Том 1. Стихотворения 1906-1920 - читать онлайн бесплатно полную версию книги . Страница 3
Стихотворения 1916–1920
«Так, от века здесь, на земле, до века…»
Так, от века здесь, на земле, до века,И опять, и вновьСуждено невинному человеку —Воровать любовь.По камням гадать, оступаться в лужи. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .Сторожа часами — чужого мужа,Не свою жену.Счастье впроголодь? у закона в пасти!Без свечей, печей…О несчастное городское счастьеВоровских ночей!У чужих ворот — не идут ли следом? —Поцелуи красть…— Так растет себе под дождем и снегомВоровская страсть…29 сентября 1916
«И не плача зря…»
И не плача зряОб отце и матери — встать, и с БогомПо большим дорогамВ ночь — без собаки и фонаря.Воровская у ночи пасть:Стыд поглотит и с Богом тебя разлучит.А зато научитПеть и, в глаза улыбаясь, красть.И кого-то зватьДлинным свистом, на перекрестках черных,И чужих покорныхЖен под деревьями целовать.Наливается поле льдом,Или колосом — все по дорогам — чудно!Только в сказке — блудныйСын возвращается в отчий дом.10 октября 1916
Евреям («Кто не топтал тебя — и кто не плавил…»)
Кто не топтал тебя — и кто не плавил,О купина неопалимых роз!Единое, что на земле оставилНезыблемого по себе Христос:Израиль! Приближается второеВладычество твое. За все грошиВы кровью заплатили нам: Герои!Предатели! — Пророки! — Торгаши!В любом из вас, — хоть в том, что при огаркеСчитает золотые в узелке —Христос слышнее говорит, чем в Марке,Матфее, Иоанне и Луке.По всей земле — от края и до края —Распятие и снятие с крестаС последним из сынов твоих, Израиль,Воистину мы погребем Христа!13 октября 1916
«Целую червонные листья и сонные рты…»
Целую червонные листья и сонные рты,Летящие листья и спящие рты.— Я в мире иной не искала корысти. —Спите, спящие рты,Летите, летящие листья!17 октября 1916
«Погоди, дружок…»
Погоди, дружок!Не довольно ли нам камень городской толочь?Зайдем в погребок,Скоротаем ночь.Там таким — приют,Там целуются и пьют, вино и слезы льют,Там песни поют,Пить и есть дают.Там в печи — дрова,Там тихонечко гуляет в смуглых пальцах нож.Там и я права,Там и ты хорош.Там одна — темнейТемной ночи, и никто-то не подсядет к ней.Ох, взгляд у ней!Ох, голос у ней!22 октября 1916
«Кабы нас с тобой да судьба свела…»
Кабы нас с тобой да судьба свела —Ох, веселые пошли бы по земле дела!Не один бы нам поклонился град,Ох мой родный, мой природный, мой безродный брат!Как последний сгас на мосту фонарь —Я кабацкая царица, ты кабацкий царь.Присягай, народ, моему царю!Присягай его царице, — всех собой дарю!Кабы нас с тобой да судьба свела,Поработали бы царские на нас колокола!Поднялся бы звон по Москве-рекеО прекрасной самозванке и ее дружке.Нагулявшись, наплясавшись на шальном пиру,Покачались бы мы, братец, на ночном ветру…И пылила бы дороженька — бела, бела, —Кабы нас с тобой — да судьба свела!25 октября 1916
«Каждый день все кажется мне: суббота…»
Каждый день все кажется мне: суббота!Зазвонят колокола, ты войдешь.Богородица из золотого киотаУлыбнется, как ты хорош.Что ни ночь, то чудится мне: под камнемЯ, и камень сей на сердце — как длань.И не встану я, пока не скажешь, пока мнеНе прикажешь: Девица, встань!8 ноября 1916
«Словно ветер над нивой, словно…»
Словно ветер над нивой, словноПервый колокол — это имя.О, как нежно в ночи любовнойПризывать Элоима!Элоим! Элоим! В миреПолночь, и ветры стихли.К невесте идет жених.БлагословиНа дело любвиСирот своих!Мы песчинок морских бесследней,Мы бесследней огня и дыма.Но как можно в ночи последнейПризывать Элоима!11 ноября 1916
«Счастие или грусть…»
Счастие или грусть —Ничего не знать наизусть,В пышной тальме катать бобровой,Сердце Пушкина теребить в руках,И прослыть в веках —Длиннобровой,Ни к кому не суровой —Гончаровой.Сон или смертный грех —Быть как шелк, как пух, как мех,И, не слыша стиха литого,Процветать себе без морщин на лбу.Если грустно — кусать губуИ потом, в гробу,Вспоминать — Ланского.11 ноября 1916
«Через снега, снега…»
Через снега, снега —Слышишь голос, звучавший еще в Эдеме?Это твой слугаС тобой говорит, Господин мой — Время.Черных твоих конейСлышу топот.Нет у тебя вернейСлуги — и понятливей ученицы.Рву за цветком цветок,И целует, целует мой рот поющий.— О бытие! ГлотокГорячего грога на сон грядущий!15 ноября 1916
«По дорогам, от мороза звонким…»
По дорогам, от мороза звонким,С царственным серебряным ребенкомПрохожу. Всё — снег, всё — смерть, всё — сон.На кустах серебряные стрелы.Было у меня когда-то тело,Было имя, — но не все ли — дым?Голос был, горячий и глубокий…Говорят, что тот голубоокий,Горностаевый ребенок — мой.И никто не видит по дороге,Что давным-давно уж я во гробеДосмотрела свой огромный сон.15 ноября 1916
«Рок приходит не с грохотом и громом…»
Рок приходит не с грохотом и громом,А так: падает снег,Лампы горят. К домуПодошел человек.Длинной искрой звонок вспыхнул.Взошел, вскинул глаза.В доме совсем тихо.И горят образа.16 ноября 1916
«Я ли красному как жар киоту…»
Я ли красному как жар киотуНе молилась до седьмого поту?Гость субботний, унеси мою заботу,Уведи меня с собой в свою субботу.Я ли в день святого ВоскресеньяПоутру не украшала сени?Нету для души моей спасенья,Нету за субботой воскресенья!Я ль свечей не извожу по сотням?Третью полночь воет в подворотнеПес захожий. Коли душу отнял —Отними и тело, гость субботний!21 ноября 1916
«Ты, мерящий меня по дням…»
Ты, мерящий меня по дням,Со мною, жаркой и бездомной,По распаленным площадям —Шатался — под луной огромной?И в зачумленном кабаке,Под визг неистового вальса,Ломал ли в пьяном кулакеМои пронзительные пальцы?Каким я голосом во снеШепчу — слыхал? — О, дым и пепел! —Что можешь знать ты обо мне,Раз ты со мной не спал и нé пил?7 декабря 1916
«Я бы хотела жить с Вами…»
…Я бы хотела жить с ВамиВ маленьком городе,Где вечные сумеркиИ вечные колокола.И в маленькой деревенской гостинице —Тонкий звонСтаринных часов — как капельки времени.И иногда, по вечерам, из какой-нибудь мансарды —Флейта,И сам флейтист в окне.И большие тюльпаны на окнах.И может быть, Вы бы даже меня любили…Посреди комнаты — огромная изразцовая печка,На каждом изразце — картинка:Роза — сердце — корабль. —А в единственном окне —Снег, снег, снег.Вы бы лежали — каким я Вас люблю: ленивый,Равнодушный, беспечный.Изредка резкий трескСпички.Папироса горит и гаснет,И долго-долго дрожит на ее краюСерым коротким столбиком — пепел.Вам даже лень его стряхивать —И вся папироса летит в огонь.10 декабря 1916
«По ночам все комнаты черны…»
По ночам все комнаты черны,Каждый голос темен. По ночамВсе красавицы земной страныОдинаково — невинно — неверны.И ведут друг с другом разговорыПо ночам красавицы и воры.Мимо дома своего пойдешь —И не тот уж дом твой по ночам!И сосед твой — странно-непохож,И за каждою спиною — нож.И шатаются в бессильном гневеЧерные огромные деревья.Ох, узка подземная кроватьПо ночам, по черным, по ночам!Ох, боюсь, что буду я вставать,И шептать, и в губы целовать…— Помолитесь, дорогие дети,За меня в час первый и в час третий.17 декабря 1916
«Так, одним из легких вечеров…»
Так, одним из легких вечеров,Без принятия Святых Даров,— Не хлебнув из доброго ковша! —Отлетит к тебе моя душа.Красною причастной теплотойЦелый мир мне был горячий твой.Мне ль дары твои вкушать из рукРаззолоченных, неверных слуг?Ртам и розам — разве помнит счетВзгляд <бессонный> мой и грустный рот?— Радостна, невинна и теплаБлагодать твоя в меня текла.Так, тихонько отведя потир,Отлетит моя душа в эфир —Чтоб вечерней славе облаковПричастил ее вечерний ковш.1 января 1917
«Мне ль, которой ничего не надо…»
Мне ль, которой ничего не надо,Кроме жаркого чужого взгляда,Да янтарной кисти винограда, —Мне ль, заласканной до тла и всласть,Жаловаться на тебя, о страсть!Все же в час как леденеет твердьЯ мечтаю о тебе, о смерть,О твоей прохладной благодати —Как мечтает о своей кроватиЧеловек, уставший от объятий.1 января 1917
«День идет…»
День идет.Гасит огни.Где-то взревел за рекою гудок фабричный.ПервыйКолокол бьет.Ох!Бог, прости меня за него, за нее, за всех!8 января 1917
«Мировое началось во мгле кочевье…»
Мировое началось во мгле кочевье:Это бродят по ночной земле — деревья,Это бродят золотым вином — грозди,Это странствуют из дома в дом — звезды,Это реки начинают путь — вспять!И мне хочется к тебе на грудь — спать.14 января 1917
«Только закрою горячие веки…»
Только закрою горячие веки —Райские розы, райские реки…Где-то далече,Как в забытьи,Нежные речиРайской змеи.И узнаю,Грустная Ева,Царское древоВ круглом раю.20 января 1917
«Милые спутники, делившие с нами ночлег…»
Милые спутники, делившие с нами ночлег!Версты, и версты, и версты, и черствый хлеб…Рокот цыганских телег,Вспять убегающих рек —Рокот…Ах, на цыганской, на райской, на ранней зареПомните жаркое ржанье и степь в серебре?Синий дымок на горе,И о цыганском царе —Песню…В черную полночь, под пологом древних ветвей,Мы вам дарили прекрасных — как ночь — сыновей,Нищих — как ночь — сыновей…И рокотал соловей —Славу…Не удержали вас, спутники чудной поры,Нищие неги и нищие наши пиры.Жарко пылали костры,Падали к нам на ковры —Звезды…29 января 1917
«У камина, у камина…»
У камина, у каминаНочи коротаю.Все качаю и качаюМаленького сына.Лучше бы тебе по НилуПлыть, дитя, в корзине!Позабыл отец твой милыйО прекрасном сыне.Царский сон оберегая,Затекли колена.Ночь была… И ночь другаяЕй пришла на смену.Так Агарь в своей пустынеШепчет Измаилу:«Позабыл отец твой милыйО прекрасном сыне!»Дорастешь, царек сердечный,До отцовской славы,И поймешь: недолговечныЦарские забавы!И другая, в час унылыйСкажет у камина:«Позабыл отец твой милыйО прекрасном сыне!»2 февраля 1917. Сретение
«Август — астры…»
Август — астры,Август — звезды,Август — гроздиВинограда и рябиныРжавой — август!Полновесным, благосклоннымЯблоком своим имперским,Как дитя, играешь, август.Как ладонью, гладишь сердцеИменем своим имперским:Август! — Сердце!Месяц поздних поцелуев,Поздних роз и молний поздних!Ливней звездныхАвгуст! — МесяцЛивней звездных!7 февраля 1917
Дон-Жуан
«На заре морозной…»
На заре морознойПод шестой березойЗа углом у церквиЖдите, Дон-Жуан!Но, увы, клянусь вамЖенихом и жизнью,Что в моей отчизнеНегде целовать!Нет у нас фонтанов,И замерз колодец,А у богородиц —Строгие глаза.И чтобы не слышатьПустяков — красоткам,Есть у нас презвонкийКолокольный звон.Так вот и жила бы,Да боюсь — состарюсь,Да и вам, красавец,Край мой не к лицу.Ах, в дохе медвежьейИ узнать вас трудно,Если бы не губыВаши, Дон-Жуан!19 февраля 1917
«Долго на заре туманной…»
Долго на заре туманнойПлакала метель.Уложили Дон-ЖуанаВ снежную постель.Ни гремучего фонтана,Ни горячих звезд…На груди у Дон-ЖуанаПравославный крест.Чтобы ночь тебе светлееВечная — была,Я тебе севильский веер,Черный, принесла.Чтобы видел ты воочьюЖенскую красу,Я тебе сегодня ночьюСердце принесу.А пока — спокойно спите!..Из далеких странВы пришли ко мне. Ваш список —Полон, Дон-Жуан!19 февраля 1917
«После стольких роз, городов и тостов…»
После стольких роз, городов и тостов —Ах, ужель не леньВам любить меня? Вы — почти что остов,Я — почти что тень.И зачем мне знать, что к небесным силамВам взывать пришлось?И зачем мне знать, что пахнýло — НиломОт моих волос?Нет, уж лучше я расскажу Вам сказку:Был тогда — январь.Кто-то бросил розу. Монах под маскойПроносил фонарь.Чей-то пьяный голос молил и злилсяУ соборных стен.В этот самый час Дон-Жуан КастильскийПовстречал — Кармен.22 февраля 1917
«Ровно — полночь…»
Ровно — полночь.Луна — как ястреб.— Что — глядишь?— Так — гляжу!— Нравлюсь? — Нет.— Узнаешь? — Быть может.— Дон-Жуан я.— А я — Кармен.22 февраля 1917
«И была у Дон-Жуана — шпага…»
И была у Дон-Жуана — шпага,И была у Дон-Жуана — Донна Анна.Вот и все, что люди мне сказалиО прекрасном, о несчастном Дон-Жуане.Но сегодня я была умна:Ровно в полночь вышла на дорогу,Кто-то шел со мною в ногу,Называя имена.И белел в тумане посох странный…— Не было у Дон-Жуана — Донны Анны!14 мая 1917
«И падает шелковый пояс…»
И падает шелковый поясК ногам его — райской змеей…А мне говорят — успокоюсьКогда-нибудь, там, под землей.Я вижу надменный и старыйСвой профиль на белой парче.А где-то — гитаны — гитары —И юноши в черном плаще.И кто-то, под маскою кроясь:— Узнайте! — Не знаю. — Узнай!—И падает шелковый поясНа площади — круглой, как рай.14 мая 1917
«И разжигая во встречном взоре…»
И разжигая во встречном взореПечаль и блуд,Проходишь городом — зверски-черен,Небесно-худ.Томленьем застланы, как туманом,Глаза твои.В петлице — роза, по всем карманам —Слова любви!Да, да. Под вой ресторанной скрипкиТвой слышу — зов.Я посылаю тебе улыбку,Король воров!И узнаю, раскрывая крылья —Тот самый взгляд,Каким глядел на меня в Кастилье —Твой старший брат.8 июня 1917
«И сказал Господь…»
И сказал Господь:— Молодая плоть,Встань!И вздохнула плоть:— Не мешай, Господь,Спать.Хочет только мираДочь Иаира. —И сказал Господь:— Спи.Март 1917
«Уж и лед сошел, и сады в цвету…»
Уж и лед сошел, и сады в цвету.Богородица говорит сынку:— Не сходить ли, сынок, сегодня мнеВ преисподнюю?Что за грех такой?Видишь, и день какой!Пусть хоть нынче они не злобятсяВ мой субботний день, Богородицын!Повязала Богородица — белый плат:— Ну, смотри, — ей молвил сын. — Ты ответчица!Увязала Богородица — целый садРайских розанов — в узелочке — через плечико.И идет себе,И смеется вслух.А навстречу ейРеет белый пухС вишен, с яблонь…(Не окончено. Жаль).
Март 1917
«Над церковкой — голубые облака…»
Над церкóвкой — голубые облака,Крик вороний…И проходят — цвета пепла и песка —Революционные войска.Ох ты барская, ты царская моя тоска!Нету лиц у них и нет имен, —Песен нету!Заблудился ты, кремлевский звон,В этом ветреном лесу знамен.Помолись, Москва, ложись, Москва, на вечный сон!Москва, 2 марта 1917
Царю — на Пасху
Настежь, настежьЦарские врата!Сгасла, схлынула чернота.Чистым жаромГорит алтарь.— Христос Воскресе,Вчерашний царь!Пал без славыОрел двуглавый.— Царь! — Вы были неправы.Помянет потомствоЕще не раз —Византийское вероломствоВаших ясных глаз.Ваши судьи —Гроза и вал!Царь! Не люди —Вас Бог взыскал.Но нынче ПасхаПо всей стране,Спокойно спитеВ своем Селе,Не видьте красныхЗнамен во сне.Царь! — ПотомкиИ предки — сон.Есть — котомка,Коль отнят — трон.Москва, 2 апреля 1917,
первый день Пасхи
«За Отрока — за Голубя — за Сына…»
За Отрока — за Голубя — за Сына,За царевича младого АлексияПомолись, церковная Россия!Очи ангельские вытри,Вспомяни, как пал на плитыГолубь углицкий — Димитрий.Ласковая ты, Россия, матерь!Ах, ужели у тебя не хватитНа него — любовной благодати?Грех отцовский не карай на сыне.Сохрани, крестьянская Россия,Царскосельского ягненка — Алексия!4 апреля 1917,
третий день Пасхи
«Во имя Отца и Сына и Святого Духа…»
Во имя Отца и Сына и Святого Духа —Отпускаю нынеДорогого другаИз прекрасной пустыни — в мир.Научила я друга — как день встает,Как трава растет,И как ночь идет,И как смерть идет,И как звезды ходят из дома в дом —Будет друг царем!А как друг пошел — полегла траваКак под злой косой,Зашатались черные дерева,Пал туман густой…— Мы одни с тобой,Голубь, дух святой!9 апреля 1917
«Чуть светает…»
Чуть светает —Спешит, сбегаетсяМышиной стаейНа звон колокольныйМосква подпольная.Покидают норы —Старухи, воры.Ведут разговоры.Свечи горят.Сходит ДухНа малых ребят,На полоумных старух.В полумраке,Нехотя, кое-какБормочет дьяк.Из черной тряпицыВыползают на свет Божий —Гроши нищие,Гроши острожные,Потом и кровью добытыеГроши вдовьи,Про черный деньДа на помин душиОтложенные.Тáк, на рассвете,Ставят свечи,Вынимают просфоры —Старухи, воры:За живот, за здравиеРаба Божьего — Николая.Тáк, на рассвете,Темный свой пирСправляет подполье.10 апреля 1917
«А всё же спорить и петь устанет…»
А всё же спорить и петь устанет —И этот рот!А все же время меня обманетИ сон — придет.И лягу тихо, смежу ресницы,Смежу ресницы.И лягу тихо, и будут снитьсяДеревья и птицы.12 апреля 1917
Стенька Разин
1
Ветры спать ушли — с золотой зарей,Ночь подходит — каменною горой,И с своей княжною из жарких странОтдыхает бешеный атаман.Молодые плечи в охапку сгреб,Да заслушался, запрокинув лоб,Как гремит над жарким его шатром —Соловьиный гром.22 апреля 1917
2
А над Волгой — ночь,А над Волгой — сон.Расстелили ковры узорные,И возлег на них атаман с княжнойПерсиянкою — Брови Черные.И не видно звезд, и не слышно волн,Только весла да темь кромешная!И уносит в ночь атаманов челнПерсиянскую душу грешную.И услышалаНочь — такую речь:— Аль не хочешь, что ль,Потеснее лечь?Ты меж наших баб —Что жемчужинка!Аль уж страшен так?Я твой вечный раб,Персияночка!Полоняночка!* * *
А она — брови насупила,Брови длинные.А она — очи потупилаПерсиянские.И из уст ее —Только вздох один:— Джаль-Эддин!* * *
А над Волгой — заря румяная,А над Волгой — рай.И грохочет ватага пьяная:— Атаман, вставай!Належался с басурманскою собакою!Вишь, глаза-то у красавицы наплаканы!А она — что смерть,Рот закушен в кровь. —Так и ходит атаманова крутая бровь.— Не поладила ты с нашею постелью,Так поладь, собака, с нашею купелью!В небе-то — ясно,Тёмно — на дне.Красный одинБашмачок на корме.И стоит Степан — ровно грозный дуб,Побелел Степан — аж до самых губ.Закачался, зашатался. — Ох, томно!Поддержите, нехристи, — в очах тёмно!Вот и вся тебе персияночка,Полоняночка.25 апреля 1917
3
(Сон Разина)
И снится Разину — сон:Словно плачется болотная цапля.И снится Разину — звон:Ровно капельки серебряные каплют.И снится Разину дно:Цветами — что плат ковровый.И снится лицо одно —Забытое, чернобровое.Сидит, ровно Божья мать,Да жемчуг на нитку нижет.И хочет он ей сказать,Да только губами движет…Сдавило дыханье — ажСтеклянный, в груди, осколок.И ходит, как сонный страж,Стеклянный — меж ними — полог.* * *
Рулевой зарею правилВниз по Волге-реке.Ты зачем меня оставилОб одном башмачке?Кто красавицу захочетВ башмачке одном?Я приду к тебе, дружочек,За другим башмачком!И звенят-звенят, звенят-звенят запястья:— Затонуло ты, Степаново счастье!8 мая 1917
«Так и буду лежать, лежать…»
Так и буду лежать, лежатьВосковая, да ледяная, да скорченная.Так и будут шептать, шептать:— Ох, шальная! ох, чумная! ох, порченная!А монашки-то вздыхать, вздыхать,А монашки-то — читать, читать:— Святый Боже! Святый Боже! Святый Крепкий!Не помилует, монашки, — ложь!Захочу — хвать нож!Захочу — и гроб в щепки!Да нет — не хочу —Молчу.Я тебе, дружок,Я слово скажу:Кому — вверху гулять,Кому — внизу лежать.Хочешь — целуйВ желтый лоб,А не хочешь — такЗаколотят в гроб.Дело такое:Стала умна.Вот оттого яЛиком темна.2 мая 1917
«Что же! Коли кинут жребий…»
— Что же! Коли кинут жребий —Будь, любовь!В грозовом — безумном! — небе —Лед и кровь.Жду тебя сегодня ночьюПосле двух:В час, когда во мне рокочутКровь и дух.13 мая 1917
Гаданье
«В очи взглянула…»
В очи взглянулаТускло и грозно.Где-то ответил — гром.— Ох, молодая!Дай погадаюО земном талане твоем.Синие тучи свились в воронку.Где-то гремит, — гремят!Ворожея в моего ребенкаСонный вперила взгляд.— Что же нам скажешь?— Все без обману.— Мне уже поздно,Ей еще рано…— Ох, придержи язык, красота!Что до поры говорить: не верю! —И распахнула карточный веерЧерная — вся в серебре — рука.— Речью дерзка,Нравом проста,Щедро живешь,Красоты не копишь.В ложке воды тебя — ох — потопитЗлой человек.Скоро в ночи тебе путь нежданный.Линии мало,Мало талану. —Позолоти!И вырастает с ударом громаЧерный — на черном — туз.19 мая 1917
«Как перед царями да князьями стены падают…»
Как перед царями да князьями стены падают —Отпади, тоска-печаль-кручина,С молодой рабы моей Марины,Верноподданной.Прошуми весеннею водоюНад моей рабоюМолодою.(Кинь-ка в воду обручальное кольцо,Покатай по белой грудке — яйцо!)От бессонницы, от речи сладкой,От змеи, от лихорадки,От подружкина совета,От лихого человека,От младых друзей,От чужих князей —Заклинаю государыню-княгиню,Молодую мою, верную рабыню.(Наклони лицо,Расколи яйцо!)Да растут ее чертоги —Выше снежных круч,Да бегут ее дороги —Выше синих туч,Да поклонятся ей в ногиВсе князья земли,—Да звенят в ее кошелкеЗолотые рубли.Ржа — с ножа,С тебя, госпожа, —Тоска!21 мая 1917
«Голос — сладкий для слуха…»
Голос — сладкий для слуха,Только взглянешь — светло.Мне что? — Я старуха,Мое время прошло.Только солнышко скроется,Да падет темнота,Выходи ты под ТроицуБез Христа-без креста.Пусть несут тебя ноженькиНе к дружку твоему:Непроезжей дороженькой —В непроглядную тьму.Да сними — не забудь же —Образочек с груди.А придешь на распутье,К земле припади.Позовет тебя глухо,Ты откликнись — светло…— Мне что? — Я старуха,Мое время прошло.21 мая 1917
«И кто-то, упав на карту…»
И кто-то, упав на карту,Не спит во сне.Повеяло БонапартомВ моей стране.Кому-то гремят раскаты:— Гряди, жених!Летит молодой диктатор,Как жаркий вихрь.Глаза над улыбкой шалой —Что ночь без звезд!Горит на мундире впалом —Солдатский крест.[28]Народы призвал к покою,Смирил озноб —И дышит, зажав рукоюВселенский лоб.21 мая 1917
Троицын день
«Из строгого, стройного храма…»
Из строгого, стройного храмаТы вышла на визг площадей…— Свобода! — Прекрасная ДамаМаркизов и русских князей.Свершается страшная спевка, —Обедня еще впереди!— Свобода! — Гулящая девкаНа шалой солдатской груди![29]26 мая 1917
«В лоб целовать — заботу стереть…»
В лоб целовать — заботу стереть.В лоб целую.В глаза целовать — бессонницу снять.В глаза целую.В губы целовать — водой напоить.В губы целую.В лоб целовать — память стереть.В лоб целую.5 июня 1917
«Голубые, как небо, воды…»
Голубые, как небо, воды,И серебряных две руки.Мало лет — и четыре года:Ты и я — у Москвы-реки.Лодки плыли, гудки гудели,Распоясанный брел солдат.Ребятишки дрались и пелиНа отцовский унылый лад.На ревнителей Бога МарсаТы тихонько кривила рот.Ледяными глазами барсаТы глядела на этот сброд.Был твой лик среди этих, темных,До сиянья, до блеска — бел.Не забуду — а ты не вспомнишь —Как один на тебя глядел.[30]6 июня 1917
«А пока твои глаза…»
А пока твои глаза— Черные — ревнивы,А пока на образаМолишься лениво —Надо, мальчик, целоватьВ губы — без разбору.Надо, мальчик, под заборомИ дневать и ночевать.И плывет церковный звонПо дороге белой.На заре-то — самый сонМолодому телу!(А погаснут все огни —Самая забава!)А не то — пройдут без славыЧерны ночи, белы дни.Летом — светло без огня,Летом — ходишь ходко.У кого увел коня,У кого красотку.— Эх, и врет, кто нам поетСпать в тобою розно!Милый мальчик, будет поздно,Наша молодость пройдет!Не взыщи, шальная кровь,Молодое тело!Я про бедную любовьСпела — как сумела!Будет день — под образаЛедяная — ляжу.— Кто тогда тебе расскажетПравду, мальчику, в глаза?10 июня 1917
«Горечь! Горечь! Вечный привкус…»
Горечь! Горечь! Вечный привкусНа губах твоих, о страсть!Горечь! Горечь! Вечный искус —Окончательнее пасть.Я от горечи — целуюВсех, кто молод и хорош.Ты от горечи — другуюНочью за руку ведешь.С хлебом ем, с водой глотаюГоречь-горе, горечь-грусть.Есть одна трава такаяНа лугах твоих, о Русь.10 июня 1917
«И зажег, голубчик, спичку…»[31]
И зажег, голубчик, спичку.— Куды, матушка, дымок?— В двери, родный, прямо в двери, —Помирать тебе, сынок!— Мне гулять еще охота.Неохота помирать.Хоть бы кто за меня помер!…Только до ночи и пожил.11 июня 1917
Але («А когда — когда-нибудь — как в воду…»)
А когда — когда-нибудь — как в водуИ тебя потянет — в вечный путь,Оправдай змеиную породу:Дом — меня — мои стихи — забудь.Знай одно: что завтра будешь старой.Пей вино, правь тройкой, пой у Яра,Синеокою цыганкой будь.Знай одно: никто тебе не пара —И бросайся каждому на грудь.Ах, горят парижские бульвары!(Понимаешь — миллионы глаз!)Ах, гремят мадридские гитары!(Я о них писала — столько раз!)Знай одно: (твой взгляд широк от жара,Паруса надулись — добрый путь!)Знай одно: что завтра будешь старой,Остальное, деточка, — забудь.11 июня 1917
«А царит над нашей стороной…»
А царит над нашей стороной —Глаз дурной, дружок, да час худой.А всего у нас, дружок, красы —Что две русых, вдоль спины, косы,Две несжатых, в поле, полосы.А затем, чтобы в единый годНе повис по рощам весь народ —Для того у нас заведеноЗеленое шалое вино.А по селам — ивы — дереваДа плакун-трава, разрыв-трава…Не снести тебе российской ноши.— Проходите, господин хороший!11 июня 1917
Кармен
«Божественно, детски-плоско…»
Божественно, детски-плоскоКороткое, в сборку, платье.Как стороны пирамидыОт пояса мчат бока.Какие большие кольцаНа маленьких темных пальцах!Какие большие пряжкиНа крохотных башмачках!А люди едят и спорят,А люди играют в карты.Не знаете, чтó на картуПоставили, игроки!А ей — ничего не надо!А ей — ничего не надо!— Вот грудь моя. Вырви сердце —И пей мою кровь, Кармен!13 июня 1917
«Стоит, запрокинув горло…»
Стоит, запрокинув горло,И рот закусила в кровь.А руку под грудь уперла —Под левую — где любовь.— Склоните колена! — Что вам,Аббат, до моих колен?!Так кончилась — этим словом —Последняя ночь Кармен.18 июня 1917
Иоанн
«Только живите! — Я уронила руки…»
Только живите! — Я уронила руки,Я уронила на руки жаркий лоб.Так молодая Буря слушает БогаГде-нибудь в поле, в какой-нибудь темный час.И на высокий вал моего дыханьяВластная вдруг — словно с неба — ложится длань.И на уста мои чьи-то уста ложатся.— Так молодую Бурю слушает Бог.20 июня 1917
«Запах пшеничного злака…»
Запах пшеничного злака,Ветер, туман и кусты…Буду отчаянно плакать —Я, и подумаешь — ты,Длинной рукою незрячейГладя раскиданный стан,Что на груди твоей плачетТвой молодой Иоанн.«Люди спят и видят сны…»
Люди спят и видят сны.Стынет водная пустыня.Все у Господа — сыны,Человеку надо — сына.Прозвенел кремнистый путьПод усердною ногою,И один к нему на грудьПал курчавой головою.Люди спят и видят сны.Тишина над гладью водной.— Ты возьми меня в сыны!— Спи, мой сын единородный.«Встречались ли в поцелуе…»
Встречались ли в поцелуеИх жалобные уста?Иоанна кудри, как струиСпадают на грудь Христа.Умилительное бессилье!Блаженная пустота!Иоанна руки, как крылья,Висят по плечам Христа.22-27 июня 1917
Цыганская свадьба
Из-под копытГрязь летит.Перед лицомШаль — как щит.Без молодыхГуляйте, сваты!Эй, выноси,Конь косматый!Нé дали воли намОтец и мать,Целое поле нам —Брачная кровать!Пьян без вина и без хлеба сыт, —Это цыганская свадьба мчит!Полон стакан,Пуст стакан.Гомон гитарный, луна и грязь.Вправо и влево качнулся стан.Князем — цыган!Цыганом — князь!Эй, господин, берегись, — жжет!Это цыганская свадьба пьет!Там, на ворохеШалей и шуб,Звон и шорохСтали и губ.Звякнули шпоры,В ответ — мониста.Свистнул под чьей-то рукоюШелк.Кто-то завыл как волк,Кто-то как бык храпит.— Это цыганская свадьба спит.25 июня 1917
Князь Тьмы
«Колокола — и небо в темных тучах…»
Князь! Я только ученица
Вашего ученика!
Колокола — и небо в темных тучах.На перстне — герб и вязь.Два голоса — плывучих и певучих:— Сударыня? — Мой князь?— Что Вас приводит к моему подъезду?— Мой возраст — и Ваш взор.Цилиндр снят, и тьму волос прорезалСеребряный пробор.— Ну, что сказали на денек вчерашнийРоссийские умы?«Страстно рукоплеща…»
Страстно рукоплещаЛает и воет чернь.Медленно встав с коленКланяется Кармен.Взором — кого ища?— Тихим сейчас — до дрожи.Безучастны в царской ложеДва плаща.И один — глаза темны —Воротник вздымая стройный:— Какова, Жуан? — ДостойнаВашей светлости, Князь Тьмы.3 июля 1917
«Да будет день! — и тусклый день туманный…»
Да будет день! — и тусклый день туманныйКак саван пал над мертвою водой.Взглянув на мир с полуулыбкой странной:— Да будет ночь! — тогда сказал другой.И отвернув задумчивые очи,Он продолжал заоблачный свой путь.Тебя пою, родоначальник ночи,Моим ночам и мне сказавший: будь.3 или 4 июля 1917
«И призвал тогда Князь света — Князя тьмы…»
И призвал тогда Князь света — Князя тьмы,И держал он Князю тьмы — такую речь:— Оба княжим мы с тобою. День и ночьПоделили поровну с тобой.Так чего ж за нею белым днемХодишь-бродишь, речь заводишь под окном?Отвечает Князю света — Темный князь:— То не я хожу-брожу, Пресветлый — нет!То сама она в твой белый Божий деньПо пятам моим гоняет, словно тень.То сама она мне вздоху не дает,Днем и ночью обо мне поет.И сказал тогда Князь света — Князю тьмы:— Ох, великий ты обманщик, Темный князь!Ходит-бродит, речь заводит, песнь поет?Ну, посмотрим, Князь темнейший, чья возьмет?И пошел тогда промеж князьями — спор.О сю пору он не кончен, княжий спор.4 июля 1917
«Помнишь плащ голубой…»
ВОНÈМЕ[32]
Помнишь плащ голубой,Фонари и лужи?Как играли с тобойМы в жену и мужа.Мой первый браслет,Мой белый корсет,Твой малиновый жилет,Наш клетчатый плед?!Ты, по воле судьбы,Всё писал сонеты.Я варила бобыЮному поэту.Как над картою винМы на пальцы дули,Как в дымящий каминПолетели стулья.Помнишь — шкаф под орех?Холод был отчаянный!Мой страх, твой смех,Гнев домохозяина.Как стучал нам сосед,Флейтою разбужен…Поцелуи — в обед,И стихи — на ужин…Мой первый браслет,Мой белый корсет,Твой малиновый жилет —Наш клетчатый плед…7 июля 1917
«Ну вот и окончена метка…»
Ну вот и окончена метка, —Прощай, мой веселый поэт!Тебе приглянулась — соседка,А мне приглянулся — сосед.Забита свинцовою крышкойЛюбовь — и свободны рабы.А помнишь: под мышкою — книжки,А помнишь: в корзинке — бобы…Пожалуйте все на поминки,Кто помнит, как десять летКлялись: кружевная косынкаИ сей апельсинный жилет…(Не окончено)
7 июля 1917
Юнкерам, убитым в Нижнем
Сабли взмах —И вздохнули трубы тяжко —ПровожатьЛегкий прах.С веткой зелени фуражка —В головах.Глуше, глушеПраздный гул.Отдадим последний долгТем, кто долгу отдал — душу.Гул — смолк.— Слуша — ай! Нá — кра — ул!Три фуражки.Трубный звон.Рвется сердце.— Как, без шашки?Без погонОфицерских?Поутру —В безымянную дыру?Смолкли трубы.Доброй ночи —Вам, разорванные в клочья —На посту!17 июля 1917
«И в заточеньи зимних комнат…»
И в заточеньи зимних комнатИ сонного Кремля —Я буду помнить, буду помнитьПросторные поля.И легкий воздух деревенский,И полдень, и покой, —И дань моей гордыне женскойТвоей слезы мужской.27 июля 1917
«Бороды — цвета кофейной гущи…»
Бóроды — цвета кофейной гущи,В воздухе — гул голубиных стай.Черное око, полное грусти,Пусто, как полдень, кругло, как рай.Все провожает: пеструю юбку,Воз с кукурузой, парус в порту…Трубка и роза, роза и трубка —Попеременно — в маленьком рту.Звякнет — о звонкий кувшин — запястье,Вздрогнет — на звон кувшинá — халат…Стройные снасти — строки о страсти —И надо всеми и всем — Аллах.Что ж, что неласков! что ж, что рассеян!Много их с розой сидит в руке —Там на пороге дымных кофеен, —В синих шальварах, в красном платке.4 августа 1917
Любви старинные туманы
«Над черным очертаньем мыса…»
Над черным очертаньем мыса —Луна — как рыцарский доспех.На пристани — цилиндр и мех,Хотелось бы: поэт, актриса.Огромное дыханье ветра,Дыханье северных садов, —И горестный, огромный вздох:— Ne laissez pas traîner mes lettres![33]«Так, руки заложив в карманы…»
Так, руки заложив в карманы,Стою. Синеет водный путь.— Опять любить кого-нибудь? —Ты уезжаешь утром рано.Горячие туманы Сити —В глазах твоих. Вот так, ну вот…Я буду помнить — только ротИ страстный возглас твой: — Живите!«Смывает лучшие румяна…»
Смывает лучшие румяна —Любовь. Попробуйте на вкус,Как слезы — сóлоны. Боюсь,Я завтра утром — мертвой встану.Из Индии пришлите камни.Когда увидимся? — Во сне.— Как ветрено! — Привет жене,И той — зеленоглазой — даме.«Ревнивый ветер треплет шаль…»
Ревнивый ветер треплет шаль.Мне этот час сужден — от века.Я чувствую у рта и в вéкахПочти звериную печаль.Такая слабость вдоль колен!— Так вот она, стрела Господня!— Какое зарево! — СегодняЯ буду бешеной Кармен.* * *
…Так, руки заложив в карманы,Стою. Меж нами океан.Над городом — туман, туман.Любви старинные туманы.19 августа 1917
«Из Польши своей спесивой…»
Из Польши своей спесивойПринес ты мне речи льстивые,Да шапочку соболиную,Да руку с перстами длинными,Да нежности, да поклоны,Да княжеский герб с короною.— А я тебе принеслаСеребряных два крыла.20 августа 1917
«Молодую рощу шумную…»
Молодую рощу шумную —Дровосек перерубил.То, что Господом задумано —Человек перерешил.И уж роща не колышется —Только пни, покрыты ржой.В голосах родных мне слышитсяТемный голос твой чужой.Все мерещатся мне дивныеТемных глаз твоих круги.— Мы с тобою — неразрывные,Неразрывные враги.20 августа 1917
«С головою на блещущем блюде…»
С головою на блещущем блюдеКто-то вышел. Не я ли сама?На груди у меня — мертвой грудою —Целый город, сошедший с ума!А глаза у него — как у рыбы:Стекленеют, глядят в небосклон,А над городом — мертвою глыбой —Сладострастье, вечерний звон.22 августа 1917
«Собрались, льстецы и щеголи…»
Собрались, льстецы и щеголи,Мы не страсти праздник праздновать.Страсть-то с голоду, да с холоду, —Распашная, безобразная.Окаянствует и пьянствует,Рвет Писание на части…— Ах, гондолой венецьянскоюПодплывает сладострастье!Роза опытных садовниковЗа оградою церковною,Райское вино любовников —Сладострастье, роза кровная!Лейся, влага вдохновенная,Вожделенное токайское —За <нетленное> — блаженноеСладострастье, роскошь райскую!22 августа 1917
«Нет! Еще любовный голод…»
Нет! Еще любовный голодНе раздвинул этих уст.Нежен — оттого что молод,Нежен — оттого что пуст.Но увы! На этот детскийРот — Шираза лепестки!—Все людское людоедствоТочит зверские клыки.23 августа 1917
Иосиф
Царедворец ушел во дворец.Раб согнулся над коркою черствой.Изломала — от скуки — ларецМолодая жена царедворца.Голубям раскусила зоба,Исщипала служанку — от скуки,И теперь молодого рабаПритянула за смуглые руки.— Отчего твои очи грустны?В погребах наших — царские вина!— Бедный юноша — я, вижу сны!И служу своему господину.— Позабавь же свою госпожу!Солнце жжет, господин наш — далёко…— Я тому господину служу,Чье не дремлет огромное око.Длинный лай дозирающих псов,Дуновение рощи миндальной.Рокот спорящих голосовВ царедворческой опочивальне.— Я сберег господину — казну.— Раб! Казна и жена — не едино.— Ты алмаз у него. Как дерзну —На алмаз своего господина?!Спор Иосифа! Перед тобой —Что — Иакова единоборство!И глотает — с улыбкою — войМолодая жена царедворца.23 августа 1917
«Только в очи мы взглянули — без остатка…»
Только в очи мы взглянули — без остатка,Только голос наш до вопля вознесен —Как на горло нам — железная перчаткаОпускается — по имени — закон.Слезы в очи загоняет, воды —В берега, проклятие — в уста.И стремит железная свободаВольнодумца с нового моста.И на грудь, где наши рокоты и стоны,Опускается железное крыло.Только в обруче огромного законаМне просторно — мне спокойно — мне светло.25 августа 1917
«Мое последнее величье…»
Мое последнее величьеНа дерзком голоде заплат!В сухие руки ростовщичьиСнесен последний мой заклад.Промотанному — в ночь — наследствуУ Господа — особый счет.Мой — не сошелся. Не по средствамМне эта роскошь: ночь и рот.Простимся ж коротко и просто— Раз руки не умеют красть! —С тобой, нелепейшая роскошь,Роскошная нелепость! — страсть!1 сентября 1917
«Без Бога, без хлеба, без крова…»
Без Бога, без хлеба, без крова,— Со страстью! со звоном! со славой! —Ведет арестант чернобровыйВ Сибирь — молодую жену.Когда-то с полуночных палубВзирали на Хиос и Смирну,И мрамор столичных кофеенИм руки в перстнях холодил.Какие о страсти прекраснойВелись разговоры под скрипку!Тонуло лицо чужестранцаВ египетском тонком дыму.Под низким рассеянным небомВперед по сибирскому трактуВедет господин чужестранныйДомой — молодую жену.3 сентября 1917
«Поздний свет тебя тревожит…»
Поздний свет тебя тревожит?Не заботься, господин!Я — бессонна. Спать не можетКто хорош и кто один.Нам бессонница не бремя,Отродясь кипим в котле.Так-то лучше. Будет времяТелу выспаться в земле.Ни зевоты, ни ломоты,Сын — уснул, а друг — придет.Друг за матерью присмотрит,Сына — Бог побережет.Поделю ж, пока пригожа,И пока одной невмочь, —Бабью жизнь свою по-божьи:Сыну — день, а другу — ночь.4 сентября 1917
«Я помню первый день, младенческое зверство…»
Я помню первый день, младенческое зверство,Истомы и глотка божественную муть,Всю беззаботность рук, всю бессердечность сердца,Что камнем падало — и ястребом — на грудь.И вот — теперь — дрожа от жалости и жара,Одно: завыть, как волк, одно: к ногам припасть,Потупиться — понять — что сладострастью кара —Жестокая любовь и каторжная страсть.4 сентября 1917
Петров конь роняет подкову(отрывок)
И, дрожа от страстной спеси,В небо вознесла ладоньРаскаленный полумесяц,Что посеял медный конь.Сентябрь 1917
«Тот — щеголем наполовину мертвым…»
Тот — щеголем наполовину мертвым,А этот — нищим, по двадцатый год.Тот говорит, а этот дышит. ТотБыл ангелом, а этот будет чертом.Встречают-провожают поездаИ….. слушают в пустынном храме,И все глядит — внимательно — как даме —Как женщине — в широкие глаза.И все не может до конца вздохнутьТоварищ младший, и глотает — яро,Расширенными легкими — сигарыИ города полýночную муть.И коротко кивает ангел падший,Когда иссяк кощунственный словарь,И расстаются, глядя на фонарь,Товарищ старший и товарищ младший.6 сентября 1917
«Ввечеру выходят семьи…»
Ввечеру выходят семьи.Опускаются на скамьи.Из харчевни — пар кофейный.Господин клянется даме.Голуби воркуют. КрендельПравит триумфальный вход.Мальчик вытащил занозу.— Господин целует розу. —Пышут пенковые трубки,Сдвинули чепцы соседки:Кто — про юбки, кто — про зубки.Кто — про рыжую наседку.Юноша длинноволосый,Узкогрудый — жалкий стихСочиняет про разлуку.— Господин целует руку.Спят . . . . . ., спят ребята,Ходят прялки, ходят зыбки.Врет матрос, портной горбатыйВстал, поглаживая скрипку.Бледный чужестранец пьяный,Тростью в грудь себя бия,Возглашает: — Все мы братья!— Господин целует платье.Дюжина ударов с башни— Доброй ночи! Доброй ночи!— Ваше здравие! За Ваше!(Господин целует в очи).Спит забава, спит забота.Скрипача огромный горбЗапрокинулся под дубом.— Господин целует в губы.6 сентября 1917
«И вот, навьючив на верблюжий горб…»
И вот, навьючив на верблюжий горб,На добрый — стопудовую заботу,Отправимся — верблюд смирен и горд —Справлять неисправимую работу.Под темной тяжестью верблюжьих тел —Мечтать о Ниле, радоваться луже,Как господин и как Господь велел —Нести свой крест по-божьи, по-верблюжьи.И будут в зареве пустынных зорьГорбы — болеть, купцы — гадать: откуда,Какая это вдруг напала хворьНа доброго, покорного верблюда?Но, ни единым взглядом не моля,Вперед, вперед, с сожженными губами,Пока Обетованная земляБольшим горбом не встанет над горбами.14 сентября 1917
«Аймек-гуарузим — долина роз…»
Аймéк-гуарýзим — долина роз.Еврейка — испанский гранд.И ты, семилетний, очами вросВ истрепанный фолиант.От розовых, розовых, райских чащКакой-то пожар в глазах.Луна Сарагоссы — и черный плащ.Шаль — дó полу — и монах.Еврейская девушка — меж невест —Что роза среди ракит!И старый серебряный дедов крестСменен на Давидов щит.От черного взора и красных косВ глазах твоих — темный круг.И целое дерево райских розЦветет меж библейских букв.Аймéк-гуарýзим — так в первый разПредстала тебе любовь.Так первая книга твоя звалась,Так тигр почуял кровь.И, стройное тело собрав в прыжок,Читаешь — черно в глазах! —Как в черную полночь потом их сжегНа красном костре — монах.18 сентября 1917
«Запах, запах…»
Запах, запахТвоей сигары!Смуглой сигарыЗапах!Перстни, перья,Глаза, панамы…Синяя ночьМонако.Запах странный,Немножко затхлый:В красном тумане —Запад.Столб фонарныйИ рокот Темзы,Чем же еще?Чем же?Ах, Веной!Духами, сеном,Открытой сценой,Изменой!23 сентября 1917
«Бел, как мука, которую мелет…»
Бел, как мука, которую мелет,Черен, как грязь, которую чистит,Будет от Бога похвальный листМельнику и трубочисту.Нам же, рабам твоим непокорным,Нам, нерадивым: мельникам — черным,Нам, трубочистам белым — увы! —Страшные — Судные дни твои;Черным по белому в день тот черныйБудем стоять на доске позорной.30 сентября 1917
«Ночь. — Норд-Ост. — Рев солдат. — Рев волн…»
Ночь. — Норд-Ост. — Рев солдат. — Рев волн.Разгромили винный склад. — Вдоль стенПо канавам — драгоценный поток,И кровавая в нем пляшет луна.Ошалелые столбы тополей.Ошалелое — в ночи — пенье птиц.Царский памятник вчерашний — пуст,И над памятником царским — ночь.Гавань пьет, казармы пьют. Мир — наш!Наше в княжеских подвалах вино!Целый город, топоча как бык,К мутной луже припадая — пьет.В винном облаке — луна. — Кто здесь?Будь товарищем, красотка: пей!А по городу — веселый слух:Где-то двое потонули в вине.[34]Феодосия, последние дни Октября
«Плохо сильным и богатым…»
Плохо сильным и богатым,Тяжко барскому плечу.А вот я перед солдатомСветлых глаз не опущу.Город буйствует и стонет,В винном облаке — луна.А меня никто не тронет:Я надменна и бедна.Феодосия, конец Октября
Корнилов
…Сын казака, казак…Так начиналась — речь.— Родина. — Враг. — Мрак.Всем головами лечь.Бейте, попы, в набат.— Нечего есть. — Честь.— Не терять ни дня!Должен солдатЧистить коня…[35]4 декабря 1917
Руан
И я вошла, и я сказала: — Здравствуй!Пора, король, во Францию, домой!И я опять веду тебя на царство,И ты опять обманешь, Карл Седьмой!Не ждите, принц, скупой и невеселый,Бескровный принц, не распрямивший плеч,Чтоб Иоанна разлюбила — голос,Чтоб Иоанна разлюбила — меч.И был Руан, в Руане — Старый рынок…— Все будет вновь: последний взор коня,И первый треск невинных хворостинок,И первый всплеск соснового огня.А за плечом — товарищ мой крылатыйОпять шепнет: — Терпение, сестра! —Когда сверкнут серебряные латыСосновой кровью моего костра.4 декабря 1917
Москве
«Когда рыжеволосый Самозванец…»
Когда рыжеволосый СамозванецТебя схватил — ты не согнула плеч.Где спесь твоя, княгинюшка? — Румянец,Красавица? — Разумница, — где речь?Как Петр-Царь, презрев закон сыновний,Позарился на голову твою —Боярыней Морозовой на дровняхТы отвечала Русскому Царю.Не позабыли огненного пойлаБуонапарта хладные уста.Не в первый раз в твоих соборах — стойла.Все вынесут кремлевские бока.9 декабря 1917
«Гришка-Вор тебя не ополячил…»
Гришка-Вор тебя не ополячил,Петр-Царь тебя не онемечил.Что же делаешь, голубка? — Плачу.Где же спесь твоя, Москва? — Далече.— Голубочки где твои? — Нет корму.— Кто унес его? — Да ворон черный.— Где кресты твои святые? — Сбиты.— Где сыны твои, Москва? — Убиты.10 декабря 1917
«Жидкий звон, постный звон…»
Жидкий звон, постный звон.На все стороны — поклон.Крик младенца, рев коровы.Слово дерзкое царёво.Плёток свист и снег в крови.Слово темное Любви.Голубиный рокот тихий.Черные глаза Стрельчихи.10 декабря 1917
«Расцветает сад, отцветает сад…»
Расцветает сад, отцветает сад.Ветер встреч подул, ветер мчит разлук.Из обрядов всех чту один обряд:Целованье рук.Города стоят, и стоят дома.Юным женщинам — красота дана,Чтоб сходить с ума — и сводить с умаГорода. Дома.В мире музыка — изо всех окон,И цветет, цветет Моисеев куст.Из законов всех — чту один закон:Целованье уст.12 декабря 1917
«Как рука с твоей рукой…»
Как рука с твоей рукойМы стояли на мосточку.Юнкерочек мой морскойНевысокого росточку.Низкий, низкий тот туман,Буйны, злы морские хляби.Твой сердитый — капитан,Быстрый, быстрый твой корабль.Я пойду к себе домой,Угощусь из смертной рюмки.Юнга, юнга, юнга мой,Юнга, морской службы юнкер!22 декабря 1917
«Новый год я встретила одна…»
Новый год я встретила одна.Я, богатая, была бедна,Я, крылатая, была проклятой.Где-то было много-много сжатыхРук — и много старого вина.А крылатая была — проклятой!А единая была — одна!Как луна — одна, в глазу окна.31 декабря 1917
«Кавалер де Гриэ! — Напрасно…»
Кавалер де Гриэ! — НапрасноВы мечтаете о прекрасной,Самовластной — в себе не властной —Сладострастной своей Manоn.Вереницею вольной, томнойМы выходим из ваших комнат.Дольше вечера нас не помнят.Покоритесь, — таков закон.Мы приходим из ночи вьюжной,Нам от вас ничего не нужно,Кроме ужина — и жемчужин,Да быть может еще — души!Долг и честь, Кавалер, — условность.Дай Вам Бог целый полк любовниц!Изъявляя при сем готовность…Страстно любящая Вас— М.31 декабря 1917
Братья
«Спят, не разнимая рук…»
Спят, не разнимая рук,С братом — брат,С другом — друг.Вместе, на одной постели.Вместе пили, вместе пели.Я укутала их в плед,Полюбила их навеки.Я сквозь сомкнутые векиСтранные читаю вести:Радуга: двойная слава,Зарево: двойная смерть.Этих рук не разведу.Лучше буду,Лучше будуПолымем пылать в аду!«Два ангела, два белых брата…»
Два ангела, два белых брата,На белых вспененных конях!Горят серебряные латыНа всех моих грядущих днях.И оттого, что вы крылаты —Я с жадностью целую прах.Где стройный благовест негромкий,Бредущие через поляКупец с лотком, слепец с котомкой…— Дымят, пылая и гремя,Под конским топотом — обломкиКитай-города и Кремля!Два всадника! Две белых славы!В безумном цирковом кругуЯ вас узнала. — Ты, курчавый,Архангелом вопишь в трубу.Ты — над Московскою ДержавойВздымаешь радугу-дугу.«Глотаю соленые слезы…»
Глотаю соленые слезы.Роман неразрезанный — глуп.Не надо ни робы, ни розы,Ни розовой краски для губ,Ни кружев, ни белого хлеба,Ни солнца над вырезом крыш,Умчались архангелы в небо,Уехали братья в Париж!11 января 1918
«Ветер звонок, ветер нищ…»
Ветер звонок, ветер нищ,Пахнет розами с кладбищ.. . . . . .ребенок, рыцарь, хлыщ.Пастор с книгою святою, —Всяк . . . . . .красотоюНад беспутной сиротою.Только ты, мой блудный брат,Ото рта отводишь яд!В беззаботный, скалозубыйРазговор — и в ворот шубыПрячешь розовые губы.13 января 1918
«На кортике своем: Марина…»
На кортике своем: Марина —Ты начертал, встав за Отчизну.Была я первой и единойВ твоей великолепной жизни.Я помню ночь и лик пресветлыйВ аду солдатского вагона.Я волосы гоню по ветру,Я в ларчике храню погоны.Москва, 18 января 1918
«Вам грустно. — Вы больны…»
Ю.3.
Beau ténébreux![36] — Вам грустно. — Вы больны.Мир неоправдан, — зуб болит! — Вдоль нежнойРаковины щеки — фуляр, как ночь.Ни тонкий звон венецианских бус,(Какая-нибудь память КазановыМонахине преступной) — ни клинокДамасской стали, ни крещенский гулКолоколов по сонной Московии —Не расколдуют нынче Вашей мглы.Доверьте мне сегодняшнюю ночь.Я потайной фонарь держу под шалью.Двенадцатого — ровно — половина.И вы совсем не знаете — кто я.Январь 1918
«Уедешь в дальние края…»
Уедешь в дальние края,Остынешь сердцем. — Не остыну.Распутица — заря — румыны —Младая спутница твоя…Кто бросил розы на снегу?Ах, это шкурка мандарина…И крутятся в твоем мозгу:Мазурка — море — смерть — Марина…Февраль 1918
«Как много красавиц, а ты — один…»
Как много красавиц, а ты — один,Один — против ста тридцати Кармен,И каждая держит цветок в зубах,И каждая просит — роли.У всех лихорадка в глазах и лестьНа красных губах, и такая страстьК мехам и духам, и невинны все,И все они — примадонны.Вся каторга рампы — вокруг юных глаз.Но занавес падает, гром гремит,В надушенный шелк окунулся стан,И кто-то целует руки.От гения, грима, гримас, грошей —В кабак, на расправу, на страстный смотр!И возглас в четвертом часу утра,С закинутым лбом: — Любите!19 февраля 1918
Плащ
Плащ — для всех, кто строен и высок,
Плащ — для всех, кто смотрит на Восток.
«Пять или шесть утра. Сизый туман. Рассвет…»
Пять или шесть утра. Сизый туман. Рассвет.Пили всю ночь, всю ночь. Вплоть до седьмого часа.А на мосту, как черт, черный взметнулся плащ.— Женщина или черт? — Доминиканца ряса?Оперный плащ певца? — Вдовий смиренный плат?Резвой интриги щит? — Или заклад последний?— Хочется целовать. — Воет завод. — БредетДряхлая знать — в кровать, глупая голь — к обедне.8 марта 1918
«Век коронованной Интриги…»
Век коронованной Интриги,Век проходимцев, век плаща!— Век, коронованный Голгофой! —Писали маленькие книгиДля куртизанок — филозóфы.Великосветского хлыщаВзмывало — умереть за благо.Сверкал витийственною шпагойЗа океаном — Лафайет.А герцогини, лучший цветВздыхателей обезоружив,Согласно сердцу — и Руссо —Купались в море детских кружев.Катали девочки серсо,С мундирами шептались Сестры…Благоухали Тюилери…А Королева-Колибри,Нахмурив бровки, — до зариБеседовала с Калиостро.11 марта 1918
«Ночные ласточки Интриги…»
Ночные ласточки Интриги —Плащи, — крылатые героиВеликосветских авантюр.Плащ, щеголяющий дырою,Плащ вольнодумца, плащ расстриги,Плащ-Проходимец, плащ-Амур.Плащ прихотливый, как руно,Плащ, преклоняющий колено,Плащ, уверяющий: — темно…Гудок дозора. — Рокот Сены.Плащ Казановы, плащ Лозэна. —Антуанетты домино.Но вот, как черт из черных чащ —Плащ — чернокнижник, вихрь — плащ,Плащ — вороном над стаей пестройВеликосветских мотыльков.Плащ цвета времени и снов —Плащ Кавалера Калиостро.10 апреля 1918
«Закинув голову и опустив глаза…»
Закинув голову и опустив глаза,Пред ликом Господа и всех святых — стою.Сегодня праздник мой, сегодня — Суд.Сонм юных ангелов смущен до слез.Бесстрастны праведники. Только ты,На тронном облаке, глядишь как друг.Что хочешь — спрашивай. Ты добр и стар,И ты поймешь, что с эдаким в грудиКремлевским колоколом — лгать нельзя.И ты поймешь, как страстно день и ночьБоролись Промысел и ПроизволВ ворочающей жернова — груди.Так, смертной женщиной, — опущен взор,Так, гневным ангелом — закинут лоб,В день Благовещенья, у Царских врат,Перед лицом твоим — гляди! — стою.А голос, голубем покинув в грудь,В червонном куполе обводит круг.Март 1918
«Кровных коней запрягайте в дровни…»
Кровных коней запрягайте в дровни!Графские вина пейте из луж!Единодержцы штыков и душ!Распродавайте — на вес — часовни,Монастыри — с молотка — на слом.Рвитесь на лошади в Божий дом!Перепивайтесь кровавым пойлом!Стойла — в соборы! Соборы — в стойла!В чертову дюжину — календарь!Нас под рогожу за слово: царь!Единодержцы грошей и часа!На куполах вымещайте злость!Распродавая нас всех на мясо,Раб худородный увидит — Расу:Черная кость — белую кость.Москва. 2 марта 1918
Первый день весны.
Дон
«Белая гвардия, путь твой высок…»
Белая гвардия, путь твой высок:Черному дулу — грудь и висок.Божье да белое твое дело:Белое тело твое — в песок.Не лебедей это в небе стая:Белогвардейская рать святаяБелым видением тает, тает…Старого мира — последний сон:Молодость — Доблесть — Вандея — Дон.24 марта 1918
«Кто уцелел — умрет, кто мертв — воспрянет…»
Кто уцелел — умрет, кто мертв — воспрянет.И вот потомки, вспомнив старину:— Где были вы? — Вопрос как громом грянет,Ответ как громом грянет: — На Дону!— Что делали? — Да принимали муки,Потом устали и легли на сон.И в словаре задумчивые внукиЗа словом: долг напишут слово: Дон.30 марта 1918
NB! мои любимые.
«Волны и молодость — вне закона…»
Волны и молодость — вне закона!Тронулся Дон. — Погибаем. — Тонем.Ветру веков доверяем снестьВнукам — лихую весть:Да! Проломилась донская глыба!Белая гвардия — да! — погибла.Но покидая детей и жен,Но уходя на Дон,Белою стаей летя на плаху,Мы за одно умирали: хаты!Перекрестясь на последний храм,Белогвардейская рать — векам.Москва, Благовещение 1918
— дни разгрома Дона —
«Идет по луговинам лития…»
Идет по луговинам лития.Таинственная книга бытияРоссийского — где судьбы мира скрыты —Дочитана и наглухо закрыта.И рыщет ветер, рыщет по степи:— Россия! — Мученица! — С миром — спи!30 марта 1918
«Трудно и чудно — верность до гроба…»
Трудно и чудно — верность до гроба!Царская роскошь — в век площадей!Стойкие души, стойкие ребра, —Где вы, о люди минувших дней?!Рыжим татарином рыщет вольность,С прахом равняя алтарь и трон.Над пепелищами — рев застольныйБеглых солдат и неверных жен.11 апреля 1918
«О, самозванцев жалкие усилья…»
…О, самозванцев жалкие усилья!Как сон, как снег, как смерть — святыни — всем.Запрет на Кремль? Запрета нет на крылья!И потому — запрета нет на Кремль!Страстной понедельник 1918
«Марина! Спасибо за мир…»
— Марина! Спасибо за мир!Дочернее странное слово.И вот — расступился эфирНад женщиной светлоголовой.Но рот напряжен и суров.Умру, — а восторга не выдам!Так с неба Господь СаваофВнимал молодому Давиду.Страстной понедельник 1918
Андрей Шенье
«Андрей Шенье взошел на эшафот…»
Андрей Шенье взошел на эшафот,А я живу — и это страшный грех.Есть времена — железные — для всех.И не певец, кто в порохе — поет.И не отец, кто с сына у воротДрожа срывает воинский доспех.Есть времена, где солнце — смертный грех.Не человек — кто в наши дни живет.17 апреля 1918
«Не узнаю в темноте…»
Не узнаю в темнотеРуки — свои иль чужие?Мечется в страшной мечтеЧерная Консьержерия.Руки роняют тетрадь,Щупают тонкую шею.Утро крадется как тать.Я дописать не успею.17 апреля 1918
«Не самозванка — я пришла домой…»
Не самозванка — я пришла домой,И не служанка — мне не надо хлеба.Я — страсть твоя, воскресный отдых твой,Твой день седьмой, твое седьмое небо.Там на земле мне подавали грошИ жерновов навешали на шею.— Возлюбленный! — Ужель не узнаешь?Я ласточка твоя — Психея!Апрель 1918
«Страстный стон, смертный стон…»
Страстный стон, смертный стон,А над стонами — сон.Всем престолам — престол,Всем законам — закон.Где пустырь — поле ржи,Реки с синей водой…Только веки смежи,Человек молодой!В жилах — мед. Кто идет?Это — он, это — сон —Он уймет, он отретСтрастный пот, смертный пот.24 апреля 1918
«Ходит сон с своим серпом…»
Ходит сон с своим серпом,Ходит смерть с своей косой —Царь с царицей, брат с сестрой.— Ходи в сени, ходи в рай!— Ходи в дедушкин сарай!Шли по рекам синим,Шли мы по пустыням,— Странники — к святыням.— Мы тебя не при — имем!— Мы тебя не при — имем!— Я Христова сирота,Растворяю воротаКлючиком-замочком,Шелковым платочком.— И до вас доплелась.— Проходи! — Бог подаст!— Дом мой — немалый,Мед мой — хваленый,Розан мой — алый,Виноград — зеленый…Хлеба-то! Хлеба!Дров — полон сад!Глянь-ка на небо —Птички летят!25 апреля 1918
«Серафим — на орла! Вот бой…»
Евгению Багратионовичу Вахтангову
Серафим — на орла! Вот бой! —Примешь вызов? — Летим за тучи!В год кровавый и громовой —Смерть от равного — славный случай.Гнев Господень нас в мир извéрг,Дабы помнили люди — небо.Мы сойдемся в Страстной ЧетвергНад церковкой Бориса — и — Глеба.Москва, Вербное воскресенье 1918
«С вербочкою светлошерстой…»
С вербочкою светлошерстой —Светлошерстая сама —Меряю Господни верстыИ господские дома.Вербочка! Небесный житель!— Вместе в небо! — Погоди! —Так и в землю положитеС вербочкою на груди.Вербное воскресенье 1918
«Коли в землю солдаты всадили — штык…»
Коли в землю солдаты всадили — штык,Коли красною тряпкой затмили — Лик,[37]Коли Бог под ударами — глух и нем,Коль на Пасху народ не пустили в Кремль —Надо бражникам старым засесть за холст,Рыбам — петь, бабам — умствовать, птицам — ползть,Конь на всаднике должен скакать верхом,Новорожденных надо поить вином,[38]Реки — жечь, мертвецов выносить — в окно,Солнце красное в полночь всходить должно,Имя суженой должен забыть жених…Государыням нужно любить — простых.[39]3-ий день Пасхи 1918
«Это просто, как кровь и пот…»
Это просто, как кровь и пот:Царь — народу, царю — народ.Это ясно, как тайна двух:Двое рядом, а третий — Дух.Царь с небес на престол взведен:Это чисто, как снег и сон.Царь опять на престол взойдет —Это свято, как кровь и пот.7 мая 1918, 3-ий день Пасхи
(а оставалось ему жить меньше трех месяцев!)
«Орел и архангел! Господень гром…»
Орел и архангел! Господень гром!Не храм семиглавый, не царский домДа будет тебе гнездом.Нет, — Красная площадь, где весь народ!И — Лобное место сравняв — в поход:Птенцов — собирать — сирот.Народ обезглавлен и ждет главы.Уж воздуху нету ни в чьей груди.Архангел! — Орел! — Гряди!Не зарева рыщут, не вихрь встает,Не радуга пышет с небес, — то ПетрПтенцам производит смотр.7 мая 1918,
третий день Пасхи
«Змея оправдана звездой…»
Змея оправдана звездой,Застенчивая низость — небом.Топь — водопадом, камень — хлебом.Чернь — Марсельезой, царь — бедой.Стан несгибавшийся — горбомМогильным, — горб могильный — розой…9 мая 1918
«Плоти — плоть, духу — дух…»
Плоти — плоть, духу — дух,Плоти — хлеб, духу — весть,Плоти — червь, духу — вздох,Семь венцов, семь небес.Плачь же, плоть! — Завтра прах!Дух, не плачь! — Славься, дух!Нынче — раб, завтра — царьВсем семи — небесам.9 мая 1918
«Московский герб: герой пронзает гада…»
Московский герб: герой пронзает гада.Дракон в крови. Герой в луче. — Так надо.Во имя Бога и души живойСойди с ворот, Господень часовой!Верни нам вольность, Воин, им — живот.Страж роковой Москвы — сойди с ворот!И докажи — народу и дракону —Что спят мужи — сражаются иконы.9 мая 1918
«Заклинаю тебя от злата…»
Заклинаю тебя от злата,От полночной вдовы крылатой,От болотного злого дыма,От старухи, бредущей мимо,Змеи под кустом,Воды под мостом,Дороги крестом,От бабы — постом.От шали бухарской,От грамоты царской,От черного дела,От лошади белой!10 мая 1918
«Бог — прав…»
Бог — правТлением трав,Сухостью рек,Воплем калек,Вором и гадом,Мором и гладом,Срамом и смрадом,Громом и градом.Попранным Словом.Проклятым годом.Пленом царевым.Вставшим народом.[40]12 мая 1918
«На тебе, ласковый мой, лохмотья…»
Нá тебе, ласковый мой, лохмотья,Бывшие некогда нежной плотью.Всю истрепала, изорвала, —Только осталось что два крыла.Одень меня в свое великолепье,Помилуй и спаси.А бедные истлевшие отрепьяТы в ризницу снеси.13 мая 1918
«В черном небе слова начертаны…»
В черном небе слова начертаны —И ослепли глаза прекрасные…И не страшно нам ложе смертное,И не сладко нам ложе страстное.В поте — пишущий, в поте пашущий!Нам знакомо иное рвение:Легкий огнь, над кудрями пляшущий, —Дуновение — Вдохновения!14 мая 1918
«Простите меня, мои горы…»
«Простите меня, мои горы!Простите меня, мои реки!Простите меня, мои нивы!Простите меня, мои травы!»Мать — крест надевала солдату,Мать с сыном прощались навеки…И снова из сгорбленной хаты:«Простите меня, мои реки!»14 мая 1918
«Благословляю ежедневный труд…»
Благословляю ежедневный труд,Благословляю еженощный сон.Господню милость и Господень суд,Благой закон — и каменный закон.И пыльный пурпур свой, где столько дыр,И пыльный посох свой, где все лучи…— Еще, Господь, благословляю мирВ чужом дому — и хлеб в чужой печи.21 мая 1918
«Полюбил богатый — бедную…»
Полюбил богатый — бедную,Полюбил ученый — глупую,Полюбил румяный — бледную,Полюбил хороший — вредную:Золотой — полушку медную.— Где, купец, твое роскошество?«Во дырявом во лукошечке!»— Где, гордец, твои учености?«Под подушкой у девчоночки!»— Где, красавец, щеки алые?«Зá ночь черную — растаяли».— Крест серебряный с цепочкою?«У девчонки под сапожками!»Не люби, богатый, — бедную,Не люби, ученый, — глупую,Не люби, румяный, — бледную,Не люби, хороший, — вредную:Золотой — полушку медную!Между 21 и 26 мая 1918
«Семь мечей пронзали сердце…»
Семь мечей пронзали сердцеБогородицы над Сыном.Семь мечей пронзили сердце,А мое — семижды семь.Я не знаю, жив ли, нет лиТот, кто мне дороже сердца,Тот, кто мне дороже Сына…Этой песней — утешаюсь.Если встретится — скажи.25 мая 1918
«Слезы, слезы — живая вода…»
Слезы, слезы — живая вода!Слезы, слезы — благая беда!Закипайте из жарких недр,Проливайтесь из жарких век.Гнев Господень — широк и щедр.Да снесет его — человек.Дай разок вздохнутьСвежим воздухом.Размахни мне в грудь —Светлым посохом!26 мая 1918
«Наградил меня Господь…»
Наградил меня ГосподьСердцем светлым и железным,Даром певчим, даром слезным.Оградил меня ГосподьБелым знаменем.Обошел меня ГосподьПлотским пламенем.Выше — знамя!Бог над нами!Тяжче камня —Плотский пламень!Май 1918
«Хочешь знать мое богачество…»
Хочешь знать мое богачество?Скакуну на свете — скачется,Мертвым — спится, птицам — свищется.Юным — рыщется да ищется,Неразумным бабам — плачется.— Слезный дар — мое богачество!Май 1918
«Белье на речке полощу…»
Белье на речке полощу,Два цветика своих ращу.Ударит колокол — крещусь,Посадят голодом — пощусь.Душа и волосы — как шелк.Дороже жизни — добрый толк.Я свято соблюдаю долг.— Но я люблю вас — вор и волк!Между 26 мая и 4 июня 1918
«Я расскажу тебе — про великий обман…»
Я расскажу тебе — про великий обман:Я расскажу тебе, как ниспадает туманНа молодые деревья, на старые пни.Я расскажу тебе, как погасают огниВ низких домах, как — пришелец египетских стран —В узкую дудку под деревом дует цыган.Я расскажу тебе — про великую ложь:Я расскажу тебе, как зажимается ножВ узкой руке, — как вздымаются ветром вековКудри у юных — и бороды у стариков.Рокот веков.Топот подков.4 июня 1918
«Юношам — жарко…»
Юношам — жарко,Юноши — рдеют,Юноши бороду бреют.Старость — жалеет:Бороды греют.(Проснулась с этими стихами 22 мая 1918)
«Осторожный троекратный стук…»
Осторожный троекратный стук.Нежный недруг, ненадежный друг, —Не обманешь! То не странник путьСвой кончает. — Так стучатся в грудь —За любовь. Так, потупив взгляд,В светлый Рай стучится черный Ад.6 июня 1918
«Я — есмь. Ты — будешь. Между нами — бездна…»
Я — есмь. Ты — будешь. Между нами — бездна.Я пью. Ты жаждешь. Сговориться — тщетно.Нас десять лет, нас сто тысячелетийРазъединяют. — Бог мостов не строит.Будь! — это заповедь моя. Дай — мимоПройти, дыханьем не нарушив роста.Я — есмь. Ты — будешь. Через десять весенТы скажешь: — есть! — а я скажу: — когда-то…6 июня 1918
«Дороги — хлебушек и мука…»
Дóроги — хлебушек и мука!Кушаем — дырку от кренделька.Да, на дороге теперь большойС коробом — страшно, страшней — с душой!Тыщи — в кубышку, товар — в камыш…Ну, а души-то не утаишь!6 июня 1918
«Мракобесие. — Смерч. — Содом…»
Мракобесие. — Смерч. — Содом.Берегите Гнездо и Дом.Долг и Верность спустив с цепи,Человек молодой — не спи!В воротáх, как Благая Весть,Белым стражем да встанет — Честь.Обведите свой дом — межой,Да не внидет в него — Чужой.Берегите от злобы волнСадик сына и дедов холм.Под ударами злой судьбы —Выше — прадедовы дубы!6 июня 1918
«Умирая, не скажу: была…»
Умирая, не скажу: была.И не жаль, и не ищу виновных.Есть на свете поважней делаСтрастных бурь и подвигов любовных.Ты, — крылом стучавший в эту грудь,Молодой виновник вдохновенья —Я тебе повелеваю: — будь!Я — не выйду из повиновенья.30 июня 1918
«Ночи без любимого — и ночи…»
Ночи без любимого — и ночиС нелюбимым, и большие звездыНад горячей головой, и руки,Простирающиеся к Тому —Кто от века не был — и не будет,Кто не может быть — и должен быть…И слеза ребенка по герою,И слеза героя по ребенку,И большие каменные горыНа груди того, кто должен — вниз…Знаю все, что было, все, что будет,Знаю всю глухонемую тайну,Что на темном, на косноязычномЯзыке людском зовется — Жизнь.<Между 30 июня и 6 июля 1918>
Памяти Беранже
Дурная мать! — Моя дурная славаРастет и расцветает с каждым днем.То на пирушку заведет Лукавый,То первенца забуду за пером…Завидуя императрицам модыИ маленькой танцовщице в трико,Гляжу над люлькой, как уходят — годы,Не видя, что уходит — молоко!И кто из вас, ханжи, во время оноНе пировал, забыв о платеже!Клянусь бутылкой моего патронаИ вашего, когда-то, — Беранже!Но одному — сквозь бури и забавы —Я, несмотря на ветреность, — верна.Не ошибись, моя дурная слава:— Дурная мать, но верная жена!6 июля 1918
«Я сказала, а другой услышал…»
Я сказала, а другой услышалИ шепнул другому, третий — понял,А четвертый, взяв дубовый посох,В ночь ушел — на подвиг. Мир об этомПеснь сложил, и с этой самой песнейНа устах — о жизнь! — встречаю смерть.6 июля 1918
«Руки, которые не нужны…»
Руки, которые не нужныМилому, служат — Миру.Горестным званьем Мирской ЖеныНас увенчала Лира.Много незваных на царский пир.Надо им спеть на ужин!Милый не вечен, но вечен — Мир.Не понапрасну служим.6 июля 1918
«Белизна — угроза Черноте…»
Белизна — угроза Черноте.Белый храм грозит гробам и грому.Бледный праведник грозит СодомуНе мечом — а лилией в щите!Белизна! Нерукотворный круг!Чан крестильный! Вещие седины!Червь и чернь узнают ГосподинаПо цветку, цветущему из рук.Только агнца убоится — волк,Только ангелу сдается крепость.Торжество — в подвалах и в вертепах!И взойдет в Столицу — Белый полк!7 июля 1918
«Пахнет ладаном воздух. Дождь был и прошел…»
Пахнет ладаном воздух. Дождь был и прошел.Из зияющих пастей домов —Громовыми руладами рвется рояль,Разрывая июньскую ночь.Героическим громом бетховенских бурьГород мстит…<Между 6 и 10 июля 1918>
«Я — страница твоему перу…»
Я — страница твоему перу.Все приму. Я белая страница.Я — хранитель твоему добру:Возращу и возвращу сторицей.Я — деревня, черная земля.Ты мне — луч и дождевая влага.Ты — Господь и Господин, а я —Чернозем — и белая бумага!10 июля 1918
«Память о Вас — легким дымком…»
Память о Вас — легким дымком,Синим дымком за моим окном.Память о Вас — тихим домком.Тихий домок — Ваш — под замком.Что за дымок? Что за домок?Вот уже пол — мчит из-под ног!Двери — с петлей! Ввысь — потолок!В синий дымок — тихий домок!10 июля 1918
«Так, высоко запрокинув лоб…»
Так, высокó запрокинув лоб,— Русь молодая! — Слушай!—Опровергаю лихой поклепНа Красоту и Душу.Над кабаком, где грехи, гроши,Кровь, вероломство, дыры —Встань, Триединство моей души:Лилия — Лебедь — Лира!Июль 1918
«Как правая и левая рука…»
Как правая и левая рука,Твоя душа моей душе близка.Мы смежены, блаженно и тепло,Как правое и левое крыло.Но вихрь встает — и бездна пролеглаОт правого — до левого крыла!10 июля 1918
«Рыцарь ангелоподобный…»
Рыцарь ангелоподобный —Долг! — Небесный часовой!Белый памятник надгробныйНа моей груди живой.За моей спиной крылатойВырастающий ключарь,Еженощный соглядатай,Ежеутренний звонарь.Страсть, и юность, и гордыня —Все сдалось без мятежа,Оттого что ты рабынеПервый молвил: — Госпожа!14 июля 1918
«Доблесть и девственность! — Сей союз…»
Доблесть и девственность! — Сей союзДревен и дивен, как Смерть и Слава.Красною кровью своей клянусьИ головою своей кудрявой —Ноши не будет у этих плеч,Кроме божественной ноши — Мира!Нежную руку кладу на меч:На лебединую шею Лиры.27 июля 1918
«Свинцовый полдень деревенский…»
Свинцовый полдень деревенский.Гром отступающих полков.Надменно — нежный и не женскийБлаженный голос с облаков:— Вперед на огненные муки!В ручьях овечьего рунаЯ к небу воздеваю руки —Как — древле — девушка одна…Июль 1918
«Мой день беспутен и нелеп…»
Мой день беспутен и нелеп:У нищего прошу на хлеб,Богатому даю на бедность,В иголку продеваю — луч,Грабителю вручаю — ключ,Белилами румяню бледность.Мне нищий хлеба не дает,Богатый денег не берет,Луч не вдевается в иголку,Грабитель входит без ключа,А дура плачет в три ручья —Над днем без славы и без толку.27 июля 1918
«Клонится, клонится лоб тяжелый…»
Клонится, клонится лоб тяжелый,Колосом клонится, ждет жнеца.Друг! Равнодушье — дурная школа!Ожесточает оно сердца.Жнец — милосерден: сожнет и свяжет,Поле опять прорастет травой…А равнодушного — Бог накажет!Страшно ступать по душе живой.Друг! Неизжитая нежность — душит.Хоть на алтын полюби — приму!Друг равнодушный! — Так страшно слушатьЧерную полночь в пустом дому!Июль 1918
«Есть колосья тучные, есть колосья тощие…»
Есть колосья тучные, есть колосья тощие.Всех — равно — без промаху — бьет Господен цеп.Я видала нищего на соборной площади:Сто годов без малости, — и просил на хлеб.Борода столетняя! — Чай, забыл, что смолодуЕсть беда насущнее, чем насущный хлеб.Ты на старость, дедушка, просишь, я — на молодость!Всех равно — без промаху — бьет Господен цеп!5 августа 1918
«Где лебеди? — А лебеди ушли…»
— Где лебеди? — А лебеди ушли.— А вóроны? — А вóроны — остались.— Куда ушли? — Куда и журавли.— Зачем ушли? — Чтоб крылья не достались.— А папа где? — Спи, спи, за нами Сон,Сон на степном коне сейчас приедет.— Куда возьмет? — На лебединый Дон.Там у меня — ты знаешь? — белый лебедь…9 августа 1918
«Белогвардейцы! Гордиев узел…»
Белогвардейцы! Гордиев узелДоблести русской!Белогвардейцы! Белые груздиПесенки русской!Белогвардейцы! Белые звезды!С неба не выскрести!Белогвардейцы! Черные гвоздиВ ребра Антихристу!9 августа 1918
«Пусть не помнят юные…»
Пусть не помнят юныеО согбенной старости.Пусть не помнят старыеО блаженной юности.Все уносят волны.Море — не твое.На людские головыЛейся, забытье!Пешеход морщинистый,Не любуйся парусом!Ах, не надо юностьюЛюбоваться — старости!Кто в песок, кто — в школу.Каждому свое.На людские головыЛейся, забытье!Не учись у старости,Юность златорунная!Старость — дело темное,Темное, безумное.…На людские головыЛейся, забытье!9 августа 1918
«Ночь — преступница и монашка…»
Ночь — преступница и монашка.Ночь проходит, потупив взгляд.Дышит — часто и дышит — тяжко.Ночь не любит, когда глядят.Не стоит со свечой во храме,Никому не жена, не дочь.Ночь ночует на твердом камне,Никого не целует ночь.Даром, что сквозьСлезинки — свищем,Даром, что — врозьПо свету рыщем, —Нет, не помочь!Завтра ль, сегодня —Скрутит насСтарая сводня —Ночь!9 августа 1918
«День — плащ широкошумный…»
День — плащ широкошумный,Ночь — бархатная шуба.Кто — умный, кто — безумный,Всяк выбирай, что любо!Друзья! Трубите в трубы!Друзья! Взводите срубы!Одел меня по губыСон — бархатная шуба.12 августа 1918
«Не по нраву я тебе — и тебе…»
Не по нраву я тебе — и тебе,И тебе еще — и целой орде.Пышен волос мой — да мало одёж!Вышла голосом — да нрав нехорош!Полно, Дева-Царь! Себя — не мытарь!Псарь не жалует — пожалует — царь!14 августа 1918
«Стихи растут, как звезды и как розы…»
Стихи растут, как звезды и как розы,Как красота — ненужная в семье.А на венцы и на апофеозы —Один ответ: — Откуда мне сие?Мы спим — и вот, сквозь каменные плиты,Небесный гость в четыре лепестка.О мир, пойми! Певцом — во сне — открытыЗакон звезды и формула цветка.14 августа 1918
«Пожирающий огонь — мой конь…»
Пожирающий огонь — мой конь!Он копытами не бьет, не ржет.Где мой конь дохнул — родник не бьет,Где мой конь махнул — трава не растет.Ох, огонь мой конь — несытый едок!Ох, огонь на нем — несытый ездок!С красной гривою свились волоса…Огневая полоса — в небеса!14 августа 1918
«Каждый стих — дитя любви…»
Каждый стих — дитя любви,Нищий незаконнорожденный.Первенец — у колеиНа поклон ветрам — положенный.Сердцу ад и алтарь,Сердцу — рай и позор.Кто отец? — Может — царь.Может — царь, может — вор.14 августа 1918
«Надобно смело признаться, Лира…»
Надобно смело признаться, Лира!Мы тяготели к великим мира:Мачтам, знаменам, церквам, царям,Бардам, героям, орлам и старцам,Так, присягнувши на верность — царствам,Не доверяют Шатра — ветрам.Знаешь царя — так псаря не жалуй!Верность как якорем нас держала:Верность величью — вине — беде,Верность великой вине венчанной!Так, присягнувши на верность — Хану,Не присягают его орде.Ветреный век мы застали, Лира!Ветер в клоки изодрав мундиры,Треплет последний лоскут Шатра…Новые толпы — иные флаги!Мы ж остаемся верны присяге,Ибо дурные вожди — ветра.14 августа 1918
«Мое убежище от диких орд…»
Мое убежище от диких орд,Мой щит и панцирь, мой последний фортОт злобы добрых и от злобы злых —Ты — в самых ребрах мне засевший стих!16 августа 1918
«А потом поили медом…»
А потом поили медом,А потом поили брагой,Чтоб потом, на месте лобном,На коленках признаваласьВ несодеянных злодействах!Опостылели мне вина,Опостылели мне яства.От великого богатстваЗаступи, заступник — заступ!18 августа 1918
Гению
Крестили нас — в одном чану,Венчали нас — одним венцом,Томили нас — в одном плену,Клеймили нас — одним клеймом.Поставят нам — единый дом.Прикроют нас — одним холмом.18 августа 1918
«Если душа родилась крылатой…»
Если душа родилась крылатой —Что ей хоромы — и что ей хаты!Что Чингис-Хан ей и что — Орда!Два на миру у меня врага,Два близнеца, неразрывно-слитых:Голод голодных — и сытость сытых!18 августа 1918
Але
«Не знаю, где ты и где я…»
Не знаю, где ты и где я.Те ж песни и те же заботы.Такие с тобою друзья!Такие с тобою сироты!И так хорошо нам вдвоем:Бездомным, бессонным и сирым…Две птицы: чуть встали — поём.Две странницы: кормимся миром.«И бродим с тобой по церквам…»
И бродим с тобой по церквамВеликим — и малым, приходским.И бродим с тобой по домамУбогим — и знатным, господским.Когда-то сказала: — Купи! —Сверкнув на кремлевские башни.Кремль — твой от рождения. — Спи,Мой первенец светлый и страшный.«И как под землею трава…»
И как под землею траваДружится с рудою железной, —Все видят пресветлые дваПровала в небесную бездну.Сивилла! — Зачем моемуРебенку — такая судьбина?Ведь русская доля — ему…И век ей: Россия, рябина…24 августа 1918
«Безупречен и горд…»
Безупречен и гордВ небо поднятый лоб.Непонятен мне герб,И не страшен мне гроб.Меж вельмож и рабов,Меж горбов и гербов,Землю роющих лбов —Я — из рода дубов.26 августа 1918
«Ты мне чужой и не чужой…»
Ты мне чужой и не чужой,Родной и не родной,Мой и не мой! Идя к тебеДомой — я «в гости» не скажу,И не скажу «домой».Любовь — как огненная пещь:А все ж и кольцо — большая вещь,А все ж и алтарь — великий свет.— Бог — не благословил!26 августа 1918
«Там, где мед — там и жало…»
Там, где мед — там и жало.Там, где смерть — там и смелость.Как встречалось — не знала,А уж так: встрелось — спелось.В поле дуб великий, —Разом рухнул главою!Так, без женского крикаИ без бабьего вою —Разлучаюсь с тобою:Разлучаюсь с собою,Разлучаюсь с судьбою.26 августа 1918
«Кто дома не строил…»
Кто дóма не строил —Земли недостоин.Кто дома не строил —Не будет землею:Соломой — золою…— Не строила дома.26 августа 1918
«Проще и проще…»
Проще и прощеПишется, дышится.Зорче и зорчеВидится, слышится.Меньше и меньшеПомнится, любится.— Значит уж скороПосох и рубище.26 августа 1918
«Со мной не надо говорить…»
Со мной не надо говорить,Вот губы: дайте пить.Вот волосы мои: погладь.Вот руки: можно целовать.— А лучше дайте спать.28 августа 1918, Успение
«Что другим не нужно — несите мне…»
Что другим не нужно — несите мне:Все должно сгореть на моем огне!Я и жизнь маню, я и смерть манюВ легкий дар моему огню.Пламень любит легкие вещества:Прошлогодний хворост — венки — слова…Пламень пышет с подобной пищи!Вы ж восстанете — пепла чище!Птица-Феникс я, только в огне пою!Поддержите высокую жизнь мою!Высоко горю и горю до тла,И да будет вам ночь светла.Ледяной костер, огневой фонтан!Высоко несу свой высокий стан,Высоко несу свой высокий сан —Собеседницы и Наследницы!2 сентября 1918
«Под рокот гражданских бурь…»
Под рокот гражданских бурь,В лихую годину,Даю тебе имя — мир,В наследье — лазурь.Отыйди, отыйди, Враг!Храни, Триединый,Наследницу вечных благМладенца Ирину!8 сентября 1918
«Колыбель, овеянная красным…»
Колыбель, овеянная красным!Колыбель, качаемая чернью!Гром солдат — вдоль храмов — за вечерней…А ребенок вырастет — прекрасным.С молоком кормилицы рязанскойОн всосал наследственные блага:Триединство Господа — и флага.Русский гимн — и русские пространства.В нужный День, на Божьем солнце ясном,Вспомнит долг дворянский и дочерний —Колыбель, качаемая чернью,Колыбель, овеянная красным![41]8 сентября 1918
«Офицер гуляет с саблей…»
Офицер гуляет с саблей,А студент гуляет с книжкой.Служим каждому мальчишке:Наше дело — бабье, рабье.Сад цветочками засажен —Сапожищами зашибли.Что увидели — не скажем:Наше дело — бабье, рыбье.9 сентября 1918
Глаза
Привычные к степям — глаза,Привычные к слезам — глаза,Зеленые — соленые —Крестьянские глаза!Была бы бабою простой —Всегда б платили за постой —Все эти же — веселые —Зеленые глаза.Была бы бабою простой —От солнца б застилась рукой,Качала бы — молчала бы,Потупивши глаза.Шел мимо паренек с лотком…Спят под монашеским платкомСмиренные — степенные —Крестьянские глаза.Привычные к степям — глаза,Привычные к слезам — глаза…Что видели — не выдадутКрестьянские глаза!9 сентября 1918
«А взойдешь — на краешке стола…»
А взойдешь — на краешке стола —Недоеденный ломоть, — я ела,И стакан неполный — я пила,. . . . . . . . . . . ., — я глядела.Ты присядь на красную скамью,Пей и ешь — и не суди сурово!Я теперь уже не ем, не пью,Я пою — кормлю орла степного.28 сентября 1918
1918 год(отрывок из баллады)
…Корабль затонул — без щеп,Король затанцевал в Совете,Зерна не выбивает цеп,Ромео не пришел к Джульетте,Клоун застрелился на рассвете,Вождь слушает ворожею…(А балладу уничтожила: слабая. 1939 г.)
«Два цветка ко мне на грудь…»
Два цветка ко мне на грудьПоложите мне для воздуху.Пусть нарядной тронусь в путь, —Заработала я отдых свой.В год . . . . . . . . . . . . . . .Было у меня две дочери, —Так что мучилась с мукойИ за всем вставала в очередь.Подойдет и поглядитСмерть — усердная садовница.Скажет — «Бог вознаградит, —Не бесплодная смоковница!»30 сентября 1918
«Ты дал нам мужества…»
Ты дал нам мужества —На сто жизней!Пусть земли кружатся,Мы — недвижны.И ребра — стойкиеНа мытарства:Дабы на койке намПомнить — Царство!Свое подобьеТы в небо поднял —Великой веройВ свое подобье.Так дай нам вздохуИ дай нам поту —Дабы снести намТвои щедроты!30 сентября 1918
«Поступью сановнически-гордой…»
Поступью сановнически-гордойПрохожу сквозь строй простонародья.На груди — ценою в три угодья —Господом пожалованный орден.Нынче праздник слуг нелицемерных:Целый дождь — в подхваченные полы!Это Царь с небесного престолаОрденами оделяет — верных.Руки прочь, народ! Моя — добыча!И сияет на груди суровойСтрастный знак Величья и Отличья,Орден Льва и Солнца — лист кленовый.8 октября 1918
Сергиев день
«Был мне подан с высоких небес…»
Был мне подан с высоких небесМеч серебряный — воинский крест.Был мне с неба пасхальный тропарь:— Иоанна! Восстань, Дева-Царь!И восстала — миры побороть —Посвященная в рыцари — Плоть.Подставляю открытую грудь.Познаю серединную суть.Обязуюсь гореть и тонуть.8 октября 1918
«Отнимите жемчуг — останутся слезы…»
Отнимите жемчуг — останутся слезы,Отнимите злато — останутся листьяОсеннего клена, отнимите пурпур —Останется кровь.9 октября 1918
«Над черною пучиной водною…»
Над черною пучиной водною —Последний звон.Лавиною простонародноюНизринут трон.Волóчится кровавым вóлокомПурпур царей.Греми, греми, последний колоколРусских церквей!Кропите, слезные жемчужинки,Трон и алтарь.Крепитесь, верные содружники:Церковь и царь!Цари земные низвергаются.— Царствие! — Будь!От колокола содрогаютсяГород и грудь.9 октября 1918
«Молодой колоколенкой…»
Молодой колоколенкойТы любуешься — в воздухе.Голосок у ней тоненький,В ясном куполе — звездочки.Куполок твой золотенький,Ясны звезды — под лобиком.Голосочек твой тоненький,Ты сама колоколенка.Октябрь 1918
«Любовь! Любовь! Куда ушла ты…»
Любовь! Любовь! Куда ушла ты?— Оставила свой дом богатый,Надела воинские латы.— Я стала Голосом и Гневом,Я стала Орлеанской Девой.10 октября 1918
«Осень. Деревья в аллее — как воины…»
Осень. Деревья в аллее — как воины.Каждое дерево пахнет по-своему.Войско Господне.14 октября 1918
«Ты персияночка — луна, а месяц — турок…»
Ты персияночка — луна, а месяц — турок,Ты полоняночка, луна, а он — наездник,Ты нарумянена, луна, а он, поджарый,Отроду желт, как Знание и Знать.Друг! Буду Вам верна, доколе светят:Персидская луна — турецкий месяц.14 октября 1918
«Утро. Надо чистить чаши…»
Утро. Надо чистить чаши,Надо розы поливать.Полдень. Смуглую маслинуДержат кончики перстов.Колокол звонит. Четыре.Голос. Ангельская весть.Розы политы вторично.Звон. Вечерняя заря.Ночь. Чугунная решетка.Битва голосов и крыл.15 октября 1918
«А всему предпочла…»
А всему предпочлаНежный воздух садовый.В монастырском саду,Где монашки и вдовы,— И монашка, и мать —В добровольной опале,Познаю благодатьТишины и печали.Благодать ремесла,Прелесть твердой основы— Посему предпочлаНежный воздух садовый.В неизвестном годуЛяжет строго и прямоВ монастырском саду —Многих рыцарей — Дама,Что казне короляИ глазам Казановы —Что всему предпочлаНежный воздух садовый!15 октября 1918
«Дочери катят серсо…»
Дочери катят серсо,Матери катят — сердца.И по дороге столбомПыль от сердец и серсо.15 октября 1918
«Не смущаю, не пою…»
Не смущаю, не поюЖенскою отравою.Руку верную даю —Пишущую, правую.Той, которою крещуНа ночь — ненагляднуюТой, которою пишуТо, что Богом задано.Левая — она дерзка,Льстивая, лукавая.Вот тебе моя рука —Праведная, правая!23 октября 1918
«Героизму пристало стынуть…»
Героизму пристало стынуть.Холод статен, как я сама.Здравствуй, — белая-свет-пустыня,Героическая зима!Белый всадник — мой друг любимый,Нынче жизнь моя — лбом в снегу.В первый раз воспеваю зимуВ восемнадцатом сем году.23 октября 1918
«Бури-вьюги, вихри-ветры вас взлелеяли…»
Бури-вьюги, вихри-ветры вас взлелеяли,А останетесь вы в песне — белы-лебеди!Знамя, шитое крестами, в саван выцвело.А и будет ваша память — белы-рыцари.И никто из вас, сынки! — не воротится.А ведет ваши полки — Богородица!25 октября 1918
«Я берег покидал туманный Альбиона…»
Я берег покидал туманный Альбиона…
Батюшков.«Я берег покидал туманный Альбиона»…Божественная высь! — Божественная грусть!Я вижу тусклых вод взволнованное лоноИ тусклый небосвод, знакомый наизусть.И, прислоненного к вольнолюбивой мачте,Укутанного в плащ — прекрасного, как сон —Я вижу юношу. — О плачьте, девы, плачьте!Плачь, мужественность! — Плачь, туманный Альбион!Свершилось! — Он один меж небом и водою!Вот школа для тебя, о, ненавистник школ!И в роковую грудь, пронзенную звездою,Царь роковых ветров врывается — Эол.А рокот тусклых вод слагается в балладуО том, как он погиб, звездою заклеймен…Плачь, Юность! — Плачь, Любовь! — Плачь, Мир! —Рыдай, Эллада!Плачь, крошка Ада! — Плачь, туманный Альбион!30 октября 1918
«Сладко вдвоем — на одном коне…»
Сладко вдвоем — на одном коне,В том же челне — на одной волне,Сладко вдвоем — от одной краюшки —Слаще всего — на одной подушке.1 ноября 1918
«Поступь легкая моя…»
Поступь легкая моя,— Чистой совести примета —Поступь легкая моя,Песня звонкая моя —Бог меня одну поставилПосреди большого света.— Ты не женщина, а птица,Посему — летай и пой.1 ноября 1918
«На плече моем на правом…»
На плече моем на правомПримостился голубь-утро,На плече моем на левомПримостился филин-ночь.Прохожу, как царь казанский.И чего душе бояться —Раз враги соединились,Чтоб вдвоем меня хранить!2 ноября 1918
«Чтобы помнил не часочек, не годок…»
Чтобы помнил не часочек, не годок —Подарю тебе, дружочек, гребешок.Чтобы помнили подружек мил-дружки —Есть на свете золотые гребешки.Чтоб дружочку не пилось без меня —Гребень, гребень мой, расческа моя!Нет на свете той расчески чудней:Струны — зубья у расчески моей!Чуть притронешься — пойдет трескотняПро меня одну, да все про меня.Чтоб дружочку не спалось без меня —Гребень, гребень мой, расческа моя!Чтобы чудился в жару и в потуОт меня ему вершочек — с версту,Чтоб ко мне ему все версты — с вершок,Есть на свете золотой гребешок.Чтоб дружочку не жилось без меня —Семиструнная расческа моя!2 ноября 1918
«Кружка, хлеба краюшка…»
Кружка, хлеба краюшкаДа малинка в лукошке,Эх, — да месяц в окошке, —Вот и вся нам пирушка!А мальчишку — погреться —Подарите в придачу —Я тогда и без хлебцаНикогда не заплачу!2 ноября 1918
«Развела тебе в стакане…»
Развела тебе в стаканеГорстку жженых волос.Чтоб не елось, чтоб не пелось,Не пилось, не спалось.Чтобы младость — не в радость,Чтобы сахар — не в сладость,Чтоб не ладил в тьме ночнойС молодой женой.Как власы мои златыеСтали серой золой,Так года твои младыеСтанут белой зимой.Чтоб ослеп-оглох,Чтоб иссох, как мох,Чтоб ушел, как вздох.3 ноября 1918
Але («Есть у тебя еще отец и мать…»)
Есть у тебя еще отец и мать,А все же ты — Христова сирота.Ты родилась в водовороте войн, —А все же ты поедешь на Иордань.Без ключика Христовой сиротеОткроются Христовы ворота.5 ноября 1918
«Царь и Бог! Простите малым…»
Царь и Бог! Простите малымСлабым — глупым — грешным — шалым,В страшную воронку втянутым,Обольщенным и обманутым, —Царь и Бог! Жестокой казниюНе казните Сашеньку Разина!Царь! Господь тебе отплатит!С нас сиротских воплей — хватит!Хватит, хватит с нас покойников!Царский Сын, — прости Разбойнику!В отчий дом — дороги разные.Пощадите Стеньку Разина!Разин! Разин! Сказ твой сказан!Красный зверь смирен и связан.Зубья страшные поломаны,Но за жизнь его за темную,Да за удаль несуразную —Развяжите Стеньку Разина!Родина! Исток и устье!Радость! Снова пахнет Русью!Просияйте, очи тусклые!Веселися, сердце русское!Царь и Бог! Для ради празднику —Отпустите Стеньку Разина![42]Москва, 1-ая годовщина Октября.
«Мир окончится потопом…»
— Мир окончится потопом.— Мир окончится пожаром;Так вода с огнем, так дочерьС матерью схватились в полночь.— Дух Святой — озерный голубь,Белый голубочек с веткой.— Пламенный язык над <русым>Теменем — и огнь в гортани.7 ноября 1918
«Песня поется, как милый любится…»
Песня поется, как милый любится:Радостно! — Всею грудью!Что из того, что она забудется —Богу пою, не людям!Песня поется, как сердце бьется —Жив, так поёшь…9 ноября 1918
«Дело Царского Сына…»
Дело Царского Сына —Быть великим и добрым.. . . . . . . . . . . . . . .Чтить голодные ребра,Выть с последней солдаткой,Пить с последним бродягой,Спать . . . . . . . . . . . .В сапогах и при шпаге.А еще ему дело:Встать в полночную пору,Прочь с дороженьки белой —Ввысь на вышнюю гору…Над пучиной согнуться,Бросить что-то в пучину…— Никогда не вернуться —Дело Царского Сына!9 ноября 1918
«Благодарю, о Господь…»
Благодарю, о Господь,За Океан и за Сушу,И за прелестную плоть,И за бессмертную душу,И за горячую кровь,И за холодную воду.— Благодарю за любовь.Благодарю за погоду.9 ноября 1918
«Радость — что сахар…»
Радость — что сахар,Нету — и охаешь,А завелся как —Через часочек:Сладко, да тошно!Горе ты горе, — соленое море!Ты и накормишь,Ты и напоишь,Ты и закружишь,Ты и отслужишь!9 ноября 1918
«Красный бант в волосах!..»
Красный бант в волосах!Красный бант в волосах!А мой друг дорогой —Часовой на часах.Он под ветром холодным,Под холодной луной,У палатки походной —Что столб соляной.Подкрадусь к нему тихо —Зычно крикнет: — «Пароль!»— Это я! — Проходи-ка,Здесь спит мой Король!— Это я, мое сердце,Это — сердце твое!— Здесь для шуток не место,Я возьму под ружье.— Не проспать бы обедниТвоему Королю!— В третий раз — и в последний:Проходи, говорю!Грянет выстрел. На верескУпаду — хоть бы звук.Поглядит он на Север,Поглядит он на Юг,На Восток и на Запад.— Не зевай на часах! —Красный бант в волосах!Красный бант в волосах!10 ноября 1918
«Нет, с тобой, дружочек чудный…»
Нет, с тобой, дружочек чудный,Не делиться мне досугом.Я сдружилась с новым другом,С новым другом, с сыном блудным.У тебя — дворцы-палаты,У него — леса-пустыни,У тебя — войска-солдаты,У него — пески морские.Нынче в море с ним гуляем,Завтра по лесу с волками.Что ни ночь — постель иная:Нынче — щебень, завтра — камень.И уж любит он, сударик,Чтобы свéтло, как на Пасху:Нынче месяц нам фонарик,Завтра звезды нам лампадки.Был он всадником завидным,Милым гостем, Царским Сыном, —Да глаза мои увидел —И войска свои покинул.10 ноября 1918
«Новый Год. Ворох роз…»
Новый Год. Ворох роз.Старый лорд в богатой раме.Ты мне ленточку принес?Дэзи стала знатной дамой.С длинных крыл — натечет.Мне не надо красной ленты.Здесь не больно почетСерафимам и студентам.Что? Один не уйдешь,Увези меня на Мальту.Та же наглость и то жНесравненное контральто!Новый Год! Новый Год!Чек на Смитсона в букете!— Алчет у моих воротЗябкий серафим Россетти!10 ноября 1918
«Ты тогда дышал и бредил Кантом…»
Ты тогда дышал и бредил Кантом.Я тогда ходила с красным бантом.Бриллиантов не было и <франтов>. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .Ели мы горох и чечевицу.Ты однажды с улицы певицу— Мокрую и звонкую, как птица —В дом привел. Обедали втроем.А потом — . . . . . .как боги —Говорили о горячем гpoгeИ, дрожа, протягивали ногиВ черную каминную дыру.Пили воду — . . . . . .попойка! —Ты сказал: — «Теперь, сестричка, спойте!»И она запела нам о стойкойВсаднице и юном короле.Ты сказал: «Любовь и Дружба — сестры»,И она надела мне свой пестрыйМокрый бант — и вспыхнул — красный остров! —. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .Целовались — и играли в кости.Мы с тобой уснули на помостеДля углей, — звонкоголосой гостьеУступив единственный тюфяк.10 ноября 1918
Барабанщик
«Барабанщик! Бедный мальчик…»
Барабанщик! Бедный мальчик!Вправо-влево не гляди!Проходи перед народомС Божьим громом на груди.Не наемник ты — вся ношаНа груди, не на спине!Первый в глотку смерти вброшенНа ногах — как на коне!Мать бежала спелой рожью,Мать кричала в облака,Воззывала: — Матерь Божья,Сберегите мне сынка!Бедной матери в оконцеВечно треплется платок.— Где ты, лагерное солнце!Алый лагерный цветок!А зато — какая воля —В подмастерьях — старший брат,Средний в поле, третий в школе,Я один — уже солдат!Выйдешь цел из перебранки —Что за радость, за почет,Как красотка-маркитанткаНам стаканчик поднесет!Унтер ропщет: — Эх, мальчонка!Рано начал — не к добру!— Рано начал — рано кончил!Кто же выпьет, коль умру?А настигнет смерть-волчица —Весь я тут — вся недолга!Императору — столицы,Барабанщику — снега.А по мне — хоть дно морское!Пусть сам черт меня заест!Коли Тот своей рукою.Мне на грудь нацепит крест!11 ноября 1918
«Молоко на губах не обсохло…»
Молоко на губах не обсохло,День и ночь в барабан колочу.Мать от грохота было оглохла,А отец потрепал по плечу.Мать и плачет и стонет и тужит,Но отцовское слово — закон:— Пусть идет Императору служит, —Барабанщиком, видно, рожден.Брали сотнями царства, — столицыМимоходом совали в карман.Порешили судьбу АустерлицаДвое: солнце — и мой барабан.Полегло же нас там, полегло жеЗа величье имперских знамен!Веселись, барабанная кожа!Барабанщиком, видно, рожден!Загоняли мы немца в берлогу.Всадник. Я — барабанный салют.Руки скрещены. В шляпе трирогой.— Возраст? — Десять. — Не меньше ли, плут?— Был один, — тоже ростом не вышел.Выше солнца теперь вознесен!— Ты потише, дружочек, потише!Барабанщиком, видно, рожден!Отступилась от нас Богоматерь,Не пошла к московитским волкам.Дальше — хуже. В плену — Император,На отчаянье верным полкам.И молчит собеседник мой лучший,Сей рукою к стене пригвожден.И никто не побьет в него ручкой:Барабанщиком, видно, рожден!12 ноября 1918
«Мать из хаты за водой…»
Мать из хаты за водой,А в окно — дружочек:Голубочек голубой,Сизый голубочек.Коли днем одной — тоска,Что же в темь такую?И нежнее голубкаЯ сама воркую.С кем дружился в ноябре —Не забудь в июле.. . . . . . . . . . . . . . .Гули-гули-гули.. . . . . . . . . . . . . . .Возвратилась мать!. . . . . . . . . . . . . . .Ладно — ворковать!Чтобы совы страсть моюСтоном не спугнули —У окна стою — пою:Гули-гули-гули.Подари-ка золотойСыну на зубочек,Голубочек голубой,Сизый голубочек!14 ноября 1918
«Соловьиное горло — всему взамен…»
Соловьиное горло — всему взамен! —Получила от певчего бога — я.Соловьиное горло! — . . . . . . . .Рокочи, соловьиная страсть моя!Сколько в горле струн — все сорву до тла!Соловьиное горло свое сберечьНа на тот на свет — соловьем пришла!. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .20 ноября 1918
«Я счастлива жить образцово и просто…»
Я счастлива жить образцово и просто:Как солнце — как маятник — как календарь.Быть светской пустынницей стройного роста,Премудрой — как всякая Божия тварь.Знать: Дух — мой сподвижник, и Дух — мой вожатый!Входить без доклада, как луч и как взгляд.Жить так, как пишу: образцово и сжато, —Как Бог повелел и друзья не велят.22 ноября 1919
«Вот: слышится — а слов не слышу…»
Вот: слышится — а слов не слышу,Вот: близится — и тьмится вдруг…Но знаю, с поля — или свыше —Тот звук — из сердца ли тот звук…— Вперед на огненные муки! —В волнах овечьего рунаЯ к небу воздеваю руки —Как — древле — девушка одна…<1918–1939>
Комедьянт
— Посвящение —
— Комедьянту, игравшему Ангела, —
или Ангелу, игравшему Комедьянта —
не все равно ли, раз — Вашей милостью —
я, вместо снежной повинности Москвы
19 года несла — нежную.
«Я помню ночь на склоне ноября…»
Я помню ночь на склоне ноября.Туман и дождь. При свете фонаряВаш нежный лик — сомнительный и странный,По-диккенсовски — тусклый и туманный,Знобящий грудь, как зимние моря…— Ваш нежный лик при свете фонаря.И ветер дул, и лестница вилась…От Ваших губ не отрывая глаз,Полусмеясь, свивая пальцы в узел,Стояла я, как маленькая Муза,Невинная — как самый поздний час…И ветер дул и лестница вилась.А на меня из-под усталых веждСтруился сонм сомнительных надежд.— Затронув губы, взор змеился мимо… —Так серафим, томимый и хранимыйТаинственною святостью одежд,Прельщает Мир — из-под усталых вежд.Сегодня снова диккенсова ночь.И тоже дождь, и так же не помочьНи мне, ни Вам, — и так же хлещут трубы,И лестница летит… И те же губы…И тот же шаг, уже спешащий прочь —Туда — куда-то — в диккенсову ночь.2 ноября 1918
«Мало ли запястий…»
Мало ли запястийПлелось, вилось?Что тебе запястьеМое — далось?Всё кругом да около —Что кот с мышом!Нет, — очами, сокол мой,Глядят — не ртом!19 ноября 1918
«Не любовь, а лихорадка…»
Не любовь, а лихорадка!Легкий бой лукав и лжив.Нынче тошно, завтра сладко,Нынче помер, завтра жив.Бой кипит. Смешно обоим:Как умен — и как умна!Героиней и героемЯ равно обольщена.Жезл пастуший — или шпага?Зритель, бой — или гавот?Шаг вперед — назад три шага,Шаг назад — и три вперед.Рот как мед, в очах доверье,Но уже взлетает бровь.Не любовь, а лицемерье,Лицедейство — не любовь!И итогом этих (в скобках —Несодеянных!) грехов —Будет легонькая стопкаВосхитительных стихов.20 ноября 1918
«Концами шали…»
Концами шалиВяжу печаль твою.И вот — без шали —На площадях пою.Снятó проклятие!Я госпожа тебе!20 ноября 1918
«Дружить со мной нельзя, любить меня — не можно…»
Дружить со мной нельзя, любить меня — не можно!Прекрасные глаза, глядите осторожно!Баркасу должно плыть, а мельнице — вертеться.Тебе ль остановить кружáщееся сердце?Порукою тетрадь — не выйдешь господином!Пристало ли вздыхать над действом комедийным?Любовный крест тяжел — и мы его не тронем.Вчерашний день прошел — и мы его схороним.20 ноября 1918
«Волосы я — или воздух целую…»
Волосы я — или воздух целую?Веки — иль веянье ветра над ними?Губы — иль вздох под губами моими?Не распознаю и не расколдую.Знаю лишь: целой блаженной эпохой,Царственным эпосом — струнным и странным —Приостановится…Это короткое облачко вздоха.Друг! Все пройдет на земле, — аллилуйя!Вы и любовь, — и ничто не воскреснет.Но сохранит моя темная песня —Голос и волосы: струны и струи.22 ноября 1918
«Не успокоюсь, пока не увижу…»
Не успокоюсь, пока не увижу.Не успокоюсь, пока не услышу.Вашего взора пока не увижу,Вашего слова пока не услышу.Что-то не сходится — самая малость!Кто мне в задаче исправит ошибку?Солоно-солоно сердцу досталасьСладкая-сладкая Ваша улыбка!— Баба! — мне внуки на урне напишут.И повторяю — упрямо и слабо:Не успокоюсь, пока не увижу,Не успокоюсь, пока не услышу.23 ноября 1918
«Вы столь забывчивы, сколь незабвенны…»
Вы столь забывчивы, сколь незабвенны.— Ах, Вы похожи на улыбку Вашу! —Сказать еще? — Златого утра краше!Сказать еще? — Один во всей вселенной!Самой Любви младой военнопленный,Рукой Челлини ваянная чаша.Друг, разрешите мне на лад старинныйСказать любовь, нежнейшую на свете.Я Вас люблю. — В камине воет ветер.Облокотясь — уставясь в жар каминный —Я Вас люблю. Моя любовь невинна.Я говорю, как маленькие дети.Друг! Все пройдет! Виски в ладонях сжаты,Жизнь разожмет! — Младой военнопленный,Любовь отпустит вас, но — вдохновенный —Всем пророкочет голос мой крылатый —О том, что жили на земле когда-тоВы — столь забывчивый, сколь незабвенный!25 ноября 1918
«Короткий смешок…»
Короткий смешок,Открывающий зубы,И легкая наглость прищуренных глаз.— Люблю Вас! — Люблю Ваши зубы и губы,(Все это Вам сказано — тысячу раз!)Еще полюбить я успела — постойте! —Мне помнится: руки у Вас хороши!В долгу не останусь, за все — успокойтесь —Воздам неразменной деньгою души.Посмейтесь! Пусть нынешней ночью приснятсяМне впадины чуть-улыбнувшихся щек.Но даром — не надо! Давайте меняться:Червонец за грошик: смешок — за стишок!27 ноября 1918
«На смех и на зло…»
Нá смех и нá зло:Здравому смыслу,Ясному солнцу,Белому снегу —Я полюбила:Мутную полночь,Льстивую флейту,Праздные мысли.Этому сердцуРодина — Спарта.Помнишь лисёнка,Сердце спартанца?— Легче лисёнкаСкрыть под одеждой,Чем утаить вас,Ревность и нежность!1 декабря 1918
«Мне тебя уже не надо…»
Мне тебя уже не надо,Милый — и не оттого чтоС первой почтой — не писал.И не оттого что этиСтроки, писанные с грустью,Будешь разбирать — смеясь.(Писанные мной одною —Одному тебе! — впервые! —Расколдуешь — не один.)И не оттого что кудриДо щеки коснутся — мастерЯ сама читать вдвоем! —И не оттого что вместе— Над неясностью заглавных! —Вы вздохнете, наклонясь.И не оттого что дружноВеки вдруг смежатся — труденПочерк, — да к тому — стихи!Нет, дружочек! — Это проще,Это пуще, чем досада:Мне тебя уже не надо —Оттого что — оттого что —Мне тебя уже не надо!3 декабря 1918
«Розовый рот и бобровый ворот…»
Розовый рот и бобровый ворот —Вот лицедеи любовной ночи.Третьим была — Любовь.Рот улыбался легко и нагло.Ворот кичился бобровым мехом.Молча ждала Любовь.«Сядешь в кресла, полон лени…»
Сядешь в кресла, полон лени.Встану рядом на колени,Без дальнейших повелений.С сонных кресел свесишь руку.Подыму ее без звука,С перстеньком китайским — руку.Перстенек начищен мелом.— Счастлив ты? — Мне нету дела!Так любовь моя велела.5 декабря 1918
«Ваш нежный рот — сплошное целованье…»
Ваш нежный рот — сплошное целованье…— И это все, и я совсем как нищий.Кто я теперь? — Единая? — Нет, тыща!Завоеватель? — Нет, завоеванье!Любовь ли это — или любованье,Пера причуда — иль первопричина,Томленье ли по ангельскому чину —Иль чуточку притворства — по призванью…— Души печаль, очей очарованье,Пера ли росчерк — ах! — не все равно ли,Как назовут сие уста — доколеВаш нежный рот — сплошное целованье!Декабрь 1918
«Поцелуйте дочку…»
«Поцелуйте дочку!»Вот и все. — Как скупо! —Быть несчастной — глупо.Значит, ставим точку.Был у Вас бы малыйМальчик, сын единый —Я бы Вам сказала:«Поцелуйте сына!»«Это и много и мало…»
Это и много и мало.Это и просто и тёмно.Та, что была вероломной,Зá вечер — верная стала.Белой монашкою скромной,— Парой опущенных глаз. —Та, что была неуемной,Зá вечер вдруг унялась.Начало января 1919
«Бренные губы и бренные руки…»
Бренные губы и бренные рукиСлепо разрушили вечность мою.С вечной Душою своею в разлуке —Бренные губы и руки пою.Рокот божественной вечности — глуше.Только порою, в предутренний час —С темного неба — таинственный глас:— Женщина! — Вспомни бессмертную душу!Конец декабря 1918
«Не поцеловали — приложились…»
Не поцеловали — приложились.Не проговорили — продохнули.Может быть — Вы на земле не жили,Может быть — висел лишь плащ на стуле.Может быть — давно под камнем плоскимУспокоился Ваш нежный возраст.Я себя почувствовала воском:Маленькой покойницею в розах.Руку на сердце кладу — не бьется.Так легко без счастья, без страданья!— Так прошло — что у людей зовется —На миру — любовное свиданье.Начало января 1919
«Друзья мои! Родное триединство…»
Друзья мои! Родное триединство!Роднее чем в родстве!Друзья мои в советской — якобинской —Маратовой Москве!С вас начинаю, пылкий Антокольский,Любимец хладных Муз,Запомнивший лишь то, что — панны польскойЯ именем зовусь.И этого — виновен холод братский,И сеть иных помех! —И этого не помнящий — Завадский!Памятнейший из всех!И, наконец — герой меж лицедеев —От слова бытиёВсе имена забывший — Алексеев!Забывший и свое!И, упражняясь в старческом искусствеСкрывать себя, как черный бриллиант,Я слушаю вас с нежностью и грустью,Как древняя Сивилла — и Жорж Занд.13 января 1919
«В ушах два свиста: шелка и метели…»
В ушах два свиста: шелка и метели!Бьется душа — и дышит кровь.Мы получили то, чего хотели:Вы — мой восторг — до снеговой постели,Я — Вашу смертную любовь.27 января 1919
«Шампанское вероломно…»
Шампанское вероломно,А все ж наливай и пей!Без розовых без цепейНаспишься в могиле темной!Ты мне не жених, не муж,Твоя голова в тумане…А вечно одну и ту ж —Пусть любит герой в романе!«Скучают после кутежа…»
Скучают после кутежа.А я как веселюсь — не чаешь!Ты — господин, я — госпожа,А главное — как ты, такая ж!Не обманись! Ты знаешь самПо злому холодку в гортани,Что я была твоим устам —Лишь пеною с холмов Шампани!Есть золотые кутежи.И этот мой кутеж оправдан:Шампанское любовной лжи —Без патоки любовной правды!«Солнце — одно, а шагает по всем городам…»
Солнце — одно, а шагает по всем городам.Солнце — мое. Я его никому не отдам.Ни на час, ни на луч, ни на взгляд. — Никому. — Никогда.Пусть погибают в бессменной ночи города!В руки возьму! Чтоб не смело вертеться в кругу!Пусть себе руки, и губы, и сердце сожгу!В вечную ночь пропадет — погонюсь по следам…Солнце мое! Я тебя никому не отдам!Февраль 1919
«Да здравствует черный туз…»
Да здравствует черный туз!Да здравствует сей союзТщеславья и вероломства!На темных мостах знакомства,Вдоль всех фонарей — любовь!Я лживую кровь своюПою — в вероломных жилах.За всех вероломных милыхГрядущих своих — я пью!Да здравствует комедьянт!Да здравствует красный бантВ моих волосах веселых!Да здравствуют дети в школах,Что вырастут — пуще нас!И, юности на краю,Под тенью сухих смоковниц —За всех роковых любовницГрядущих твоих — я пью!Москва, март 1919
«Сам Черт изъявил мне милость…»
Сам Черт изъявил мне милость!Пока я в полночный часНа красные губы льстилась —Там красная кровь лилась.Пока легион гигантовРедел на донском песке,Я с бандой комедиантовБраталась в чумной Москве.Хребет вероломства — гибок.О, сколько их шло на зов. . . . . .моих улыбок. . . . . .моих стихов.Чтоб Совесть не жгла под шалью —Сам Черт мне вставал помочь.Ни утра, ни дня — сплошнаяШальная, чумная ночь.И только порой, в тумане,Клонясь, как речной тростник,Над женщиной плакал — АнгелО том, что забыла — Лик.Март 1919
«Я Вас люблю всю жизнь и каждый день…»
Я Вас люблю всю жизнь и каждый день,Вы надо мною, как большая тень,Как древний дым полярных деревень.Я Вас люблю всю жизнь и каждый час.Но мне не надо Ваших губ и глаз.Все началось — и кончилось — без Вас.Я что-то помню: звонкая дуга,Огромный ворот, чистые снега,Унизанные звездами рога…И от рогов — в полнебосвода — тень…И древний дым полярных деревень…— Я поняла: Вы северный олень.7 декабря 1918
П. Антокольскому
Дарю тебе железное кольцо:Бессонницу — восторг — и безнадежность.Чтоб не глядел ты девушкам в лицо,Чтоб позабыл ты даже слово — нежность.Чтоб голову свою в шальных кудряхКак пенный кубок возносил в пространство,Чтоб обратило в угль — и в пепл — и в прахТебя — сие железное убранство.Когда ж к твоим пророческим кудрямСама Любовь приникнет красным углем,Тогда молчи и прижимай к губамЖелезное кольцо на пальце смуглом.Вот талисман тебе от красных губ,Вот первое звено в твоей кольчуге, —Чтоб в буре дней стоял один — как дуб,Один — как Бог в своем железном круге!Март 1919
«О нет, не узнает никто из вас…»
О нет, не узнает никто из вас— Не сможет и не захочет! —Как страстная совесть в бессонный часМне жизнь молодую точит!Как душит подушкой, как бьет в набат,Как шепчет все то же слово…— В какой обратился треклятый адМой глупый грешок грошовый!Март 1919
Памяти А.А. Стаховича
А Dieu — mon âme,
Mon corps — аu Roy,
Mоn соеur — аuх Dames,
L’honneur — роur moi.[43]
«Не от запертых на семь замков пекарен…»
Не от запертых на семь замков пекаренИ не от заледенелых печек —Барским шагом — распрямляя плечи —Ты сошел в могилу, русский барин!Старый мир пылал. Судьба свершалась.— Дворянин, дорогу — дровосеку![44]Чернь цвела… А вблизь тебя дышалосьВоздухом Осьмнадцатого Века.И пока, с дворцов срывая крыши,Чернь рвалась к добыче вожделенной —Вы bon ton, maintien, tenue[45] — мальчишекОбучали — под разгром вселенной!Вы не вышли к черни с хлебом-солью,И скрестились — от дворянской скуки! —В черном царстве трудовых мозолей —Ваши восхитительные руки.[46]Москва, март 1919
«Высокой горести моей…»
Высокой горести моей —Смиренные следы:На синей варежке моей —Две восковых слезы.В продрогшей церковке — мороз,Пар от дыханья — густ.И с синим ладаном слилосьДыханье наших уст.Отметили ли Вы, дружок,— Смиреннее всего —Среди других дымков — дымокДыханья моего?Безукоризненностью рукВо всем родном краюПрославленный — простите, друг,Что в варежках стою!Март 1919
«Пустыней Девичьего Поля…»
Пустыней Девичьего ПоляБреду за ныряющим гробом.Сугробы — ухабы — сугробы.Москва. — Девятнадцатый год. —В гробу — несравненные руки,Скрестившиеся самовольно,И сердце — высокою жизньюКупившее право — не жить.Какая печальная свита!Распутицу — холод — и голодПоследним почетным эскортомТебе отрядила Москва.Кто помер? — С дороги, товарищ!Не вашего разума дело:— Исконный — высокого рода —Высокой души — дворянин.Пустыней Девичьего Поля. . . . . . . . . . . . . . .Молюсь за блаженную встречуВ тепле Елисейских Полей!Март 1919
«Елисейские Поля: ты да я…»
Елисейские Поля: ты да я.И под нами — огневая земля.. . . . . .и лужи морские— И родная, роковая Россия,Где покоится наш нищенский прахНа кладбищенских Девичьих Полях.Вот и свиделись! — А воздух каков! —Есть же страны без мешков и штыков!В мир, где «Равенство!» вопят даже дети,Опоздавшие на дважды столетье, —Там маячили — дворянская спесь! —Мы такими же тенями, как здесь.Что Россия нам? — черны купола!Так, заложниками бросив тела,Ненасытному червю — черни черной,Нежно встретились: Поэт и Придворный. —Два посмешища в державе снегов,Боги — в сонме королей и Богов!Март 1919
Посылка к маленькой сигарере
Не ждет, не ждет мой кучер нанятый,Торопит ветер-господин.Я принесла тебе для памятиЕще подарочек один.1919
Стихи к Сонечке
«Кто покинут — пусть поет…»
Кто покинут — пусть поет!Сердце — пой!Нынче мой — румяный рот,Завтра — твой.Ах, у розы-красотыВсе — друзья!Много нас — таких, как тыИ как я.Друг у друга вырыватьРозу-цвет —Можно розу разорвать:Хуже нет!Чем за розовый за ротВоевать —Лучше мальчика в чередЦеловать!Сто подружек у дружка:Все мы тут.Нá, люби его — покаНе возьмут.21 апреля 1919
«Пел в лесочке птенчик…»
Пел в лесочке птенчик,Под окном — шарманщик:— Обманщик, изменщик,Изменщик, обманщик!Подпевали хоромЧерти из бочонка:— Всю тебя, девчонка,За копейку продал!А коровки в травке:— Завела аму — уры!В подворотне — шавки:— Урры, урры, дура!Вздумала топиться —Бабка с бородою:— Ничего, девица!Унесет водою!Расчеши волосья,Ясны очи вымой.Один милый бросил,А другой — подымет!«В мое окошко дождь стучится…»
В мое окошко дождь стучится.Скрипит рабочий над станком.Была я уличной певицей,А ты был княжеским сынком.Я пела про судьбу-злодейку,И с раззолоченных перилТы мне не рупь и не копейку, —Ты мне улыбку подарил.Но старый князь узнал затею:Сорвал он с сына орденаИ повелел слуге-лакеюПрогнать девчонку со двора.И напилась же я в ту ночку!Зато в блаженном мире — том —Была я — княжескою дочкой,А ты был уличным певцом!24 апреля 1919
«Заря малиновые полосы…»
Заря малиновые полосыРазбрасывает на снегу,А я пою нежнейшим голосомЛюбезной девушки судьбу.О том, как редкостным растениемЦвела в светлейшей из теплиц:В высокосветском заведенииДля благороднейших девиц.Как белым личиком в передничекНыряла от словца «жених»;И как перед самим НаследникомНа выпуске читала стих,И как чужих сирот-проказниковВодила в храм и на бульвар,И как потом домой на праздникиПриехал первенец-гусар.Гусар! — Еще не кончив с куклами,— Ах! — в люльке мы гусара ждем!О, дом вверх дном! Букварь — вниз буквами!Давайте дух переведем!Посмотрим, как невинно-розовыйЦветок сажает на фаянс.Проверим три старинных козыря:Пасьянс — романс — и контраданс.Во всей девчонке — ни кровиночки…Вся, как косыночка, бела.Махнула белою косыночкой,Султаном помахал с седла.И как потом к старухе чопорнойСвалилась под ноги, как сноп,И как сам граф, ногами топая,Ее с крыльца спустил в сугроб…И как потом со свертком капельным— Отцу ненадобным дитём! —В царевом доме ВоспитательномПрощалася… И как — потом —Предавши розовое личикоПустоголовым мотылькам,Служило бедное девичествоЕго Величества полкам…И как художникам-безбожникамВ долг одолжала красоту,И как потом с ворóм-острожникомТолк заводила на мосту…И как рыбак на дальнем взморииНашел двух туфелек следы…Вот вам старинная история,А мне за песню — две слезы.Апрель 1919
«От лихой любовной думки…»
От лихой любовной думкиКак уеду по чугунке —Распыхтится паровоз,И под гул его угрюмыйБуду думать, буду думать,Что сам Черт меня унес.От твоих улыбок сладких,И от рук твоих в перчатках,И от лика твоего —И от слов твоих шумящих,И от ног твоих, спешащихМимо дома моего.Ты прощай, злодей — прельститель,Вы, холмы мои, проститеНад . . . . . . . . .Москвой, —Что Москва! Черт с ней, с Москвою!Черт с Москвою, черт со мною, —И сам Свет-Христос с собой!Лейтесь, лейтесь, слезы, лейтесь,Вейтесь, вейтесь, рельсы, вейтесь,Ты гуди, чугун, гуди…Может, горькую судьбинуПозабуду на чужбинеНа другой какой груди.«Ты расскажи нам про весну…»
— Ты расскажи нам про весну! —Старухе внуки говорят.Но, головою покачав,Старуха отвечала так:— Грешна весна,Страшна весна.— Так расскажи нам про Любовь! —Ей внук поет, что краше всех.Но, очи устремив в огонь,Старуха отвечала: — Ох!Грешна Любовь,Страшна Любовь!И долго-долго на зареНевинность пела во дворе:— Грешна любовь,Страшна любовь…1919
«Маленькая сигарера…»
Маленькая сигарера!Смех и танец всей Севильи!Что тебе в том длинном, длинномЧужестранце длинноногом?Оттого, что ноги длинны, —Не суди: приходит первым!И у цапли ноги — длинны:Всё на том же на болоте!Невидаль, что белорук он!И у кошки ручки — белы.Оттого, что белы ручки, —Не суди: ласкает лучше!Невидаль — что белокур он!И у пены — кудри белы,И у дыма — кудри белы,И у куры — перья белы!Берегись того, кто утромПодымается без песен,Берегись того, кто трезвым— Как капель — ко сну отходит,Кто от солнца и от женщинПрячется в собор и в погреб,Как ножа бежит — загару,Как чумы бежит — улыбки.Стыд и скромность, сигарера,Украшенье для девицы,Украшенье для девицы,Посрамленье для мужчины.Кто приятелям не должен —Тот навряд ли щедр к подругам.Кто к жидам не знал дороги —Сам жидом под старость станет.Посему, малютка-сердце,Маленькая сигарера,Ты иного приложеньяПоищи для красных губок.Губки красные — что розы:Нынче пышут, завтра вянут,Жалко их — на привиденье,И живой души — на камень.Москва — Ванв, 1919–1937
«Твои руки черны от загару…»
Твои руки черны от загару,Твои ногти светлее стекла…— Сигарера! Скрути мне сигару,Чтобы дымом любовь изошла.Скажут люди, идущие мимо:— Что с глазами-то? Свет, что ль, не мил?А я тихо отвечу: — От дыму.Я девчонку свою продымил!Весна 1919
«Не сердись, мой Ангел Божий…»
Не сердись, мой Ангел Божий,Если правда выйдет ложью.Встречный ветер не допрашивают,Правды с соловья не спрашивают.1919
«Ландыш, ландыш белоснежный…»
Ландыш, ландыш белоснежный,Розан аленький!Каждый говорил ей нежно:«Моя маленькая!»— Ликом — чистая иконка,Пеньем — пеночка… —И качал ее тихонькоНа коленочках.Ходит вправо, ходит влевоБожий маятник.И кончалось все припевом:«Моя маленькая!»Божьи думы нерушимы,Путь — указанный.Маленьким не быть большими,Вольным — связанными.И предстал — в кого не целятДевки — пальчиком:Божий ангел встал с постели —Вслед за мальчиком.— Будешь цвесть под райским древом,Розан аленький! —Так и кончилась с припевом:«Моя маленькая!»16 июня 1919
«На коленях у всех посидела…»
На коленях у всех посиделаИ у всех на груди полежала.Все до страсти она обожалаИ такими глазами глядела,Что сам Бог в небесах.16 июня 1919
Але («В шитой серебром рубашечке…»)
В шитой серебром рубашечке,— Грудь как звездами унизана! —Голова — цветочной чашечкойИз серебряного выреза.Очи — два пустынных озера,Два Господних откровения —На лице, туманно-розовомОт Войны и Вдохновения.Ангел — ничего — всё! — знающий,Плоть — былинкою довольная,Ты отца напоминаешь мне —Тоже Ангела и Воина.Может — все мое достоинство —За руку с тобою странствовать.— Помолись о нашем ВоинствеЗавтра утром, на Казанскую!18 июля 1919
«Ты думаешь: очередной обман…»
Ты думаешь: очередной обман!Одна к одной, как солдатье в казармах!Что из того, что ни следа румянНа розовых устах высокопарных, —Все та же смерть из розовых семян!Ты думаешь: очередной обман!И думаете Вы еще: зачемВ мое окно стучаться светлым перстнем?Ты любишь самозванцев — где мой Кремль?Давным-давно любовный ход мой крестныйОкончен. Дом мой темен, глух и нем.И семь печатей спят на сердце сем.И думаешь: сиротскую сумуТы для того надела в год сиротский,Чтоб разносить любовную чумуПо всем домам, чтоб утверждать господствоНа каждом . . . . . .. Черт в моем дому!— И отвечаю я: — Быть по сему!Июль 1919
Бабушка
«Когда я буду бабушкой…»
Когда я буду бабушкой —Годов через десяточек —Причудницей, забавницей, —Вихрь с головы до пяточек!И внук — кудряш — ЕгорушкаВзревет: «Давай ружье!»Я брошу лист и перышко —Сокровище мое!Мать всплачет: «Год три месяца,А уж, гляди, как зол!»А я скажу: «Пусть бесится!Знать, в бабушку пошел!»Егор, моя утробушка!Егор, ребро от ребрышка!Егорушка, Егорушка,Егорий — свет — храбрец!Когда я буду бабушкой —Седой каргою с трубкою! —И внучка, в полночь крадучись,Шепнет, взметнувши юбками:«Koгo, скажите, бабушка,Мне взять из семерых?» —Я опрокину лавочку,Я закружусь, как вихрь.Мать: «Ни стыда, ни совести!И в гроб пойдет пляша!»А я-то: «На здоровьице!Знать, в бабушку пошла!»Кто хóдок в пляске рыночной —Тот лих и на перинушке, —Маринушка, Маринушка,Марина — синь-моря!«А целовалась, бабушка,Голубушка, со сколькими?»— «Я дань платила песнями,Я дань взымала кольцами.Ни ночки даром проспанной:Все в райском во саду!»— «А как же, бабка, ГосподуПредстанешь на суду?»Свистят скворцы в скворешнице,Весна-то — глянь! — бела…Скажу: «— Родимый, — грешница!Счастливая была!Вы ж, ребрышко от ребрышка,Маринушка с Егорушкой,Моей землицы горсточкуВозьмите в узелок».23 июля 1919
«А как бабушке…»
А как бабушкеПомирать, помирать, —Стали голубиВорковать, ворковать.«Что ты, старая,Так лихуешься?»А она в ответ:«Что воркуете?»— «А воркуем мыПро твою весну!»— «А лихуюсь я,Что идти ко сну,Что навек заснуСном закованным —Я, бессонная,Я, фартовая!Что луга мои яицкие не скошены,Жемчуга мои бурмицкие не сношены,Что леса мои волынские не срублены,На Руси не все мальчишки перелюблены!»А как бабушкеОтходить, отходить, —Стали голубиВ окно крыльями бить.«Что уж страшен так,Бабка, голос твой?»— «Не хочу отдатьДевкам — мóлодцев».— «Нагулялась ты, —Пора знать и стыд!»— «Этой малостьюРазве будешь сыт?Что над тем костромЯ — холодная,Что за тем столомЯ — голодная».А как бабушкуПонесли, понесли, —Все-то голубиПолегли, полегли:Книзу — крылышком,Кверху — лапочкой…— Помолитесь, внучки юные, за бабушку!25 июля 1919
«Ты меня никогда не прогонишь…»
Ты меня никогда не прогонишь:Не отталкивают весну!Ты меня и перстом не тронешь:Слишком нежно пою ко сну!Ты меня никогда не ославишь:Мое имя — вода для уст!Ты меня никогда не оставишь:Дверь открыта, и дом твой — пуст!Июль 1919
«А во лбу моем — знай…»
А во лбу моем — знай! —Звезды горят.В правой рученьке — рай,В левой рученьке — ад.Есть и шелковый пояс —От всех мытарств.Головою покоюсьНа Книге Царств.Много ль нас такихНа святой Руси —У ветров спроси,У волков спроси.Так из края в край,Так из града в град.В правой рученьке — рай,В левой рученьке — ад.Рай и ад намешала тебе в питье,День единый теперь — житие твое.Проводи, жених,До седьмой версты!Много нас такихНа святой Руси.Июль 1919
Тебе — через сто лет
К тебе, имеющему быть рожденнымСтолетие спустя, как отдышу, —Из самых недр, — как нá смерть осужденный,Своей рукой — пишу:— Друг! Не ищи меня! Другая мода!Меня не помнят даже старики.— Ртом не достать! — Через летейски водыПротягиваю две руки.Как два костра, глаза твои я вижу,Пылающие мне в могилу — в ад, —Ту видящие, что рукой не движет,Умершую сто лет назад.Со мной в руке — почти что горстка пыли —Мои стихи! — я вижу: на ветруТы ищешь дом, где родилась я — илиВ котором я умру.На встречных женщин — тех, живых, счастливых, —Горжусь, как смотришь, и ловлю слова:— Сборище самозванок! Все мертвы вы!Она одна жива!Я ей служил служеньем добровольца!Все тайны знал, весь склад ее перстней!Грабительницы мертвых! Эти кольцаУкрадены у ней!О, сто моих колец! Мне тянет жилы,Раскаиваюсь в первый раз,Что столько я их вкривь и вкось дарила, —Тебя не дождалась!И грустно мне еще, что в этот вечер,Сегодняшний — так долго шла я вследСадящемуся солнцу, — и навстречуТебе — через сто лет.Бьюсь об заклад, что бросишь ты проклятьеМоим друзьям во мглу могил:— Все восхваляли! Розового платьяНикто не подарил!Кто бескорыстней был?! — Нет, я корыстна!Раз не убьешь, — корысти нет скрывать,Что я у всех выпрашивала письма,Чтоб ночью целовать.Сказать? — Скажу! Небытие — условность.Ты мне сейчас — страстнейший из гостей,И ты окажешь перлу всех любовницВо имя той — костей.Август 1919
«А плакала я уже бабьей…»
А плакала я уже бабьейСлезой — солонейшей солью.Как та — на лужочке — с граблей —Как эта — с серпочком — в поле.От голосу — слабже воска,Как сахар в чаю моченный.Стрелочкам своим поноскуНосила, как пес ученый.— «Ешь зернышко, я ж единойСкорлупкой сыта с орешка!»Никто не видал змеинойВ углах — по краям — усмешки.Не знали мои герои,Что сей голубок под схимой —Как Царь — за святой гороюГордыни несосвятимой.Август 1919
«Два дерева хотят друг к другу…»
Два дерева хотят друг к другу.Два дерева. Напротив дом мой.Деревья старые. Дом старый.Я молода, а то б, пожалуй,Чужих деревьев не жалела.То, что поменьше, тянет руки,Как женщина, из жил последнихВытянулось, — смотреть жестоко,Как тянется — к тому, другому,Что старше, стойче и — кто знает? —Еще несчастнее, быть может.Два дерева: в пылу закатаИ под дождем — еще под снегом —Всегда, всегда: одно к другому,Таков закон: одно к другому,Закон один: одно к другому.Август 1919
«Консуэла! — Утешенье…»
Консуэла! — Утешенье!Люди добрые, не сглазьте!Наградил второю теньюБог меня — и первым счастьем.Видно с ангелом спала я,Бога приняла в объятья.Каждый час благословляюПолночь твоего зачатья.И ведет меня — до сроку —К Богу — по дороге белой —Первенец мой синеокий:Утешенье! — Консуэла!Ну, а раньше — стать другая!Я была счастливой тварью!Все мой дом оберегали, —Каждый под подушкой шарил!Награждали — как случалось:Кто — улыбкой, кто — полушкой…А случалось — оставалосьДаже сердце под подушкой!..Времячко мое златое!Сонм чудесных прегрешений!Всех вас вымела метлоюКонсуэла — Утешенье.А чердак мой чисто мéтен,Сор подобран — на жаровню.Смерть хоть сим же часом встретим:Ни сориночки любовной!— Вор! — Напрасно ждешь! — Не выйду!Буду спать, как повелелаМне — от всей моей ОбидыУтешенье — Консуэла!Москва, октябрь 1919
Але
«Ни кровинки в тебе здоровой…»
Ни кровинки в тебе здоровой. —Ты похожа на циркового.Вон над бездной встает, ликуя,Рассылающий поцелуи.Напряженной улыбкой хлещетЭту сволочь, что рукоплещет.Ни кровиночки в тонком теле, —Все новиночек мы хотели.Что, голубчик, дрожат поджилки?Все как надо: канат — носилки.Разлетается в ладан сизыйМатеринская антреприза.Москва, октябрь 1919
«Упадешь — перстом не двину…»
Упадешь — перстом не двину.Я люблю тебя как сына.Всей мечтой своей довлея,Не щадя и не жалея.Я учу: губам полезноРаскаленное железо,Бархатных ковров полезней —Гвозди — молодым ступням.А еще в ночи беззвезднойПод ногой — полезны — бездны!Первенец мой крутолобый!Вместо всей моей учебы —Материнская утробаЛучше — для тебя была б.Октябрь 1919
«Бог! — Я живу! — Бог! — Значит ты не умер…»
Бог! — Я живу! — Бог! — Значит ты не умер!Бог, мы союзники с тобой!Но ты старик угрюмый,А я — герольд с трубой.Бог! Можешь спать в своей ночной лазури!Доколе я среди живых —Твой дом стоит! — Я лбом встречаю бури,Я барабанщик войск твоих.Я твой горнист. — Сигнал вечернийИ зорю раннюю трублю.Бог! — Я любовью не дочерней, —Сыновне я тебя люблю.Смотри: кустом неопалимымГорит походный мой шатер.Не поменяюсь с серафимом:Я твой Господен волонтер.Дай срок: взыграет Царь-ДевицаПо всем по селам! — А дотоль —Пусть для других — чердачная певицаИ старый карточный король!Октябрь 1919
«А человек идет за плугом…»
А человек идет за плугомИ строит гнезда.Одна пред Господом заслуга:Глядеть на звезды.И вот за то тебе спасибо,Что, цепенея,Двух звезд моих не видишь — ибоНашел — вечнее.Обман сменяется обманом,Рахилью — Лия.Все женщины ведут в туманы:Я — как другие.Октябрь 1919
«Маска — музыка… А третье…»
Маска — музыка… А третьеЧто любимое? — Не скажет.И я тоже не скажу.Только знаю, только знаю— Шалой головой ручаюсь! —Что не мать — и не жена.Только знаю, только знаю,Что как музыка и маска,Как Москва — маяк — магнит —Как метель — и как мазуркаНачинается на М.— Море или мандарины?Москва, октябрь 1919
«Чердачный дворец мой, дворцовый чердак…»
Чердачный дворец мой, дворцовый чердак!Взойдите. Гора рукописных бумаг…Так. — Руку! — Держите направо, —Здесь лужа от крыши дырявой.Теперь полюбуйтесь, воссев на сундук,Какую мне Фландрию вывел паук.Не слушайте толков досужих,Что женщина — может без кружев!Ну-с, перечень наших чердачных чудес:Здесь нас посещают и ангел, и бес,И тот, кто обоих превыше.Недолго ведь с неба — на крышу!Вам дети мои — два чердачных царька,С веселою музой моею, — покаВам призрачный ужин согрею, —Покажут мою эмпирею.— А что с Вами будет, как выйдут дрова?— Дрова? Но на то у поэта — словаВсегда — огневые — в запасе!Нам нынешний год не опасен…От века поэтовы корки черствы,И дела нам нету до красной Москвы!Глядите: от края — до края —Вот наша Москва — голубая!А если уж слишком поэта дойметМосковский, чумной, девятнадцатый год, —Что ж, — мы проживем и без хлеба!Недолго ведь с крыши — на небо.Октябрь 1919
«Поскорее бы с тобою разделаться…»
Поскорее бы с тобою разделаться,Юность — молодость, — эка невидаль!Все: отселева — и доселеваЗачеркнуть бы крест на крест — наотмашь!И почить бы в глубинах кресельных,Меж небесных планид бесчисленных,И учить бы науке висельнойЮных крестниц своих и крестников.— Как пожар зажечь, — как пирог испечь,Чтобы в рот — да в гроб, как складнее речьНа суду держать, как отца и мать. . . . . . . . . . . . . . .продать.Подь-ка, подь сюда, мой воробушек!В том дому жемчуга с горошину.Будет жемчуг . . . . . . . . . . . . . . .А воробушек — на веревочке!На пути твоем — целых семь планид,Чтоб высоко встать — надо кровь пролить.Лей да лей, не жалей учености,Весельчак ты мой, висельченочек!— Ну, а ты зачем? — Душно с мужем спать!— Уложи его, чтоб ему не встать,Да с ветрами вступив в супружество —Берегись! — голова закружится!И плетет — плетет . . . . . . . .паук— «От румян-белил встал горбом — сундук,Вся, как купол, красой покроешься, —После виселицы — отмоешься!»Так — из темных обвалов кресельных,Меж небесных планид бесчисленных. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .Юных висельников и висельниц.Внук с пирушки шел, видит — свет зажжен,. . . . . . . . . .в полу круг прожжен.— Где же бабка? — В краю безвестном!Прямо в ад провалилась с креслом!Октябрь 1919
«Уходящее лето, раздвинув лазоревый полог…»
Уходящее лето, раздвинув лазоревый полог(Которого нету — ибо сплю на рогоже — девятнадцатый год)Уходящее лето — последнюю розу— От великой любви — прямо на сердце бросило мне.На кого же похоже твое уходящее лето?На поэта?— Ну нет!На г . . . . . .д . . . . . .в . . . . . .!Октябрь 1919
«А была я когда-то цветами увенчана…»
А была я когда-то цветами увенчанаИ слагали мне стансы — поэты.Девятнадцатый год, ты забыл, что я женщина…Я сама позабыла про это!Скажут имя мое — и тотчас же, как в зеркале. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .И повис надо мной, как над брошенной церковью,Тяжкий вздох сожалений бесплодных.Так, в . . . . .Москве погребенная заживо,Наблюдаю с усмешкою тонкой,Как меня — даже ты, что три года охаживал! —Обходить научился сторонкой.Октябрь 1919
«Сам посуди: так топором рубила…»
Сам посуди: так топором рубила,Что невдомек: дрова трещат — аль ребра?А главное: тебе не согрубила,А главное: <сама> осталась доброй.Работала за мужика, за бабу,А больше уж нельзя — лопнут виски!— Нет, руку приложить тебе пора бы:У человека только две руки!Октябрь 1919
С.Э. («Хочешь знать, как дни проходят…»)
Хочешь знать, как дни проходят,Дни мои в стране обид?Две руки пилою водят,Сердце — имя говорит.Эх! Прошел бы ты по дому —Знал бы! Так в ночи пою,Точно по чему другому —Не по дереву — пилю.И чудят, чудят пилоюРуки — вольные досель.И метет, метет метлоюБогородица-Метель.Ноябрь 1919
«Дорожкою простонародною…»
Дорожкою простонародною,Смиренною, богоугодною,Идем — свободные, немодные,Душой и телом — благородные.Сбылися древние пророчества:Где вы — Величества? Высочества?Мать с дочерью идем — две странницы.Чернь черная навстречу чванится.Быть может — вздох от нас останется,А может — Бог на нас оглянется…Пусть будет — как Ему захочется:Мы не Величества, Высочества.Так, скромные, богоугодные,Душой и телом — благородные,Дорожкою простонародною —Так, доченька, к себе на родину:В страну Мечты и Одиночества —Где мы — Величества, Высочества.<1919>
Бальмонту
Пышно и бесстрастно вянутРозы нашего румянца.Лишь камзол теснее стянут:Голодаем как испанцы.Ничего не можем даромВзять — скорее гору сдвинем!И ко всем гордыням старым —Голод: новая гордыня.В вывернутой наизнанкуМантии Врагов НародаУтверждаем всей осанкой:Луковица — и свобода.Жизни ломовое дышлоСпеси не перешибилоСкакуну. Как бы не вышло:— Луковица — и могила.Будет наш ответ у входаВ Рай, под деревцем миндальным:— Царь! На пиршестве народаГолодали — как гидальго!Ноябрь 1919
«Высоко мое оконце…»
Высокó мое оконце!Не достанешь перстеньком!На стене чердачной солнцеОт окна легло крестом.Тонкий крест оконной рамы.Мир. — На вечны времена.И мерещится мне: в самомНебе я погребена!Ноябрь 1919
Але
«Когда-нибудь, прелестное созданье…»
Когда-нибудь, прелестное созданье,Я стану для тебя воспоминаньем.Там, в памяти твоей голубоокой,Затерянным — так далекó-далёко.Забудешь ты мой профиль горбоносый,И лоб в апофеозе папиросы,И вечный смех мой, коим всех морочу,И сотню — на руке моей рабочей —Серебряных перстней, — чердак-каюту,Моих бумаг божественную смуту…Как в страшный год, возвышены Бедою,Ты — маленькой была, я — молодою.«О бродяга, родства не помнящий…»
О бродяга, родства не помнящий —Юность! — Помню: метель мела,Сердце пело. — Из нежной комнатыЯ в метель тебя увела.. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .И твой голос в метельной мгле:— «Остригите мне, мама, волосы!Они тянут меня к земле!»Ноябрь 1919
«Маленький домашний дух…»
Маленький домашний дух,Мой домашний гений!Вот она, разлука двухСродных вдохновений!Жалко мне, когда в печиЖар, — а ты не видишь!В дверь — звезда в моей ночи! —Не взойдешь, не выйдешь!Платьица твои висят,Точно плод запретный.На окне чердачном — садРасцветает — тщетно.Голуби в окно стучат, —Скучно с голубями!Мне ветра привет кричат, —Бог с ними, с ветрами!Не сказать ветрам седым,Стаям голубиным —Чудодейственным твоимГолосом: — Марина!Ноябрь 1919
«В темных вагонах…»
В темных вагонахНа шатких, страшныхПодножках, смертью перегруженных,Между рабов вчерашнихЯ все думаю о тебе, мой сын, —Принц с головой обритой!Были волосы — каждый волос —В царство ценою . . . . . . . .На волосок от любви народы —В гневе — одним волоском дитятиМожно . . . . . .сковать!— И на приютской чумной кроватиПринц с головой обритой.Принц мой приютский!Можешь ли ты улыбнуться?Слишком уж много снегуВ этом году!Много снегу и мало хлеба.Шатки подножки.Кунцево, ноябрь 1919
«О души бессмертный дар…»
О души бессмертный дар!Слезный след жемчужный!Бедный, бедный мой товар,Никому не нужный!Сердце нынче не в цене, —Все другим богаты!Приговор мой на стене:— Чересчур легка ты!..19 декабря 1919
«Я не хочу ни есть, ни пить, ни жить…»
Я не хочу ни есть, ни пить, ни жить.А так: руки скрестить — тихонько плытьГлазами по пустому небосклону.Ни за свободу я — ни против оной— О, Господи! — не шевельну перстом.Я не дышать хочу — руки крестом!Декабрь 1919
«Поцеловала в голову…»
Поцеловала в голову,Не догадалась — в губы!А все ж — по старой памяти —Ты хороша, Любовь!Немножко бы веселогоВина, — да скинуть шубу, —О как — по старой памяти —Ты б загудела, кровь!Да нет, да нет, — в таком годуСама любовь — не женщина!Сама Венера, взяв топор,Громит в щепы подвал.В чумном да ледяном аду,С Зимою перевенчанный,Амур свои два крылышкаНа валенки сменял.Прелестное создание!Сплети-ка мне веревочкуДа сядь — по старой памяти —К девчонке на кровать.— До дальнего свидания!— Доколь опять научимсяПолучше, чем в головочкуМальчишек целовать.Декабрь 1919
Четверостишия
1
На скольких руках — мои кольца,На скольких устах — мои песни,На скольких очах — мои слезы…По всем площадям — моя юность!2
Бабушке — и злая внучка мила!Горе я свое за ручку взяла:«Сто ночей подряд не спать — невтерпеж!Прогуляйся, — может, лучше уснешь!»3
Так, выбившись из страстной колеи,Настанет день — скажу: «не до любви!»Но где же, на календаре веков,Ты, день, когда скажу: «не до стихов!»4
Словно теплая слеза —Капля капнула в глаза.Там, в небесной вышине,Кто-то плачет обо мне.5
Плутая по своим же песням,Случайно попадаю — в души.Предупреждаю — не жилица!Еще не выстроен мой дом.6
«Завтра будет: после-завтра» —Так Любовь считает в первыйДень, а в день последний: «хоть быНынче было век назад!»7
Птичка все же рвется в рощу,Как зерном ни угощаем,Я взяла тебя из грязи, —В грязь родную возвращаю.8
Ты зовешь меня блудницей, —Прав, — но малость упустил:Надо мне, чтоб гость был статен,Во-вторых — чтоб не платил.9
Пятистишие
Решено — играем оба,И притом: играем разно:Ты — по чести, я — плутуя.Но, при всей игре нечистой,Насмерть заиграюсь — я.10
Как пойманную птицу — сердцеНесу к тебе, с одной тревогой:Как бы не отняли мальчишки,Как бы не выбилась — сама!11
И если где прольются слезы, —Всех помирю, войдя!Я — иволга, мой голос первыйВ лесу, после дождя.12
Всё в ваших домахПод замком, кроме сердца.Лишь то мое в доме,Что плохо лежит.13
Я не мятежница — и чту устав:Через меня шагнувший ввысь — мне друг.Однако, памятуй, что, в руки взявСебя, ты выпустил — меня из рук.14
У — в мир приходящих — ручонки зажаты:Как будто на приступ, как будто в атаку!У — в землю идущих — ладони раскрыты:Все наши полки разбиты!15
Не стыдись, страна Россия!Ангелы — всегда босые…Сапоги сам черт унес.Нынче страшен — кто не бос!<16>
Так, в землю проводив меня глазами,Вот что напишите мне на кресте, — весь сказ!— «Вставала с песнями, ложилась со слезами,А умирала — так смеясь!»<17>
Плутая по своим же песням,Случайно попадаю в души.Но я опасная приблуда:С собою уношу — весь дом.<18>
Ты принес мне горсть рубинов, —Мне дороже розы уст,Продаюсь я за мильоны,За рубли не продаюсь.<19>
Ты зовешь меня блудницей, —Прав, — но все ж не забывать:Лучше к печке приложиться,Чем тебя поцеловать.<20>
Ты зовешь меня блудницей:— Слушай, выученик школ!Надо мне, чтоб гость был вежлив,Во-вторых — чтоб ты ушел.<21>
Твой дом обокраден,Не я виновата.Лишь то — мое — в доме,Что плохо лежит.<22>
Шаги за окном стучат.Не знаю, который час.Упаси тебя Божья МатьШаги по ночам считать!<23>
Шаг у моего порога.Снова ложная тревога.Но не ложью будет то чтоНовый скоро будет шаг.<24>
В книге — читай — гостиничной:— Не обокравши — выбыл.Жулик — по жизни — нынешнейГость — и на том спасибо.1919–1920
«Между воскресеньем и субботой…»
Между воскресеньем и субботойЯ повисла, птица вербная.На одно крыло — серебряная,На другое — золотая.Меж Забавой и ЗаботойПополам расколота, —Серебро мое — суббота!Воскресенье — золото!Коли грусть пошла по жилушкам,Не по нраву — корочка, —Знать, из правого я крылушкаОбронила перышко.А коль кровь опять проснулася,Подступила к щеченькам, —Значит, к миру обернуласяЯ бочком золотеньким.Наслаждайтесь! — Скоро-скороКанет в страны дальние —Ваша птица разноперая —Вербная — сусальная.29 декабря 1919
«В синем небе — розан пламенный…»
В синем небе — розан пламенный:Сердце вышито на знамени.Впереди — без роду-племениЗнаменосец молодой.В синем поле — цвет садовый:Вот и дом ему, — другогоНет у знаменосца дома.Волоса его как лен.Знаменосец, знаменосец!Ты зачем врагу выносишьВ синем поле — красный цвет?А как грудь ему проткнули —Тут же в знамя завернули.Сердце на-сердце пришлось.Вот и дом ему. — ДругогоНет у знаменосца дома.29 декабря 1919
«Простите Любви — она нищая…»
Простите Любви — она нищая!У ней башмаки нечищены, —И вовсе без башмаков!Стояла вчерась на паперти,Молилася Божьей Матери, —Ей в дар башмачок сняла.Другой — на углу, у булочной,Сняла ребятишкам уличным:Где милый — узнать — прошел.Босая теперь — как ангелы!Не знает, что ей сафьянныеВ раю башмачки стоят.30 декабря 1919, Кунцево — Госпиталь
«Звезда над люлькой — и звезда над гробом…»
Звезда над люлькой — и звезда над гробом!А посредине — голубым сугробом —Большая жизнь. — Хоть я тебе и мать,Мне больше нечего тебе сказать,Звезда моя!..4 января 1920, Кунцево — Госпиталь
«Дитя разгула и разлуки…»
Дитя разгула и разлуки,Ко всем протягиваю руки.Тяну, ресницами плеща,Всех юношей за край плаща.Но голос: — Мариула, в путь!И всех отталкиваю в грудь.Январь 1920
«Править тройкой и гитарой…»
Править тройкой и гитаройЭто значит: каждой бабойПравить, это значит: старойБрагой по башкам кружить!Раскрасавчик! Полукровка!Кем крещен? В какой купели?Все цыганские метелиОттопырили поддевкуВашу, бравый гитарист!Эх, боюсь — уложат влежкуВаши струны да ухабы!Бог с тобой, ямщик Сережка!Мы с Россией — тоже бабы!<Начало января 1920>
«У первой бабки — четыре сына…»
У первой бабки — четыре сына,Четыре сына — одна лучина,Кожух овчинный, мешок пеньки, —Четыре сына — да две руки!Как ни навалишь им чашку — чисто!Чай, не барчата! — Семинаристы!А у другой — по иному трахту! —У той тоскует в ногах вся шляхта.И вот — смеется у камелька:«Сто богомольцев — одна рука!»И зацелованными рукамиЧудит над клавишами, шелками…* * *
Обеим бабкам я вышла — внучка:Чернорабочий — и белоручка!Январь 1920
«Я эту книгу поручаю ветру…»
Я эту книгу поручаю ветруИ встречным журавлям.Давным-давно — перекричать разлуку —Я голос сорвала.Я эту книгу, как бутылку в волны,Кидаю в вихрь войн.Пусть странствует она — свечой под праздник —Вот так: из длани в длань.О ветер, ветер, верный мой свидетель,До милых донеси,Что еженощно я во сне свершаюПуть — с Севера на Юг.Москва, февраль 1920
«Доброй ночи чужестранцу в новой келье…»
Доброй ночи чужестранцу в новой келье!Пусть привидится ему на новосельеСтарый мир гербов и эполет.Вольное, высокое весельеНас — что были, нас — которых нет!Камердинер расстилает плед.Пунш пылает. — В памяти балетРозовой взметается метелью.Сколько лепестков в ней — столько летРоскоши, разгула и бездельяВам желаю, чужестранец и сосед!Начало марта 1920
Психея
Пунш и полночь. Пунш — и Пушкин,Пунш — и пенковая трубкаПышущая. Пунш — и лепетБальных башмачков по хриплымПоловицам. И — как призрак —В полукруге арки — птицей —Бабочкой ночной — Психея!Шепот: «Вы еще не спите?Я — проститься…» Взор потуплен.(Может быть, прощенья проситЗа грядущие проказыЭтой ночи?) Каждый пальчикРучек, павших Вам на плечи,Каждый перл на шейке плавнойПо сто раз перецелован.И на цыпочках — как пери! —Пируэтом — привиденьем —Выпорхнула.Пунш — и полночь.Вновь впорхнула: «Что за память!Позабыла опахало!Опоздаю… В первой пареПолонеза…»Плащ накинувНа одно плечо — покорно —Под руку поэт — ПсихеюПо трепещущим ступенькамПровожает. Лапки в плед ейСам укутал, волчью полостьСам запахивает… — «С Богом!»А Психея,К спутнице припав — слепомуПугалу в чепце — трепещет:Не прожег ли ей перчаткуПылкий поцелуй арапа…* * *
Пунш и полночь. Пунш и пеплаНиспаденье на персидскийПалевый халат — и платьяБального пустая пенаВ пыльном зеркале…Начало марта 1920
«Малиновый и бирюзовый…»
Малиновый и бирюзовыйХалат — и перстень талисманныйНа пальце — и такой туманныйВ веках теряющийся взгляд,Влачащийся за каждым валомИз розовой хрустальной трубки.А рядом — распластавши юбки,Как роза распускает цвет —Под полами его халата,Припав к плечам его, как змеи,Две — с ожерельями на шее —Над шахматами клонят лоб.Одна — малиновой полоюПрикрылась, эта — бирюзовой.Глаза опущены. — Ни слова. —Ресницами ведется спор.И только челночков узорныхНосок — порой, как хвост змеиный,Шевелится из-под павлиньейШирокой юбки игроков.А тот — игры упорной ставка —Дымит себе с улыбкой детской.И Месяц, как кинжал турецкий,Коварствует в окно дворца.19 марта 1920
«Она подкрадётся неслышно…»
Она подкрадётся неслышно —Как полночь в дремучем лесу.Я знаю: в передничке пышномЯ голубя Вам принесу.Так: встану в дверях — и ни с места!Свинцовыми гирями — стыд.Но птице в переднике — тесно,И птица — сама полетит!19 марта 1920
Старинное благоговенье
Двух нежных рук оттолкновенье —В ответ на ангельские плутни.У нежных ног отдохновенье,Перебирая струны лютни.Где звонкий говорок бассейна,В цветочной чаше откровенье,Где перед робостью весеннейСтаринное благоговенье?Окно, светящееся долго,И гаснущий фонарь дорожный…Вздох торжествующего долгаГде непреложное: «не можно»…В последний раз — из мглы осенней —Любезной ручки мановенье…Где перед крепостью кисейнойСтаринное благоговенье?Он пишет кратко — и не часто…Она, Психеи бестелесней,Читает стих ЭкклезиастаИ не читает Песни Песней.А песнь все та же, без сомненья,Но, — в Боге все мое именье —Где перед Библией семейнойСтаринное благоговенье?Между 19 марта и 2 апреля 1920
«Та ж молодость, и те же дыры…»
Та ж молодость, и те же дыры,И те же ночи у костра…Моя божественная лираС твоей гитарою — сестра.Нам дар один на долю выпал:Кружить по душам, как метель.— Грабительница душ! — Сей титулИ мне опущен в колыбель!В тоске заламывая руки,Знай: не одна в тумане днейЦыганским варевом разлукиДурманишь молодых князей.Знай: не одна на ножик вострыйГлядишь с томлением в крови, —Знай, что еще одна… — Что сестрыВ великой низости любви.<Март 1920>
«Люблю ли вас…»
Люблю ли вас?Задумалась.Глаза большие сделались.В лесах — река,В кудрях — рука— Упрямая — запуталась.Любовь. — Старо.Грызу перо.Темно, — а свечку лень зажечь.Быть — повести!На то ведь иПоэтом — в мир рождаешься!На час дала,Назад взяла.(Уже перо летит в потемках!)Так. Справимся.Знак равенстваМежду любовь — и Бог с тобой.Что страсть? — Старо.Вот страсть! — Перо!— Вдруг — розовая роща — в дом!Есть запахи —Как заповедь…Лоб уронила нá руки.Вербное воскресенье
22 марта 1920
«От семи и до семи…»
От семи и до семиМы справляли новоселье.Высоко было веселье —От семи и до семи!Между юными людьми— С глазу на глаз — в темной кельеЧто бывает? (— Не томи!Лучше душу отними!)Нет! — Подобного бесчинстваНе творили мы (не поздно —Сотворить!) — В сердцах — единство,Ну а руки были розно!Двух голов над колыбельюИзбежал — убереглась! —Только хлебом — не постельюВ полночь дружную делясь.Еженощная повинность,Бог с тобою, рай условный!Нет — да здравствует невинностьНочи — все равно любовной!В той же келье новоселье —От семи и до семиБез «. . . . .» и «обними», —Благоправное весельеОт семи и до семи!Март 1920
«Я страшно нищ, Вы так бедны…»
«Я страшно нищ, Вы так бедны,Так одинок и так один.Так оба проданы за грош.Так хороши — и так хорош…Но нету у меня жезла…»— Запиской печку разожгла…Вербное воскресенье 1920
«На царевича похож он…»
На царевича похож он.— Чем? — Да чересчур хорош он:На простого не похож.Семилетняя сболтнула,А большая — вслед вздохнула…Дуры обе. — Да и где жЖдать ума от светлоглазых?Обе начитались сказок, —Ночь от дня не отличат.А царевичу в поддевкеВот совет наш: по головкеСемилетнюю погладь.Раз за дочку, раз за мать.. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .Впрочем, можно и однажды.Март 1920
«Буду жалеть, умирая, цыганские песни…»
Буду жалеть, умирая, цыганские песни,Буду жалеть, умирая . . . . . . . .перстни,Дым папиросный — бессонницу — легкую стаюСтрок под рукой.Бедных писаний своих Вавилонскую башню,Писем — своих и чужих — огнедышащий холмик.Дым папиросный — бессонницу — легкую смутуЛбов под рукой.3-й день Пасхи 1920
Баллада о проходимке
Когда малюткою была— Шальной девчонкой полуголой —Не липла — Господу хвала! —Я к материнскому подолу.Нет, — через пни и частоколы —Сады ломать! — Коней ковать! —А по ночам — в чужие села:— «Пустите переночевать!»Расту — прямая как стрела.Однажды — день клонился долу —Под дубом — черный, как смола —Бродячий музыкант с виолой.Спят . . . . . ., спят цветы и пчелы…Ну словом — как сие назвать?Я женский стыд переборола:— «Пустите переночевать!»Мои бессонные дела!Кто не спрягал со мной глаголу:. . . . . .? Кого-то не звалаВ опустошительную школу?Ах, чуть закутаешься в полыПлаща — прощайте, рвань и знать! —Как по лбу — молотом тяжелым:— «Пустите переночевать!»Посылка:
Вы, Ангелы вокруг Престола,И ты, младенческая Мать!Я так устала быть веселой, —Пустите переночевать!2 апреля 1920
Памяти Г. Гейне
Хочешь не хочешь — дам тебе знак!Спор наш не кончен — а только начат!В нынешней жизни — выпало так:Мальчик поет, а девчонка плачет.В будущей жизни — любо глядеть! —Ты будешь плакать, я буду — петь!Бубен в руке!Дьявол в крови!Красная юбкаВ черных сердцах!Красною юбкой — в небо пылю!Честь молодую — ковром подстелешь.Как с мотыльками тебя делю —Так с моряками меня поделишь!Красная юбка? — Как бы не так!Огненный парус! — Красный маяк!Бубен в руке!Дьявол в крови!Красная юбкаВ черных сердцах!Слушай приметы: бела как мел,И не смеюсь, а губами движу.А чтобы — как увидал — сгорел! —Не позабудь, что приду я — рыжей.Рыжей, как этот кленовый лист,Рыжей, как тот, что в лесах повис.Бубен в руке!Дьявол в крови!Красная юбкаВ черных сердцах!<Начало апреля 1920>
«А следующий раз — глухонемая…»
А следующий раз — глухонемаяПриду на свет, где всем свой стих дарю, свой слух дарю.Ведь все равно — что говорят — не понимаю.Ведь все равно — кто разберет? — что говорю.Бог упаси меня — опять КориннойВ сей край придти, где люди тверже льдов, а льдины — скал.Глухонемою — и с такою длинной —— Вот — до полу — косой, чтоб не узнал!7 апреля 1920
«Две руки, легко опущенные…»
Две руки, легко опущенныеНа младенческую голову!Были — по одной на каждую —Две головки мне дарованы.Но обеими — зажатыми —Яростными — как могла! —Старшую у тьмы выхватывая —Младшей не уберегла.Две руки — ласкать — разглаживатьНежные головки пышные.Две руки — и вот одна из нихЗа ночь оказалась лишняя.Светлая — на шейке тоненькой —Одуванчик на стебле!Мной еще совсем не понято,Что дитя мое в земле.Пасхальная неделя 1920
Сын
Так, левою рукой упершись в талью,И ногу выставив вперед,Стоишь. Глаза блистают сталью,Не улыбается твой рот.Краснее губы и чернее бровиВстречаются, но эта масть!Светлее солнца! Час не пробилРуну — под ножницами пасть.Все женщины тебе целуют рукиИ забывают сыновей.Весь — как струна! Славянской скукиНи тени — в красоте твоей.Остолбеневши от такого света,Я знаю: мой последний час!И как не умереть поэту,Когда поэма удалась!Так, выступив из черноты бессоннойКремлевских башенных вершин,Предстал мне в предрассветном сонмеТот, кто еще придет — мой сын.Пасхальная неделя 1920
Вячеславу Иванову
«Ты пишешь перстом на песке, А я подошла и читаю…»
Ты пишешь перстом на песке,А я подошла и читаю.Уже седина на виске.Моя голова — золотая.Как будто в песчаный сугробГлаза мне зарыли живые.Так дети сияющий лобНад Библией клонят впервые.Уж лучше мне камень толочь!Нет, горлинкой к воронам в стаю!Над каждой песчинкою — ночь.А я все стою и читаю.«Ты пишешь перстом на песке, А я твоя горлинка…»
Ты пишешь перстом на песке,А я твоя горлинка, Равви!Я первенец твой на листкеТвоих поминаний и здравий.Звеню побрякушками бус,Чтоб ты оглянулся — не слышишь!О Равви, о Равви, боюсь —Читаю не то, что ты пишешь!А сумрак крадется, как тать,Как черная рать роковая.Ты знаешь — чтоб лучше читать —О Равви — глаза закрываю…Ты пишешь перстом на песке…Москва, Пасхи 1920
«Не любовницей — любимицей…»
Не любовницей — любимицейЯ пришла на землю нежную.От рыданий не подыметсяГрудь мальчишая моя.Оттого-то так и нежно мне —Не вздыхаючи, не млеючи —На малиновой скамеечкеУ подножья твоего.Если я к руке опущеннойРтом прильну — не вздумай хмуриться!Любованье — хлеб насущный мой:Я молитву говорю.Всех кудрей златых — дороже мнеНежный иней индевеющийНад малиновой скамеечкойУ подножья твоего.Головой в колени добрыеУтыкаючись — все думаю:Все ли — до последней — собраныРозы для тебя в саду?Но в одном клянусь: обобраныВсе — до одного! — царевичи —На малиновой скамеечкеУ подножья твоего.А покамест песни пела я,Ты уснул — и вот блаженствую:Самое святое дело мне —Сонные глаза стеречь!— Если б знал ты, как божественноМне дышать — дохнуть не смеючи —На малиновой скамеечкеУ подножья твоего!1-е Воскресенье после Пасхи 1920
<Н.Н.B.>
«Не позволяй страстям своим
переступать порог воли твоей.
— Но Аллах мудрее…»
(Тысяча и одна ночь)«Большими тихими дорогами…»
Большими тихими дорогами,Большими тихими шагами…Душа, как камень, в воду брошенный —Все расширяющимися кругами…Та глубока — вода, и та темна — вода…Душа на все века — схоронена в груди.И так достать ее оттуда надо мне,И так сказать я ей хочу: в мою иди!27 апреля 1920
«Целому морю — нужно все небо…»
Целому морю — нужно все небо,Целому сердцу — нужен весь Бог.27 апреля 1920
«Пахнуло Англией — и морем…»
«то — вопреки всему — Англия…»
Пахнýло Англией — и морем —И доблестью. — Суров и статен.— Так, связываясь с новым горем,Смеюсь, как юнга на канатеСмеется в час великой бури,Наедине с господним гневом,В блаженной, обезьяньей дуриПляша над пенящимся зевом.Упорны эти руки, — проченКанат, — привык к морской метели!И сердце доблестно, — а впрочем,Не всем же умирать в постели!И вот, весь холод тьмы беззвезднойВдохнув — на самой мачте — с краю —Над разверзающейся бездной— Смеясь! — ресницы опускаю…27 апреля 1920
«Времени у нас часок…»
Времени у нас часок.Дальше — вечность друг без друга!А в песочнице — песок —Утечет!Что меня к тебе влечет —Вовсе не твоя заслуга!Просто страх, что роза щек —Отцветет.Ты на солнечных часахМонастырских — вызнал время?На небесных на весах —Взвесил — час?Для созвездий и для нас —Тот же час — один — над всеми.Не хочу, чтобы зачах —Этот час!Только маленький часокЯ у Вечности украла.Только час — на . . . . . .Всю любовь.Мой весь грех, моя — вся кара.И обоих нас — укроет —Песок.«Да, друг невиданный, неслыханный…»
«я в темноте ничего не чувствую: что рука — что доска…»
Да, друг невиданный, неслыханныйС тобой. — Фонарик потуши!Я знаю все ходы и выходыВ тюремной крепости души.Вся стража — розами увенчана:Слепая, шалая толпа!— Всех ослепила — ибо женщина,Все вижу — ибо я слепа.Закрой глаза и не оспаривайРуки в руке. — Упал засов. —Нет — то не туча и не зарево!То конь мой, ждущий седоков!Мужайся: я твой щит и мужество!Я — страсть твоя, как в оны дни!А если голова закружится,На небо звездное взгляни!«Мой путь не лежит мимо дому — твоего…»
— «А впрочем, Вы ведь никогда не ходите мимо моего дому…»
Мой путь не лежит мимо дому — твоего.Мой путь не лежит мимо дому — ничьего.А все же с пути сбиваюсь,(Особо весной!)А все же по людям маюсь,Как пес под луной.Желанная всюду гостья!Всем спать не даю!Я с дедом играю в кости,А с внуком — пою.Ко мне не ревнуют жены:Я — голос и взгляд.И мне не один влюбленныйНе вывел палат.Смешно от щедрот незваныхМне ваших, купцы!Сама воздвигаю зá ночь —Мосты и дворцы.(А что говорю, не слушай!Все мелет — бабье!)Сама поутру разрушуТворенье свое.Хоромы — как сноп соломы — ничего!Мой путь не лежит мимо дому — твоего.27 апреля 1920
«Глаза участливой соседки…»
Глаза участливой соседкиИ ровные шаги старушьи.В руках, свисающих как ветки —Божественное равнодушье.А юноша греметь с трибуныУстал. — Все молнии иссякли.—Лишь изредка на лоб мой юныйСлова — тяжелые, как капли.Луна как рубище льняноеВдоль членов, кажущихся дымом.— Как хорошо мне под луною —С нелюбящим и нелюбимым.29 апреля 1920
«Нет, легче жизнь отдать, чем час…»
«День — для работы, вечер — для беседы, а ночью нужно спать».
Нет, легче жизнь отдать, чем часСего блаженного тумана!Ты мне велишь — единственный приказ! —И засыпать и просыпаться — рано.Пожалуй, что и снов нельзяМне видеть, как глаза закрою.Не проще ли тогда — глазаЗакрыть мне собственной рукою?Но я боюсь, что все ж не будут спатьГлаза в гробу — мертвецким сном законным.Оставь меня. И отпусти опять:Совенка — в ночь, бессонную — к бессонным.14 мая 1920
«В мешок и в воду — подвиг доблестный…»
В мешок и в воду — подвиг доблестный!Любить немножко — грех большой.Ты, ласковый с малейшим волосом,Неласковый с моей душой.Червонным куполом прельщаютсяИ вороны, и голубки.Кудрям — все прихоти прощаются,Как гиацинту — завитки.Грех над церковкой златоглавоюКружить — и не молиться в ней.Под этой шапкою кудрявоюНе хочешь ты души моей!Вникая в прядки золотистые,Не слышишь жалобы смешной:О, если б ты — вот так же истовоКлонился над моей душой!14 мая 1920
«На бренность бедную мою…»
На бренность бедную моюВзираешь, слов не расточая.Ты — каменный, а я пою,Ты — памятник, а я летаю.Я знаю, что нежнейший майПред оком Вечности — ничтожен.Но птица я — и не пеняй,Что легкий мне закон положен.16 мая 1920
«Когда отталкивают в грудь…»
Когда отталкивают в грудь,Ты на ноги надейся — встанут!Стучись опять к кому-нибудь,Чтоб снова вечер был обманут.. . . . . .с канатной вышиныШвыряй им жемчуга и розы.. . . . . .друзьям твоим нужны —Стихи, а не простые слезы.16 мая 1920
«Сказавший всем страстям: прости…»
Сказавший всем страстям: прости —Прости и ты.Обиды наглоталась всласть.Как хлещущий библейский стих,Читаю я в глазах твоих:«Дурная страсть!»В руках, тебе несущих есть,Читаешь — лесть.И смех мой — ревность всех сердец! —Как прокаженных бубенец —Гремит тебе.И по тому, как в руки вдругКирку берешь — чтоб рукНе взять (не те же ли цветы?),Так ясно мне — до тьмы в очах! —Что не было в твоих стадахЧерней — овцы.Есть остров — благостью Отца, —Где мне не надо бубенца,Где черный пух —Вдоль каждой изгороди. — Да. —Есть в мире — черные стада.Другой пастух.17 мая 1920
«Да, вздохов обо мне — край непочатый…»
Да, вздохов обо мне — край непочатый!А может быть — мне легче быть проклятой!А может быть — цыганские заплаты —Смиренные — моиНе меньше, чем несмешанное злато,Чем белизной пылающие латыПред ликом судии.Долг плясуна — не дрогнуть вдоль каната,Долг плясуна — забыть, что знал когда-то —Иное вещество,Чем воздух — под ногой своей крылатой!Оставь его. Он — как и ты — глашатайГоспода своего.17 мая 1920
«Суда поспешно не чини…»
Суда поспешно не чини:Непрочен суд земной!И голубиной — не черниГалчонка — белизной.А впрочем — что ж, коли не лень!Но всех перелюбя,Быть может, я в тот черный деньОчнусь — белей тебя!17 мая 1920
«Так из дому, гонимая тоской…»
«Я не хочу — не могу — и не умею Вас обидеть…»
Так из дому, гонимая тоской,— Тобой! — всей женской памятью, всей жаждой,Всей страстью — позабыть! — Как вал морской,Ношусь вдоль всех штыков, мешков и граждан.О вспененный высокий вал морскойВдоль каменной советской Поварской!Над дремлющей борзой склонюсь — и вдруг —Твои глаза! — Все руки по иконам —Твои! — О, если бы ты был без глаз, без рук,Чтоб мне не помнить их, не помнить их, не помнить!И, приступом, как резвая волна,Беру головоломные дома.Всех перецеловала чередом.Вишу в окне. — Москва в кругу просторном.Ведь любит вся Москва меня! — А вот твой дом…Смеюсь, смеюсь, смеюсь с зажатым горлом.И пятилетний, прожевав пшено:— «Без Вас нам скучно, а с тобой смешно»…Так, оплетенная венком детей,Сквозь сон — слова: «Боюсь, под корень рубит —Поляк… Ну что? — Ну как? — Нет новостей?»— «Нет, — впрочем, есть: что он меня не любит!»И, репликою мужа изумив,Иду к жене — внимать, как друг ревнив.Стихи — цветы — (И кто их не даетМне за стихи?) В руках — целая вьюга!Тень на домах ползет. — Вперед! Вперед!Чтоб по людскому цирковому кругуДурную память загонять в конец, —Чтоб только не очнуться, наконец!Так от тебя, как от самой Чумы,Вдоль всей Москвы —……. длинноногойКружить, кружить, кружить до самой тьмы —Чтоб, наконец, у своего порогаОстановиться, дух переводя…— И в дом войти, чтоб вновь найти — тебя!17-19 мая 1920
«Восхищенной и восхищённой…»
Восхищенной и восхищённой,Сны видящей средь бела дня,Все спящей видели меня,Никто меня не видел сонной.И оттого, что целый деньСны проплывают пред глазами,Уж ночью мне ложиться — лень.И вот, тоскующая тень,Стою над спящими друзьями.17-19 мая 1920
«Пригвождена к позорному столбу Славянской совести…»
Пригвождена к позорному столбуСлавянской совести старинной,С змеею в сердце и с клеймом на лбу,Я утверждаю, что — невинна.Я утверждаю, что во мне покойПричастницы перед причастьем.Что не моя вина, что я с рукойПо площадям стою — за счастьем.Пересмотрите все мое добро,Скажите — или я ослепла?Где золото мое? Где серебро?В моей руке — лишь горстка пепла!И это все, что лестью и мольбойЯ выпросила у счастливых.И это все, что я возьму с собойВ край целований молчаливых.«Пригвождена к позорному столбу Я все ж скажу…»
Пригвождена к позорному столбу,Я все ж скажу, что я тебя люблю.Что ни одна до самых недр — матьТак на ребенка своего не взглянет.Что за тебя, который делом занят,Не умереть хочу, а умирать.Ты не поймешь, — малы мои слова! —Как мало мне позорного столба!Что если б знамя мне доверил полк,И вдруг бы ты предстал перед глазами —С другим в руке — окаменев как столб,Моя рука бы выпустила знамя…И эту честь последнюю поправ,Прениже ног твоих, прениже трав.Твоей рукой к позорному столбуПригвождена — березкой на лугуСей столб встает мне, и не рокот толп —То голуби воркуют утром рано…И все уже отдав, сей черный столбЯ не отдам — за красный нимб Руана!«Ты этого хотел. — Так. — Аллилуйя…»
Ты этого хотел. — Так. — Аллилуйя.Я руку, бьющую меня, целую.В грудь оттолкнувшую — к груди тяну,Чтоб, удивясь, прослушал — тишину.И чтоб потом, с улыбкой равнодушной:— Мое дитя становится послушным!Не первый день, а многие векаУже тяну тебя к груди, рукаМонашеская — хладная до жара! —Рука — о Элоиза! — Абеляра.В гром кафедральный — дабы насмерть бить! —Ты, белой молнией взлетевший бич!19 мая 1920, Канун Вознесения
«Сей рукой, о коей мореходы…»
Сей рукой, о коей мореходыПротрубили нá сто солнц окрест,Сей рукой, в ночах ковавшей — оды,Как неграмотная ставлю — крест.Если ж мало, — наперед согласна!Обе их на плаху, чтоб в ночиХлынувшим — веселым валом краснымЗатопить чернильные ручьи!20 мая 1920
«И не спасут ни стансы, ни созвездья…»
И не спасут ни стансы, ни созвездья.А это называется — возмездьеЗа то, что каждый раз,Стан разгибая над строкой упорной,Искала я над лбом своим просторнымЗвезд только, а не глаз.Что самодержцем Вас признав на веру,— Ах, ни единый миг, прекрасный Эрос,Без Вас мне не был пуст!Что по ночам, в торжественных туманах,Искала я у нежных уст румяных —Рифм только, а не уст.Возмездие за то, что злейшим судьямБыла — как снег, что здесь, под левой грудью —Вечный апофеоз!Что с глазу нá глаз с молодым ВостокомИскала я на лбу своем высокомЗорь только, а не роз!20 мая 1920
«Не так уж подло и не так уж просто…»
Не так уж подло и не так уж просто,Как хочется тебе, чтоб крепче спать.Теперь иди. С высокого помостаКивну тебе опять.И, удивленно подымая брови,Увидишь ты, что зря меня чернил:Что я писала — чернотою крови,Не пурпуром чернил.«Кто создан из камня, кто создан из глины…»
Кто создан из камня, кто создан из глины, —А я серебрюсь и сверкаю!Мне дело — измена, мне имя — Марина,Я — бренная пена морская.Кто создан из глины, кто создан из плоти —Тем гроб и надгробные плиты…— В купели морской крещена — и в полетеСвоем — непрестанно разбита!Сквозь каждое сердце, сквозь каждые сетиПробьется мое своеволье.Меня — видишь кудри беспутные эти? —Земною не сделаешь солью.Дробясь о гранитные ваши колена,Я с каждой волной — воскресаю!Да здравствует пена — веселая пена —Высокая пена морская!23 мая 1920
«Возьмите всё, мне ничего не надо…»
Возьмите всё, мне ничего не надо.И вывезите в . . . . . . . . . . . .Как за решетку розового садаКогда-то Бог — своей рукою — ту.Возьмите все, чего не покупала:Вот . . . . . ., и . . . . .и тетрадь.Я все равно — с такой горы упала,Что никогда мне жизни не собрать!Да, в этот час мне жаль, что так бесславноЯ прожила, в таком глубоком сне, —Щенком слепым! — Столкнув меня в канаву,Благое дело сотворите мне.И вместо той — как . . . . . . . .Как рокот площадных вселенских волн —Вам маленькая слава будет — эта:Что из-за Вас . . . . .— новый холм.23 мая 1920
Смерть танцовщицы
Вижу комнату парадную,Белизну и блеск шелков.Через все — тропу громадную —— Черную — к тебе, альков.В головах — доспехи бранныеВижу: веер и канат.— И глаза твои стеклянные,Отражавшие закат.24 мая 1920
«Я не танцую, — без моей вины…»
Я не танцую, — без моей виныПошло волнами розовое платье.Но вот обеими руками вдругПерехитрен, накрыт и пойман — ветер.Молчит, хитрец. — Лишь там, внизу колен,Чуть-чуть в краях подрагивает. — Пойман!О, если б Прихоть я сдержать могла,Как разволнованное ветром платье!24 мая 1920
«Глазами ведьмы зачарованной…»
Глазами ведьмы зачарованнойГляжу на Божие дитя запретное.С тех пор как мне душа дарована,Я стала тихая и безответная.Забыла, как речною чайкоюВсю ночь стонала под людскими окнами.Я в белом чепчике теперь — хозяйкоюХожу степенною, голубоокою.И даже кольца стали тусклые,Рука на солнце — как мертвец спеленутый.Так солон хлеб мой, что нейдет, во рту стоит, —А в солонице соль лежит нетронута…25 мая 1920
«О, скромный мой кров! Нищий дым…»
О, скромный мой кров! Нищий дым!Ничто не сравнится с родным!С окошком, где вместе горюем,С вечерним, простым поцелуемКуда-то в щеку, мимо губ…День кончен, заложен засов.О, ночь без любви и без снов!— Ночь всех натрудившихся жниц, —Чтоб завтра до света, до птицВ упорстве души и костейРаботать во имя детей.О, знать, что и в пору снеговНе будет мой холм без цветов…14 мая 1920
«Сижу без света, и без хлеба…»
С.Э.
Сижу без света, и без хлеба,И без воды.Затем и насылает бедыБог, что живой меня на небоВзять замышляет за труды.Сижу, — с утра ни корки черствой —Мечту такую полюбя,Что — может — всем своим покорством— Мой Воин! — выкуплю тебя.16 мая 1920
«Писала я на аспидной доске…»
С.Э.
Писала я на аспидной доске,И на листочках вееров поблёклых,И на речном, и на морском песке,Коньками пó льду и кольцом на стеклах, —И на стволах, которым сотни зим,И, наконец — чтоб было всем известно! —Что ты любим! любим! любим! — любим! —Расписывалась — радугой небесной.Как я хотела, чтобы каждый цвелВ векáх со мной! под пальцами моими!И как потом, склонивши лоб на стол,Крест-накрест перечеркивала — имя…Но ты, в руке продажного писцаЗажатое! ты, что мне сердце жалишь!Непроданное мной! внутри кольца!Ты — уцелеешь на скрижалях.18 мая 1920
«Тень достигла половины дома…»
Тень достигла половины дома,Где никто не знает про меня.Не сравню с любовною истомойБлагородство трудового дня.Этою короной коронованБудет Царь… — Пот на державном лбу! —Мне ж от Бога будет сон дарованВ безымянном, но честнóм гробу.21 мая 1920
«Все братья в жалости моей…»
Все братья в жалости моей!Мне жалко нищих и царей,Мне жалко сына и отца…За будущую тень лица,За тень грядущего венца,За тень сквозного деревца…— Впалость плечей…21 мая 1920
«Руку на сердце положа…»
Кричали женщины ура
И в воздух чепчики бросали…
Руку нá сердце положа:Я не знатная госпожа!Я — мятежница лбом и чревом.Каждый встречный, вся площадь, — все! —Подтвердят, что в дурном родствеЯ с своим родословным древом.Кремль! Черна чернотой твоей!Но не скрою, что всех мощнейПреценнее мне — пепел Гришки!Если ж чепчик кидаю вверх, —Ах! не так же ль кричат на всехМировых площадях — мальчишки?!Да, ура! — За царя! — Ура!Восхитительные утраВсех, с начала вселенной, въездов!Выше башен летит чепец!Но — минуя литой венецНа челе истукана — к звездам!21 мая 1920
«Одна половинка окна растворилась…»
Одна половинка окна растворилась.Одна половинка души показалась.Давай-ка откроем — и ту половинку,И ту половинку окна!25 мая 1920
Песенки из пьесы «Ученик»
«В час прибоя…»
В час прибояГолубоеМоре станет серым.В час любовиМолодоеСердце станет верным.Бог, храни в часы прибоя —Лодку, бедный дом мой!Охрани от злой любовиСердце, где я дома!«Сказать: верна…»
Сказать: верна,Прибавить: очень,А завтра: ты мне не танцор, —Нет, чем таким цвести цветочком, —Уж лучше шею под топор!Пускай лесник в рубахе краснойОтделит купол от ствола —Чтоб мать не мучилась напрасно,Что не одна в ту ночь спала.Не снился мне сей дивный ужас:Венчаться перед королем!Мне женихом — топор послужит,Помост мне будет — алтарем!«Я пришел к тебе за хлебом…»
Я пришел к тебе за хлебомЗа святым насущным.Точно в самое я небо —Не под кровлю впущен!Только Бог на звездном тронеТак накормит вдоволь!Бог, храни в своей ладониПастыря благого!Не забуду я хлеб-соли,Как поставлю парус!Есть на свете три неволи:Голод — страсть — и старость…От одной меня избавил,До другой — далёко!Ничего я не оставилУ голубоокой!Мы, певцы, что мореходы:Покидаем вскоре!Есть на свете три свободы:Песня — хлеб — и море…«Там, на тугом канате…»
Там, на тугом канате,Между картонных скал,Ты ль это как лунатикПриступом небо брал?Новых земель вельможа,Сын неземных широт —Точно содрали кожу —Так улыбался рот.Грохнули барабаны.Ринулась голь и знатьЭту живую рануБешеным ртом зажать.Помню сухой и жуткийСмех — из последних жил!Только тогда — как будто —Юбочку ты носил…(Моряки и певец)
Среди диких моряков — простых рыбаковДля шутов и для певцовСтол всегда готов.Само море нам — хлеб,Само море нам — соль,Само море нам — стакан,Само море нам — вино.Мореходы и певцы — одной материи птенцы,Никому — не сыны,Никому — не отцы.Мы — веселая артель!Само море — нам купель!Само море нам — качель!Само море — карусель!А девчонка у нас — заведется в добрый час,Лишь одна у нас опаска:Чтоб по швам не разошлась!Бела пена — нам полог,Бела пена — нам перинка,Бела пена — нам подушка,Бела пена — пуховик.(Певец — девушкам)
Вам, веселые девицы,— Не упомнил всех имен —Вам, веселые девицы,От певца — земной поклон.Блудного — примите — сынаВ круг отверженных овец:Перед Господом едино:Что блудница — что певец.Все мы за крещенский крендельОтдали людской почет:Ибо: кто себя за деньги,Кто за душу — продает.В пышущую печь Геенны,Дьявол, не жалей дровец!И взойдет в нее смиренноЗа блудницею — певец.Что ж что честь с нас пооблезла,Что ж что совесть в нас смугла, —Разом побелят железом,Раскаленным добела!Не в харчевне — в зале тронномМы — и нынче Бог-Отец —Я, коленопреклоненныйПред блудницею — певец!«Хоровод, хоровод…»
— Хоровод, хоровод,Чего ножки бьешь?— Мореход, мореход,Чего вдаль плывешь?Пляшу, — пол горячий!Боюсь, обожгусь!— Отчего я не плачу?Оттого что смеюсь!Наш моряк, моряк —Морячок морской!А тоска — червяк,Червячок простой.Поплыл за удачей,Привез — нитку бус.— Отчего я не плачу?Оттого что смеюсь!Глубоки моря!Ворочáйся вспять!Зачем рыбам — зряКрасоту швырять?Бог дал, — я растрачу!Крест медный — весь груз.— Отчего я не плачу?Оттого что смеюсь!Между 25 мая и 13 июля 1920
«И что тому костер остылый…»
И что тому костер остылый,Кому разлука — ремесло!Одной волною накатило,Другой волною унесло.Ужели в раболепном гневеЗа милым поползу ползком —Я, выношенная во чревеНе материнском, а морском!Кусай себе, дружочек родный,Как яблоко — весь шар земной!Беседуя с пучиной водной,Ты все ж беседуешь со мной.Подобно земнородной деве,Не скрестит две руки крестом —Дщерь, выношенная во чревеНе материнском, а морском!Нет, наши девушки не плачут,Не пишут и не ждут вестей!Нет, снова я пущусь рыбачитьБез невода и без сетей!Какая власть в моем напеве, —Одна не ведаю о том, —Я, выношенная во чревеНе материнском, а морском.Такое уж мое именье:Весь век дарю — не издарю!Зато прибрежные каменьяДробя, — свою же грудь дроблю!Подобно пленной королеве,Что молвлю на суду простом —Я, выношенная во чревеНе материнском, а морском.13 июня 1920
«Вчера еще в глаза глядел…»
Вчера еще в глаза глядел,А нынче — все косится в сторону!Вчера еще до птиц сидел, —Все жаворонки нынче — вороны!Я глупая, а ты умен,Живой, а я остолбенелая.О вопль женщин всех времен:«Мой милый, чтó тебе я сделала?!»И слезы ей — вода, и кровь —Вода, — в крови, в слезах умылася!Не мать, а мачеха — Любовь:Не ждите ни суда, ни милости.Увозят милых корабли,Уводит их дорога белая…И стон стоит вдоль всей земли:«Мой милый, что тебе я сделала?»Вчера еще — в ногах лежал!Равнял с Китайскою державою!Враз обе рученьки разжал, —Жизнь выпала — копейкой ржавою!Детоубийцей на судуСтою — немилая, несмелая.Я и в аду тебе скажу:«Мой милый, что тебе я сделала?»Спрошу я стул, спрошу кровать:«За что, за что терплю и бедствую?»«Отцеловал — колесовать:Другую целовать», — ответствуют.Жить приучил в самóм огне,Сам бросил — в степь заледенелую!Вот что ты, милый, сделал мне!Мой милый, чтó тебе — я сделала?Все ведаю — не прекословь!Вновь зрячая — уж не любовница!Где отступается Любовь,Там подступает Смерть-садовница.Само — чтó дерево трясти! —В срок яблоко спадает спелое…— За все, за все меня прости,Мой милый, — что тебе я сделала!14 июня 1920
Евреям («Так бессеребренно — так бескорыстно…»)
Так бессеребренно — так бескорыстно,Как отрок — нежен и как воздух синь,Приветствую тебя ныне и присноВо веки веков. — Аминь. —Двойной вражды в крови своей поповскойИ шляхетской — стираю письмена.Приветствую тебя в Кремле московском,Чужая, чудная весна!Кремль почерневший! Попран! — Предан! — Продан!Над куполами воронье кружит.Перекрестясь — со всем простым народомЯ повторяла слово: жид.И мне — в братоубийственном угаре —Крест православный — Бога затемнял!Но есть один — напрасно имя ГарриНа Генриха он променял!Ты, гренадеров певший в русском поле,Ты, тень Наполеонова крыла, —И ты жидом пребудешь мне, доколеНе просияют купола!Май 1920
«Где слезиночки роняла…»
Где слезиночки роняла,Завтра розы будут цвесть.Я кружавчики сплетала,Завтра сети буду плесть.Вместо моря мне — все небо,Вместо моря — вся земля.Не простой рыбацкий невод —Песенная сеть моя!15 июня 1920
Земное имя
Стакан воды во время жажды жгучей:— Дай — или я умру! —Настойчиво — расслабленно — певуче —Как жалоба в жару —Все повторяю я — и все жесточеСнова — опять —Как в темноте, когда так страшно хочешьСпать — и не можешь спать.Как будто мало по лугам снотворнойТравы от всяческих тревог!Настойчиво — бессмысленно — повторно —Как детства первый слог…Так с каждым мигом все неповторимейК горлу — ремнем…И если здесь — всего — земное имя, —Дело не в нем.Между 16 и 25 июня 1920
«Заря пылала, догорая…»
Заря пылала, догорая,Солдатики шагали в ряд.Мне мать сказала, умирая:— Надень мальчишеский наряд.Вся наша белая дорогаУ них, мальчоночков, в горсти.Девчонке самой легконогойВсе ж дальше сердца не уйти!Мать думала, солдаты пели.И все, пока не умерла,Подрагивал конец постели:Она танцóвщицей была!…И если сердце, разрываясь,Без лекаря снимает швы, —Знай, что от сердца — голова есть,И есть топор — от головы…Июнь 1920
«Руки заживо скрещены…»
Руки заживо скрещены,А помру без причастья.Вдоль души моей — трещина.Мое дело — пропащее.А узнать тебе хочетсяА за что я наказана —Взглянь в окно: в небе дочистаМое дело рассказано.Июнь 1920
«Был Вечный Жид за то наказан…»
Был Вечный Жид за то наказан,Что Бога прогневил отказом.Судя по нашей общей каре —Творцу кто отказал — и тварямКто не отказывал — равны.Июнь 1920
«Дом, в который не стучатся…»
Дом, в который не стучатся:Нищим нечего беречь.Дом, в котором — не смущаться:Можно сесть, а можно лечь.Не судить — одно условье,. . . . . . . . . . . . . . .Окна выбиты любовью,Крышу ветром сорвало.Всякому —…. ты сам Каин —Всем стаканы налиты!Ты такой как я — хозяин,Так же гостья, как и ты.Мне добро досталось даром, —Так и спрячь свои рубли!Окна выбиты пожаром,Дверь Зима сняла с петли!Чай не сладкий, хлеб не белый —Личиком бела зато!Тем делюсь, что уцелело,Всем делюсь, что не взято.Трудные мои завязки —Есть служанка — подсобит!А плясать — пляши с опаской,Пол поклонами пробит!Хочешь в пляс, а хочешь в лежку, —Спору не встречал никто.Тесные твои сапожки?Две руки мои на что?А насытила любовью, —В очи плюнь, — на то рукав!Не судить: одно условье.Не платить: один устав.28 июня 1920
«Уравнены: как да и нет…»
Уравнены: как да и нет,Как черный цвет — и белый цвет.Как в творческий громовый час:С громадою Кремля — Кавказ.Не путал здесь — земной аршин.Все равные — дети вершин.Равняться в низости своей —Забота черни и червей.В час благодатный громовойВсе горы — братья меж собой!Так, всем законам вопреки,Сцепились наши две руки.* * *
И оттого что оком — желт,Ты мне орел — цыган — и волк.Цыган в мешке меня унес,Орел на вышний на утесВосхитил от страды мучной.— А волк у ног лежит ручной.<Июнь — июль 1920>
Ex — Ci-Devant[47](Отзвук Стаховича)
Хоть сто мозолей — трех веков не скроешь!Рук не исправишь — топором рубя!О, откровеннейшее из сокровищ:Порода! — узнаю Тебя.Как ни коптись над ржавой сковородкой —Всё вкруг тебя твоих Версалей — тишь.Нет, самою косой косовороткойТы шеи не укоротишь.Над снежным валом иль над трубной сажейДугой согбен, всё ж — гордая спина!Не окриком, — всё той же барской блажьюТебе работа задана.Выменивай по нищему АрбатуДрянную сельдь на пачку папирос —Всё равенство нарушит — нос горбатый:Ты — горбонос, а он — курнос.Но если вдруг, утомлено получкой,Тебе дитя цветок протянет — в дань,Ты так же поцелуешь эту ручку,Как некогда — Царицы длань.Июль 1920
«И если руку я даю…»
И если руку я даю —То погадать — не целовать.Скажи мне, встречный человек,По синим по дорогам рекК какому морю я приду?В каком стакане потону?— Чтоб навзничь бросил наповал —Такой еще не вырос — вал.Стакан твой каждый — будет пуст.Сама ты — океан для уст.Ты за стаканом бей стакан,Топи нас, море-окиян!* * *
А если руку я беру —То не гадать — поцеловать.Сама запуталась, паук,В изделии своих же рук.— Сама не разгибаю лба, —Какая я тебе судьба?<Июль 1920>
«Сколько у тебя дружочков…»
— Сколько у тебя дружочков?Целый двор, пожалуй?— После кройки лоскуточков,Прости, не считала.— Скольких перепричащала?Поди, целый рынок?— А на шали бахроминок,Прости, не считала.— А сердца покласть в рядочек —Дойдешь до Китая?— Нынче тиф косит, дружочек!Помру — сосчитаю.* * *
Две руки — и пять на каждой —Пальчиков проворных.И на каждом — перстенечек.(На котором — пó два.)К двум рукам — все пальцы — к ним жеПерстеньки прибавить —Не начтешь и пятой доли<Всех>, кого любила!<Июнь-июль 1920>
«Ветер, ветер, выметающий…»
Ветер, ветер, выметающий,Заметающий следы!Красной птицей залетающийВ белокаменные лбы.Длинноногим псом ныряющийВдоль равнины овсяной.— Ветер, голову теряющийОт юбчонки кружевной!Пурпуровое поветрие,Первый вестник мятежу, —Ветер — висельник и ветреник, —В кулачке тебя держу!Полно баловать над кручами,Головы сбивать снегам, —Ты — моей косынкой скрученныйПо рукам и по ногам!За твои дела острожные, —Расквитаемся с тобой, —Ветер, ветер в куртке кожаной,С красной — да во лбу — звездой!<Июль 1920>
«Не хочу ни любви, ни почестей…»
Не хочу ни любви, ни почестей:— Опьянительны. — Не падка!Даже яблочка мне не хочется— Соблазнительного — с лотка…Что-то цепью за мной волочится,Скоро громом начнет греметь.— Как мне хочется,Как мне хочется —Потихонечку умереть!<Июль 1920>
«Смерть — это нет…»
Смерть — это нет,Смерть — это нет,Смерть — это нет.Нет — матерям,Нет — пекарям.(Выпек — не съешь!)Смерть — это так:Недостроенный дом,Недовзращенный сын,Недовязанный сноп,Недодышанный вздох,Недокрикнутый крик.Я — это да,Да — навсегда,Да — вопреки,Да — через всё!Даже тебеДа кричу, Нет!Стало быть — нет,Стало быть — вздор,Календарная ложь!<Июль 1920>
«Ты разбойнику и вору…»
Ты разбойнику и воруБросил славную корону,Предку твоему дарованнуюЗа военные труды.Предок твой был горд и громок, —Правнук — ты дурной потомок.Ты разбойнику и воруОтдал сына дорогого,Княжью кровь высокородную.Бросил псам на площади.Полотенцем ручки вытер…— Правнук, ты дурной родитель.Ты разбойнику и воруБольше княжеской короныОтдал — больше сына! — сердце,Вырванное из груди.Прадед твой гремит, вояка:— «Браво! — Молодцом — атака!»<Июль 1920>
«Я вижу тебя черноокой, — разлука…»
Я вижу тебя черноокой, — разлука!Высокой, — разлука! — Одинокой, — разлука!С улыбкой, сверкнувшей, как ножик, — разлука!Совсем на меня не похожей — разлука!На всех матерей, умирающих рано,На мать и мою ты похожа, — разлука!Ты так же вуаль оправляешь в прихожей.Ты Анна над спящим Сережей, — разлука!Стрясается — в дом забредешь желтоглазойЦыганкой, — разлука! — молдаванкой, — разлука!Без стука, — разлука! — Как вихрь заразныйК нам в жилы врываешься — лихорадкой, — разлука!И жжешь, и звенишь, и топочешь, и свищешь,И ревешь, и рокочешь — и — разорванным шелком —— Серым волком, — разлука! — Не жалея ни деда, ни внука, —разлука!Филином-птицей — разлука! Степной кобылицей, — разлука!Не потомком ли Разина — широкоплечим, ражим, рыжимЯ погромщиком тебя увидала, — разлука?— Погромщиком, выпускающим кишки и перины?..* * *
Ты нынче зовешься Мариной, — разлука!Конец июля 1920
«Другие — с очами и с личиком светлым…»
Другие — с очами и с личиком светлым,А я-то ночами беседую с ветром.Не с тем — италийскимЗефиром младым, —С хорошим, с широким,Российским, сквозным!Другие всей плотью по плоти плутают,Из уст пересохших — дыханье глотают…А я — руки настежь! — застыла — столбняк!Чтоб выдул мне душу — российский сквозняк!Другие — о, нежные, цепкие путы!Нет, с нами Эол обращается круто.— Небось, не растаешь! Одна — мол — семья! —Как будто и вправду — не женщина я!2 августа 1920
«И вот исчез, в черную ночь исчез…»
И вот исчез, в черную ночь исчез,— Как некогда Иосиф, плащ свой бросив.Гляжу на плащ — черного блеска плащ,Земля <горит>, а сердце — смерти просит.Жестокосердый в сем году июль,Лесною гарью душит воздух ржавый.В ушах — туман, и в двух шагах — туман,И солнце над Москвой — как глаз кровавый.Гарь торфяных болот. — Рот пересох.Не хочет дождь на грешные просторы!— Гляжу на плащ — светлого плеску — плащ!Ты за плащом своим придешь не скоро.<Начало августа 1920>
«Июнь. Июль. Часть соловьиной дрожи…»
Июнь. Июль. Часть соловьиной дрожи.— И было что-то птичье в нас с тобой —Когда — ночь соловьиную тревожа —Мы обмирали — каждый над собой!А Август — царь. Ему не до рулады,Ему — до канонады Октября.Да, Август — царь. — Тебе царей не надо, —А мне таких не надо — без царя!<Август 1920>
«…коль делать нечего…»
. . . . .коль делать нечего!Неýжели — сталь к виску?В три вечера я, в три вечераВсю вытосковала — тоску.Ждала тебя на подоконничке— Ревнивее, чем враг — врага. —Легонечко, любовь, легонечко!У низости — легка нога!Смотри, чтобы другой дорожкоюНе выкрался любовный тать.Бессонная моя душа, сторожкая,За молодость отвыкла спать!Но все же, голубок неласковый,Я в книжицу впишу Разлук:— Не вытосковала тоски — вытаскивалаВсей крепостью неженских рук!Проснулась поутру, как нищая:— Все — чисто . . . . . . . . . . . .Не вытосковала тебя, — не вытащила —А вытолкала тебя в толчки!8 августа 1920
«Как пьют глубокими глотками…»(отрывок)
Как пьют глубокими глотками— Непереносен перерыв! —Так — в памяти — глаза закрыв,Без памяти — любуюсь Вами!Как в горло — за глотком глотокСтекает влага золотая,Так — в памяти — за слогом слогНаречья галльского глотаю.Август 1920
«В подвалах — красные окошки…»
В подвалах — красные окошки.Визжат несчастные гармошки, —Как будто не было флажков,Мешков, штыков, большевиков.Так русский дух с подвалом сросся, —Как будто не было и вовсеНа Красной площади — гробов,Ни обезглавленных гербов.. . . . . .ладонь с ладонью —Так наша жизнь слилась с гармонью.Как будто ИнтернационалУ нас и дня не гостевал.Август 1920
«Все сызнова: опять рукою робкой…»
Все сызнова: опять рукою робкойНадавливать звонок.(Мой дом зато — с атласною коробкойСравнить никто не смог!)Все сызнова: опять под стопки панскиШвырять с размаху грудь.(Да, от сапог казанских, рук цыганскихНе вредно отдохнуть!)Все сызнова: про брови, про ресницы,И что к лицу ей — шелк.(Оно, дружок, не вредно после ситцу, —Но, ах, все тот же толк!)Все сызнова: . . . . . . . . . .. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .(После волос коротких — слов высокихВдруг: щебет — и шиньон!)Все сызнова: вновь как у царских статуй —Почетный караул.(Я не томлю — обычай, перенятыйУ нищих Мариул!)Все сызнова: коленопреклоненья,Оттолкновенья — сталь.(Я думаю о Вашей зверской лени, —И мне Вас зверски жаль!)Все сызнова: . . . . . . . . . .И уж в дверях: вернись!(Обмен на славу: котелок солдатский —На севрский сервиз)Все сызнова: что мы в себе не властны,Что нужен дуб — плющу.(Сенной мешок мой — на альков атласныйСменен — рукоплещу!)Все сызнова: сплошных застежек сбруя,Звон шпилек . . . . . . . . . .(Вот чем другим, — а этим не грешу я:Ни шпилек, ни . . . . .!)И сызнова: обняв одной, окурокУж держите другой.(Глаз не открывши — и дымит, как турокКто стерпит, дорогой?)И сызнова: между простынь горячихРяд сдавленных зевков.(Один зевает, а другая — плачет.Весь твой Эдем, альков!)И сызнова: уже забыв о птичке,Спать, как дитя во ржи…(Но только умоляю: по привычке— Марина — не скажи!)1920
«Проста моя осанка…»
Проста моя осанка,Нищ мой домашний кров.Ведь я островитянкаС далеких островов!Живу — никто не нужен!Взошел — ночей не сплю.Согреть чужому ужин —Жилье свое спалю.Взглянул — так и знакомый,Взошел — так и живи.Просты наши законы:Написаны в крови.Луну заманим с небаВ ладонь — коли мила!Ну а ушел — как не был,И я — как не была.Гляжу на след ножовый:Успеет ли зажитьДо первого чужого,Который скажет: пить.Август 1920
«Бог, внемли рабе послушной…»
Бог, внемли рабе послушной!Цельный век мне было душноОт той кровушки-крови.Цельный век не знаю: городЧто ли брать какой, аль ворот.Разорвать своей рукой.Все гулять уводят в садик,А никто ножа не всадит,Не помилует меня.От крови моей богатой,Той, что в уши бьет набатом,Молотом в висках кует,Очи застит красной тучей,От крови сильно-могучейПленного богатыря.Не хочу сосновой шишкойВ срок — упасть, и от мальчишкиВ пруд — до срока — не хочу.Сулемы хлебнув — на зов твойНе решусь, — да и веревка— Язык высуня — претит.Коль совет тебе мой дорог, —Так, чтоб разом мне и воротРазорвать — и город взять —— Ни об чем просить не стану! —Подари честною ранойЗа страну мою за Русь!30 августа 1920
«Есть подвиги. — По селам стих…»
Есть подвиги. — По селам стихНе ходит о их смертном часе.Им тесно в житии святых,Им душно на иконостасе.Покрепче нежели семьюПечатями скрепила кровь я.— Так, нахлобучив кулаком скуфьюНе плакала — Царевна Софья!<1920>
Петру
Вся жизнь твоя — в едином крике:— На дедов — за сынов!Нет, Государь Распровеликий,Распорядитель снов,Не на своих сынов работал, —Бесам на торжество! —Царь-Плотник, не стирая потаС обличья своего.Не ты б — всё по сугробам санкиТащил бы мужичок.Не гнил бы там на полустанкеПоследний твой внучок.[48]Не ладил бы, лба не подъемля,Ребячьих кораблёв —Вся Русь твоя святая в землюНе шла бы без гробов.Ты под котел кипящий этот —Сам подложил углей!Родоначальник — ты — Советов,Ревнитель Ассамблей!Родоначальник — ты — развалин,Тобой — скиты горят!Твоею же рукой проваленТвой баснословный град…Соль высолил, измылил мыльце —Ты, Государь-кустарь!Державного однофамильцаКровь на тебе, бунтарь!Но нет! Конец твоим затеям!У брата есть — сестра…— На Интернацьонал — за терем!За Софью — на Петра!Август 1920
«Есть в стане моем — офицерская прямость…»
Есть в стане моем — офицерская прямость,Есть в ребрах моих — офицерская честь.На всякую муку иду не упрямясь:Терпенье солдатское есть!Как будто когда-то прикладом и стальюМне выправили этот шаг.Недаром, недаром черкесская тальяИ тесный ремéнный кушак.А зóрю заслышу — Отец ты мой рóдный! —Хоть райские — штурмом — врата!Как будто нарочно для сумки походной —Раскинутых плеч широта.Всё может — какой инвалид ошалелыйНад люлькой мне песенку спел…И что-то от этого дня — уцелело:Я слово беру — на прицел!И так мое сердце над Рэ-сэ-фэ-сэромСкрежещет — корми-не корми! —Как будто сама я была офицеромВ Октябрьские смертные дни.[49]Сентябрь 1920
«Об ушедших — отошедших…»
Об ушедших — отошедших —В горний лагерь перешедших,В белый стан тот журавлиный —Голубиный — лебединый —О тебе, моя высь,Говорю, — отзовись!О младых дубовых рощах,В небо росших — и не взросших,Об упавших и не вставших, —В вечность перекочевавших, —О тебе, наша Честь,Воздыхаю — дай весть!Каждый вечер, каждый вечерРуки вам тяну навстречу.Там, в просторах голубиных —Сколько у меня любимых!Я на красной РусиЗажилась — вознеси!Октябрь 1920
Волк
Было дружбой, стало службой.Бог с тобою, брат мой волк!Подыхает наша дружба:Я тебе не дар, а долг!Заедай верстою вёрсту,Отсылай версту к версте!Перегладила по шерстке, —Стосковался по тоске!Не взвожу тебя в злодеи, —Не твоя вина — мой грех:Ненасытностью своеюПерекармливаю всех!Чем на вас с кремнем-огнивомВ лес ходить — как Бог судил, —К одному бабьё ревниво:Чтобы лап не остудил.Удержать — перстом не двину:Перст — не шест, а лес велик.Уноси свои седины,Бог с тобою, брат мой клык!Прощевай, седая шкура!И во сне не вспомяну!Новая найдется дура —Верить в волчью седину.Октябрь 1920
«Не называй меня никому…»
Не называй меня никому,Я серафим твой, легкое бремя.Ты поцелуй меня нежно в темя,И отпусти во тьму.Все мы сидели в ночи без света.Ты позабудешь мои приметы.Да не смутит тебя сей — Бог весть! —Вздох, всполохнувший одежды ровность.Может ли, друг, на устах любовницПесня такая цвесть?Так и иди себе с миром, словноМальчика гладил в хору церковном.Духи и дети, дитя, не в счет!Не отвечают, дитя, за души!Эти ли руки — веревкой душат?Эта ли нежность — жжет?Вспомни, как руки пустив вдоль тела,Закаменев, на тебя глядела.Не загощусь я в твоем дому,Раскрепощу молодую совесть.Видишь: к великим боям готовясь,Сам ухожу во тьму.И обещаю: не будет битьсяВ окна твои — золотая птица!25 ноября 1920
Чужому
Твои знамена — не мои!Врозь наши головы.Не изменить в тисках ЗмеиМне Духу — Голубю.Не ринусь в красный хороводВкруг древа майского.Превыше всех земных ворот —Врата мне — райские.Твои победы — не мои!Иные грезились!Мы не на двух концах земли —На двух созвездиях!Ревнители двух разных звезд —Так что же делаю —Я, перекидывая мостРукою смелою?!Есть у меня моих иконЦенней — сокровище.Послушай: есть другой закон,Законы — кроющий.Пред ним — все клонятся клинки,Все меркнут — яхонты.Закон протянутой руки,Души распахнутой.И будем мы судимы — знай —Одною мерою.И будет нам обоим — Рай,В который — верую.Москва, 28 ноября 1920
«Любовь! Любовь! И в судорогах, и в гробе…»
Любовь! Любовь! И в судорогах, и в гробеНасторожусь — прельщусь — смущусь — рванусь.О милая! — Ни в гробовом сугробе,Ни в облачном с тобою не прощусь.И не на то мне пара крыл прекрасныхДана, чтоб нá сердце держать пуды.Спеленутых, безглазых и безгласныхЯ не умножу жалкой слободы.Нет, выпростаю руки! — Стан упругийЕдиным взмахом из твоих пелен— Смерть — выбью! Верст на тысячу в округеРастоплены снега и лес спален.И если всё ж — плеча, крыла, коленаСжав — на погост дала себя увесть, —То лишь затем, чтобы смеясь над тленом,Стихом восстать — иль розаном расцвесть!Около 28 ноября 1920
«Целовалась с нищим, с вором, с горбачом…»
Целовалась с нищим, с вором, с горбачом,Со всей каторгой гуляла — нипочем!Алых губ своих отказом не тружу,Прокаженный подойди — не откажу!Пока молода —Всё как с гуся вода!Никогда никому:Нет!Всегда — да!Что за дело мне, что рваный ты, босой:Без разбору я кошу, как смерть косой!Говорят мне, что цыган-ты-конокрад,Про тебя еще другое говорят…А мне чтó за беда —Что с копытом нога!Никогда никому:Нет!Всегда — да!Блещут, плещут, хлещут раны — кумачом,Целоваться я не стану — с палачом!Москва, ноябрь 1920
(Взятие Крыма)
И страшные мне снятся сны:Телега красная,За ней — согбéнные — моей страныИдут сыны.Золотокудрого воздевРебенка — материВопят. На папертиНа стягПурпуровый маша рукой беспалойВопит калека, тряпкой алойГорит безногого костыль,И красная — до неба — пыль.Колеса ржавые скрипят.Конь пляшет, взбéшенный.Все окна флагами кипят.Одно — завешено.Ноябрь 1920
«Буду выспрашивать воды широкого Дона…»
Буду выспрашивать воды широкого Дона,Буду выспрашивать волны турецкого моря,Смуглое солнце, что в каждом бою им светило,Гулкие выси, где ворон, насытившись, дремлет.Скажет мне Дон: — Не видал я таких загорелых!Скажет мне море: — Всех слез моих плакать — не хватит!Солнце в ладони уйдет, и прокаркает ворон:Трижды сто лет живу — кости не видел белее!Я журавлем полечу по казачьим станицам:Плачут! — дорожную пыль допрошу: провожает!Машет ковыль-трава вслед, распушила султаны.Красен, ох, красен кизиль на горбу Перекопа!Всех допрошу: тех, кто с миром в ту лютую поруВ люльке мотались.Череп в камнях — и тому не уйти от допросу:Белый поход, ты нашел своего летописца.Ноябрь 1920
«Я знаю эту бархатную бренность…»
Я знаю эту бархатную бренность— Верней брони! — от зябких плеч сутулых— От худобы пролегшие — две складкиВдоль бархата груди,К которой не прижмусь — хотя так нежноЩеке — к которой не прижмусь я, ибоТакая в этом грусть: щека и бархат,А не — душа и грудь!И в праведнических ладонях лоб твойЯ знаю — в кипарисовых ладоняхЗажатый и склоненный — дабы легчеПереложить в мои —В которые не будет переложен,Которые в великом равнодушьиРаскрытые — как две страницы книги —Застыли вдоль колен.2 декабря 1920
«Прощай! — Как плещет через край…»
— Прощай! — Как плещет через крайСей звук: прощай!Как, всполохнувшись, губы сушит!— Весь свод небесный потрясен!Прощай! — в едином слове семЯ — всю — выплескиваю душу!8 декабря 1920
«Знаю, умру на заре! На которой из двух…»
Знаю, умру на заре! На которой из двух,Вместе с которой из двух — не решить по заказу!Ах, если б можно, чтоб дважды мой факел потух!Чтоб на вечерней заре и на утренней сразу!Пляшущим шагом прошла по земле! — Неба дочь!С полным передником роз! — Ни ростка не наруша!Знаю, умру на заре! — Ястребиную ночьБог не пошлет по мою лебединую душу!Нежной рукой отведя нецелованный крест,В щедрое небо рванусь за последним приветом.Прóрезь зари — и ответной улыбки прорез…Я и в предсмертной икоте останусь поэтом!Москва, декабрь 1920
«Короткие крылья волос я помню…»
Короткие крылья волос я помню,Метущиеся между звезд. — Я помнюКороткие крыльяПод звездною пылью,И рот от усилья сведенный,— Сожженный! —И все сухожилья —Руки.Смеженные веждыИ черный — промежду —Свет.Не гладя, а режаПо бренной и нежнойДоске — вскачьВсё выше и выше,Не слышаПалач — хрипа,Палач — хрустаКостей.— Стой!Жилы не могут!КоготьРежет живую плоть!Господь, ко мне!..То на одной струнеЭтюд Паганини.Декабрь 1920
Пожалей…
— Он тебе не муж? — Нет.Веришь в воскрешенье душ? — Нет.— Так чего ж?Так чего ж поклоны бьешь?— Отойдешь —В сердце — как удар кулашный:Вдруг ему, сыночку, страшно —Одному?— Не пойму!Он тебе не муж? — Нет.— Веришь в воскрешенье душ? — Нет.— Гниль и плесень?— Гниль и плесень.— Так наплюй!Мало ли живых на рынке!— Без перинкиНе простыл бы! Ровно ссыльно —Каторжный какой — на досках!Жестко!— Черт!Он же мертв!Пальчиком в глазную щелку —Не сморгнет!Пес! Смердит!— Не сердись!Видишь — потНа виске еще не высох.Может, кто еще поклоны в письмахШлет, рубашку шьет…— Он тебе не муж? — Нет.— Веришь в воскрешенье душ? — Нет.— Так айда! — …нагрудник вяжет…Дай-кось я с ним рядом ляжу…Зако — ла — чи — вай!Декабрь 1920
«Ох, грибок ты мой, грибочек, белый груздь…»
Ох, грибок ты мой, грибочек, белый груздь!То шатаясь причитает в поле — Русь.Помогите — на ногах нетверда!Затуманила меня кровь-руда!И справа и слеваКровавые зевы,И каждая рана:— Мама!И только и этоИ внятно мне, пьяной,Из чрева — и в чрево:— Мама!Все рядком лежат —Не развесть межой.Поглядеть: солдат.Где свой, где чужой?Белый был — красным стал:Кровь обагрила.Красным был — белый стал:Смерть побелила.— Кто ты? — белый? — не пойму! — привстань!Аль у красных пропадал? — Ря — азань.И справа и слеваИ сзади и прямоИ красный и белый:— Мама!Без воли — без гнева —Протяжно — упрямо —До самого неба:— Мама!Декабрь 1920
Крест, на каком-то собрании, сорванный с груди солдатом и надетый на грудь Керенскому. См. газеты лета 1917 г. М. Ц.
Бальмонт, выслушав: — Мне не нравится — твое презрение к девке! Я — обижен за девку! Потому что — (блаженно-заведенные глаза) — иная девка…Я: — Как жаль, что я не могу тебе ответить: — «Как и иной солдат…»
NB! с ненавистью — как мне тогда показалось, и весь этот стих — ответ на этот — классовой ненависти — взгляд. М. Ц. — 1938 г. — при переписке.
Рассказ владимирской няни Нади.
Богема (фр.)
«Не раскидывайте мои письма!» (фр.)
NB! Птицы были — пьяные.
NB! Я уже тогда поняла, что это: «Да, и солдаты должны чистить своих лошадей!» (Москва, лето 1917 г. — речь на Московском Совещании) — куда дороже всего Керенского (как мы тогда говорили).
Красавец мрачный! (фр.)
Красный флаг, кым завесили лик Николая Чудотворца. Продолжение — известно (прим. автора)
Поили: гжу де Жанлис. В Бургундии. Называлось «la miaulée». И жила, кажется, до 90-ста лет. Но была ужасная лицемерка (прим. автора)
Любили (прим. автора)
NB! Очевидно, нужно понять: Бог всё-таки прав, прав — вопреки
Моя вторая дочь Ирина — родилась 13-го апреля 1917 г., умерла 2-го февраля 1920 г. в Сретение, от голода, в Кунцевском детском приюте.
Дни, когда Мамонтов подходил к Москве — и вся буржуазия меняла керенские на царские — а я одна не меняла (не только потому, что их не было, но и) потому что знала, что не войдет в Столицу — Белый Полк!
Господу — мою душу,Тело мое — королю,Сердце — прекрасным дамам,Честь — себе самому(фр.)
NB! Если бы дровосеку! (прим. автора)
Правила хорошего тона, осанка (фр.)
NB! Даже труд может быть — отвратителен: даже — чужой! если он в любовь — навязан и в славословие — вменен. М. Ц. — тогда и всегда.
Здесь: бывшему из бывших (фр.)
В Москве тогда думали, что Царь расстрелян на каком-то уральском полустанке (прим. автора)
NB! Эти стихи в Москве назывались «про красного офицера», и я полтора года с неизменным громким успехом читала их на каждом выступлении по неизменному вызову курсантов.