Том 3. Поэмы 1828-1834 - читать онлайн бесплатно полную версию книги . Страница 15
Измаил-Бей*
Восточная повесть
Опять явилось вдохновеньеДуше безжизненной моейИ превращает в песнопеньеТоску, развалину страстей.Так, посреди чужих степей,Подруг внимательных не зная,Прекрасный путник, птичка раяСидит на дереве сухом,Блестя лазоревым крылом;Пускай ревет, бушует вьюга…Она поет лишь об одном,Она поет о солнце юга!..Часть первая
So moved on earth Circassia's daughter
The loveliest bird of Franguestan!
Byron. The Giaour.[9]1
Приветствую тебя, Кавказ седой!Твоим горам я путник не чужой:Они меня в младенчестве носилиИ к небесам пустыни приучили.И долго мне мечталось с этих порВсё небо юга да утесы гор.Прекрасен ты, суровый край свободы,И вы, престолы вечные природы,Когда, как дым синея, облакаПод вечер к вам летят издалека,Над вами вьются, шепчутся как тени,Как над главой огромных привиденийКолеблемые перья, — и лунаПо синим сводам странствует одна.2
Как я любил, Кавказ мой величавый,Твоих сынов воинственные нравы,Твоих небес прозрачную лазурьИ чудный вой мгновенных, громких бурь,Когда пещеры и холмы крутыеКак стражи окликаются ночные;И вдруг проглянет солнце, и потокОзолотится, и степной цветок,Душистую головку поднимая,Блистает как цветы небес и рая…В вечерний час дождливых облаковЯ наблюдал разодранный покров;Лиловые, с багряными краями,Одни еще грозят, и над скаламиВолшебный замок, чудо древних дней,Растет в минуту; но еще скорейЕго рассеет ветра дуновенье!Так прерывает резкий звук цепейПреступного страдальца сновиденье,Когда он зрит холмы своих полей…Меж тем белей, чем горы снеговые,Идут на запад облака другиеИ, проводивши день, теснятся в ряд,Друг через друга светлые глядятТак весело, так пышно и беспечно,Как будто жить и нравиться им вечно!..3
И дики тех ущелий племена,Им бог — свобода, их закон — война,Они растут среди разбоев тайных,Жестоких дел и дел необычайных;Там в колыбели песни матерейПугают русским именем детей;Там поразить врага не преступленье;Верна там дружба, но вернее мщенье;Там за добро — добро, и кровь — за кровь,И ненависть безмерна, как любовь.4
Темны преданья их. Старик-чеченец,Хребтов Казбека бедный уроженец,Когда меня чрез горы провожал,Про старину мне повесть рассказал.Хвалил людей минувшего он века,Водил меня под камень Росламбека,Повисший над извилистым путем,Как будто бы удержанный аллоюНа воздухе в падении своем,Он весь оброс зеленою травою;И не боясь, что камень упадет,В его тени, храним от непогод,Пленительней, чем голубые очиУ нежных дев ледяной полуночи,Склоняясь в жар на длинный стебелек,Растет воспоминания цветок!..И под столетней, мшистою скалоюСидел чечен однажды предо мною;Как серая скала, седой старик,Задумавшись, главой своей поник…Быть может, он о родине молился!И, странник чуждый, я прервать страшилсяЕго молчанье и молчанье скал:Я их в тот час почти не различал!5
Его рассказ, то буйный, то печальный,Я вздумал перенесть на север дальный:Пусть будет странен в нашем он краю,Как слышал, так его передаю!Я не хочу, незнаемый толпою,Чтобы как тайна он погиб со мною;Пускай ему не внемлют, до концаЯ доскажу! Кто с гордою душоюРодился, тот не требует венца;Любовь и песни — вот вся жизнь певца;Без них она пуста, бедна, уныла,Как небеса без туч и без светила!..6
Давным-давно, у чистых вод,Где по кремням Подкумок мчится,Где за Машуком день встает,[10]А за крутым Бешту садится,[11]Близ рубежа чужой землиАулы мирные цвели,Гордились дружбою взаимной;Там каждый путник находилНочлег и пир гостеприимный;Черкес счастлив и волен был.Красою чудной за горамиИзвестны были девы их,И старцы с белыми власамиСудили распри молодых,Весельем песни их дышали!Они тогда еще не зналиНи золота, ни русской стали!7
Не всё судьба голубит нас,Всему свой день, всему свой час.Однажды, — солнце закатилось,Туман белел уж под горой,Но в эту ночь аулы, мнилось,Не знали тишины ночной.Стада теснились и шумели,Арбы тяжелые скрыпели,Трепеща, жены близ мужейДержали плачущих детей,Отцы их, бурками одеты,Садились молча на конейИ заряжали пистолеты,И на костре высоком жгли,Что взять с собою не могли!Когда же день новорожденныйЗаветный озарил курган,И мокрый утренний туманРассеял ветер пробужденный,Он обнажил подошвы гор,Пустой аул, пустое поле,Едва дымящийся костерИ свежий след колес — не боле.8
Но что могло заставить ихПокинуть прах отцов своихИ добровольное изгнаньеИскать среди пустынь чужих?Гнев Магомета? Прорицанье?О нет! Примчалась как-то весть,Что к ним подходит враг опасный,Неумолимый и ужасный,Что всё громам его подвластно,Что сил его нельзя и счесть.Черкес удалый в битве правойУмеет умереть со славой,И у жены его младойСпаситель есть — кинжал двойной;И страх насильства и могилыНе мог бы из родных степейИх удалить: позор цепейНесли к ним вражеские силы!Мила черкесу тишина,Мила родная сторона,Но вольность, вольность для герояМилей отчизны и покоя.«В насмешку русским и в укорОставим мы утесы гор;Пусть на тебя, Бешту суровый,Попробуют надеть оковы»,Так думал каждый; и БештуТеперь их мысли понимает,На русских злобно он взирает,Иль облаками одеваетВершин кудрявых красоту.9
Меж тем летят за годом годы,Готовят мщение народы,И пятый год уж настает,А кровь джяуровне течет.В необитаемой пустынеЧеркес бродящий отдохнул,Построен новый был аул(Его следов не видно ныне).Старик и воин молодойКипят отвагой и враждой.Уж Росламбек с брегов КубаниКнязей союзных поджидал;Лезгинец, слыша голос брани,Готовит стрелы и кинжал;Скопилась месть их роковаяВ тиши над дремлющим врагом:Так летом глыба снеговая,Цветами радуги блистая,Висит, прохладу обещая,Над беззаботным табуном…10
В тот самый год, осенним днем,Между Железной[12] и Змеиной,[13]Где чуть приметный путь лежал,Цветущей, узкою долинойТихонько всадник проезжал.Кругом, налево и направо,Как бы остатки пирамид,Подъемлясь к небу величаво,Гора из-за горы глядит;И дале царь их пятиглавый,Туманный, сизо-голубой,Пугает чудной вышиной.11
Еще небесное светилоРосистый луг не обсушило.Со скал гранитных над путемСклонился дикий виноградник,Его серебряным дождемОсыпан часто конь и всадник.Но вот остановился он.Как новой мыслью поражен,Смущенный взгляд кругом обводит,Чего-то, мнится, не находит;То пустит он коня стремглав,То остановит и, привставНа стремена, дрожит, пылает.Всё пусто! Он с коня слезает,К земле сырой главу склоняетИ слышит только шелест трав.Всё одичало, онемело.Тоскою грудь его полна…Скажу ль? — За кровлю сакли белойЗа близкий топот табунаТогда он мир бы отдал целый!..12
Кто ж этот путник? русский? нет.На нем чекмень, простой бешмет,Чело под шапкою косматой;Ножны кинжала, пистолетБлестят насечкой небогатой;И перетянут он ремнем,И шашка чуть звенит на нем;Ружье, мотаясь за плечами,Белеет в шерстяном чехле;И как же горца на седлеНе различить мне с казаками?Я не ошибся — он черкес!Но смуглый цвет почти исчезС его ланит; снега и вьюгаИ холод северных небес,Конечно, смыли краску юга,Но видно всё, что он черкес!Густые брови, взгляд орлиный,Ресницы длинны и черны,Движенья быстры и вольны;Отвергнул он обряд чужбины,Не сбрил бородки и усов,И блещет белый ряд зубов,Как брызги пены у брегов;Он, сколько мог, привычек, правилСвоей отчизны не оставил…Но горе, горе, если он,Храня людей суровых мненья,Развратом, ядом просвещеньяВ Европе душной заражен!Старик для чувств и наслажденья,Без седины между волос,Зачем в страну, где всё так живо,Так неспокойно, так игриво,Он сердце мертвое принес?..13
Как наши юноши, он молод,И хладен блеск его очей.Поверхность темную морейТак покрывает ранний холодКорой ледяною своейДо первой бури. — Чувства, страсти,В очах навеки догорев,Таятся, как в пещере лев,Глубоко в сердце; но их властиОно никак не избежит.Пусть будет это сердце камень —Их пробужденный адский пламеньИ камень углем раскалит!14
И всё прошедшее явилосьКак тень умершего ему;Всё с этих пор переменилось,Бог весть, и как и почему!Он в поле выехал пустое,Вдруг слышит выстрел — что такое?Как будто на-смех, звук один,Жилец ущелий и стремнин,Трикраты отзыв повторяет.Кинжал свой путник вынимает,И вот, с винтовкой без штыкаВ кустах он видит казака;Пред ним фазан окровавленный,Росою с листьев окропленный,Блистая радужным хвостом,Лежал в траве пробит свинцом.И ближе путник подъезжаетИ чистым русским языком:«Казак, скажи мне, — вопрошает, —Давно ли пусто здесь кругом?»— «С тех пор, как русских устрашилсяНеустрашимый твой народ!В чужих горах от нас он скрылся.Тому сегодня пятый год».15
Казак умолк, но что с тобою,Черкес? зачем твоя рукаПодъята с шашкой роковою?Прости улыбку казака!Увы! свершилось наказанье…В крови, без чувства, без дыханья,Лежит насмешливый казак.Черкес глядит на лик холодный,В нем пробудился дух природный —Он пощадить не мог никак,Он удержать не мог удара.Как в тучах зарево пожара,Как лавы Этны по полям,Больной румянец по щекамЕго разлился; и блисталиКак лезвеё кровавой сталиГлаза его — и в этот мигДуша и ад — всё было в них.Оборотясь, с улыбкой злобнойЧеркес на север кинул взгляд;Ничто, ничто смертельный ядПеред улыбкою подобной!Волною поднялася грудь,Хотел он и не мог вздохнуть,Холодный пот с чела крутогоКатился, — но из уст ни слова!16
И вдруг очнулся он, вздрогнул,К луке припал, коня толкнул.Одно мгновенье на курганеОн черной птицею мелькнул,И скоро скрылся весь в тумане.Чрез камни конь его несет,Он не глядит и не боится;Так быстро скачет только тот,За кем раскаяние мчится!..17
Куда черкес направил путь?Где отдохнет младая грудь,И усмирится дум волненье?Черкес не хочет отдохнуть —Ужели отдыхает мщенье?Аул, где детство он провел,Мечети, кровы мирных сел —Всё уничтожил русский воин.Нет, нет, не будет он спокоен,Пока из белых их костейВекам грядущим в поученьеОн не воздвигнет мавзолейИ так отмстит за униженьеЛюбезной родины своей.«Я знаю вас, — он шепчет, — знаю,И вы узнаетеменя;Давно уж вас я презираю;Но вашу кровь пролить желаюЯ только с нынешнего дня!»Он бьет и дергает коня,И конь летит как ветер степи;Надулись ноздри, блещет взор,И уж в виду зубчаты цепиКремнистых бесконечных гор,И Шат подъемлется за нимиС двумя главами снеговыми,И путник мнит: «Недалеко,В час прискачу я кним легко!»18
Пред ним, с оттенкой голубою,Полувоздушною стеноюНагие тянутся хребты;Неверны, странны как мечты,То разойдутся — то сольются…Уж час прошел, и двух уж нет!Они над путником смеются,Они едва меняют цвет!Бледнеет путник от досады,Конь непривычный устает;Уж солнце к западу идет,И больше в воздухе прохлады,А всё пустынные громады,Хотя и выше и темней,Еще загадка для очей.19
Но вот его, подобно туче,Встречает крайняя гора;Пестрей восточного ковраХолмы кругом, всё выше, круче;Покрытый пеной до ушей,Здесь начал конь дышать вольней.И детских лет воспоминаньяПеред черкесом пронеслись,В груди проснулися желанья,Во взорах слезы родились.Погасла ненависть на время,И дум неотразимых бремяОт сердца, мнилось, отлегло;Он поднял светлое чело,Смотрел и внутренно гордился,Что он черкес, что здесь родился!Меж скал незыблемых один,Забыл он жизни скоротечность,Он, в мыслях мира властелин,Присвоить бы желал их вечностьЗабыл он всё, что испытал,Друзей, врагов, тоску изгнаньяИ, как невесту в час свиданья,Душой природу обнимал!..20
Краснеют сизые вершины,Лучом зари освещены;Давно расселины темны;Катясь чрез узкие долины,Туманы сонные легли,И только топот лошадиныйЗвуча теряется вдали.Погас бледнея день осенний;Свернув душистые листы,Вкушают сон без сновиденийПолузавядшие цветы;И в час урочный молчаливоИз-под камней ползет змея,Играет, нежится лениво,И серебрится чешуяНад перегибистой спиною:Так сталь кольчуги иль копья(Когда забыты после боюОни на поле роковом),В кустах найденная луною,Блистает в сумраке ночном.21
Уж поздно, путник одинокойОделся буркою широкой.За дубом низким и густымДорога скрылась, ветер дует;Конь спотыкается под ним,Храпит, как будто гибель чует,И встал!.. — Дивится, слез седокИ видит пропасть пред собою,А там, на дне ее, потокВо мраке бешеной волноюШумит. — (Слыхал я этот шум,В пустыне ветром разнесенный,И много пробуждал он думВ груди, тоской опустошенной.)В недоуменьи над скалойОстался странник утомленный;Вдруг видит он, в дали пустойТрепещет огонек, и сноваСадится на коня лихого;И через силу скачет коньТуда, где светится огонь.22
Не дух коварства и обманаМанил трепещущим огнем,Не очи злобного шайтанаСветилися в ущельи том:Две сакли белые, простые,Таятся мирно за холмом,Чернеют крыши земляные,С краев ряды травы густойВисят зеленой бахромой,А ветер осени сыройПоет им песни неземные;Широкий окружает дворИз кольев и ветвей забор,Уже нагнутый, обветшалый;Всё в мертвый сон погружено —Одно лишь светится окно!..Заржал черкеса конь усталый,Ударил о землю ногой,И отвечал ему другой…Из сакли кто-то выбегает,Идет — великий МагометК нам гостя, верно, посылает.— Кто здесь? — Я странник! — был ответ.И больше спрашивать не хочет,Обычай прадедов храня,Хозяин скромный. Вкруг коняОн сам заботится, хлопочет,Он сам снимает весь приборИ сам ведет его на двор.23
Меж тем приветно в сакле дымнойПриезжий встречен стариком;Сажая гостя пред огнем,Он руку жмет гостеприимно.Блистает по стенам кругомБогатство горца: ружья, стрелы,Кинжалы с набожным стихом,В углу башлык убийцы белыйИ плеть меж буркой и седлом.Они заводят речь — о воле,О прежних днях, о бранном поле;Кипит, кипит беседа их,И носятся в мечтах живыхОни к грядущему, к былому;Проходит неприметно час —Они сидят! и в первый раз,Внимая странника рассказ,Старик дивится молодому.24
Он сам лезгинец; уж давно(Так было небом суждено)Не зрел отечества. Три сынаИ дочь младая с ним живут.При них молчит еще кручина,И бедный мил ему приют.Когда горят ночные звезды,Тогда пускаются в разъездыЕго лихие сыновья:Живет добычей вся семья!Они повсюду страх приносят:Украсть, отнять — им всё равно;Чихирь и мед кинжалом просятИ пулей платят за пшено,Из табуна ли, из станицыЛюбого уведут коня;Они боятся только дня,Иих владеньям нет границы!Сегодня дома лишь одинЕго любимый старший сын.Но слов хозяина не слышитПришелец! он почти не дышит,Остановился быстрый взор,Как в миг паденья метеор:Пред ним, под видом девы гор,Создание земли и рая,Стояла пери молодая!25
И кто б, ее увидев, молвил: нет!Кто прелести небес иль даже следНебесного, рассеянный лучамиВ улыбке уст, в движеньи черных глаз,Всё, что так дружно с первыми мечтами,Всё, что встречаем в жизни только раз,Не отличит от красоты ничтожной,От красоты земной, нередко ложной?И кто, кто скажет, совесть заглуша:Прелестный лик, но хладная душа!Когда он вдруг увидит пред собоюТо, что сперва почел бы он душою,Освобожденной от земных цепей,Слетевшей в мир, чтоб утешать людей!Пусть, подойдя, лезгинку он узнает:В ее чертах земная жизнь играет,Восточная видна в ланитах кровь;Но только удалится образ милый —Он станет сомневаться в том, что было,И заблужденью он поверит вновь!26
Нежна — как пери молодая,Создание земли и рая,Мила — как нам в краю чужомМеж звуков языка чужогоЗнакомый звук, родных два слова!Так утешительно-мила,Как древле узнику былаНа сумрачном окне темницыПростая песня вольной птицы,Стояла Зара у огня!Чело немножко наклоня,Она стояла гордо, ловко;В ее наряде простота —Но также вкус! Ее головкаПлатком прилежно обвита;Из-под него до груди нежнойДве косы темные небрежноБегут; — уж, верно, час онаИх расплетала, заплетала!Она понравиться желала:Как в этом женщина видна!27
Рукой дрожащей, торопливойОна поставила стыдливоСмиренный ужин пред отцом,И улыбнулась; и потомУйти хотела; и не зналаИдти ли? — Грудь ее поройПокров приметно поднимала;Она послушать бы желала,Что скажет путник молодой.Но он молчит, блуждают взоры:Их привлекает лезвеёКинжала, ратные уборы;Но взгляд последний на нееБыл устремлен! — смутилась дева,Но, не боясь отцова гнева,Она осталась, — и опятьРешилась путнику внимать…И что-то ум его тревожит;Своих неконченных речейОн оторвать от уст не может,Смеется — но больших очейДавно не обращает к ней;Смеется, шутит он, — но хладный,Печальный смех нейдет к нему.Замолкнет он? — ей вновь досадно,Сама не знает почему.Черкес ловил сначала жадноДвиженье глаз ее живых;И наконец остановилисьГлаза, которые резвились,Ответа ждут, к нему склонились,А он забыл, забыл о них!Довольно! этого удараВторично дева не снесет:Ему мешает, видно, Зара?Она уйдет! Она уйдет!..28
Кто много странствовал по свету,Кто наблюдать его привык,Кто затвердил страстей примету,Кому известен их язык,Кто рано брошен был судьбоюМеж образованных людейИ, как они, с своей рукоюНе отдавал души своей,Тот пылкой женщины пристрастьеНе почитает уж за счастье,Тот с сердцем диким и простымИ с чувством некогда святымШутитьбоится. Он улыбкойСлезу старается встречать,Улыбке хладно отвечать;Коль обласкает, — так ошибкой!Притворством вечным утомлен,Уж и себе не верит он;Душе высокой не довольноОстатков юности своей.Вообразить еще ей больно,Что для огня нет пищи в ней.Такие люди в жизни светскойПочти всегда причина зла,Какой-то робостию детскойИх отзываются дела:И обольстить они не смеют,И вовсе кинуть не умеют!И часто думают они,Что их излечит край далекий,Пустыня, вид горы высокойИль тень долины одинокой,Где юности промчались дни;Но ожиданье их напрасно:Душе всё внешнее подвластно!29
Уж милой Зары в сакле нет.Черкес глядит ей долго вслед,И мыслит: «Нежное созданье!Едва из детских вышла лет,А есть уж слезы и желанья!Бессильный, светлый луч зариНа темной туче не гори:На ней твой блеск лишь помрачится,Ей ждать нельзя, она умчится!30
«Еще не знаешь ты, кто я.Утешься! нет, не мирной доле,Но битвам, родине и волеОбречена судьба моя.Я б мог нежнейшею любовьюТебя любить; но над тобойХранитель, верно, неземной:Рука, обрызганная кровью,Должна твою ли руку жать?Тебяли греть моим объятьям?Тебя ли станут целоватьУста, привыкшие к проклятьям?»· · ·31
Пора! — Яснеет уж восток,Черкес проснулся, в путь готовый.На пепелище огонекЕще синел. Старик суровыйЕго раздул, пшено сварил,Сказал, где лучшая дорога,И сам до ветхого порогаРадушно гостя проводил.И странник медленно выходит,Печалью тайной угнетен;О юной деве мыслит он…И кто ж коня ему подводит?32
Уныло Зара перед нимКоня походного держалаИ тихим голосом своим,Подняв глаза к нему, сказала:«Твой конь готов! моей рукойНадета бранная уздечка,И серебристой чешуейБлестит кубанская насечка,И бурку черную ремнемЯ привязала за седлом;Мне это дело ведь не ново;Любезный странник, всё готово!Твой конь прекрасен; не страшнаЕму утесов крутизна,Хоть вырос он в краю далеком;В нем дикость гордая видна,И лоснится его спина,Как камень, сглаженный потоком;Как уголь взор его блестит,Лишь наклонись — он полетит;Его я гладила, ласкала,Чтобы тебя он, путник, спасОт вражей шашки и кинжалаВ степи глухой, в недобрый час!33
«Но погоди в стальное стремяСтупать поспешною ногой;Послушай, странник молодой,Как знать? быть может, будет время,И ты на милой сторонеСлучайно вспомнишь обо мне;И если чаша пированьяКипит, блестит вруке твоей,То не ласкай воспоминанья,Гони от сердца поскорей;Но если эта мысль родится,Но если образ мой приснитсяТебе в страдальческую ночь:Услышь, услышь мое моленье!Не презирай то сновиденье,Не отгоняй те мысли прочь!34
«Приют наш мал, зато спокоен;Его не тронет русский воин, —И что им взять? — пять-шесть конейДа наши грубые одежды?Поверь ты скромности моей,Откройся мне: куда надеждыТебя коварные влекут?Чего искать? — останься тут,Останься с нами, добрый странник!Я вижу ясно — ты изгнанник,Ты от земли своей отвык,Ты позабыл ее язык.Зачем спешишь к родному краю,И что там ждет тебя? — не знаю.Пусть мой отец твердит порой,Что без малейшей укоризныДолжны мы жертвовать собойДля непризнательной отчизны:По мне отчизна только там,Где любят нас, где верят нам!35
«Еще туман белеет в поле,Опасен ранний хлад вершин…Хоть день один, хоть час один,Послушай, час один, не боле,Пробудь, жестокий, близ меня!Я покормлю еще коня,Моя рука его отвяжет,Он отдохнет, напьется, ляжет,А ты у сакли здесь, в тени,Главу мне на руку склони;Твоих речей услышать звукиЕще желала б я хоть раз:Не удержу ведь счастья час,Не прогоню ведь час разлуки?.»И Зара с трепетом в ответЖдала напрасно два-три слова;Скрывать печали силы нет,Слеза с ресниц упасть готова,Увы! молчание храня,Садится путник на коня.Уж ехать он приготовлялся,Но обернулся, — испугался,И, состраданьем увлечен,Хотел ее утешить он:36
«Не обвиняй меня так строго!Скажи, чего ты хочешь? — слез?Я их имел когда-то много:Их мир из зависти унес!Но не решусь судьбы мятежнойЯ разделять с душою нежной;Свободный, раб иль властелин,Пускай погибну я один.Всё, что меня хоть малость любит,За мною вслед увлечено;Мое дыханье радость губит,Щадить — мне власти не дано!И не простого человека(Хотя в одежде я простой),Утешься! Зара! пред собойТы видишь брата Росламбека!Я в жертву счастье должен принести…О! не жалей о том! — прости, прости!..»37
Сказал, махнул рукой, и звук подковРаздался, в отдаленьи умирая.Едва дыша, без слез, без дум, без словОна стоит, бесчувственно внимая,Как будто этот дальний звук подковВсю будущность ее унес с собою.О, Зара, Зара! краткою мечтоюТы дорожила; — где ж твоя мечта?Как очи полны, как душа пуста!Одно мгновенье тяжелей другого,Всё, что прошло, ты оживляешь снова!.По целым дням она глядит туда,Где скрылася любви ее звезда,Везде, везде она его находит:В вечерних тучах милый образ бродит;Услышав ночью топот, с ложа снаВскочив, дрожит, и ждет его она,И постепенно ветром разносимыйВсё ближе, ближе топот — и всё мимо!Так метеор порой летит на нас,И ждешь — и близок он — и вдругпогас!.Часть вторая
High minds, of native pride and force,
Most deeply feel thy pangs, Remorse!
Fear, tor their scourge, mean villains lave,
Thou art the torturer of the brave!
Marmion. S. Walter-Scott.[14]1
Шумит Аргуна мутною волной;Она коры не знает ледяной,Цепей зимы и хлада не боится;Серебряной покрыта пеленой,Она сама между снегов родится,И там, где даже серна не промчится,Дитя природы, с детской простотой,Она, резвясь, играет и катится!Порою, как согнутое стекло,Меж длинных трав прозрачно и светлоПо гладким камням в бездну ниспадая,Теряется во мраке, и над нейС прощальным воркованьем вьется стаяПугливых, сизых, вольных голубей…Зеленым можжевельником покрытыНад мрачной бездной гробовые плитыВисят и ждут, когда замолкнет вой,Чтобы упасть и всё покрыть собой.Напрасно ждут они! волна не дремлет.Пусть темнота кругом ее объемлет,Прорвет Аргуна землю где-нибудьИ снова полетит в далекий путь!2
На берегу ее кипучих водНедавно новый изгнанный народАул построил свой, — и ждал мгновенье,Когда свершить придуманное мщенье;Черкес готовил дерзостный набег,Союзники сбирались потаенно,И умный князь, лукавый Росламбек,Склонялся перед русскими смиренно,А между тем с отважною толпойСтаницы разорял во тьме ночной;И, возвратясь в аул, на пир кровавыйОн пленников дрожащих приводил,И уверял их в дружбе, и шутил,И головы рубил им для забавы.3
Легко народом править, если онОдною общей страстью увлечен;Не должно только слишком завлекаться,Пред ним гордиться или с ним равняться;Не должно мыслей открывать своих,Иль спрашивать у подданных совета,И забывать, что лучше гор златыхИному ласка и слова привета?Старайся первым быть везде, всегда;Не забывайся, будь в пирах умерен,Не трогай суеверий никогдаИ сам с толпой умей быть суеверен;Страшись сначала много успевать,Страшись народ к победам приучать,Чтоб в слабости своей он признавался,Чтоб каждый миг в спасителе нуждался,Чтоб он тебя не сравнивал ни с кемИ почитал нуждою — принужденья;Умей отважно пользоваться всем,И не проси никак вознагражденья!Народ ребенок: он не хочет дать,Не покушайся вырвать, — но украдь!4
У Росламбека брат когда-то был:О нем жалеют шайки удалые;Отцом в Россию послан Измаил,И их надежду отняла Россия.Четырнадцати лет оставил онКрая, где был воспитан и рожден,Чтоб знать законы и права чужие!Не под персидским шелковым ковромРодился Измаил; не песнью нежнойОн усыплен был в сумраке ночном:Его баюкал бури вой мятежный!Когда он в первый раз открыл глаза,Его улыбку встретила гроза!В пещере темной, где, гонимый братом,Убийцею коварным, Бей-Булатом,Его отец таился много лет,Изгнанник новый, он увидел свет!5
Как лишний меж людьми, своим рожденьемОн душу не обрадовал ничью,И, хоть невинный, начал жизнь свою,Как многие кончают, преступленьем.Он материнской ласки не знавал:Не у груди, под буркою согретый,Один провел младенческие леты;И ветер колыбель его качал,И месяц полуночи с ним играл!Он вырос меж землей и небесами,Не зная принужденья и забот;Привык он тучи видеть под ногами,А над собой один лазурный свод;И лишь орлы да скалы величавыС ним разделяли юные забавы.Он для великих создан был страстей,Он обладал пылающей душою,И бури юга отразились в нейСо всей своей ужасной красотою!..Но к русским послан он своим отцом,И с той поры известья нет об нем…6
Горой от солнца заслоненный,Приют изгнанников смиренный,Между кизиловых деревАул рассыпан над рекою;Стоит отдельно каждый кров,В тени под дымной пеленою.Здесь в летний день, в полдневный жар,Когда с камней восходит пар,Толпа детей в траве играет,Черкес усталый отдыхает;Меж тем сидит его женаС работой в сакле одиноко,И песню грустную онаПоет о родине далекой:И облака родных небесВ мечтаньях видит уж черкес!Там луг душистей, день светлее!Роса перловая свежее;Там разноцветною дугой,Развеселясь, нередко дивыНа тучах строят мост красивый,Чтоб от одной скалы к другойПройти воздушною тропой;Там в первый раз, еще несмелый,На лук накладывал он стрелы…7
Дни мчатся. Начался байран.Везде веселье, ликованья;Мулла оставил алкоран,И не слыхать его призванья;Мечеть кругом освещена;Всю ночь над хладными скаламиОгни краснеют за огнями,Как над земными облакамиЗемные звезды; — но луна,Когда на землю взор наводит,Себе соперниц не находит,И, одинокая, онаПо небесам в сияньи бродит!8
Уж скачка кончена давно;Стрельба затихнула: — темно.Вокруг огня, певцу внимая,Столпилась юность удалая,И старики седые в рядС немым вниманием стоят.На сером камне, безоружен,Сидит неведомый пришлец.Наряд войны ему не нужен;Он горд и беден: — он певец!Дитя степей, любимец неба,Без злата он, но не без хлеба.Вот начинает: три струныУж забренчали под рукою,И, живо, с дикой простотоюЗапел он песню старины.9
Черкесская песня
Много дев у нас в горах;Ночь и звезды в их очах;С ними жить завидна доля,Но еще милее воля!Не женися, молодец,Слушайся меня:На те деньги, молодец,Ты купи коня!* * *
Кто жениться захотел,Тот худой избрал удел,С русским в бой он не поскачет:Отчего? — жена заплачет!Не женися, молодец,Слушайся меня:На те деньги, молодец,Ты купи коня!* * *
Не изменит добрый конь:С ним — и в воду и в огонь;Он, как вихрь, в степи широкой,С ним — всё близко, что далеко.Не женися, молодец,Слушайся меня:На те деньги, молодец,Ты купи коня!10
Откуда шум? Кто эти двое?Толпа в молчаньи раздалась.Нахмуря бровь, подходит князь.И рядом с ним лицо чужое.Три узденя за ними вслед.«Велик Алла и Магомет! —Воскликнул князь. — Сама могилаПокорна им! в стране чужойМой брат храним был их рукой:Вы узнаете ль Измаила?Между врагами он возрос,Но не признал он их святыни,И в наши синие пустыниОдну лишь ненависть принес!»11
И по долине восклицаньяВосторга дикого гремят;Благословляя час свиданья,Вкруг Измаила стар и младТеснятся, шепчут; поднимаяНа плечи маленьких ребят,Их жены смуглые, зевая,На князя нового глядят.Где ж Росламбек, кумир народа?Где тот, кем славится свобода?Один, забыт, перед огнем,Поодаль, с пасмурным челом,Стоял он, жертва злой досады.Давно ли привлекал он самВсе помышления, все взгляды?Давно ли по его следамВся эта чернь шумя бежала?Давно ль, дивясь его делам,Их мать ребенку повторяла?И что же вышло? — Измаил,Врагов отечества служитель,Всю эту славу погубилСвоим приездом? — и властитель,Вчерашний гордый полубог,Вниманья черни бестолковойК себе привлечь уже не мог!Ей всё пленительно, что ново!«Простынет!» — мыслит Росламбек.Но если злобный человекУзнал уж зависть, то не можетСовсем забыть ее никак;Ее насмешливый призракИ днем и ночью дух тревожит.12
Война!.. знакомый людям звукС тех пор, как брат от братних рукПред алтарем погиб невинно…Гремя, через Кавказ пустынныйПромчался клик: война! война!И пробудились племена.На смерть идут они охотно.Умолк аул, где беззаботноНедавно слушали певца;Оружья звон, движенье стана:Вот ныне песни молодца,Вот удовольствия байрана!..«Смотри, как всякий биться радЗа дело чести и свободы!..Так точно было в наши годы,Когда нас вел Ахмат-Булат!»С улыбкой гордою шепталиМежду собою старики,Когда дорогой наблюдалиОтважных юношей полки;Пора! кипят они досадой, —Что русских нет? — им крови надо!13
Зима проходит; облакаСветлей летят по дальним сводам,В реке глядятся мимоходом;Но с гордым бешенством река,Крутясь, как змей, не отвечаетУлыбке неба своего;И белых путников егоМеж тем упорно обгоняет.И ровны, прямы, как стена,По берегам темнеют горы;Их крутизна, их вышинаПленяют ум, пугают взоры.К вершинам их прицепленаНагими красными корнями,Кой-где кудрявая соснаСтоит печальна и одна,И часто мрачными мечтамиТревожит сердце: так поройВластитель, полубог земной,На пышном троне, окруженныйЛьстецов толпою униженной,Грустит о том, что одномуНа свете равных нет ему!14
Завоевателю преградаПоложена в долине той;Из камней и дерев громадаАргуну давит под собой.К аулу нет пути иного;И мыслят горцы: «Враг лихой!Тебе могила уж готова!»Но прямо враг идет на них,И блеск орудий громовыхДалеко сквозь туман играет.И Росламбек совет сзывает;Он говорит: «В тиши ночнойМы нападем на их отряды,Как упадают водопадыВ долину сонную весной…Погибнут молча наши гости,И их разбросанные кости,Добыча вранов и волков,Сгниют лишенные гробов.Меж тем с боязнию лукавойНачнем о мире договор,И в тайне местию кровавойОмоем долгий наш позор».15
Согласны все на подвиг ратный,Но не согласен Измаил.Взмахнул он шашкою булатнойИ шумно с места он вскочил;Окинул вмиг летучим взглядомОн узденей, сидевших рядом,И, опустивши свой булат,Так отвечает брату брат:«Я не разбойник потаенный;Я видеть, видеть кровь люблю;Хочу, чтоб мною пораженныйЗнал руку грозную мою!Как ты, я русских ненавижу,И даже более, чем ты;Но под покровом темнотыЯ чести князя не унижу!Иную месть родной стране,Иную славу надо мне!..»И поединка ожидалиМеж братьев молча уздени;Не смели тронуться они.Он вышел — все еще молчали!..16
Ужасна ты, гора Шайтан,Пустыни старый великан;Тебя злой дух, гласит преданье,Построил дерзостной рукой,Чтоб хоть на миг свое изгнаньеЗабыть меж небом и землей.Здесь три столетья очарован,Он тяжкой цепью был прикован,Когда надменный с новых скалСтрелой пророку угрожал.Как буркой, ельником покрыта,Соседних гор она черней.Тропинка желтая прорытаСлезой отчаянья по ней;Она ни мохом, ни кустамиНе зарастает никогда;Пестрея чудными следами,Она ведет… бог весть куда?Олень с ветвистыми рогами,Между высокими цветами,Одетый хмелем и плющом,Лежит полуобъятый сном;И вдруг знакомый лай он слышитИ чует близкого врага:Поднявши медленно рога,Минуту свежестью подышит,Росу с могучих плеч стряхнет,И вдруг одним прыжком махнетЧерез утес; и вот он мчится,Тернов колючих не боитсяИ хмель коварный грудью рвет:Но, вольный путь пересекая,Пред ним тропинка роковая…Никем незримая рукаЦаря лесов остановляет,И он, как гибель ни близка,Свой прежний путь не продолжает!..17
Кто ж под ужасною горойЗажег огонь сторожевой?Треща, краснея и сверкая,Кусты вокруг он озарил.На камень голову склоняя,Лежит поодаль Измаил:Его приверженцы хотелиИдти за ним — но не посмели!18
Вот что ему родной готовил край?Сбылись мечты! увидел он свой рай,Где мир так юн, природа так богата,Но люди, люди… что природа им?Едва успел обнять изгнанник брата,Уж клевета и зависть — всё над ним!Друзей улыбка, нежное свиданье,За что б другой творца благодарил,Всё то ему дается в наказанье;Но для терпенья ль создан Измаил?Бывают люди: чувства — им страданья;Причуда злой судьбы — их бытие;Чтоб самовластье показать свое,Она порой кидает их меж нами;Так, древле, в море кинул царь алмаз,Но гордый камень в свой урочный часЕму обратно отдан был волнами!И детям рока места в мире нет;Они его пугают жизнью новой,Они блеснут — и сгладится их след,Как в темной туче след стрелы громовой.Толпа дивится часто их уму,Но чаще обвиняет, потому,Что в море бед, как вихриих ни носят,Они пособий от рабов не просят;Хотятих превзойти в добре и зле,И власти знак на гордом их челе.19
«Бессмысленный! зачем отвергнул тыСлова любви, моленья красоты?Зачем, когда так долго с ней сражался,Своей судьбы ты детски испугался?Всё прежнее, незнаемый молвой,Ты б мог забыть близ Зары молодой,Забыть людей близ ангела в пустыне,Ты б мог любить, но не хотел! — и нынеКартины счастья живо пред тобойПроходят укоряющей толпой;Ты жмешь ей руку, грудь ее <и> плечиЦелуешь в упоеньи; ласки, речи,Исполненные счастья и любви,Ты чувствуешь, ты слышишь; образ милый,Волшебный взор — всё пред тобой, как былоЕще недавно; все мечты твоиТак вероятны, что душа боится,Не веря им, вторично ошибиться!А чем ты это счастье заменил?»Перед огнем так думал Измаил.Вдруг выстрел, два и много! — он вскочил,И слушает, — но всё утихло снова.И говорит он: «Это сон больного!»20
Души волненьем утомлен,Опять на землю князь ложится;Трещит огонь, и дым клубится, —И что же? — призрак видит он!Перед огнем стоит спокоен,На саблю опершись рукой,В фуражке белой русский воин,Печальный, бледный и худой.Спросить хотелось Измаилу,Зачем оставил он могилу!И свет дрожащего огня,Упав на смуглые ланиты,Черкесу придал вид сердитый:«Чего ты хочешь от меня?» —«Гостеприимства и защиты! —Пришлец бесстрашно отвечал, —Свой путь в горах я потерял,Черкесы вслед за мной спешилиИ казаков моих убили,И верный конь под мною пал!Спасти, убить врага ночногоРавно ты можешь! не боюсьЯ смерти: грудь моя готова.Твоей я чести предаюсь!» —«Ты прав; на честь мою надейся!Вот мой огонь: садись и грейся».21
Тиха, прозрачна ночь была,Светила на небе блистали,Луна за облаком спала,Но люди ей не подражали.Перед огнем враги сидят,Хранят молчанье и не спят.Черты пришельца возбуждалиУ князя новые мечты,Они ему напоминалиДавно знакомые черты;То не игра воображенья.Он должен разрешить сомненья…И так пришельцу говорилНетерпеливый Измаил:«Ты молод, вижу я! за славойПривыкнув гнаться, ты забыл,Что славы нет в войне кровавойС необразованной толпой!За что завистливой рукойВы возмутили нашу долю?За то, что бедны мы, и волюИ степь свою не отдадимЗа злато роскоши нарядной;За то, что мы боготворим,Что презираете вы хладно!Не бойся, говори смелей:Зачем ты нас возненавидел,Какою грубостью своейПростой народ тебя обидел?»22
«Ты ошибаешься, черкес! —С улыбкой русский отвечает, —Поверь: меня, как вас, пленяетИ водопад, и темный лес;С восторгом ваши льды я вижу,Встречая пышную зарю,И ваше племя я люблю:Но одного я ненавижу!Черкес он родом, не душой,Ни в чем, ни в чем не схож с тобой!Себе иль князю ИзмаилуКлялся я здесь найти могилу…К чему опять ты мрачный взорМохнатой шапкой закрываешь?Твое молчанье мне укор;Но выслушай, ты всё узнаешь…И сам досадой запылаешь…23
«Ты знаешь, верно, что служилВ российском войске Измаил;Но, образованный, меж намиРодными бредил он полями,И всё черкес в нем виден был.В пирах и битвах отличалсяОн передвсеми! томный взглядВосточной негой отзывался:Для наших женщин он был яд!Воспламенив их вображенье,Повелевал он без труда,И за проступок наслажденьеНе почитал он никогда;Не знаю — было то презреньеК законам стороны чужойИли испорченные чувства!..Любовью женщин, их тоскойОн веселился как игрой;Но избежать его искусстваНе удалося ни одной.24
«Черкес! видал я здесь прекрасныхСвободы нежных дочерей,Но не сравню их взоров страстныхС приветом северных очей.Ты не любил! — ни слов опасных,Ни уст волшебных не знавал;Кудрями девы золотымиТы в упоеньи не играл,Ты клятвам страсти не внимал,И не был ты обманут ими!Но я любил! Судьба меняБлестящей радугой манила,Невольно к бездне подводила…И ждал я счастливого дня!Своей невестой дорогоюЯ смел уж ангела назвать,Невинным ласкам отвечатьИ с райской девой забывать,Что рая нет уж под луною.И вдруг ударил страшный час,Причина долголетней муки;Призыв войны, отчизны глас,Раздался вестником разлуки.Как дым рассеялись мечты!Тот день я буду помнить вечно…Черкес! черкес! ни с кем, конечно,Ни с кем не расставался ты!25
«В то время Измаил случайноНевесту увидал моюИ страстью запылал он тайно!Меж тем как в дальнем я краюИскал в боях конца иль славы,Сластолюбивый и лукавый,Он сердце девы молодойОпутал сетью роковой.Как он умел слезой притворнойК себе доверенность вселять!Насмешкой — скромность побеждатьИ, побеждая, вид покорныйХранить; иль весь огонь страстейМгновенно открывать пред ней!Он очертил волшебным кругомЕе желанья; ведал он,Что быть не мог ее супругом,Что разделял их наш закон,И обольщенная упалаНа грудь убийцы своего!Кроме любви, она не знала,Она не знала ничего…26
«Но скоро скуку пресыщеньяПостиг виновный Измаил!Таиться не было терпенья,Когда погас минутный пыл.Оставил жертву обольстительИ удалился в край родной,Забыл, что есть на небе мститель,А на земле еще другой!Моя рука его отыщетВ толпе, в лесах, в степи пустой,И казни грозный меч просвищетНад непреклонной головой;Пусть лик одежда изменяет:Не взор — душа врага узнает!27
«Черкес, ты понял, вижу я,Как справедлива месть моя!Уж на устах твоих проклятья!Ты, внемля, вздрагивал не раз…О, если б мог пересказать я,Изобразить ужасный час,Когда прелестное созданьеЯ в униженьи увидалИ безотчетное страданьеВ глазах увядших прочитал!Она рассудок потеряла;Рядилась, пела <и> плясала,Иль сидя молча у окна,По целым дням, как бы не зная,Что изменил он ей, вздыхая,Ждала изменника она.Вся жизнь погибшей девы милойОстановилась на былом;Её безумье даже былоЛюбовь к нему и мысль об нем…Какой душе не знал он цену!..» —И долго русский говорилПро месть, про счастье, про измену:Его не слушал Измаил.Лишь знает он да бог единый,Что под спокойною личинойТогда происходило в нем.Стеснив дыханье, вверх лицом(Хоть сердце гордое и взглядыНе ждали от небес отрады)Лежал он на земле сырой,Как та земля, и мрачный и немой!28
Видали ль вы, как хищные и злые,К оставленному трупу в тихий долСлетаются наследники земные,Могильный ворон, коршун и орел?Так есть мгновенья, краткие мгновенья,Когда, столпясь, все адские мученьяСлетаются на сердце — и грызут!Века печали стоят тех минут.Лишь дунет вихрь — и сломится лилея;Таков с душой кто слабою рожден,Не вынесет минут подобных он:Но мощный ум, крепясь и каменея,Их превращает в пытку Прометея!Не сгладит время их глубокий след:Все в мире есть — забвенья только нет!29
Светает. Горы снеговыеНа небосклоне голубомЗубцы подъемлют золотые;Слилися с утренним лучомКрая волнистого тумана,И на верху горыШайтанаОгонь, стыдясь перед зарей,Бледнеет — тихо приподнялся,Как перед смертию больной,Угрюмый князь с земли сырой.Казалось, вспомнить он старалсяРассказ ужасный и желалСебя уверить он, что спал;Желал бы счесть он всё мечтою…И по челу провел рукою;Но грусть жестокий властелин!С чела не сгладил он морщин.30
Он встал, он хочет непременноПришельцу быть проводником.Не зная думать что о нем,Согласен юноша смущенный.Идут они глухим путем,Но их тревожит всё: то птицаИз-под ноги у них вспорхнет,То краснобокая лисицаВ кусты цветущие нырнет.Они всё ниже, ниже сходятИ рук от сабель не отводят.Через опасный переходСпешат нагнувшись, без оглядки;И вновь на холм крутой взошли,И цепью русские палатки,Как на ночлеге журавли,Белеют смутно уж вдали!Тогда черкес остановился,За руку путника схватил,И кто бы, кто не удивился?По-русски с ним заговорил.31
«Прощай! ты можешь безопасноТеперь идти в шатры свои;Но, если веришь мне, напрасноТы хочешь потопить в кровиСвою печаль! страшись, быть может,Раскаянье прибавишь к ней.Болезни этой не поможетНи кровь врага, ни речь друзей!Напрасно здесь, в краю далеком,Ты губишь прелесть юных дней;Нет, не достать вражде твоейГлавы, постигнутой уж роком!Он палачам судей земныхНе уступает жертв своих!Твоя б рука не устрашилаТого, кто борется с судьбой:Ты худо знаешь Измаила;Смотри ж, он здесь перед тобой!»И с видом гордого презреньяОтвета князь не ожидал;Он скрылся меж уступов скал —И долго русский без движенья,Один, как вкопаный, стоял.32
Меж тем, перед горой ШайтаномРасположась военным станом,Толпа черкесов удалыхСидела вкруг огней своих;Они любили Измаила,С ним вместе слава иль могила,Им всё равно! лишь только б с ним!Но не могла б судьба однимИ нежным чувством меж собоюСковать людей с умом простымИ с беспокойною душою:Их всех обидел Росламбек!(Таков повсюду человек.)33
Сидят наездники беспечно,Курят турецкий свой табакИ князя ждут они: «Конечно,Когда исчезнет ночи мрак,Он к нам сойдет; и взор орлиныйСмирит враждебные дружины,И вздрогнут перед ним они,Как Росламбек и уздени!»Так, песню воли напевая,Шептала шайка удалая.34
Безмолвно, грустно, в стороне,Подняв глаза свои к луне,Подруге дум любви мятежной,Прекрасный юноша стоял, —Цветок для смерти слишком нежный!Он также Измаила ждал,Но не беспечно. Трепет тайныйПорывам сердца изменял,И вздох тяжелый, не случайный,Не раз из груди вылетал;И он явился к Измаилу,Чтоб разделить с ним — хоть могилу!Увы! такая ли рукаВ куски изрубит казака?Такой ли взор, стыдливый, скромный,Глядит на мир, чтоб видеть кровь?Зачем он здесь, и ночью темной,Лицом прелестный, как любовь,Один в кругу черкесов праздных,Жестоких, буйных, безобразных?Хотя страшился он сказать,Нетрудно было б отгадать,Когда б… но сердце, чем моложе,Тем боязливее, тем строжеХранит причину от людейСвоих надежд, своих страстей.И тайна юного Селима,Чуждаясь уст, ланит, очей,От любопытных, как от змей,В груди сокрылась невредима!Часть третья
She told nor whence, nor why she left behind
Her all for one who seem'd but little kind.
Why did she love him? Curious fool! — be still —
Is human love the growth of human will?..
Lara. — L. Byron.[15]1
Какие степи, горы и моряОружию славян сопротивлялись?И где веленью русского царяИзмена и вражда не покорялись?Смирись, черкес! и запад и восток,Быть может, скоро твой разделит рок.Настанет час — и скажешь сам надменно:Пускай я раб, но раб царя вселенной!Настанет час — и новый грозный РимУкрасит Север Августом другим!2
Горят аулы; нет у них защиты,Врагом сыны отечества разбиты,И зарево, как вечный метеор,Играя в облаках, пугает взор.Как хищный зверь, в смиренную обительВрывается штыками победитель;Он убивает старцев и детей,Невинных дев и юных матерейЛаскает он кровавою рукою,Но жены гор не с женскою душою!За поцелуем вслед звучит кинжал,Отпрянул русский, — захрипел, — и пал!«Отмсти, товарищ!» — и в одно мгновенье(Достойное за смерть убийцы мщенье!)Простая сакля, веселя их взор,Горит, — черкесской вольности костер!..3
В ауле дальнем Росламбек угрюмыйСокрылся вновь, не ужасом объят;Но у него коварные есть думы,Им помешать теперь не может брат.Где ж Измаил? — безвестными горамиБлуждает он, дерется с казаками,И, заманив полки их за собой,Пустыню усыпает их костями,И манит новых по дороге той.За ним устали русские гоняться,На крепости природные взбираться;Но отдохнуть черкесы не дают;То скроются, то снова нападут.Они, как тень, как дымное виденье,И далеко и близко в то ж мгновенье.4
Но в бурях битв не думал ИзмаилСыскать самозабвенья и покоя.Не за отчизну, за друзей он мстил, —И не пленялся именем героя;Он ведал цену почестей и слов,Изобретенных только для глупцов!Недолгий жар погас! душой усталый,Его бы не желал он воскресить;И не родной аул, — родные скалыРешился он от русских защитить!5
Садится день, одетый мглою,Как за прозрачной пеленою…Ни ветра на земле, ни тучНа бледном своде! чуть приметноОрла на вышине бесцветной;Меж скал блуждая, желтый лучВ пещеру дикую прокралсяИ гладкий череп озарил,И сам на жителе могилПеред кончиной разыгрался,И по разбросанным костям,Травой поросшим, здесь и тамСкользнул огнистой полосою,Дивясь их вечному покою.Но прежде встретил он двоихНедвижных также, — но живых…И, как немые жертвы гроба,Они беспечны были оба!6
Один… так точно! — Измаил!Безвестной думой угнетаем,Он солнце тусклое следил,Как мы нередко провождаемГостей докучливых; на немЧеркесский панцырь и шелом,И пятна крови омрачалиМестами блеск военной стали.Младую голову СелимВождю склоняет на колени;Он всюду следует за ним,Хранительной подобно тени;Никто ни ропота, ни пениНе слышал на его устах…Боится он или устанет,На Измаила только взглянет —И весел труд ему и страх!7
Он спит, — и длинные ресницыЗакрыли очи под собой;В ланитах кровь, как у девицы,Играет розовой струей;И на кольчуге боевойЕму не жестко. С сожаленьемНа эти нежные чертыВзирает витязь, и мечтыЕго исполнены мученьем:«Так светлой каплею роса,Оставя край свой, небеса,На лист увядший упадает;Блистая райским жемчугом,Она покоится на нем,И, беззаботная, не знает,Что скоро лист увядший тотПожнет коса иль конь сомнет!»8
С полуоткрытыми устами,Прохладой вечера дыша,Он спит; но мирная душаВзволнована! полусловамиОнс кем-то говорит во сне!Услышал князь и удивился;К устам Селима в тишинеПрилежным ухом он склонился:Быть может, через этот сонЕго судьбу узнает он…«Ты мог забыть? — любви не нужноОдной лишь нежности наружной…Оставь же!» — сонный говорил.«Кого оставить?» — князь спросил.Селим умолк, но на мгновенье;Он продолжал: «К чему сомненье?На всем лежит его презренье…Увы! что значат перед нимПростая дева иль Селим?Так будет вечно между нами…Зачем бесценными устамиОн это имя освятил?»«Не я ль?» — подумал Измаил.И, погодя, он слышит снова:«Ужасно, боже! для детейПроклятие отца родного,Когда на склоне поздних днейОставлен ими… но страшнейЕго слеза!..» Еще два словаСелим сказал, и слабый стонВдруг поднял грудь, как стон прощанья,И улетел. — Из состраданьяКнязь прерывает тяжкий сон.9
И вздрогнув юноша проснулся,Взглянул вокруг и улыбнулся,Когда он ясно увидал,Что на коленях друга спал.Но, покрасневши, сновиденьеПересказать стыдился он,Как будто бы лукавый сонИмел с судьбой его сношенье.Не отвечая на вопрос(Примета явная печали),Щипал он листья диких роз,И, наконец, две капли слезВ очах склоненных заблистали;И, с быстротой отворотясь,Он слезы осушил рукою…Всё примечал, всё видел князь;Но не смутился он душоюИ приписал он простоте,Затеям детским слезы те.Конечно, сам давно не знал онПечалей сладостных любви?И сам давно не предавал онСлезам страдания свои?10
Не знаю!.. но в других он чувстваСудить отвык уж по своим.Не раз, личиною искусства,Слезой и сердцем ледяным,Когда обманов сам чуждался,Обманут был он; — и боялсяОн верить, только потому,Что верил некогда всему!И презирал он этот мир ничтожный,Где жизнь — измен взаимных вечный ряд;Где радость и печаль — всё призрак ложный!Где память о добре и зле — всё яд!Где льстит нам зло, но более тревожит;Где сердца утешать добро не может;И где они, покорствуя страстям,Раскаянье одно приносят нам…11
Селим встает, на гору всходит.Сребристый стелется ковыльВокруг пещеры; сумрак бродитВдали… вот топот! вот и пыль,Желтея, поднялась в лощине!И крик черкесов по зареГудит, теряяся в пустыне!Селим всё слышал на горе;Стремглав, в пещеру он вбегает:«Они! они!» он восклицает,И князя нежною рукойВлечет он быстро за собой.Вот первый всадник показался;Он, мнилось, из земли рождался,Когда въезжал на холм крутой;За ним другой, еще другой,И вереницею тянулисьОни по узкому пути:Там, если б два коня столкнулись,Назад бы оба не вернулисьИ не могли б вперед идти.12
Толпа джигитов[16] удалая,Перед горой остановясь,С коней измученных слезая,Шумит. — Но к ним подходит князь,И всё утихло! уваженьеВ их выразительных чертах;Но уважение — не страх;Не власть его основа — мненье!«Какие вести?» — Русский станПришел к Осаевскому Полю,Им льстит и бедность наших стран!Их много! — «Кто не любит волю?»Молчат. — «Так дайте ж отдохнутьСвоим коням; с зарею в путь.В бою мы ради лечь костями;Чего <же> лучшего нам ждать?Но в цвете жизни умирать…Селим, ты не поедешь с нами!..»13
Бледнеет юноша, и взорПонятно выразил укор: —«Нет, — говорит он, — я повсюду,В изгнанье, в битве спутник твой;Нет, клятвы я не позабуду —Угаснуть или жить с тобой!Не робок я под свистом пули,Ты видел это, Измаил;Меня враги не ужаснули,Когда ты, князь, со мною был!И с твоего чела не я лиСмывал так часто пыль и кровь?Когда друзья твои бежали,Чьи речи, ласки прогонялиСуровый мрак твоей печали?Мои слова! моя любовь!Возьми, возьми меня с собою!Ты знаешь, я владеть стрелоюМогу… И что мне смерть? — о, нет!Красой и счастьем юных летМоя душа не дорожила;Всё, всё оставлю, жизнь и свет,Но не оставлю Измаила!»14
Взглянул на небо молча князь,И, наконец, отворотясь,Он протянул Селиму руку;И крепко тот ее пожалЗа то, что смерть, а не разлукуПечальный знак сей обещал!И долго витязь так стоял;И под нависшими бровямиБлеснуло что-то; и слезамиЯ мог бы этот блеск назвать,Когда б не скрылся он опять!..15
По косогору ходят кони;Колчаны, ружья, седла, брониВ пещеру на ночь снесены;Огни у входа зажжены;На князе яркая кольчугаБлестит краснея; погруженВ мечтанье горестное он;И от страстей, как от недуга,Бежит спокойствие и сон.И говорит Селим: «Наверно,Тебя терзает дух пещерный!Дай песню я тебе спою;Нередко дева молодаяЕе поет в моем краю,На битву друга отпуская!Она печальна; но другойЯ не слыхал в стране родной.Ее певала мать роднаяНад колыбелию моей,Ты, слушая, забудешь муки,И на глаза навеют звукиВсе сновиденья детских дней!»Селим запел, и ночь кругом внимает,И песню ей пустыня повторяет:Песня Селима
Месяц плыветИ тих и спокоен;А юноша-воинНа битву идет.Ружье заряжает джигит,И дева ему говорит:«Мой милый, смелееВверяйся ты року,Молися востоку,Будь верен пророку,Любви будь вернее!«Всегда награжден,Кто любит до гроба,Ни зависть, ни злобаЕму не закон;Пускай его смерть и погубит;Один не погибнет, кто любит!«Любви изменившийИзменой кровавой,Врага не сразивши,Погибнет без славы;Дожди его ран не обмоют,И звери костей не зароют!»Месяц плыветИ тих и спокоен;А юноша-воинНа битву идет!«Прочь эту песню! — как безумныйВоскликнул князь, — зачем упрек?..Тебя ль послушает пророк?..Там, облит кровью, в битве шумнойТвои слова я заглушу,И разорву ее оковы.И память в сердце удушу!..Вставайте! — как? — вы не готовы?..Прочь песни! — крови мне!.. пора!..Друзья! коней!.. вы не слыхали…Удары, топот, визг ядра,И крик, и треск разбитой стали?..Я слышал!.. О, не пой, не пой!Тронь сердце, как дрожит, и что же?Ты недовольна?.. боже! боже!..Зачем казнить ее рукой?…»Так речь его оторваласяОт бледных уст и пронесласяНевнятно, как далекий гром.Неровным, трепетным огнемДо половины освещенный,Ужасен, с шашкой обнаженнойСтоял недвижим Измаил,Как призрак злой, от сна могилВолшебным словом пробужденный;Он взор всей силой устремилВ пустую степь, грозил рукою,Чему-то страшному грозил:Иначе, как бы ИзмаилСмутиться твердой мог душою?И понял наконец Селим,Что витязь говорил не с ним!Неосторожный! он коснулсяДушевных струн, — и звук проснулся,Расторгнув хладную тюрьму…И сам искусству своемуСелим невольно ужаснулся!16
Толпа садится на коней;При свете гаснущих огнейМелькают сумрачные лица.Так опоздавшая станицаПустынных белых журавлейВдруг поднимается с полей…Смех, клики, ропот, стук и ржанье!Всё дышит буйством и войной!Во всем приличия незнанье,Отвага дерзости слепой.17
Светлеет небо полосами;Заря меж синими рядамиРевнивых туч уж занялась.Вдоль по лощине едет князь,За ним черкесы цепью длинной.Признаться: коньпо седоку!Бежит, и будто ветр пустынный,Скользящий шумно по песку,Крутится, вьется на скаку;Он бел, как снег: во мраке ночиЕго заметить могут очи.С колчаном звонким за спиной,Отягощен своим нарядом,Селим проворный едет рядомНа кобылице вороной.Так белый облак, в полдень знойный,Плывет отважно и спокойно,И вдруг по тверди голубойОтрывок тучи громовой,Грозы дыханием гонимый,Как черный лоскут мчится мимо;Но как ни бейся, в вышинеОн с тем не станет наравне!18
Уж близко роковое поле.Кому-то пасть решит судьба?Вдруг им послышалась стрельба;И каждый миг всё боле, боле,И пушки голос громовойРаздался скоро за горой.И вспыхнул князь, махнул рукою:«Вперед! — воскликнул он, — за мною!»Сказал и бросил повода.Нет! так прекрасен никогдаОн не казался! повелитель,Герой по взорам и речам,Летел к опасным он врагам,Летел, как ангел-истребитель;И в этот миг, скажи, Селим,Кто б не последовал за ним?19
Меж тем с беспечною отвагойОтряд могучих казаковГнался за малою ватагойНеустрашимых удальцов;Всю эту ночь они блуждалиВкруг неприязненных шатров;Их часовые увидали,И пушка грянула по ним,И казаки спешат навстречу!Едва с отчаяньем немымОни поддерживали сечу,Стыдясь и в бегстве показать,Что смерть их может испугать.Их круг тесней уж становился;Один под саблею свалился,Другой, пробитый в грудь свинцом,Был в поле унесен конем,И, мертвый, на седле всё бился!..Оружье брось, надежды нет,Черкес! читай свои молитвы!В крови твой шелковый бешмет,Тебе другой не видеть битвы!Вдруг пыль! и крик! — он им знаком:То крик родной, не бесполезный!Глядят и видят: над холмомСтоит их князь в броне железной!..20
Недолго Измаил стоял:Вздохнуть коню он только дал,Взглянул, и ринулся, и смялВрагов, и путь за ним кровавыйМеж их рядами виден стал!Везде, налево и направо,Чертя по воздуху круги,Удары шашки упадают;Не видят блеск ее врагиИ беззащитно умирают!Как юный лев, разгорячась,В средину их врубился князь;Кругом свистят и реют пули;Но что ж? его хранит пророк!Шелом удары не согнули,И худо метится стрелок.За ним, погибель рассыпая,Вломилась шайка удалая,И чрез минуту шумный бойРассыпался в долине той…21
Далеко от сраженья, меж кустов,Питомец смелый трамских табунов,Расседланный, хладея постепенно,Лежал издохший конь; и перед ним,Участием исполненный живым,Стоял черкес, соратника лишенный;Крестом сжав руки и кидая взглядЗавистливый туда, на поле боя,Он проклинать судьбу свою был рад;Его печаль — была печаль героя!И весь в поту, усталостью томим,К нему в испуге подскакал Селим(Он лук не напрягал еще, и стрелыВсе до одной в колчане были целы).22
«Беда! — сказал он, — князя не видать!Куда он скрылся?» — «Если хочешь знать,Взгляни туда, где бранный дым краснее,Где гуще пыль и смерти крик сильнее,Где кровью облит мертвый и живой,Где в бегстве нет надежды никакой:Он там! — смотри: летит как с неба пламя;Его шишак и конь, — вот наше знамя!Он там! — как дух, разит и невредим,И всё бежит иль падает пред ним!»Так отвечал Селиму сын природы —А лесть была чужда степей свободы!..23
Кто этот русский? с саблею в руке,В фуражке белой? страха он не знает!Он между всех отличен вдалеке,И казаков примером ободряет;Он ищет Измаила — и нашел,И вынул пистолет свой, и навел,И выстрелил! — напрасно! — обманулсяЕго свинец! — но выстрел роковойУслышал князь, и мигом обернулся,И задрожал: «Ты вновь передо мной!Свидетель бог: не я тому виной!..» —Воскликнул он, и шашка зазвенела,И, отделясь от трепетного тела,Как зрелый плод от ветки молодой,Скатилась голова; — и конь ретивый,Встав на дыбы, заржал, мотая гривой,И скоро обезглавленный седокСвалился на растоптанный песок.Не долго это сердце увядало,И мир ему! — в единый миг оноЛюбить и ненавидеть перестало:Не всем такое счастье суждено!24
Всё жарче бой; главы валятсяПод взмахом княжеской руки;Спасая дни свои, теснятся,Бегут в расстройстве казаки!Как злые духи, горцы мчатсяС победным воем им вослед,И никому пощады нет!Но что ж? победа изменила!Раздался вдруг нежданый гром,Всё в дыме скрылося густом;И пред глазами ИзмаилаНа землю с бешеных конейКровавой грудою костейСвалился ряд его друзей.Как град посыпалась картеча;Пальбу услышав издалеча,Направя синие штыки,Спешат ширванские полки.Навстречу гибельному строюОдин, с отчаянной душою,Хотел пуститься Измаил;Но за повод коня схватилЧеркес, и в горы за собою,Как ни противился седок,Коня могучего увлек.И ни малейшего движеньяСреди всеобщего смятеньяНе упустил младой Селим;Он бегство князя примечает!Удар судьбы благословляет,И быстро следует за ним.Не стыд, — но горькая досадаГероя медленно грызет:Жизнь побежденным не награда!Он на друзей не кинул взгляда,И, мнится, их не узнает.25
Чем реже нас балует счастье,Тем слаще предаваться намПредположеньям и мечтам.Родится ль тайное пристрастьеК другому миру, хоть и тамСудьбы приметно самовластье,Мы всё свободнее даримЕму надежды и желанья;И украшаем, какхотим,Свои воздушные созданья!Когда забота и печальПокой душевный возмущают,Мы забываем свет, и вдальДуша и мысли улетают,И ловят сны, в которых нетСледов и теней прежних лет.Но ум, сомненьем охлажденныйИ спорить с роком приученный,Не усладить, не позабытьСвои страдания желает;И если иногда мечтает,То он мечтает победить!И, зная собственную силу,Пока не сбросит прах в могилу.Он не оставит гордых дум…Такой непобедимый умПриродой дан был Измаилу!26
Он ранен, кровь его течет;А он не чувствует, не слышит;В опасный путь его несетРетивый конь, храпит и пышет!Один Селим не отстает.За гриву ухватясь руками,Едва сидит он на седле;Боязни бледность на челе;Он очи полные слезамиПорой кидает на того,Кто всё на свете для него,Кому надежду жизни милойГотов он в жертву принести,И чье последнее «прости»Его бы с жизнью разлучило!Будь перед миром он злодей,Что для любви слова людей?Что ей небес определенье?Нет! охладить любовь гоненьеЕще ни разу не могло;Она сама свое добро и зло!27
Умолк докучный крик погони;Дымясь и в пене скачут кониМежду провалом и горой,Кремнистой, тесною тропой;Они дорогу знают самиИ презирают седока,И бесполезная рукаУж не владеет поводами.Направо темные кустыВисят, за шапки задевая,И с неприступной высотыНа новых путников взирая;Чернеет серна молодая;Налево — пропасть; по краямРяд красных камней, здесь и тамВсегда обрушиться готовый.Никем неведомый потокВнизу, свиреп и одинок,Как тигр Америки суровой,Бежит гремучею волной;То блещет бахромой перловой,То изумрудною каймой;Как две семьи — враждебный гений,Два гребня разделяет он.Вдали на синий небосклонНагих, бесплодных гор ступениВедут желание и взглядСквозь облака, которых тениПо ним мелькают и спешат;Сменяя в зависти друг друга,Они бегут вперед, назад,И мнится, что под солнцем югаВ них страсти южные кипят!28
Уж полдень. Измаил слабеет;Пылает солнце высоко,Но есть надежда! дым синеет,Родной аул недалеко…Там, где, кустарником покрыты,Встают красивые гранитыКаким-то пасмурным венцом,Есть поворот и путь, прорытыйАрбы скрипучим колесом.Оттуда кровы земляные,Мечеть, белеющий забор,Аргуны воды голубые,Как под ногами, встретит взор!Достигнут поворот желанный;Вот и венец горы туманной;Вот слышен речки рев глухой;И белый конь сильней рванулся…Но вдруг переднею ногойОн оступился, спотыкнулся,И на скаку, между камней,Упал всей тягостью своей.29
И всадник, кровью истекая,Лежал без чувства на земле;В устах недвижность гробовая,И бледностьмуки на челе;Казалось, час его кончиныЖдал знак условный в небесах,Чтобы слететь, и в миг единыйИз человека сделать — прах!Ужель степная лишь могилаНичтожный в мире будет следТого, чье сердце столько летМысль о ничтожестве томила?Нет! нет! ведь здесь еще Селим…Склонясь в отчаяньи над ним,Как в бурю ива молодаяНад падшим гнется алтарем,Снимал он панцырь и шелом;Но сердце к сердцу прижимая,Не слышит жизни ни в одном!И если б страшное мгновеньеВсе мысли не убило в нем,Судиться стал бы он с творцомИ проклинал бы провиденье!..30
Встает, глядит кругом Селим:Всё неподвижно перед ним!Зовет: — и тучка дождеваяЛетит на зов его одна,По ветру крылья простирая,Как смерть, темна и холодна.Вот, наконец, сырым покровомОдела путников она,И юноша в испуге новом!Прижавшись к Другу с быстротой:«О, пощади его!.. Постой! —Воскликнул он, — я вижу ясно,Что ты пришла меня лишитьТого, кого люблю так страстно,Кого слабей нельзя любить!Ступай! Ищи других по свету…Все жертвы бога твоего!..Ужельменя несчастней нету?И нет виновнее его?»31
Меж тем, подобно дымной тени,Хотя не понял он молений,Угрюмый облак пролетел.Когда ж Селим взглянуть посмел,Он был далеко! ОсвеженныйЕго прохладою мгновенной,Очнулся бледный Измаил,Вздохнул, потом глаза открыл.Он слаб: другую ищет рукуЕго дрожащая рука;И, каждому внимая звуку,Он пьет дыханье ветерка,И всё, что близко, отдаленно,Пред ним яснеет постепенно…Где ж друг последний? Где Селим?Глядит! — и что же перед ним?Глядит — уста оледенели,И мысли зреньем овладели…Не мог бы описать подобный мигНи ангельский, ни демонский язык!32
Селим… и кто теперь не отгадает?На нем мохнатой шапки больше нет,Раскрылась грудь; на шелковый бешметВолна кудрей, чернея, ниспадает,В печали женщин лучший их убор!Молитва стихла на устах!.. а взор…О небо! небо! Есть ли в кущах раяГлаза, где слезы, робость и печальОставить страшно, уничтожить жаль?Скажи мне, есть ли Зара молодаяМеж дев твоих? и плачет ли она,И любит ли? но понял я молчанье!Не встретить мне подобное созданье;На небе неуместно подражанье,А Зара на земле была одна…33
Узнал, узнал он образ позабытыйСреди душевных бурь и бурь войны;Поцеловал он нежные ланиты —И краски жизни им возвращены.Она чело на грудь ему склонила,Смущают Зару ласки Измаила,Но сердцу как ума не соблазнить?И как любви стыда не победить?Их речи — пламень! вечная пустыняВосторгом и блаженством их полна.Любовь для неба и земли святыня,И только для людей порок она!Во всей природе дышит сладострастье;И только люди покупают счастье!* * *
Прошло два года, всё кипит война;Бесплодного Кавказа племенаПитаются разбоем и обманом;И в знойный день, и под ночным туманомОтважность их для русского страшна.Казалося, двух братьев помирилаСлепая месть и к родине любовь;Везде, где враг бежит и льется кровь,Видна рука и шашка Измаила.Но отчего ни Зара, ни СелимТеперь уже не следует за ним?Куда лезгинка нежная сокрылась?Какой удар ту грудь оледенил,Где для любви такое сердце билось,Каким владеть он недостоин был?Измена ли причина их разлуки?Жива ль она иль спит последним сном?Родные ль в гроб ее сложили руки?Последнее «прости» с слезами мукиСказали ль ей на языке родном?И если смерть щадит ее поныне —Между каких людей, в какой пустыне?Кто б Измаила смел спросить о том?Однажды, в час, когда лучи закатаПо облакам кидали искры злата,Задумчив на кургане ИзмаилСидел: еще ребенком он любилПрироды дикой пышные картины,Разлив зари и льдистые вершины,Блестящие на небе голубом;Не изменилось только это в нем!Четыре горца близ него стояли,И мысли по лицу узнать желали;Но кто проникнет в глубину морейИ в сердце, где тоска, — но нет страстей?О чем бы он ни думал, — запад дальныйНе привлекал мечты его печальной;Другие вспоминанья и другой,Другой предмет владел его душой.Но что за выстрел? — дым взвился, белея.Верна рука, и верен глаз злодея!С свинцом в груди, простертый на земле,С печатью смерти на крутом челе,Друзьями окружен, любимец браниЛежал, навеки нем для их призваний!Последний луч зари еще игралНа пасмурных чертах и придавалЕго лицу румянец; и казалось,Что в нем от жизни что-то оставалось,Что мысль, которой угнетен был ум,Последняя его тяжелых дум,Когда душа отторгнулась от тела,Его лица оставить не успела!Небесный суд да будет над тобой,Жестокий брат, завистник вероломный!Ты сам наметил выстрел роковой,Ты не нашел в горах руки наемной!Гремучий ключ катился невдали.К его струям черкесы принеслиКровавый труп; расстегнут их рукоюЧекмень, пробитый пулей роковою;И грудь обмыть они уже хотят…Но почему их омрачился взгляд?Чего они так явно ужаснулись?Зачем, вскочив, так хладно отвернулись?Зачем? — какой-то локон золотой(Конечно, талисман земли чужой),Под грубою одеждою измятый,И белый крест на ленте полосатойБлистали на груди у мертвеца!..«И кто бы отгадал? — Джяур проклятый!Нет, ты не стоил лучшего конца;Нет, мусульманин верный ИзмаилуОтступнику не выроет могилу!Того, кто презирал людей и рок,Кто смертию играл так своенравно,Лишь ты низвергнуть смел, святой пророк!Пусть, не оплакан, он сгниет бесславно,Пусть кончит жизнь, как начал — одинок».
Так двигалась по земле дочь ЧеркесииПрелестнейшая птица Франгистана.
Две главные горы. (Примечание Лермонтова).
Две главные горы. (Примечание Лермонтова).
Две горы, находящиеся рядом с Бешту. (Примечание Лермонтова).
Две горы, находящиеся рядом с Бешту. (Примечание Лермонтова).
Высокие души, по природной гордости и силеГлубже всех чувствуют твои угрызения. Совесть! Страх, как бич, повелевает низкой чернью,Ты же — истязатель смелого!
Она не сказала, ни откуда она, ни почему она оставилаВсё для того, кто, казалось, с ней был тоже неласков.Почему она любила его? Пытливый глупец! Молчи:Разве человеческая любовь рождается по воле человека?
Наездники. (Примечание Лермонтова).