Том 2. Поэзоантракт - читать онлайн бесплатно полную версию книги . Страница 3
Миррэлия
Новые поэзы
Том 7-й
I. Корона ее светозарности
Увертюра («Миррэлия — светлое царство…»)
Миррэлия — светлое царство,Край ландышей и лебедей.Где нет ни больных, ни лекарства,Где люди не вроде людей.Миррэлия — царство царицыПрекрасной, премудрой, святой,Чье имя в веках загоритсяДля мира искомой Мечтой!Миррэлия — вечная Пасха,Где губы влекутся к губам.Миррэлия — дивная сказка,Рассказанная мною вам.Миррэлия — греза о югеСквозь северный мой кабинет.Миррэлия — может быть, в Луге,Но Луги в Миррэлии нет!..Качает там лебедя слива,Как символ восторгов любви…Миррэлия! как ты счастливаВ небывшем своем бытии!1916. Август
Им. Бельск
Поэза их оправдания
С тех пор, как Эрик приехал к Ингрид в ее Сияиж,И Грозоправа похоронили в дворцовом склепе,Ее тянуло куда-то в степи,В такие степи, каких не видишь, каких не знаешь.Я не сказал бы, что своенравный поступок мужа(Сказать удобней: не благородный, а своенравный)Принес ей счастье: он был отравный, —И разве можно упиться счастьем, вдыхая ужас!..Она бродила в зеркальных залах, в лазурных сливах,И — ах! нередко! над ручейками глаза журчали…Из них струился алмаз печали…О, эта роскошь не для утешных, не для счастливых!..Разгневан Эрик и осуждает он Грозоправа:— Такая жертва страшнее мести и ядовитей.Поют поэты: «Любовь ловите!»Но для чего же, когда в ней скрыта одна отрава?Ведь есть же совесть на этом свете — цариц царица,Любви эмблема, эмблема жизни! ведь есть же совесть!..И ей подвластна и Ингрид, то естьИ королева должна послушно ей покориться.Но стонет Ингрид: «В твоей кончине не виновата, —Я разлюбила и эту правду тебе открыла,Не изменила и не сокрылаЛюбви к другому. Я поступила, о муж мой, свято!»В такие миги с его портрета идет сиянье,Сквозит улыбка в чертах угрюмых, но добродушных.Он точно шепчет: «Ведь мне не нужно,Чтоб ты страдала, моя голубка, — утишь страданья.Не осуждаю, не проклинаю, — благословляюСоюз твой новый и боле правый, чем наш неравный,Твой Эрик юный, твой Эрик славныйВесне подобен, как ты, царица, подобна маю…»Тогда любовью и тихой скорбью царицы выгретПодходит Эрик, раскрыв объятья, к своей любимойИ шепчет с грустью невыразимой:— Мы заслужили страданьем счастье, о друг мой Ингрид! —1916. Август
Им. Бельск
Эпиграмма Ингрид
Как некогда Балькис стремилась к Соломону,Я к Эрику неслась на парусах души.Я видела во сне полярную коронуИ ледяной дворец, и музыку тиши.Я слушала, дрожа, предчувствием томима,Предчувствием того, что вечно буду с ним.И вот сбылся мой сон: я королем любима!И стала я его! и стал король моим!О, как же мне воспеть венец моих стремлений,Венец любви моей и торжества венец?Я славлю царство льда, фиордов и оленей.Любовник мой! мой брат! товарищ и отец!Я славлю белый край, в котором ты королишь,И подношу я в дар тебе свою страну,Молю тебя, как ты один лишь небо молишь:Владей мной целиком! люби меня одну!Рабою припаду к блистательному трону, —Целуй меня иль бей! ласкай иль задуши!Подобна я Балькис, как Эрик — Соломону,Душа моей мечты! мечта моей души!1916. Август
Им. Бельск
Северный триолет
Что Эрик Ингрид подарил?Себя, свою любовь и Север.Что помечталось королеве,Все Эрик Ингрид подарил.И часто в рубке у перилНад морем чей-то голос девийЯ слышу: «Он ей подарилСебя, любовь свою и Север».1916. Август
Им. Бельск
Поэза о вальдшнепе и зайчике
Синеглазый вальдшнеп и веселый зайчик, Маленький кусайчик,Весело играя, бегали в столовой, Гас закат лиловый.Вальдшнеп длинноклювый зайчикова цвета Сожалел, что летоОн уже отбегал, бегая, отлетил, Милую не встретил…А лукавый зайчик, шерсткою как вальдшнеп, Думал, что-то дальшеОсенью-зимою будет с ним такое: Жизнь или жаркое…Но в дверях столовой, на ковровом тигре Появилась Ингрид,И ее любимцы, и ее питомцы Вновь познали солнце!И легко подпрыгнув, бросился к ней зайчик, Ласковый кусайчик,А за ним и вальдшнеп поспешил к хозяйке На спине у зайки…1916. Август
Им. Бельск
Поэза рыбной ловли
И крапчатых форелек, и пильчатых стерлядокНа удочку искусно вылавливать привыкла Королева Миррэльская.И до луны июльской, сообщницы загадок,Когда ее сиянье острит у кедра игры, Веслит лодка карельская.В невинном развлеченьи так много чарованья,Так много ожиданья и острых ощущений, — Хорошо ей под струями…И до заката солнца в озаренном молчаньиСидит она на лодке в бездумном упоеньи, Рыбной ловлей волнуема…Лишь поплавок сапфирный, стерлядкою влекомый,Молниеносно канет во влагу малахита, Загорится красавица.О, эти ощущенья ей хорошо знакомы!И с рыбою ведерко луною все облито, Королеве такой нравится.Любовно фаворитка головку на колениЦарице наклонила, легка, как балерина, Королеве сочувствуя…И обе — в чарованьи, и обе, — в легкой лени:И Ингрид-королева, и фрейлина Эльгрина,Девушка алоустая.1916. Август
Им. Бельск
Рябиновая поэза
Из октябрьской рябины Ингрид варит варенье.Под осенних туманов сталь — седое куреньеИ под Эрика шепот, точно гул голубиный… Никому не позволит Ей помочь королева.Оттого и варенье слаще грёзонапева…Всех улыбкой малинит, всех глазами фиолит… (Не варенье, а Ингрид!..) А у Ингрид варенье —Не варенье, а греза и восторг вдохновенья!При дворе — лотерея, и его можно выиграть… А воздушные слойки Из рябиновых ягодПеред этим шедевром посрамленными лягут.Поварихи вселенной, — перед ней судомойки… А ликеры рябиньи Выделки королевьей!Это — аэропланы! это — вальсы деревьев!Это — арфа Эола и смычок Паганини! Всем сластям и напиткам Прорябиненным — слава!Ингрид ало смеется и смакует лукавоСвой ликер несравненный, что наструен с избытком.1916. Август
Им. Бельск
Поэза маленького преувеличения
Луна чуть звякала, А Ингрид плакала:Ей нездоровилось. Душа болела. Близка истерика… Нет дома Эрика…Кровь гордогневная в щеках алела. О, совершенное И неизменноеБлаженство тленное планеты этой! Не плачь же, гордая, Будь в горе твердая,На одиночество свое не сетуй. Есть тайны в жизни, — И как их выяснить?…Ведь не попался король в измене! Но возмутительно, Но оскорбительно,Что разогнул он на миг колени! Что миги краткие Не пьет он сладкиеУста любимые, уйдя куда-то!.. Что есть биение В разъединенииЧто — пусть мгновение! — но вот одна ты! А жизнь поэзилась: Ей с детства грезиласьЛюбовь бессмертная: быть вместе вечно. Да, в разлучении Всегда мучение…О, я сочувствую тебе сердечно!1916. Август
Им. Беяьск
Тихая поэза
«Мне хочется тихого-тихого вечера, — Королева сказала:— Уйти подальше от искалеченного Людного зала…Мне так надоела свита льстивая, Подлая свита.Я, королева благочестивая, Мечтой овита.Мне даже король со своим величием Нередко в тягость.О, если б упиться могла безразличием, Была бы радость…Лишь ты, Эльгрина моя любимая, Моя Эльгрина,Поймешь страданье неуловимое, Взор не отринув…И что-то потеряно, что-то встречено, И что-то сломала…И даже… самого тихого вечера Тиха тишь мало!..»1916. Август
Им. Бельск
Поэза без слов
Съёженная рябина ржаво-красного тона…Пальчиками голубика с нежной фиолью налета… И ворожба болота… И колдовство затона… И немота полета… И крутизна уклона.Мыши летучей, карей… Месяца позолота…А вдалеке — две скрипки, арфы и виолончели,И долгота антрактов, и в долготе окарины, Трели любви соловьиной, Палевые качели, Pas голубой балерины, Призраки БотичеллиИ нагота сплетенных Ингрид и фейной Эльгрины.1916. Август
Им. Бельск
Письмо Эльгрине и от нее
Эльгрина уехала в гостиК подружке своей в Копенгаген, —И что на словах раньше было,Отныне уже на бумаге…И в чарах изысканной злостиИ ревности пишет ей Стэрлинг:— А если бы я полюбилаПалана не меньше, чем стерлядь?А если бы я целовалаФиалки не меньше пионов?А если бы я тяготелаК искусству — ты слышишь? — шпионов?Не créme dmaies lilas, а — oporto,А если бы я свое телоЛелеяла только для черта?!..И то ли поет окарина,И то ли летает сильфида,И то ли у датского порта —Конверт, а в конверте — обида.Смеясь отвечает Эльгрина:«Целуй, если хочешь, пионы,И пей, если хочешь, oportoИ даже попробуй в шпионы…Послушай, но это забавно,Немножко смешно и наивно,Но все-таки, о дорогая! —Так дивно! так дивно! так дивно!Так будь же всегда своенравна,Моя голубая голубка,Но чтобы не смела другаяПознать тебя страстно и глубко…»1916. Август
Им. Бельск
Декрет министрессы
Графиня Крэлида ФиорлингИзящных искусств министресса,Под чьим покровительством прессаПознала тропичный расцвет,Чье имя у критика в горлеСпирает дыханье от страха,Звуча для него, точно плаха,Насущный издала декрет,В котором она, между прочим,Редакторов всех обезличив,И «этих» и «тех» без различьяВ особый собрав комитет,Успех комитету пророча,Советовала объединитьсяМотивя, что у «единицы»Достаточной выдержки нет…Открытое при министерствеСобранье всех вкусов и взглядовОтныне должно было рядомРечей браковать и ценитьТруды находящихся «в детствеИ старости литературы»Бездарное — до корректуры! —Порвало с читателем нить…Но то, что талантливо было,От знати имен не завися,В печать отдавалось, чтоб к высиНеведомые именаВзнести, — поощренное жило!Навеки исчезла обида…Не правда ль, графиня КрэлидаБыла государству нужна?…1916. Август
Им. Бельск
Поэза о поэзах
Когда у королевы выходит новый томикИзысканных сонетов, кэнзелей и поэз, Я замечал, что в каждом доме К нему настражен интерес.Идут ее поэзы десятками изданийИ служат украшеньем окниженных витрин, Ее безумств, ее мечтаний — В стихах чаруйный лабиринт…Все критики, конечно, ей крутят фимиамы,Как истые холопы, но курят невпопад, И нет для Ингрид большей драмы, Чем их рецензий сладкий «пат»…Прекрасные поэзы от их похвал пошлеют,Глупеют и мерзеют от фальши их похвал, И гневом и стыдом алеет Щек царских матовых овал…А те, кто посмелее, с тенденцией «эсдеков»,Бранить ее решались, но тоже не умно. Читая этих «человеков», Царице все же хоть смешно.Однажды Ингрид Стэрлинг (о, остроумья сила!)Всем ядно отомстила — в редакцию письмом, В котором критиков просила Забыть «ее творений дом».«Не раз я разрешала бранить меня печатно,Но только беспристрастно и лишь по существ А ваша лесть мне неприятна: Я тоже мыслю и живу…Теперь я запрещаю всей властью королевыРецензии о книгах моих изготовлять: Из вас бездарны те, кто „левы“, А „правых“ трудно „олевлять“…Еще одна причина бессмыслицы рецензий:Чтоб разбирать большое — ах, надо быть большим! Бездарь бездарна и при цензе, Талант бездарностью душим!..Чтоб отзыв беспристрастный прочесть под псевдонимомПришлось бы мне поэзы печатать, но зачем, Когда трудом своим любимым Я дорога свободным всем?Да и сама всех лучше себе я знаю цену:Стихи мои прекрасны без брани и похвал! На сцену, молодежь, на сцену! Смелей! — успех или провал!»1916. Август
Им. Бельск
Балькис Савская
Поэзосолистка Ее Светозарности речитативомЧитает ее сочиненья лирично сопрано красивым.Она происходит из древней миррэльской фамилии графской,Она выступает под именем звучным — Балькис, девы Савской.Поэзоконцерты с изяшным участием славной солисткиВсегда интересны, и стильно проходят на фоне арфистки.Хрустальная дикция и фразировка, изыски-нюансы.Она филигранно читает газеллы, канцоны и стансы.Слегка ледяная, с высокой прической, и миниатюрна,Она на эстраде ажурно-сквозная, и все в ней ажурно!Каштаново-бронзовы волосы, губы — веселая алость.Усталая в ней шаловливость, иначе — шальная усталость.И если завистливо критика пишет умышленно злобно,Соперниц не зная в своих выступленьях, она бесподобна!Сама королева ее отличила, даруя солисткой:Так что же ей зависть, она презирает всю фальшь рецензентов,Ее ободряют, звуча так литаврово, аплодисменты —Ценителей истинных и королевского дара, и — Савской,Ах, с нею сравниться не снилось актрисе, актрисе заправской!1916. Август
Им. Бельск
Визит Ваальяры
Автомобиль Ваальяры около виллы ЭльгриныФыркая, остановился. Выбежала Гарриэт:«Милая! Вы ль не кстати? — я получила кларетВашей возлюбленной марки, да и паштет куриный,Нашего повара гордость, входит сегодня в обед…»Но усмехнулась актриса, строя сарказмную мину,Тонко прищурила очи, их направляя в лорнет,И процедила сквозь зубы: «Вкусный, конечно, обед,Но Ваша светлость, простите, из редикюля я вынуКрошечную безделушку», — и заблестел пистолет!Расхохоталась бравурно маленькая принцесса, —На призывающий хохот вышла пантера, но «пиль!»Сказано не было вовсе… Взяв из вазетки кальвиль,Четко сказала хозяйка: «Мне — дать обедать, Агнесса,А госпоже Ваальяре — собственный автомобиль».1916. Август
Им. Бельск
Гастроль Ваальяры(«Ирис» Масканьи)
В королевском театре Ваальяру рассматривая,Королева прослушала год не шедшую «Ирис». Автор сам дирижировал, А король игнорировалПотому платья нового помрачительный вырез. Убаюканный тактами, Развлекаемый антрактами,Проводимыми весело в императорской ложе, Был Масканья блистательный В настроеньи мечтательном,И Ее Светозарности было солнечно тоже… Королевскими просьбами Привлеченная, гроздямиБриллиантов сверкавшая, в дверь вошла Ваальяра, — Прима колоратурная, — Вся такая ажурная,Как изыски Бердслеевы, как bегсеusе'ы Годара И блестя эполетами, Бонбоньерку с конфетами,В виде Леды и Лебедя, предлагает ей Эрик. Ваальяра кокетничает, А придворные сплетничают —Открыватели глупые небывалых Америк… Композитор признательно, Правда, очень старательно,Ей целует под веером надушенную руку. И король комплиментами, Загораясь моментами,Угощает дающую крылья каждому звуку. Королевой же ласково (Что там скрыто под маскою?)Ободряется пламная от смущенья актриса. И полна благодарности, — Дар Ее СветозарностиПримадонна пришпилила к лифу ветку ириса.1916. Август
Им. Бельск
Прогулки Ингрид
Ингрид любит прогулки на ореховом бриге,Ежедневно пускаясь в бирюзовые рейсы. На корме — эдельвейсы, И качалка, и книги.Маллармэ и Сенкевич, Пшибышевский и Стриндберг.Шелковые закладки. Переплет из сафьяна Как читает их пьяно Фьолеглазая Ингрид!Фьолеглазая Ингрид! Эти взгляды — как сабли!В них сердца утопали, как любовные грузы… И целуют медузы Дно стальное кораблье.Стаят злые акулы и взлетают дельфины,Но Ее Светозарность замечталась в лонг-шезе И читает в поэзе Про былые Афины…Или палевых писем кружевные интригиС королем, улыбаясь, разбирает в шкатулке… Ингрид любит прогулки На ореховом бриге.1916. Август
Им. Бельск
Баллада I
Баллад я раньше не писал,Но Ингрид филигранить надоТо в изумруды, то в опал, —И вот о ней моя баллада.Какая странная услада —Мечтать о ней, писать о ней…Миррэлия — подобье сада,А я — миррэльский соловей.Дала однажды Ингрид бал.Цвела вечерняя прохлада.Фонтан, как сабли, колебалСереброструи; виноградаДурман для торжества парада,Легко кружился средь гостей.Я пел, и было сердце радо,Что я — миррэльский соловей.Взнеси, читатель, свой фиал.То, — возрожденная Эллада,И не Элладу ль ты искалВ бездревних дебрях Петрограда?Ну что же: вот тебе награда:Дарю тебе край светлых фей.Кто ты, читатель, знать не надо,А я — миррэльский соловей.В моей балладе мало склада, —В ней только трели из ветвей…И ты, быть может, ищешь стада,А я — миррэльский соловей!..1916. Август
Им. Бельск
Баллада II
Десятый день ее корветПлывет среди полярной сини,И нет все пристани, но нетНа корабле ее — уныний.Ах, в поиски какой святыниОна направила свой путь?Ах, грезы о какой богинеСжимают трепетную грудь?Не прозвучал еще ответ,Но неуверенных нет линийВ пути руля: сквозь мрак, сквозь светПлывет корвет под плеск — то линьий,То осетровый, то павлинийУзорный ветер опахнутьСпешит ее. Волшба ЭринийСжимает трепетную грудь.О королева! ты — поэт!Источник ты среди пустыни!Твой чудодейный амулетХранит тебя средь бурь, средь скиней…На палубе сребреет инейИ голубеет он чуть-чуть…Но вот мечты о милом сынеСжимают трепетную грудь…Забыть бы о ветрах, о мине,Корвет обратно повернуть:Ведь там весна!.. Она, в жасмине,Сжимает трепетную грудь.1916. Август
Им. Бельск
Баллада III
Она катается верхомПочти всегда ежевечерне.Ее коня зовут конемСовсем напрасно: он — как серна!И то вздымаясь кордильерно,И то почти прильнув к земле,Он мчит ее неимоверно,И тонет бег коня во мгле.Бывает: Ингрид над прудомВ лесу, где ветхая таверна,Коня придержит, и потомЛюбуется собой венерноВ пруде, как в зеркале. Конь мерноИ жарко дышит. На скалеДозорит солнце — все ли верно,И тонет солнца ход во мгле.Стэк, оплетенный серебром,На миг взовьется, — вздрогнув нервно,Скакун несется ветерком.И королева камамберноГлумясь над крестиком из Берна,Глаз практикует на орле.Ружье нацелено примерно, —И тонет лет орла во мгле.Душа — прозрачная цистерна.Почило солнце на челе.И все-таки, как то ни скверно,Потонет жизнь ее во мгле.1916. Август
Им. Бельск
Баллада IV
Эльисса бегает с пажом,Гоняя шарики крокета.О, паж, подстриженный ежом,И ты, о девушка-ракета!Его глаза, глаза кокета,Эльвиссу ищут и хотят:Ведь лето, наливное летоСтруит в юнцов любовный яд.Что делать юношам вдвоем,Раз из двоих, из этих — этаИ этот налицо, причемУ каждого и кровь согрета?…Какого может ждать ответаВосторгов тела пьяный ряд,Когда один намек запретаСтруит в юнцов любовный яд.Мигнула молния, и громПрогрохотал задорно где-то,И лес прикинулся шатром…Они в шатре. Она раздета.Ее рука к дождю воздета.А дождь, как некий водопад,Глуша, что мною недопето,Струит в юнцов любовный яд.Маркизы Инетро каретаСвезла промокшую назад,Паж вновь при помощи сонетаСтруит в нее любовный яд.1916. Им. Бельск
Баллада V
«Баллада Рэдингской тюрьмы» —Аккорд трагический Оскара.За фейерверком кутерьмы —Она прощение и кара.Подбитое крыло Икара…Обрушившийся Вавилон…Восторг запретов Гримуара…И он все тот же, да не он.Что значат сильные умыИ вся окрылось их удара?Не видеть лета средь зимы,Из моря не извлечь пожара,Не нежить зайцу ягуара,Не опрокинуть небосклон.Один ли был? Была ли пара?Но он все тот же, да не он.Свет мира есть частица тьмыИ тьмы губительная чара…Зло сулемы! сумы! чумы!Лилит, Годива и Тамара,Ах, кто из вас не угнетен?…Монах надел мундир гусара,И он все тот же, да не он.В Уайльде есть черты Эмара,Уайльд в Эмаре отражен…Так пой же, пой же, Ваальяра,Что он все тот же, да не он!1916. Август
Им. Бельск
Баллада VI
У Юнии БиантроСовсем левкоевая шейка.Смакует triple sec CouantreuВесь день изысканная миррэлька.Вокруг весна-душистовейка,Просоловьенная луна;Мечта о принце, грезогрейка,И голубая пелена…Как смотрит Юния остроНа вешний пир и, точно змейка,На солнце греется пестро,И манит вдаль ее аллейка.Смутить попробуй-ка, посмей-ка!Она весенне-влюблена…Вокруг весна, улыбногрейкаИ голубая пелена…Ночей весенних серебро,Тумана легкая фланелькаИ листьев пальмовых пероГрудь нежат ласково и клейко…Весна, природовая швейка,Луг рядит в тогу изо льна…А там, над озером, скамейкаИ голубая пелена…Служанка, бронзная корейка,В ее мечты вовлечена…И тает в грезах корифейка,Как голубая пелена…1917. Февраль
Харьков
Баллада VII
Мне ярко грезится река,Как будто вся из малахита…Она прозрачна и легка.Река — мечта! Река — Пахита!В ней отразились облака,Лучсто звезды утонули.Она извивна и узка, —И музыка в прохладном гуле…Эльгрины нежная рукаВедет в страну, что не забыта,По крайней мере здесь, пока…О ты: восторг речного быта!Твоя свобода широка,И пламя есть в твоем разгуле,Есть ненюфары для венка,И музыка в прохладном гуле…Для молодого старикаПрирода, не родясь, убита…Но для меня, чья мысль тонка,Чье сердце пламени раскрыто,Как хороша, как глубокаМечта о феврале в июле,Цветов душистая тоскаИ музыка в прохладном гуле…И если вы, спустя века,Балладу эту проглянули,Сказали: «Каждая строкаЗдесь — музыка в прохладном гуле…»1917. Февраль
Харьков
Баллада VIII
Эльгрина смотрит на закат;В закате — пренье абрикоса,У ног ее — надречный скат, —Головокружно у откоса.А солнце, улыбаясь косо,Закатывается на лес.Эльгрина распускает косыИ тихо шепчет: «День исчез»…А день угасший был так злат!Мужали крылья альбатроса!И бился на море фрегат,Как бьется сердце у матроса.Казалось, не было вопросаНи у земли, ни у небес.Эльгрина курит папиросу,И вот дымок ее исчез…Ее глаза — сплошной агат;Ее душа летит в льяносы;В устах ее созрел гранат;Наги плеча и ноги босы;На наготе сверкают росы,Мечта — орлу наперерез;Эльгрина жадно пьет кокосы,И вот их млечный сок исчез…Вокруг кружатся златоосы.В природе — колыханье месс.Она пускает в ход колеса, —И вот велосипед исчез…1917. Февраль
Харьков
Баллада IX
О ты, Миррэлия моя! —Полустрана, полувиденье!В тебе лишь ощущаю яЗемли небесное волненье…Тобою грезить упоенье:Ты — лучший сон из снов земли,И ты эмблема наслажденья, —Не оттого ль, что ты вдали?Благословенные края,Где неизживные мгновенья,Где цветны трели соловья,Где соловейчаты растенья!Земли эдемские селенья,К вам окрыляю корабли!Но это страстное влеченье —Не оттого ль, что ты вдали?Да, не любить тебя нельзя,Как жизнь, как май, как вдохновенье!К тебе по лилиям стезя,В тебе от зла и смут забвенье;В тебе от будней исцеленье, —Внемли мечте моей, внемли!Я верю — примешь ты моленье, —Не оттого ль, что ты вдали?…Уже конец стихотворенью,А строфы только расцвели.И веет от стихов сиренью —Не оттого ль, что ты вдали?!.1917. Февраль
Харьков
Баллада Х
Любовь! каких-нибудь пять букв!Всего две гласных, три согласных!Но сколько в этом слове мук,Чувств вечно-новых и прекрасных!Чувств тихо-нежных, бурно-страстных,Чувств, зажигающих в нас кровь,Чувств радостных и чувств несчастныхПод общим именем «любовь».Любовь! какой чаруйный звук!Букет цветов с избытком красных…Волшба сплетенных в страсти рук,И фейерверки слов напрасных…Аэропланы чувств опасных,Паденья, рвы и взлеты вновь,Все то, что в образах неясных —Под общим именем «любовь».Любовь! как дед когда-то, внукТебя же в признаках компасныхНайдет, усилив сердца стук,В полях, среди цветов атласных,В горах, среди ветров ужасных,Везде найдет, вздымая бровь,Тебя, кто брезжит в днях ненастныхПод обидим именем «любовь».Любовь! Как мало душ, согласных,С тобой познавших счастья новь!Но сколько гибелей злосчастныхПод общим именем «любовь».1917. Февраль
Харьков
Баллада XI
Экспресс уходит за фиордПо вторникам в двадцать четыре.Торопится приезжий лордУвидеть вновь морские шири.Сияижа нет лучше в мире,Но все же надо в Ливерпуль…Когда нас ждут счета и гири,Нас мало трогает июль…Гимнастикой своею горд,Все струны на душевной лиреДавно порвав, стремится в портКультурный лорд, и на «Вампире»В каюткомпаньевом empire'e,Плывет на родину. «Буль-буль»,Журчит вода вином на пире:Ее не трогает июль.Смотря, как бьет волна о борт,О паюсной икре, о сыреМечтает лорд и — что за черт! —Об ананасовом пломбире…Как рыцарь дамы на турнире,Кивает нежно банке муль,Но в небе, в золотой порфире,Его не трогает июль…Спит солнце в моревом имбире,Уже к земле направлен руль;Лишь дома в горничной ЭльвиреМилорда трогает июль…1917. Февраль
Харьков
Кэнзель III
Яхта Ингрид из розовых досок груш комфортабельна,Ренессансно отделана и шелками, и бронзою.Безобидная внешностью, артиллерией грозная,Стрельчатая — как ласточка, как порыв — монстриозная,Просто вилла плавучая, но постройки корабельной.Королева название ей дала поэтичное:«Звон весеннего ландыша» — правда, чуть элегичное?Яхта Ингрид из розовых досок груш комфортабельнаИ эффектна при месяце, если волны коричневыС темно-крэмной каемкою, лучиками ограбельной.Если небо затучено, и титаново-сабельныйПуть сапфирно-излуненный обозначится на море,Яхта вплавь снаряжается, и, в щебечущем юморе,Королева готовится к путешествию по морюВ быстрой яхте из розовых досок груш комфортабельной.1916. Сентябрь
Им. Бельск
Кэнзель IV
В ее будуаре так много нарциссов,Китайских фонариков радуга световИ ярких маркизов, и юных поэтов,Сплетающих Ингрид гирлянды сонетов,И аплодисментов, и пауз, и бисов!И знойных мечтаний, и чувств упоенных,Желаний фривольных, и фраз окрыленных —В ее будуаре, в лученье нарциссов,Так много, так много… И взглядов влюбленныхВесенних поэтов и пылких маркизов.И фрейлина царья, принцесса Эльисса,Жене моей как-то в интимной беседеПоведала нечто о знатной милэдиИ пылко влюбленном в нее правоведе,Не то… в будуаре, где много нарциссов.1916. Август
Им. Бельск
Кэнзель V
Федору Сологубу
Однажды приехала к Ингрид ОртрудаС Танкредом и Арфой на легком корвете.В те дни безбоязно дышалось на свете.Войной европейской пугались лишь дети.Итак, на корвете из дали Оттуда.Представила гостья царице Танкреда,Чье имя для женщин звучало — победа! —Зачем же приехала к Ингрид Ортруда?Да так: отдохнуть от интриг, как от бреда,Взять моря и соли его изумруда.О, чудное диво! О, дивное чудо! —Миррэлия сходна с ее островами!Она ей рассказана странными снами!«Вы с нами», — сказалось. Ответила: «С вами…»Так вот как приехала к Ингрид Ортруда!1916. Август
Им. Бельск
Кэнзель VI
Ингрид ходит мечтанно над рекою форелью.Так лимоново небо! Гоноболь так лилов!Чем безудержней грезы, тем ничтожней улов.За олесенным кряжем глухи трубы ослов.Перетрелиться ветер любит с нежной свирелью.Все здесь северно-блекло. Все здесь красочно-южно.Здесь лианы к березам приникают окружно.Ингрид видит победно: за рекою форельюПлодоносные горы встали головокружно,Где ольха с тамарином, где банан рядом с елью.Одновременно место и тоске, и веселью!Одновременно север и тропический юг!Одновременно музыка и самума, и вьюг.Упоенно впивая очарованный круг,Ингрид плачет экстазно над рекою форелью.1917. Февраль
Харьков
Кэнзель VII
Какая в сердце печаль!..Никто, никто не идет…Душа уже не цветет…Весна уже не поет…Уже никого не жаль…Заплакать — ни капли слез…Загрезить — ни грозди грез…О злая сердца печаль!Стынет в устах вопрос…Снежеет, ледеет даль…Июль это иль февраль?Ночь или яркий день?Цветет ли опять сирень?Думать об этом лень:Немая в сердце печаль…1917. Февраль
Харьков
Кэнзель VIII
Букет незабудок был брошен небрежноНа письменном розовом дамском столе…Покинуто было хозяйкой шалэ,И солнце блистало в оконном стекле Прощально и нежно.У окон гостиной сох горько миндаль.Эльгриной, уплывшей в исконную даль,Букет незабудок был брошен небрежноВ ее кабинете; в гостиной рояль Вздыхал так элежно…Струнец благородный, он слушал прилежно,Как плакал букет бирюзовых цветов,И вторить букету рояль был готов,И клавишил — это ль не песня без слов? — «Был брошен небрежно…»1917. Февраль
Харьков
Кэнзель IX
Уже в жасминах трелят соловьи,Уже журчат лобзания в жасмине,И фимиамы курятся богине;И пышут вновь в весеневом кармине Уста твои!Уста твои — чаруйные новеллы!Душист их пыл, и всплески так смелы,И так в жасмине трелят соловьи,Что поцелуи вальсом из — «Мирэллы» — Скользят в крови.На! одурмань! замучай! упои!Испчель, изжаль кипящими устами!Да взветрит над жасминными кустамиЦарица Страсть бушующее пламя,Пока в жасмине трелят соловьи!1917. Февраль
Харьков
Кэнзель Х
Я — Сольвейг полярная, блондинка печальная,С глазами газельными, слегка удивленными,Во все неземное безумно влюбленными,Земным оскорбленными, земным удивленными…В устах — окрыленная улыбка коральная.Приди же, мой ласковый, любовью волнуемый!Приди, мною грежемый, душою взыскуемый!Я, Сольвейг полярная, блондинка печальная,Привечу далекого, прильну поцелуйно,Вопью в гостя милого уста свои жальные!Так сбудется ж, несбывная мечта моя дальняя!Блесни упоение, хотя б мимолетное, —Мое бирюсовое! Мое беззаботное!К бесплотному юноше льнет дева бесплотная —Я — Сольвейг полярная, блондинка печальная!1917. Февраль
Харьков
Ингрид и молодежь
На улицах светлого городаСо свитою и с королемИ просто, и вместе с тем гордо,Встречается Ингрид пешком.И с нею друзья неизменные —Курсистки, студенты, военные.Всем очень легко, очень весело,Смущенье навеки исчезло,Идет под бряцание шпорСвободный и вежливый спор;Но в тоне Ее СветозарностиНе слышно у них фамильярности.Бывают на выставках, в опере,То все отправляются к кобреИ кормят ручную змею,Сливаясь в большую семью.И губы искусаны до кровиВ каком-нибудь кинематографе.А то на вечерках студенчестваЦарица впадала в младенчество,Принявши ребяческий вид,Шалит, неунятно шалит!Тогда берегись философия:Ты всех приведешь к катастрофе…Заходит ко всем она запросто.Пьет чай, помогает всем часто,Готовая снять с себя брошь, —И ценит ее молодежь.Пред царскою кофточкой ситцевойТрепещет одна лишь полиция!..1916. Сентябрь
Им. Бельск
Любопытство Эклерезиты
— Мама, милая мамочка, Скоро ль будет война?— Что с тобой, моя девочка? Может быть, ты больна?— Все соседи сражаются, Не воюем лишь мы.— Но у нас, слава господу, Все здоровы умы.— Почему нас не трогают? Не пленят почему?— Потому что Миррэлия Не видна никому…— Почему ж наша родина Никому не видна?— Потому что вселенная Нам с тобой не нужна…— Мама, милая мамочка, Плачет сердце мое…— Различай, моя девочка, От чужого свое…— Ну, а что окружает нас?Кто ближайший сосед?— Кроме звезд и МиррэлииНичего в мире нет!1916. 19 сентября
Им. Бельск
Секстина мудрой королевы (III)
Не вовлечет никто меня в войну:Моя страна для радости народа.Я свято чту и свет и тишину.Мой лучший друг — страны моей свобода.И в красный цвет зеленую веснуНе превращу, любя тебя, природа.Ответь же мне, любимая природа,Ты слышала ль про красную войну?И разве ты отдашь свою весну,Сотканую для радости народа,Рабыне смерти, ты, чей герб — свободаИ в красную войдешь ли тишину.Я не устану славить тишину,Не смерти тишину, — твою, природа, —Спокойной жизни! Гордая свободаМоей страны пускай клеймит войнуИ пусть сердца свободного народаВпивают жизнь — цветущую весну.Прочувствовать и оберечь весну,Ее полей святую тишину —Счастливый долг счастливого народа.Ему за то признательна природа,Клеймящая позорную войну,И бережет такой народ свобода.Прекрасная и мудрая свобода!Быть может, ты взлелеяла весну?Быть может, ты впустила тишину?Быть может, ты отторгнула войну?И не тобой ли, дивная природаДарована для доброго народа?Для многолетья доброго народа,Для управленья твоего, свобода,Для процветанья твоего, природа,Я, королева, воспою весну,Ее сирень и блеск, и тишину,И свой народ не вовлеку в войну!1916. Август
Им. Бельск
II. Поврага
Поврага
У вдавленного в лес оврага,Стремясь всем головы вскружить,Живет неведная поврага,Живет, чтобы живя, вражить.То шлет автомобильной шинеПустобутыльное стекло,То ночь, подвластную вражине,Нажить снежино наголо.То заблуждает сердце девьеИ — заблужденная — блудит.То валит вялые деревья,И — ворожбовая — вражит…Сраженная вражиней ДрагаВздорожала дрогло в дряблой мгле…Пока бежит, вража, поврага,Не будет дружно на земле…1916. Январь
Петроград
18 февраля 1915 года
Девятьсот пятнадцатого годаВосемнадцатого февраляДнем была пригожая погода,К вечеру овьюжилась земля.Я сидел в ликеровой истоме,И была истома так пошла…Ты вошла, как женщина, в мой номер,Как виденье, в душу мне вошла…Тихий стук, и вот — я знаю, знаю,Кто войдет! — входи же поскорей!Жду, зову, люблю и принимаю!О, мечта в раскрытии дверей!..О, Любовь! Тебе моя свободаИ тебе величье короляС восемнадцатого февраляДевятьсот пятнадцатого года!..1916. Февраль
Москва
О, горе сердцу!
Ты вся на море! ты вся на юге! и даже южноГлаза сияют. Ты вся чужая. Ты вся — полет.О, горе сердцу! — мы неразлучны с тобою год.Как это странно! как это больно! и как ненужно!Ты побледнела, ты исхудала: в изнеможеньиТы вся на море, ты вся на юге! ты вся вдали.О, горе сердцу! — мы год, как хворост, шутя, сожгли,И расстаемся: я — с нежной скорбью, ты — в раздраженьи.Ты осудила меня за мягкость и за сердечность, —За состраданье к той неудачной, забытой мной, —О, горе сердцу! — кого я наспех назвал родной…Но кто виною? — Моя неровность! моя беспечность.Моя порывность! моя беспечность! да, вы виною,Как ты, о юность, ты, опьяненность! ты, звон в крови!И жажда женской чаруйной ласки! И зов любви!О, горе сердцу! — ведь так смеялись весна весною…Сирень сиренью… И с новым маем, и с новой листьюВсе весенело; сверкало, пело в душе опять.Я верил в счастье, я верил в женщин — четыре, пять,Семь и двенадцать встречая весен, весь — бескорыстье.О, бескорыстье весенней веры в такую встречу,Чтоб расставаться не надо было, — в тебе ль не зло?О, горе сердцу! — двенадцать женщин судьбой смело!Я так растерян, я так измучен, так искалечен.Но боль за болью и за утратой еще утрата:Тебя теряю, свою волшебку, свою мечту…Ты вся на море, ты вся на юге, вся на лету…О, горе сердцу! И за ошибки ему расплата…17 февраля 1916
Петроград
Поэза странностей жизни
Авг. Дм. Барановой
Встречаются, чтобы разлучаться…Влюбляются, чтобы разлюбить…Мне хочется расхохотатьсяИ разрыдаться — и не жить!Клянутся, чтоб нарушить клятвы…Мечтают, чтоб клянуть мечты…О, скорбь тому, кому понятныВсе наслаждения Тщеты!..В деревне хочется столицы…В столице хочется глуши…И всюду человечьи лицаБез человеческой души…Как часто красота уродна,И есть в уродстве красота…Как часто низость благородна,И злы невинные уста.Так как же не расхохотаться,Не разрыдаться, как же жить,Когда возможно расставаться,Когда возможно разлюбить?!.1916. Февраль
Москва
Бывают такие мгновения…
Бывают такие мгновения,Когда тишины и забвения, —Да, лишь тишины и забвения, —И просит, и молит душа…Когда все людские тревоги,Когда все земные дорогиИ Бог, и волненья о БогеДуше безразлично-чужды…Не знаю, быть может, усталость,Быть может, к прошедшему жалость, —Не знаю — но, зяблое, сжалосьПечальное сердце мое…И то, что вчера волновало,Томило, влекло, чаровало,Сегодня так жалко, так малоВ пустыне цветущей души…Но только упьешься мгновеннойУсладой, такою забвенной,Откуда-то веет вервэной,Излученной и моревой…И снова свежо и солено,И снова в деревьях зелено,И снова легко и влюбленноВ познавшей забвенье душе!..19 апреля 1916
Гатчина
Поэза сиреневой мордочки
Твоя сиреневая мордочкаЗаулыбалась мне остро.Как по тебе тоскует жердочка,Куренок, рябчатый пестро!..Как васильковы и люнелевыТвои лошадии глаза!Как щеки девственно-апрелевы!Тебя Ифрит мне указал!..И вся ты, вся, такая зыбкая,Такая хрупкая, — о, вся! —Мне говоришь своей улыбкою,Что есть сирень, а в ней — оса…4 мая 1916
Харьков
Поэза северного озера
В двенадцати верстах от Луги,В лесу сосновом, на песке,В любимом обществе подругиЖиву в чарующей тоске.Среди озер, берез и елокИ сосен мачтовых средиБежит извилистый проселок,Шум оставляя позади.Я не люблю дорог шоссейных:На них — харчевни и обоз.Я жить привык в сквозных, в кисейныхЛесах, у колыбели грез.В просторном доме, в десять комнат,Простой, мещанистый уют,Среди которого укромноДни северлетние текут.Дом на горе, а в котловине,Как грандиозное яйцо,Блистает озеро сталь-сине,И в нем — любимое лицо!С ольховой удочкой, в дырявойИ утлой лодке, на корме,Ты — нежный отдых мой от славы,Который я найти сумел…То в аметистовом, то в белом,То в бронзовом, то в голубом,Ты бродишь в парке запустеломИ песней оживляешь дом.На дне озерном бродят ракиИ плоскотелые лещи.Но берегись: в зеленом мракеМедведи, змеи и клещи.А вечерами крыломышиЛавируют среди берез,И барабанит дождь по крыше,Как громоносный Берлиоз.Да, много в жизни деревенскойНесносных и противных «но»,Но то, о чем твердит Каменский,Решительно исключено…Здесь некому плести интриги,И некому копать здесь ям…Ни до Вердена, ни до РигиНет дела никакого нам…Здесь царство в некотором роде,И от того, что я — поэт,Я кровью чужд людской породеИ свято чту нейтралитет.Конец июля 1916
Им. Бельск
Опечаленная поэза
Не вечно мне гореть. Не вечно мне пылать.И я могу стареть. И я могу устать.Чем больше пламени в моем давно бывалом,Тем меньше впереди огня во мне усталом.Но все-таки, пока во мне играет кровь,Хоть изредка, могу надеяться я вновьЗажечься, засиять и устремиться к маю…Я все еще живу. Я все еще пылаю…8 декабря 1916
Гатчина
Музей моей весны
О милый тихий городок,Мой старый, верный друг,Я изменить тебе не могИ, убежав от всех тревог,В тебя въезжаю вдруг!Ах, не в тебе ль цвела сирень,Сирень весны моей?Не твой ли — ах! — весенний деньВзбурлил во мне «Весенний день»,Чей стих — весны ясней?И не окрестности твои ль,Что спят в березняке,И солнцесвет, и лунопыльМоих стихов сковали стиль,Гремящих вдалеке?И не в тебе ли в первый разМоя вспылала кровь?Не предназначенных мне глаз, —Ах, не в тебе ль, — я пил экстазИ думал: «Вот любовь!»О первый мой самообман,Мне причинивший боль,Ты испарился, как туман,Но ты недаром мне был дан:В тебе была эоль!И только много лет спустя,Ошибок ряд познав,Я встретил женщину-дитяС таким неотразимым «я»,Что полюбить был прав.Да, не заехать я не могТеперь, когда ясныМои улыбки, в твой шатрок,Мой милый, тихий городок,Музей моей весны!..19 апреля 1916
Гатчина
Поэза Дмитрию Дорину
Я перечитываю сноваТвои стихи, — и в ореолДавно угасшего БылогоВзлетел «Тоскующий Орел»!Ах, чувствам нет определенья…Чего до слез, до муки жаль?Какое странное волненье!Какая странная печаль!Твои стихи! — они мне милы!На редкость дороги они!Моя известность не затмилаТого, что помним мы одни!И если не совсем умелыТвои смущенные стихи,Что мне до этого за дело,Раз сердцу моему близки?!..Ведь в них и Фофанов, и Пудость,Твоей застенчивости «аль»,И внешних лет святая скудость,Которую-то мне и жаль…Пусть мой порыв нелеп и вздорен, —Я не стыжусь его; я рад,Что где-то жив мой грустный Дорин,Меня волнующий собрат.9 ноября 1916
Гатчина
Гастрономические древности
Лукулл, Октавий, Поллион,Апиций, Клавдий — гастрономы!Ваш гурманический закон:Устроить пир, вспенить ритонИ уедаться до истомы.Прославленный архимагир,Одетый чуть не в латиклаву,Причудами еды весь мирДивил, и рокотанье лирОтметило его по праву.Не раз в шелках имплувиат,Закутав головы кукулем,К Лукуллу толпы шли мэнадПить выгрозденный виноград,Соперничающий с июлем.Из терм Агриппы сам Нерон,Искавший упоенья в литре,Шел к гастрономам спить свой сон,И не Нероном ли пронзенПрощающий его Димитрий?И не на этих ли пирахТот, кто рожден с душой орлиной, —Пизон, Петроний, — пал во прах,Сраженный той, чье имя — страх:Статилиею — Мессалиной?15 октября 1916
Гатчина
Рифмодиссо
Вдали, в долине, играют Грига.В игранье Грига такая нега.Вуалит негой фиордов сага.Мир хочет мира, мир ищет бога.О, сталь поляра! о, рыхлость юга!Пук белых молний взметнула вьюга,Со снежным полем слилась дорога.Я слышу поступь мороза-мага;Он весь из вьюги, он весь из снега.В мотивах Грига — бессмертье мига.1916. Ноябрь
Гатчина
Миньонет
О, мечта бархатисто-фиолевая, Ты, фиалка моя,Расцветаешь, меня окороливая, Аромат свой лия…Нежно теплится в сердце эолевая Синих вздохов струя,О, мечта бархатисто-фиолевая, Ты, фиалка моя!8 декабря 1916
Гатчина
Белая фиалка
Когда вы едете к деревнеИз сквозь пропыленной Москвы,Уподобаетесь царевнеВеков минувших тотчас Вы.К фиалкам белым злая ревность,Берете страстно их букет,Оправдываете царевностьОтлеченных когда-то лет.И, может быть, — кто смеет спорить? —Способна, нежно-хороша,Злой папоротник разузоритьФиалки белая душа?Ни шоколадных, ни лиловых, —Лишь белые берете вы…Не в поезде, не на почтовых, —На крыльях надо из Москвы…26 декабря 1916
Гатчина
Осенняя поэза
Уже деревья скелетеют…
Балькис СивскаяУже деревья скелетеютИ румянеют, и желтеют;Уж лето бросило поля,Их зелень златом опаля.Уж ветки стали как дубины,Уже заежились рябины,И поморозили грибыВ сухой листве свои горбы.Уже затинились озера,И мирового фантазераМечты отусклены уже,Уже печаль в земной душе.7 сентября 1916
Им. Бельск
Поэза лунных настроений
Как в сказке… Как в сказке… Луна голубеет. Луна серебреет… Прозрачная тишь…Как в сказке… Как в сказке… Луна голубеет. И лес скелетеет… Зачем ты молчишь?Как в сказке… Как в сказке… Луна голубеет. Не дышит, не веет Озерный камыш…Как в сказке… Как в сказке… Луна голубеет. Поля осенеют… О чем ты грустишь?Как в сказке… Как в сказке… Луна голубеет. И в луни светлеет Изгорбленность крыш…Как в сказке… Как в сказке… Луна голубеет. И лик твой бледнеет… Что в сердце таишь?Как в сказке… Как в сказке… Луна голубеет. Подняться не смеет Летучая мышь…Как в сказке… Как в сказке… Луна голубеет. Мне хочется ласки!.. Откликнись! Пойми ж!3 сентября 1916
Им. Бельск
Поэза октябрьского полдня
С крыш падая, тают бриллиантики,И солнце осталило стекла,Сирень еще держит листву…Мороз закрутил ее в бантики,Но к полдню, — двенадцати около, —Разъёжась, глядит в синеву.Подстрижены к маю акации,И коврики тлеют листовые,Их тоны темнеют, увяв…Ветшают к зиме декорацииПрироды, чтоб в дни лепестковыеОблечься в фантазную явь…15 октября 1916
Гатчина
Поэза стыдящимся молодости
Куда вы отдаете силы?Вы только вдумайтесь — куда!И разве вам уже не милыИ лес, и поле, и вода?И разве вам уже не любыВосторги кисти и стиха?И целовать любимых в губы —Да разве это от греха?И разве ничего не нужноДля вашей юности, друзья?Как слабы вы! Как мало дружны!Над Вами властвует Нельзя.И вам не больно? Не обидно?Вы покоряетесь? Чему?Своей же робости постыднойИ малодушью своему!Вы в заблужденьи! Пусть исправитьОшибки сердце повелит.Одна лишь молодость! Одна ведь!И лишь ее стыдиться — стыд!Ноябрь 1916
Заячьи моноложки
1
Что в мыслях не таи,Сомненьями терзаемый,Хозяева мои —Предобрые хозяева:Горячим молокомЖивотик мне распарили —И знаете? — при томНи разу не зажарили!..15 сентября 1916.
Им. Бельск
2
— «Похож ты на ежаИ чуточку на вальдшнепа», —Сказала, вся дрожа,Собака генеральшина:— «Случалось мне тайкомВам, зайцам, хвост обгрызывать…»И наглым языкомРот стала свой облизывать…1916. Сентябрь
Им. Бельск
3
Вчера сибирский котЕго высокородияВдруг стибрил антрекот(Такое уж отродие!..)Сказал хозяйский сын:«Бери примеры с заиньки», —И дал мне апельсинМой покровитель маленький.1916. Сентябрь
Им. Бельск
4
Зачем-то нас зовутВсегда каким-то трусиком,А сами нас жуют,Смешно виляя усиком…Ужели храбрость в том,Чтоб вдруг на нас обрушитьсяС собакой и с ружьем,Зажарить и накушаться?1916. Сентябрь
Им. Бельск
Песенка о зайце
Я впивала ароматВ молодых сиренях.Заяц кушал виноградНа моих коленях.Я подшеила емуЗолотой бубенчик.Стал мой заяц потомуВылитый оленчик.1916. Сентябрь
Им. Бельск
Триолеты о зайце
1
Наш заяц, точно Передонов, —Перед отъездом рвет обои.Смеясь, решили мы с тобою:Наш заяц — точно Передонов!В них поруганье роковоеЦивилизации законов…Наш заяц, — точно Передонов,С остервененьем рвет обои…8 сентября 1916
Им. Бельск
2
Ликует тело заячье:По горло молока!Свобода далека,Но сыто тело заячье.Живет он припеваючиИ смотрит свысока.В неволе тело заячье,Но вволю молока!8 сентября 1916
Им. Бельск
Гирлянда триолетов
1
Печальное и голубое,Ах, вам мой грезовый поклон!Подумать только — все былое:Печальное и голубое.Я в прошлое свое влюблен,Когда все было молодое…Печальное и голубое,Ах, вам мой грезовый поклон!2
Ах, вам мой грезовый поклон!Тебе, сирень, ледок во зное,Тебе, жасмин, душистый сон, —Тебе, мой грезовый поклон!Тебе, бывалое, иное,Тебе, весенний унисон,Тебе мой грезовый поклон!Моя сирень, ледок во зное!3
Моя сирень, ледок во зное,И ты, гусинолапый клен:Покойтесь мирно! Спи в покое,Моя сирень, ледок во зное!Я равнодушно утомлен,Тревожим смутною тоскою:Была сирень — ледок во зное…Был он — румянолапый клен…4
Печальное и голубоеХранит гусинолистый клен:Скрывает он своей листвоюПечальное и голубое.Тайн никому не выдаст он:Ведь в нем молчание благоеПечальное и голубоеТаит румянолистый клен.5
Таит гусинолистый кленВам чуждое, нам с ним родное.Охраной тайны опален,Зардел гусинолистый клен.Молчание его святое.И, даже под бурана стон,Таит — ладонь в пять пальцев, — кленВам чуждое, нам с ним — родное.6
Вам чуждое, нам с ним — родное.Постигнет кто? лишь небосклонГуберний северных. МечтоюВам чуждою, нам с ним родною,Из нас с ним каждый упоен,И в этом что-то роковое…Вам чуждое, нам с ним родное…Постигнет кто? Лишь небосклон.7
Печальное и голубое,Ах, вам мой грезовый поклон!О, ласковое ты и злое,Печальное и голубое!И я на севере рожденС печально-голубой душою.Печальное и голубое,Ах, вам мой грезовый поклон!8
Ах, вам мой грезовый поклон,Печальное и голубое.Вас обвивающий змеею,Ах, вам мой грезовый поклон!На миг минувший осенен,Я знаю: в нем все пустое,Но вам мой грезовый поклон,Печальное и голубое!9
Печальное и голубое!Ах, вам мой грезовый поклон!Моя сирень — ледок во зное —Печальное и голубое.Хранит гусинолапый кленВам чуждое, нам с ним родное.Печальное и голубое,Ах, вам мой грезовый поклон!Декабрь 1916
Гатчина
Поэза о поэтессах
Как мало поэтесс! как много стихотворок!О, где дни Жадовской! где дни Ростопчиной?Дни Мирры Лохвицкой, чей образ сердцу дорог,Стих гармонический и веющий весной?О, сколько пламени, о, сколько вдохновеньяВ их светлых творчествах вы жадно обрели!Какие дивные вы ведали волненья!Как окрылялись вы, бескрылые земли!С какою нежностью читая их поэзы(Иль как говаривали прадеды: стихи…),Вы на свиданья шли, и грезового ГрэзаГоловки отражал озерный малахит…Вы были женственны и женски-героичны,Царица делалась рабынею любви.Да, были женственны и значит — поэтичны,И вашу память я готов благословить…А вся беспомощность, святая деликатность,Готовность жертвовать для мужа, для детей!Не в том ли, милые, вся ваша беззакатность?Не в том ли, нежные, вся прелесть ваших дней?Я сам за равенство, я сам за равноправье, —Но… дама-инженер? но… дама-адвокат?Здесь в слове женщины — неясное бесславьеИ скорбь отчаянья: Наивному закат…Во имя прошлого, во имя Сказки Дома,Во имя Музыки, и Кисти, и Стиха,Не все, о женщины, цепляйтесь за дипломы, —Хоть сотню «глупеньких»: от «умных» жизнь суха!Мелькает крупное. Кто — прошлому соперник?Где просто женщина? где женщина-поэт?Да, только Гиппиус и Щепкина-Куперник:Поэт лишь первая; вторая мир и свет…Есть… есть Ахматова, Моравская, Столица…Но не довольно ли? Как «нет» звучит здесь «есть»,Какая мелочность! И как безлики лица!И модно их иметь, но нужно их прочесть.Их много пишущих: их дюжина, иль сорок!Их сотни, тысячи! Но кто из них поэт?Как мало поэтесс! Как много стихотворок!И Мирры Лохвицкой среди живущих — нет!23 августа 1916
Им. Бельск
На смерть Верхарена
Вновь, Бельгия, невинностью твоейИграет ритм чудовищного танца:Лишилась и великого фламандца,Лишенная свободы и полей.И что тебе, страдалице, милей:Твоя ли участь жертвенного агнца?Иль розы возмущенного румянца?Иль он, поэт, как некий солнцелей?Все дорого: и почва, и Верхарен.Твой скорбный взор страданьем светозарен,Твой гордый дух насильем уязвлен.Но вот что для меня непостижимо:Зачем же он, Культура кем любима,Ее певец — Культурой умерщвлен?!16 ноября 1916
Гатчина
Койт и Эмарик(Эстляндская легенда о белых ночах)
Алексею Масаинову
1
Койт, зажигатель солнца, и Эмарик, гасунья,Встретились перед ночью в небе, весной золотом,Встречею чаровались. Койт запылал: «Чарунья»…А Эмарик сказала: «Счастье в тебе — молодом…» И позабыла махнуть рукавом, И не подула на солнце июнье, И осенило оно новолунье Победоносным лучом.2
Бог, Вседержитель неба, Солнечный Вседержитель,Сам себя сотворивши, Койта и с ним Эмарик,Бог разразился гневом: «Дерзостные, дрожите, —План мой разрушить смели, оцепенившие миг». В небе раздался испуганный крик: То растерялись и Койт-небожитель, И Эмарик, распустившая нити Льняных волос на свой лик.3
Но пережив мгновенье, пламенным чувством смелы,Правы своей любовью, искренностью осмелев,Койт и Эмарик вскричали: «Мы пред тобою белы!Мы пред тобой невинны! Твой непонятен гнев». И Эмарик, от тоски побледнев, Облако в руки взяла и запела, Пела о чувстве своем и бледнела Бледностью девственных дев…4
Он справедлив, Премудрый! Бог остается Богом!Светлое возмущенье может судью восхитить!Месть пробуждает правда только в одном убогом.Бог же всегда был Богом, пламя готовым простить! И даровал он им право — любить, В вешние ночи встречаться дорогам, Разным путям их, и в этом немногом Счастье уметь находить!19 апреля 1916
Гатчина
Бесстрастие достижения
Назад два года наша встречаНе принесла любви твоей:Ты отвечала мне, перечаЧужому из чужих людей…Я полюбил тебя поэтно:Самозабвенно, в первый миг.Пусть не была любовь ответна,Я не поблек, я не поник!Но выдержкою и терпеньем,Но верою в любовь свою,Но пламенным тебя воспеньемДостиг, что говоришь: «Люблю».И в каждом слове, в каждом жесте,И в каждом взгляде на меняЧитаю: «Мы два года вместе» —Из часа в час, в день изо дня.О, я уверен был, что этоКогда-нибудь произойдет,Что чувство чистое поэтаВ тебе ответное найдет!Но отчего ж не торжествуюСвоей победы над тобой?Тебя я больше не ревнуюИ не молю: «Живи со мной!»Не потому, чтоб разлюбилось;Не потому, чтоб я остыл; —Но сердце слишком быстро билось, —И я усталость ощутил!..Восторг — в безумстве! счастье — в бреде!В лиловой лжи весенних дней!..Бесстрастно радуюсь победе,Не зная, что мне делать с ней!..2 января 1917
Гатчина
Мне плакать хочется…
Мне плакать хочется о том, чего не будет,Но что, казалось бы, свободно быть могло…Мне плакать хочется о невозможном чуде,В твои, Несбывная, глаза смотря светло…Мне плакать хочется о празднике вселенском,Где справедливость облачается в виссон…Мне плакать хочется о чем-то деревенском,Таком болезненном, как белый майский сон.Мне плакать хочется о чем-то многом, многомНеудержимо, безнадежно, горячоО нелюбимом, о бесправном, о безногом,Но большей частью — ни о ком и ни о чем…13 января 1917…
Гатчина
Кавказская рондель
Январский воздух на КавказеПовеял северным апрелем.Моя любимая, разделимСвою любовь, как розы — в вазе…Ты чувствуешь, как в этой фразеНасыщены все звуки хмелем?Январский воздух на КавказеПовеял северным апрелем.Поэза ЮжикуНа мотив Виктора Гофмана
Весеннее! весеннее! как много в этом слове!Вы, одуванчики, жасмины и сирень!Глаза твои! глаза! они как бы лиловейОни сиреневей в весенний этот день!Любимая! любимая! как много в этом звуке!Уста улыбные и синева ресниц…Уста твои, уста! и что же в них из муки.Святая из святых! блудница из блудниц!Люблю тебя, люблю тебя! и буду вечно-вечноЛюбить тебя, моя! все вылилось в моей…О, как же ты добра, прекрасна и сердечна,Мой Южик! мой бокал! поэзосоловей!27 января 1917
Тифлис
Поэза белой сирени
Белой ночью в белые сирени,Призраком возникшие, приди!И целуй, и нежь, и на грудиДай упиться сонмом упоений,И целуй, и нежь, и утруди…Белой ночью белые приветы,Ласк больных, весенних полусны,И любовь, и веянье весны,И полутемени, и полусветы,И любовь, и чувства так лесны!..Эта ночь совсем, совсем живая!В эту ночь приди ко мне, приди!И судьбу свою впереди!А сирень цветет, слегка кивая!А любовь растет, легка, в груди!1917. Июнь
Гатчина
Гатчинскии весенний день
Тридцатый год в лицо мне веетВеселый, светлый майский день.Тридцатый раз СиреневеетВ саду душистая сирень.«Сирень» и «день» — нет рифм банальней!Милей и слаще нет зато!Кто знает рифмы музыкальнейИ вдохновенней — знает кто?!«Сирень» и «день»! Как опьяненноЗвучите вы в душе моей!Как я на мир смотрю влюбленно,Пьян сном сиреневых кистей!Пока я жив, пока я молод,Я буду вечно петь сирень!Весенний день горяч и золот, —Виновных нет в весенний день!31 мая 1917
Гатчина
Поэза разъяснения
Мои стихи не очень вдохновенны Последний год…Не вдохновенны оттого, что пленны, А я все тот…Я не могу сказать всего, что надо, Хотя могу…И чтоб не лгать реально, — вот досада, — Фантазно лгу.Да, ваших дней волнующая проза — Больной вопрос…А потому — Миррэлия — как грёза, — Взамен всех проз!..9 ноября 1916
Гатчины
Поэза алых туфель
Ало-атласные туфли были поставлены на стол,Но со стола поднимались и прижимались к губам.Создал сапожник-художник, а инженер вами хвастал.Ало-атласные туфли глаз щекотали гостям.Ало-атласные туфли, вы наподобие гондол,Помните температуру требовательной ноги?Ало-атласные туфли, сколько купивший вас отдалРазума и капитала — знает один Ибрагим…Ало-атласные туфли с дымчатым кроличьим мехомГрелись кокетно в ладонях и утопали в коврах,Топали в пламенном гневе, то содрогались вы смехом,Вас на подносах носили на вакханальных пирах.Плавали бурно в шампанском, кушали пряные трюфели,Аэропланом взлетали, били мужчин по щекам,Ало-атласные туфли, ало-атласные туфельки!Вы, чьи носки к молодежи! чьи каблуки — к старикам!15 октября 1917
Петроград
Гений Лохвицкой
Я Лохвицкую ставлю выше всех:И Байрона, и Пушкина, и Данта.Я сам блещу в лучах ее таланта,Победно обезгрешившего Грех:Познав ее, познал, что нет ни зла,Нет ни добра, — есть два противоречья,Две силы, всех влекущие для встречи,И обе — свет, душа познать могла.О, Бог и Черт! Из вас ведь каждый прав!Вы — символы предмирного контраста!И счастлив тот, о ком заботясь часто,Вселяется в него, других поправ.И в ком вас одинаково, тот благ:Тот знает страсть, блаженство и страданья,Тот любит жизнь, со смертью ждет свиданья,И тот велик, как чародей, как маг!И грех, и добродетель — красота,Когда их воспринять благоговейно.Так Лохвицкая просто, беззатейноОткрыла двух богов и два креста.1912. Июль
Веймарн
Промельк («И в зле добро, и в добром злоба…»)
И в зле добро, и в добром злоба,Но нет ни добрых, нет ни злых,И правы все, и правы оба, —И правоту поет мой стих.И нет ни шведа, ни японца.Есть всюду только человек,Который под недужьем солнцаЖивет свой жалкий полувек.21 декабря 1917
Петроград
К шестилетию смерти Фофанова
Как это так могло случиться,Что мог он в мае умереть,Когда все жаждет возродиться,И соком жизненным кипеть?!..Певец весны, певец сирениИ майских фей, и соловьев,Чьей лиры струны так весенни,Чей стих журчливее ручьев.Как мог он, этот вешнепевец,Как он сумел, как он посмелУйти от пляшущих деревьевИ от кипящих маем тел?На скорбь обрек живых умерший,На осень он весну обрек…Что может быть больней и горше,Чем умолканье вешних строк?…Все не могу я надивитьсяИ все дивиться буду впредь,Как это так могло случиться,Что мог он в мае умереть?!..20 июня 1917
Мыза Ивановка
Россини(сонет)
Отдохновенье мозгу и душеДля девушек и правнуков поныне…Оркестровать улыбку БомаршеМог только он, эоловый Россини.Глаза его мелодий ясно-сини,А их язык понятен в шалаше.Пусть первенство мотивовых клишеИ графу Альмавиве, и Розине.Миг музыки переживет века,Когда его природа глубока, —Эпиталамы или панихиды!Россини — это вкрадчивый апрель,Идиллия селян «Вильгельма Телль»,Кокетливая трель «Семирамиды».1917. Октябрь
Петроград
Поэза бывшему льстецу
Одному из многих
Как вы могли, как вы посмелиДавать болтливый мне совет?Да Вы в себе ль, да Вы в уме ли?Зачем мне ваш «авторитет»?Вы мелкий журналист и лектор,Чья специальность — фельетон,Как смели взять меня в свой спектор?Как смели взять свой наглый тон?Что это: зависть? «порученье»?Иль просто дурня болтовня?Ничтожества ли озлобленьеНа светозарного меня?Вы хамски поняли свободу,Мой бывший льстец, в искусстве тля,И ныне соблюдая моду,Поносите Вы короля!Прочь! Прочь! а ну Вас к Николаю!Работайте на экс-царе!Я так пишу, как я желаю, —Нет прозы на моем пере!..А Вы, абориген редакций,Лакей газетных кулаков,Член подозрительнейших фракций,Тип, что «всегда на все готов»…Вы лишь одна из грязных кочекВ моем пути, что мне до них?И лучшая из Ваших строчек —Все ж хуже худшей из моих!Не только Ваш апломб пигмея, —Апломб гигантов я презрел,И вот на Вас, льстеца и змея,Свой направляю самострел!Да ослепит Вас день весенний,И да не знают Вас века!Вы — лишь посредственность, я — гений!Я Вас не вижу свысока!3 марта 1917
Гатчина
III. Револьверы революции
Гимн Российской Республики
Свобода! Свобода! Свобода!Свобода везде и во всем!Свобода на благо народа!Да радуемся! да живем!Мы русские республиканцы, —Отсталым народам пример!Пусть флагов пылают румянцы!Сверкает в руках револьвер!Победа! Победа! Победа!Над каждым в России царем!Победа — расплата за деда!Да радуемся, да живем!Столетья царями теснимы,Прозрели в предвешние дни:Во имя России любимойЦарь свергнут — и вотмы одни!Труд, равенство, мир и свобода,И песня, и кисть со стихом —Отныне для счастья народа!Да радуемся! да живем!1917. Гатчина — Петроград
Все — как один
Народу русскому дивитесь:Орлить настал его черед!Восстал из недр народный витязьИ спас от деспота народ.Не важно знать — какое имяНосил народа лучший сын.Не важно знать — он шел какимиПутями к пламени вершин.Но он пришел, освободитель!Но он возник, но он восстал!И голос был: «За мной идите!»Не гром ли то прогрохотал!Все, как один, рванулись людиЗа счастьем! за весной! за сном!Все, как один, вздохнули груди.Одно — во всех, и все — в одном!Но незачем идти им стало, —Свобода к ним из-за угла.В глазах, как солнце, заблисталаИ в душах факелы зажгла.И улыбнулась им Свобода:«Все, как один! Вот в чем секретУдачи зрелого народа…Иных путей к свободе нет!»Благословен да будет витязь,Воспламенивший всех вперед!Народу русскому дивитесь:Пример народам — мой народ!5 марта 1917
Орел
Моему народу
Народ оцарен! Царь низложен!Свободно слово и печать!Язык остер, как меч без ножен!Жизнь новую пора начать!Себя царями осозналиЕще недавние рабы:Разбили вздорные скрижалиВеличьем солнечной судьбы!Ты, единенье, — златосила,Тобою свергнут строй гнилой!Долой, что было зло и хило!Долой позорное! Долой!Долой вчерашняя явь злаяВся гнусь! Вся низость! Вся лукавь!Долой эпоха Николая!Да здравствует иная явь!Да здравствует народ весенний,Который вдруг себя обрел!Перед тобой клоню колени,Народ — поэт! Народ — орел!1917. Март 8, Москва
И это — явь?…
И это — явь? не сновиденье?Не обольстительный обман?Какое в жизни возрожденье!Я плачу! я свободой пьян!Как? неужели? все, что в мыслях —Отныне и на языке?Никто в Сибирь не смеет выслать?Не смеет утопить в реке?Поверить трудно: вдруг — все ложно?!..Трепещет страстной мукой стих…Но невозможное — возможноВ стране возможностей больших!8 марта 1917
Москва
Баллада XII
«Когда отечество в огне,И нет воды — лей кровь, как воду».Вот что в укор поставить мнеПридется вольному народу:Как мог я, любящий свободу,Поющий грезовый запой,Сказать абсурд такой в угодуПорыву гордости слепой?!Положим, где-то в глубинеСвоей души я эту «коду»Тогда ж отбросив, как во сне,Пытал и прозревал природу.И вскоре же обрел я одуЛюбви и радости земной,Проклятью предал я невзгодуПорыва гордости слепой.«Стихи в ненастный день» — занеВот увертюра к любвероду.Они возникли в вышинеПодобные громоотводу.Не минами грузи подводу,А книжек кипою цветной;Лей зрячую, живую водуНа веки гордости слепой!Проклятье пасмурному году,Мир зачумившему войной,И вырождавшемуся родуДержавной гордости слепой!1917. Апрель
Гатчина
Баллада XIII
Непоняты моей страной«Стихи в ненастный день», три годаНазад написанные мнойДля просвещения народа.В них — радость, счастье и свобода,И жизнь, и грезы, и сирень!Они свободны, как природа,Мои «Стихи в ненастный день»!Не тронута моей струнойОсталась рабская порода,Зерно, посеянное в зной,Не принесло тогда приплода.Что для морального уродаПризыв к любви? Урод — как пень…Затмила дней ненастных модаМои «Стихи в ненастный день».И только этою веснойНарод почуяв ледоходаВозможность раннего, волнойПотек, волною вешневодаРазлился, не оставив бродаДля малодушных, свергнув лень,И осознался. Прочь, невзгода!Вперед, «Стихи в ненастный день»!И я, издревле воевода,Кричу в просторы деревень:Что как не человеку ода —Мои «Стихи в ненастный день»?!1917. Апрель
Гатчина
Баллада XIV
Должна быть кончена война,Притом — во что бы то ни стало:Измучилась моя страна,Нечеловечески устала.Есть примененье для металлаГораздо лучше, чем твой брат.Да свергнут ужас с пьедесталаМинистр, рабочий и солдат!Должна быть всем троим видна(Иль вам трех лет кровавых мало?)Смерть, что распутна и жадна,Зев гаубицы, сталь кинжала.Из пасти смерти вырвав жало,Живи, живой, живому рад!Не я — вам это жизнь сказала,Министр, рабочий и солдат!Все, все вкрови: вода, луна,Трава, лампасы генерала.В крови зеленая весна,Сменила кровь вино бокала.Кровь все покрыла, захлестала.Для крови нет уже преград.У вас глаза сверкают ало,Министр, рабочий и солдат!Взгляните на себя сначала:Не вами ль создан этот ад?Долой войну! Долой Ваала,Министр, рабочий и солдат!Апрель 1917
Гатчина
Баллада XV
Блюдите фронт, но вместе с темНемедленно в переговорыВступите с немцами, затемНадеждой озарите взоры.Ни вам — немецкие позоры,Ни немцам — русские, — нужныТем и другим полей просторыИ ласка любящей жены!Зачем же ужас вам? ЗачемБоль ран, и смерть, и все раздоры?Чем оправдаете вы, чемПролитье крови? Мертвых хорыВас не тревожат? Их дозорыВ час полуночной тишиныНе вызывают вас на спорыО слезах любящей жены?Нет во вселенной лучше тем,Чем тема: лес, поля и горы.Кто с этим несогласен — нем.Кроту милее солнца — норы.А как пленительны озера,Бубенчик-ландыш, плеск луны,Улыбка в небесах АврорыИ взоры любящей жены.Иль мы поэты, фантазеры,И вам в окопах не слышныНи наши нежные укоры,Ни голос любящей жены?…Апрель 1917
Гатчина
Баллада XVI
Жизнь человека одного —Дороже и прекрасней мира.Биеньем сердца моегоДрожит воскреснувшая лира.Во имя заключенья мираВо имя жизни торжества,Пускай из злата и сапфираПребудут вещие слова!Да вспыхнет жизни торжество,И да преломится рапираОт Бергена и до Каира,От древнеперсидского КираИ вплоть до человека Льва, —Светлей счастливого Маира, —Пребудут вещие слова.Все для него, все для него —От мелкой мошки до тапира, —Для человека, для того,Кто мыслит: наподобье пираУстроить жизнь, и вечно сироЖивет, как птица, как трава…Для светозарного эфираПребудут вещие слова.Отныне в синеве эфира,Волны святого волшебства…И струй благоуханья мироПребудут вещие слова.Апрель 1917
Гатчина
Баллада XVII
Вселенец — антипатриот,Но к человеку человечен:Над братом он не занесетМеча, в своем вселенстве вечен.Он завистью не искалечен,Не свойственно вселенцу зло,Он мягок, кроток и сердечен,И смотрит мудрый взгляд светло.Я верю: мой родной народВселенством душ давно отмечен.Я говорю: старинный гнетМоей страны навек отлечен.Вознагражден, увековеченНарод, забыв свое тягло.Достойно день свободы встречен, —И так надежно, так светло!Я чувствую: уже грядетЖеланный мир (он обеспечен!)Вновь немец русскому пожмет,Как брату, руку, дружно встречен;В музей поставит под стеклоПромозглых патриотов печень —(Зародыш войн). Смиря светло,Пошлет привет грядущей встречеИ озарит свое чело:Вселенцы сходятся на вече,Чтоб жить и мудро, и светло.1917. Апрель
Гатчина
Трагическая поэза
О, что за ужасный кошмар:Исполненные вольной нови,Мы не хотим пролитья крови,Но жаждет крови земной шар!..Людскою кровью он набух, —Вот-вот не выдержит и лопнет…Никто не ахнет и не охнет,И смерть у всех захватит дух.Ну что ж! Пусть — коли суждено!Но мне обидно за Россию:Свободу обретя впервые,Погибнет с миром заодно…Хоть «на миру и смерть красна»,Но жизнь-то, жизнь ее в расцвете!Теперь бы ей и жить на свете,Когда свободна и ясна.Что ж, вновь за меч? Что ж, вновь в окоп?Отстаивать свою свободу?Лить кровь людскую, словно воду,И, как в постель, ложиться в гроб?!Я не могу, не смею яДавать подобные советы…Дороже этой всей планеты —Жизнь неповторная твоя!А если нет? А если нет, —Как насмеется враг над нами,Над женами, над матерями!Тогда на что же нам и свет?…Но вместе с тем не защищать,Не рисковать — погибнуть все же,Что делать нам, о Боже, Боже!На нас — заклятия печать!..Одна надежда, что солдатГерманский, вдохновляем веком,Стать пожелавши человеком,Протянет руку нам, как брат…Так сбрось последнего царя,Европа старая, с престола:Забрезжит с легкостью ЭолаНад миром мирная заря!О, как ничтожен человек,Хотя бы даже гениальный,Пред мыслью глубоко-печальнойО мертвой жизни всех калек!1917. Апрель
Гатчина
Каприз царя
Царь на коне, с похмелья и в дремоте,И нищая красавица в лесу.Развратница в забрызганных лохмотьях,Похожая на рыжую лису…Смеется царь: «Когда бы были седла!..Но может быть ко мне вы на седло?»Бесстыдница расхохоталась подло,Смотря в глаза вульгарно, но светло:«У вашего величества есть кони,И если не с собой, то при дворе…Вы их не пожалейте для погони, —Тогда мой труп настигнут на заре.А я… А я ни за какие средстваНе смею сесть в одно седло к царю:Я — нищая, и я порочна с детства,И с Вами мне не место, говорю».Царь запылал и загремел он: «Падаль!Как смела ты разинуть рабский зев?»С коня он слез и — поясненье надо ль? —Царь взял ее, как черт, рассвирепев.Он бил ее, он жег ее нагайкой,То целовал, то рвал за волоса…И покраснело солнце над лужайкой,И, как холопы, хмурились леса.А нищая, в безумьи от побоев,Громила трон царя до хрипоты:— Моя болезнь взята самим тобою, —Страдай, дурак, меня не понял ты!1911. Село Дылицы
Поэза истины
В ничем — ничто. Из ничего — вдруг что-то, И это — Бог.В самосозданье не дал Он отчета, — Кому б Он мог?Он захотел создать Себя и создал, Собою прав.Он — Эгоист. И это так же просто, Как запах трав.Бог создал свет, но не узнали люди, Как создан свет.И поэтично ль грезит нам о чуде, И Бог — поэт!И люди все — на Божие подобье: Мы — богодробь.И если мы подвластны вечной злобе, Отбросим скорбь:Не уничтожен Богом падший ангел, Не умерщвлен.Он — в женщине, он в бешеном мустанге, — Повсюду он.Так хочет Бог. Мечты Его пречисты. И взор лучист.Природа, Бог и люди — эгоисты: Я — эгоист!1912. Лето
Веймарн
Поэза оправдания
Я — Демон, гений зла. Я Богом пренебрег!За дерзостный Мой взлет Бог возгордился мною,Как перлом творчества, как лучшею. мечтою,Венцом своих забот, венцом своих тревог.Я — Демон, гений зла. Я Богом пренебрег!Но я Его люблю, как любит Он Меня:Меня ожизнил Бог, экстазом осиянный!И ныне Я Его приветствую «Осанной»!Я Демон, гений тьмы, пою Поэта дняИ я Его люблю, как любит Он меня!Меня вне Бога нет: мы двое — Эгобог.Извечно Мы божим, но Нас не понимали.О, человечество! В подсолнечной эмалиНачертаны слова, как упоенья вздох:«Нет Бога вне меня! Мы двое — Эгобог!»1912. Лето
Веймарн
Поэза не для печати
Федору Сологубу
Остритесь, ядовые иглы!Плетись, изысканный тернец!Мы зрить Антихриста достигли,Свой оголгофили конец.Грядет иллюзно опобеден,Как некогда Христос, Протест,И он исстраждал, чахл и бледенЖених незачатых невест…Наш эшафот — не в ПалестинеУ плодоструйных жирных вод,А в отелесенной пустынеВ столице Культры эшафот.Moderne-Голгофа измельчала:Не три креста, а миллиард,Но там и здесь — одно начало,Одно заданье и азарт.Мы, двойственные изначально,Растерянно даем вопрос:«Антихрист у Христа опальный, —Не псевдонимный ли Христос?»1918
Начальники и рядовые
Начальники и рядовые,Вы, проливающие кровь,Да потревожат вас впервыеВсеоправданье и любовь!О, если бы в душе солдата, —Но каждого, на навсегда, —Сияла благостно и святоВсечеловечности звезда!О, если б жизнь, живи, не мешкай! —Как неотъемлемо — твое,Любил ты истинно, с усмешкойТы только гладил бы ружье!..И если б ты, раб оробелый, —Но человек! но царь! но бог! —Души своей, как солнце, белойПознать всю непобедность мог.Тогда сказали бы все дружно!Я не хочу, — мы не хотим!И рассмеялись бы жемчужноНад повелителем своим…Кого б тогда он вел к расстрелу?Ужели всех? ужели ж всех?…Вот солнце вышло и запело!И всюду звон, и всюду смех!О, споры! вы, что неизбежны,Как хлеб, мы нудно вас жуем.Солдаты! люди! будьте нежныС незлобливым своим ружьем.Не разрешайте спора кровью,Ведь спор ничем не разрешим.Всеоправданьем, вселюбовьюМы никогда не согрешим!Сверкайте, сабли! Стройтесь, ружья!Игрушки удалой весныИ лирового златодружьяЛегко-бряцающие сны!Сверкайте, оголяйтесь, сабли,Переливайтесь, как ручей!Но чтобы души не ослабли,Ни капли крови и ничьей!А если молодо безумноИ если пир, и если май,Чтоб было весело и шумно,Бесцельно в небеса стреляй!5 сентября 1914
Мыза Ивановка
Газетчики на Юпитере
Первый:
— Экстренное прибавление к «Юпитерскому Известию»:Антихриста Маринетти на землю-планету пришествие!Лишенье земли невинности! Кровавое сумасшествие!Экстренное прибавление к «Юпитерскому Известию»!Второй:
— К «Юпитерскому Известию» экстренное прибавление:Разрушенье старинных памятников! Цивилизаций разгноение, —Пробужденный инстинкт человечества — жажда самоистребления…К «Юпитерскому Известию» экстренное прибавление!Третий:
— Экстренное прибавление к «Известию Юпитерскому»:Земля, обезумев, как волосы, все сады и леса свои выдергала…Статья профессора Марсова: «Апофеоз вселенского изверга»!Экстренное прибавление к «Известию Юпитерскому».Четвертый:
— К «Известию Юпитерскому» прибавление экстренное:Поэтов и светлых мыслителей на земле положение бедственное…Пятый:
— Еще, еще прибавление, почти уже бестекстенное:Земля провалилась в хаос! Купите самое экстренное!1914
Умалишенная
На днях Земля сошла с умаИ, точно девка площадная,Скандалит, бьет людей, в домаВрывается, сама не зная —Зачем ей эта кутерьма.Плюет из пушек на поляИ парится в кровавых банях.Чудовищную чушь меля,Извиртуозничалась в браниУмалишенная Земля.Попробуйте спросить ее:«В твоей болезни кто в ответе?»Она завоет: «Сети — в лете!Лишил невинности моеСвятое тело Маринетти!..Антихрист! Антихрист! Маклак!Модернизированный Иуда!Я немогу… Мне худо! Худо!»Вдруг завопит и, сжав кулак,От себя бросится, — отсюда.Она безумна — это факт.Но мы безразумны, а это —Не сумасшествие. Поэты,Составимте об этом актИ устремимся на планеты,Где все живое бьется в такт.1914
Пир братания
Увлажненное послегрозье…И блаже женственная лань…И слаже роза жмется к розе…Журчанье крови, как шампань.О, мельниц молнийных зигзаги!Раздробленные жернова!Какие песни, сказы, саги!Какие грезы и слова!На пир всемирного братаньяСпеши, воистину живой,Объятый трепетом свиданьяС весною, девой огневой!Целуйте, девушки, гранатноЖивых возлюбленных своих:Ах, разве же невероятно,Что материнство — для живых?Мужи, не будьте в праздник праздны,И, точно пули из ружья,Мечите зерна в дев экстазно:Теперь — все жены, все мужья!Весной дарована свободаДля воссоздания людей.Ликуй же, юная природа!Любись, живи и жизни дей!1914
Мужья земли
Живи, как хочешь, как умеешь,Как можешь — но живи! Живи!Ты обезжизниться не смеешьЗапретом жизни и любви.Мы — люди, это значит — боги!И если рабством сражены,Так рабством рыцарей. Мы — ногиИ мы мужья земли-жены.Прекрасна наша ГрезопеваВ своем бесчислии имен:Весна и жизнь, и женодева, —Все та же явь, все тот же сон!Жить без любви — не жить бы вовсе!Но может ли не жить живой?…Рожденный, в рыцари готовьсяК земле своей святонагой!Быть рыцарем святой блудницы —Ведь это значит — богом быть!Расти, трава! Летайте птицы!Давайте жить! Давайте жить!1914
Пора кончать
Пора кончать! Пожалуй, слишкомВы далеко уже зашлиИ алым предались излишкамДля удобрения земли!..Пора кончать! Ведь кроме смерти,Жизнь существует на земле…В аду ублажены все черти,Глумясь на ваших тел золе…Пора кончать! Воздвигни знамя!«Любовь и жизнь!» — зажги на нем.Пора кончать! Иль кончит с намиГотовый грянуть Божий гром!Пора кончать! Остановитесь!Довольно бога искушать!Вот сходит с неба белый витязьИ молит вас: «Пора кончать!»1916. Ноябрь
Гатчина
Поэза строгой точности
Борису Верину
Искусство в загоне, — сознаемся в этом!Искусство затмила война.Что делать в разбойное время поэтам,Поэтам, чья лира нежна?Дни розни партийной для нас безотрадныДни мелких, ничтожных страстей…Мы так неуместны, мы так невпопадныСреди озверелых людей.Мы так равнодушны к их жалким раздорамИ к их интересам мертвы.Мы тянемся к рекам и к вольным просторамИ в шелковый шепот травы.Мы искренне славим паденье престоловВо имя свободы людской!Но если и после царей вы в тяжелыхРаздорах, — мы машем рукой!Союзник царизма для нас не союзник,Как недруг царизма — не враг.Свободный художник зачахнет, как узник,Попав в политический мрак.Нам пакостны ваши враждебные будни, —Мы вечным искусством горим.Вы заняты «делом», мы — только «трутни»,Но званьем гордимся своим!Отправьте ж искусство куда-нибудь к мифу,Трещит от него материк!..И кланяйтесь в пояс Голодному Тифу,Диктатору ваших интриг!13 июня 1917
Мыза Ивановна
Поэза последней надежды
Не странны ли поэзовечера,Бессмертного искусства карнавалы,В стране, где «завтра» хуже, чем «вчера»,Которой, может быть, не быть пора,В стране, где за обвалами — обвалы?Но не странней ли этих вечеровИдущие на них? Да кто вы? — дурни,В разгар чумы кричащие: «Пиров!»,Или и впрямь фанатики даровПоэзии, богини всех лазурней!..Поэт — всегда поэт. Но вы-то! Вы!Случайные иль чающие? Кто вы?Я только что вернулся из Москвы,Где мне рукоплескали люди-львы,Кто за искусство жизнь отдать готовы!Какой шампанский, искристый экстаз!О, сколько в лицах вдохновенной дрожи!Вы, тысячи воспламененных глаз, —Благоговейных, скорбных, — верю в вас:Глаза крылатой русской молодежи!Я верю в вас, а значит— и в страну.Да, верю я, наперекор стихии,Что вал растет, вздымающий волну,Которая всё-всё сольет в одну,А потому — я верю в жизнь России!..1917. Ноябрь
Петроград