[1917]
Граждане, я пришел сюда от имени левых течений русского искусства. Быть левым в устройстве жизни, в политике может быть каждый. Поскольку поэт, художник является гражданином <пропуск в стенограмме>, каждый принял участие. Как самодержавие <пропуск в стенограмме> не только обнаружатся залежи реакционного духа <пропуск в стенограмме> придется бороться. От имени художников, поднявших знамя Революции, пришел я — искусство в опасности. Всегда в дни крупных волнений искусство замирает. Рука, поднятая над самодержавием, обрушилась на дворцы, и задача оградить дворцы от нападок была задачей тех людей, которые создали комиссию у Горького*. Справиться с этой задачей легко — она может быть выполнена расстановкой группы солдат. Вторая задача — более хитрая и более существенная. Как только поднимается волна общественного подъема, говорят, что художникам, искусству нет места, что каждый художник должен внести свой голос в политическую работу по устройству России. Это дело мы можем целиком доверить Временному правительству, гарантирующему свободу, которая была заявлена, — все эти задачи отнести <пропуск в стенограмме> и в ведение Совета рабочих и солдатских депутатов. Наше дело — искусство — должно отмежевать в будущем государстве право на свободное определение всех деятелей искусства. Сейчас учреждена Временная комиссия в числе двенадцати человек. Мне кажется, что даже по охране памятников искусства эта комиссия не может быть компетентна, так как она не выбрана на демократических началах. Я уважаю всех лиц, состоящих в этой комиссии, для меня Горький очень уважаем — он ратовал за свободу искусства, но я против недостатка организации. Если будет правительство <представительство?>, то туда войдет только известная группа «Мира искусства»*. Бенуа является приверженцем определенного искусства, для меня неполного <?>. Дворцы будут охраняться, где произведения Сомова <пропуск в стенограмме>. Есть русское самобытное искусство, которое является выражением стремления к демократизации; Бенуа не может заниматься искусством, которое осуществлено широкой демократией <пропуск в стенограмме>. Чтобы было широко, необходимо широкое представительство. (Аплодисменты.) Вам была дана та схема организации, которая нам казалась приемлемой по вопросам устройства искусства. Будет организационный комитет, который подготовит временное собрание, заведующее текущими нуждами искусства. Таким образом подготовится учредительное собрание*, и, когда товарищи вернутся с фронта, оно определит, как управлять русским искусством. Я противник министерств и т. д. — для меня необходимо, чтобы искусство было сосредоточено в одном определенном месте. Мой девиз и всех вообще — да здравствует политическая жизнь России и да здравствует свободное от политики искусство.
Читающим наше Новое Первое Неожиданное.
Только мы — лицо нашего Времени. Рог времени трубит нами в словесном искусстве.
Прошлое тесно. Академия и Пушкин непонятнее гиероглифов.
Бросить Пушкина, Достоевского, Толстого и проч. и проч. с Парохода современности.
Кто не забудет своей первой любви*, не узнает последней.
Кто же, доверчивый, обратит последнюю Любовь к парфюмерному блуду Бальмонта? В ней ли отражение мужественной души сегодняшнего дня?
Кто же, трусливый, устрашится стащить бумажные латы с черного фрака воина Брюсова? Или на них зори неведомых красот?
Вымойте ваши руки, прикасавшиеся к грязной слизи книг, написанных этими бесчисленными Леонидами Андреевыми.
Всем этим Максимам Горьким, Куприным, Блокам, Сологубам, Ремизовым, Аверченкам, Черным, Кузьминым, Буниным и проч. и проч. нужна лишь дача на реке. Такую награду дает судьба портным.
С высоты небоскребов мы взираем на их ничтожество!..
Мы приказываем чтить права поэтов:
1. На увеличение словаря в его объеме произвольными и производными словами (Слово-новшество).
2. На непреодолимую ненависть к существовавшему до них языку.
3. С ужасом отстранять от гордого чела своего из банных веников сделанный вами Венок грошовой славы.
4. Стоять на глыбе слова «мы» среди моря свиста и негодования.
И если пока еще и в наших строках остались грязные клейма ваших «здравого смысла» и «хорошего вкуса», то все же на них уже трепещут впервые Зарницы Новой Грядущей Красоты Самоценного (самовитого) Слова.
Д. Бурлюк, Александр Крученых,
В. Маяковский, Виктор Хлебников.
Москва, 1912, декабрь.
Находя все нижеизложенные принципы цельно выраженными в 1-м «Садке Судей»* и выдвинув ранее пресловутых и богатых, лишь в смысле* Метцель и Ко*, футуристов, мы тем не менее считаем этот путь нами пройденным и, оставляя разработку его тем, у кого нет более новых задач, пользуемся некоторой формой правописания, чтобы сосредоточить общее внимание на уже новых открывающихся перед нами заданиях.
Мы выдвинули впервые новые принципы творчества, кои нам ясны в следующем порядке:
1. Мы перестали рассматривать словопостроение и словопроизношение по грамматическим правилам, став видеть в буквах лишь направляющие речи. Мы расшатали синтаксис.
2. Мы стали придавать содержание словам по их начертательной и фонической характеристике.
3. Нами осознана роль приставок и суффиксов.
4. Во имя свободы личного случая мы отрицаем правописание.
5. Мы характеризуем существительные не только прилагательными (как делали главным образом до нас), но и другими частями речи, также отдельными буквами и числами:
a) считая частью неотделимой произведения его помарки и виньетки творческого ожидания,
b) в почерке полагая составляющую поэтического импульса,
c) в Москве поэтому нами выпущены книги (автографов) «само-письма»*.
6. Нами уничтожены знаки препинания, чем роль словесной массы выдвинута впервые и осознана.
7. Гласные мы понимаем как время и пространство (характер устремления), согласные — краска, звук, запах.
8. Нами сокрушены ритмы. Хлебников выдвинул поэтический размер живого разговорного слова. Мы перестали искать размеры в учебниках; всякое движение рождает новый свободный ритм поэту.
9. Передняя рифма (Давид Бурлюк), средняя, обратная рифмы (Маяковский)* разработаны нами.
10. Богатство словаря поэта — его оправдание.
11. Мы считаем слово творцом мифа, слово, умирая, рождает миф, и наоборот.
12. Мы во власти новых тем: ненужность, бессмысленность, тайна властной ничтожности воспеты нами.
13. Мы презираем славу; нам известны чувства, не жившие до нас.
Мы новые люди новой жизни. Давид Бурлюк, Елена Гуро, Николай Бурлюк, Владимир Маяковский, Екатерина Низен, Виктор Хлебников, Бенедикт Лившиц, А. Крученых.
[1913]
В 1908 году вышел «Садок Судей». — В нем гений — великий поэт современности — Велимир Хлебников впервые выступил в печати. Петербургские метры считали Хлебникова «сумасшедшим». Они не напечатали, конечно, ни одной вещи того, кто нес собой Возрождение Русской Литературы. Позор и стыд на их головы!..
Время шло… В. Хлебников, А. Крученых, В. Маяковский, Б. Лившиц, В. Кандинский, Николай Бурлюк и Давид Бурлюк в 1913 году выпустили книгу «Пощечина Общественному Вкусу».
Хлебников теперь был не один. Вокруг него сгруппировалась плеяда писателей, кои, если и шли различными путями, были объединены одним лозунгом: «Долой слово-средство, да здравствует Самовитое, самоценное Слово!» Русские критики, эти торгаши, эти слюнявые недоноски, дующие в свои ежедневные волынки, толстокожие и не понимающие красоты, разразились морем негодования и ярости. Не удивительно! Им ли, воспитанным со школьной скамьи на образцах Описательной поэзии, понять Великие откровения Современности.
Все эти бесчисленные сюсюкающие Измайловы, Homunclus’ы, питающиеся объедками, падающими со столов реализма — разгула Андреевых, Блоков, Сологубов, Волошиных и им подобных, — утверждают (какое грязное обвинение), что мы «декаденты» — последние из них — и что мы не сказали ничего нового — ни в размере, ни в рифме, ни в отношении к слову.
Разве были оправданы в русской литературе наши приказания чтить Права поэтов:
на увеличение словаря в его объеме произвольными и производными словами!
на непреодолимую ненависть к существовавшему языку!
с ужасом отстранять от гордого чела своего из банных веников сделанный вами венок грошовой славы!
стоять на глыбе слова «мы» среди моря свиста и негодования!
[1913]
Ваш год прошел со дня выпуска 1-х наших книг: «Пощечина», «Громокипящий кубок»*, «Садок Судей» и др.
Появление Новых поэзий подействовало на еще ползающих старичков русской литературочки, как беломраморный Пушкин, танцующий танго.
Коммерческие старики тупо угадали раньше одурачиваемой ими публики ценность нового и «по привычке» посмотрели на нас карманом.
К. Чуковский (тоже не дурак!) развозил по всем ярмарочным городам ходкий товар*: имена Крученых, Бурлюков, Хлебникова…
Ф. Сологуб схватил шапку И. Северянина, чтобы прикрыть свой облысевший талантик*.
Василий Брюсов привычно жевал страницами «Русской мысли» поэзию Маяковского и Лившица*.
Брось, Вася, это тебе не пробка!..
Не затем ли старички гладили нас по головке, чтобы из искр нашей вызывающей поэзии наскоро сшить себе электропояс для общения с музами?..
Эти субъекты дали повод табуну молодых людей, раньше без определенных занятий, наброситься на литературу и показать свое гримасничающее лицо: обсвистанный ветрами «Мезонин поэзии»*, «Петербургский глашатай»* и др.
А рядом выползала свора адамов с пробором* — Гумилев, С. Маковский, С. Городецкий, Пяст, попробовавшая прицепить вывеску акмеизма и аполлонизма на потускневшие песни о тульских самоварах и игрушечных львах*, а потом начала кружиться пестрым хороводом вокруг утвердившихся футуристов…
Сегодня мы выплевываем навязшее на наших зубах прошлое, заявляя:
1) Все футуристы объединены только нашей группой.*
2) Мы отбросили наши случайные клички эго и кубо и объединились в единую литературную компанию футуристов: Давид Бурлюк, Алексей Крученых, Бенедикт Лившиц, Владимир Маяковский, Игорь Северянин, Виктор Хлебников.
[1914]
[1917]
[1921]
[1921]
[1921]
Натурналог оставил лишки крестьянам, а как быть рабочим?
Вопросы эти решены в 1 и 2 декрете!
Декрет Совнаркома об урегулировании оплаты труда или о том, чтобы справедливее, больше и вовремя платили.
Декрет Совета Народных Комиссаров об урегулировании оплаты труда рабочих. В целях улучшения положения рабочих, урегулирования и устранения волокиты в деле оплаты труда Совет Народных Комиссаров постановляет:[9]
Кто не знает декрета о натурпремии? Он для улучшения быта рабочих введен.
Совет Народных Комиссаров постановил ввести в виде опыта для рабочих некоторых из важнейших отраслей промышленности натурпремирование посредством выдачи рабочим части производимых ими продуктов для обмена на предметы сельскохозяйственного производства на следующих основаниях:[10]
[1921]
Мы, поэты, художники, режиссеры и актеры, празднуем день годовщины Октябрьской революции революционным спектаклем.
Нами будет дана: «Мистерия-буфф», героическое, эпическое и сатирическое изображение нашей эпохи, сделанное В. Маяковским.
I карт. Белые и черные бегут от красного потопа.
II карт. Ковчег. Чистые подсовывают нечистым царя и республику. Сами увидите, что из этого получается.
III карт. Ад, в котором рабочие самого Вельзевула к чертям послали.
IV карт. Рай. Крупный разговор батрака с Мафусаилом.
V картина. Коммуна! Солнечный праздник вещей и рабочих.
Раскрашено Малевичем. Поставлено Мейерхольдом и Маяковским. Разыграно вольными актерами.
[1918]
[1921]
(Обратный перевод)
Игра окончена. Товарищи, эй! Теперь черед за вами. Идеи, сверкавшие сегодня, воплотите завтра в дела. Мы — к станку, вы — за оружие. Взрывай свое отечество, революционер. В сомкнутом строю, четким шагом, вперед, марш!
Кузнец
(вылезает из Страны вещей)
[1924]
«Рыдает кадий…» Автограф В. Маяковского и рис. для «Стенной газеты РОСТА» (монтаж) 1919 г.
[1919]
Нужно было возить топливо, требовалась лошадей масса, теперь потребность в лошадях сократилась благодаря сокращению государственных предприятий и благодаря работе Донбасса.
[1922]
[1925]
Во время наводнения в Ленинграде часовой стоял на посту по горло в воде.
1. Простой часового. 2. Часовой простой[12].
1. Мы пробили генеральскую блокаду…
2. Мы пробили блокаду Антанты…
3. Теперь блокада лени — пивная блокада.
И эту блокаду пробить надо!..
— Проходите!
— Проходите!
— Проходите!
— Гражданин, уплатите за проезд!
— Какой же проезд, когда я всю дорогу пешком прошел!
— Почему вы ходите в пивную?
— Да там музыка.
— Тогда почему вы не ходите в оперу?
— Да там пива нет!
Сколько бы у нас в цехе с него за простой вычли![13]
1-й дипломат. Не угодно ли вам перекусить?
2-й дипломат. Благодарю вас. Я только что слегка перекусил[14].
Кирилл (зубному врачу): Будьте любезны, поставьте мне золотую коронку!
— Вот! Я посидел и сделал*.
— А я сделал и посидел. Вот!..[15]
Страница из записной книжки В. Маяковского 1924 г. № 27, с записью текстов для журнала «Красный перец» и рис. Ю. Ганфа из журнала «Красный перец» № 26 за 1924 год с подписью В. Маяковского
Чемберлен пытается организовать антисоветский блок из Польши, Эстонии, Латвии и др. Это обойдется Англии в несколько миллионов фунтов стерлингов.
Красноармеец. А сколько вас сушеных на фунт?[16]
Америка началась Гаваной. Как только я вступил на землю, полил настоящий тропический дождь. У нас дождь представляет собой массу воздуха с редкими полосками воды; дождь гаванский — это сплошная вода и совершенно незначительные прослойки воздуха.
В Гаване очень трудно ориентироваться — по крайней мере, мне казалось, что все улицы там называются «трафико». Впоследствии, правда, выяснилось, что «трафико» — это просто «направление» по-испански, но как бы то нн было, я никогда не мог найти дороги.
Вера-Круц лежит за козерожьим тропиком. На пристани много индейцев, но на головах у них уже не перья птицы кетцаль, а сомбреро, а за спинами — увы! — не колчан со стрелами, а мои чемоданы с последними комплектами «Лефа».
Вера-Круц, пожалуй, самый интересный порт в стране. Первое, на что я обратил внимание, сойдя с парохода, был ярко-красный флаг с серпом и молотом. Оказалось, однако, что это не было отделение нашего полпредства, как я было подумал, а странная организация, известная по всей Мексике, — Проалевская организация неплательщиков за квартиру. Между прочим, я был осажден взволнованными репортерами, решившими, что я прислан Москвой в целях связи и содействия Проалю и его неплательщикам, так как Проаль (однофамилец!) встречал меня на пристани. В Вера-Круце путешественники уже начинают обычно покупать вещи для подарков. Таковыми являются здесь, главным образом, мешки для денег. Объясняется это тем, что мексиканцы не признают бумажных денег, а верят только честному золоту и серебру. Думаю, что поэтому в Мексике так сильно развит бандитизм. Уж очень велик соблазн даже у честных ограбить человека с большим мешком денег за спиной.
Столица Мексики — бывшее озеро, окруженное потухшими вулканами. Один из них носит поэтическое название «Спящая женщина», и патриотические мексиканцы уверяют, что он действительно очень похож на женский профиль и фигуру, — я этого не заметил, как ни старался. Историей своей, весьма любопытной, мексиканцы интересуются, но имена их древних властителей — Монтецумы и Гватемозина — не забыты только потому, что это марки двух крупнейших конкурирующих пивных заводов.
Мексика — страна обнищавшая и разоренная североамериканским империализмом. Едва ли не у трех четвертей населения хватает средств только на кукурузу и на «пульке» (мексиканская водка).
Благодаря таким условиям жизни мексиканец обычно уже совершенно изношенный человек к 40 годам. Это жалкое положение массы порождает чувство острой ненависти к угнетателям. «Грингоу» — презрительная кличка американцев, — самое оскорбительное слово во всей Мексике.
Интересны многие черты мексиканского быта. Покойников, например, хоронят на трамвае. Часто случается, что трамвай по дороге задавит еще кого-нибудь, и тогда задавленный отправляется на кладбище на следующем. Кстати — смертность в Мехико-сити чрезвычайно велика. Объясняется это особенностями автомобильного и автобусного движения в столице. По мексиканским законам, шофер не отвечает за раздавленных им, а так как в городе имеется ряд конкурирующих автомобильных компаний, а темпераментом испанцы, как известно, отличаются весьма живым, нередки случаи, когда автобус (не думайте, что это анекдот) гоняется за таксомотором противной фирмы, стараясь раздавить его, причем шоферы совершенно позабывают о своих седоках. Средняя долговечность жителя мексиканской столицы определяется, приблизительно, в десять лет. Правда, изредка попадаются индивидуумы, которым удается прожить лет 20, но, очевидно, за счет тех, которые живут только 5. Вечером в Мехико-сити рекомендуется сидеть дома, а если выходить на улицу, то только пешком. Ни в коем случае не катайтесь на автомобиле по саду Чапультепеку. После 7 часов, по особому приказу президента, честный мексиканец обязан стрелять в каждый автомобиль. Правда, полагается стрелять после троекратного предупреждения, но мексиканцы народ горячий и обычно стреляют, не предупреждая ни одного раза. Стрелять вообще в Мексике любят и стреляют по всякому удобному и неудобному поводу, как-то: в целях наживы; с целью убить; не иначе, как выстрелом пьяница открывает бутылку; стреляют просто так, в шутку. Вскоре после моего приезда слушалось любопытное дело: одна женщина обвинялась в том, что застрелила своего знакомого, — они просто порешили между собой, что тот, кто вытянет жребий, будет застрелен партнером. Женщина была даже обижена и удивлена, за что ее, собственно, судят. Едва ли вообще можно найти хоть одного мексиканца, у которого в заднем кармане брюк не лежал бы добрый увесистый кольт.
В мексиканском сенате существуют также совершенно особые и оригинальные методы парламентской борьбы. Перед голосованием одна партия всегда норовит украсть на несколько дней депутатов другой.
Бой быков — самое любимое и популярное развлечение всех мексиканцев без различия пола, возраста и состояния. Поэтов и Мексике много — стихи пишут все.
В Мехико-сити имеется даже специальная аллея поэтов, где посиживают многочисленные кустари от поэзии.
В Соединенные Штаты я ехал через Ларедо. Первое впечатление — аэропланы, непрерывно взлетающие и спускающиеся то по одну, то по другую сторону нашего поезда. Но это были и первые и последние аэропланы, которые я видел в Соединенных Штатах. Как это ни покажется странным, авиация развита сравнительно очень мало. Серьезные препятствия для ее развития непрерывно ставят могущественные железнодорожные компании, использующие каждую воздушную катастрофу для борьбы против авиации. Знаменитые пульмановские вагоны, разрекламированные на весь свет, по существу, чрезвычайно неудобны. Каждое утро и каждый вечер негр-кондуктор тратит по два часа на приведение вагона в дневной и спальный вид.
О Соединенных Штатах принято говорить, как о самой трезвой стране. Что касается трезвости, она в Америке очень условна. Если пошептаться с лакеем — вы получите все, что угодно, от виски до шампанского. Тайная торговля водкой распространена в Соединенных Штатах чрезвычайно широко. На каждые 500 человек, приблизительно, приходится один такой тайный торговец «бутлегер».
Высшая сила Америки, как известно, — доллар; религия — культ «бизнеса» (дело). Из этого не следует, что Америка — скупая страна. Одного мороженого в Соединенных Штатах съедается на миллион долларов в год. О роскоши американских миллиардеров и говорить не приходится, — она вошла в поговорку.
Но доллар определяет все. Несколько мелочей быта — хорошая иллюстрация этого. В Америке трудно пронести по улице вещь, завернутую в газетную бумагу. На вас посмотрят, как на «неджентльмена», и с вами постыдятся пройти по улице. Если бы все стали завертывать свои покупки в газетную бумагу, — что делали бы фабриканты оберточной бумаги?
15 сентября во всей Америке — день перемены шляп. Человек, который решится 15 числа или позднее выйти на улицу в соломенной, рискует и вообще не вернуться домой. На углу стоят здоровые детины с увесистыми палками, разбивающие канотье непосредственно на голове у тех, кто позабыл их снять. Объяснение простое: фабрикантам мягких шляп было бы слишком невыгодно, если бы люди продолжали ходить в соломенных. С другой стороны, фабрикантам канотье было бы тоже невыгодно, если бы их шляпы сохранялись американцами до будущего сезона. А потому уничтожение на нью-йоркских улицах выгодно и тем и другим.
Еще пример действия доллара. На белогвардейскую эмиграцию доллар действует особенно разлагающе. Члены бывшей царской фамилии, приезжающие в Америку, немедленно «берутся в работу» деловыми американскими антрепренерами. Так, бывший великий князь Борис за умеренную плату описывает в нью-йоркских газетах свои кутежи и пьянство былого времени, даже с фотомонтажем! — цари на фоне игорных притонов; а «императрица всероссийская», жена Кирилла Владимировича, которую американцы называют «Мадам С’рил», занималась еще более легкой халтуркой: за плату от 10 до 50 долларов каждый американец имел возможность посмотреть, а если дороже заплатить, то и поздороваться и поцеловать руку и даже сказать несколько слов с «Мадам С’рил».
Таков быт.
[1925]
[1928]
[1929–1930]
[1929–1930]
Маяковский читал Ленинграде:
26 Капелла — «Хорошо»
26 Дом печати — «Хорошо»
27 Путиловский завод — «Хорошо»
29 Капелла — «Даешь изящную жизнь»
30 Дом печати — «Хорошо»
31 Воен. акад. — «Хорошо»
1 Дом просвещения — «Хорошо»
2 Дом просвещения — «Хорошо»
3 Капелла — «Даешь изящную жизнь» Москве
4 1-й университет — «Хорошо»
5 ВСНХ — 1 ч. «Хорошо»
7 Комсомолу в МК и Союз просв.
15 Политехнич. музей — «Хорошо» Харькове
21 Театр — «Хорошо»
22 Библиотека — «Хорошо»
До 20/XII Маяковский выехал читать «Хорошо» в Ростов/Д, Краснодар, Таганрог, Баку, Тифлис.
Маяковский работает поэму «Плохо».
[1927]
Мне кажется, что этот план страдает тем, что обращает главное внимание на пропаганду среди художников. Мне думается, что нам в первую очередь надо развивать пропаганду среди рабочих масс <…>
Мы должны сказать: нам необходима культивировка художественных сил, и наметить конкретные вехи художественной пропаганды…
Нам необходимо выяснить, каким образом концентрируем мы работу и концентрируем ли мы ее вообще. Самый важный, коренной вопрос — регулирование существующей работы. Необходимо выработать методы пропаганды, линию, по которой мы должны повести эту агитацию. Ни одной детали по прозпропаганде нет, отсутствуют объективные сведения о том, что такое производственная пропаганда. Необходимо, исходя из конкретных фактов, выяснить конкретные силы, занимающиеся прозпропагандой, и методы работы <…>
Мы должны составить анкету для выяснения работы мест очень обдуманно. При первом движении нашего материала на места мы должны учесть его результаты. Встает вопрос о том, как мы будем культивировать или инструктировать художников <…>
Я утверждаю, что, не учитывая опыта, мы ничего не достигнем. Я согласен с тем, что мы не имеем права прерывать работу, но трехлетний опыт* указывает, что первое, что необходимо для Бюро, — это практическое изучение методов работы. Необходимо составить анкету, наметить учреждения, которые мы должны использовать, учесть художественные силы и, привязав художников к производству*, организовать художественные мастерские. Мы должны для всех отделов иметь материал, подкрепленный фактами.
…На наши собрания здесь, в Москве, мы не можем завлечь часто 10-20-30 членов собрания и устроить пленум, а устроитель лекций, как, например, Долидзе, собирает на любое скучное заседание полный зал, потому что он знает, в каком месте вывесить объявление, какого формата объявление, потому что он 20 раз спрашивает, брали ли билеты, интересовались ли вопросом. Если не интересовались, то спешно меняет тему доклада по своей конструкции и по заглавию, так, чтобы на нее шли, и, в отличие от других, у него битком набито народом и притом людьми интересующимися. Это я вам указываю, как в любой отвлеченной работе, диспуте, научном заседании при правильной постановке рекламирования мы будем всегда иметь максимальный результат. Первая причина несовершенства нашей агитации — лекционной, плакатной и т. д. — это психологическое препятствие, не позволяющее применять к нашему делу рекламу. Второе препятствие — мы брали только те из видов агитации и пропаганды, которые нам казалось возможным применять в массовом масштабе, то есть печать, не приняв в соображение, что у нас, кроме этого аппарата, имеется сейчас разруха, разъедающая этот издательский печатный аппарат. В результате можно с твердостью и убеждением сказать, что вся эта печатная агитация не привела ни к чему.
Мы можем на практике, выйдя на улицу, убедиться в справедливости моих слов. Сейчас по производственной агитации развешано два плаката. Первый — «Россия на помощь донецкому шахтеру!», где в полукруге идут из Донбасса поезда с углем, на другом рабочий нагружает вагоны продовольствия* и мчит их в Донбасс. Другой плакат — где стоит рабочий и призывает на помощь донецкому шахтеру. Эти плакаты были сданы Горным советом по согласию с ЦК горнорабочих в печать тогда, когда было обследование комиссией Донбасса, следовательно, несколько месяцев тому назад. Теперь этот плакат вышел. Тогда он имел революционное значение при некоторой возможности уделить наше продовольствие на Донбасс <Донбассу>. Сейчас он имеет контрреволюционное значение, потому что он действует на рабочих следующим образом: «С нас, у которых нет ни еды, ни предметов первой необходимости, вы требуете с нас на Донбасс». Поэтому плакат запоздавший приобретает обратное, контрреволюционное, значение, и, товарищи, большинство наших плакатов, большинство примитивной плакатной агитации запаздывало. Я знаю случаи, как в начале войны с Польшей плакат, благодаря массе затруднений и волокиты, до окончания войны с Польшей пролежал в Государственном издательстве или обрабатывался. Потом началась врангелевская кампания. На плакате была голова пана, обрубавшаяся часами, голова была переделана на врангелевскую голову, — и только после того, как Врангель бежал, этот плакат попал на улицу*. Это не случайность и не единичный случай. Плакат страшно важный, которому надо было выйти, когда Деникин подходил к Орлу, вышел в первомайские торжества. Поэтому я утверждаю, что вся такого рода агитация идет впустую.
Дальше второй вид агитации, это агитация плакатной росписью. Это та агитация, которая в широком масштабе применяется при массовых празднествах и в годовщину Октябрьской революции. Если в первые дни такие кампании <неясная запись> были возможны и допустимы, то с истекшей годовщины это теряет смысл и приобретает другое значение, потому что все траты материалов, которые связаны с <неясная запись> телеграфных столбов и трамваев вызывают самое неблагожелательное отношение в том смысле, что лучше эти материалы потратить на одежду, а не на украшение. То же и с росписью. Хорошо использовать фасады домов для агитационной пропаганды производственных и политических лозунгов, но мы не можем это сделать, потому что это значит — занимать большое количество строительных рабочих для такого рода агитации. Это занятие сейчас непроизводительное.
Дальше газеты и клише. Это опять-таки необычайно трудно. На газету и клише приходит требование из провинции. В РОСТА существует даже отдел Центроклише, который рассылал и заготовлял клише в провинцию. Здесь мы наталкиваемся на непоправимое препятствие — в большинстве городов нет даже типографий, и поэтому нам приходится посылать клише из центра. Выработанные в центре при условии разрухи, они стареют, а при рассылке стареют еще. Я видел, что наши газетные клише, разосланные к определенной политической кампании, помещались совершенно на другую кампанию с совершенно другими надписями, то есть теряли свое агитационное значение.
Что же делать, товарищи, с этим изобразительным искусством, чтобы дать его в помощь нашей производственной агитации? Для этого необходимо использовать те революционные методы, которые не употреблялись до нас и которые выдвинуты революцией. Этот метод в первую очередь — витрины и окна, то есть помещение определенных плакатов, определенных картин с последующим развитием, где вырисовывается, как из одного положения вытекает другое <в плакатах>, выставленных в окнах и витринах. Какие перспективы на этот вид агитации? Часто указывают о моей работе, что это является кустарничеством, что нам необходима крупного американского характера работа в этом отношении, а такое кустарничество при трате колоссальных денег только в слабой степени удовлетворяет эти агитационные нужды. Это неверно, товарищи, <неясная запись> с большим <неясная запись> является во имя какого-то отвлеченного принципа, что мы, дескать, должны делать это в широком масштабе и должны выпускать негодные, неприспособленные вещи, чем давать один плакат, висящий в определенном предприятии, на определенную, конкретную тему, могущий быть выпущенным на второй день утром. Это не является кустарничеством, это является работой, которая в наших условиях может вестись. Насколько эта работа серьезна и огромна, указывает следующее. Один массовый отдел РОСТА выпустил за истекший год 60 000 таких ручных плакатов, и по смете работ на будущий год количество таких плакатов доведется до 160 000 окон в одной Москве, с небольшой рассылкой по провинции. Если принять в соображение, что такие организованные отделения РОСТА берутся за это, то мы увидим, что эти плакаты распространились по всей России и далеко за пределами России. У нас имеются фотографические снимки, на которых на эти витрины и плакаты, приподняв свои покрывала, смотрят персианки. Каково же преимущество его, агитационное преимущество этого способа, этого метода? Первое я уже указал: <неясная запись>. Например, когда был VIII Съезд Советов, в 2 часа ночи нам передавалась телефонограмма <неясное слово> речи тов. Ленина, то на утро вместе с газетой в 80 пунктах Москвы уже висели большие плакаты четыре на пять аршин. Если маленькие плакатики Государственного издательства срываются и заклеиваются и портятся дождем, то эти большие витрины, помещенные в пустующих окнах магазинов, останавливают большие хвосты. Дальше, если плакат дает самый отвлеченный лозунг, чтобы не стареть, и все-таки стареет, то такие витрины могут развивать последовательно любой процесс, как политической агитации, так и производственной агитации. Далее эта работа этого плакатного дела определенно приурочивается к определенному случаю, например, эта работа делается на предприятии и на фабрике.
У меня был такой случай. В Петрограде висит на заводе плакат о том, что леность и разгильдяйство является страшным помощником разрухи и, наоборот, губит наше производство. И этот плакат ни на кого не производил никакого впечатления. Под этим плакатом стояли, читали газеты и т. д. Увидевшись с товарищем, который был директором этого завода, я спросил: «Имеется ли у вас конкретный факт помощи такой разрухе?» Он указал на одного товарища, на тов. Еву, которая постоянно читает газеты вместо того, чтобы работать. Отметив этот номер <неясная запись>. Если сделав рисунок этой тов. Евы и <неясная запись> составив фотографическое лицо <неясная запись> и поставив в зависимость один факт от другого и указав, что она, читая газету, тормозит свою работу, а этим тормозит соседскую работу, а от этого идет: одно общее звено из всего плана хозяйства России вырывается, и как именно из-за товарища Евы приходит разруха на фабрику, и как из-за нее все ломается и рушится, и как приходит капиталист и посмеивается над нею, — это произвело катастрофическое впечатление. Для всех нас памятно воровство. Все пишут плакаты на эту тему, что нельзя воровать, нельзя расхищать народное достояние, которые не имеют никакого впечатления, а вспомните одно конкретное стихотворение Демьяна Бедного*<пропуск в стенограмме>. И после этого на этой фабрике были многие десятки собраний. Каждый старался, чтобы на него не подумали. Так что агитационное значение такого конкретного факта агитации по какому бы мелкому поводу она ни проводилась, во много раз больше любой широковещательной агитации на тему — долой разруху. Поэтому я категорически настаиваю*, чтобы этот способ кажущейся кустарной агитации, то есть конкретизация агитации на фабрике, проводился. Этот способ, исходя из этой фабрики, такой один факт, или два плаката может решительным способом быть значительно выше в своем действии, чем этот самый плакат.
Это не значит, что я отказываюсь от этого вида работы. Нет <пропуск в стенограмме> подвести к этому виду работы пока у нас нет других возможностей плакатного характера, вот наша задача. Насколько это не есть кустарничество — иллюстрацией служит еще следующий факт: один госиздатель имеет около 40 художников, рисующих и делающих плакаты, а электротехническая промышленность в Москве имеет 8-10 предприятий, которые должны быть подвергнуты агитации. Эти художники выпускают плакаты, а если бы кинулись на эти заводы эти 8 человек, будучи инструкторами на фабрике, они произвели бы производственный эффект в значительно большей мере. Таким же образом эта работа должна быть организована, то есть следующим образом: до сих пор центр вырабатывает значительное число плакатов и художественных изображений, рассылаемых по заводам, фабрикам и предприятиям, по армии и т. д. Стало быть, центр был производителем, а места — потребителями. Это недопустимая форма работы, Для того, чтобы наша работа имела ударное значение, надо, чтобы она была конкретной, чтобы она исходила из отдельных предприятий. Орган, стоящий во главе этой работы, должен быть только направляющим и инструктирующим работу. Поэтому при нашей художественной коллегии мы должны в первую очередь правильным образом поставить инструктирующую группу, которая могла бы разъезжать по отдельным предприятиям и указывать, каким образом поставить на заводе эту производственную агитацию.
Укажу на следующий факт. Товарищ Гастев говорил мне*, что у них на заводе ведется журнал всех событий на заводе — пропаж, на <?> точности и т. д. Этот журнал инструктор-художник должен рассмотреть, приводить в порядок, обсуждать, какой из этих фактов имеет большее в предприятии значение, и на следующий день этот факт должен появиться на витрине, соответствующим образом изображенный. Эта работа будет весьма сокращена следующим исхищрением. Если, например, существует целая категория людей-лодырей, их работа всегда ведет к разрушению производства. И если бы мы составили какое-нибудь определенное стихотворение без имен или рисунок без голов и только каждый раз, отмечая того или другого лодыря наиболее характерного, мы наклеивали бы эту голову на этот штамп, то рабочий с замиранием сердца ждал бы его и смотрел бы на эту картину, где фантастические ноги и руки оставались бы неизменными, а изменялась бы голова. Если бы к этим фантастическим ногам и рукам завтра появилось лицо определенного вора или лодыря, то это было бы значительно серьезнее, чем красная и черная доска, в агитационном смысле. Такое же действие имело бы появление имен в стихотворении. Такого рода агитацию можно вести каждый день, надо только заменять эту голову.
Товарищи, все-таки такого вида работа, она в сильной степени кустарна, если размножать ее ручным путем. Но у нас есть способы размножения этой работы. Есть у нас определенное количество предприятий. У нас есть способ размножений по трафарету. Вырезается трафарет в три или четыре краски и рассылается по провинции, из него можно сделать до 100–200 оттисков. Эту работу можно произвести в два-три дня. И размер может быть в размер экрана. Такой плакат, когда он будет выставлен, привлечет больше внимания, чем маленькие плакатики в 20–30 фигур, наклеенные чуть ли не на карнизы зданий. Такой плакат останавливает на себе внимание. Это трафаретное изображение я определенно всем рекомендую и буду настаивать, чтобы было составлено определенное практическое руководство*, как это делается. А когда у себя с одной определенной краской вы получите трафарет, вы можете на месте размножить его на 60 экземпляров. Никакой необходимости в гигантском размножении плакатов нет. Шахтерская организация, например, имеет 20–30 поселков, и все рабочие стекаются в один клуб. И неважно, чтобы плакат висел на строении шахты, достаточно, чтобы он висел в клубе. И при такой потребности размноженные в 70–80 экземплярах путем трафарета имеют большое значение.
Затем я хочу пропагандировать еще один метод размножения, который мы сейчас только начинаем проводить в жизнь, размножение путем стекла, так называемая стеклография. Этот способ размножения дает такой же оттиск, как печатный, с той лишь разницей, что тут не наборный шрифт, а ручной. Можно давать в несколько цветов. Делается это путем какой-то обработки стекла. У нас в одном из сибирских отделений РОСТА газета выходила путем размножения на стекле. Если бы этот метод можно было сейчас применить (а в сибирском отделении существует целая школа стеклографического искусства) и завести у себя школу, то можно было бы дома распространять из получаемых образцов огромное количество плакатов.
Я заранее говорю, что все, что я докладывал, имеет значение только в условиях неопределенности и разрухи в области печатания. Если только эти условия исчезнут, и мы будем получать плакаты в 2–3 дня, тогда все то, что я говорю, потеряет само по себе в большей или меньшей степени значение. Но пока этого нет, мы <не?> должны надеяться на то, что центр вышлет нам на сломанном паровозе из сломанной типографии бесконечное количество экземпляров агитационной литературы, а надо на местах производить инструктирование центром и размножение, пользуясь этими плакатными приемами.
В завершение я укажу на самую форму и характер этих работ — именно на то, что по непонятным для меня причинам больше всего вызывает разногласий и споров. Оживленнейшим образом в вопросах плакатного искусства и живописи почему-то дебатируется вопрос о каком-то реализме и футуризме. Я человек, занимающийся искусством, никак понять не могу, что это значит, и не каждый человек, занимающийся художественной производственной агитацией в точности это <пропуск в стенограмме> реалистически поэтому не годится <?>. Товарищи, самое главное, чтобы во главе этого дела стояли люди, которые не только слышали о реализме, но и понимают основные законы воздействия живописи и плакатного воздействия. Существует целая живописная наука в смысле изучения действия искусства и живописи на того, кто воспринимает. Эти законы не случайны, а ясно и определенно известно, например, что зеленый цвет выигрывает наряду с красным и т. д. В нашей агитации важно, чтобы то, что вы преподносите, осталось в глазу, запечатлелось на возможно большее количество времени, а важно не то, чтобы Сидоров, Петров мог бы сказать: это такие штаны, какие бывают у рабочих на рудниках. Это не имеет ни малейшего значения. Вот почему в первую очередь в нашей агитации этого рода мы должны уяснить себе, чему именно плакат этот служит.
Если один какой-нибудь плакат служит практическим руководством к пользованию трактором, то обязательно надо до последнего колесика этот трактор изобразить, указать точно, где нужно надавливать, нажимать и т. д., чтобы трактор пошел в ход, как относиться к машине и т. п. Но если нужно остановить внимание на определенном факте, вроде того что выполняйте разверстку, то для этого необходимо иметь две фигуры: одну — голодного человека, и другую — руки, указывающей: «помогите голодному», чтобы образ остался <на> все время и имел большее значение, чем если вы изобразите это клетками или мешками и т. д.
Этого у нас никак не могут усвоить, потому что 10-20-40 человек, занимающихся этой агитацией, сидят вверху и спорят относительно того, понятно это или непонятно массам. Но никто не попробовал выяснить анкетным способом, что же действительно имеет для массы значение. Старые буржуазные рекламисты знали то отлично, потому что они знали, что раз поднимается распродажа тех или иных предметов потребления, следовательно, агитация, реклама дает результаты. Мы же и <через> Государственное издательство и через Центропечать пускаем все количество имеющихся изданий, но о том, дошло ли что из плаката и образцов <пропуск в стенограмме>. Кто-нибудь из них делает определенно вредную агитацию. Для того чтобы этого не было, мы не должны удовлетворяться той работой, которая высылается из центра, а получить тот или иной плакат, корректировать его. Эти коррективы присылать нам и корректировать не только содержание <но> и манеру.
К нам приехали крестьяне из Калужской губернии. Мы показали им плакаты <неясная запись>. Они их все отклонили, так как плакаты написаны неяркими красками. Когда их спросили, почему им плакат не нравится, они нам сказали: «Это нам не годится, наши бабы любят яркие цвета». Это совершенно верно, это украшение клуба. Что же вы будете украшать клуб серыми вещами? Мы должны брать яркие цельные краски для того, чтобы иметь пользу от плакатов. Мы с вами отправимся на выставку, и там я покажу вам недостатки и достоинства плакатов. Чтобы мой доклад не был голым, я покажу вам два примера. Вот один плакат, скажите, что на нем нарисовано? Товарищи, какое имеет значение такой плакат, который смотрится через улицу, если он нарисован таким образом: никакого агитационного значения, никак не задерживает внимания, абсолютно вреден такой плакат. Кроме всего прочего, оторванность от <неясная запись> работы может сделать этот плакат контрреволюционным. Здесь нарисованы рабочие, которые под принуждением, под винтовками и прикладами идут на завод работать*, и тут сбоку надпись, что в случае невыхода на работу — увольняют и арест. Следовательно, вся неприглядность политики прошлого видна из того, что за невыход увольняют. А у нас разве за трехдневную отлучку мы не посылаем в ЧК? Ведь то же делается у нас, но дело в том, что это является классовой политикой: раньше буржуазия принуждала работать на себя, а сейчас мы лодырей принуждаем работать, потому что они являются помощниками буржуазии. И вот у нас выпускаются плакаты абсолютно непригодные с нашей точки зрения.
Вот следующий плакат <показывает>: внизу показан социалистический рай. Здесь также ничего не видно, и только если вы посмотрите дома и в лупу, вы увидите, что нарисованы домики, и надо сказать, что изображение любого американского города больше вас тронет, чем эта <пропуск в стенограмме> расклеивается и рассылается и будет рассылаться. И есть другие плакаты, и они имеют агитационное значение, но они не расклеиваются и не рассылаются. Сейчас я вам покажу другой плакат положительного характера. Вот этот плакат, он страшно истерся, потому что уже весьма большое количество времени фигурирует <показывает плакат>. Я не буду говорить об этом плакате как о шедевре, но он дает последовательные этапы от первого до последнего. Нет — этот плакат Государственным издательством забракован «как погромный»*, очевидно, что Госиздательству не нравилось, что громят канцелярскую волокиту.
Вы знаете большую агитацию <за сбор?> предложений. Эта агитация должна быть поставлена не только в смысле воздействия на самодеятельность рабочих, но должна быть преподнесена в таком виде, чтобы было приятно смотреть. Когда мы должны были поставить ящики для предложений <металлистов>, нам прислали ящики из-под мяса, как баркасы, и думали, что у кого-нибудь повернется рука в громадный грязный ящик бросить чистую бумажку. Все это должно быть красиво <неясная запись>.
Необходимо указать на различные этапы, поэтому надо делать предложения и делать это так, чтобы в глазах навязло. Надо все время давать <неясная запись> фигуру рабочего. Вот плакат серии по поводу системы предложений*<показывает плакат>. Вот такой плакат, так как он дает 12 рисунков, он подводит массу к тому, как делается предложение, указывает ту <неясная запись>, как надо делать практически, например, уничтожить небрежное отношение к инструментам. Такой плакат несомненно важен, Этот плакат тоже забракован Государственным издательством, надеюсь, в последний раз, потому что я предлагаю конференции пересмотреть эти плакаты и прошу обратить внимание нашей коллегии по производственной пропаганде на то, чтобы ее постановления приводились в срочном порядке в исполнение и чтобы эта работа тоже корректировалась, и если она нами запрещена, то чтобы она ни через какую щель не пролезла. Покажу вам последний плакат героического характера для шахтеров. Он попал в дальние места на Лену, в Донбасс, и мы можем из Москвы его доставить через неделю после того, как вопрос ставится на очередь <показывает>. На этом я прекращу свое краткое сообщение и предлагаю вам продолжить его на выставке.
Во всех докладах, — говорит т. Маяковский, — мы видим утешительное, но на самом деле мы видим разложение. Никакой идеологической линии нет. Подход к искусству с точки зрения кривых предприятий недопустим. Нужно тогда дать существовать крупному заводу хлопушек и закрыть маленькие фабрики радио. Попробуйте нас гнать и опереться на Немировича-Данченко. К докладу тов. Штеренберга отнеслись несправедливо; не по докладу нужно судить о его деятельности: в мастерских его выковывается настоящая революционная живопись. Упрекает Главполитпросвет в организационном хаосе, в вопиющем невнимании к нуждам художников, ссылаясь на т. Хлебникова, который голодает и не может приехать в Москву*.
Заканчивает свою речь т. Маяковский, что должна быть строгая революционная линия, которая у нас отсутствует.
Во вступлении к своему докладу Маяковский отверг механическое деление русских литераторов молодого поколения на крупных и еще более крупных писателей и иронически извинился, что не пришел на доклад в черных брюках, в отсутствии которых недавно упрекнул Эренбурга критик буржуазной газеты. Он подчеркнул затем несколько основных обстоятельств, характерных для советской литературы. Писатель, поэт сегодня в России — борец за новый общественный строй, за новые формы жизни. Постоянно увеличивается число писателей, приходящих в литературу из рядов пролетариата, существует их организация, насчитывающая несколько тысяч человек и многие из них знаменуют будущее советской литературы. Другой факт, характеризующий советскую литературу, — это то, что массы читают стихи, как нигде в мире. Книги Демьяна Бедного вышли уже тиражом в два миллиона экземпляров, а самого Маяковского — в 1 200 000 экземпляров. У советского писателя сегодня нет причины жаловаться на свое общественное положение. Он сегодня стоит рядом с революцией, точно так, как стоял рядом с ней в тяжелые дни. Особой темой доклада Маяковского был подкрепленный многими цитатами анализ творчества поэтов литературной группы Леф (Левый фронт), членом которой является Маяковский. Поэты этой группы — Асеев, Третьяков, Пастернак, Крученых и другие — нашли в Маяковском представителя, который в своем докладе подчеркнул и общность их пути с революцией и их первенство в области форм художественного труда.
На рисунке солдат со штыком защищает царя, генерала, попа и купца.
На рисунке солдат защищает крестьянина, рабочего и солдата.
На рисунке царь за стойкой продает крестьянину водку.
Далее следует текст декрета, иллюстрирующийся стихами.
Далее следует текст декрета, иллюстрирующийся стихами.
На рисунке изображен почесывающий голову кадий, за спиной которого развевается знамя с надписью «Свободный Туркестан».
Первый рисунок иллюстрирует эпиграф, на втором — курящий рабочий.
На рисунке изображен рабочий у памятника Пушкину.
На первом рисунке изображен капиталист, перегрызающий горло китайскому рабочему; на втором — дипломаты за обеденным столом.
На рисунке один фальшивомонетчик показывает другому фальшивый червонец.
На рисунке красноармеец с винтовкой и Чемберлен с мешком золота, на котором маленькие фигурки вооруженных империалистов.
На рисунке два чокнувшихся бокала.
На рисунке: городовой.
На рисунке: бюстгальтер.
На рисунке: здание с вывеской «Банк», внутри — капиталист.
На рисунке: Милюков в виде «морского жителя» — вертящейся фигурки в пробирке с водой.
На рисунке: селедка.
На рисунке: отмычки.