детину*,Что доброю поройТетради половинуНаполнил лишь собой!О ты, высот ПарнасаБоярин небольшой,Но пылкого ПегасаНаездник удалой!Намаранные оды,Убранство чердаков,Гласят из рода в роды:Велик, велик — Свистов!Твой дар ценить умею,Хоть право не знаток;Но здесь тебе не смеюХвалы сплетать венок:Свистовским должно слогомСвистова воспевать;Но, убирайся с богом,Как ты, в том клясться рад,Не стану я писать.О вы, в моей пустынеЛюбимые творцы!Займите же отнынеБеспечности часы.Мой друг! весь день я с ними,То в думу углублен,То мыслями своимиВ Элизий пренесен.Когда же на закатеПоследний луч зариПотонет в ярком злате,И светлые цариСмеркающейся ночиПлывут по небесам,И тихо дремлют рощи,И шорох по лесам,Мой гений невидимкойЛетает надо мной;И я в тиши ночнойСливаю голос свойС пастушьею волынкой.Ах! счастлив, счастлив тот,Кто лиру в дар от ФебаВо цвете дней возьмет!Как смелый житель неба,Он к солнцу воспарит,Превыше смертных станет,И слава громко грянет:«Бессмертен ввек пиит!»Но ею мне ль гордиться,Но мне ль бессмертьем льститься?..До слез я спорить рад,Не бьюсь лишь об заклад,Как знать, и мне, быть может,Печать свою наложитНебесный Аполлон;Сияя горным светом,Бестрепетным полетомВзлечу на Геликон.Не весь я предан тленью;С моей, быть может, теньюПолунощной поройСын Феба молодой,Мой правнук просвещенный,Беседовать придетИ мною вдохновенныйНа лире воздохнет.Покамест, друг бесценный,Камином освещенный,Сижу я под окномС бумагой и с пером,Не слава предо мною,Но дружбою одноюЯ ныне вдохновен.Мой друг, я счастлив ею.Почто ж ее сестрой,Любовию младойНапрасно пламенею?Иль юности златойВотще даны мне розы,И лить навеки слезыВ юдоли, где расцвелМой горестный удел?..Певца сопутник милый,Мечтанье легкокрыло!О, будь же ты со мной,Дай руку сладострастьюИ с чашей круговойВеди меня ко счастьюЗабвения тропой;И в час безмолвной ночи,Когда ленивый макПокроет томны очи,На ветреных крылахПримчись в мой домик тесный,Тихонько постучисьИ в тишине прелестнойС любимцем обнимись!Мечта! в волшебной сениМне милую яви,Мой свет, мой добрый гений,Предмет моей любви,И блеск очей небесный,Лиющих огнь в сердца,И граций стан прелестный,И снег ее лица;Представь, что, на коленяхПокоясь у меня,В порывистых томленьяхСклонилася онаКо груди грудью страстной,Устами на устах,Горит лицо прекрасной,И слезы на глазах!..Почто стрелой незримойУже летишь ты вдаль?Обманет — и пропалБеглец невозвратимый!Не слышит плач и стон,И где крылатый сон?Исчезнет обольститель,И в сердце грусть-мучитель.Но всё ли, милый друг,Быть счастья в упоенье?И в грусти томный духНаходит наслажденье:Люблю я в летний деньБродить один с тоскою,Встречать вечерню теньНад тихою рекоюИ с сладостной слезоюВ даль сумрачну смотреть;Люблю с моим Мароном*Под ясным небосклономБлиз озера сидеть,Где лебедь белоснежный,Оставя злак прибрежный,Любви и неги полн,С подругою своею,Закинув гордо шею,Плывет во злате волн.Или, для развлеченья,Оставя книг ученье,В досужный мне часокУ добренькой старушкиДушистый пью чаек;Не подхожу я к ручке,Не шаркаю пред ней;Она не приседает,Но тотчас и вестейМне пропасть наболтает.Газеты собирает*Со всех она сторон,Всё сведает, узнает:Кто умер, кто влюблен,Кого жена по модеРогами убрала,В котором огородеКапуста цвет дала,Фома свою хозяйкуНе за́ что наказал,Антошка балалайку,Играя, разломал,—Старушка всё расскажет;Меж тем как юбку вяжет,Болтает всё свое;А я сижу смиренноВ мечтаньях углубленный,Не слушая ее.На рифмы удалогоТак некогда Свистова*В столице я внимал,Когда свои твореньяОн с жаром мне читал,Ах! видно, бог пыталТогда мое терпенье!Иль добрый мой сосед,Семидесяти лет,Уволенный от службыМайором отставным,Зовет меня из дружбыХлеб-соль откушать с ним.Вечернею пирушкойСтарик, развеселясь,За дедовскою кружкойВ прошедшем углубясь,С очаковской медальюНа раненой груди,Воспомнит ту баталью,Где роты впередиЛетел на встречу славы,Но встретился с ядромИ пал на дол кровавыйС булатным палашом.Всегда я рад душоюС ним время провождать,Но, боже, виноват!Я каюсь пред тобою,Служителей твоих,Попов я городскихБоюсь, боюсь беседы,И свадебны обедыЗатем лишь не терплю,Что сельских иереев,Как папа иудеев,Я вовсе не люблю,А с ними крючковатыйПодьяческий народ,Лишь взятками богатыйИ ябеды оплот.Но, друг мой, если вскореУвижусь я с тобой,То мы уходим гореЗа чашей круговой;Тогда, клянусь богами,(И слово уж сдержу)Я с сельскими попамиМолебен отслужу.Вода и вино*
Люблю я в полдень воспаленныйПрохладу черпать из ручьяИ в роще тихой, отдаленнойСмотреть, как плещет в брег струя.Когда ж вино в края поскачет,Напенясь в чаше круговой,Друзья, скажите, — кто не плачет,Заране радуясь душой?Да будет проклят дерзновенный,Кто первый грешною рукой,Нечестьем буйным ослепленный,О страх!.. смесил вино с водой!Да будет проклят род злодея!Пускай не в силах будет питьИли, стаканами владея,Лафит с цымлянским различить!Измены*
«Всё миновалось!Мимо промчалосьВремя любви.Страсти мученья!В мраке забвеньяСкрылися вы.Так я пременыСладость вкусил;Гордой ЕленыЦепи забыл.Сердце, ты в воле!Всё позабудь;В новой сей долеСчастливо будь.Только весноюЗе́фир младоюРозой пленен;В юности страстнойБыл я прекраснойВ сеть увлечен.Нет, я не будуВпредь воздыхать,Страсть позабуду;Полно страдать!Скоро печалиВстречу конец.Ах! для тебя ли,Юный певец,Прелесть ЕленыРозой цветет?..Пусть весь народ,Ею прельщенный,Вслед за мечтойМчится толпой;В мирном жилище,На пепелище,В чаше простойСтану в смиреньеЧерпать забвеньеИ — для друзейРезвой рукоюДвигать струноюАрфы моей».В скучной разлукеТак я мечтал,В горести, в мукеСебя услаждал;В сердце возженныйОбраз ЕленыМнил истребить.Прошлой весноюЮную ХлоюВздумал любить.Как ветерочекРанней поройГонит листочекС резвой волной,Так непрестанноНепостоянныйСтрастью играл,Лилу, Темиру,Всех обожал,Сердце и лируВсем посвящал.Что же? — напрасноС груди прекраснойШаль я срывал.Тщетны измены!Образ ЕленыВ сердце пылал!Ах! возвратися,Радость очей,Хладна, тронисяГрустью моей.Тщетно взываетБедный певец!Нет! не встречаетМукам конец…Так! до могилыГрустен, унылый,Крова ищи!Всеми забытый,Терном увитый,Цепи влачи…Лицинию*
Лициний, зришь ли ты: на быстрой колеснице,Венчанный лаврами, в блестящей багрянице,Спесиво развалясь, Ветулий молодойВ толпу народную летит по мостовой?Смотри, как все пред ним смиренно спину клонят;Смотри, как ликторы народ несчастный гонят!Льстецов, сенаторов, прелестниц длинный рядУмильно вслед за ним стремит усердный взгляд;Ждут, ловят с трепетом улыбки, глаз движенья,Как будто дивного богов благословенья;И дети малые и старцы в сединах,Все ниц пред идолом безмолвно пали в прах:Для них и след колес, в грязи напечатленный,Есть некий памятник почетный и священный.О Ромулов народ, скажи, давно ль ты пал?Кто вас поработил и властью оковал?Квириты гордые под иго преклонились.Кому ж, о небеса, кому поработились?(Скажу ль?) Ветулию! Отчизне стыд моей,Развратный юноша воссел в совет мужей;Любимец деспота сенатом слабым правит,На Рим простер ярем, отечество бесславит;Ветулий римлян царь!.. О стыд, о времена!Или вселенная на гибель предана?Но кто под портиком, с поникшею главою,В изорванном плаще, с дорожною клюкой,Сквозь шумную толпу нахмуренный идет?«Куда ты, наш мудрец, друг истины, Дамет!»— «Куда — не знаю сам; давно молчу и вижу;Навек оставлю Рим: я рабство ненавижу».Лициний, добрый друг! Не лучше ли и нам,Смиренно поклонясь Фортуне и мечтам,Седого циника примером научиться?С развратным городом не лучше ль нам проститься,Где всё продажное: законы, правота,И консул, и трибун, и честь, и красота?Пускай Глицерия, красавица младая,Равно всем общая, как чаша круговая,Неопытность других в наемну ловит сеть!Нам стыдно слабости с морщинами иметь;Тщеславной юности оставим блеск веселий:Пускай бесстыдный Клит, слуга вельмож КорнелийТоргуют подлостью и с дерзостным челомОт знатных к богачам ползут из дома в дом!Я сердцем римлянин; кипит в груди свобода;Во мне не дремлет дух великого народа.Лициний, поспешим далеко от забот,Безумных мудрецов, обманчивых красот!Завистливой судьбы в душе презрев удары,В деревню пренесем отеческие лары!В прохладе древних рощ, на берегу морском,Найти нетрудно нам укромный, светлый дом,Где, больше не страшась народного волненья,Под старость отдохнем в глуши уединенья.И там, расположась в уютном уголке,При дубе пламенном, возженном в камельке,Воспомнив старину за дедовским фиалом,Свой дух воспламеню жестоким Ювеналом,В сатире праведной порок изображуИ нравы сих веков потомству обнажу.О Рим, о гордый край разврата, злодеянья!Придет ужасный день, день мщенья, наказанья.Предвижу грозного величия конец:Падет, падет во прах вселенныя венец.Народы юные, сыны свирепой брани,С мечами на тебя подымут мощны длани,И горы и моря оставят за собойИ хлынут на тебя кипящею рекой.Исчезнет Рим; его покроет мрак глубокий;И путник, устремив на груды камней око,Воскликнет, в мрачное раздумье углублен:«Свободой Рим возрос, а рабством погублен».Батюшкову*
В пещерах ГеликонаЯ некогда рожден;Во имя АполлонаТибуллом окрещен,И светлой ИппокренойС издетства напоенный,Под кровом вешних розПоэтом я возрос.Веселый сын ЭрмияРебенка полюбил,В дни резвости златыеМне дудку подарил.Знакомясь с нею рано,Дудил я непрестанно;Нескладно хоть играл,Но музам не скучал.А ты, певец забавыИ друг пермесских дев,Ты хочешь, чтобы, славыСтезею полетев,Простясь с Анакреоном,Спешил я за МарономИ пел при звуках лирВойны кровавый пир.Дано мне мало Фебом:Охота, скудный дар.Пою под чуждым небом,Вдали домашних лар,И, с дерзостным ИкаромСтрашась летать недаром,Бреду своим путем:Будь всякий при своем.Наполеон на Эльбе (1815)*
Вечерняя заря в пучине догорала,Над мрачной Эльбою носилась тишина,Сквозь тучи бледные тихонько пробегала Туманная луна;Уже на западе седой, одетый мглою,С равниной синих вод сливался небосклон.Один во тьме ночной над дикою скалою Сидел Наполеон.В уме губителя теснились мрачны думы,Он новую в мечтах Европе цепь ковалИ, к дальним берегам возведши взор угрюмый, Свирепо прошептал: «Вокруг меня всё мертвым сном почило, Легла в туман пучина бурных волн, Не выплывет ни утлый в море челн, Ни гладный зверь не взвоет над могилой — Я здесь один, мятежной думы полн… О, скоро ли, напенясь под рулями, Меня помчит покорная волна И спящих вод прервется тишина? Волнуйся, ночь, над эльбскими скалами! Мрачнее тмись за тучами, луна! Там ждут меня бесстрашные дружины. Уже сошлись, уже сомкнуты в строй! Уж мир лежит в оковах предо мной! Прейду я к вам сквозь черные пучины И гряну вновь погибельной грозой! И вспыхнет брань! за галльскими орлами С мечом в руках победа полетит, Кровавый ток в долинах закипит, И троны в прах низвергну я громами И сокрушу Европы дивный щит!.. Но вкруг меня всё мертвым сном почило, Легла в туман пучина бурных волн, Не выплывет ни утлый в море челн, Ни гладный зверь не взвоет над могилой — Я здесь один, мятежной думы полн… О счастье! злобный обольститель,И ты, как сладкий сон, сокрылось от очей, Средь бурей тайный мой хранитель И верный пестун с юных дней! Давно ль невидимой стезею Меня ко трону ты вело И скрыло дерзостной рукою В венцах лавровое чело! Давно ли с трепетом народы Несли мне робко дань свободы, Знамена чести преклоня; Дымились громы вкруг меня, И слава в блеске над главою Неслась, прикрыв меня крылом?..Но туча грозная нависла над Москвою, И грянул мести гром!..Полнощи царь младой! — ты двигнул ополченья,И гибель вслед пошла кровавым знаменам,Отозвалось могущего паденье,И мир земле, и радость небесам, А мне — позор и заточенье! И раздроблен мой звонкий щит, Не блещет шлем на поле браней; В прибрежном злаке меч забыт И тускнет на тумане.И тихо всё кругом. В безмолвии ночейНапрасно чудится мне смерти завыванье И стук блистающих мечей, И падших ярое стенанье —Лишь плещущим волнам внимает жадный слух; Умолк сражений клик знакомый, Вражды кровавой гаснут громы, И факел мщения потух.Но близок час! грядет минута роковая!Уже летит ладья, где грозный трон сокрыт; Кругом простерта мгла густая, И, взором гибели сверкая,Бледнеющий мятеж на палубе сидит.Страшись, о Галлия! Европа! мщенье, мщенье!Рыдай — твои бич восстал — и всё падет во прах,Всё сгибнет, и тогда, в всеобщем разрушенье, Царем воссяду на гробах!»Умолк. На небесах лежали мрачны тени,И месяц, дальних туч покинув темны сени,Дрожащий, слабый свет на запад изливал —Восточная звезда играла в океане,И зрелася ладья, бегущая в тумане Под сводом эльбских грозных скал.И Галлия тебя, о хищник, осенила;Побегли с трепетом законные цари.Но зришь ли? Гаснет день, мгновенно тьма сокрыла Лицо пылающей зари,Простерлась тишина над бездною седою,Мрачится неба свод, гроза во мгле висит,Всё смолкло… трепещи! погибель над тобою, И жребий твой еще сокрыт!К Пущину (4 мая)*
Любезный именинник,О Пущин дорогой!Прибрел к тебе пустынникС открытою душой;С пришельцем обнимися —Но доброго певцаВстречать не суетисяС парадного крыльца.Он гость без этикета,Не требует приветаЛукавой суеты;Прими ж его лобзаньяИ чистые желаньяСердечной простоты!Устрой гостям пирушку;На столик вощанойПоставь пивную кружкуИ кубок пуншевой.Старинный собутыльник!Забудемся на час.Пускай ума светильникПогаснет ныне в нас,Пускай старик крылатыйЛетит на почтовых!Нам дорог миг утратыВ забавах лишь одних!Ты счастлив, друг сердечный:В спокойствии златомТечет твой век беспечный,Проходит день за днем,И ты в беседе граций,Не зная черных бед,Живешь, как жил Гораций,Хотя и не поэт.Под кровом небогатымТы вовсе не знакомС зловещим Гиппократом,С нахмуренным попом;Не видишь у порогуТолпящихся забот;Нашли к тебе дорогуВеселость и Эрот;Ты любишь звон стакановИ трубки дым густой.И демон метромановНе властвует тобой.Ты счастлив в этой доле;Скажи, чего же болеМне другу пожелать?Придется замолчать…Дай бог, чтоб я, с друзьямиВстречая сотый май,Покрытый сединами,Сказал тебе стихами:Вот кубок; наливай!*Веселье! будь до гробаСопутник верный наш,И пусть умрем мы обаПри стуке полных чаш!К Галичу*
Пускай угрюмый рифмотвор,Повитый маком и крапивой,Холодных од творец ретивый,На скучный лад сплетая вздор,Зовет обедать генерала,—О Галич, верный друг бокалаИ жирных утренних пиров,Тебя зову, мудрец ленивый,В приют поэзии счастливый,Под отдаленный неги кров.Давно в моем уединенье,В кругу бутылок и друзей,Не зрели кружки мы твоей,Подруги долгих наслажденийОстрот и хохота гостей.В тебе трудиться нет охоты;Садись на тройку злых коней,Оставь Петрополь и заботы,Лети в счастливый городок.Зайди к жиду Золотареву*В его, всем общий, уголок;Мы там, собравшися в кружок,Прольем вина струю багрову,И с громом двери на замокЗапрет веселье молодое.И хлынет пиво золотое,И гордый на столе пирогДрузей стесненными рядами,Сверкая светлыми ножами,С тобою храбро осадимИ мигом стены разгромим;Когда ж, вином отягощенный,С главой, в колени преклоненной,Захочешь в мире отдохнутьИ, опускаяся в подушку,Дабы спокойнее заснуть,Уронишь налитую кружкуНа старый бархатный диван,—Тогда послания, куплеты,Баллады, басенки, сонетыПокинут скромный наш карман,И крепок сон ленивца будет!..Но рюмок звон тебя разбудит,Ты вскочишь с бодрой головой,Оставишь смятую подушку —Подымешь милую подружку —И в келье снова пир горой.О Галич, время невозвратно,И близок, близок грозный час,Когда, послыша славы глас,Покину кельи кров приятный,Татарский сброшу свой халат.Простите, девственные музы!Прости, приют младых отрад!Надену узкие рейтузы,Завью в колечки гордый ус,Заблещет пара эполетов,И я — питомец важных Муз —В числе воюющих корнетов!О Галич, Галич! поспешай!Тебя зовут и сон ленивый,И друг ни скромный, ни спесивый,И кубок полный через край!Мечтатель*
По небу крадется луна, На холме тьма седеет,На воды пала тишина, С долины ветер веет,Молчит певица вешних дней В пустыне темной рощи,Стада почили средь полей, И тих полет полнощи;И мирный неги уголок Ночь сумраком одела,В камине гаснет огонек, И свечка нагорела;Стоит богов домашних лик В кивоте небогатом,И бледный теплится ночник Пред глиняным пенатом.Главою на руку склонен, В забвении глубоком,Я в сладки думы погружен На ложе одиноком;С волшебной ночи темнотой, При месячном сиянье,Слетают резвою толпой Крылатые мечтанья,И тихий, тихий льется глас; Дрожат златые струны.В глухой, безмолвный мрака час Поет мечтатель юный;Исполнен тайною тоской, Молчаньем вдохновенный,Летает резвою рукой На лире оживленной.Блажен, кто в низкий свой шалаш В мольбах не просит Счастья!Ему Зевес надежный страж От грозного ненастья;На маках лени, в тихий час, Он сладко засыпает,И бранных труб ужасный глас Его не пробуждает.Пускай ударя в звучный щит И с видом дерзновенным,Мне Слава издали грозит Перстом окровавленным,И бранны вьются знамена, И пышет бой кровавый —Прелестна сердцу тишина; Нейду, нейду за Славой.Нашел в глуши я мирный кров И дни веду смиренно;Дана мне лира от богов, Поэту дар бесценный;И муза верная со мной: Хвала тебе, богиня!Тобою красен домик мой И дикая пустыня.На слабом утре дней златых Певца ты осенила,Венком из миртов молодых Чело его покрыла,И, горним светом озарясь, Влетела в скромну кельюИ чуть дышала, преклонясь Над детской колыбелью.О, будь мне спутницей младой До самых врат могилы!Летай с мечтаньем надо мной, Расправя легки крылы;Гоните мрачную печаль, Пленяйте ум… обманом,И милой жизни светлу даль Кажите за туманом!И тих мой будет поздний час; И смерти добрый генийШепнет, у двери постучась: «Пора в жилище теней!..»Так в зимний вечер сладкий сон Приходит в мирны сени,Венчанный маком и склонен На посох томной лени…Мое завещание друзьям*
Хочу я завтра умеретьИ в мир волшебный наслажденья,На тихой берег вод забвенья,Веселой тенью отлететь…Прости навек, очарованье,Отрада жизни и любви!Приближьтесь, о друзья мои,Благоговенье и вниманье!Певец решился умереть.Итак, с вечернею луною,В саду нельзя ли дерн одетьУзорной белой пеленою?На темный берег сонных вод,Где мы вели беседы наши,Нельзя ль, устроя длинный ход,Нести наполненные чаши?Зовите на последний пирСпесивой Семелеи сына,Эрота, друга наших лир,Богов и смертных властелина,Пускай веселье прибежит,Махая резвою гремушкой,И нас от сердца рассмешитЗа полной пенистою кружкой.Пускай игривою толпойСлетят родные наши музы;Им первый кубок круговой,Друзья! священны нам их узы;До ранней утренней звезды,До тихого лучей рассветаНе выйдут из руки поэтаФиалы братской череды;В последний раз мою цевницу,Мечтаний сладостных певицу,Прижму к восторженной груди.В последний раз, томимый нежно,Не вспомню вечность и друзей;В последний раз на груди снежнойУпьюсь отрадой юных дней!Когда ж восток озолотитсяВо тьме денницей молодой,И белый топол озарится,Покрытый утренней росой,Подайте грозд Анакреона,Он был учителем моим,И я сойду путем однимНа грустный берег Ахерона.Простите, милые друзья,Подайте руку, до свиданья!И дайте, дайте обещанье,Когда навек укроюсь я,Мое исполнить завещанье.Приди, певец мой дорогой,Воспевший Вакха и Темиру.Тебе дарю я лень и лиру,Да будут Музы над тобой!..Ты не забудешь дружбы нашей,О Пущин, ветреный мудрец!Прими с моей глубокой чашейУвядший миртовый венец!Друзья! вам сердце оставляюИ память прошлых красных дней,Окованных счастливой леньюНа ложе маков и лилей;Мои стихи дарю забвенью,Последний вздох, о други, ей!..На тихий праздник погребеньяЯ вас обязан пригласить;Веселость, друг уединенья,Билеты будет разносить…Стекитесь резвою толпою,Главы в венках, рука с рукою,И пусть на гробе, где певецИсчезнет в рощах Геликона,Напишет беглый ваш резец:«Здесь дремлет юноша-мудрец,Питомец нег и Аполлона».К молодой актрисе*
Ты не наследница Клероны*,Не для тебя свои законыВладелец Пинда* начертал;Тебе не много бог послал,Твой голосок, телодвиженья,Немые взоров обращеньяНе стоят, признаюсь, похвалИ шумных плесков удивленья.Жестокой суждено судьбойТебе актрисой быть дурной;Но, Хлоя, ты мила собой,Тебе вослед толпятся смехи,Сулят любовникам утехи —Итак, венцы перед тобой,И несомнительны успехи.Ты пленным зрителя ведешь,Когда без такта ты поешь.Недвижно стоя перед нами,Поешь — и часто невпопад,А мы усердными рукамиВсе громко хлопаем; кричат:«Bravo! bravissimo! чудесно!»Свистки сатириков молчат,И все покорствуют прелестной.Когда в неловкости своейТы сложишь руки у грудей,Или подымешь их и сноваНа грудь положишь, застыдясь;Когда Милона молодого*,Лепеча что-то не для нас,В любви без чувства уверяешь;Или без памяти в слезах,Холодный испуская ах!Спокойно в кресла упадаешь,Краснея и чуть-чуть дыша,—Все шепчут: «Ах! как хороша!»Увы! другую б освистали:Велико дело красота.О Хлоя, мудрые солгали:Не всё на свете суета.Пленяй же, Хлоя, красотою!Стократ блажен любовник тот,Который нежно пред тобою,Осмелясь, о любви поет,В стихах и прозою на сценеТебя клянется обожать,Кому ты можешь отвечать,Не смея молвить об измене;Блажен, кто может роль забытьНа сцене с миленькой актрисой,Жать руку ей, надеясь бытьЕще блаженней за кулисой!Воспоминание (К Пущину)*
Помнишь ли, мой брат по чаше,Как в отрадной тишинеМы топили горе нашеВ чистом, пенистом вине?Как, укрывшись молчаливоВ нашем темном уголке,С Вакхом нежились лениво,Школьной стражи вдалеке?Помнишь ли друзей шептаньеВкруг бокалов пуншевых,Рюмок грозное молчанье —Пламя трубок грошевых?Закипев, о, сколь прекрасноТоки дымные текли!..Вдруг педанта глас ужасныйНам послышался вдали…И бутылки вмиг разбиты,И бокалы все в окно —Всюду по полу разлитыПунш и светлое вино.Убегаем торопливо —Вмиг исчез минутный страх!Щек румяных цвет игривый,Ум и сердце на устах,Хохот чистого веселья,Неподвижный, тусклый взорИзменяли час похмелья,Сладкий Вакха заговор.О друзья мои сердечны!Вам клянуся, за столомВсякий год в часы беспечныПоминать его вином.Послание к Галичу*
Где ты, ленивец мой?Любовник наслажденья!Ужель уединеньяНе мил тебе покой?Ужели мне с тобойЛишь помощью бумагиМинуты провождатьИ больше не видатьПарнасского бродяги?На Пинде мой сосед,И ты от муз укрылся,Минутный домосед,С пенатами простился!Уж темный уголокИ садик опустели,Где мы под вечерокЗа рюмками шумели;Где Ком нас угощалФорелью, пирогами,И пенистый бокалНам Бахус подавал.Бегут за днями дниБез дружеских собраний;Веселых пированийВеселые сыныС тобой разлучены;И шумные беседыИ долгие обедыНе столь оживлены.Один в каморке теснойВечерней тишинойХочу, мудрец любезный,Беседовать с тобой.Уж темна ночь объемлетБрега спокойных вод;Мурлыча, в келье дремлетСпесивый, старый кот.Покамест сон прелестный,Под сенью тихих крил,В обители безвестнойМеня не усыпил,Морфея в ожиданье,В постеле я лежуИ беглое посланьеБез строгого стараньяПредателю пишу.Далече той станицы,Где Фебовы сестрицыМне с негой вьют досуг.Скажи: среди столицыЧем занят ты, мой друг?Ужель приют поэтаТеперь средь вихря света,Вдали родных полей,И ближних, и друзей?Ужель в театре шумном,Где дюжий АполлонПартером полуумнымПрославлен, оглушен,Измученный напевомБессмысленных стихов,Ты спишь под страшным ревомАктеров и смычков?Или, мудрец придворный,С улыбкою притворнойПред лентою цветнойПоникнув головой,С вертушкою слепойЗнакомиться желаешь?Иль Креза за столомВ куплете заказномТрусливо величаешь?..Нет, добрый Галич мой!Поклону ты не сроден.Друг мудрости прямойПравдив и благороден;Он любит тишину;Судьбе своей послушный,На барскую казнуВзирает равнодушно,Рублям откупщикаСмеясь веселым часом,Не снимет колпакаФилософ пред Мидасом.Пускай не дружен онС Фортуною коварной,Но Вакхом награжденФилософ благодарный,Когда сей бог младойВечернею поройЛафит и грог янтарныйС улыбкой на устахВ стекле ему подноситИ каплю выпить просит,Качаясь на ногах.Мечтанье обнимая,Любовь его ведет,И дружба молодаяВенки ему плетет.И счастлив он, признаться,На деле, не в мечтах,Когда минуты мчатсяВеселья на крылах,Когда друзья-поэтыС утра до ночи с нимШумят, поют куплеты,Пьют мозель разогретый,Приятелям своимПослания читаютИ трубку разжигаютБезрифминым лихим!..Оставь же город скучный,С друзьями съединисьИ с ними неразлучноВ пустыне уживись.Беги, беги столицы,О Галич мой, сюда!Здесь, розовой денницыНе видя никогда,Ленясь под одеялом,С Тибурским мудрецом*Мы часто за бокаломПроснемся — и заснем.Смотри: тебе в наградуНаш Дельвиг, наш поэт,Несет свою балладу,И стансы винограду,И к лилии куплет.И полон становитсяТвой милый, тесный дом,Вот с милым острякомНаш песельник тащится*По лестнице с гудком,И все к тебе нагрянем —И снова каждый деньСтихами, прозой станемМы гнать печали тень.Подруги молодыеНас будут посещать;Нам жизни дни златыеНе страшно расточать.Поделимся с забавойМы веком остальным,С волшебницею-славойИ с Вакхом молодым.Моя эпитафия*
Здесь Пушкин погребен; он с музой молодою,С любовью, леностью провел веселый век,Не делал доброго, однако ж был душою, Ей-богу, добрый человек.Сраженный рыцарь*
Последним сияньем за лесом горя,Вечерняя тихо потухла заря. Безмолвна долина глухая;В тумане пустынном клубится река,Ленивой грядою идут облака, Меж ими луна золотая.Чугунные латы на холме лежат,Копье раздробленно, в перчатке булат, И щит под шеломом заржавым,Вонзилися шпоры в увлаженный мох:Лежат неподвижно, и месяца рог Над ними в блистанье кровавом.Вкруг холма обходит друг сильного — конь;В очах горделивых померкнул огонь, Он бранную голову клонит.Беспечным копытом бьет камень долин —И смотрит на латы — конь верный один И дико трепещет и стонет.Во тьме заблудившись, пришелец идет,С надеждою робость он в сердце несет — Склонясь над дорожной клюкою,На холм он взобрался, и в тусклую дальОн смотрит и сходит — и звонкую сталь Толкает усталой ногою.Хладеет пришелец, кольчуги звучат.Погибшего грозно в них кости стучат, По камням шелом покатился,Скрывался в нем череп… при звуке глухомЗаржал конь ретивый, скок лётом на холм — Взглянул… и главою склонился.Уж путник далече в тьме бродит ночной,Всё мнится, что кости хрустят под ногой… Но утро денница выводит —Сраженный во брани на холме лежит,И латы недвижны, и шлем не стучит, И конь вкруг погибшего ходит.К Дельвигу («Послушай, муз невинных…»)*
Послушай, муз невинныхЛукавый духовник:Жилец полей пустынных,Поэтов грешный ликУмножил я собою,И я главой поникПред милою мечтою;Мой дядюшка-поэтНа то мне дал советИ с музами сосватал.Сначала я шалил,Шутя стихи кроил,А там их напечатал,И вот теперь я братБестолкову пустому,Тому, сему, другому,Да я ж и виноват!Спасибо за посланье —Но что мне пользы в том?На грешника потомВедь станут в посмеяньеУказывать перстом!Изменник! с АполлономТы, видно, заодно;А мне прослыть Прадоном*Отныне суждено.Везде беды застану!Увы мне, метроману,Куда сокроюсь я?Предатели-друзьяНевинное твореньеУкрадкой в город шлютИ плод уединеньяТисненью предают,—Бумагу убивают!Поэта окружаютС улыбкой остряки.«Ах, сударь! мне сказали,Вы пишите стишки;Увидеть их нельзя ли?Вы в них изображали,Конечно, ручейки,Конечно, василечек,Иль тихий ветерочек,И рощи, и цветки…»О Дельвиг! начерталиМне музы мой удел;Но ты ль мои печалиУмножить захотел?В объятиях МорфеяБеспечный дух лелея,Еще хоть год одинПозволь мне поленитьсяИ негой насладиться,—Я, право, неги сын!А там, хоть нет охоты,Но придут уж заботыСо всех ко мне сторон:И буду принужденС журналами сражаться,С газетой торговаться,С Графовым восхищаться*…Помилуй, Аполлон!Роза*
Где наша роза,Друзья мои?Увяла роза,Дитя зари.Не говори:Так вянет младость!Не говори:Вот жизни радость!Цветку скажи:Прости, жалею!И на лилеюНам укажи.Александру*
Утихла брань племен; в пределах отдаленныхНе слышен битвы шум и голос труб военных;С небесной высоты, при звуке стройных лир,На землю мрачную нисходит светлый мир.Свершилось!.. Русский царь, достиг ты славной цели!Вотще надменные на родину летели;Вотще впреди знамен бесчисленных дружинВ могущей дерзости венчанный исполинНа гибель грозно шел, влек цепи за собою:Меч огненный блеснул за дымною Москвою!Звезда губителя потухла в вечной мгле,И пламенный венец померкнул на челе!Содрогся счастья сын, и, брошенный судьбою,Он землю русскую не взвидел под собою.Бежит… и мести гром слетел ему во след;И с трона гордый пал… и вновь восстал… и нет!Тебе, наш храбрый царь, хвала, благодаренье!Когда полки врагов покрыли отдаленье,Во броню ополчась, взложив пернатый шлем,Колена преклонив пред вышним алтарем,Ты браней меч извлек и клятву дал святуюОт ига оградить страну свою родную.Мы вняли клятве сей; и гордые сердцаВ восторге пламенном летели вслед отцаИ местью роковой горели и дрожали;И россы пред врагом твердыней грозной стали!..«К мечам!» — раздался клик, и вихрем понеслись;Знамена, восшумев, по ветру развились;Обнялся с братом брат; и милым дали рукуМладые ратники на грустную разлуку;Сразились. Воспылал свободы ярый бой,И смерть хватала их холодною рукой!..А я… вдали громов, в сени твоей надежной…Я тихо расцветал беспечный, безмятежный!Увы! мне не судил таинственный пределСражаться за тебя под градом вражьих стрел!Сыны Бородина, о кульмские герои!Я видел, как на брань летели ваши строи;Душой восторженной за братьями спешил.Почто ж на бранный дол я крови не пролил?Почто, сжимая меч младенческой рукою,Покрытый ранами, не пал я пред тобоюИ славы под крылом наутро не почил?Почто великих дел свидетелем не был?О, сколь величествен, бессмертный, ты явилсяКогда на сильного с сынами устремился;И, чела приподняв из мрачности гробов,Народы, падшие под бременем оков,Тяжелой цепию с восторгом потрясалиИ с робкой радостью друг друга вопрошали:«Ужель свободны мы?.. Ужели грозный пал?..Кто смелый? Кто в громах на севере восстал?..»И ветхую главу Европа преклонила,Царя-спасителя колена окружилаОсвобожденною от рабских уз рукой,И власть мятежная исчезла пред тобой!И ныне ты к сынам, о царь наш, возвратился,И край полуночи восторгом озарился!Склони на свой народ смиренья полный взгляд —Все лица радостью, любовию блестят,Внемли — повсюду весть отрадная несется,Повсюду гордый клик веселья раздается;По стогнам шум, везде сияет торжество,И ты среди толпы, России божество!Встречать вождя побед летят твои дружины.Старик, счастливый век забыв Екатерины,Взирает на тебя с безмолвною слезой.Ты наш, о русский царь! оставь же шлем стальнойИ грозный меч войны, и щит — ограду нашу;Излей пред Янусом священну мира чашуИ, брани сокрушив могущею рукой,Вселенну осени желанной тишиной!..И придут времена спокойствия златые,Покроет шлемы ржа, и стрелы каленые,В колчанах скрытые, забудут свой полет;Счастливый селянин, не зная бурных бед,По нивам повлечет плуг, миром изощренный;Суда летучие, торговлей окриленны,Кормами рассекут свободный океан,И юные сыны воинственных славянСпокойной праздности с досадой предадутся,И молча некогда вкруг старца соберутся,Преклонят жадный слух, и ветхим костылемИ стан, и ратный строй, и дальний бор с холмомНа прахе начертит он медленно пред ними,Словами истины, свободными, простыми,Им славу прошлых лет в рассказах оживитИ доброго царя в слезах благословит.«Итак, я счастлив был, итак, я наслаждался…»*
Итак, я счастлив был, итак, я наслаждался,Отрадой тихою, восторгом упивался… И где веселья быстрый день? Промчался лётом сновиденья, Увяла прелесть наслажденья,И снова вкруг меня угрюмой скуки тень!..Слеза*
Вчера за чашей пуншевоюС гусаром я сиделИ молча с мрачною душоюНа дальний путь глядел.«Скажи, что смотришь на дорогу? —Мой храбрый вопросил.—Еще по ней ты, слава богу,Друзей не проводил».К груди поникнув головою,Я скоро прошептал:«Гусар! уж нет ее со мною!..»Вздохнул — и замолчал.Слеза повисла на ресницеИ канула в бокал«Дитя! ты плачешь о девице,Стыдись!» — он закричал.«Оставь, гусар… ох! сердцу больно.Ты, знать, не горевал.Увы! одной слезы довольно,Чтоб отравить бокал!..»«Угрюмых тройка есть певцов…»*
Угрюмых тройка есть певцов —Шихматов, Шаховской, Шишков,Уму есть тройка супостатов —Шишков наш, Шаховской, Шихматов,Но кто глупей из тройки злой?Шишков, Шихматов, Шаховской!К бар. М.А. Дельвиг*
Вам восемь лет, а мне семнадцать било.И я считал когда-то восемь лет;Они прошли. В судьбе своей унылой,Бог знает как, я ныне стал поэт.Не возвратить того, что было,Уже я стар, мне незнакома ложь:Так верьте мне — мы спасены лишь верой.Послушайте: Амур, как вы хорош;Амур дитя, Амур на вас похож —В мои лета вы будете Венерой. Но если только буду жив, Всевышней благостью Зевеса, И столько же красноречив — Я напишу вам, баронесса, В латинском вкусе мадригал, Чудесный, вовсе без искусства — Не много истинных похвал, Но много истинного чувства. Скажу я: «Ради ваших глаз, О баронесса! ради балов, Когда мы все глядим на вас, Взгляните на меня хоть раз В награду прежних мадригалов». Когда ж Амур и Гименей В прелестной Марии моей Поздравят молодую даму,— Удастся ль мне под старость дней Вам посвятить эпиталаму?Моему Аристарху*
Помилуй, трезвый АристархМоих бахических посланий,Не осуждай моих мечтанийИ чувства в ветреных стихах:Плоды веселого досугаНе для бессмертья рождены,Но разве так сбереженыДля самого себя, для друга,Или для Хлои молодой.Помилуй, сжалься надо мной —Не нужны мне твои уроки.Я знаю сам свои пороки.Конечно, беден гений мой:За рифмой часто холостой,Назло законам сочетанья,Бегут трестопные толпойНа аю, ает и на ой.Еще немногие признанья:Я ставлю (кто же без греха?)Пустые часто восклицанья,И сряду лишних три стиха;Нехорошо, но оправданьяНельзя ли скромно принести?Мои летучие посланьяВ потомстве будут ли цвести?Не думай, цензор мой угрюмый,Что я, беснуясь по ночам,Окован стихотворной думой,Покоем жертвую стихам;Что, бегая по всем углам,Ерошу волосы клоками,Подобно Фебовым жрецамСверкаю грозными очами,Едва дыша, нахмуря взорИ засветив свою лампаду,За шаткий стол, кряхтя, засяду,Сижу, сижу три ночи срядуИ высижу — трестопный вздор…Так пишет (молвить не в укор)Конюший дряхлого ПегасаСвистов, Хлыстов или Графов*,Служитель отставной Парнаса,Родитель стареньких стихов,И од не слишком громозвучных.И сказочек довольно скучных.Люблю я праздность и покой,И мне досуг совсем не бремя;И есть и пить найду я время.Когда ж нечаянной поройСтихи кропать найдет охота,На славу Дружбы иль Эрота,—Тотчас я труд окончу свой.Сижу ли с добрыми друзьями,Лежу ль в постеле пуховой,Брожу ль над тихими водамиВ дубраве темной и глухой,Задумаюсь, взмахну руками,На рифмах вдруг заговорю —И никого уж не морюМоими резвыми стихами…Но ежели когда-нибудь,Желая в неге отдохнуть,Расположась перед камином,Один, свободным господином,Поймаю прежню мысль мою,—То не для имени поэтаМараю два иль три куплетаИ их вполголоса пою.Но знаешь ли, о мой гонитель,Как я беседую с тобой?Беспечный Пинда посетитель,Я с музой нежусь молодой…Уж утра яркое светилоПоля и рощи озарило;Давно пропели петухи;Вполглаза дремля — и зевая,Шапеля в песнях призывая*,Пишу короткие стихи,Среди приятного забвеньяСклонясь в подушку головой,И в простоте, без украшенья,Мои слагаю извиненьяНемного сонною рукой.Под сенью лени неизвестнойТак нежился певец прелестный*,Когда Вер-Вера воспевалИли с улыбкой рисовалВ непринужденном упоеньеУединенный свой чердак.В таком ленивом положеньеСтихи текут и так и сяк.Возможно ли в свое творенье,Уняв веселых мыслей шум,Тогда вперять холодный ум,Отделкой портить небылицы,Плоды бродящих резвых дум,И сокращать свои страницы?Анакреон, Шолье, Парни,Враги труда, забот, печали,Не так, бывало, в прежни дниСвоих любовниц воспевали.О вы, любезные певцы,Сыны беспечности ленивой,Давно вам отданы венцыОт музы праздности счастливой,Но не блестящие дарыПоэзии трудолюбивой.На верх Фессальския горы*Вели вас тайные извивы;Веселых граций перст игривыйМладые лиры оживлял,И ваши челы обвивалДетей пафосских рой шутливый.И я — неопытный поэт —Небрежный ваших рифм наследникЗа вами крадуся вослед…А ты, мой скучный, проповедник,Умерь ученый вкуса гнев!Поди кричи, брани другогоИ брось ленивца молодого,Об нем тихонько пожалев.Тень Фонвизина*
В раю, за грустным Ахероном,Зевая в рощице густой,Творец, любимый Аполлоном*,Увидеть вздумал мир земной.То был писатель знаменитый,Известный русский весельчак,Насмешник, лаврами повитыйДенис, невежде бич и страх.«Позволь на время удалиться,—Владыке ада молвил он,—Постыл мне мрачный Флегетон,И к людям хочется явиться».«Ступай!» — в ответ ему Плутон;И видит он перед собою:В ладье с мелькающей толпоюГребет наморщенный ХаронЧелнок ко брегу; с подорожнойГерой поплыл в ладье порожнойИ вот — выходит к нам на свет.Добро пожаловать, поэт!Мертвец в России очутился,Он ищет новости какой,Но свет ни в чем не пременился.Всё идет той же чередой;Всё так же люди лицемерят,Всё те же песенки поют,Клеветникам как прежде верят,Как прежде все дела текут;В окошки миллионы скачут,Казну все крадут у царя,Иным житье, другие плачут,И мучат смертных лекаря,Спокойно спят архиереи,Вельможи, знатные злодеи,Смеясь в бокалы льют вино,Невинных жалобе не внемлют,Играют ночь, в сенате дремлют,Склонясь на красное сукно;Всё столько ж трусов и нахалов,Рублевых столько же Киприд,И столько ж глупых генералов,И столько ж старых волокит.Вздохнул Денис: «О боже, боже!Опять я вижу то ж да то же.Передних грозный Демосфен,Ты прав, оратор мой Петрушка*:Весь свет бездельная игрушка,И нет в игрушке перемен.Но где же братии-поэты,Мои парнасские клевреты,Питомцы граций молодых?Желал бы очень видеть их».Небес оставя светлы сени,С крылатой шапкой набекрени,Богов посланник молодойСлетает вдруг к нему стрелой.«Пойдем, — сказал Эрмий поэту,—Я здесь твоим проводником,Сам Феб меня просил о том;С тобой успеем до рассветуПевцов российских посетить,Иных — лозами наградить,Других — венком увить свирели».Сказал, взвились и полетели.Уже сокрылся ясный день,Уже густела мрачна тень,Уж вечер к ночи уклонялся,Мелькал в окошки лунный свет.И всяк, кто только не поэт,Морфею сладко предавался.Эрмий с веселым мертвецомВлетели на чердак высокий;Там Кропов в тишине глубокой*С бумагой, склянкой и перомСидел в раздумье за столомНа стуле ветхом и треногомИ площадным, раздутым слогомНа наши смертные грехиКовал и прозу и стихи.«Кто он?» — «Издатель „Демокрита“!Издатель, право, пресмешной,Не жаждет лавров он пиита,Лишь был бы только пьян порой.Стихи читать его хоть тяжко,А проза, ох! горька для всех,Но что ж? Смеяться над бедняжкой,Ей-богу, братец, страшный грех;Не лучше ли чердак оставитьИ далее полет направитьК певцам российским записным?»— «Быть так, Меркурий, полетим».И оба путника пустилисьИ в две минуты опустилисьХвостову прямо в кабинет.Он не́ спал; добрый наш поэтУнизывал на случай оду,Как божий мученик кряхтел,Чертил, вычеркивал, потел,Чтоб стать посмешищем народу.Сидит; перо в его зубах,На ленте анненской табак,Повсюду разлиты чернилы,Сопит себе Хвостов унылый.«Ба! в полночь кто катит ко мне?Не брежу, полно ль, я во сне!Что сталось с бедной головою!Фонвизин! ты ль передо мною?Помилуй! ты… конечно, он!»— «Я, точно я, меня ПлутонИз мрачного теней жилищаС почетным членом адских силСюда на время отпустил.Хвостов! старинный мой дружище!Скажи, как время ты ведешь?Здорово ль, весело ль живешь?»— «Увы! несчастному поэту,—Нахмурясь отвечал Хвостов,—Давно ни в чем удачи нету.Скажу тебе без дальних слов:По мне, с парнасского задоруХоть удавись — так в ту же пору.Что я хорош, в том клясться рад.Пишу, пою на всякий лад,Хвалили гений мой в газетах,В „Аспазии“ боготворят*.А всё последний я в поэтах.Меня бранит и стар и млад,Читать стихов моих не хочутКуда ни сунусь, всюду свист —Мне враг последний журналист,Мальчишки надо мной хохочут.Анастасевич лишь один*,Мой верный крестник, чтец и сын,Своею прозой уверяет,Что истукан мой увенчаетПотомство лавровым венцом.Никто не думает о том,Но я — поставлю на своем.Пускай мой перукмахер сноваЗавьет у бедного ХвостоваЕго поэмой заказнойВолос остаток уж седой,Геройской воружась отвагой,И жизнь я кончу над бумагойИ буду в аде век писатьИ притчи дьяволам читать».Денис на то пожал плечами;Курьер богов захохоталИ, над свечой взмахнув крылами,Во тьме с Фонвизиным пропал.Хвостов не слишком изумился,Спокойно свечку засветил —Вздохнул, зевнул, перекрестился,Свой труд доканчивать пустился,Поутру оду смастерилИ ею город усыпил.Меж тем, поклон отдав Хвостову,Творец, списавший Простакову,Три ночи в мрачных чердакахВ больших и малых городахПугал российских стиходеев.В своем боскете князь Шальной*,Краса писателей — Морфеев,Сидел за книжкой записной,Рисуя в ней цветки, кусточкиИ, движа вздохамилисточки,Мочил их нежною слезой;Когда же призрак столь чудесныйОчам влюбленного предстал,За платье ухватясь любезной,О страх! он в обморок упал.И ты славяно-росс надутый,О Безглагольник пресловутый*,И ты едва не побледнел,Как будто от Шишкова взгляда;Из рук упала Петриада,И дикий взор оцепенел.И ты, попами воскормленный,Дьячком псалтири обученный,Ужасный критикам старик*!Ты видел, тени грозный лик,Твоя невинная другиня*,Уже поблекший цвет певиц,Вралих Петрополя богиня,Пред ним со страха пала ниц,И ежемесячный вздыхатель*,Что в свет бесстыдно издаетКокетки старой кабинет,Безграмотный школяр-писатель,Был строгой тенью посещен;Не спас ребенка Купидон:Блюститель чести муз усердныйЕго журил немилосердноИ уши выдрал бедняка;Страшна Фонвизина рука!«Довольно! нет во мне охоты,—Сказал он, — у худых писцовЛишь время тратить; от зевотыЯ снова умереть готов;Но где певец Екатерины?*»— «На берегах поет Невы».— «Итак, стигийския долиныЕще не видел он?» — «Увы!»— «Увы? скажи, что значит это?»— «Денис! полнощный лавр отцвел,Прошла весна, прошло и лето,Огонь поэта охладел;Ты всё увидишь сам собою;Слетим к Певцу под сединойНа час послушать старика».Они летят, и в три мигаСреди разубранной светлицыУвидели певца Фелицы.Почтенный старец их узнал.Фонвизин тотчас рассказалСвои в том мире похожденья.«Так ты здесь в виде привиденья?..—Сказал Державин, — очень рад:Прими мои благословенья…Брысь, кошка!.. сядь, усопший брат;Какая тихая погода!Но, кстати, вот на славу ода,—Послушай, братец». — И старик,Покашляв, почесав парик,Пустился петь свое творенье,Статей библейских преложенье*;То был из гимнов гимн прямой.Чета бесплотных в удивленьеВнимала молча песнопенье,Поникнув долу головой:«Открылась тайн священных дверь!.Из бездн исходит Луцифер,Смиренный, но челоперунный.Наполеон! Наполеон!Париж, и новый Вавилон,И кроткий агнец белорунный,Превосходясь, как дивий Гог,Упал как дух Сатанаила,Исчезла демонская сила!..Благословен господь наш бог!»…«Ого! — насмешник мой воскликнул, —Что лучше эдаких стихов?В них смысла сам бы не проникнулПокойный господин Бобров;Что сделалось с тобой, Державин?И ты судьбой Невтону равен,Ты бог — ты червь, ты свет — ты ночь…Пойдем, Меркурий, сердцу больно;Пойдем — бешуся я невольно».И мигом отлетел он прочь.«Какое чудное явленье!» —Фонвизин спутнику сказал.«Оставь пустое удивленье,—Эрмий с усмешкой отвечал.—На Пинде славный ЛомоносовС досадой некогда узрел,Что звучной лирой в сонме россовТатарин бритый возгремел*,И гневом Пиндар Холмогора*И тайной завистью горел.Но Феб услышал глас укора,Его спокоить захотел,И спотыкнулся мой ДержавинАпокалипсис преложить.Денис! он вечно будет славен,Но, ах, почто так долго жить?»«Пора домой, — вещал ЭрмиюУжасный рифмачам мертвец,—Оставим наскоро Россию;Бродить устал я наконец».Но вдруг близ мельницы стучащей,Средь рощи сумрачной, густой,На берегу реки шумящейШалаш является простой:К калитке узкая дорога;В окно склонился древний клен,И Фальконетов КупидонГрозит с усмешкой у порога.«Конечно, здесь живет певец,—Сказал, обрадуясь, мертвец,—Взойдем!» Взошли и что ж узрели?В приятной неге, на постелеПевец пенатов молодой*С венчанной розами главойЕдва прикрытый одеялом,С прелестной Лилою дремалИ, подрумяненный фиалом,В забвенье сладостном шептал.Фонвизин смотрит изумленный.«Знакомый вид; но кто же он?Уж не Парни ли несравненный,Иль Клейст? иль сам Анакреон?»— «Он стоит их, — сказал Меркурий,—Эрата, грации, амурыВенчали миртами егоИ Феб цевницею златоюПочтил любимца своего;Но, лени связанный уздою,Он только пьет, смеется, спитИ с Лилой нежится младою,Забыв совсем, что он пиит».— «Так я же разбужу повесу»,—Сказал Фонвивин, рассердясь,И в миг отдернул занавесу.Певец, услыша вещий глас,С досадой весь в пуху проснулся.Лениво руки протянул,На свет насилу проглянул,Потом в сторонку обернулсяИ снова крепким сном заснул.Что делать нашему герою?Повеся нос, идти к покоюИ только про себя ворчать.Я слышал, будто бы с досадыБранил он русских без пощадыИ вот изволил что сказать:«Когда Хвостов трудиться станет,А Батюшков спокойно спать,Наш гений долго не восстанет,И дело не пойдет на лад».Гроб Анакреона*
Всё в таинственном молчанье;Холм оделся темнотой;Ходит в облачном сияньеПолумесяц молодой.Вижу: лира над могилойДремлет в сладкой тишине;Лишь порою звон унылый,Будто лени голос милый,В мертвой слышится струне.Вижу: горлица на лире,В розах кубок и венец…Други, здесь почиет в миреСладострастия мудрец.Посмотрите: на порфиреОживил его резец!Здесь он в зеркало глядится,Говоря: «Я сед и стар,Жизнью дайте ж насладиться;Жизнь, увы, не вечный дар!»Здесь, подняв на лиру дланиИ нахмуря важно бровь,Хочет петь он бога брани,Но поет одну любовь.Здесь готовится природеДолг последний заплатить:Старец пляшет в хороводе,Жажду просит утолить.Вкруг любовника седогоДевы скачут и поют;Он у времени скупогоКрадет несколько минут.Вот и музы, и харитыВ гроб любимца увели;Плющем, розами увиты,Игры вслед за ним пошли…Он исчез, как наслажденье,Как веселый сон любви.Смертный, век твой привиденье:Счастье резвое лови;Наслаждайся, наслаждайся;Чаще кубок наливай;Страстью пылкой утомляйсяИ за чашей отдыхай!Послание к Юдину*
Ты хочешь, милый друг, узнатьМои мечты, желанья, целиИ тихий глас простой свирелиС улыбкой дружества внимать.Но можно ль резвому поэту,Невольнику мечты младой,В картине быстрой и живойИзобразить в порядке светуВсё то, что в юности златойВоображение мне кажет?Теперь, когда в покое лень,Укрыв меня в пустынну сень,Своею цепью чувства вяжет,И век мой тих, как ясный день,Пустого неги украшеньяНе видя в хижине моей,Смотрю с улыбкой сожаленьяНа пышность бедных богачейИ, счастливый самим собою,Не жажду горы серебра,Не знаю завтра, ни вчера,Доволен скромною судьбоюИ думаю: «К чему певцамАлмазы, яхонты, топазы,Порфирные пустые вазы,Драгие куклы по углам?К чему им сукна АльбионаИ пышные чехлы ЛионаНа модных креслах и столах,И ложе шалевое в спальней?Не лучше ли в деревне дальнейИли в смиренном городке,Вдали столиц, забот и грома,Укрыться в мирном уголке,С которым роскошь незнакома,Где можно в праздник отдохнуть!»О, если бы когда-нибудьСбылись поэта сновиденья!Ужель отрад уединеньяЕму вкушать не суждено?Мне видится мое селенье,Мое Захарово; оноС заборами в реке волнистой,С мостом и рощею тенистойЗерцалом вод отражено.На холме домик мой; с балконаМогу сойти в веселый сад,Где вместе Флора и ПомонаЦветы с плодами мне дарят,Где старых кленов темный рядВозносится до небосклона,И глухо тополы шумят.Туда зарею поспешаюС смиренным заступом в руках,В лугах тропинку извиваю,Тюльпан и розу поливаю —И счастлив в утренних трудах;Вот здесь под дубом наклоненнымС Горацием и ЛафонтеномВ приятных погружен мечтах.Вблизи ручей шумит и скачет,И мчится в влажных берегах,И светлый ток с досадой прячетВ соседних рощах и лугах.Но вот уж полдень. — В светлой залеВесельем круглый стол накрыт;Хлеб-соль на чистом покрывале,Дымятся щи, вино в бокале,И щука в скатерти лежит.Соседи шумною толпоюВзошли, прервали тишину,Садятся; чаш внимаем звону:Все хвалят Вакха и ПомонуИ с ними красную весну…Вот кабинет уединенный,Где я, Москвою утомленный,Вдали обманчивых красот,Вдали нахмуренных заботИ той волшебницы лукавой,Которая весь мир вертит,В трубу немолчную гремит,И — помнится — зовется славой,—Живу с природной простотой,С философической забавойИ с музой резвой и младой…Вот мой камин — под вечер темный,Осенней бурною порой,Люблю под сению укромнойПред ним задумчиво мечтать,Вольтера, Виланда читать,Или в минуту вдохновеньяНебрежно стансы намаратьИ жечь потом свои творенья…Вот здесь… но быстро привиденья,Родясь в волшебном фонаре,На белом полотне мелькают;Мечты находят, исчезают,Как тень на утренней заре.Меж тем как в келье молчаливойВо плен отдался я мечтам,Рукой беспечной и ленивойРазбросив рифмы здесь и там,Я слышу топот, слышу ржанье.Блеснув узорным чепраком,В блестящем ментии сияньеГусар промчался под окном…И где вы, мирные картиныПрелестной сельской простоты?Среди воинственной долиныНошусь на крыльях я мечты,Огни во стане догорают;Меж них, окутанный плащом,С седым, усатым казакомЛежу — вдали штыки сверкают,Лихие ржут, бразды кусают,Да изредка грохочет гром,Летя с высокого раската…Трепещет бранью грудь мояПри блеске бранного булата,Огнем пылает взор, — и яЛечу на гибель супостата.Мой конь в ряды врагов орломНесется с грозным седоком —С размаха сыплются удары.О вы, отеческие лары,Спасите юношу в боях!Там свищет саблей он зубчатой,Там кивер зыблется пернатый;С черкесской буркой на плечахИ молча преклонясь ко гриве,Он мчит стрелой по скользкой нивеС цигарой дымною в зубах…Но, лаврами побед увиты,Бойцы из чаши мира пьют.Военной славою забытый,Спешу в смиренный свой приют;Нашед на поле битв и честиОдни болезни, костыли,Навек оставил саблю мести…Уж вижу в сумрачной далиМой тесный домик, рощи темны,Калитку, садик, ближний пруд,И снова я, философ скромный,Укрылся в милый мне приютИ, мир забыв и им забвенный,Покой души вкушаю вновь…Скажи, о сердцу друг бесценный,Мечта ль и дружба и любовь?Доселе в резвости беспечнойБрели по розам дни мои;В невинной ясности сердечнойНе знал мучений я любви,Но быстро день за днем умчался;Где ж детства ранние следы?Прелестный возраст миновался,Увяли первые цветы!Уж сердце в радости не бьетсяПри милом виде мотылька,Что в воздухе кружит и вьетсяС дыханьем тихим ветерка,И в беспокойстве непонятномПылаю, тлею, кровь горит,И всё языком, сердцу внятным,О нежной страсти говорит…Подруга возраста златого,Подруга красных детских лет,Тебя ли вижу, взоров свет,Друг сердца, милая Сушкова?*Везде со мною образ твой,Везде со мною призрак милый:Во тьме полуночи унылой,В часы денницы золотой.То на конце аллеи темнойВечерней, тихою порой,Одну, в задумчивости томной,Тебя я вижу пред собой,Твой шалью стан не покровенный,Твой взор, на груди потупленный,В щеках любви стыдливый цвет.Всё тихо; брезжит лунный свет;Нахмурясь топол шевелится,Уж сумрак тусклой пеленойНа холмы дальние ложится,И завес рощицы струитсяНад тихо спящею волной,Осеребренною луной.Одна ты в рощице со мною,На костыли мои склонясь,Стоишь под ивою густою;И ветер сумраков, резвясь,На снежну грудь прохладой дует,Играет локоном власовИ ногу стройную рисуетСквозь белоснежный твой покров…То часом полночи глубоким,Пред теремом твоим высоким,Угрюмой зимнею порой,Я жду красавицу драгую —Готовы сани; мрак густой;Всё спит, один лишь я тоскую,Зову часов ленивый бой…И шорох чудится глухой,И вот уж шёпот слышу сладкий,—С крыльца прелестная сошла,Чуть-чуть дыша; идет украдкой,И дева друга обняла.Помчались кони, вдаль пустились,По ветру гривы распустились,Несутся в снежной глубине,Прижалась робко ты ко мне,Чуть-чуть дыша, мы обомлели,В восторгах чувства онемели…Но что! мечтанья отлетели!Увы! я счастлив был во сне…В отрадной музам тишинеПростыми звуками свирели,Мой друг, я для тебя воспелМечту, младых певцов удел.Питомец муз и вдохновенья,Стремясь фантазии вослед,Находит в сердце наслажденьяИ на пути грозящих бед.Минуты счастья золотыеПускай мне Клофо не совьет;В мечтах все радости земные!Судьбы всемощнее поэт.К живописцу*
Дитя харит и вдохновенья,В порыве пламенной души,Небрежной кистью наслажденьяМне друга сердца напиши;Красу невинности прелестной,Надежды милые черты,Улыбку радости небеснойИ взоры самой красоты.Вкруг тонкого Гебеи станаВенерин пояс повяжи,Сокрытой прелестью АльбанаМою царицу окружи.Прозрачны волны покрывалаНакинь на трепетную грудь,Чтоб и под ним она дышала,Хотела тайно воздохнуть.Представь мечту любви стыдливой,И той, которою дышу,Рукой любовника счастливойВнизу я имя подпишу.К ней («Эльвина, милый друг, приди, подай мне руку…»)*
Эльвина, милый друг! приди, подай мне руку.Я вяну, прекрати тяжелый жизни сон;Скажи, увижу ли, на долгую ль разлуку Я роком осужден?Ужели никогда на друга друг не взглянет?Иль вечной темнотой покрыты дни мои?Ужели никогда нас утро не застанет В объятиях любви?Эльвина! почему в часы глубокой ночиЯ не могу тебя с восторгом обнимать,На милую стремить томленья полны очи И страстью трепетать?И в радости немой, в блаженстве наслажденьяТвой шёпот сладостный и тихий стон внимать,И тихо в скромной тьме для неги пробужденья Близ милой засыпать?1816
«Заутра с свечкой грошевою…»*
Заутра с свечкой грошевоюЯвлюсь пред образом святым.Мой друг! остался я живым,Но был уж смерти под косою:Сазонов был моим слугою,А Пешель — лекарем моим.УсыФилософическая ода*
Глаза скосив на ус кудрявый,Гусар с улыбкой величавойНа палец завитки мотал;Мудрец с обритой бородою,Качая тихо головою,Со вздохом усачу сказал:«Гусар! всё тленно под луною;Как волны следом за волною,Проходят царства и века.Скажи, где стены Вавилона?Где драмы тощие Клеона?Умчала всё времен река.За уши ус твой закрученный,Вином и ромом окропленный,Гордится юной красотой,Не знает бритвы; выписноюОн вечно лоснится сурьмою,Расправлен гребнем и рукой.Чтобы не смять уса лихого,Ты к ночи одою ХвостоваЕго тихонько обвернешь,В подушку носом лечь не смеешь,И в крепком сне его лелеешь,И утром вновь его завьешь.На долгих ужинах веселых,В кругу гусаров поседелыхИ черноусых удальцов,Весёлый гость, любовник пылкий,За чье здоровье бьешь бутылки?Коня, красавиц и усов.Сраженья страшный час настанет,В ряды ядро со треском грянет;А ты, над ухарским седлом,Рассудка, памяти не тратишь:Сперва кудрявый ус ухватишь,А саблю верную потом.Окованный волшебной силой,Наедине с красоткой милойТы маешься — одной рукой,В восторгах неги сладострастной,Блуждаешь по груди прекрасной,А грозный ус крутишь другой.Гордись, гусар! Но помни вечно,Что всё на свете скоротечно —Летят губительны часы,Румяны щеки пожелтеют,И черны кудри поседеют,И старость выщиплет усы».Из письма к кн. П.А. Вяземскому («Блажен, кто в шуме городском…»)*
Блажен, кто в шуме городскомМечтает об уединенье,Кто видит только в отдаленьеПустыню, садик, сельский дом,Холмы с безмолвными лесами,Долину с резвым ручейкомИ даже… стадо с пастухом!Блажен, кто с добрыми друзьямиСидит до ночи за столомИ над славянскими глупцамиСмеется русскими стихами;Блажен, кто шумную МосквуДля хижинки не покидает…И не во сне, а наявуСвою любовницу ласкает!..Из письма к В.Л. Пушкину*
Христос воскрес, питомец Феба!Дай бог, чтоб милостию небаРассудок на Руси воскрес;Он что-то, кажется, исчез.Дай бог, чтобы во всей вселеннойВоскресли мир и тишина,Чтоб в Академии почтеннойВоскресли члены ото сна;Чтоб в наши грешны временаВоскресла предков добродетель,Чтобы Шихматовым назлоВоскреснул новый Буало —Расколов, глупости свидетель;А с ним побольше серебраИ золота et cetera.Но да не будет воскресеньяУсопшей прозы и стихов.Да не воскреснут от забвеньяПокойный господин Бобров,Хвалы газетчика достойный,И Николев, поэт покойный,И беспокойный граф Хвостов,И все, которые на светеПисали слишком мудрено,То есть и хладно и темно,Что очень стыдно и грешно!Принцу Оранскому*
Довольно битвы мчался гром,Тупился меч окровавленный,И смерть погибельным крыломШумела грозно над вселенной!Свершилось… взорами царейЕвропы твердый мир основан;Оковы свергнувший злодей*Могущей бранью снова скован.Узрел он в пламени Москву —И был низвержен ужас мира,Покрыла падшего главуБлагословенного порфира.И мглой повлекся окружен;Притек и с буйной вдруг изменойУж воздвигал свой шаткий трон…И пал отторжен от вселенной.Утихло всё. — Не мчится гром,Не блещет меч окровавленный,И брань погибельным крыломНе мчится грозно над вселенной.Хвала, о юноша герой!С героем дивным Альбиона*Он верных вел в последний бойИ мстил за лилии Бурбона.Пред ним мятежных гром гремел,Текли во след щиты кровавы;Грозой он в бранной мгле летелИ разливал блистанье славы.Его текла младая кровь,На нем сияет язва чести:Венчай, венчай его, любовь!Достойный был он воин мести.Сон*
(Отрывок)
Пускай поэт с кадильницей наемнойГоняется за счастьем и молвой,Мне страшен свет, проходит век мой темныйВ безвестности, заглохшею тропой.Пускай певцы гремящими хваламиПолубогам бессмертие дают,Мой голос тих, и звучными струнамиНе оглашу безмолвия приют.Пускай любовь Овидии поют,Мне не дает покоя Цитерея,Счастливых дней амуры мне не вьют.Я сон пою, бесценный дар Морфея,И научу, как должно в тишинеПокоиться в приятном, крепком сне.Приди, о лень! приди в мою пустыню.Тебя зовут прохлада и покой;В одной тебе я зрю свою богиню;Готово всё для гостьи молодой.Всё тихо здесь: докучный шум укрылсяЗа мой порог; на светлое окноПрозрачное спустилось полотно,И в темный ниш, где сумрак воцарился,Чуть крадется неверный свет дневной.Вот мой диван; приди ж в обитель мира;Царицей будь, я пленник ныне твой.Учи меня, води моей рукой,Всё, всё твое: вот краски, кисть и лира.А вы, друзья моей прелестной музы,Которыми любви забыты узы,Которые владычеству земли,Конечно, сон спокойный предпочли,О мудрецы! дивиться вам умея,Для вас одних я ныне трон МорфеяПоэзии цветами обовью,Для вас одних блаженство воспою.Внемлите же с улыбкой снисхожденьяМоим стихам, урокам наслажденья.В назначенный природой неги часХотите ли забыться каждый разВ ночной тиши, средь общего молчанья,В объятиях игривого мечтанья?Спешите же под сельский мирный кров,Там можно жить и праздно и беспечно,Там прямо рай; но прочь от городов,Где крик и шум ленивцев мучит вечно.Согласен я: в них можно целый деньС прелестницей ловить веселья тень;В платок зевать, блистая в модном свете;На бале в ночь вертеться на паркете,Но можно ли вкушать отраду снов?Настала тень, — уснуть лишь я готов,Обманутый призра́ками ночными,И вот уже, при свете фонарей,На бешеной четверке лошадей,Стуча, гремя колесами златыми,Катится Спесь под окнами моими.Я дремлю вновь, вновь улица дрожит —На скучный бал Рассеянье летит…О боже мой! ужели здесь ложатся,Чтобы всю ночь бессонницей терзаться?Еще стучат, а там уже светло,И где мой сон? не лучше ли в село?Там рощица листочков трепетаньем,В лугу поток таинственным журчаньем,Златых полей, долины тишина —В деревне всё к томленью клонит сна.О сладкий сон, ничем не возмущенный!Один петух, зарею пробужденный,Свой резкий крик подымет, может быть;Опасен он — он может разбудить.Итак, пускай, в сералях удаленны,Султаны кур гордятся заключенныИль поселян сзывают на поля:Мы спать хотим, любезные друзья.Стократ блажен, кто может сном забытьсяВдали столиц, карет и петухов!Но сладостью веселой ночи сновНе думайте вы даром насладитьсяСредь мирных сёл, без всякого труда.Что ж надобно? — Движенье, господа!Похвальна лень, но есть всему пределы.Смотрите: Клит, в подушках поседелый,Размученный, изнеженный, больной,Весь век сидит с подагрой и тоской.Наступит день; несчастный, задыхаясь,Кряхтя, ползет с постели на диван;Весь день сидит; когда ж ночной туманПодернет свет, во мраке расстилаясь,С дивана Клит к постеле поползет.И как же ночь несчастный проведет?В покойном сне, в приятном сновиденье?Нет! сон ему не радость, а мученье;Не маками, тяжелою рукойЕму Морфей закроет томны очи,И медленной проходят чередойДля бедного часы угрюмой ночи.Я не хочу, как общий друг Бершу*,Предписывать вам тяжкие движенья:Упрямый плуг, охоты наслажденья.Нет, в рощи я ленивца приглашу:Друзья мои, как утро здесь прекрасно!В тиши полей, сквозь тайну сень дубравКак юный день сияет гордо, ясно!Светлеет всё; друг друга перегнав,Журчат ручьи, блестят брега безмолвны;Еще роса над свежей муравой;Златых озер недвижно дремлют волны.Друзья мои! возьмите посох свой,Идите в лес, бродите по долине,Крутых холмов устаньте на вершине,И в долгу ночь глубок ваш будет сон.Как только тень оденет небосклон,Пускай войдет отрада жизни нашей,Веселья бог с широкой, полной чашей,И царствуй, Вакх, со всем двором своим.Умеренно пируйте, други, с ним:Стакана три шипящими волнамиРумяных вин налейте вы полней;Но толстый Ком с надутыми щекамиНе приходи стучаться у дверей.Я рад ему, но только за обедом,И дружески я в полдень уберуЕго дары; но, право, ввечеруГораздо я дружней с его соседом.Не ужинать — святой тому закон,Кому всего дороже легкий сон.Брегитесь вы, о дети мудрой лени!Обманчивой успокоенья тени.Не спите днем: о горе, горе вам,Когда дремать привыкли по часам!Что ваш покой? бесчувствие глубоко.Сон истинный от вас уже далёко.Не знаете веселой вы мечты;Ваш целый век — несносное томленье,И скучен сон, и скучно пробужденье,И дни текут средь вечной темноты.Но ежели в глуши, близ водопада,Что под горой клокочет и кипит,Прелестный сон, усталости награда,При шуме волн на дикий брег слетит,Покроет взор туманной пеленою,Обнимет вас и тихою рукоюНа мягкий мох преклонит, осенит,—О! сладостно близ шумных вод забвенье.Пусть долее продлится ваш покой,Завидно мне счастливца наслажденье.Случалось ли ненастной вам поройДня зимнего, при позднем, тихом свете,Сидеть одним, без свечки в кабинете:Всё тихо вкруг; березы больше нет;Час от часу темнеет окон свет;На потолке какой-то призрак бродит;Бледнеет угль, и синеватый дым,Как легкий пар, в трубу виясь уходит;И вот жезлом невидимым своимМорфей на всё неверный мрак наводит.Темнеет взор; «Кандид*» из ваших рук,Закрывшися, упал в колени вдруг;Вздохнули вы; рука на стол валится,И голова с плеча на грудь катится,Вы дремлете! над вами мира кров:Нежданный сон приятней многих снов!Душевных мук волшебный исцелитель,Мой друг Морфей, мой давный утешитель!Тебе всегда я жертвовать любил,И ты жреца давно благословил.Забуду ли то время золотое,Забуду ли блаженный неги час,Когда, в углу под вечер притаясь,Я призывал и ждал тебя в покое…Я сам не рад болтливости своей,Но детских лет люблю воспоминанье.Ах! умолчу ль о мамушке моей*,О прелести таинственных ночей,Когда в чепце, в старинном одеянье,Она, духов молитвой уклоня,С усердием перекрестит меняИ шёпотом рассказывать мне станетО мертвецах, о подвигах Бовы…От ужаса не шелохнусь, бывало,Едва дыша, прижмусь под одеяло,Не чувствуя ни ног, ни головы.Под образом простой ночник из глиныЧуть освещал глубокие морщины,Драгой антик, прабабушкин чепецИ длинный рот, где зуба два стучало,—Всё в душу страх невольный поселяло.Я трепетал — и тихо наконецТомленье сна на очи упадало.Тогда толпой с лазурной высотыНа ложе роз крылатые мечты,Волшебники, волшебницы слетали,Обманами мой сон обворожали.Терялся я в порыве сладких дум;В глуши лесной, средь муромских пустынейВстречал лихих Полканов и Добрыней,И в вымыслах носился юный ум…Но вы прошли, о ночи безмятежны!И юности уж возраст наступил…Подайте мне Альбана кисти нежны,И я мечту младой любви вкусил.И где ж она? Восторгами родилась,И в тот же миг восторгом истребилась.Проснулся я; ищу на небе день,Но всё молчит; луна во тьме сокрылась,И вкруг меня глубокой ночи тень.Но сон мой тих! беспечный сын Парнаса,В ночной тиши я с рифмою не бьюсь,Не вижу ввек ни Феба, ни Пегаса,Ни старый двор каких-то старых муз.Я не герой, по лаврам не тоскую;Спокойствием и негой не торгую,Не чудится мне ночью грозный бой;Я не богач — и лаем пес привратныйНе возмущал мечты моей приятной;Я не злодей, с волненьем и тоскойНе зрю во сне кровавых привидений,Убийственных детей предрассуждений,И в поздний час ужасный бледный СтрахНе хмурится угрюмо в головах.Экспромт на Огареву*
В молчанье пред тобой сижу,Напрасно чувствую мученье,Напрасно на тебя гляжу:Того уж верно не скажу,Что говорит воображенье.К Жуковскому («Благослови, поэт!.. В тиши парнасской сени…»)*
Благослови, поэт!.. В тиши парнасской сениЯ с трепетом склонил пред музами колени.Опасною тропой с надеждой полетел,Мне жребий вынул Феб, и лира мой удел.Страшусь, неопытный, бесславного паденья,Но пылкого смирить не в силах я влеченья,Не грозный приговор на гибель внемлю я:Сокрытого в веках священный судия,[6]Страж верный прошлых лет, наперсник муз любимыйИ бледной зависти предмет неколебимыйПриветливым меня вниманьем ободрил;И Дмитрев слабый дар с улыбкой похвалил;И славный старец наш, царей певец избранный.[7]Крылатым гением и грацией венчанный,В слезах обнял меня дрожащею рукой,И счастье мне предрек, незнаемое мной.И ты, природою на песни обреченный!Не ты ль мне руку дал в завет любви священный?Могу ль забыть я час, когда перед тобойБезмолвный я стоял, и молнийной струей —Душа к возвышенной душе твоей летелаИ, тайно съединясь, в восторгах пламенела,—Нет, нет! решился я — без страха в трудный путь,Отважной верою исполнилася грудь.Творцы бессмертные, питомцы вдохновенья!..Вы цель мне кажете в туманах отдаленья,Лечу к безвестному отважною мечтой,И, мнится, гений ваш промчался надо мной!Но что? Под грозною парнасскою скалоюКакое зрелище открылось предо мною?В ужасной темноте пещерной глубиныВражды и зависти угрюмые сыны,Возвышенных творцов зоилы записныеСидят — бессмыслицы дружины боевые.Далеко диких лир несется резкий вой,Варяжские стихи визжит варягов строй.Смех общий им ответ; над мрачными толпамиВо мгле два призрака склонилися главами*.Один на груды сел и прозы и стихов —Тяжелые плоды полунощных трудов,Усопших од, поэм забвенные могилы!С улыбкой внемлет вой стопосложитель хилый:Пред ним растерзанный стенает Тилимах;Железное перо скрыпит в его перстахИ тянет за собой гекзаметры сухие,Спондеи жесткие и дактилы тугие.Ретивой музою прославленный певец,Гордись — ты Мевия надутый образец!Но кто другой, в дыму безумного куренья,Стоит среди толпы друзей непросвещенья?Торжественной хвалы к нему несется шум:Он — он под рифмою попрал и вкус и ум;Ты ль это, слабое дитя чужих уроков,Завистливый гордец, холодный Сумароков,Без силы, без огня, с посредственным умом,Предрассуждениям обязанный венцомИ с Пинда сброшенный и проклятый Расином?Ему ли, карлику, тягаться с исполином?Ему ль оспоривать тот лавровый венец,В котором возблистал бессмертный наш певец,Веселье россиян, полунощное диво?..[8]Нет! в тихой Лете он потонет молчаливо,Уж на челе его забвения печать,Предбудущим векам что мог он передать?Страшилась грация цинической свирели,И персты грубые на лире костенели.Пусть будет Мевием в речах превознесен* —Явится Депрео, исчезнет Шапелен*.И что ж? всегда смешным останется смешное;Невежду пестует невежество слепое.Оно сокрыло их во мрачный свой приют;Там прозу и стихи отважно все куют,Там все враги наук, все глухи — лишь не немы,Те слогом Никона печатают поэмы,Одни славянских од громады громоздят,Другие в бешеных трагедиях хрипят,Тот, верный своему мятежному союзу*,На сцену возведя зевающую музу,Бессмертных гениев сорвать с Парнаса мнит.Рука содрогнулась, удар его скользит,Вотще бросается, с завистливым кинжалом,Куплетом ранен он, низвержен в прах журналом,При свистах критики к собратьям он бежит…И маковый венец Феспису ими свит.Все, руку положив на том «Тилемахиды»,Клянутся отомстить сотрудников обиды,Волнуясь восстают неистовой толпой.Беда, кто в свет рожден с чувствительной душой!Кто тайно мог пленить красавиц нежной лирой,Кто смело просвистал шутливою сатирой,Кто выражается правдивым языкомИ русской глупости не хочет бить челом!..Он враг отечества, он сеятель разврата!И речи сыплются дождем на супостата.И вы восстаньте же, парнасские жрецы,Природой и трудом воспитанны певцыВ счастливой ереси и вкуса и ученья,Разите дерзостных друзей непросвещенья.Отмститель гения, друг истины, поэт!Лиющая с небес и жизнь и вечный свет,Стрелою гибели десница АполлонаСражает наконец ужасного Пифона*.Смотрите: поражен враждебными стрелами,С потухшим факелом, с недвижными крыламиК вам Озерова дух взывает: други! месть!..Вам оскорбленный вкус, вам знанья дали весть —Летите на врагов: и Феб и музы с вами!Разите варваров кровавыми стихами;Невежество, смирясь, потупит хладный взор,Спесивых риторов безграмотный собор…Но вижу: возвещать нам истины опасно,Уж Мевий на меня нахмурился ужасно,И смертный приговор талантам возгремел.Гонения терпеть ужель и мой удел?Что нужды? смело в даль, дорогою прямою,Ученью руку дав, поддержанный тобою,Их злобы не страшусь; мне твердый Карамзин,Мне ты пример. Что крик безумных сих дружин?Пускай беседуют отверженные Феба;Им прозы, ни стихов не послан дар от неба.Их слава — им же стыд; творенья — смех уму;И в тьме возникшие низвергнутся во тьму.Окно*
Недавно темною порою,Когда пустынная лунаТекла туманною стезею,Я видел — дева у окнаОдна задумчиво сидела,Дышала в тайном страхе грудь.Она с волнением гляделаНа темный под холмами путь.«Я здесь!» — шепнули торопливо,И дева трепетной рукойОкно открыла боязливо…Луна покрылась темнотой.«Счастливец! — молвил я с тоскою, —Тебя веселье ждет одно.Когда ж вечернею пороюИ мне откроется окно?»Осеннее утро*
Поднялся шум; свирелью полевойОглашено мое уединенье,И с образом любовницы драгойПоследнее слетело сновиденье.С небес уже скатилась ночи тень,Взошла заря, блистает бледный день —А вкруг меня глухое запустенье…Уж нет ее… я был у берегов,Где милая ходила в вечер ясный;На берегу, на зелени луговЯ не нашел чуть видимых следов,Оставленных ногой ее прекрасной.Задумчиво бродя в глуши лесов,Произносил я имя несравненной;Я звал ее — и глас уединенныйПустых долин позвал ее в дали.К ручью пришел, мечтами привлеченный;Его струи медлительно текли,Не трепетал в них образ незабвенный.Уж нет ее!.. До сладостной весныПростился я с блаженством и с душою.Уж осени холодною рукоюГлавы берез и лип обнажены,Она шумит в дубравах опустелых;Там день и ночь кружится желтый лист,Стоит туман на волнах охладелых,И слышится мгновенный ветра свист.Поля, холмы, знакомые дубравы!Хранители священной тишины!Свидетели моей тоски, забавы!Забыты вы… до сладостной весны!Разлука («Когда пробил последний счастью час…»)*
Когда пробил последний счастью час,Когда в слезах над бездной я проснулсяИ, трепетный, уже в последний разК руке твоей устами прикоснулся —Да! помню всё; я сердцем ужаснулся,Но заглушал несносную печаль;Я говорил: «Не вечная разлукаВсе радости уносит ныне вдаль.Забудемся, в мечтах потонет мука;Уныние, губительная скукаПустынника приют не посетят;Мою печаль усладой муза встретит;Утешусь я — и дружбы тихий взглядДуши моей холодный мрак осветит».Как мало я любовь и сердце знал!Часы идут, за ними дни проходят,Но горестям отрады не приводятИ не несут забвения фиал.О милая, повсюду ты со мною,Но я уныл и втайне я грущу.Блеснет ли день за синею горою,Взойдет ли ночь с осеннею луною —Я всё тебя, прелестный друг, ищу;Засну ли я, лишь о тебе мечтаю,Одну тебя в неверном вижу сне;Задумаюсь — невольно призываю,Заслушаюсь — твой голос слышен мне.Рассеянный сижу между друзьями,Невнятен мне их шумный разговор,Гляжу на них недвижными глазами,Не узнает уж их мой хладный взор!И ты со мной, о лира, приуныла,Наперсница души моей больной!Твоей струны печален звон глухой,И лишь любви ты голос не забыла!..О верная, грусти, грусти со мной,Пускай твои небрежные напевыИзобразят уныние мое,И, слушая бряцание твое,Пускай вздохнут задумчивые девы.Истина*
Издавна мудрые искалиЗабытых истины следовИ долго, долго толковалиДавнишни толки стариков.Твердили: «Истина нагаяВ колодезь убралась тайком» —И, дружно воду выпивая,Кричали: «Здесь ее найдем!»Но кто-то, смертных благодетель(И чуть ли не старик Силен),Их важной глупости свидетель,Водой и криком утомлен,Оставил невидимку нашу,Подумал первый о винеИ, осушив до капли чашу,Увидел истину на дне.Наездники*
Глубокой ночи на поляхДавно лежали покрывала,И слабо в бледных облакахЗвезда пустынная сияла.При умирающих огнях,В неверной темноте тумана,Безмолвно два стояли станаНа помраченных высотах.Всё спит; лишь волн мятежный ропотРазносится в тиши ночной,Да слышен из дали глухойБулата звон и конский топот.Толпа наездников младыхВ дубраве едет молчаливой,Дрожат и пышут кони их,Главой трясут нетерпеливой.Уж полем всадники спешат,Дубравы кров покинув зыбкий,Коней ласкают и смирятИ с гордой шепчутся улыбкой.Их лица радостью горят,Огнем пылают гневны очи;Лишь ты, воинственный поэт,Уныл, как сумрак полуночи,И бледен, как осенний свет.С главою, мрачно преклоненной,С укрытой горестью в груди,Печальной думой увлеченный,Он едет молча впереди.«Певец печальный, что с тобою?Один пред боем ты уныл;Поник бесстрашною главою,Бразды и саблю опустил!Ужель, невольник праздной неги,Отрадней мир твоих полей,Чем наши бурные набегиИ ночью бранный стук мечей?Тебя мы зрели под мечамиС спокойным, дерзостным челом,Всегда меж первыми рядами,Всё там, где битвы падал гром.С победным съединяясь кликом,Твой голос нашу славу пел —А ныне ты в унынье диком,Как беглый ратник, онемел».Но медленно певец печальныйГлаву и взоры приподнял,Взглянул угрюмо в сумрак дальныйИ вздохом грудь поколебал.«Глубокий сон в долине бранной;Одни мы мчимся в тьме ночной,Предчувствую конец желанный!Меня зовет последний бой!Расторгну цепь судьбы жестокой,Влечу я с братьями в огонь;Удар падет… — и одинокийВ долину выбежит мой конь.О вы, хранимые судьбамиДля сладостных любви наград;Любви бесценными слезамиБлагословится ль ваш возврат!Но для певца никто не дышит,Его настигнет тишина;Эльвина смерти весть услышитИ не вздохнет об нем она…В минуты сладкого спасенья,О други, вспомните певца,Его любовь, его мученьяИ славу грозного конца!»Элегия («Счастлив, кто в страсти сам себе…»)*
Счастлив, кто в страсти сам себеБез ужаса признаться смеет;Кого в неведомой судьбеНадежда робкая лелеет;Кого луны туманный лучВедет в полночи сладострастной;Кому тихонько верный ключОтворит дверь его прекрасной!Но мне в унылой жизни нетОтрады тайных наслаждений;Увял надежды ранний цвет:Цвет жизни сохнет от мучений!Печально младость улетит,Услышу старости угрозы,Но я, любовью позабыт,Моей любви забуду ль слезы!Месяц*
Зачем из облака выходишь,Уединенная луна,И на подушки, сквозь окна,Сиянье тусклое наводишь?Явленьем пасмурным своимТы будишь грустные мечтанья,Любви напрасные страданьяИ строгим разумом моимЧуть усыпленные желанья.Летите прочь, воспоминанья!Засни, несчастная любовь!Уж не бывать той ночи вновь.Когда спокойное сияньеТвоих таинственных лучейСквозь темный завес проницалоИ бледно, бледно озарялоКрасу любовницы моей.Что вы, восторги сладострастья,Пред тайной прелестью отрадПрямой любви, прямого счастья?Примчаться ль радости назад?Почто, минуты, вы летелиТогда столь быстрой чередой?И тени легкие ределиПред неожиданной зарей?Зачем ты, месяц, укатилсяИ в небе светлом утонул?Зачем луч утренний блеснул?Зачем я с милою простился?Певец*
Слыхали ль вы за рощей глас ночнойПевца любви, певца своей печали?Когда поля в час утренний молчали,Свирели звук унылый и простой Слыхали ль вы?Встречали ль вы в пустынной тьме леснойПевца любви, певца своей печали?Следы ли слез, улыбку ль замечали,Иль тихий взор, исполненный тоской, Встречали вы?Вздохнули ль вы, внимая тихий гласПевца любви, певца своей печали?Когда в лесах вы юношу видали,Встречая взор его потухших глаз, Вздохнули ль вы?К Морфею*
Морфей, до утра дай отрадуМоей мучительной любви.Приди, задуй мою лампаду,Мои мечты благослови!Сокрой от памяти унылойРазлуки страшный приговор!Пускай увижу милый взор,Пускай услышу голос милый.Когда ж умчится ночи мглаИ ты мои покинешь очи,О, если бы душа моглаЗабыть любовь до новой ночи!Слово милой*
Я Лилу слушал у клавира;Ее прелестный, томный гласВолшебной грустью нежит нас,Как ночью веянье зефира.Упали слезы из очей,И я сказал певице милой:«Волшебен голос твой унылый,Но слово милыя моейВолшебней нежных песен Лилы».«Любовь одна — веселье жизни хладной…»*
Любовь одна — веселье жизни хладной,Любовь одна — мучение сердец:Она дарит один лишь миг отрадный,А горестям не виден и конец,Стократ блажен, кто в юности прелестнойСей быстрый миг поймает на лету;Кто к радостям и неге неизвестнойСтыдливую преклонит красоту!Но кто любви не жертвовал собою?Вы, чувствами свободные певцы!Пред милыми смирялись вы душою,Вы пели страсть — и гордою рукоюКрасавицам несли свои венцы.Слепой Амур, жестокий и пристрастный,Вам терния и мирты раздавал;С пермесскими царицами согласный,Иным из вас на радость указал;Других навек печалями связалИ в дар послал огонь любви несчастной.Наследники Тибулла и Парни!Вы знаете бесценной жизни сладость;Как утра луч, сияют ваши дни.Певцы любви! младую пойте радость,Склонив уста к пылающим устам,В объятиях любовниц умирайте;Стихи любви тихонько воздыхайте!..Завидовать уже не смею вам.Певцы любви! вы ведали печали,И ваши дни по терниям текли;Вы свой конец с волненьем призывали;Пришел конец, и в жизненной далиНе зрели вы минутную забаву;Но, не нашед блаженства ваших дней.Вы встретили по крайней мере славу,И мукою бессмертны вы своей!Не тот удел судьбою мне назначен.Под сумрачным навесом облаков,В глуши долин, в печальной тьме лесов,Один, один брожу уныл и мрачен.В вечерний час над озером седымВ тоске, слезах нередко я стенаю;Но ропот волн стенаниям моимИ шум дубрав в ответ лишь я внимаю.Прервется ли души холодный сон,Поэзии зажжется ль упоенье,—Родится жар, и тихо стынет он:Бесплодное проходит вдохновенье.Пускай она прославится другим,Один люблю, — он любит и любим!..Люблю, люблю!.. но к ней уж не коснетсяСтрадальца глас; она не улыбнетсяЕго стихам небрежным и простым.К чему мне петь? под кленом полевымОставил я пустынному зефируУж навсегда покинутую лиру,И слабый дар как легкий скрылся дым.Элегия («Я видел смерть; она в молчанье села…»)*
Я видел смерть; она в молчанье села У мирного порогу моего; Я видел гроб; открылась дверь его; Душа, померкнув, охладела… Покину скоро я друзей, И жизни горестной моей Никто следов уж не приметит; Последний взор моих очей Луча бессмертия не встретит,И погасающий светильник юных днейНичтожества спокойный мрак осветит.. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .Прости, печальный мир, где темная стезя Над бездной для меня лежала —Где вера тихая меня не утешала,Где я любил, где мне любить нельзя!Прости, светило дня, прости, небес завеса,Немая ночи мгла, денницы сладкий час,Знакомые холмы, ручья пустынный глас, Безмолвие таинственного леса, И всё… прости в последний раз.А ты, которая была мне в мире богом,Предметом тайных слез и горестей залогом,Прости! минуло всё… Уж гаснет пламень мой, Схожу я в хладную могилу, И смерти сумрак роковойС мученьями любви покроет жизнь унылу. А вы, друзья, когда лишенный сил, Едва дыша, в болезненном боренье, Скажу я вам: «О други! я любил!..» И тихий дух умрет в изнеможенье, Друзья мои, — тогда подите к ней; Скажите: взят он вечной тьмою… И, может быть, об участи моей Она вздохнет над урной гробовою.Желание*
Медлительно влекутся дни мои,И каждый миг в унылом сердце множитВсе горести несчастливой любвиИ все мечты безумия тревожит.Но я молчу; не слышен ропот мой;Я слезы лью; мне слезы утешенье;Моя душа, плененная тоской,В них горькое находит наслажденье.О жизни час! лети, не жаль тебя,Исчезни в тьме, пустое привиденье;Мне дорого любви моей мученье —Пускай умру, но пусть умру любя!Друзьям («Богами вам еще даны…»)*
Богами вам еще даныЗлатые дни, златые ночи,И томных дев устремленыНа вас внимательные очи.Играйте, пойте, о друзья!Утратьте вечер скоротечный;И вашей радости беспечнойСквозь слезы улыбнуся я.Элегия («Я думал, что любовь погасла навсегда…»)*
Я думал, что любовь погасла навсегда,Что в сердце злых страстей умолкнул глас мятежный,Что дружбы наконец отрадная звездаСтрадальца довела до пристани надежной.Я мнил покоиться близ верных берегов,Уж издали смотреть, указывать рукою На парус бедственный пловцов, Носимых яростной грозою. И я сказал: «Стократ блажен, Чей век, свободный и прекрасный, Как век весны промчался ясной И страстью не был омрачен, Кто не страдал в любви напрасной, Кому неведом грустный плен. Блажен! но я блаженней боле. Я цепь мученья разорвал, Опять я дружбе… я на воле — И жизни сумрачное поле Веселый блеск очаровал!» Но что я говорил… несчастный!Минуту я заснул в неверной тишине,Но мрачная любовь таилася во мне, Не угасал мой пламень страстный.Весельем позванный в толпу друзей моих,Хотел на прежний лад настроить резву лиру,Хотел еще воспеть прелестниц молодых, Веселье, Вакха и Дельфиру.Напрасно!.. я молчал; усталая рукаЛежала, томная, на лире непослушной,Я всё еще горел — и в грусти равнодушнойНа игры младости взирал издалека. Любовь, отрава наших дней,Беги с толпой обманчивых мечтаний. Не сожигай души моей, Огонь мучительных желаний.Летите, призраки… Амур, уж я не твой,Отдай мне радости, отдай мне мой покой…Брось одного меня в бесчувственной природеИль дай еще летать надежды на крылах,Позволь еще заснуть и в тягостных цепях Мечтать о сладостной свободе.Наслажденье*
В неволе скучной увядаетЕдва развитый жизни цвет,Украдкой младость отлетает,И след ее — печали след.С минут бесчувственных рожденьяДо нежных юношества летЯ всё не знаю наслажденья,И счастья в томном сердце нет.С порога жизни в отдаленьеНетерпеливо я смотрел:«Там, там, — мечтал я, — наслажденье!»Но я за призраком летел.Златые крылья развивая,Волшебной нежной красотойЛюбовь явилась молодаяИ полетела предо мной.Я вслед… но цели отдаленной,Но цели милой не достиг!..Когда ж весельем окриленныйНастанет счастья быстрый миг?Когда в сиянье возгоритсяСветильник тусклый юных днейИ мрачный путь мой озаритсяУлыбкой спутницы моей?К Маше*
Вчера мне Маша приказалаВ куплеты рифмы набросатьИ мне в награду обещалаСпасибо в прозе написать.Спешу исполнить приказанье,Года не смеют погодить:Еще семь лет — и обещаньеТы не исполнишь, может быть.Вы чинно, молча, сложа руки,В собраньях будете сидетьИ, жертвуя богине скуки,С воксала в маскерад лететь —И уж не вспомните поэта!..О Маша, Маша, поспеши —И за четыре мне куплетаМою награду напиши!Заздравный кубок*
Кубок янтарныйПолон давно —Пеной угарнойБлещет вино.Света дорожеСердцу оно;Но за кого жеВыпью вино?Здравие славыВыпью ли я,Бранной забавыМы не друзья.Это весельеНе веселит,Дружбы похмельеГрома бежит.Жители неба,Феба жрецы,Здравие ФебаПейте, певцы!Резвой каменыЛаски — беда;Ток ИппокреныПросто вода.Пейте за радостьЮной любви —Скроется младость,Дети мои…Кубок янтарныйПолон давно.Я — благодарный —Пью за вино.Послание Лиде*
Тебе, наперсница Венеры,Тебе, которой КупидонИ дети резвые ЦитерыУкрасили цветами трон,Которой нежные примеры,Улыбка, взоры, нежный тонКрасноречивей, чем Вольтеры,Нам проповедуют законИ Аристипов, и Глицеры,—Тебе приветливый поклон,Любви венок и лиры звон.Презрев Платоновы химеры,Твоей я святостью спасен,И стал апостол мудрой верыАнакреонов и Нинон,—Всего… но лишь известной меры.Я вижу: хмурится Зенон.И вся его седая свита,И мудрый друг вина Катон,И скучный раб Эпафродита*,Сенека, даже ЦицеронКричат: «Ты лжешь, профан! мученье —Прямое смертных наслажденье!»Друзья, согласен: плач и стонСтократ, конечно, лучше смеха;Терпеть — великая утеха;Совет ваш вовсе не смешон:Но мне он, слышите ль, не нужен,Затем, что слишком он мудрен;Дороже мне хороший ужинФилософов трех целых дюжин;Я вами, право, не прельщен.Собор угрюмый рассержен.Но пусть кричат на супостата,Их спор — лишь времени утрата:Кто их примером обольщен?Люблю я доброго Сократа:Он в мире жил, он был умен;С своею важностью притворнойЛюбил пиры, театры, жен;Он, между прочим, был влюбленИ у Аспазии в уборной(Тому свидетель сам Платон),Невольник робкий и покорный,Вздыхал частехонько в хитон,И ей с улыбкою придворнойШептал: «Всё призрак, ложь и сон:И мудрость, и народ, и слава;Что ж истинно? одна забава,Поверь: одна любовь не сон!»Так ладан жег прекрасной он,И ею… бедная Ксантипа!Твой муж совместник Аристипа*,Бывал до неба вознесен.Меж тем, на милых грозно лая,Злой циник, негу презирая*,Один, всех радостей лишен,Дышал, от мира отлучен.Но, с бочкой странствуя пустоюВослед за мудростью слепою,Пустой чудак был ослеплен;И, воду черпая рукою,Не мог зачерпнуть счастья он.Амур и Гименей*
Сегодня, добрые мужья,Повеселю вас новой сказкой.Знавали ль вы, мои друзья,Слепого мальчика с повязкой?Слепого?.. Вот? Помилуй, Феб!Амур совсем, друзья, не слеп:Но шалуну пришла ж охота,Чтоб, людям на смех и назло,Его безумие вело.Безумие ведет Эрота:Но вдруг, не знаю почему,Оно наскучило ему.Взялся за новую затею:Повязку с милых сняв очей,Идет проказник к Гименею…А что такое Гименей?Он сын Вулкана молчаливый,Холодный, дряхлый и ленивый,Ворчит и дремлет целый век,А впрочем, добрый человек,Да нрав имеет он ревнивый.От ревности печальный богСпокойно подремать не мог;Всё трусил маленького брата,За ним подсматривал тайкомИ караулил сопостатаС своим докучным фонарем.Вот мальчик мой к нему подходитИ речь коварную заводит:«Развеселися, Гименей!Ну, помиримся, будь умней!Забудь, товарищ мой любезный,Раздор смешной и бесполезный!Да только навсегда, смотри!Возьми ж повязку в память, милый,А мне фонарь свой подари!»И что ж? Поверил бог унылый.Амур от радости прыгнул,И на глаза со всей он силыОбнову брату затянул.Гимена скучные дозорыС тех пор пресеклись по ночам;Его завистливые взорыТеперь не страшны красотам;Спокоен он, но брат коварный,Шутя над честью и над ним,Войну ведет неблагодарныйС своим союзником слепым.Лишь сон на смертных налетает,Амур в молчании ночномФонарь любовнику вручаетИ сам счастливца провожаетК уснувшему супругу в дом;Сам от беспечного ГименаОн охраняет тайну дверь…Пойми меня, мой друг Елена,И мудрой повести поверь!Фиал Анакреона*
Когда на поклоненьеХодил я в древний Пафос,Поверьте мне, я виделВ уборной у ВенерыФиал Анакреона.Вином он был наполнен.Кругом висели розы,Зеленый плющ и мирты,Сплетенные рукоюЦарицы наслаждений.На краюшке я виделПечального Амура —Смотрел он пригорюнясьНа пенистую влагу.«Что смотришь ты, проказник,На пенистую влагу? —Спросил я Купидона,—Скажи, что так утихнул?Не хочешь ли зачерпнуть,Да ручкой не достанешь?»— «Нет, — отвечал малютка,—Играя, в это мореКолчан, и лук, и стрелыЯ уронил, и факелПогас в волнах багряных.Вон, вон на дне блистают;А плавать не умею.Ох, жалко мне — послушай,Доставь мне их оттуда!»— «О, нет, — сказал я богу,—Спасибо, что упали;Пускай там остаются».Шишкову*
Шалун, увенчанный Эратой и Венерой,Ты ль узника манишь в владения свои,В поместье мирное меж Пиндом и Цитерой,Где нежился Тибулл, Мелецкий и Парни?Тебе, балованный питомец Аполлона,С их лирой соглашать игривую свирель:Веселье резвое и нимфы ГеликонаТвою счастливую качали колыбель. Друзей любить открытою душою,В молчанье чувствовать, пленяться красотою —Вот жребий мой; ему я следовать готов, Но, милый, сжалься надо мною, Не требуй от меня стихов!Не вечно нежиться в приятном ослепленье:Докучной истины я поздний вижу свет.По доброте души я верил в упоенье Мечте, шепнувшей: ты поэт,—И, презря мудрые угрозы и советы,С небрежной леностью нанизывал куплеты,Игрушкою себя невинной веселил;Угодник Бахуса, я, трезвый меж друзьями,Бывало, пел вино водяными стихами;Мечтательных Дорид и славил и бранил,Иль дружбе плел венок, и дружество зевалоИ сонные стихи впросонках величало.Но долго ли меня лелеял Аполлон?Душе наскучили парнасские забавы;Не долго снились мне мечтанья муз и славы;И, строгим опытом невольно пробужден,Уснув меж розами, на тернах я проснулся,Увидел, что еще не гения печать —Охота смертная на рифмах лепетать,Сравнив стихи твои с моими, улыбнулся: И полно мне писать.Пробуждение*
Мечты, мечты,Где ваша сладость?Где ты, где ты,Ночная радость?Исчезнул он,Веселый сон,И одинокийВо тьме глубокойЯ пробужден.Кругом постелиНемая ночь.Вмиг охладели,Вмиг улетелиТолпою прочьЛюбви мечтанья.Еще полнаДуша желаньяИ ловит снаВоспоминанья.Любовь, любовь,Внемли моленья:Пошли мне вновьСвои виденья,И поутру,Вновь упоенный,Пускай умруНепробужденный.На Пучкову («Пучкова, право, не смешна…»)*
Пучкова, право, не смешна: Пером содействует онаБлаготворительным газет недельных видам,Хоть в смех читателям, да в пользу инвалидам.На нее же («Зачем кричишь ты, что ты дева…»)*
Зачем кричишь ты, что ты дева,На каждом девственном стихе?О, вижу я, певица Ева,Хлопочешь ты о женихе.Дяде, назвавшему сочинителя братом*
Я не совсем еще рассудок потерялОт рифм бахических — шатаясь на Пегасе —Я не забыл себя, хоть рад, хотя не рад. Нет, нет — вы мне совсем не брат: Вы дядя мне и на Парнасе.Эпиграмма («Послушайте: я сказку вам начну…»)*
(На Карамзина)
«Послушайте: я сказку вам начнуПро Игоря и про его жену,Про Новгород, про время золотое,И наконец про Грозного царя…»— И, бабушка, затеяла пустое!Докончи нам «Илью-богатыря*».Кж. В.М. Волконской*
On peut très bien, mademoiselle,Vous prendre pour une maquerelle, Ou pour une vieille guenon,Mais pour une grâce, — oh, mon Dieu, non.перевод:
Сударыня, вас очень легкоПринять за сводню Или за старую мартышку,Но за грацию, — о боже, никак.(Франц.)
1817 (Лицей)
К Каверину*
Забудь, любезный мой Каверин,Минутной резвости нескромные стихи, Люблю я первый, будь уверен, Твои счастливые грехи.Всё чередой идет определенной, Всему пора, всему свой миг; Смешон и ветреный старик, Смешон и юноша степенный, Пока живется нам, живи, Гуляй в мое воспоминанье; Молись и Вакху и любви.И черни презирай ревнивое роптанье:Она не ведает, что дружно можно житьС Киферой, с портиком, и с книгой, и с бокалом; Что ум высокий можно скрытьБезумной шалости под легким покрывалом.Элегия («Опять я ваш, о юные друзья…»)*
Опять я ваш, о юные друзья!Туманные сокрылись дни разлуки:И брату вновь простерлись ваши руки,Ваш резвый круг увидел снова я.Всё те же вы, но сердце уж не то же:Уже не вы ему всего дороже,Уж я не тот… Невидимой стезейУшла пора веселости беспечной,Ушла навек, и жизни скоротечнойЛуч утренний бледнеет надо мной.Веселие рассталося с душой.Отверженный судьбиною ревнивой,Улыбку, смех, и резвость, и покой —Я всё забыл; печали молчаливойПокров лежит над юною главой…Напрасно вы беседою шутливойИ нежностью души красноречивойМой тяжкий сон хотите перервать,Всё кончилось, — и резвости счастливойВ душе моей изгладилась печать.Чтоб удалить угрюмые страданья,Напрасно вы несете лиру мне;Минувших дней погаснули мечтанья,И умер глас в бесчувственной струне.Перед собой одну печаль я вижу!Мне страшен мир, мне скучен дневный свет:Пойду в леса, в которых жизни нет,Где мертвый мрак, — я радость ненавижу;Во мне застыл ее минутный след.Опали вы, листы вчерашней розы!Не доцвели до месячных лучей.Умчались вы, дни радости моей!Умчались вы — невольно льются слезы,И вяну я на темном утре дней.О дружество! предай меня забвенью;В безмолвии покорствую судьбам,Оставь меня сердечному мученью,Оставь меня пустыням и слезам.К молодой вдове*
Лида, друг мой неизменный,Почему сквозь легкий сонЧасто, негой утомленный,Слышу я твой тихий стон?Почему, в любви счастливойВидя страшную мечту,Взор недвижный, боязливыйУстремляешь в темноту?Почему, когда вкушаюБыстрый обморок любви,Иногда я замечаюСлезы тайные твои?Ты рассеянно внимаешьРечи пламенной моей,Хладно руку пожимаешь,Хладен взор твоих очей…О бесценная подруга!Вечно ль слезы проливать,Вечно ль мертвого супругаИз могилы вызывать?Верь мне: узников могилыБеспробуден хладный сон;Им не мил уж голос милый,Не прискорбен скорби стон;Не для них — надгробны розы,Сладость утра, шум пиров,Откровенной дружбы слезыИ любовниц робкий зов…Рано друг твой незабвенныйВздохом смерти воздохнулИ, блаженством упоенный,На груди твоей уснул.Спит увенчанный счастливец;Верь любви — невинны мы.Нет, разгневанный ревнивецНе придет из вечной тьмы;Тихой ночью гром не грянет,И завистливая теньБлиз любовников не станет,Вызывая спящий день.Безверие*
О вы, которые с язвительным упреком,Считая мрачное безверие пороком,Бежите в ужасе того, кто с первых летБезумно погасил отрадный сердцу свет;Смирите гордости жестокой исступленье:Имеет он права на ваше снисхожденье,На слезы жалости; внемлите брата стон,Несчастный не злодей, собою страждет он.Кто в мире усладит души его мученья?Увы! он первого лишился утешенья!Взгляните на него — не там, где каждый деньТщеславие на всех наводит ложну тень,Но в тишине семьи, под кровлею родною,В беседе с дружеством иль темною мечтою.Найдете там его, где илистый ручейПроходит медленно среди нагих полей;Где сосен вековых таинственные сени,Шумя, на влажный мох склонили вечны тени,Взгляните — бродит он с увядшею душой,Своей ужасною томимый пустотой,То грусти слезы льет, то слезы сожаленья.Напрасно ищет он унынью развлеченья;Напрасно в пышности свободной простотыПрироды перед ним открыты красоты;Напрасно вкруг себя печальный взор он водит:Ум ищет божества, а сердце не находит.Настигнет ли его глухих судеб удар,Отъемлется ли вдруг минутный счастья дар,В любви ли, в дружестве обнимет он изменуИ их почувствует обманчивую цену:Лишенный всех опор отпадший веры сынУж видит с ужасом, что в свете он один,И мощная рука к нему с дарами мираНе простирается из-за пределов мира…Несчастия, страстей и немощей сыны,Мы все на страшный гроб родясь осуждены.Всечасно бренных уз готово разрушенье;Наш век — неверный день, всечасное волненье.Когда, холодной тьмой объемля грозно нас,Завесу вечности колеблет смертный час,Ужасно чувствовать слезы последней муку —И с миром начинать безвестную разлуку!Тогда, беседуя с отвязанной душой,О вера, ты стоишь у двери гробовой,Ты ночь могильную ей тихо освещаешь,И ободренную с надеждой отпускаешь…Но, други! пережить ужаснее друзей!Лишь вера в тишине отрадою своейЖивит унывший дух и сердца ожиданье.«Настанет! — говорит, — назначено свиданье!»А он (слепой мудрец!), при гробе стонет он,С усладой бытия несчастный разлучен,Надежды сладкого не внемлет он привета,Подходит к гробу он, взывает… нет ответа!Видали ль вы его в безмолвных тех местах,Где кровных и друзей священный тлеет прах?Видали ль вы его над хладною могилой.Где нежной Делии таится пепел милый?К почившим позванный вечерней тишиной,К кресту приникнул он бесчувственной главой,Стенанья изредка глухие раздаются,Он плачет — но не те потоки слез лиются,Которы сладостны для страждущих очейИ сердцу дороги свободою своей,Но слез отчаянья, но слез ожесточенья.В молчанье ужаса, в безумстве исступленья,Дрожит, и между тем под сенью темных ив,У гроба матери колена преклонив,Там дева юная в печали безмятежнойВозводит к небу взор болезненный и нежный,Одна, туманною луной озарена,Как ангел горести является она;Вздыхает медленно, могилу обнимает —Всё тихо вкруг его, а кажется, внимает,Несчастный на нее в безмолвии глядит,Качает головой, трепещет и бежит,Спешит он далее, но вслед унынье бродит.Во храм ли вышнего с толпой он молча входит,Там умножает лишь тоску души своей.При пышном торжестве старинных алтарей,При гласе пастыря, при сладком хоров пенье,Тревожится его безверия мученье.Он бога тайного нигде, нигде не зрит,С померкшею душой святыне предстоит,Холодный ко всему и чуждый к умиленью,С досадой тихому внимает он моленью.«Счастливцы! — мыслит он, — почто не можно мнеСтрастей бунтующих в смиренной тишине,Забыв о разуме и немощном и строгом,С одной лишь верою повергнуться пред богом!»Напрасный сердца крик! нет, нет! не сужденоЕму блаженство знать! Безверие одно,По жизненной стезе во мраке вождь унылый,Влечет несчастного до хладных врат могилы.И что зовет его в пустыне гробовой —Кто ведает? но там лишь видит он покой.Дельвигу («Любовью, дружеством и ленью…»)*
Любовью, дружеством и ленью Укрытый от забот и бед, Живи под их надежной сенью;В уединении ты счастлив: ты поэт.Наперснику богов не страшны бури злые:Над ним их промысел высокий и святой;Его баюкают камены молодыеИ с перстом на устах хранят его покой.О милый друг, и мне богини песнопенья Еще в младенческую грудь Влияли искру вдохновенья И тайный указали путь: Я лирных звуков наслажденья Младенцем чувствовать умел, И лира стала мой удел.Но где же вы минуты упоенья, Неизъяснимый сердца жар,Одушевленный труд и слезы вдохновенья! Как дым исчез мой легкий дар.Как рано зависти привлек я взор кровавыйИ злобной клеветы невидимый кинжал! Нет, нет, ни счастием, ни славой, Ни гордой жаждою похвалНе буду увлечен! В бездействии счастливом,Забуду милых муз, мучительниц моих;Но, может быть, вздохну в восторге молчаливом, Внимая звуку струн твоих.Стансы (Из Вольтера)*
Ты мне велишь пылать душою:Отдай же мне минувши дни,И мой рассвет соединиС моей вечернею зарею!Мой век невидимо проходит,Из круга смехов и харитУж время скрыться мне велитИ за руку меня выводит.Пред ним смириться должно нам.Кто применяться не умеетСвоим пременчивым годам,Тот горесть их одну имеет.Счастливцам резвым, молодымОставим страсти заблужденья;Живем мы в мире два мгновенья —Одно рассудку отдадим.Ужель навек вы убежали,Любовь, мечтанья первых дней —Вы, услаждавшие печалиМинутной младости моей?Нам должно дважды умирать:Проститься с сладостным мечтаньем —Вот смерть ужасная страданьем!Что значит после не дышать?На сумрачном моем закате,Среди вечерней темноты,Так сожалел я об утратеОбманов сладостной мечты.Тогда на голос мой унылыйМне дружба руку подала,Она любви подобна милойВ одной лишь нежности была.Я ей принес увядши розыВеселых юношества дней,И вслед пошел, но лил я слезы,Что мог идти вослед лишь ей!В.Л. Пушкину («Что восхитительней, живей…»)*
Отрывок
Что восхитительней, живейВойны, сражений и пожаров,Кровавых и пустых полей,Бивака, рыцарских ударов?И что завидней кратких днейНе слишком мудрых усачей,Но сердцем истинных гусаров?Они живут в своих шатрах,Вдали забав, и нег, и граций,Как жил бессмертный трус ГорацийВ тибурских сумрачных лесах;Не знают света принужденья,Не ведают, что́ скука, страх;Дают обеды и сраженья,Поют и рубятся в боях.Счастлив, кто мил и страшен миру;О ком за песни, за делаГремит правдивая хвала;Кто славил Марса и ТемируИ бранную повесил лируМеж верной сабли и седла!Письмо к Лиде*
Лишь благосклонный мрак раскинетНад нами тихий свой покров,И время к полночи придвинетСтрелу медлительных часов,Когда не спит в тиши природыОдна счастливая любовь,—Тогда моей темницы вновьПокину я немые своды…Летучих остальных минутМне слишком тягостна потеря —Но скоро Аргусы заснут,Замкам предательным поверя,И я в обители твоей…По скорой поступи моей,По сладострастному молчанью,По смелым, трепетным рукам,По воспаленному дыханьюИ жарким, ласковым устамУзнай любовника — насталиВосторги, радости мои!..О Лида, если б умиралиС блаженства, неги и любви!Князю А.М. Горчакову («Встречаюсь я с осьмнадцатой весной…»)*
Встречаюсь я с осьмнадцатой весной.В последний раз, быть может, я с тобой,Задумчиво внимая шум дубравный,Над озером иду рука с рукой.Где вы, лета беспечности недавней?С надеждами во цвете юных лет,Мой милый друг, мы входим в новый свет;Но там удел назначен нам не равный,И розно наш оставим в жизни след.Тебе рукой Фортуны своенравнойУказан путь и счастливый и славный,—Моя стезя печальна и темна;И нежная краса тебе дана,И нравиться блестящий дар природы,И быстрый ум, и верный, милый нрав;Ты сотворен для сладостной свободы,Для радости, для славы, для забав.Они пришли, твои златые годы,Огня любви прелестная пора.Спеши любить и, счастливый вчера,Сегодня вновь будь счастлив осторожно;Амур велит — и завтра, если можно,Вновь миртами красавицу венчай…О, скольких слез, предвижу, ты виновник!Измены друг и ветреный любовник,Будь верен всем — пленяйся и пленяй.А мой удел… но пасмурным туманомЗачем же мне грядущее скрывать?Увы! нельзя мне вечным жить обманомИ счастья тень, забывших, обнимать.Вся жизнь моя — печальный мрак ненастья.Две-три весны, младенцем, может быть,Я счастлив был, не понимая счастья;Они прошли, но можно ль их забыть.Они прошли, и скорбными глазамиСмотря на путь, оставленный навек,—На краткий путь, усыпанный цветами,Которым я так весело протек,Я слезы лью, я трачу век напрасно,Мучительным желанием горя.Твоя заря — заря весны прекрасной;Моя ж, мой друг, — осенняя заря.Я знал любовь, но я не знал надежды,Страдал один, в безмолвии любил.Безумный сон покинул томны вежды,Но мрачные я грезы не забыл.Душа полна невольной, грустной думой;Мне кажется: на жизненном пируОдин с тоской явлюсь я, гость угрюмый,Явлюсь на час — и одинок умру.И не придет друг сердца незабвенныйВ последний миг мой томный взор сомкнуть,И не придет на холм уединенныйВ последний раз любовию вздохнуть!Ужель моя пройдет пустынно младость?Иль мне чужда счастливая любовь?Ужель умру, не ведая, что радость?Зачем же жизнь дана мне от богов?Чего мне ждать? В рядах забытый воин,Среди толпы затерянный певец,Каких наград я в будущем достоинИ счастия какой возьму венец?Но что?.. Стыжусь!.. Нет, ропот — униженье.Нет, праведно богов определенье!Ужель лишь мне не ведать ясных дней?Нет! и в слезах сокрыто наслажденье,И в жизни сей мне будет утешеньеМой скромный дар и счастие друзей.В альбом («Пройдет любовь, умрут желанья…»)*
Пройдет любовь, умрут желанья;Разлучит нас холодный свет;Кто вспомнит тайные свиданья,Мечты, восторги прежних лет?..Позволь в листах воспоминаньяОставить им свой легкий след.В альбом Илличевскому*
Мой друг! неславный я поэт,Хоть христианин православный.Душа бессмертна, слова нет,Моим стихам удел неравный —И песни музы своенравной,Забавы резвых, юных лет,Погибнут смертию забавной,И нас не тронет здешний свет!Ах! ведает мой добрый гений,Что предпочел бы я скорейБессмертию души моейБессмертие своих творений.Не властны мы в судьбе своей,По крайней мере, нет сомненья,Сей плод небрежный вдохновенья,Без подписи, в твоих рукахНа скромных дружества листкахУйдет от общего забвенья…Но пусть напрасен будет труд,Твоею дружбой оживленный —Мои стихи пускай умрут —Глас сердца, чувства неизменныНаверно их переживут!Товарищам*
Промчались годы заточенья;Недолго, мирные друзья,Нам видеть кров уединеньяИ царскосельские поля.Разлука ждет нас у порогу,Зовет нас дальний света шум,И каждый смотрит на дорогуС волненьем гордых, юных дум.Иной, под кивер спрятав ум,Уже в воинственном нарядеГусарской саблею махнул —В крещенской утренней прохладеКрасиво мерзнет на параде,А греться едет в караул;Другой, рожденный быть вельможей,Не честь, а почести любя,У плута знатного в прихожейПокорным плутом зрит себя;Лишь я, судьбе во всем послушный,Счастливой лени верный сын,Душой беспечный, равнодушный,Я тихо задремал один…Равны мне писари, уланы,Равны законы, кивера,Не рвусь я грудью в капитаныИ не ползу в асессора;Друзья! немного снисхожденья —Оставьте красный мне колпак,Пока его за прегрешеньяНе променял я на шишак,Пока ленивому возможно,Не опасаясь грозных бед,Еще рукой неосторожнойВ июле распахнуть жилет.Надпись на стене больницы*
Вот здесь лежит больной студент;Его судьба неумолима.Несите прочь медикамент:Болезнь любви неизлечима!В альбом Пущину*
Взглянув когда-нибудь на тайный сей листок, Исписанный когда-то мною,На время улети в лицейский уголок Всесильной, сладостной мечтою.Ты вспомни быстрые минуты первых дней,Неволю мирную, шесть лет соединенья,Печали, радости, мечты души твоей,Размолвки дружества и сладость примиренья,— Что было и не будет вновь… И с тихими тоски слезами Ты вспомни первую любовь.Мой друг, она прошла… но с первыми друзьямиНе резвою мечтой союз твой заключен;Пред грозным временем, пред грозными судьбами, О милый, вечен он!Разлука («В последний раз, в сени уединенья…»)*
В последний раз, в сени уединенья, Моим стихам внимает наш пенат. Лицейской жизни милый брат, Делю с тобой последние мгновенья. Прошли лета соединенья; Разорван он, наш верный круг. Прости! Хранимый небом, Не разлучайся, милый друг, С свободою и Фебом! Узнай любовь, неведомую мне, Любовь надежд, восторгов, упоенья: И дни твои полетом сновиденья Да пролетят в счастливой тишине!Прости! Где б ни был я: в огне ли смертной битвы,При мирных ли брегах родимого ручья, Святому братству верен я.И пусть (услышит ли судьба мои молитвы?),Пусть будут счастливы все, все твои друзья!К портрету Каверина*
В нем пунша и войны кипит всегдашний жар,На Марсовых полях он грозный был воитель,Друзьям он верный друг, красавицам мучитель, И всюду он гусар.К письму*
В нем радости мои; когда померкну я,Пускай оно груди бесчувственной коснется: Быть может, милые друзья, Быть может, сердце вновь забьется.Сновидение*
Недавно, обольщен прелестным сновиденьем,В венце сияющем, царем я зрел себя; Мечталось, я любил тебя — И сердце билось наслажденьем.Я страсть у ног твоих в восторгах изъяснял,Мечты! ах! отчего вы счастья не продлили?Но боги не всего теперь меня лишили: Я только — царство потерял.Она*
«Печален ты; признайся, что с тобой».— Люблю, мой друг! — «Но кто ж тебя пленила?»— Она. — «Да кто ж? Глицера ль, Хлоя, Лила?»— О, нет! — «Кому ж ты жертвуешь душой?»— Ах, ей! — «Ты скромен, друг сердечный!Но почему ж ты столько огорчен?И кто виной? Супруг, отец, конечно…»— Не то, мой друг! — «Но что ж?» — Я ей не он.1813–1817
Старик («Уж я не тот любовник страстный…»)*
Из Маро
Уж я не тот любовник страстный,Кому дивился прежде свет:Моя весна и лето красноНавек прошли, пропал и след.Амур, бог возраста младого!Я твой служитель верный был;Ах, если б мог родиться снова,Уж так ли б я тебе служил!К Делии*
О Делия драгая! Спеши, моя краса; Звезда любви златая Взошла на небеса;Безмолвно месяц покатился;Спеши, твой Аргус удалился,И сон сомкнул его глаза. Под сенью потаенной Дубравной тишины, Где ток уединенный Сребристыя волныЖурчит с унылой Филомелой,Готов приют любви веселыйИ блеском освещен луны. Накинут тени ночи Покровы нам свои, И дремлют сени рощи, И быстро миг любвиЛетит, — я весь горю желаньем,Спеши, о Делия! свиданьем,Спеши в объятия мои.Делия*
Ты ль передо мною,Делия моя?Разлучен с тобою —Сколько плакал я!Ты ль передо мноюИли сон мечтоюОбольстил меня?Ты узнала ль друга?Он не то, что был;Но тебя, подруга!Всё ж не позабыл —И твердит унылый:«Я любим ли милой,Как бывало был?»Что теперь сравнитсяС долею моей!Вот слеза катитсяПо щеке твоей —Делия стыдится?Что теперь сравнитсяС долею моей!Фавн и пастушка*
Картины
I
С пятнадцатой весною,Как лилия с зарею,Красавица цветет;Всё в ней очарованье:И томное дыханье,И взоров томный свет,И груди трепетанье,И розы нежный цвет —Всё юность изменяет.Уж Лилу не пленяетВеселый хоровод:Одна у сонных вод,В лесах она таится,Вздыхает и томится,И с нею там Эрот.Когда же ночью темнойЕе в постеле скромнойЗастанет тихий сонС волшебницей мечтою,И тихою тоскоюИсполнит сердце он —И Лила в сновиденьеВкушает наслажденьеИ шепчет: «О Филон!»II
Кто там, в пещере темной,Вечернею порой,Окован ленью томной,Покоится с тобой?Итак, уж ты вкусилаВсе радости любви;Ты чувствуешь, о Лила,Волнение в крови,И с трепетом, смятеньем,С пылающим лицомТы дышишь упоеньемАмура под крылом.О жертва страсти нежной,В безмолвии гори!Покойтесь безмятежноДо пламенной зари.Для вас поток игривыйУгрюмой тьмой одетИ месяц молчаливыйТуманный свет лиет;Здесь розы наклонилисьНад вами в темный кров;И ветры притаились,Где царствует любовь…III
Но кто там, близ пещеры,В густой траве лежит?На жертвенник ВенерыС досадой он глядит;Нагнулась меж цветамиКосматая нога;Над грустными очамиНависли два рога.То фавн, угрюмый жительЛесов и гор крутых,Докучливый гонительПастушек молодых.Любимца Купидона —Прекрасного ФилонаДавно соперник он…В приюте сладострастьяОн слышит вздохи счастьяИ неги томный стон.В безмолвии несчастныйСтраданья чашу пьетИ в ревности напраснойГорючи слезы льет.Но вот ночей царицаСкатилась за леса,И тихая денницаРумянит небеса;Зефиры прошептали —И фавн в дремучий борБежит сокрыть печалиВ ущельях диких гор.IV
Одна поутру ЛилаНетвердою ногойСредь рощицы густойЗадумчиво ходила.«О, скоро ль, мрак ночной,С прекрасною лунойТы небом овладеешь?О, скоро ль, темный лес,В туманах засинеешьНа западе небес?»Но шорох за кустамиЕй слышится глухой,И вдруг — сверкнул очамиПред нею бог лесной!Как вешний ветерочек,Летит она в лесочек;Он гонится за ней.И трепетная ЛилаВсе тайны обнажилаМладой красы своей;И нежна грудь открыласьЛобзаньям ветерка,И стройная ногаНевольно обнажилась.Порхая над травой,Пастушка робко дышит;И фавна за собойВсё ближе, ближе слышит.Уж чувствует онаОгонь его дыханья…Напрасны все старанья:Ты фавну суждена!Но шумная волнаКрасавицу сокрыла…Река — ее могила…Нет! Лила спасена.V
Эроты златокрылыИ нежный КупидонНа помощь юной ЛилыЛетят со всех сторон;Все бросили Цитеру,И мирных сёл ВенеруПо трепетным волнамНесут они в пещеру —Любви пустынный храм.Счастливец был уж там.И вот уже с ФилономВеселье пьет она,И страсти легким стономПрервалась тишина…Спокойно дремлет ЛилаНа розах нег и сна,И луч свой угасилаЗа облаком луна.VI
Поникнув головою,Несчастный бог лесовОдин с вечерней тьмоюБродил у берегов.«Прости, любовь и радость! —Со вздохом молвил он.—В печали тратить младостьЯ роком осужден!»Вдруг из лесу румяный,Шатаясь, перед нимСатир явился пьяныйС кувшином круговым;Он смутными глазамиПути домой искалИ козьими ногамиЕдва переступал;Шел, шел и натолкнулсяНа фавна моего,Со смехом отшатнулся,Склонился на него…«Ты ль это, брат любезный?—Вскричал сатир седой,—В какой стране безвестнойЯ встретился с тобой?»— «Ах! — молвил фавн уныло:Завяли дни мои!Всё, всё мне изменило,Несчастен я в любви».— «Что слышу? От АмураТы страждешь и грустишь,Малютку-бедокураИ ты боготворишь?Возможно ль? Так забвеньеВ кувшине почерпайИ чашу в утешеньеНаполни через край!»И пена засверкалаИ на краях шипит,И с первого фиалаАмур уже забыт.VII
Кто ж, дерзостный, владеетТвоею красотой?Неверная, кто смеетПылающей рукойБродить по груди страстной,Томиться, воздыхатьИ с Лилою прекраснойВ восторгах умирать?Итак, ты изменила?Красавица, пленяй,Спеши любить, о Лила!И снова изменяй.VIII
Прошли восторги, счастье,Как с утром легкий сон;Где тайны сладострастья?Где нежный Палемон?О Лила! вянут розыМинутныя любви:Познай же грусть и слезы,И ныне терны рви.В губительном стремленьеЗа годом год летит,И старость в отдаленьеКрасавице грозит.Амур уже с поклономРасстался с красотой,И вслед за КупидономВеселья скрылся рой.В лесу пастушка бродитПечальна и одна:Кого же там находит?Вдруг фавна зрит она.Философ козлоногийПод липою лежалИ пенистый фиал,Венком украсив роги,Лениво осушал.Хоть фавн и не находкаДля Лилы прежних лет,Но вздумала красоткаЛюбви раскинуть сеть:Подкралась, устремилаНа фавна томный взорИ, слышал я, клонилаК развязке разговор,Но фавн с улыбкой злою,Напеня свой фиал,Качая головою,Красавице сказал:«Нет, Лила! я в покое —Других, мой друг, лови;Есть время для любви,Для мудрости — другое.Бывало, я тобойВ безумии пленялся,Бывало, восхищалсяКоварной красотой,И сердце, тлея страстью,К тебе меня влекло.Бывало… но, по счастью,Что было — то прошло».Погреб*
О, сжальтесь надо мною,Товарищи друзья!Красоткой удалоюВконец измучен я.Всечасно я тоскую,Горька моя судьба,Несите ж круговую,Откройте погреба.Там, там во льду хранитсяБутылок гордый строй,И портера таитсяБочонок выписной.Нам Либер, заикаясь,К нему покажет путь,—Пойдемте все, шатаясь,Под бочками заснуть!В них сердца утешенье,Награда для певцов,И мук любви забвенье,И жар моих стихов.«И останешься с вопросом…»*
И останешься с вопросомНа брегу замерзлых вод:«Мамзель Шредер с красным носомМилых Вельо не ведет?»«От всенощной вечор идя домой…»*
От всенощной вечор идя домой,Антипьевна с Марфушкою бранилась;Антипьевна отменно горячилась.«Постой, — кричит, — управлюсь я с тобой;Ты думаешь, что я уж и забылаТу ночь, когда, забравшись в уголок,Ты с крестником Ванюшкою шалила?Постой, о всем узнает муженек!»— «Тебе ль грозить! — Марфушка отвечает: —Ванюша — что? Ведь он еще дитя;А сват Трофим, который у тебяИ день, и ночь? Весь город это знает.Молчи ж, кума: и ты, как я, грешна,А всякого словами разобидишь;. . . . .соломинку ты видишь,А у себя не видишь и бревна».«Я сам в себе уверен…»*
Я сам в себе уверен,Я умник из глупцов,Я маленький Каверин,Лицейский Молоствов*.Couplets*
Quand un poète en son extaseVous lit son ode ou son bouquet,Quand un conteur traîne sa phrase,Quand on écoute un perroquet,Ne trouvant pas le mot pour rire,On dort, on baille en son mouchoir,On attend le moment de dire:Jusqu'au plaisir de nous revoir.Mais tête-à-tête avec sa belle,Ou bien avec des gens d'esprit,Le vrai bonheur se renouvelle,On est content, l'on chante, on rit.Prolongez vos paisibles veilles,Et chantez vers la fin du soirA vos amis, à vos bouteilles:Jusqu'au plaisir de nous revoir.Amis, la vie est un passageEt tout s'écoule avec le temps,L'amour aussi n'est qu'un volage,Un oiseau de notre printemps;Trop tôt il fuit, riant sous cape—C'est pour toujours, adieu l'Espoir!On ne dit pas dès qu'il s'échappe:Jusqu'au plaisir de nous revoir.Le temps s'enfuit triste et barbareEt tôt ou tard on va lá-haut.Souvent — le cas n'est pas si rare —Hasard nous sauve du tombeau.Des maux s'éloignent les cohortesEt le squelette horrible et noirS'en va frappant à d'autres portes:Jusqu'au plaisir de nous revoir.Mais quoi? je sens que je me lasseEn lassant mes chers auditeurs,Allons, je descends du Parnasse—II n'est pas fait pour les chanteurs,Pour des couplets mon feu s'allume,Sur un refrain j'ai du pouvoir,C'est bien assez — adieu, ma plume!Jusqu'au plaisir de nous revoir,перевод:
Куплеты
Когда поэт в восторгеЧитает вам свою оду или поздравительные стихи,Когда рассказчик тянет фразу,Когда слушаешь попугая,Не находя ни слова смешного,—Засыпаешь, зеваешь в платок.Ждешь минуты, когда пора сказать:«До приятного свидания».Но наедине со своей красавицейИли с умными людьмиСнова испытываешь истинное счастье,Бываешь довольным, смеешься, поешь.Наслаждайтесь дольше вашими мирными бдениямиИ пойте на исходе вечераВашим друзьям, вашим бутылкам:«До приятного свидания».Друзья, жизнь мгновенна,И всё уходит вместе с временем,Любовь тоже мимолетна,Это наша весенняя пташка.Слишком рано она исчезает, смеясь украдкой,И навсегда — прощай надежда,Когда она упорхнет, не скажешь более:«До приятного свидания».Время бежит, печальное и жестокое,—И рано или поздно отправимся на тот свет.Иногда — это бывает не так уж редко —Случай спасает нас от могилы,Удаляются полчища страданий,И черный ужасный скелетУходит стучаться в другие двери:«До приятного свидания».Но что? я чувствую, что утомился,Утомляя моих дорогих слушателей.Ну что ж, я спускаюсь с Парнаса.Он создан не для певцов.Меня вдохновляют куплеты,У меня власть над припевом.Этого довольно — прощай, перо!«До приятного свидания».(Франц.)
Любопытный*
— Что ж нового? «Ей-богу, ничего».— Эй, не хитри: ты, верно, что-то знаешь.Не стыдно ли, от друга своего,Как от врага, ты вечно всё скрываешь.Иль ты сердит: помилуй, брат, за что?Не будь упрям: скажи ты мне хоть слово…«Ох, отвяжись, я знаю только то,Что ты дурак, да это уж не ново».«Больны вы, дядюшка? Нет мочи…»*
«Больны вы, дядюшка? Нет мочи,Как беспокоюсь я! три ночи,Поверьте, глаз я не смыкал».— «Да, слышал, слышал: в банк играл».Надпись к беседке*
С благоговейною душойПриближься, путник молодой,Любви к пустынному приюту.Здесь ею счастлив был я раз —В восторге сладостном погас,И время самое для насОстановилось на минуту.«Вот Виля — он любовью дышит…»*
Вот Виля — он любовью дышит, Он песни пишет зло,Как Геркулес, сатиры пишет, Влюблен, как Буало.На гр. А.К. Разумовского*
— Ах! боже мой, какую Я слышал весть смешную:Разумник получил ведь ленту голубую*.— Бог с ним! я недруг никому:Дай бог и царствие небесное ему.На Баболовский дворец*
Прекрасная! пускай восторгом насладитсяВ объятиях твоих российский полубог. Что с участью твоей сравнится?Весь мир у ног его — здесь у твоих он ног.«Пожарский, Минин, Гермоген…»*
Пожарский, Минин, Гермоген,или Спасенная Россия.Слог дурен, темен, напыщен —И тяжки словеса пустые.Эпиграмма на смерть стихотворца*
Покойник Клит* в раю не будет:Творил он тяжкие грехи.Пусть бог дела его забудет,Как свет забыл его стихи!Портрет*
Вот карапузик наш, монах, Поэт, писец и воин;Всегда, за всё, во всех местах, Крапивы он достоин:С Мартыном* поп он записной, С Фроловым* математик;Вступает Энгельгардт*-герой — И вмиг он дипломатик.Сравнение*
Не хочешь ли узнать, моя драгая,Какая разница меж Буало и мной? У Депрео была лишь , А у меня : с ,Твой и мой*
Бог весть, за что философы, пиитыНа твой и мой давным-давно сердиты.Не спорю я с ученой их толпой,Но и бранить причины не имеюТо, что дарит мне радость и покой,Что, ежели б ты не была моею?Что, ежели б я не был, Ниса, твой?«Тошней идиллии и холодней, чем ода…»*
Тошней идиллии и холодней, чем ода,От злости мизантроп, от глупости поэт —Как страшно над тобой забавилась природа, Когда готовила на свет.Боишься ты людей, как черного недуга,О жалкий образец уродливой мечты!Утешься, злой глупец! иметь не будешь ты Ввек ни любовницы, ни друга.
К чему скрывать мне это?Марго мне приглянулась.(Франц.)
Т. е. в школе.
После этого стиха нескольких стихов не сохранилось. — Ред.
Будь здоров! (Латинск.)
Кому неизвестны Воспоминания на 1807 год?
Карамзин.
Державин.
Ломоносов.