Глава VI
Нанаки-сан до последнего верил, что окружающие его люди — неплохие. Но, смотря на разрушенный и разграбленный храм, смотря на забитого всем, что попадалось под руку, жреца, я сомневался в его убеждениях.
Неужели люди могут быть настолько жестокими? Как может умещаться в обычном человеке столько ненависти? На лице Нанаки-сана не осталось ни одного здорового места, кимоно было разорвано, на макушке засохшая кровь, половина левого уха у жреца отсутствовала.
Из храма вынесли почти всё, что было возможно утащить: мебель, посуду, электронику, одежду, вынесли всё подчистую. Видимо, разгорячённая толпа уже и забыла, зачем сюда заявилась. Отыгралась на несчастном старике и убралась восвояси.
Страшно подумать, что бы случилось с Харукой, останься она здесь.
Над Сатомори снова повис дым, по деревне разошёлся запах гари. Хинай вновь заявил на это место свои права. Однако на этот раз я точно помню, что не спал всю ночь. Может, я заснул и не заметил этого?
Я, Харука, Рико и Уми встретились сегодня на перекрёстке. Я не рассказал девочкам о том, что случилось между мной и Харукой. Рико поведала мне всё, что произошло после моего ухода с площади.
Рассказала, как разгорячённые Комаэдой люди, направились в сторону храма. Рассказала и о том, что Комаэда-сан до сих пор ищет Харуку. Рассказала о том, что в деревне теперь находиться опасно. Рассказала о взятых под стражу родителях. Рассказала о спятившем Комаэде, о жутких порядках, которые он наводит в Сатомори. Рассказала об Аи, которая куда-то исчезла.
А сейчас... сейчас мы стояли над телом Нанаки-сана. Харука села рядом с головой старика и аккуратно провела рукой по морщинистому лицу. Девочка не плакала. Видимо, у неё совсем не осталось сил на слёзы. Никто не плакал.
— Мы в ловушке, — тихо подытожила Рико. — Пойдём в деревню и нас тут же поймают, как сообщников Нанаки. Покинем Сатомори, нарушим правило «родового гнезда», погибнем на следующий день.
— Правило «родового гнезда»? — я спрашивал не столько из интереса, сколько для того, чтобы разбавить висящую в воздухе тяжесть.
— Ты о нём уже знаешь, — Рико говорила по той же причине. — Это запрет на выезд из Сатомори. Правда, ходят слухи, что есть и второй пункт правила, о котором никто не знает.
Я понимающе хмыкнул и достал из кармана джинсов конверт. Если не прочитать сейчас, то в будущем это будет просто бессмысленно. Я зашуршал бумагой, вытащил из 69/85
конверта сложенный в несколько раз листок бумаги:
«Это моё первое и последнее тебе письмо. Я чувствую себя самой последней тварью, Нанаки. Боги простят меня? Ты жрец, ты должен знать. Я ведь обрекаю парня на вечную каторгу! Неужели я опустился до такого? Жертвовать племянником ради собственной свободы.
Но всё же, ближе к сути. Я сделал всё, что нужно? Я привёл на своё место другого. Теперь Хинай отпустит меня? Я не умру, если покину деревню? Если ты ошибался, Нанаки, я буду приходить к тебе во снах. Хотя, лучше уж умереть, чем продолжать жить в этом месте. Надеюсь, вы позаботитесь о Тору. Он совершенно этого не заслужил. Как я объясню всё это Румико? В общем, Нанаки. Сегодня ночью я уезжаю из Сатомори. Я оставляю здесь все свои сбережения, всё что удалось вытащить из банков за последнее время. Если всё пойдёт хорошо, то, когда Тору подрастёт, сможет вложить их в полезное дело. Приглядывай за ним, Нанаки. И прощай».
Удивительно, но я ничего не почувствовал. Я был готов, что прочту нечто подобное. Глупо было полагать, что такой человек как дядя, не продумал всё на сто шагов вперёд. Он бы не стал рисковать своей жизнью, предпринимая опрометчивые шаги.
Значит, всё было решено с самого начала? Я был обещан Сатамори с самого приезда или ещё раньше? Дядя знал всё заранее. Знал, с чем мне придётся здесь столкнуться. И что мне делать? Плакать? Биться в истерике? Звать на помощь?
Харука поднялась на ноги. Глядя на её лицо, я понимал, что она задаёт себе те же вопросы, что и я. Этот храм был её домом. Теперь этого дома нет. Идти Харуке некуда, а близких у неё и не осталось. Может ли она считать близким меня? После всего, что было?
— И что же нам теперь делать? — от безысходности спросил я.
— Аи пропала, — прозвучал голос Уми. — Сейчас я бы побеспокоилась за неё.
— И где же она может быть?
— Мест немного. Либо пляж, либо старая больница.
— Если бы она хотела скрыться… — Уми не дала мне закончить фразу.
— На пляже бы она этого не сделала.
***
Мы шли через леса, дабы не приближаться к деревне слишком близко. Рико вела нас, твёрдо и знающе ступала вперёд. Где-то там, глубоко, она была всё той же девочкой на самодельном велосипеде, что безуспешно пыталась списать домашнее задание. Снаружи же Рико была совсем другим человеком.
Уми двигалась передо мной. С первого взгляда кажется, что она и не поменялась вовсе. Казалось, что всё произошедшее на неё никак не повлияло. Но это было далеко не так. Уми уже с трудом держалась на ногах. Глаза, до этого вечно уверенные и серьёзные, стали беспокойными, а взгляд девочки затуманенным.
И даже Харука стала совсем другой. После всего случившегося, от неё, словно бы, осталась одна лишь тень. Она ничего не пыталась нам сказать, больше не пользовалась тетрадкой. Харука просто слепо следовала за нами, так как больше податься ей было некуда.
— Странно, — тяжело дыша, подметила Уми. — Я не помню, как засыпала сегодня.
— Это ты к чему?
— Посмотри вокруг, Тору, — девочка обвела лес руками, — дым и запах гари.
— Хинай… — я опасливо заозирался.
— Но мы же были в храме, — обернулась Рико. — Говорили, что в Хинае его просто не существует.
— Не знаю, — Уми отвела взгляд. — Я не всё на этом свете знаю.
— Выходит, мы можем встретить теней? — обеспокоено спросил я.
— Не исключено, — ответила мне Уми.
***
Здание старой больницы показалось через десяток минут. В дыму оно выглядело ещё более жутким, чем раньше, а запах гари усилился в разы. Мы стояли у входа и не решались войти. Хотя с последнего нашего визита ничего не изменилось, складывалось ощущение, что это место стало другим. Истории о враче-каннибале казались уже простой детской страшилкой, по сравнению с тем, что сейчас могло обитать в стенах этой больницы.
Первый шаг сделала Рико. Под подошвой её кроссовка затрещало битое стекло, мрак коридора медленно поглощал девочку. Это уже не было похоже на обычную забаву, на проверку храбрости. Казалось, если сейчас Рико зайдёт ещё глубже, то уже не вернётся.
Мы последовали за ней.
Харука шла рядом со мной, но теперь не жалась к моему плечу как прежде. Конечно, я понимал её. Понимал, что сейчас она подавлена и разбита. Но на душе, всё равно, скребли кошки. После всего, что было, мы должны были стать с ней ещё ближе. А вместо этого появилось ощущение, словно между нами стена.
Я действительно полюбил Харуку. Мне было уже неважно, может она говорить или нет, неважно, какое у неё прошлое, ничего больше не играет существенной роли. Если я навсегда заперт здесь, в этой деревне, то это «навсегда» я бы хотел провести с Харукой. Вчетвером мы заглядывали в каждый кабинет, в каждую каморку, но Аи нигде не было. Я уже стал сомневаться, что она укрылась именно в этом месте. К тому же, наученный прошлым опытом, я бы не хотел оставаться в закрытом помещении во время Хиная.
С Харукой мы зашли в одну из палат. Ровные ряды коек с порванными, засыпанными золой и пылью матрасами, покосившимися тумбочками, старыми и ни на что не годными капельницами. Никаких признаков того, что Аи здесь хотя бы когда-то была.
Харука, уставши уселась на одну из коек и наконец открыла свою тетрадь, зачеркав в ней карандашом: «Я тоже когда-то лежала в больнице».
— Я знаю, — я присел рядом.
«Рассказать тебе, как я потеряла голос?»
— Если ты хочешь, — нерешительно ответил я.
Она долго и кропотливо писала свою историю в тетради, а я тем временем наблюдал за растекавшемся по округе дымом. Будто бы повсюду бушевал огромный пожар, будто бы горело всё: деревья, дома, трава, земля и мы сами. Вот только… огня не было.
«Мне было шесть. Осенью крыша храма совсем прохудилась и, когда шли дожди, вода заливала святилище. Ками не любят, когда грязно, поэтому Нанаки-сан решил, что пора чинить крышу. Он просил Комаэду-сана прислать ему кого-нибудь в помощь, но Комаэдасан отказал. Поэтому Нанаки-сану помогала я. Мы уже заканчивали, когда я потянулась за ведром с краской. Когда падаешь с такой высоты, кажется, что всё происходит медленно, но на самом деле, это длится не больше секунды. Было больно. Ощущение такое, словно всё внутри тебя перемешивается. Когда приехал врач, я была ещё в сознании. Я хотела сказать, где у меня болит, но не получалось. Язык двигался не так как нужно, не слушался меня. А потом я просто потеряла сознание. Я очнулась в пустой палате. Хотела позвать кого-нибудь, но язык всё также меня не слушался. И когда пришли врачи, и когда пришёл Нанаки-сан, я всё равно ничего не могла рассказать. Доктора сказали, что такое можно вылечить только в городской больнице, что нужно делать операцию. Но из Сатомори уезжать было нельзя. Зато Нанаки-сан научил меня разговаривать руками, а затем купил мне эту тетрадку, чтобы я могла общаться с другими ребятами. Он очень много сделал для меня. Зачем эти люди так поступили с ним?»
— Я не знаю, Харука, — я опустил взгляд в пол.
Она не стала ничего писать. Попыталась что-то сказать, но чуда не случилось. Мы сидели так ещё некоторое время, пока со стороны пожарного выхода не послышались голоса Уми и Рико.
На крыше, спрятавшись под вертолётную площадку, сжавшись у одной из строп, сидела Аи. В лёгком летнем платьице, с измазанными и ободранными коленками. Она, как и в прошлый раз, смотрела куда-то в пустоту.
— Ва, Аи-чан, — Рико начала аккуратно приближаться к девочке. — Что ты тут делаешь?
— Юри была права, — голос Аи уже не звучал так по-детски наивно. — Что бы мы не делали, ничего не изменится. Нет смысла стараться что-то изменить.
Аи медленно поднялась и подошла к краю крыши, продолжая смотреть куда-то вдаль, всматриваться в грязно-серый горизонт.
— Аи, во всём есть смысл, — Рико напряглась. — Мы же друзья. Быть вместе, вот и весь смысл.
— Но мы уже не вместе, — Аи развернулась к нам лицом. — Юри умерла, Ханакирисенсей умерла. Скоро и мы умрём.
— Прекрати, — прохрипела Уми. — Прекрати себя так вести.
— Я не права?
— Ты говоришь, как Юри, — слёзы. Впервые за все время нашего знакомства, я увидел их на лице Уми. — Не веди себя так эгоистично! Будто одну тебя волнует всё происходящее!
— Я не права? — повторила она. — Где сейчас Кира-кун?
Уми вздрогнула и замерла.
— Ну же, Уми-чан, ответь, — Аи болезненно улыбнулась. — Что стало с Кирой? — Уми до крови прикусила губы.
— Он помогал Уми-чан с самыми трудными заданиями, часто гостил у Уми-чан, дарил Уми-чан подарки, а однажды поцеловал. В щёчку, — она не переставала улыбаться. — Тогда наша серенькая зазнайка и влюбилась.
— Замолчи, — прохрипела она. — Хватит.
— Уми-чан всё думала, как же лучше ему об этом сказать. Но однажды, Кира-кун сел в машину и, не попрощавшись, уехал. Уми-чан осталась одна.
— Он вернётся, — вечно металлический голос Уми содрогнулся. — Он вернётся за мной.
— Он не вернётся за тобой, — Аи снова отвернулась. — Потому что Кира-кун умер.
— Вернётся, — Уми сделала шаг вперёд. — Кира-кун вернётся!
Уми медленно шагала в сторону подруги. А мы? Мы стояли. Почему? Потому что не знали, что делать. Не знали, как быть. Мы ничего не знали.
Совсем скоро Уми добралась до Аи, ударив ту по щеке. В ответ Аи также огрела подругу шлепком по лицу. Очки Уми слетели и, ударившись о бетонное покрытие крыши, треснули. Уми схватила Аи за волосы и таскала из стороны в сторону.
Недолго думая, девочка вцепилась в руку Уми ногтями, а когда хватка подруги ослабла, оттолкнула её от себя.
Мы опомнились, когда было слишком поздно. Тело Уми потянуло вниз. Падая, она зацепила головой один из выступов, отчего её шея неестественно вывернулась назад. Со всей набранной скоростью, тело Уми, с отвратительным звуком, рухнуло на землю, подняв вокруг себя тучку пыли.
— Я… — Аи отошла от края. — Нет.
— Уми! — Рико бегом бросилась к пожарному выходу.
Я схватил Аи за руку и также бросился к спуску вниз. Харука проследовала за нами.
Уми лежала лицом вниз, жутко выгнув конечности. Переворачивать её никто не решился. Даже на такое зрелище смотреть было невыносимо.
Рико осела рядом с трупом и громко, душераздирающе, закричала. Не плакала, а кричала. Кричала от безысходности. Кричала, потому что ничего больше сделать была не в состоянии. Не было больше никакого — «Ва», не было странного деревенского говора. Был только отчаянный крик.
— Не хотела, — как заговорённая повторяла Аи. — Не думала. Не хотела.
— Рико, — я обеспокоенно положил ей руку на плечо. — Не кричи, прошу тебя. Они могут услышать.
— Пускай! — она поднялась с земли. — Пускай услышат! Я устала терять друзей.
— Давай уйдём отсюда, — я впервые взял её за руку.
Рука Рико была не такой, как у Харуки. Слегка шершавой, холодной, миниатюрной, но крепкой. Ощущение были совсем иными.
— Куда?
— Для начала в дом дяди Ёичи. А там подумаем.
— Мы оставим Уми тут?
— Мы вернёмся за ней, когда успокоимся.
Рико тяжело сглотнула, закрыла глаза и, наконец, согласилась. Мы снова двинулись в направлении рисовых полей. Теперь нас осталось всего четверо.