Том 2. Стихотворения 1909-1917 - читать онлайн бесплатно полную версию книги . Страница 3
Семь цветов радуги (1912–1915)
Еще есть долг, еще есть дело,
Остановиться не пора!
К. ПавловаNavigetl haec summa est…
VergiliusОранжевый
Я сам
…Я сам, бессильный и мгновенный,
Ношу в груди, как оный серафим,
Огонь сильней и ярче всей вселенной…
А. ФетSed non satiatus…
Что же мне делать, когда не пресыщенЯ — этой жизнью хмельной!Что же мне делать, когда не пресыщенЯ — вечно юной весной!Что же мне делать, когда не пресыщенЯ — высотой, глубиной!Что же мне делать, когда не пресыщенЯ — тайной муки страстной!Вновь я хочу все изведать, что было…Трепета, сердце, готовь!Вновь я хочу все изведать, что было:Ужас, и скорбь, и любовь!Вновь я хочу все изведать, что было,Все, что сжигало мне кровь!Вновь я хочу все изведать, что было,И — чего не было — вновь!Руки несытые я простираюК солнцу и в сумрак опять!Руки несытые я простираюК струнам: им должно звучать!Руки несытые я простираю,Чтобы весь мир осязать!Руки несытые я простираю —Милое тело обнять!14 августа 1912
Юношам
Мне все равно, друзья ль вы мне, враги ли,И вам я мил иль ненавистен вам,Но знаю, — вы томились и любили,Вы душу предавали тайным снам;Живой мечтой вы жаждете свободы,Бы верите в безумную любовь,В вас жизнь бушует, как морские воды,В вас, как прибой, стучит по жилам кровь;Ваш зорок глаз и ваши легки ноги,И дерзость подвига волнует вас,Вы не боитесь, — ищете тревоги,Не страшен, — сладок вам опасный час;И вы за то мне близки и мне милы,Как стеблю тонкому мила земля:В вас, в вашей воле черпаю я силы,Любуюсь вами, ваш огонь деля.Вы — мой прообраз. Юности крылатойЯ, в вашем облике, молюсь всегда.Вы то, что вечно, дорого и свято,Вы — миру жизнь несущая вода!Хочу лишь одного — быть вам подобнымТеперь и после; легким и живым,Как волны океанские свободным,Взносящимся в лазурь, как светлый дым.Как вы, в себя я полон вещей веры,Как вам, судьба поет и мне: живи!Хочу всего, без грани и без меры,Опасных битв и роковой любви!Как перед вами, предо мной — открытый,В безвестное ведущий, темный путь!Лечу вперед изогнутой орбитой —В безмерностях пространства потонуть!Кем буду завтра, нынче я не знаю,Быть может, два-три слова милых устВновь предо мной врата раскроют к раю,Быть может, вдруг мир станет мертв и пуст.Таким живу, таким пребуду вечно, —В моих, быть может, чуждых вам стихах,Всегда любуясь дерзостью беспечнойВ неугасимых молодых зрачках!23 января 1914
Эдинбург II
О чем еще мечтать?
О чем еще мечтать мне в жизни этой?Все ведомо, изжито, свершено:От снов травы, лучом весны согретой,До тихих снов, какими грезит дно;От муки юноши в минуту страсти,До сладости в предчувствии конца,И от пресыщенности дерзкой властиДо гордого безволия творца!Куда идти, и кто теперь мне нужен,Пред кем опять мой дрогнет скорбный дух?Пусть звезды падают, как горсть жемчужин,Пусть океан поет мне гимны вслух,Пусть ангелы и демоны покорноВстают опять в мерцающем огне, —Алхимик, на огонь погасший горнаСмотрю без слез в своем безгрозном сне.Придешь ли снова ты, под новой маской,Мой давний друг, любезный Сатана,Меня манить неукротимой пляскойДев, восстающих с кубками вина?Иль ты, о, женщина, в обличье новом,Скромна, как тень, и, словно день, нага,Меня поманишь к ужасам готовым —В «Подземное жилище» иль в луга?Что ж, может быть, на вызов я отвечу,Что ж, может быть, расслышу старый зов,Но лишь затем, что верным луком мечуВ себя, — как сын Лаэрта в женихов.Я гибели хочу, давно, упрямо,Ее ищу, но отступает Смерть,И всё, как купол чуждого мне храма,Надменно надо мной сверкает твердь!31 января 1914
Эдинбург II
Ожерелье
Руки, вечно молодые,Миг не смея пропустить,Бусы нижут золотыеНа серебряную нить.Жемчуг крупный, жемчуг малыйНижут с утра до утра,Жемчуг желтый, жемчуг алыйБелой нитью серебра.Кто вы, радостные парки,Вы, работницы судеб?Нити пестры, нити ярки,В белом блеске я ослеп.Не моя ли жизнь — те нити?Жемчуг — женские сердца?Парки вещие, нижитеЯркий жемчуг до конца!Выбирайте, подбирайтеЖемчуг крупный и простой,Круг жемчужный завершайтеБыстро-нижущей иглой!Нить почти полна! немножкоОстается бус, — и вотЗолоченая застежкаОжерелье — Смерть — замкнет!10 января 1912
Летом 1912 года
Пора сознаться: я — не молод; скоро сорок.Уже не молодость, не вся ли жизнь прошла?Что впереди? обрыв иль спуск? но, общий ворог,Стоит старуха-смерть у каждого угла.Я жил, искал услад, и правых и неправых,Мне сны безумные нашептывала страсть,Губами припадал ко всем земным отравам,Я знал, как радует, как опьяняет власть.Меж мук и радостей, творимых и случайных,Я, в лабиринте дней ища упорно путь,Порой тонул мечтой в предвечно-страшных тайнахИ в хаос истины порой умел взглянуть.Я дрожь души своей, ее вмещая в звуках,Сумел на ряд веков победно сохранить,И долго меж людей, в своих мечтах и муках,В своих живых стихах, как феникс, буду жить.И в длинном перечне, где Данте, где Вергилий,Где Гете, Пушкин, где ряд дорогих имен,Я имя новое вписал, чтоб вечно жилиПреданья обо мне, идя сквозь строй времен.Загадку новую я задал для столетий,На высях, как маяк, зажег мечту свою…Об чем же мне жалеть на этом бедном свете?Иду без трепета и без тревог стою.Взмахни своей косой, ты, старая! Быть может,Ты заждалась меня, но мне — мне все равно.В час роковой меня твой голос не встревожит:Довольно думано! довольно свершено!1912
Должен был…
Должен был Герострат сжечь храм Артемиды в Эфесе,Дабы явить идеал жаждущих славы — векам.Так же Иуда был должен предать Христа на распятье:Образ предателя тем был завершен навсегда.Был Фердинанд принужден оковать цепями Колумба:Ибо те цепи — пример неблагодарных владык.А Бонапарте? он мог ли остаться в убежище Эльбы?Был бы Елены гранит лишним тогда на земле!Пушкин был должен явить нам, русским, облик Татьяны,Тютчев был должен сказать: «Мысль изреченная — ложь!»Так и я не могу не слагать иных, радостных, песен,Ибо однажды они были должны прозвучать!4 апреля 1915
Варшава
Памятник
Sume superbiam…
Horatius[13]Мой памятник стоит, из строф созвучных сложен.Кричите, буйствуйте, — его вам не свалить!Распад певучих слов в грядущем невозможен, —Я семь и вечно должен быть.И станов всех бойцы, и люди разных вкусов,В каморке бедняка, и во дворце царя,Ликуя, назовут меня — Валерий Брюсов,О друге с дружбой говоря.В сады Украины, в шум и яркий сон столицы,К преддверьям Индии, на берег Иртыша, —Повсюду долетят горящие страницы,В которых спит моя душа.За многих думал я, за всех знал муки страсти,Но станет ясно всем, что эта песнь. — о них,И, у далеких грез в неодолимой власти,Прославят гордо каждый стих.И в новых звуках зов проникнет за пределыПечальной родины, и немец, и французПокорно повторят мой стих осиротелый,Подарок благосклонных Муз.Что слава наших дней? — случайная забава!Что клевета друзей? — презрение хулам!Венчай мое чело, иных столетий Слава,Вводя меня в всемирный храм.Июль 1912
Сын земли
Я — сын земли…
В.Б.Сын земли
Я — сын земли, дитя планеты малой,Затерянной в пространстве мировом,Под бременем веков давно усталой,Мечтающей бесплодно о ином.Я — сын земли, где дни и годы — кратки.Где сладостна зеленая весна,Где тягостны безумных душ загадки,Где сны любви баюкает луна.От протоплазмы до ихтиозавров,От дикаря, с оружьем из кремня,До гордых храмов, дремлющих меж лавров,От первого пророка до меня, —Мы были узники на шаре скромном,И сколько раз, в бессчетной смене лет,Упорный взор земли в просторе темномСледил с тоской движения планет!К тем сестрам нашей населенной суши,К тем дочерям единого отцаКак много раз взносились наши души,Мечты поэта, думы мудреца!И, сын земли, единый из бессчётных,Я в бесконечное бросаю стих, —К тем существам, телесным иль бесплотным,Что мыслят, что живут в мирах иных.Не знаю, как мой зов достигнет цели,Не знаю, кто привет мой донесет,Но, если те любили и скорбели,Но, если те мечтали в свой чередИ жадной мыслью погружались в тайны,Следя лучи, горящие вдали, —Они поймут мой голос не случайный,Мой страстный вздох, домчавшийся с земли!Вы, властелины Марса иль Венеры,Вы, духи света иль, быть может, тьмы, —Вы, как и я, храните символ веры:Завет о том, что будем вместе мы!1913
Земле
Я — ваш, я ваш родич, священные гады!
Ив. КаневскойКак отчий дом, как старый горец горы,Люблю я землю: тень ее лесов,И моря ропоты, и звезд узоры,И странные строенья облаков.К зеленым далям с детства взор приучен,С единственной луной сжилась мечта,Давно для слуха грохот грома звучен,И глаз усталый нежит темнота.В безвестном мире, на иной планете,Под сенью скал, под лаской алых лун,С тоской любовной вспомню светы этиИ ровный ропот океанских струн.Среди живых цветов, существ крылатыхЯ затоскую о своей земле,О счастье рук, в объятьи тесном сжатых,Под старым дубом, в серебристой мгле.В Эдеме вечном, где конец исканьям,Где нам блаженство ставит свой предел,Мечтой перенесусь к земным страданьям,К восторгу и томленью смертных тел.Я брат зверью, и ящерам, и рыбам.Мне внятен рост весной встающих трав,Молюсь земле, к ее священным глыбамУстами неистомными припав!25 августа 1912
Предвещание
Быть может, суждено землеВ последнем холоде застынуть;Всему живому — в мертвой мглеС безвольностью покорной сгинуть.Сначала в белый блеск снеговЗемля невестой облачится;Туман, бесстрастен и суров,Над далью нив распространится;В мохнатых мантиях, леса —Прозрачных пальм, как стройных сосен, —Напрасно глядя в небеса,Ждать будут невозможных весен;Забыв утехи давних игр,Заснут в воде промерзшей рыбы,И ляжет, умирая, тигрНа бело-ледяные глыбы…Потом иссякнет и вода,Свод неба станет ясно синим,И солнце — малая звезда —Чуть заблестит нагим пустынямПойдет последний человек(О, дети жалких поколений!)Искать последних, скудных рек,Последних жалостных растенийИ не найдет. В безумьи, онС подругой милой, с братом, с сыном,Тоской и жаждой опьянен,Заспорит о глотке едином.И все умрут, грызясь, в борьбе,Но глаз не выклюют им птицы.Земля, покорная судьбе,Помчит лишь трупы да гробницы.И только, может быть, огни,Зажженные в веках далеких,Всё будут трепетать в тени,Как взоры городов стооких.1913
Земля молодая
Зданья громадные стройте,Высьте над башнями башни,Сводом стеклянным закройтеСвободные пашни;Солнцами солнце затмите,Реки замкните гранитом,Полюсы соединитеТоннелем прорытым;Правьте движеньем планеты, —Бегом в пространстве небесном,Бросьте сигнальные светыМирам неизвестным;Воля проснется природы,Грозно на дерзких восстанет,Рухнут прозрачные своды,Железо обманет;Сгинут твердыни во прахе;Здесь, над погостом столицы,Дики покажутся взмахиПолуночной птицы;Выйдут и львы и медведиВновь из забытой берлоги,Лягут на плитах из медиВ упавшем чертоге;Вскроет, — глухим содроганьемПрежнее племя сметая, —Дали — грядущим созданьямЗемля молодая!11 мая 1913
Детские упования
Снова ночь и небо, и надменноКрасный Марс блистает надо мной.Раб земли, окованный и пленный,Что томиться грезой неземной?Не свершиться детским упованьям!Не увидишь, умиленный, ты —Новый луч над вечным мирозданьем:Наш корабль в просторах пустоты!Не свершишь ты первого полета,Не прочтешь и на столбцах газет,Что безвестный, ныне славный, кто-то,Как Колумб, увидел новый свет.Что ж, покорствуй! Но душа не хочетРасставаться с потаенным сномИ, рыдая, радостно пророчитО великом имени земном.О, ужель, как дикий краснокожий,Удивится пришлецам Земля?И придет крестить любимец божийНаши воды, горы и поля?Нет! но мы, своим владея светом,Мы, кто стяг на полюс донесли,Мы должны нести другим планетамБлаговестье маленькой Земли.1914
Зегеволъд
Перед тобою я
Но что мной зримая вселенна
И что перед Тобою я!
Г. ДержавинГимн богам
Я верую в мощного Зевса, держащего выси вселеннойДержавную Геру, чьей волей обеты семейные святыВластителя вод Посейдона, мутящего глуби трезубцемВладыку подземного царства, судью неподкупного ГадаВеликую мудрость Паллады, дающей отважные мыслиГубящую Ареса силу, влекущего дерзостных к бою;Блаженную мирность Деметры, под чьим покровительством пашниСвященную Гестии тайну, чьей благостью дом осчастливленТвой пояс, таящий соблазны, святящая страсть, Афродита;Твой лук с тетивой золоченой, ты, дева вовек, Артемида;Певуче-бессмертную лиру метателя стрел Аполлона;Могучий и творческий молот кующего тайны Гефеста;И легкую, умную хитрость посланника с крыльями Герма.Я верую, с Зевсом начальным, в двенадцать бессмертных.СтихииПокорны их благостной воле; земля, подземелье и небоПодвластны их грозным веленьям; и смертные, с робким восторгом,Приветствуют в образах вечных — что было, что есть и что будет.Храните, о боги, над миром владычество ныне и присно!1913
Гимн Афродите
Гимны слагать не устану бессмертной и светлой богине.Ты, Афродита-Любовь, как царила, так царствуешь ныне.Алыми белый алтарь твой венчаем мы снова цветами,Радостный лик твой парит с безмятежной улыбкой над нами.Правду какую явить благосклонной улыбкой ты хочешь?Мрамором уст неизменных какие виденья пророчишь?Смотрят куда неподвижно твои беззакатные очи?Дали становятся уже, века и мгновенья — короче:Да, и пространство и время слились, — где кадильница эта,Здесь мудрецов откровенья, здесь вещая тайна поэта,Ноги твои попирают разгадку и смысл мирозданья.Робко к коленам твоим приношу умиленную дань я.С детства меня увлекала к далеким святыням тревога,Долго в скитаньях искал я — вождя, повелителя, бога,От алтарей к алтарям приходил в беспокойстве всегдашнем,Завтрашний день прославлял, называя сегодня — вчерашним.Вот возвращаюсь к тебе я, богиня богинь Афродита!Вижу: тропа в бесконечность за мрамором этим открыта.Тайное станет мне явным, твоей лишь поверю я власти,В час, как покорно предамся последней, губительнойстрасти…30 июня — 1 июля 1912
Царица Страсть
Ты к мальчику проникнешь вкрадчиво,Добра, как старшая сестра;Браня его, как брата младшего,Ты ласково шепнешь: «Пора!»В насмешливом, коварном шепотеСоблазн неутолимый скрыт.И вот — мечта о жгучем опытеСны и бессонницу томит.Ты девушку, как мать, заботливо,Под грешный полог проведешь;В последнем споре изворотливоНайдешь губительную ложь;В минуты радости изменчивойПодскажешь тихо: «Ты права!»И вынудишь язык застенчивыйТвердить бесстыдные слова.Ты женщине, как друг испытанный,Оставшись с ней наедине,Напомнишь про роман прочитанный,Про облик, виденный во сне.И, третья между двух, незримая,В альковной душной темноте,Как цель, вовек недостижимая,Покажешься ее мечте.Кто, кто из нас тебе, обманчивой,Не взмолится, без слов, тайком?Ты нежно скажешь: «Не заканчивайТомящих грез: я — пред концом…»И, видя в слабости поверженнымБлаженно-жалкого раба,Вдруг засмеешься смехом сдержанным,Царица, воля чья — Судьба!Декабрь 1914 — Март. 1915
Истинный ответ
«Ты умрешь, и большего не требуй!Благ закон всевидящей Судьбы».Так гласят, вздымая руки к небу,Бога Вишну хмурые рабы.Под кумиром тяжким гнутся зебу,Выпрямляя твердые горбы.«Ты живешь, и большего не надо!Высший дар Судьбой всезрящей дан».Восклицает буйная менада,Подымая высоко тимпан.В роще лавров — тихая прохлада,Мрамор Вакха — солнцем осиян.«Жизнь отдать за вечный Рим, в которомКапля ты — будь этой доле рад!»Так оратор, с непреклонным взором,Говорит под сводами аркад.Солнце щедро льет лучи на форум,Тоги белые в лучах горят.«Эта жизнь — лишь краткий призрак сонный,Человек! Жизнь истинная — там!»В черной рясе инок изможденныйВопиет мятущимся векам.Строги в высь ушедшие колонны,Сумрачен и беспощаден храм.«Единенье атомов случайных —Наша жизнь, смерть — распаденье их».Рассуждает, фрак надев, о тайнахЧерт, в кругу учеников своих.За окном напев звонков трамвайных,Гул бессвязный шумов городских.Жрец на зебу, пьяная вакханка,Римский ритор, пламенный аскет,Хитрый черт, с профессорской осанкой,Кто ж из них даст истинный ответ?Ах, не ты ль, с прозрачным ядом стклянка?Ах, не ты ль, отточенный стилет?1913
Петербург
Ultima Thule
Где океан, век за веком, стучась о граниты,Тайны свои разглашает в задумчивом гуле,Высится остров, давно моряками забытый, —Ultima Thule.Вымерли конунги, здесь что царили когда-то,Их корабли у чужих берегов затонули.Грозно безлюдье вокруг, и молчаньем объятаUltima Thule.Даже и птицы чуждаются хмурых прибрежий,Где и тюлени на камнях не дремлют в июле,Где и киты проплывают все реже и реже…Ultima Thule.Остров, где нет ничего и где все только было,Краем желанным ты кажешься мне потому ли?Властно к тебе я влеком неизведанной силой,Ultima Thule.Пусть на твоих плоскогорьях я буду единым!Я посещу ряд могил, где герои уснули,Я поклонюсь твоим древним угрюмым руинам,Ultima Thule.И, как король, что в бессмертной балладе помянут,Брошу свой кубок с утеса, в добычу акуле!Канет он в бездне, и с ним все желания канут…Ultima Thute!Апрель 1915
Зеленый
В стране тишины
И сердце не верит в стране тишины…
«Венок»В разные годы
В разные годыК вам приходил я, граниты,Глядеться в недвижно-прозрачные воды;Приносил и веселье и грусть,Приходил и у страсти во власти, и странно-ничей,И вы,Мохом и вереском алым повиты,В коронах из царственных сосен,Встречали меня, как волхвы,Всегда, — и с тех порПомню я наизустьИ сладкие ласки зеркальных озер,И напевы волшебные белых ночей,И младенческий лепет вкрадчивых весен,И Иматры белоголовойНемолчные стоны.И сноваНа бурые камни, на зеленые склоныЯ принес роковую печаль…Предвечную мудрость храня,Опять на меняПоглядите сурово,Как смотрите вы в бесконечную даль,И под рев водопада, под ропот озерный,Под шелест чуть слышный хвоиШепните, что вы, горделиво упорны,Столетья таите от мира страданья свои!1913
Иматра
Кишат, шумит. Она — все та же,Ее не изменился дух!Гранитам, дремлющим на страже,Она ревет проклятья вслух.И, глыбы вод своих бросаяВо глубь, бела и вспенена,От края камней и до края,Одно стремление она.Что здесь? драконов древних гривы?Бизонов бешеных стада?Твой грозный гул, твои извивыЛетят, все те же, сквозь года.Неукротимость, неизменность,Желанье сокрушить свой пленГорят сквозь зыбкую мгновенностьВенчанных радугами пен!Кипи, шуми, стремись мятежней,Гуди, седой водоворот,Дай верить, что я тоже прежнийСтою над распрей прежних вод!6 июня 1913
Imatra
Над Иматрой
Размер ямбического триметраМне слышен в гуле вод твоих.В твоем глухом гуденьи, Иматра,Есть правильный и строгий стих.И сосны, в лад с тобой раскачены,Колебля рыжие стволы,Слагают гимн, людьми утраченный,Вам вторя, пенные валы.Пещеры, откликами смутнымиВливаясь в ваш созвучный хор,Ведут с громадами минутнымиДавно начатый разговор.И даже дольмены гранитные,В ответ на ваш немолчный нов,Возносят песни первобытные,Клир еле слышных голосов.Всё вкруг, в затишье и под ветрами,Под солнцем, при луне, во мгле,Поет назначенными метрамиХвалу стоустую Земле!1913
Imatra
У круглого камня
Белея, ночь приникла к яхте,Легла на сосны пеленой…Отава, Пейва, Укко, Ахти,Не ваши ль тени предо мной?Есть след ноги на камне старом,Что рядом спит над гладью вод.Туони! ты лихим ударомЕго отбросил от ворот!Бывало, в грозные хавтаймы,Неся гранитные шары,Сюда, на тихий берег Саймы,Вы все сходились для игры.Где ныне косо частоколомВдали обведены поля,Под вашим божеским футболомДрожала древняя земля.И где теперь суровый шкиперФарватер ищет между скал,Когда-то Юмала-голкиперЛицо от пота омывал.Былые матчи позабыты,И вы — лишь тени в белой мгле, —Но тяжкие мята-гранитыЛежат в воде и на земле.1913
Вуоксенниска
Сайма
Лодка, порывистым ветром качаема,Килем валы опененные режет.Снова прибоями сизая СаймаСтарые камни прибрежия нежит.Видны извилины берега пестрого;Дачи и сосны, пески и граниты…Вырос над волнами маленький остров,Пеной, как кружевом, нежно повитый.Справа — утесы: лишь ели да верески;Срыв недоступный — коричнев и зелен.Ветер навстречу, упорный и резкий,Свищет надменно из древних расщелин.Слева — по светлому склону рассеяны,Белые виллы, с ласкающим садом,В воду глядятся, как смотрят в бассейныЖены гаремов прищуренным взглядом.Сайма ласкает, почти успокоена,Нас, и гранит, и садовые флоксы,Чтобы потом, исступленно и знойно,Броситься грудью на камни Вуоксы.8 июля 1913
Вуоксенниска
Неведомый прохожий
Я — неведомый прохожий
В суете других бродяг…
«Urbi et оrbi»Закат над морем
Над морем из серого крепа,На призрачно-розовом шелке,Труп солнца положен; у склепаСтоят паруса — богомолки,Пред ними умерший владыкаНедавно горевшего дня…Ложатся от алого ликаПо водам зигзаги огня.Вот справа маяк полусонныйВзглянул циклопическим взором;Весь в пурпуре, диск удлиненныйСовпал с водяным кругозором;И волн, набегающих с силой,Угрюмей звучат голоса…Уже над закрытой могилой;Померкнув, стоят паруса.20 июля 1913
Noordwijk-aan-Zee
Над северным морем
Над морем, где древние фризы,Готовя отважный поход,Пускались в туман серо-сизыйПо гребням озлобленных вод, —Над морем, что, словно гигантский,Титанами вырытый ров,Отрезало берег британскийОт нижнегерманских лугов, —Бреду я, в томленьи счастливомНеясно-ласкающих дум,По отмели, вскрытой отливом,Под смутно-размеренный шум.Волна набегает, узорноИзвивами чертит песокИ снова отходит покорно,Горсть раковин бросив у ног;Летит красноклювая птица,Глядя на меня без вражды,И чаек морских вереницаПрисела у самой воды;Вдали, как на старой гравюре,В тумане уходит из глаз,Привыкший к просторам и к буре,Широкий рыбацкий баркас…Поют океанские струныНапевы неведомых лет,И слушают серые дюныЛюбовно-суровый привет.И кажутся сердцу знакомыИ эти напевы тоски,II пенные эти изломы,И влажные эти пески,И этот туман серо-сизыйНад взрытыми далями вод…Не с вами ли, древние фризы,Пускался я в дерзкий поход?5 июля 1913
Scheveningen
Океан и дюны
Рушатся волн белопенные гребни,Глади песков заливает прилив;Море трубит все надменней, хвалебнейДревний любовный призыв.Слушают дюны: привычны им песниС детства знакомого друга-врага;Пусть он грозит: год за годом чудеснейДальше растут берега.Новой грядой выдвигаются дюны,Груди свои поднимают, — а он,Вечно влюбленный, и сильный, и юный,Страстью былой распален.Рушатся белые гребни все ближеК дюнам недвижным; их сдвинутый рядСмело встречает насильника. Чьи жеСилы в борьбе победят?Миг — и впились опененные губыПрямо в высокие груди-сосцы…Чу! то играют отзывные трубы:Слиты в объятьи бойцы…9 июля 1913
Noordwijk-aan-Zee
В Голландии
Эти милые, красно-зеленые домики,Эти садики, в розах и желтых и алых,Эти смуглые дети, как малые гномики,Отраженные в тихо-застывших каналах, —Эти старые лавки, где полки уставленыРядом банок пузатых, давно закоптелых,Этот шум кабаков, заглушенный, подавленный,Эти рослые женщины в чепчиках белых, —Это всё так знакомо, и кажется; в сказке я,И готов наважденью воскликнуть я: vade![14]Я с тобой повстречался, Рембрандтова Саския?Я в твой век возвращен, Адриан ван Остаде?13 июля 1913
Leiden
К северному морю
Я пришел с тобой проститься, море,Может быть, на долгие года.Ты опять — в сверкающем уборе,В кружевах из пены, как всегда.И опять валы неутомимоТы стремишь на сглаженный песок,Как в те дни, когда впервые — РимаТы вдали заметило значок.Те же ветры сумрачные дули,Те же облака бесстрастно шли,В дни, когда отсюда строгий ЮлийВел на диких бриттов корабли.И туман над ширью океанскойТак же плыл, торжественно-суров,В дни, когда сзывал Вильгельм ОранскийЗа свободу родины бойцов.А когда озолотило чудоАмстердам, и Лейден, и Анвер, —Те же дали видели отсюдаГальс, Ян Стен, Гоббема и Фермер.Кесарю, Вильгельмам, чародеямКисти — лепетало ты привет.Тем же гулом ласковым лелеем,Я теперь тебе шепчу ответ.Проходи, о, море, неизменнымСквозь века, что поглощают нас,И узором, призрачным и пенным,Покрывай пески в урочный час!Июль 1913
Noordwijk-aan-Zee
Зимнее возвращение к морю
Я скорей тебя увидел снова,Чем я ждал, простор соленых вод,Но как грустно, грозно и суровоТы влачишь валы на твердый лед!Набегает черный вал с разбега,Белой пены полосой повит,На предел белеющего снега, —И покорно стелется, разбит.Облака, как серые громады,Медленно над далями плывут,Словно эти дымы моря — радыОтдохнуть, свершив свой летний труд.Рыжих сосен поросли на дюнахЖдут, когда наступит черный мрак,Вспыхнут огоньки на мерзлых шкунах,Завращает красный глаз маяк.Здравствуй, море, северное море,Зимнее, не знаемое мной!Новое тебе принес я горе,Новое, не бывшее весной!Успокой, как летом, и обрадуйБесконечным ропотом валов,Беспредельной сумрачной усладойВолн, идущих сквозь века веков!18 декабря 1913
Эдинбург II
Вечер над морем
Желтым золотом окрашеныДали в просветы хвои.Солнца луч полупогашенныйБьет в прибрежные струи.Море сумрачное движется,Льдины белые неся.В облаках чуть зримо нижетсяСветло-синяя стезя.Краски пламенно-закатныеХмурым днем помрачены,Но все те ж движенья ратныеВечно зыблемой волны.Меркнет огненное золото,Скрыто облачным плащом, —И в последний раз уколотоМоре гаснущим лучом.Декабрь 1913
Эдинбург II
Природы соглядатай
Природы праздный соглядатай…
А. ФетВечерний Пан
Вечерний Пан исполнен мира,Не позовет, не прошумимЗадумчив, на лесной поляне,Следит, как вечер из потираЛьет по-небу живую кровь,Как берега белеют вновьВ молочно-голубом тумане,И ждет, когда луч АлтаираВ померкшей сини заблестит.Вечерний Пан вникает в звуки,Встающие во мгле кругом:В далекий скрип пустой телеги,В журчанье речки у излукиИ в кваканье глухих прудов.Один, в безлюдии святом,Он, в сладком онеменьи неги,Косматые вздымает руки,Благословляя царство снов.1914
Опалиха
Вечером в дороге
Кричат дрозды; клонясь, дрожатГоловки белой земляники;Березки забегают в ряд,Смутясь, как девы полудикие.Чем дальше, глубже колеи;Вот вышла ель в старинной тальме…Уже прозрачной кисеиПовисла завеса над далями.Вновь — вечер на лесном пути,Во всем с иным, далеким, сходен.Нет, никуда нам не уйтиОт непонятно милой родины!Чу! не прощанье ль крикнул дрозд?Клонясь, дрожит иван-да-марья.В просвете — свечи первых звездИ красный очерк полушария.Весной
Попискивают птицыВ роще березовой;Сетят листья теньНа песок почти розовый;Облачков вереницыСтынут в лазури ясной;Расцвел пригожий день,С душой согласный.Эти зеленые травы,Современницы нашей планеты,Эта предельная синь,Эти весенние светы, —Исполнены древней отравы,Пьянящей, от века до века,Странника мировых пустынь, —Человека.1914
Опалила
Весеннее
Остеженный последним снегом,Весну встречая, грезит лес,И тучи тешатся разбегом,Чертя аэродром небес.Кто, исхищренный как китаец,Из туч ряды драконов сплел?А, под березой, зимний заяцОглядывает, щурясь, дол.Вдали водоворотит мореНа нажить хлынувшей реки,И крыши изб на косогоре,Как нежная пастель, — легки.Не нынче ль смелой увертюройСмутит нас первая гроза?Но солнце, из-за ткани хмурой,Глядит на нас, как глаз в глаза.Опять в душе кипит избытокИ новых рифм, и буйных слов,И пью, как нежащий напиток,Я запах будущих цветов.Март 1912
Подольск
Ночью светлой
Ночи светлой, ночи летнейСумрак лег над далью сонной.Цвет и краски незаметней,Воздух дышит благовонный.То река иль то дорогаВьет меж потемневших пашен?К небу ветви поднял строгоСтарый дуб, суров и страшен.Огоньки в окошках блещут,Небо чище и открытой,В нежной сини чуть трепещутПары телеграфных нитей…1912
Подольск
Цветики убогие
Цветики убогие северной весны,Веете вы кротостью мирной тишины.Ландыш клонит жемчуг крупных белых слез,Синий колокольчик спит в тени берез,Белая фиалка высится, стройна,Белая ромашка в зелени видна,Здесь иван-да-марья, одуванчик там,Желтенькие звезды всюду по лугам,Изредка меж листьев аленький намек,Словно мох, бессмертный иммортель-цветок, —Белый, желтый, синий — в зелени полян,Скромный венчик небом обделенных стран4 июня 1912
Опалила
Крот
Роет норы крот угрюмый;Под землей чуть слышны шумыС травяных лугов земли:Шорох, шелест, треск и щебет…Лапкой кожу крот теребит:Мышь шмыгнула невдали.У крота дворец роскошен,Но, покуда луг не скошен,Людям тот дворец незрим.Под цветами скрыты входы,Под буграми — залы, своды…Крот, ты горд дворцом своим!Роет черный крот-строитель.Темных, теплых комнат житель,Он чертог готовит свой,Ставит твердые подпорыИ запасы носит в норы,Пряча в дальней кладовой.Милый крот, слепой рабочий!Выбирай темнее ночи,Берегись сверканий дня!Будет жалко мне немногоПовстречать, бредя дорогой,Черный трупик подле пня.1913
Туман осенний
Туман осенний струится грустно над серой далью нагих полей,И сумрак тусклый, спускаясь с неба, над миром виснет все тяжелей,Туман осенний струится грустно над серой далью в немой тиши,И сумрак тусклый как будто виснет над темным миром моей души.Как будто ветлы стоят над речкой, как будто призрак дрожит близ них…Иль только клубы дрожат тумана над серой далью полей нагих?Как будто птица, качая крылья, одна мелькнула в немой тиши…Иль только призрак мелькнул былого над темным миром моей души?Здесь было солнце! здесь были нивы! здесь громкий говор жнецов не тих!Я помню счастье, и поцелуи, и мной пропетый звенящий стих!Туман осенний, плывущий грустно над серой далью нагих полей,Свое бесстрастье, свое дыханье, свое молчанье в меня пролей!1913
Опалила
Сухие листья
Сухие листья, сухие листья,Сухие листья, сухие листьяПод тусклым ветром кружат, шуршат.Сухие листья, сухие листья,Под тусклым ветром сухие листья,Кружась, что шепчут, что говорят?Трепещут сучья под тусклым ветром;Сухие листья под тусклым ветромЧто говорят нам, нам шепчут что?Трепещут сучья, под тусклым ветром,Лепечут листья, под тусклым ветром,Но слов не понял никто, никто!Меж черных сучьев синеет небо,Так странно-нежно синеет небо,Так странно-нежно прозрачна даль.Меж голых сучьев прозрачно небо,Над черным прахом синеет небо,Как будто небу земли не жаль.Сухие листья шуршат о смерти,Кружась под ветром, шуршат о смерти:Они блестели, им время тлеть.Прозрачно небо. Шуршат о смертиСухие листья, — чтоб после смертиВ цветах весенних опять блестеть!Октябрь 1913
Опалиха
Красный
Под улыбкой солнца
И для них весною красной,
Под улыбкой солнца ясной,
Распускалися цветы.
К. ФофановВ том же парке
И в том же парке, давнем, старом,Где, отрок, ранний свой восходЯ праздновал, вверяясь чарамБестрепетных озерных вод,Где я слагал впервые песни,С мечтой неверной о любви,Где жизнь все слаще, все чудеснейШептала в ветре мне: «Живи!»Я прохожу чрез годы, — годы,Исполненные бурь и смут,А вкруг — все тот же блеск природы,Все тот же мерный бег минут!Как будто не было безумий,Позорных и блаженных лет:Я узнаю в июльском шумеБылой, божественный привет.И мил мне чей-то взор манящий,И алость чьих-то близких губ,И дождь, чуть слышно моросящий,И зелень острохвойных куп.Вы живы, царственные ели!Как вы, жива душа моя!Напрасно бури тяготелиГодин шумящих бытия!Я — тот же отрок, дерзко-юный,Вся жизнь, как прежде, впереди,И кедра сумрачные струныМне под дождем поют: «Иди!»Иду я, полон прежней веры,К безвестным далям, к новым снам,И этот день, туманно-серый,Векам покорно передам.Он был, он есть, — без переменыОн будет жить в стихе моем.Как имя нежное Елены,Сплетенное с мелькнувшим днем.6–7 июля 1912
Петровское-Разумовское
Сказка
Я учусь быть добрым, я хочу быть ласковым.Вы, стихов поющих верные хранители:Это будет песня, это будет сказка вам!Нежные признанья выслушать хотите ли?В тайный бор дороги конному и пешемуДикими кустами строго загорожены.Там русалки вторят звонким смехом лешему;Карликов заморских — норы вдоль изложины;Там, на курьих ножках, есть изба Ягиная;Плачет, заблудившись, Гретхен с юным Гензелем;В чаще, где не молкнет песня соловьиная,Там высокий терем, с древнефряжским вензелем.В горнице тесовой, у окна открытого,Ждет меня царевна, Нелли светло-русая.К ней, от жизни мерной, мира домовитого,На коне волшебном вдруг переношуся я.Маленькие руки я ласкаю длительно,Аленькие губки я целую, радостный;Смех ее ответный нежит так целительно,Взор ее мне светит: тихий, милый, благостный.За окном Жар-Птица пролетит, вся в пламени,Рюбецаль киркою простучит с участием…Нам не нужно лучших, непреложных знамений:В тереме мы дышим волшебством и счастьем!О чудесном лесе буду песни складывать,Расскажу про терем сказку — правду мудрую.Вам, друзья напевов, — слушать и разгадывать:Где я взял царевну, Нелли светлокудрую!1912
Москва
В лодке
Завечерело озеро, легла благая тишь.Закрыла чашу лилия, поник, уснул камыш.Примолкли утки дикие; над стынущей водойЛишь чайка, с криком носится, сверкая белизной.И лодка чуть колышется, одна средь темных вод,И белый столб от месяца по зыби к нам идет.Ты замолчала, милая, и я давно молчу:Мы преданы вечерней мгле и лунному лучу.Туманней дали берега, туманней дальний лес;Под небом, чуть звездящимся, мир отошел, исчез…Я знаю, знаю, милая, — в священной тишинеТы снова, снова думаешь печально — обо мне!Я знаю, что за горестной ты предана мечте…И чайка, с криком жалобным, пропала в темноте.Растет, растет безмолвие, ночь властвует кругом…Ты тайно плачешь, милая, клонясь к воде лицом.24 июля 1912
Сенежское озеро
Дождь и солнце
Муаровые отблески сверкают под лучом.Мы вновь на тихом озере, как прежде, мы вдвоем.Дождь легкий, дождь ласкающий кропит, кропитлиству…Мне кажется, что снова я в далеком сне живу.И солнце улыбается, как было год назад,И пестрые жемчужины отряхивает сад.Всё то же, что томило нас: и парк, и дождь, и пруд,И сосны острохвойные наш отдых стерегут!Любви порыв ликующий, как странно ты живуч!Сквозь дождь, сквозь небо серое сверкает вещий луч!За сеткой — даль туманная, пузырится вода…О Солнце! победителем останься, как тогда!1913
После скитаний
После скитаний,далеких и труддых,вдали заблистали,В нежном тумане,лугов изумрудныхзнакомые дали!В море шумящем,под ропоты бури,манило вернуться —К зарослям-чащам,к неяркой лазури, —над речкой проснуться,Слыша мычаньебыков и призывыродимой свирели…Кончив блужданье,усталый, счастливый,вот я — у цели!1915
В буйной слепоте
Как, в буйной слепоте страстей,
Мы то всего вернее губим,
Что сердцу нашему милей!
Ф. Тютчев«Итак, это — сон, моя маленькая…»
Итак, это — сон, моя маленькая,Итак, это — сон, моя милая,Двоим нам приснившийся сон!Полоска засветится аленькая,И греза вспорхнет среброкрылая,Чтоб кануть в дневной небосклон.Но сладостны лики ласкательные,В предутреннем свете дрожащие,С улыбкой склоненные к нам,И звезды, колдуньи мечтательные,В окно потаенно глядящие,Приветствия шепчут мечтам.Так где ж твои губы медлительные?Дай сжать твои плечики детские!Будь близко, ресницы смежив!Пусть вспыхнут лучи ослепительные,Пусть дымно растаю в их блеске я,Но память о сне сохранив!1912
Москва
«Сумрак тихий, сумрак тайный…»
Сумрак тихий, сумрак тайный,Друг, давно знакомый мне,Безначальный и бескрайный,Призрак, зыблющий туманы,Вышел в лес и на поляны,Что-то шепчет тишине.Не слова ль молитвы старой,Древней, как сама земля?И опять, под вечной чарой,Стали призрачной химеройСкудный лог, орешник серый,Зашоссейные поля.Давний, вечный сон столетий,В свете звезд, опять возник:И вся жизнь — лишь ветви эти,Мир — клочок росистый луга,Где уста нашли друг друга,Вечность — этот темный миг!Июль 1912
Подольск
«Безумие белого утра смотрело в окно…»
Безумие белого утра смотрело в окно,И было все странно-возможно и все — все равно.И было так странно касаться, как к тайным мечтам,К прозрачному детскому телу счастливым губам.Но облачный день засветился над далыо лесной,Все стало и ясно, и строго в оправе дневной.Ночные безумные бездны, где все — все равно,Сменило ты, солнце, сменило ты, Бородино!Вот снова стоит император, и грозный призывМне слышен на поле кровавом, меж зреющих нив:«Что страсти пред гимном победы, пред зовом Судьбы!Мы все „увлекаемся Роком“, все — Рока рабы!»Свет солнца, даль нив, тень былого! Как странно давноБезумие белого утра смотрело в окно!Июль 1912
Бородино
«Это чувство — странно-невозможного…»
Это чувство — странно-невозможного,Вдруг обретшего и кровь и плоть,В миг воспоминания тревожногоЯ стараюсь тщетно побороть!Помнятся, и видятся, и движутсяВымыслы безудержной мечты.Словно перлы сказочные нижутсяВ ожерелье жуткой красоты!И глазам так больно от слепительнойВспышки перепутанных огней…Но — все было в жизни ли действительной,Иль в игре сновидящих теней?Здесь я — тайн достигший иль обманутыйСладостным предчувствием чудес?И боюсь, чтоб перлов блеск с протянутойНити, лишь проснусь я, не исчез!Ах, как знак призвания не ложногоС неба кинь мне светлую милоть,Ты, виденьям странно-невозможногоДаровавшая и кровь и плоть!<1916>
«Мне вспомнить страшно, вспомнить стыдно…»
Мне вспомнить страшно, вспомнить стыдноМои безумные слова, —Когда, качаясь серповидно,Тень на стене была жива;Когда клонилось к телу тело,Уста искали влажных уст,И грезе не было предела,А внешний мир был странно-пуст.Я верил, или я не верил?Любил вполне, иль не любил?Но я земное небом мерилИ небо для земли забыл!Качались тени. Губы млели.Светилась тела белизна.И там, вкруг сумрачной постели,Была блаженная страна, —Страна, куда должны причалитьВсе золотые корабли,Где змей желаний сладко жалитИ душен аромат земли!И не было ни стен, ни комнат, —Хмель солнца, пьяная трава…О, неужели мысли вспомнятМои безумные слова!1912
«Месяц в дымке отуманенной…»
Месяц в дымке отуманеннойВ тусклом небе, словно раненый,Обессиленный лежит.Все огни давно погашены;Издалека голос башенныйЧто-то грустное гудит.Возвращаюсь вновь под утро я.Вновь Минерва, дева мудрая,Держит, как маяк, копье.Там, где Лар стоит отеческий,Мне гласит гекзаметр греческий:«В мире каждому свое!»Надо улицей пустынноюПроходить мне ночью длинною,После вздохов роковых,Чтоб укусы и объятия,Чтоб восторги и проклятияПревратить в бессмертный стих.1913
«Я помню легкие пиластры…»
Und mein Stamm sind jene Asra,
Welche sterben, wenn sie lieben.
H. Heine[15]Я помню легкие пиластрыЗакатных облаков в огне,Когда, со мной целуя астры,Ты тихо прошептала мне:«И я, и я — из рода азров!»Я помню бред безумной ночи,Бред клятв, и ласк, и слез, и мук,Когда, вперив в молчанье очи,Ты повторила, с хрустом рук:«И я, и я — из рода азров!»И помню я твой взгляд застывший· · · · · ·И в этот миг, как меч губивший,Твои слова я вспомнил вновь:Да, ты была из рода азров!И никогда к тебе, волнуемЖеланьем, не прильну без слов!Ты не коснешься поцелуемМоих седеющих висков!Да, ты была из рода азров!И не смотреть нам на пиластрыВечерних облаков в огне,И ты, со мной целуя астры,Не повторишь мне, как во сне;«И я, и я — из рода азров!»1913
«Я не был на твоей могиле…»
Я не был на твоей могиле;Я не принес декабрьских розНа свежий холм под тканью белой;Глаза других не осудилиМоих, от них сокрытых, слез.Ну что же! В неге онемелой,Еще не призванная вновь,Моих ночей ты знаешь муки,Ты знаешь, что храню я целойВсю нашу светлую любовь!Что ужас длительной разлукиПарит бессменно над душой,Что часто ночью, в мгле холодной,Безумно простирая руки,Безумно верю: ты со мной!Что ж делать? Или жить бесплодноЗдесь, в этом мире, без тебя?Иль должно жить, как мы любили,Жить исступленно и свободно,Стремясь, страдая и любя?Я не был на твоей могиле.Не осуждай и не ревнуй!Мой лучший дар тебе — не розы:Все, чем мы вместе в жизни жили,Все, все мои живые грезы,Все, вновь назначенные, слезыИ каждый новый поцелуй!8 января 1914
«Это — не надежда и не вера…»
Это — не надежда и не вера,Не мечтой одетая любовь:Это — знанье, что за жизнью серой,В жизни новой, встретимся мы вновь.Нет, не жду я райского селенья,Вод живых и золотых цветов,Вечных хоров ангельского пеньяИ блаженством зыблемых часов.Не страшусь и пламенного ада,С дьяволами в красных колпаках,Смол огнекипящих и обрядаСтрашного суда на облаках.Знаю: там, за этой жизнью трудной,Снова жизнь и снова тяжкий труд;Нас в простор лазурно-изумрудныйКрылья белые не вознесут.Но и там, под маской сокровенной,С новым даром измененных чувств,Нам останется восторг священныйПодвигов, познаний и искусств.Там, найдя, кого мы потеряли,Будем мы, без пламени в крови,Снова жить всей сладостью печалиИ, прошедшей через смерть, любви!1914
Там, у входа
И покинем
Там, у входа,
Покрывала ваши мрачные!
А. ФетБезвестная вестница
Что это? Пение, славленьеСчастья всем хором земли,Облачка в небе курчавленье,Пташек веселье в дали!Что это? Таянье, млениеЗвуков, цветов и лучей!Вечное право весеннееСлавит журчаньем ручей.Как же? Не я ли, раздавленныйГлыбой упавшей скалы,Странник, друзьями оставленный,Вестника сумрачной мглыЖдал; но не образ МеркурияГрозно сошел с высоты:Вижу в прозревшей лазури яМилые чьи-то черты.Кто ты, безвестная вестницаТайно наставшей весны?Фея, богиня, кудесница?Иль только смутные сныНежат пред мигом томительным,Нас подводящим к концу?Ты, с удивленьем медлительным,Клонишься тихо к лицу…Пение, мление, алыеСветы наполнили храм…Миг! и уста не усталыеЖадно прижал я к устам!1914
На санках
Санки, в радостном разбеге,Покатились с высоты.Белая, на белом снегеПредо мной смеешься ты.Чуть дрожат, качаясь, сосны,С моря веет ветерок…Верю: снова будут весны,День счастливый недалек.Нет ни ужаса, ни горя:Улыбнулся детский лик,И морозный ветер с моряВ душу ласково проник.Надо легким быть, как санки,Надо жить лишь для игры,И лететь во глубь, к полянке,Склоном сглаженной горы!Снова в радостном разбегеСанки мчатся с высоты,И, упав, на белом снеге,Белая, смеешься ты!11 января 1914
В лодке рыбацкой
В лодке рыбацкой, недвижной в снегу,Как хорошо верить в счастье мгновенья!Волны шумят на морском берегу,Льдины бросают на снег, как каменья.Дым расстилает вдали пароход;Сзади высокие сосны застыли.Здесь, перед дикой мятежностью вод,Как не забыть, что мы есть, чем мы были!Прошлого нет. Это — будущих днейВолны играют у грани прибрежной…Милая, верь тайной вере моей:То, что нам снится, — всегда неизбежно.В эти мгновенья, — меж льдистых снегов,В эти мгновенья на отмели белой,Как не расслышать властительный зон,Как не понять, что нам море пропело!В лодке рыбацкой, застывшей в снегу,Словно на белом, тяжелом причале,Случай, как вал на морском берегу,Будто зовет нас в безвестные дали!15 января 1914
В старинной риге
Здесь, в старинной Риге,В тихий день ненастья,Кротко я встречаюМаленькие мигиМаленького счастья.Дом ЧерноголовыхСмотрит так любовно,Словно рад он маю;Двух, любить готовых,Ободряет словно.Под дождем так яркоЗеленеют липкиЗеленью весенней;Ах, деревья паркаНам дарят улыбки!Ветерка морскогоНежит легкий холод…Тайно сходят тени…Иль влюблен я снова?Иль я снова молод?1 мая 1914
Мгновенья мгновеннее
Мгновенья мгновеннее…
А. Добролюбов1. Утром
Черный и упрямый локон вьется нежно близ меня,Но упорно в рамы окон льется снежный отблеск дня.Тайны ночи побледнели, дали грубы, груб их свет…Не случайно очи млели! ждали губы губ в ответ!Ты невольно грудь склонила… Как тревожно дышишь ты!..О, как больно! Будь, что было! Можно все, — услышь мечты!Внемлешь? нет? Упрямый локон с плеч скатился, соскользнул…Иль ты дремлешь? В рамы окон, словно меч, вонзился гул.1914
2. На лыжах
Опьяняет смелый бег.Овевает белый снег.Режут шумы тишину.Нежат думы про весну.Взглядом, взглядом облелей!Рядом, рядом — и скорей!Твой ли стан склонен ко мне?Все ль обман и сон во сне?Мир во власти зимних нег,Миги застит дымный снег.1914
3. Как неяркие бутоны
Как неяркие бутоны превращают лепесткиВ ярко-радостные розы, ало-красные цветы, —Так твой ропот затаенный, стоны девичей тоски,Стали — сладостные грезы, жадно-страстные мечты!И, как белая лилея, над прозрачностью пруда,Закрывает в лунном свете свой убор, дыша чуть-чуть, —Так, несмелая, пьянея, в дрожи брачного стыда,Опускаешь взор, как дети, ты, — спеша ко мне на грудь!Но, во мгле наставшей ночи, сны Красавицы НочнойДышат томно, дышат страстно, в летней, душной тишине, —Так, опять поднявши очи, чуть лукавя с темнотой,Ты нескромно, ты безгласно — ждешь, послушна, как во сне!16 ноября 1914
Сиреночка
В лесу пропела пеночкаИ дятел простучал.Приди ко мне, сиреночка:Час призраков настал.Росой чуть-чуть увлажены,И мхи послушно спят,А с неба, словно в скважины,К вам звездочки глядят.Простерли сосны темныеНад ложем бахрому;Здесь канут все нескромныеСлова — в глухую тьму.Приди! Никем не слышимы,В тиши зашепчем вновь,Все вкрадчивей, все тише мыПро счастье, про любовь.Вновь склонит, с неизбежностью,Мечта — к устам уста,И круг замкнет над нежностью,До утра, темнота.А утром крикнет пеночка,Встревожит дятел тишь,И ты, моя сиреночка,Скользнешь в речной камыш.1914
Умершим мир!
Умершим мир! Пусть спят в покоеВ немой и черной тишине.Над нами солнце золотое,Пред нами волны — все в огне.Умершим мир! Их память святоВ глубинах сердца сохраним.Но дали манят, как когда-то,В свой лиловато-нежный дым,Умершим мир! Они сгорели,Им поцелуй спалил уста.Так пусть и нас к такой же целиВедет безумная мечта!Умершим мир! Но да не встанетПред нами горестная тень!Что было, да не отуманитТеперь воспламененный день!Умершим мир! Но мы, мы дышим.Пока по жилам бьется кровь,Мы все призывы жизни слышимИ твой священный зов, Любовь!Умершим мир! И нас не минетПоследний, беспощадный час,Но здесь, пока наш взгляд не стынет,Глаза пусть ищут милых глаз!1914
Желтый
Стоим, мы слепы…
Стоим, мы слепы, пред судьбою…
Ф. ТютчевПоследняя война
Свершилось. Рок рукой суровойПриподнял завесу времен.Пред нами лики жизни новойВолнуются, как дикий сон.Покрыв столицы и деревни,Взвились, бушуя, знамена.По пажитям Европы древнейИдет последняя война.И всё, о чем с бесплодным жаромПугливо спорили века.Готова разрешить ударомЕе железная рука.Но вслушайтесь! В сердцах стесненныхНе голос ли надежд возник?Призыв племен порабощенныхВрывается в военный крик.Под топот армий, гром орудий,Под ньюпоров гудящий лет,Всё то, о чем мы, как о чуде,Мечтали, может быть, встает.Так! слишком долго мы коснелиИ длили валтасаров пир!Пусть, пусть из огненной купелиПреображенным выйдет мир!Пусть падает в провал кровавыйСтроенье шаткое веков,В неверном озареньи славыГрядущий мир да будет нов!Пусть рушатся былые своды,Пусть с гулом падают столбы, —Началом мира и свободыДа будет страшный год борьбы!20 июля 1914
Старый вопрос
Не надо заносчивых слов,Не надо хвальбы неуместной.Пред строем опасных враговСомкнемся спокойно и тесно.Не надо обманчивых грез,Не надо красивых утопий;Но Рок подымает вопрос:Мы кто в этой старой Европе?Случайные гости? орда,Пришедшая с Камы и с Оби,Что яростью дышит всегда,Все губит в бессмысленной злобе?Иль мы — тот великий народ,Чье имя не будет забыто,Чья речь и поныне поетСозвучно с напевом санскрита?Иль мы — тот народ-часовой,Сдержавший напоры монголов,Стоявший один под грозойВ века испытаний тяжелых?Иль мы — тот народ, кто обрелДвух сфинксов на отмели невской.Кто миру титанов привел,Как Пушкин, Толстой, Достоевский?Да, так, мы — славяне! ИнымДоныне ль наш род ненавистен?Легендой ли кажутся имСлова исторических истин?И что же! священный союзТы видишь, надменный германец?Не с нами ль свободный француз,Не с нами ль свободный британец?Не надо заносчивых слов,Не надо хвальбы величавой,Мы явим пред ликом веков,В чем наше народное право.Не надо несбыточных грез,Не надо красивых утопий.Мы старый решаем вопрос:Кто мы в этой старой Европе?30 июля 1914
Наши дни
Не вброшены ль в былое все мы,Иль в твой волшебный мир, Уэллс?Не блещут ли мечи и шлемыНад стрелами звенящих рельс?Как будто рыцарские тени,В лучах прожекторов, опятьЛетят на буйный пир сраженийТоржествовать и умирать!Смотря в загадочные дали,Мы смело ждем безмерных дел,Вновь подвигов при Ронсевале,Твоих ударов, Карл Мартелл!А мерно с Эйфелевой башниЛетит неслышимая речь,Чтоб всё, что ведал день вчерашний,Для будущих времен сберечь.Ротационные машиныСтучат как ночью, так и днем,Чтоб миг не минул ни единый,Газетным позабыт столбцом.И сквозь налет ночных туманов,Как призраки иных веков,Горят глаза аэроплановНад светом вражеских костров.8 августа 1914
Круги на воде
От камня, брошенного в воду,Далеко ширятся круги.Народ передает народуПроклятый лозунг: «мы — враги!»Племен враждующих не числи;Круги бегут, им нет числа;В лазурной Марне, в желтой ВислеВлачатся чуждые тела;В святых просторах ПалестиныУже звучат шаги войны;В Анголе девственной — долиныЕе стопой потрясены;Безлюдные утесы ЧилиОглашены глухой пальбой,И воды Пе-че-ли покрылиФлот, не отважившийся в бой.Везде — вражда! где райской птицыВоздушный зыблется полет,Где в джунглях страшен стон тигрицы,Где землю давит бегемот!В чудесных, баснословных странахВизг пуль и пушек ровный рев,Повязки белые на ранахИ пятна красные крестов!Внимая дальнему удару,Встают народы, как враги,И по всему земному шаруБегут и ширятся круги.2 декабря 1914
Варшава
Пора!
Была пора ударить буре,Расчистить хмурый небосвод.И вот — нет проблесков лазури,Гроза гремит, гроза растет.То не камыш под ветром гнется, —Твердыни крепостей дрожат;Не дождь на травы пастбищ льется, —Стальной стучит по грудям град;То не деревья, в вихре яром,На берег рухнули пруда, —Кругом, обгрызены пожаром,Лежат в руинах города.С Атлантики вплоть до УралаСамумом движутся полки;Кровь — снег и травы запятнала,Кровь — замутила ток реки.На вольных, вечных океанах,У стен пяти материков,Мелькают без огня в туманахГромады боевых судов.Темны мечты, виденья дики,Водоворотом схвачен мир.Везде штыки, винтовки, пики,Угрозы пушек и мортир.;Гроза «военной непогоды»Шумит по градам и полям,Да выйдут древние народыИз бури к просветленным дням!Пусть громы пробушуют в небе,Огнь молний пусть прожжет сердца, —И пусть узнают все свой жребий,Свою судьбину — до конца!Октябрь — декабрь 1914
Белосток. Варшава
На Карпатах
Уступами всходят Карпаты,Под ногами тает туман,Внизу различают солдатыДревний край — колыбель славян.Весенним приветом согрета,Так же тихо дремала страна…На четыре стороны светаОтсюда шли племена.Шли сербы, чехи, поляки,Полабы и разная русь.Скрывалась отчизна во мраке,Но каждый шептал: «Я вернусь!»Проносились века и беды,Не встречался с братьями брат,И вот, под грохот победы,Мы снова на склонах Карпат.Вздохни же ожиданным мигом,Друзей возвращенных встречай,Так долго под вражеским игом,Словно раб, томившийся край.Засветился день возвращенья,Под ногами тает туман…Здесь поставьте стяг единеньяНашедших друг друга славян!15 октября 1914
Варшава
Чаша испытаний
Будь меж святынь в веках помянутаТы, ныне льющаяся кровь!Рукой властительной протянутаНам чаша испытаний вновь.Она не скоро опорожнится,Струясь потоком с высоты…И вот — в руках врагов заложница,Сирена польская, и ты!Так что ж! с лицом первосвященниковСпокойно жертву принесем!Оплакивать не время пленников,Ряды оставшихся сомкнем.Одно: идти должны до края мы,Все претерпев, не ослабеть.День торжества, день, нами чаемый,Когда-то должен заблестеть.И пусть над Бугом — каски прусские;Он от того чужим не стал;И будем мы всё те же русские,Уйдя за Волгу, за Урал.Под Нарвами, под АустерлицамиУчились мы Бородину.Нет, мало овладеть столицами,Чтоб кончить Русскую войну!Июль 1915
Высоких зрелищ зритель…
Счастлив, кто посетил сей мир
В его минуты роковые.
Его призвали всеблагие
Как собеседника на пир.
Он — их высоких зрелищ зритель…
Ф. ТютчевПольше
Орел одноплеменный!
…Верь слову русского народа:
Твой пепл мы свято сбережем,
И вата общая свобода,
Как феникс, возродится в нем
Ф. ТютчевПровидец! Стих твой осужденныйНе наше ль время прозревал,Когда «орел одноплеменный»Напрасно крылья расширял!Сны, что тебе туманно снились,Предстали нам, воплощены,И вещим светом озарилисьВ багровом зареве войны.Опять родного нам народаМы стали братьями, — и вотТа «наша общая свобода,Как феникс», правит свой полет.А ты, народ скорбей и веры,Подъявший вместе с нами брань,Услышь у гробовой пещерыСвященный возглас; «Лазарь, встань!»Ты, бывший мертвым в этом мире,Но тайно памятный Судьбе,Ты — званый гость на нашем пире,И первый наш привет — тебе!Простор родимого пределаЕдиным взором облелей,И крики «Польска не сгинела!»По-братски, с русским гимном слей!1 августа 1914 г.
В Вильно
Опять я — бродяга бездомный,И груди так вольно дышать.Куда ты, мой дух неуемный,К каким изумленьям опять?Но он, — он лишь хочет стремитьсяВперед, до последней поры;И сердцу так сладостно битьсяПри виде с Замковой Горы.У ног «стародавняя Вильна», —Сеть улиц, строений и крыш,И Вилия ропщет бессильно,Смущая спокойную тишь.Но дальше, за кругом холмистым, —Там буйствует шумно война,И, кажется, в воздухе чистомПобедная песня слышна.Внизу же, где липки так зыбкоДрожат под наитием дня,Лик Пушкина, с мудрой улыбкой,Опять поглядит на меня.15 августа 1914
Вильно
Все чаще
Все чаще по улицам ВильноМелькает траурный креп.Жатва войны обильна,Широк разверзнутый склеп.Всё чаще в темных костелах,В углу, без сил склонена,Сидит, в мечтах невеселых,Мать, сестра иль жена.Война, словно гром небесный,Потрясает испуганный мир…Но все дремлет ребенок чудесный,Вильно патрон — Казимир.Все тот же, как сон несказанный,Как сон далеких веков,Подымет собор святой АнныКрасоту точеных венцов.И море всё той же печали,Всё тех же маленьких бед,Шумит в еврейском кварталеПод гулы русских побед.17 августа 1914
Вильно
В Варшаве
А.Р. Ледницкому
В первый раз по улицам ВаршавыС легким сердцем прохожу один.Не гнетет меня кошмар кровавыйТемной славы роковых годин.Всё, что было, — нет, не миновало,И веков мгновенью не сломать;Но, быть может, нынче день начала,Нынче солнце в небе — как печать.Пусть оно наш день запечатлеет,День, когда, как братья, мы моглиВсё сказать, о чем язык немеет,Что мы долго в душах берегли.Мы сошлись не по тропинке узкой,Как к поэту близится поэт;Я пришел путем большим, как русский,И, как русский, слышал я привет.А на улице, как стих поэмы,Клики вкруг меня сливались в лад:Польки раздавали хризантемыВзводам русских радостных солдат.24 августа 1914
Варшава
Аэропланы над Варшавой
Как пред грозой касатки низкоСкользят над ровностью поляны, —Так в знак, что грозы боя близки,— Взгляни, — парят аэропланы.Миг, — и продольный, долгий трепетПройдет по улице; метнетсяТолпа, и тротуар облепит,И взор за взором в высь вопьется.Мотки белеющей куделиВзлетят и таять будут в сини,И, под пальбу, дымки шрапнелейРаспутаются в сети линий.А там, воздушные пираты,Спокойно правя лет машины,Вонзят сквозь пар голубоватыйСвой взор, как мы, на дно равнины.Увидят, как темнеют зыбкоКвадраты крыш и зданий ромбы…С какой змеящейся улыбкойКачнут два немца в небе бомбы!24 декабря 1914
Варшава
Поле битвы
Залито поле, как золотом,Щедрым посевом патронов.Вдалеке, как гигантским молотом,Расколоты гребни склонов.На холмике ждет погребения,Ниц повергнуто, тело солдата.Слабый запах тления,А в руке письмо зажато.Рядом тела лошадиные:Оскалены зубы, изогнуты шеи…Ах, не труды ль муравьиныеЭти валы, окопы, траншеи?Видел я: меж винтовок раздробленныхЛежит с дневником тетрадка;Сколько тайных надежд, обособленные,В нее вписывал кто-то украдкой!Манерки, ранцы, зарядныеЯщики, крышки шрапнелей,И повсюду воронки громадныеОт снарядов, не достигших цели.Брожу меж обломков, гадательноПереживая былые моменты.А вдали, взвод солдат, старательно,Убирает пулеметные ленты.Октябрь 1914
Прушков
Пиршество войны
Война здесь прошла, прокричалаСтальными глотками пушек,В руке дома изломала,Как вязку хрустнувших сушек.Вот там, за сырым перелеском,Гости Войны сидели,Она забавляла их блескомПускаемых к небу шрапнелей.Смерть-сестру пригласила; «Участвуй, —Ей сказала, — как старшая, в пире!»Подавались роскошные яства,Каких и не видели в мире.Были вина и хмельны и сладки,Их похваливал Бой-собутыльник.Обильные пира остаткиСкрывает теперь чернобыльник.День и ночь продолжался праздник,Вкруг, от браги багряной, всё смокло…Только кто я; из гостей, безобразник,Перебил в дальних окнах стекла?Кто, шутник неуместно грубый,Подпалил под конец чертоги?И теперь торчат только трубыОбгорелые, — вдоль дороги.4 декабря 1914 Ноябрь 1914
Брезины-Варшава-Лович
На память об одном закате
А.М. Федорову
Был день войны, но час предсмертный дня.Ноябрьский воздух нежил, как в апреле.Вкруг озими прозрачно зеленели,Пылало солнце, небосклон пьяня.Нас мотор мчал — куда-то иль без цели…Бесцельность тайно нежила меня.И ты, как я, заворожен был. ПелиНам голоса закатного огня.Забылось все: шум битв и вопль страданий…Вдвоем, во храме мировых пыланий,Слагали мы гимн красоте земной…Нас мотор мчал — без цели иль куда-то…О, помню, помню — дивный сон закатаПод грохот пушек, ровный и глухой.13 декабря 1914
В окопе
В семье суровых ветерановПью чай. Пальба едва слышна.Вдали — под снегом спит Цеханов,И даль в снегу погребена.Сквозь серые туманы солнцеНеярко светит без лучей.Тиха беседа о японце,И равномерен звук речей.Незримо судьбы всей ЕвропыС судьбой уральцев сплетены, —Но нынче в снежные окопыДоходит смутно гул войны.Мир крикнул этим бородатымСибирякам: «Брат, выручай!»И странно с сумрачным солдатомПить на досуге мутный чай.Неизмеримым бредят грезы,Крушеньем царств и благом всех…А здесь — рассказы про шимозыСменяет беззаботный смех.24 декабря 1914
Цеханов
Казачье становье
Отбрасывая версты, стучит автомобиль,Крутится даль за далью и сзади вьется пыль.Селенье, нивы, поле, костел, окоп, река…Казачее становье на склоне у леска.Табун свободных коней, походных кухонь дым;Заполнен луг движеньем запутанно-цветным;Толпа котлы обстала; смех, говор, песня, крик…Как просверкали ярко верхи железных пик!Еще в глазах — мундиры и шапки набекрень,А падает сурово от строгих сосен тень.Лесной дорогой мотор, стуча, летит вперед…Чу! слышен с поворота трещащий пулемет!9 июля 1915
Деревенские рифмы
Опять — развесистые липыИ склады бревен за избой;Телеги, вдоль дороги, скрипы,Окно с затейливой резьбой;Вдали — излуки малой речки,И главы дальнего села;А близко — девка на крылечкеСтатна, румяна, весела.Нырнул, поднявши хвост, утенок,А утка с важностью плывет.Как изумителен, как тонокПрозрачных тучек хоровод!Здесь мир и век забыть возможно…Но чу! порой сквозь шум лесовСо станции гудит тревожноГул санитарных поездов.10 июня 1915
Бурково
Каждый день
Каждый день поминайте молитвой умильнойТех, кто молится нынче на ратных полях,Там, где Смерть веселится поживой обильной,Блуждая с косой в руках;Где рассвет, проступая, скользит меж развалин,Эхо вторит раскатам мортир без числа;Где блуждающий ветер, угрюм и печален,Ласкает в траве тела;Где валы, баррикады, окопы, редутыПеререзали ниву, прорезали лес;Где германский пропеллер считает минуты,Грозя с голубых небес;И где фейерверк ночью, безмерен, невидан,Одевает просторы в стоцветный наряд, —На полях, где лежит, беспощадно раскидан,Стальной и свинцовый град!Долю ратников вашим уютом измерьте,Вашей негой домашней, при свете, в тепле…Поминайте в салонах, в театре, в концерте, —Кто ныне в снегах и мгле!Поминайте ушедших молитвой умильной,Всех, кто должен молиться на ратных полях,Там, где Смерть веселится поживой обильной,С тяжелой косой в руках!Август 1915
Москва
Там, на западе
Там, на Западе, брезжит мерцание…
Ф. ТютчевЗападный фронт
От Альп неподвижных до Па-де-КалеКак будто дорога бежит по земле;Протянута лентой бесцветной и плоской,Прорезала Францию узкой полоской.Все мертво на ней: ни двора, ни куста;Местами — два-три деревянных креста,Местами — развалины прежних строений,Да трупы, да трупы, — тела без движений!От Альп неподвижных до Па-де-КалеКак будто дорога бежит по земле;И справа и слева, — на мили, на мили, —Валы и окопы ее обтеснили.С них рушатся гулко, и ночью и днем,Удары орудий, как сумрачный гром,И мерно сверкают под эти раскатыТо белые вспышки, то свет розоватый.От Альп неподвижных до Па-де-КалеКак будто дорога бежит по земле;Прошла, разделила две вражеских ратиИ стала дорогой вражды и проклятий.Сменяются дни; но, настойчиво, вновьЗдесь блещут штыки, разливается кровь,И слушают люди, сгрудясь в миллионы,Лязг сабель, свист пуль и предсмертные стоны.30 ноября 1914
Варшава
Фламандцам
Народ Верхарна! не напрасно вещийТебя прославил: жив твой мощный дух!Он молнией в дыму сражений блещет,Он в громе пушек нам вещает вслух!И, кажется, опять восстал Карл СмелыйИль Бодуэн Железная Рука.Бой храбрецов с врагом остервенелымСледят, дивясь величию, века.Нам не забыть, как ты в любимом ЛьежеСвою свободу гордо ограждал.Твои сыны, как в славном прошлом, — те же:Поэт дал клятвы, ты их оправдал.Не пушки, не оружие стальноеНас делают отважней и сильней:Любовь к отчизне создает героевС дней Марафона вплоть до наших дней.7 августа 1914
Тевтону
Ты переполнил чашу меры,Тевтон, — иль как назвать тебя!Соборов древние химерыОтметят, губителя губя.Подъявший длань на храмы-чудо,Громивший с неба Notre-Dame,Знай: в Реймсе каменная грудаБезмолвно вопиет к векам!И этот вопль призывный слышатТе чудища, что ряд веков,Над Сеной уместившись, дышатМечтой своих святых творцов.Недаром зодчий богомольныйНа высоту собора взнес,Как крик над суетой юдольной,Толпу своих кошмарных грез.Они — защитницы святыни,Они — отмстительницы зла,И гневу их тебя отнынеТвоя гордыня обрекла.Их лик тебе в дыму предстанет,Их коготь грудь твою пробьет,Тебя смутит и отуманитИх крыльев демонский разлет;И суд, что не исполнят люди,Докончат сонмы скрытых силНад тем, кто жерлами орудийСвятыне творчества грозил.Сентябрь 1914
Варшава
Синий
В жизни человеческой
В жизни человеческой, в важные мгновенья,
Облики незримые вдруг обозначаются,
В обаяньи подвига, в злобе преступления…
К. СлучевскийСинема моего окна
Мир шумящий, как далек он,Как мне чужд он! но самаЖизнь проводит мимо окон,Словно фильмы синема.Проплывут, звеня, трамваи,Прошумит, пыля, авто;Люди, люди, словно стаиПтиц, где каждая — никто!Франт манерный за поддевкой,То картуз, то котелок,И пред девичьей головкойСтал замедленный полок.Плечи, шляпки, взгляды, груди,За стеклом немая речь…Птичья стая, — люди, люди!—Как мне сердце уберечь?Я укрываюсь в одиночество,Я ухожу в пределы книг,Чтоб безысходные пророчестваЗатмили проходящий миг.Но — горе! — шумы современностиВрываются в святую тьму!И нет тюрьмы — моей надменности,Нет кельи — моему уму!Сегодня, визитер непрошеный,Ломает запертую дверь…Ах, убежать на луг некошеныйДремать в норе, как дремлет зверь!Напрасно! жизнь влачит последовательно,Как змей, извилистые кольца,И смотрят на меня выведывательноВиденья дня, как богомольцы.1914
Портрет
Привык он рано презирать святыниИ вдаль упрямо шел путем своим.В вине, и в буйной страсти, и в морфинеИскал услад, и вышел невредим.Знал преклоненья; женщины в восторгеСклонялись целовать его стопы.Как змеерушащий святой Георгий,Он слышал яростный привет толпы.И, проходя, как некий странник в мире,Доволен блеском дня и тишью тьмы,Не для других слагал он на псалтири,Как царь Давид, певучие псалмы.Он был везде: в концерте, и в театре,И в синема, где заблестел экран;Он жизнь бросал лукавой Клеопатре,Но не сломил его Октавиан.Вы пировали с ним, как друг, быть может?С ним, как любовница, делили дрожь?Нет, одиноко был им искус прожит,Его признанья, — кроме песен, — ложь.С недоуменьем, детским и счастливым,С лукавством старческим — он пред собойГлядит вперед. Простым и прихотливымОн может быть, но должен быть — собой!1912
Женский портрет
Что я могу припомнить? Ясность глазИ детский облик, ласково-понурый,Когда сидит она, в вечерний час,За ворохом шуршащей корректуры.Есть что-то строгое в ее глазах,Что никогда расспросов не позволит.Но, может быть, суровость эта — страх,Что кто-нибудь к признаньям приневолит.Она смеяться может, как дитя,Но тотчас поглядит лицом беглянки,Застигнутой погоней; миг спустяОна опять бесстрастно правит гранки.И, что-то важное, святое скрывНа самом дне души, как некий идол,Она — как лань пуглива, чтоб порывСлучайный — тайны дорогой не выдал.И вот сегодня — ясность этих глазМне помнится; да маленькой фигурыМне виден образ; да, в вечерний час,Мне слышен ровный шелест корректуры…1913
Завещание
Я жизнь прожила безотрадно, бесцельно,И вот, как похмелье от буйного пира,Осталась мне горечь тоски беспредельнойИ смутная ненависть к радостям мира.Как всем, мне весна, в ликовании ярком,Лучами сверкала, дышала сиренью,И жизнь мне казалась приветливым парком,Где тайно беседки зовут к наслажденью.Нo ранняя буря промчалась над садом,Сломала сирени и завязи яблонь,Наплакалась ливнем, натешилась градом,Цветник мой был смыт, и был сад мой разграблен.И после настало желанное лето,И хмурая осень, и холод под снегом…И не было в сердце на зовы ответа,И не было силы довериться негам.Другим расцветут, с новым маем, фиалки,Другие поплачут у выжженной нивы…Мы — нищи, мы — робки, мы — стары, мы — жалки.Кто мертвый, будь мертвым! живите, кто живы!1913
На церковной крыше
На церковной крыше,У самого золотого креста(Уже восхода полоски наметились),Как две летучих мыши,Две ведьмы встретились:Одна — стара и толста,Другая — худа и моложе(Лицо с кошачьей мордочкой схоже),И шептались, ветра весеннего тише.— Сестра, где была? —Старуха захохотала.— Тра-ла-ла!Всю ночь наблюдала:Юноша собирался повеситься!Все шагал, писал и смотрелНа серп полумесяца,Лицом — как мел.Любовь, как видно, замучила.Ждать мне наскучило,И я, против правил,Подсказала ему: «удавись!»Он в петлю голову вставилИ повис.Худая в ответ улыбнулась.— И мне досталось!В грязных номерах натолкнулась,Как девушка старику продавалась.Старичонка — дряхлый и гадкий,Горб, как у верблюда,А у нее глаза — как загадки,И плечи — как чудо.Как был он противен, сестра,А она молчала!Я до утра,Сидя в углу, наблюдала.Так, у золотого креста,На церковной крыше,Как две летучих мыши,Шептались две ведьмы.И та, что была и стара и толста,Прибавила:— Хоть это и против правила,Но будем по утрам встречаться и впредь мы!1914
Простенькая песня
Ты, в тени прозрачнойСветлого платана,Девочкой игралаУтром рано-рано.Дед твердил с улыбкой,Ласков, сед и важен,Что далеким предкомБыл платан посажен.Ты, в тени прозрачнойСветлого платана,Девушкой скрываласьВ первый час тумана.Целовалась сладкоВ тихом лунном свете,Так, как целовалисьЛюди ряд столетий.Ты, в тени прозрачнойСветлого платана,Женщиной рыдалаПод напев фонтана.Горестно рыдалаО минутной сказкеОпалившей страсти,Обманувшей ласки.Ты, в тени прозрачнойСветлого платана,В старость вспоминалаЖизнь, как мир обмана,Вспоминала, с грустнойТишиной во взоре,Призрачное счастье,Медленное горе.И, в тени прозрачнойСветлого платана,Так же сладко дремлетПрежняя поляна.Ты же на кладбище,Под плакучей ивой,Спишь, предавшись грезе,Может быть, счастливой.1913
Она
Она любила строй беспечныйМечтаний, уводящих вдаль,Цветы, снежинки, пояс млечныйИ беспричинную печаль.Она любила, ночью зимней,Невестой медлить у окна,В своих стихах, как в тихом гимне,Твердя безвольно: я — одна!Она ждала, ждала кого-то,Кто, смел, безумен и красив,Всю жизнь отдаст ей без отчета,Всю жизнь сольет в один порыв.Но Рок был странно беспощаден,Не обманул и не свершил.Тот не был жарок, не был хладен,Он и любил и не любил.Его не-пламенные ласки,Его обдуманная речь,Его лицо — как образ маски —Могли овеять, но не сжечь.Стремясь в мятежную безбрежностьОна искала крыльев, ноОн приносил ей только нежность…И было все предрешено!· · · · · ·· · · · · ·· · · · · ·· · · · · ·1913
На шумных улицах
О, эти встречи мимолетные
На шумных улицах столиц…
«Венок»Электрические светы
Мы — электрические светыНад шумной уличной толпой;Ей — наши рдяные приветыИ ей — наш отсвет голубой!Качаясь на стеблях высоких,Горя в преддверьях синема,И искрясь из витрин глубоких,Мы — дрожь, мы — блеск, мы — жизнь сама!Что было красочным и пестрым,Меняя властным волшебством,Мы делаем бесцветно-острым,Живей и призрачней, чем днем.И женщин, с ртом, как рана, алым,И юношей, с тоской в зрачках,Мы озаряем небывалымВенцом, что обольщает в снах.Даем соблазн любви продажной,Случайным встречам — тайный смысл;Угрюмый дом многоэтажныйМы превращаем в символ числ.Из быстрых уличных мельканийЛишь мы поэзию творим,И с нами — каждый на экране,И, на экране кто, — мы с ним!Залив сияньем современность,Ее впитали мы в себя,Всю ложь, всю мишуру, всю бренностьПреобразили мы, любя, —Мы — электрические светыНад шумной уличной толпой,Мы — современные поэты,Векам зажженные Судьбой!1913
Вечером
Дрожащей проволоки альтЗвенит так нежно;Заполнен сумрачный асфальтТолпой мятежной.Свистки авто и трамов звонПоют так нежно;Вечерний город полоненТолпой мятежной.Свет электрических шаровДрожит так нежно;Ты слышишь ли немолчный зовТолпы мятежной?Вот девушки случайный взорБлеснул так нежно;О, кто его так быстро стерТолпой мятежной?Тень синеватая леглаВокруг так нежно,И проститутки без числаВ толпе мятежной.25 мая 1914
На полетах
Пропеллеры, треща, стрекочут:То клекоты бензинных птицО будущем земли пророчат.Но сколько нежных женских лиц!Иглой заостренные шляпы,Зелено-белые манто, —И как-то милы даже всхрапыНа круг въезжающих авто.В живой толпе кафешантаннойЯ уловил случайно вновьДавно знакомый взгляд… Как странно!Твой взгляд, бессмертная любовь!И, пестрой суеты свидетель,Я веру в тайну берегу,Не видя в сини «мертвых петель», —Воздушных вымыслов Пегу.Май 1914
Москва
У канала
В угрюмом сумраке ночей безлунныхЛюблю я зыбкость полусонных вод.Приникнув к жесткости оград чугунных,Люблю следить волны унылый ход.Свет фонарей, раздробленный движеньем,Дрожит в воде семьей недлинных змей,А баржи спят над зыбким отраженьемГлубоким сном измученных зверей.Так близко Невский, — возгласы трамваев,Гудки авто, гул тысяч голосов…А серый снег, за теплый день растаяв,Плывет, крутясь, вдоль темных берегов.Так странно: там — кафе, улыбки, лица…Здесь — тишь, вода и отраженный свет.Все вобрала в водоворот столица,На все вопросы принесла ответ.И если жизнью, слишком многострунной,Измучен ты, — приди ко мне, сюда,Перешагни чрез парапет чугунный,И даст тебе забвение вода.1 ноября 1912
Петербург
Панихида
Тоненькие свечечки,Робкие, мерцают.Голосочки детскиеБасу отвечают.Слышно над склоненною толпой:«Со святыми упокой».Хорошо под лентами,Мирно под цветами!Песни умиленныеСложены не нами.Обещает мир напев святой:«Со святыми упокой».Выйдешь в ночь холодную:Светы и трамваи…Сладостно задуматьсяО блаженном рае.Боже! — утомленных суетойСо святыми упокой!3 ноября 1912
Петербург
Детский блеск очей
Я вижу детский блеск очей.
А. ФетДевочка с куклой
— Что же ты сделала, девочка милая,С фарфоровой куклой своей?— Когда было скучно, ее колотила я,И вот — теперь трещина в ней.— Глаза открывала и закрывала она,Папа-мама могла говорить.— А теперь совсем безмолвною стала она,Не знаю, как с ней мне и быть.— Чего же ты хочешь, девочка нежная?Куклу целуешь зачем?— Хочу, чтоб была она снова, как прежняя,Такой, как прежде, совсем.— Девочка милая, сама ты разбила ее.Теперь куклы прежней — нет…— Боже мой! Боже мой! так я любила ее!Без нее не мил мне весь свет!1912
Девочка и ангел
Маленькая девочка плакала вчера:«Почему туманами полны вечера?Почему не каждый день солнце — как алмаз?Почему не ангелы утешают нас?»Маленькая девочка вечером, в тени,Плакала, и ангел ей прошептал: «Усни!Как алмаз, засветится солнце поутру,И с тобой затею я под вечер игру!»Маленькая девочка улеглась в постель…За окном шептала ей сумрачная ель:«Нет, не верь ты ангелу! Он тебе солгал:Поутру луч солнечный будет — как кинжал!»4 мая 1912
Девочка с цветами
Собирай свои цветочки,Заплетай свои веночки,Развлекайся как-нибудь,По лугу беспечно бегай!Ах, пока весенней негойНе томилась тайно грудь!У тебя, как вишня, глазки,Косы русые — как в сказке;Из-под кружев панталонВыступают ножки стройно…Ах! пока их беспокойноНе томил недетский сон!Увидав пятно на юбке,Ты надула мило губки,Снова мило их надуй!Эти губки слишком красны:Ах! пока угрюмо-страстныйНе сжимал их поцелуй!1913
Вербная суббота
С вербочками девочки,Девочки со свечечками,Вышедши из церковки,Кроют куцавеечками(Ветер, ты не тронь!)Слабенький огонь.Улица оснежена,Спит высь затуманенная…Чу! толпа мятежнаяВоет, словно раненая,Там, где осиянСветом ресторан.И бредут под блеснамиЗлыми, электрическими,С свечками и веткамиТени идиллические.Трепетен и тихСвет на лицах их.17 марта 1912
Квартет
Четыре девочки по четырнадцати летНа песчаной площадке играют в крокет.Молоточек поставят между ног, и — стук!Шар чужой далеко отлетает вдруг.А солнце, лучи посылая вкось,Белые платьица пронзает насквозь,Чтобы каждый мечтатель видеть могДетские формы худощавых ног.Девочки смеются, — что щебет птиц! —И черны узоры длинных ресниц,Но пятна волос еще чернейВ слепительном блеске закатных огней.16 июня 1915
Две головки
Красная и синяя —Девочки в траве,Кустики полыниИм по голове.Рвут цветочки разные,Бабочек следят…Как букашки — праздны,Как цветки на взгляд.Эта — лёнокудрая,С темной скобкой — та…Вкруг природы мудройРадость разлита.Вот, нарвав букетики,Спорят: «Я да ты…»Цветики — как дети,Дети — как цветы.Нет нигде уныния,Луг мечтает вслух…Красный блик, блик синий, —Шелк головок двух!15 июля 1915
Буркова
Голубой
В старинном замке
В старинном замке Джен Вальмор
Чуть ночь — звучат баллады.
К. БальмонтБаллада ночи
Ах, где-то лотос нежно спит,Ах, где-то с небом слиты горы.И ярко небосвод горит, —Предвечной мудрости узоры!Там негой объяты просторы,Там страстью дышит темнота,А люди клонят, словно воры,К устам возлюбленным уста!Быть может, в эту ночь, — ХаритВновь ожили былые хоры,Вновь Арес уронил свой щит,Вновь Тасс у ног Элеоноры,И мудрый Соломон, которыйИзрек: «все в мире суета»,Вновь клонит, позабыв укоры,К устам возлюбленным уста.Дитя! уснуть нам было б стыд,Пойдем к окну, откроем сторы:Стекло, железо и гранит,Тишь улиц, спящие соборы…Пусть вспыхнут в небе метеоры!Пусть к счастью вскроются врата!Пусть склонятся, безумно-скоры,К устам возлюбленным уста!Бегут, бегут поспешно Оры…В моей душе — одна мечта:Склонить к любимым взорам взоры,К устам возлюбленным уста!1913
Баллада о любви и смерти
Когда торжественный ЗакатЦарит на дальнем небосклонеИ духи пламени хранятВоссевшего на алом троне, —Вещает он, воздев ладони,Смотря, как с неба льется кровь,Что сказано в земном законе:Любовь и Смерть, Смерть и Любовь!И призраков проходит ряд,В простых одеждах и в короне:Ромео, много лет назадПронзивший грудь клинком в Вероне;Надменный триумвир Антоний,В час скорби меч подъявший вновь;Пирам и Паоло… В их стоне —Любовь и Смерть, Смерть и Любовь!И я баюкать сердце радТой музыкой святых гармоний.Нет, от любви не охранятТвердыни и от смерти — брони.На утре жизни и на склонеЕе к томленью дух готов.Что день, — безжалостней, мудренейЛюбовь и Смерть, Смерть и Любовь!Ты слышишь, друг, в вечернем звоне:«Своей судьбе не прекословь!»Нам свищет соловей на клене:«Любовь и Смерть, Смерть и Любовь!»1913
Баллада воспоминаний
На склоне лет, когда в огнеУже горит закат кровавый,Вновь предо мной, как в тихом сне,Проходят детские забавы.Но чужды давние отравыДуше, вкусившей темноты.Лишь вы, как прежде, величавы,Любви заветные мечты!Я помню: в ранней тишинеЯ славил жгучий полдень Явы,Сон пышных лилий на волне,Стволы, к которым льнут удавы,Глазам неведомые травы,Нам неизвестные цветы…Всё смыли, как потоком лавы,Любви заветные мечты!Я помню: веря злой весне,Ловил я зыбкий призрак славы;Казалось так желанно мне —Грань преступать, ломать уставы.Но понял я: все цепи — ржавы,Во всем — обманы суеты:И вы одни в сем мире правы,Любви заветные мечты!Сын Венеры, Амор лукавый,Храни меня отныне ты,Встают, как из-за леса главы,Любви заветные мечты.1913
За картами
Опять истомой дышит март,А запад вкрадчиво-малинов…Сижу одна, узоры картВ гаданьи вдумчивом раскинув.Молчат дома, во мгле застынув,Затихли гулы беготни,И мнятся дальних звезд огниГлазами падших властелинов.Придешь ли вновь, мой юный бард,Ко мне — с букетиком жасминов,Стремительный, как горный нард,Пленительные брови сдвинув?К устам прижмешь ли кровь рубинов?Шепнешь ли сладко: «Мы — одни!»Глядя, как в те, иные дни,Глазами падших властелинов?В века Гекат, в века АстартЯ призвала б чету дельфинов!Произнесла б, возжегши нард,Священный заговор Юстинов!Быть может, рыбье сердце вынув,Шептала б: «Друга примани!..»И духи глянули б в тениГлазами падших властелинов!Ах! знал когда-то БонапартПуть в скромный угол Жозефинов!Горите ж, огоньки мансард,Глазами падших властелинов!1913
Секстина
Все кончено! я понял безнадежность
Меня издавна мучившей мечты…
«Все напевы»Я безнадежность воспевал когда-то,Мечту любви я пел в последний раз.Опять душа мучительством объята,В душе опять свет радости погас.Что славить мне в предчувствии заката,В вечеровой, предвозвещенный час?Ложится тень в предвозвещенный час;Кровь льется по наклонам, где когда-тоЛазурь сияла. В зареве закатаМятежная душа, как столько раз,Горит огнем, который не погасПод пеплом лет, и трепетом объята.Пусть тенью синей вся земля объята,Пусть близок мглы непобедимый час,Но в сердце свет священный не погас:Он так же ярко светит, как когда-то,Когда я, робкий мальчик, в первый раз,Склонил уста к устам, в лучах заката.Священны чары рдяного заката,Священна даль, что пламенем объята.Я вам молился много, много раз,Но лишь опять приходит жданный час,Молюсь я на коленях, как когда-то,Чтоб нынче луч в миг счастия погас!Безвестная Царица! Не погасВ душе огонь священный. В час закатаДуша старинным пламенем объята,Твержу молитву, что сложил когда-то:«Приди ко мне, хоть и в предсмертный час,Дай видеть лик твой, хоть единый раз!»Любви я сердце отдавал не раз,Но знал, что Ты — в грядущем, и не гасВ душе огонь надежды ни на час.Теперь, в пыланьи моего заката,Когда окрестность сумраком объята,Всё жду Твоей улыбки, как когда-то!1914
В маске
Я лицо укрыл бы в маске…
Ф. СологубОбразы времен
Когда святых наук началаЯ постигал во храме Фта,Меня, я помню, искушалаТвоя земная красота.Но, согрешив, я с ложа прянулИ богу бездн огни возжег.Твой облик в дым кадильный канул,И я тебя вернуть не мог.Не ты ли перси, как алмазы,Бросала щедро мне на грудь?Но финикиец одноглазыйНа Рим повел надменный путь.В смятеньи я твой дом оставил,Молчал на все мольбы в ответ…И дал врагу Эмилий ПавелВ добычу также мой браслет!Я, в золотой Антиохии,Забыв, меж рыцарей других,К святой земле пути святые,Был счастлив вздохом уст твоих!Но протрубил призыв военный,Я поднял меч, я поднял щит,И был мне чужд твой взор надменный,Когда нас в бой стремил Годфрид!И в дни, когда в провал кровавыйСвободы призрак толпы вел,Ты мне сказала: «Все не правы,Иди за мной, как прежде шел!»Но зов борьбы, как рев пучины,Покрыл призывные слова…И, помню, с плахи гильотиныМоя скатилась голова.Не кончен древний поединок,Он длится в образах времен.Я — воин, я — поэт, я — инок,Еще тобой не побежден.В глухом лесу, в огнях театра,В случайных встречах, жду тебя:Явись, предстань, как Клеопатра,Чтоб вновь Антоний пал, любя!Ноябрь 1907. 1912. 1914
Мумия
Я — мумия, мертвая мумия.Покровами плотными сдавленный,Столетья я сплю бестревожно,Не мучим ни злом, ни усладой,Под маской на тайне лица.И, в сладком томленьи раздумия,В покой мой, другими оставленный,Порой, словно тень, осторожноПриходит, с прозрачной лампадой,Любимая внучка жреца.В сверкании лала и золота,Одета святыми уборами,Она наклоняется гибко,Целует недвижную маскуИ шепчет заклятья любви:«Ты, спящий в гробнице расколотой!Проснись под упорными взорами,Привстань под усталой улыбкой,Ответь на безгрешную ласку,Для счастья, для мук оживи!»Стуча ожерельями, кольцами,Склоняется, вся обессилена,И просит, и молит чего-то,И плачет, и плачет, и плачетНад свитком покровов моих…Но как, окружен богомольцами,Безмолвен бог, с обликом филина,Я скован всесильной дремотой.Умершим что скажет, что значитПризыв непрозревших живых!1913
Иксион и Зевс
Иксион
О Зевс! где гром твой? до земли онНе досягнул! где молньи все?Пусть распинаем я, Иксион,На беспощадном колесе!Пусть Тартара пространства серы,Пусть муки вечны впереди, —Я груди волоокой Геры,Дрожа, прижал к своей груди!Зевс
Смертный безумец! не Геру ласкал ты!Зевса забыл ты безмерную власть.Призрак обманный в объятьях держал ты;Я обманул ненасытную страсть!Гера со мною, чиста, неизменна,Здесь, на Олимпе, меж вечных богинь.Смертный, посмевший мечтать дерзновенно,Вечно страдай, все надежды покинь!Иксион
О Зевс! я радостную ГеруПривел к себе, в ночную тишь.Чем эту пламенную веруВ моей душе ты заглушишь?Так! сделай казнь страшней, огромней,Я счастлив роковой судьбой!А ты, богов властитель, помни,Что я смеялся над тобой!1913
Филлида
Я помню: мой корабль разбитыйСтал у Фракийских берегов.О, кто ж явился мне защитойВ чужой стране, среди врагов?Ты, Родопейская Филлида,Царевна, косы чьи — как смоль!Ты облегчила все обиды,Всю сердца сумрачного боль!И я, в опочивальне темной,Испил все радости любви,Припав, в безвольности нескромной,На груди полные твои!И что ж! На родине крещеньемМне встали козни, войны, понт, —И годы медлил возвращеньемК тебе неверный Демофонт!Я верил: ты меня дождешься,Моя далекая жена!И снова в грудь мою вопьешьсяЗубами, в неге полусна.И вот опять на берег дальнийЯ прибыл: но тебя здесь нет,И только тихий куст миндальныйТвердит про счастье прошлых лот.О! я вопьюсь в него зубами,Приникну к золотой коре,И, знаю, свежими листамиОн обновится на заре!Его я выпью кровь и соки,Так, как любовник пьет любовь!Как друг от друга мы далеки,Как близки мы, Филлида, вновь!1913
В разрушенном Мемфисе
Как царственно в разрушенном Мемфисе,Когда луна, тысячелетий глаз,Глядит печально из померкшей высиНа город, на развалины, на нас.Ленивый Нил плывет, как воды Стикса;Громады стен проломленных хранятСледы кирки неистового гикса;Строг уцелевших обелисков ряд.Я — скромный гость из молодой Эллады,И, в тихий час таинственных планет,Обломки громкого былого радыШепнуть пришельцу горестный привет:«Ты, странник из земли, любимой небом,Сын племени, идущего к лучам, —Пусть ты клянешься Тотом или Фебом,Внимай, внимай, о чужестранец, нам!Мы были горды, высились высоко,И сердцем мира были мы в веках, —Но час настал, и вот, под бурей Рока,Погнулись мы и полегли во прах.В твоей стране такие же колонны,Как стебли, капителью расцветут,Падет пред ними путник удивленный,Их чудом света люди назовут.Но и твои поникнут в прах твердыни,Чтоб после путники иной страны,Останки храмов видя средь пустыни,Дивились им, величьем смущены.Быть может, в землях их восстанут тожеДворцы царей и капища богов, —Но будут некогда и те похожиНа мой скелет, простертый меж песков.Поочередно скиптр вселенской славыГрад граду уступает. Не гордись,Пришелец. В мире все на время правы,Но вечно прав лишь тот, кто держит высь!»Торжествен голос царственных развалин,Но, словно Стикс, струится черный Нил.И диск луны, прекрасен и печален,Свой вечный путь вершит над сном могил.1913
Сны
В замке пышном и старинном, где пустынный круг покоевОсвящен и облелеян грустной тайной тишины,Дни следя, как свиток длинный, жажду жизни успокоив,Я всегда мечтой овеян, я храню любовно сны.Сны приходят в пестрой смене, ряд видений нежит душу,Но одна мечта меж ними мне дороже всех других.Ради милых умилений давней клятвы не нарушу,Утаю святое имя, не включу в певучий стих!Словно девушка стыдлива, шаловлива, как ребенок,И как женщина желанна, предо мной встает она:Губы сжаты так тоскливо, стан изогнутый так тонок,И глаза глядят так странно — из. глубин неясных сна!В замке пышном и старинном, мы, в пустынной старой зале,Руки медленно сплетаем, там, где дремлют зеркала,Соблазнительно-невинно, в дрожи счастья и печали,Клятвы страсти повторяем, и от них бледнеет мгла.Теплых уст прикосновенья, приближенья рук палящих,И биенье близко, рядом, сердца в трепетной груди…Но потом, как дуновенье, словно листьев шелестящих,С ветром, шепоты над садом, — тихий голос: «Уходи!»Зову тайному покорна, из упорных рук без словаУскользая, на прощанье из стекла бросает взгляд…Но уже над бездной черной рой видений вьется снова:Форм бесстыдных очертанья, очи, губы, хаос, ад…В замке пышном и старинном, где пустынно дремлют тени,Как в безмолвии могилы, я живу в беззвучной мгле,Сны слежу, как свиток длинный, чтоб среди иных виденийУвидать, как облик милый улыбнется мне в стекле!8 мая 1912
На песке
На песке, пред дверью бестиария,На потеху яростных людей,Быть простертым в сетке сполиария,Слыша дикий вопль толпы: «Добей!»Если взор не застлан тьмой кровавою,Рассмотреть над сводом в вышинеКесаря, что горд всемирной славою,И весталок в белом полотне;Круг красавиц, с пышными криналями,Юношей, с веселием в очах,Феба лик, сияющий над далями,В чистых недоступных небесах;Вспомнить все, что может сладко-бурногоВстретиться бесправному рабу:Бред беспечный праздника Сатурнова,Ласки потаенной ворожбу;И, поняв, что в мире нет желаннееНичего, чем эта жизнь людей, —Чуть шепнуть покорное прощаниеПод гудящий вопль толпы: «Добей!»1913
В ваших чертогах
В ваших чертогах мой дух окрылился.
А. Фет«Вот вновь мои мечты ведут знакомый танец…»1812–1912
Вот вновь мои мечты ведут знакомый танец,Знакомых образов рой реет вдалеке.Ты снова предо мной, надменный корсиканец,Вновь — в треуголке, вновь — в походном сюртуке.Любовник ранних дум, герой мечтаний детства!Твой гений яростный, как Демона, я чтил,И грезам зрелых лет достался он в наследство…Нет, я, Наполеон, тебя не разлюбил!Мы все — игрушки сил, незримых, но могучих,Марионетки — мы, и Рок играет в нас.Но миру ты предстал, как зарево на тучах,И до последних дней, блистая, не погас!И вновь ты предо мной, великий, как бывало,Как в грозный день, когда над Неманом стоял,И рать бессчетная грудь родины топтала,И злость Европы ты орлами окрылял.Умел согласовать с Судьбой ты жест и слово!Актер великий! что Нерон перед тобой!Ты в каждом действии являлся в маске новой,Владея до конца восторженной толпой.Вождь малой армии, ты дерзок при Арколе;Король всех королей, в Берлине лестью пьян;И, как герой, велик в своей жестокой доле,«Где сторожил тебя великий океан!»Вершитель давних распрь, посланник Провиденья,Ты ветхое стирал с Европы, новый мирЯвляя пред людьми, — и будут поколеньяВосторженно взирать на бронзовый кумир.Александрийский столп! склонись перед колоннойВандомской! пусть ее свергали, но онаОпять возносится главою непреклонной,И не свалить ее ветрам Бородина!Не стыдно пасть в борьбе, как древнему герою,Как пали некогда Титаны и Эдип.И ты, внимая волн безжалостному вою,Мог смело говорить: «Мой подвиг не погиб!»Тиран в кругу льстецов! губитель сил народа!Ненасытимый вождь! вместилище войны!Тобою создана в пяти странах свобода,И цепи ржавые тобой сокрушены!Будь славен! И Тильзит, и «солнце Аустерлица»Не страшны в прошлом нам. Они прошли, как сон.Из пепла выросла сожженная столица,И, русские, тебя мы чтим. Наполеон!За все: за гений твой, за дерзость, за надменность,За красоту твоей слепительной судьбы,3а то, что ты познал земных величий бренность,За то, что показал, как жалки все рабы.Ты был примером нам, и за тобой, упорны,Должны стремиться мы! Пусть нас ведут орлыК Фридланду, на Ваграм, — а там пусть жребий черныйПовергнет нас во прах, на знойный край скалы!Июль 1912
Гарибальди
Что сделал ты, кем был, не это важно!Но ты при жизни стал священным мифом,В народной памяти звенишь струной протяжной,Горишь в веках святым иероглифом!Что свято в слове роковом «свобода»,Что в слове «родина» светло и свято,Для итальянского народаВсё в имени твоем объято.Кто б ни был итальянец: ладзарони,Купец, поэт, вельможа, иль убийца, —Он склонится, как пред царем в короне,Пред красным колпаком гарибальдийца.Ты в сотнях изваяниях умножен,В деревне, в городе, в открытом поле;Стоишь, восторжен и тревожен,Зовя сограждан к торжеству и к воле;Но, пламенный трибун и вождь толпы упорный,При всех паденьях не терявший веры!Твой пьедестал нерукотворный —Гранит Капреры!10 декабря 1913
Певцу «Слова»
Стародавней Ярославне тихий ропот струн;Лик твой скорбный, лик твой бледный, как и прежде, юн.Раным-рано ты проходишь по градской стене,Ты заклятье шепчешь солнцу, ветру и волне,Полететь зегзицей хочешь в даль, к реке Каял,Где без сил, в траве кровавой, милый задремал.Ах, о муже-господине вся твоя тоска!И, крутясь, уносит слезы в степи Днепр-река.Стародавней Ярославне тихий ропот струн.Лик твой древний, лик твой светлый, как и прежде, юн.Иль певец безвестный, мудрый, тот, кто «Слово» спел,Все мечты веков грядущих тайно подсмотрел?Или русских женщин лики все в тебе слиты?Ты — Наташа, ты — и Лиза, и Татьяна — ты!На стене ты плачешь утром… Как светла тоска!И, крутясь, уносит слезы песнь певца — в века!1912
Петербург
Здесь снов не ваял Сансовино,Не разводил садов Ле-Нотр.Все, волей мощной и единойПредначертал Великий Петр.Остановив в болотной топиКоня неистового скок,Он повернул лицом к ЕвропеРусь, что смотрела на Восток;Сковал седым гранитом реки,Возвысил золоченый шпиль,Чтоб в ясной мгле, как призрак некий,Гласил он будущую быль.Вдали — поля, поля России,Усталый труд, глухая лень,Всё те же нивы вековыеВсё тех же скудных деревень;Вдали, как редкие цветенья,Шумят несмело города,В краях тоски и униженья,Былого рабства и стыда.Но Петроград огнями залит,В нем пышный роскоши расцвет,В нем мысль неутомимо жалит,В нем тайной опьянен поэт,В нем властен твой холодный гений,Наш Кесарь-Август, наш Ликург!И отзвуком твоих стремленийЖивет доныне Петербург!1912
Три кумира
В этом мутном городе туманов,В этой, тусклой безрассветной мгле,Где строенья, станом великанов,Разместились тесно по земле, —Попирая, в гордости победной,Ярость змея, сжатого дугой,По граниту скачет Всадник Медный,С царственно протянутой рукой;А другой, с торжественным обличьем,Строгое спокойствие храня,Упоенный силой и величьем,Правит скоком сдержанным коня;Третий, на коне тяжелоступном,В землю втиснувшем упор копыт,В полусне, волненью недоступном,Недвижимо, сжав узду, стоит.Исступленно скачет Всадник Медный;Непоспешно едет конь другой;И сурово, с мощностью наследной,Третий конник стынет над толпой, —Три кумира в городе туманов,Три владыки в безрассветной мгле,Где строенья, станом великанов,Разместились тесно по земле.1 декабря 1913
«Бахус» Рубенса
Бахус жирный, Бахус пьяныйСел на бочку отдохнуть.За его плечом — багряныйЖенский пеплум, чья-то грудь.Бочка словно тихо едет,Словно катится давно,Но рукой привычной цедитВ чашу женщина вино.Весел бог черноволосый,Ждет вечерней темноты;Кое-как льняные косыУ подруги завиты.Скрыто небо черной тучей,Мгла нисходит на поля…После чаши — ласки жгучи,И желанный одр — земля!Но, забыв про грезы эти,Опрокинув к горлу жбан,Жадно влагу тянет третий…Ах, старик, ты скоро — пьян.Только девочке-малюткеСтранно: что же медлит мать?Только мальчик, ради шутки,Рубашонку рад поднять.Из пяти — блаженны двое;Двум — блаженство знать потом;Пятый ведал все земное,Но блажен и он — вином.1912
Фиолетовый
В душевной глубине
Есть мысли тайные в душевной глубине.
А. МайковПускай в душевной глубине
И всходят и зайдут оне,
Как звезды ясные в ночи.
Ф. ТютчевНовая сестра
Вкруг меня наклоняется хор
возвратившихся дев…
«Все напевы»Здравствуй, здравствуй, новая сестра,К нам пришедшая, с тоской во взоре,В час, когда дорога серебраПерешла олуненное море!Пышен твой причудливый наряд,Крупны серьги из морских жемчужин,Ярок над челом алмазов ряд,А над лоном пояс странно сужен.Кто ты? Полы храмовых завесВскрыв, не ты ль звала служить Ашере?Иль тебе дивился Бенарес,Меж святых плясуний, баядере?Иль с тобой, забыв войну, ТимурНа пушистых шкурах спал в гареме?Иль тебя толпе рабов АссурПредставлял царицей в диадеме?Все равно. Войди в наш тесный круг,Стань теперь для мира безымянной.Видишь: месяца прозрачный плугРаспахал уже простор туманный.Час подходит потаенных снов,Восстающих над любовным ложем…Мы, заслыша предрешенный зов,Не сойти к избранникам не можем.Будь готова к буйству новых пляскИ к восторгу несказанных пыток,Чтоб излить вино запретных ласк,Словно смешанный с огнем напиток!Будь готова, новая сестра,Наклоняясь к тайнам изголовий,Досказать начатую вчераСказку счастья, ужаса и крови!22 июля 1913
Умирающий день
Минувший день, склоняясь головой,Мне говорит: «Я умираю. НовыйУже идет в порфире огневой.Ты прожил день унылый и суровый.Лениво я влачил за часом час:Рассвет был хмур и тускл закат багровый.За бледным полднем долго вечер гас;И для тебя все миги были скудны,Как старый, в детстве читанный, рассказ.Зато со мной ты путь прошел нетрудный,И в час, когда мне — смерть, и сон — тебе,Мы расстаемся с дружбой обоюдной.Иным огнем гореть в твоей судьбеДругому дню, тому, кто ждет на смене.Зловещее я слышу в ворожбеУгрюмых парк. О, бойся их велений!Тот день сожжет, тот день тебя спалит.Ты будешь, мучась, плакать об измене,В подушки прятать свой позор и стыд,И, схвачен вихрем ужаса и страсти,Всем телом биться о ступени плит!Но день идет. Ты — у него во власти.Так молви мне: „прости“, как другу. Я —День без восторгов, но и без несчастий!»В смущеньи слушаю; душа мояЗнакомым предвкушением объятаБезумной бури в бездне бытия…Как эти штормы я любил когда-то.Но вот теперь в душе веселья нет,И тусклый день жалею я, как брата,Смотря с тоской, что теплится рассвет.28 марта 1915
Океан — ручью
Я — океан, соленый и громадный;Люблю метать на берег пенный вал,Люблю ласкать, целуя пастью жадной,Нагие груди сине-сизых скал.Люблю, затеяв с бурей поединок,Взносить до туч поверхность зыбких вод,Бросать китов, как маленьких сардинок,Смеясь, кренить озлобленный дреднот!Я — океан, соленый и холодный.Зачем же ты, дрожа, ко мне приник,Земной поток, спокойный, пресноводный,Целуешь устьем мой огромный лик?Привык ты литься по лесным полянам,Поить людей, их отражать глаза…Тебе ли слиться с древним океаном,С тем, с кем дружат — лишь ветер да гроза!Ступай назад, к своим лугам зеленым,Предайся грезам, в вечно-мирном сне,Иль сдайся бурям, темным и соленым,Растай, исчезни, потони во мне!Май 1913
Ночь
Ветки темным балдахином свешивающиеся,Шумы речки с дальней песней смешивающиеся,Звезды в ясном небе слабо вздрагивающие,Штампы роз, свои цветы протягивающие,Запах трав, что в сердце тайно вкрадывается,Теней сеть, что странным знаком складывается,Вкруг луны живая дымка газовая,Рядом шепот, что поет, досказывая,Клятвы, днем глубоко затаенные,И еще, — еще глаза влюбленные,Блеск зрачков при лунном свете белом,Дрожь ресниц в движении несмелом,Алость губ не отскользнувших прочь,Милых, близких, жданных… Это — ночь!5 января 1915
Усни, белоснежное поле
Усни, белоснежное поле!Замри, безмятежное сердце!Над мигом восходит бесстрастье;Как месяц, наводит сияньеНа грезы о нежащей страсти,На память о режущей ласке…Конец. Отзвучали лобзанья.В душе ни печали, ни счастья…Так спят безответные дали,Молчат многоцветные травы,Одеты холодным покровом,Под синим, бесплодным сияньем.Спи, спи, белоснежное поле!Умри, безнадежное сердце!29–30 октября 1914
Всем
О, сколько раз, блаженно и безгласно,В полночной мгле, свою мечту храня,Ты думала, что обнимаешь страстно —Меня!Пусть миги были тягостно похожи!Ты верила, как в первый день любя,Что я сжимаю в сладострастной дрожи —Тебя!Но лгали образы часов бессонных,И крыли тайну створы темноты.Была в моих объятьях принужденных —Не ты!Вскрыть сладостный обман мне было больно,И я молчал, отчаянье тая…Но на твоей груди лежал безвольно —Не я!О, как бы ты, страдая и ревнуя,Отпрянула в испуге предо мной,Поняв, что я клонюсь, тебя целуя, —К другой!15 июля 1915
Бурково
Над омутом
Ветер, сумрачно пророчащий,Всплеск волны, прибрежье точащей,Старых сосен скорбный скрип…Строго — древнее урочище!Миновав тропы изгиб,Верю смутно, что погиб.На граните, вдоль расколотом,Отливая тусклым золотом,Куст над омутом повис.Застучит в виски, как молотом,Если гибельный капризВдруг заставит глянуть вниз.Холодна вода глубокая…Но со дна голубоокаяДева-призрак поднялась.Иль уже в воде глубоко я?Иль русалка, засмеясь,Белых рук замкнула связь?Ветер плачется, пророчащий;Плещет вал, прибрежье точащий;Смолкли всплески быстрых рыб.Строго — древнее урочище!Стонет сосен скорбный скрип,Что еще пришлец погиб!12 сентября 1915
Калейдоскоп
Забава милой старины,Игрушка бабушек жеманных,Ты им являл когда-то сныВидений призрачных и странных.О, трубочка с простым стеклом,Любимица княгинь и графов!Что мы теперь в тебе найдем,В годину синематографов?Позволь к тебе приблизить глаз;Своей изменчивой усладой(Ах, может быть, в последний раз!)Его обманчиво обрадуй!Ярко и четко, в прозрачности синей,Ало-зеленые звезды горят.Странны случайности сломанных линий…Это — кометы в эфирной пустыне,Это — цветы на лазоревой льдине,Чуждых цветов металлический сад!Миг, — всё распалось в стремительной смене!Кто, окрыленный строитель, воздвигЭти дворцы упоительной лени,Башни безвестных, ленивых Армении,Те арабески и эти мишени,Эти фонтаны из золота? — Миг, —Вновь всё распалось, и встали кораллы,Вкруг перевиты живым жемчугом.Или рубины, пронзительно-алы,Яркость вонзили в живые кристаллы?Или наполнены кровью бокалы,Белый хрусталь ярко-красным вином?Довольно! детства давний друг,Ты мне опять напомнил грезы,Когда так сладостно вокругСплетались трауры и розы!Ты мне вернул забытый райИз хризолита и сапфира!Опять безмолвно отдыхай,Тайник непознанного мира.Свой лал, свой жемчуг, свой алмазТаи, окованный молчаньем,Пока опять захочет глазПрильнуть к твоим очарованьям.1913
В минуту жизни…
В минуту жизни трудную…
М. ЛермонтовУ райских врат
Мимо стен таинственного РаяЯ не раз в томленьи проходил.Там цветы цвели, благоухая,Там фонтан жемчужной пылью бил.У ворот неведомого РаяЯ, как прежде, голову склонил.И, как прежде, знаю: не войти мнеВ эти, ладом яркие, врата.Не прославит в умиленном гимнеСчастье жизни тихая мечта.Да, как прежде, знаю: не войти мне, —Дверь, сверкая лалом, заперта.И опять, далеким полукругом,В степь глухую путь мой поведет.Там — один, с любовницей иль с другом —Буду слышать грозный зов: «Вперед!»Путь ведет далеким полукругом,И пылает жгучий небосвод.24 апреля 1915
Варшава
Единоборство
Я — побежден, и, не упорствуя,Я встречу гибельный клинок.Я жизнь провел, единоборствуя,С тобою, Черный Рыцарь, Рок.Теперь, смирясь, теперь, покорствуя,Я признаю: исполнен срок!Немало выпадов губительныхЯ отразил своим щитом,Ударов солнечно-слепительных,Горевших золотым огнем.И, день за днем, я, в схватках длительных,С тобой стоял, к лицу лицом.Не раз я падал, опрокинутый;Мой панцирь был от крови ал,И я над грудью видел — вынутыйИз ножен твой кривой кинжал.Но были миги смерти минуты,И, с новой силой, я вставал.Пусть, пусть от века предназначено,Кому торжествовать из нас:Была надежда не утрачена —Продлить борьбу хоть день, хоть час!Пусть горло судорогой схвачено,Не мне просить о coup de grace![16]Вот выбит меч из рук; расколотоЗабрало; я поник во прах;Вихрь молний, пламени и золотаВсё вкруг застлал в моих глазах…Что ж медлить? Пусть, как тяжесть молота,Обрушится последний взмах!Декабрь 1913
Молиться
Молиться? Я желалМолиться, но душа,Как дорогой кристалл,Блистает, не дыша.Упав на грани, лучСтоцветно отражен,Но, благостен и жгуч,Внутрь не проникнет он.Внутри, как в глыбе льда,Лишь вечный холод; вздохНе веет никогда…Сюда ль проникнет Бог?Бог — лишь в живых сердцах,Бог есть живой союз:Он в небе, Он в волнах,В телах морских медуз.Кристалл же мертв. ГоритЛишь мертвым он огнем,Как камень драконит,Зажженный смертным сном.Молиться? Я хочуМолиться, но душаОтветствует лучуБлистаньем, не дыша.25 ноября 1913
Рондо
Я плачу. Вдоль пути печален сосен ряд.Уснул ямщик, забыв стегать худую клячу.Смотря на огненный, торжественный закат,Я плачу.Там, в небе пламенном, я, малый, что я значу?Здесь тихо дни ползут, а там века летят,И небу некогда внимать людскому плачу!Так и в ее душе — я, только беглый взгляд…И с мыслью обо всем, что скоро я утрачу,С унылой памятью утерянных услад,Я плачу…1912
Чей-то зов
Чей-то зов, как вздох усталый…Иль то шепчут чаши лилий,Те, что в узкие бокалыСтебли змейно опустили?Чей-то зов, как вздох усталый…Иль то — песня, что пропелиВ ярком блеске тронной залыПред Изоттой менестрели?Чей-то зов, как вздох усталый…Иль доносятся приветыДо земли, песчинки малой,Сквозь эфир с иной планеты?Чей-то зов, как вздох усталый…Иль то снова голос милый,Сквозь покров травы завялой,Долетает из могилы?27 августа. 1913–1914
В лесу
Если сердцу тяжко и грустно,И надежда сомненьем отравлена,Во дни крестоносных битв, —Помолись молитвой изустной,Где благость небесная явлена,Сладчайшей из сладких молитв.«Блажени плачущий, яко тии утешатся,Блажени алчущий, яко тии насытятся,Блажени есте, егда ижденут…»Хорошо в лесу, пред боем, спешиться,Духом от праха к горним восхититься,Одиноко свершить над собой Страшный суд.Настанут сраженья минуты суровые,Раненых крики замрут без участия,Как цепы, застучат мечи о щиты;Тут сводом свисают листочки кленовые,И незримо с небес подаешь мне причастие,Всех скорбящих Заступница, Ты!24 ноября 1913
На памятном листке
…жив у вас на памятном листке.
Кн. П.А. Вяземский…на памятном листке
оставит мертвый след…
А. ПушкинН.Н. Сапунову
По небу полуночи…
М. ЛермонтовКогда твою душу в объятиях несТвой ангел в селения слез,Не небом ночным он с тобою летел,Он тихую песню не пел.Тебя проносил он, печален и нем,Чрез дивно сиявший Эдем,Где, в блеске неведомой нам красоты,Дышали живые цветы;Где высился радуг стокрасочных сводНад яркой прозрачностью вод;И отсветы чудных и нежных огнейВ душе затаились твоей.Всю краткую жизнь ты томился мечтой,Как выразить блеск неземной,Любя безнадежно земные цветы,Как отблеск иной красоты.27 марта 1914
На смерть А.Н. Скрябина
Он не искал — минутно позабавить,Напевами утешить и пленить;Мечтал о высшем: Божество прославитьИ бездны духа в звуках озарить.Металл мелодий он посмел расплавитьИ в формы новые хотел излить;Он неустанно жаждал жить и жить,Чтоб завершенным памятник поставить,Но судит Рок. Не будет кончен труд!Расплавленный металл бесцельно стынет:Никто его, никто в русло не двинет…И в дни, когда Война вершит свой судИ мысль успела с жатвой трупов сжиться, —Вот с этой смертью сердце не мирится!17 апреля 1915
Варшава
Ф. СологубуТриолет
Зев беспощадной орхидеи —Твой строгий символ, Сологуб.Влечет изгибом алчных губЗев беспощадной орхидеи.Мы знаем, день за днем вернее,Что нам непобедимо люб —Зев беспощадной орхидеи,Твой строгий символ, Сологуб!1913
Игорю Северянину
Строя струны лиры клирной,Братьев ты собрал на брань.Плащ алмазный, плащ сапфирныйСбрось, отбрось свой посох мирный,В блеске светлого доспеха, в бледно-медном шлеме встань.Юных лириков учитель,Вождь отважно-жадных душ,Старых граней разрушитель, —Встань пред ратью, предводитель,Сокрушай преграды грезы, стены тесных склепов рушь!Не пеан взывает пьяный,Чу! гудит автомобиль!Мчат, треща, аэропланыХрабрых в сказочные страны!В шуме жизни, в буре века, рать веды, взметая пыль!20 января 1912
Игорю СеверянинуСонет-акростих с кодою
И ты стремишься ввысь, где солнце — вечно,Где неизменен гордый сон снегов,Откуда в дол спадают бесконечноРучьи алмазов, струи жемчугов.Юдоль земная пройдена. БеспечноСвершай свой путь меж молний и громов!Ездок отважный! слушай вихрей рев,Внимай с улыбкой гневам бури встречной!Еще грозят зазубрины высот,Расщелины, где тучи спят, но вотЯснеет глубь в уступах синих бора.Назад не обращай тревожно взораИ с жадной жаждой новой высотыНеутомимо правь конем, — и скороУ ног своих весь мир увидишь ты!1912
Николаю БернеруСонет-акростих
Немеют волн причудливые гребня,И замер лес, предчувствуя закат.Как стражи, чайки на прибрежном щебнеОпять покорно выстроились в ряд.Любимый час! и даль и тишь целебней!Алмазы в небе скоро заблестят;Юг расцветет чудесней и волшебной;Бог Сумрака сойдет в свой пышный сад.Есть таинство в сияньи ночи южной,Роднящей душу с вечной тишиной,Нас медленно влекущей в мир иной.Есть миг, когда и счастия не нужно:Рыдать — безумно, ликовать — смешно —У мирных вод, влекущих нас на дно.1912
Путь к высотамСонет-акростих
Путь к высотам, где музы пляшут хором,Открыт не всем: он скрыт во тьме лесов.Эллада, в свой последний день, с укоромТайник сокрыла от других веков.Умей искать; умей упорным взоромГлядеть во тьму; расслышь чуть слышный зов!Алмазы звезд горят над темным бором,Льет ключ бессонный струи жемчугов.Пройди сквозь мрак, соблазны все минуя,Единую бессмертную взыскуя,Рабом склоняйся пред своей мечтой,И, вдруг сожжен незримым поцелуем,Нежданной радостью, без слов, волнуем,Увидишь ты дорогу пред собой.1912
Мой маякМадригал
Мой милый маг, моя Мария, —Мечтам мерцающий маяк.Мятежны марева морские,Мой милый маг, моя Мария,Молчаньем манит мутный мрак.Мне метит мели мировыеМой милый маг, моя Мария,Мечтам мерцающий маяк!1914
Девятое марта
Сорок было их в воде холоднойОзера, — страдавших за Христа.Близился конец их безысходный,Застывали взоры и уста;И они уже не в силах былиСлавить Господа в последний час;Лишь молитвой умственной хвалилиСвет небесный, что для них погас…А на бреге, в храмине открытой,Весело огонь трещал в печи;Сотник римский там стоял со свитой,Обнажившей острые мечи;Восклицал он, полн ожесточенья,Обращаясь к стынущим телам:«Августа получит тот прощенье,Кто ему воскурит фимиам!»И один из мучимых (не скажемИмени), мучений не снеся,Выбежал на брег и крикнул стражам:«От Христа — днесь отрекаюсь я!»Но едва хотел он ароматыПеред ликом Августа возжечь,Пал на землю, смертным сном объятый,Там, где весело трещала печь.И увидел сотник: с неба сходятСорок злато-огненных венцовИ, спускаясь к озеру, находятТридцать девять благостных голов.Обращен внезапно к правой вере,Сотник вскрикнул: «Буду в царстве том!»И на гибель бросился Валерий,Осенен сороковым венцом.9 марта 1913
Лира и ось
Вячеславу Иванову
1. Лира
Прозрев, я в лиру веруюВ медлительном раздумьи,Как веровал в безумьиПалящей слепоты.На глубь зелено-серую,Где буйствуют буруны,Опять настроив струны,Смотрю, без слез, как ты.На этой грани каменной,Блуждая без лазури,Под вопль веселый бури,Корабль мой сокрушен.Но я, с надеждой пламенной,Воззвал к богам единым,И плещущим дельфиномСпасен я, Арион!Здесь, под скалой свисающей,Где тени странно-сизы,Под солнцем бросив ризы,Я новый гимн пою,И ветер, сладко тающийВ своем полете скоромНад стихнувшим простором,Донес мне песнь твою.Всем суждены крушения,Кто поднял парус белый,Кто в море вышел, смелый,Искать земли иной!Благих богов решенияДа славят эти песни:Опасней и чудеснейДа будет жребий твой!2. Ось
Ты — мне: «Когда у нижней метыКвадрига рухнет, хрустнет ось,И будут сотни рук воздеты, —Ристатель! страх напрасный брось!Пусть мышцы сильные не дрогнут,Скорей клинок свой вознеси!..»И, не повергнут и не согнут,Я стал у сломанной оси.Нет, я не выбуду из строя,Но, силы ярые утроя,Вновь вожжи туго закручу!Уже на колеснице новой,Длить состязание готовый,Стою, склоняю грудь, лечу!Драконы ли твои, Медея,Триптолема ль живая осьМеня возносят, пламенея, —Но коням не помчаться врозь!Стою и грудь склоняю косо,Как на земле, так в небеси:Пусть вихрятся в огне колесаНа адамантовой оси.И верю: срыва ФаэтонаЯ мину на изгибе склона,Где все чудовища грозят,И по дуге сходящей небаНаправлю колесницу Феба —Зажечь стопламенный закат.1913–1914
Эдинбург II
Преисполнись гордости…Гораций (лат.).
Сгинь! (лат.)
«Род мой Азры, для которых неразлучнасмерть c любовью».Г. Гейне (нем.).
Удар из милости (фр.) — удар, прекращающий мучения