Том 3. Стихотворения 1918-1924 - читать онлайн бесплатно полную версию книги . Страница 1
Последние мечты (1917–1919)
Душа истаивает…
В горнем свете
Я сознаю, что постепенноДуша истаивает. МглаЛожится в ней. Но, неизменно,Мечта свободная — светла!Бывало, жизнь мутили страсти,Как черный вихрь морскую гладь;Я, у враждебных чувств во власти,То жаждал мстить, то мог рыдать.Но, как орел в горах Кавказа,За кругом круг, уходит ввысь,Чтоб скрыться от людского глаза, —Желанья выше вознеслись!Я больше дольних смут не вижу,Ничьих восторгов не делю;Я никого не ненавижуИ — страшно мыслить — не люблю!Но, с высоты полета, бездныОткрыты мне — былых веков:Судьбы мне внятен ход железныйИ вопль умолкших голосов.Прошедшее, как дно морское,Узором стелется вдали;Там баснословных дней героиИдут, как строем корабли.Вникая в смысл тысячелетий,В заветы презренных наук,Я словно слышу, в горнем свете,Планетных сфер певучий звук;И, прежнему призванью верен,Тот звук переливаю в стих,Чтоб он, отчетлив и размерен,Пел правду новых снов моих!Июль 1918
Пророчества весны
В дни отрочества, я пророчествамВесны восторженно внимал:За первым праздничным подснежником,Блажен пьянящим одиночеством,В лесу, еще сыром, блуждал.Как арка, небо над мятежникомСинело майской глубиной,И в каждом шорохе и шелесте,Ступая вольно по валежникам,Я слышал голос над собой:Все пело, полно вешней прелести;«Живи! люби! иди вперед!Ищи борьбы, душа крылатая,И, как Самсон из львиной челюсти,Добудь из грозной жизни — мед!»И вновь весна, но — сорок пятая…Все тот же вешний блеск вокруг:Все так же глубь небес — божественна;Все та ж листва, никем не смятая;Как прежде, свеж и зелен луг!Весна во всем осталась девственной;Что для земли десятки лет!Лишь я принес тоску случайнуюНа праздник радости естественной, —Лишь я — иной, под гнетом лет!Что ж! Пусть не мед, а горечь тайнуюСобрал я в чашу бытия!Сквозь боль души весну приветствуюИ на призыв земли ответствую,Как прежде, светлой песней я!1918
При свете луны
Как всплывает алый щит над морем,Издавна знакомый лунный щит, —Юность жизни, с радостью и горемДавних лет, над памятью стоит.Море — змеи светов гибких жалятИ, сплетясь, уходят вглубь, на дно.Память снова нежат и печалятДни и сны, изжитые давно.Сколько ликов манят зноем ласки,Сколько сцен, томящих вздохом грудь!Словно взор склонен к страницам сказки,И мечта с Синдбадом держит путь.Жжет еще огонь былой отравы.Мучит стыд неосторожных слов…Улыбаюсь детской жажде славы,Клеветам забытых мной врагов…Но не жаль всех пережитых бредней,Дерзких дум и гибельных страстей:Все мечты приемлю до последней, —Каждый стон и стих, как мать — детей.Лучший жребий взял я в мире этом:Тайн искать в познаньи и любви,Быть мечтателем и быть поэтом,Признавать один завет: «Живи!»И, начнись все вновь, я вновь прошел быТе ж дороги, жизнь — за мигом миг:Верил бы улыбкам, бросив колбы,Рвался б из объятий к пыли книг!Шел бы к мукам вновь, большим и малым,Чтоб всегда лишь дрожью дорожить,Чтоб стоять, как здесь я жду, — усталым,Но готовым вновь — страдать и жить!3 января 1918
Ученик Орфея
Я всюду цепи строф лелеял,Я ветру вслух твердил стихи,Чтоб он в степи их, взвив, развеял,Где спят, снам веря, пастухи;Просил у эхо рифм ответных,В ущельях гор, в тиши яйлы;Искал черед венков сонетныхВ прибое, бьющем в мол валы;Ловил в немолчном шуме моряМетр тех своих живых баллад,Где ласку счастья, жгучесть горяВложить в античный миф был рад;В столичном грозном гуле тоже,Когда, гремя, звеня, стуча,Играет Город в жизнь, — прохожий,Я брел, напев стихов шепча;Гудки авто, звонки трамвая,Стук, топот, ропот, бег колес, —В поэмы страсти, в песни маяВливали смутный лепет грез.Все звуки жизни и природыЯ облекать в размер привык:Плеск речек, гром, свист непогоды,Треск ружей, баррикадный крик.Везде я шел, незримо лируДержа, и властью струн храним,Свой новый гимн готовя миру,Но сам богат и счастлив им.Орфей, сын бога, мой учитель,Меж тигров так когда-то пел…Я с песней в адову обитель,Как он, сошел бы, горд и смел.Но диким криком гимн МенадыПокрыли, сбили лавр венца;Взвив тирсы, рвали без пощадыГрудь в ад сходившего певца.Так мне ль осилить взвизг трамвайный.Моторов вопль, рев толп людских?Жду, на какой строфе случайнойЯ, с жизнью, оборву свой стих.20/7 февраля 1918
Сорок пятый раз
Весенней ночью встречу звон пасхальныйЯ сорок пятый раз…И вот мечта, вскрывая сумрак дальний,Лепечет свой рассказ.Об том, как в детстве золотились нежноВсе праздничные дни;Как в юности огнем любви мятежноТомили дух они;Как позже, злобно нападали змеиБезумства и страстей,В весенний праздник выползая злееСо всех моих путей…Вновь вижу: двое, в звоне колокольном,Укрылись в темноту,А на окне, пред взором богомольным,Ветвь яблони в цвету…Вновь вижу поле дальнее… ракета,Взлетя, прожгла эфир…И с перезвоном робким слился где-тоРёв пушек и мортир.Вновь вижу ночь семнадцатого года.Прекрасна и светла;Толпу пасхальную ведет Свобода,Раскинув два крыла…Что ж принесет мне праздник сорок пятый?О если б глубь небесРодному краю крикнула трикраты:«Воистину воскрес!»1918
Жить на воле…
Зов автомобиля
Призыв протяжный и двухнотныйАвтомобильного гудка…И снова манит безотчетноК далеким странствиям — тоска.То лесом, то в полях открытыхЛететь, бросая версты вспять;У станций старых, позабытых,Раскинув лагерь, отдыхать!Когда в дороге лопнет шина,Стоять в таинственном лесу,Где сосны, да кусты, да глина,А солнце серебрит росу.А в холод в поле незнакомом,От ветра кроясь за стеклом,Смотреть, как вихрь над буреломомБросает новый бурелом.Иль ночью, в дерзостном разбеге,Прорезывая мглу полей,Без мысли об ином ночлеге,Дремать под трепет фонарей!Скользя, как метеор, деревней,Миг жизни видеть невзначай,И встречным прогудеть напевней,Чем голос девушки: «Прощай!»И, смелые виражи в полеСрезая, вновь взлетать на склон,И вновь гудеть, и жить на волеКентавром сказочных времен!Сентябрь 1917
Лунная ночь
— Банально, как лунная ночь…
JuveniliaСмотрю, дыша травой и мятой,Как стали тени туч белей,Как льется свет, чуть синеватый,В лиловый мрак ночных полей.Закат погас в бесцветной вспышке,И, прежде алый, шар луны,Как бледный страж небесной вышки,Стоит, лучом лелея сны.Былинки живы свежим блеском,Лес ожил, и живет ручей,Бросая искры каждым всплеском, —Змей — лента водяных лучей.Час волшебством мечты пропитан, —Луга, деревья, воздух, даль…Сердца томит он, мысль пьянит он:Везде — восторг, во всем — печаль!И, лунной ночи полня чары,Вливает песню в тишь ветвей(Банальный гимн, как зов гитары!)Друг всех влюбленных, соловей.1917
Солнцеворот
Была зима; лежали плотноСнега над взрытостью полей.Над зыбкой глубиной болотнойСкользили, выводя изгибы,Полозья ровные саней.Была зима; и спали рыбыПод твердым, неподвижным льдом.И даже вихри не смогли бы,В зерне замерзшем и холодном,Жизнь пробудить своим бичом!Час пробил; Чудом очередным,Сквозь смерть, о мае вспомнил год.Над миром белым и бесплоднымШепнул какой-то нежный голос;«Опять пришел солнцеворот!»И под землею, зерна, чуяГрядущей жизни благодать,Очнулись, нежась и тоскуя,И вновь готов безвестный колосРасти, цвести и умирать!17 октября 1917
Благовесть весеннего утра
Утро. Душа умиленноБлаговесть солнечный слышит,Звоны весенних лучей,Всё отвечает созвонно:Липы, что ветер колышет,Луг, что ромашками вышит,Звучно-журчащий ручей…Воздух отзвучьями дышитГде-то стучащих мечей.Гулко зовя богомольца,Звоны со звонами спорят.Солнце гудит, как набат,В травах бренчат колокольца.Им колокольчики вторят,Тучки, что небо узорят,В сто бубенцов говорят.Зов звонари то ускорят,То, замедляя, звонят.Солнце восходит все выше.Ярче, ясней, полновеснейГолос наставшего дня.Гулы набата все тише,Бой перезвонов чудесней:Скрыты серебряной песнейМедные гуды огня.Небо взывает: «Воскресни»,Миру лазурью звеня.1918
Апрельский хмель
Лиловые тени легли по последнему снегу,Журча, по наклонам сбежали ручьями сугробы,Развеял по воздуху вечер истому и негу,Апрель над зимой торжествует без гнева и злобы.Апрель! Но вокруг все объято предчувствием мая,И ночь обещает быть ясной, и теплой, и звездной…Ах, тысячи юношей, нежно подругу сжимая,Свой взор наклоняют теперь над обманчивой бездной.Весна их пьянит, как пьянила и в глубях столетий,В жестокие темные годы пещерного века,Когда первобытные люди играли, как дети,И мамонт бродячий был грозным врагом человека.Быть может, вот здесь, где длинеют лиловые тени,Наш пращур суровый, в любовном восторженном хмеле,На тающий снег преклоняя нагие колени,К возлюбленной девушке ник, в тихий вечер, в апреле!Вот солнце краснеет, скользя за черту кругозора,Под ласковым ветром дрожат заалевшие ветки…Вы, девы и юноши! май нас обрадует скоро:Дышите весной, как дышали далекие предки.26 апреля 1919
Веснянка
Лишь на севере мы ценимВесь восторг весны, —Вешней неги не обменимНа иные сны.После долгой ночи зимнейНежен вешний день,Ткани мглы гостеприимнейРасстилает тень.Там, где землю крыл по склонамОдноцветный снег,Жжет глаза в лесу, зеленыйМолодой побег!В душу к нам глядит подснежникВзором голубым;Даже, старый хлам, валежникКажется живым!Мы весной живем, как дети,Словно бредим вслух;В свежих красках, в ясном светеОживает дух!Каждый маю стал союзникИ врагом зимы,Каждый счастлив, словно узник,Выйдя из тюрьмы!1918
Перед маем
Под землей, под слоем снега,Верит сонное зерно,Что весной воде, с разбега,Разбудить поля дано;Что рассветной песней птицыСнова станут славить лес;И, в ночной игре, зарницыРаскрывать узор небес;Что зеленых трав изгибыЗапах мяты разольют,И, хвостом виляя, рыбыЗаколышут ближний пруд!Спит зерно и грезит маем,В мертвой мгле и в тишине…Разве так же мы не знаем,Что зима ведет к весне?Так чего ж еще нам надо, —Если всех любовно ждетМайских радостей наградаЗа тоску и белый гнет!Как же может ночь печалить,Будь она черна, долга,Если утром нежно жалитьДолжен алый луч снега.Зерна верят. Будем веритьЗлатоцветным дням и мы!И к чему бесплодно меритьСроки ночи и зимы?Пусть во мраке, — ты ли, я ли, —Но дождется кто-то дня:Все мы видели, все зналиШар свободного огня!Трепет жизни, жажда волиИм незримо в нас влита.В миг конца не все равно лиМай иль майская мечта!16 января. 1918
Тропическая ночь
В снежной мгле угрюмы вопли вьюги,Всем сулят, с проклятьем, час возмездий…Та же ль ночь, в иных краях, на юге,Вся дрожит, надев убор созвездий?Там, лучистым сферам дружно вторя,Снизу воды белым блеском светят;Легкой тенью режа фосфор моря,Челны след чертой огнистой метят.Жарким ветром с пальм уснувших веет,Свежей дрожью с далей водных тянет…В звездных снах душа мечтать не смеет,Мыслей нет, но ум чудесно занят.Вот — летят, сверкнув как пламя, рыбы,Вот — плеск весел пылью искр осыпан;Берег — ярок, в искрах — все изгибы,Ясный мрак игрой лучей пропитан.В небе, в море, в сердце — всюду вспышки,Мир — в огне не жгучем жив; воочыоЛюди чудо видят… Там, в излишкеСчастья, смерть — желанна этой ночью!Челн застыл, горя в волшебном круге;Южный Крест царит в ряду созвездий…Чу! вблизи глухие вопли вьюги,Всем сулят, с проклятьем, час возмездий.17 января 1918
Единое счастье — работа!
Работа («Единое счастье — работа…»)
Единое счастье — работа,В полях, за станком, за столом, —Работа до жаркого пота,Работа без лишнего счета, —Часы за упорным трудом!Иди неуклонно за плугом,Рассчитывай взмахи косы,Клонись к лошадиным подпругам,Доколь не заблещут над лугомАлмазы вечерней росы!На фабрике в шуме стозвонномМашин, и колес, и ремнейЗаполни с лицом непреклоннымСвой день, в череду миллионном,Рабочих, преемственных дней!Иль — согнут над белой страницей, —Что сердце диктует, пиши;Пусть небо зажжется денницей, —Всю ночь выводи вереницейЗаветные мысли души!Посеянный хлеб разойдетсяПо миру; с гудящих станковПоток животворный польется;Печатная мысль отзоветсяВо глуби бессчетных умов.Работай! Незримо, чудесноРабота, как сев, прорастет:Что станет с плодами, — безвестно,Но благостно, влагой небесной,Труд всякий падет на народ!Великая радость — работа,В полях, за станком, за столом!Работай до жаркого пота,Работай без лишнего счета, —Все счастье земли — за трудом!18 сентября 1917
Пока есть небо
Пока есть небо, будь доволен!Пока есть море, счастлив будь!Пока простор полей раздолен,Мир славить песней не забудь!Пока есть горы, те, что к небуВозносят пик над пеньем струй,Восторга высшего не требуйИ радость жизни торжествуй!В лазури облака белеютИль туча темная плывет;И зыби то челнок лелеют,То клонят мощный пакетбот;И небеса по серым скатамТо золотом зари горят,То блещут пурпурным закатомИ лед вершинный багрянят;Под ветром зыблемые нивыБессчетных отсветов полны,И знают дивные отливыСнега под отблеском луны.Везде — торжественно и чудно,Везде — сиянья красоты,Весной стоцветно-изумрудной,Зимой — в раздольях пустоты;Как в поле, в городе мятежномВсе те же краски без числаСтруятся с высоты, что нежнымЛучом ласкает купола;А вечером еще чудеснейДаль улиц, в блеске фонарей,Все — зовы грез, все — зовы к песне:Лишь видеть и мечтать — умей.Октябрь 1917
Пусть пред окном моим…
Пусть пред окном моим не взноситЮнгфрау купол вековой,И знаю, что закат не броситЗмей на лагуны предо мной;Пусть нынче с гондол не окликнутМеня коварно, и в уют,Где над палаткой пальмы никнут,Под вечер не помчит верблюд;Деревья чахлого бульвараДа стены строгие домов, —Вот сумрачно-немые чарыВсех наших дней, всех наших снов.Но так же пламенны закаты,И то же золото зари.Там, где домами дали сжатыИ встали строем фонари;И пляска радужных пылинокВ луче все та же — у окна;И белые рои снежинокВсе так же серебрит луна;Причудливо ползут туманыВдоль улиц, и ночная мглаТо множит странные обманы,То, летом, призрачно бела.Торжественно река струится,Стучась в столицах о гранит,И мир созвездий в ней глядится,Храня величественный вид.Над площадями полн величийКолоколов ночной псалом,А утром, в сквере, голос птичийТак бодро-весел за окном.1917
Голос иных миров
Пусть мучит жизнь, и день, что прожит,Отзвучьем горьких дум тревожит,И душу скорбь коварно гложет;Взгляни в ночные небеса,Где пала звездная роса,Где Млечный Путь, как полоса,Пролег и свет на светы множит;Вглядись покорно в чудеса, —И Вечность нежно уничтожитВ тебе земные голоса,Бессонной памяти положитПовязку мрака на глаза;Застынет, не упав, слеза,И миг в безбрежном изнеможет!Целит священная безбрежностьВсю боль, всю алчность, всю мятежность,Смиряя властно безнадежностьМечтой иного бытия!Ночь, тайн созданья не тая,Бессчетных звезд лучи струя,Гласит, что с нами рядом — смежностьДругих миров, что там — края,Где тоже есть любовь и нежность,И смерть и жизнь, — кто знает, чья?Что небо — только порубежностьПланетных сфер, даль — колея,Что сонмы солнц и наше «я»Влечет в пространстве — Неизбежность!23 сентября 1917
Образы святые
Библия
О, книга книг! Кто не изведал,В своей изменчивой судьбе,Как ты целишь того, кто предалСвой утомленный дух — тебе!В чреде видений неизменных,Как совершенна и чиста —Твоих страниц проникновенныхМладенческая простота!Не меркнут образы святые,Однажды вызваны тобой:Пред Евой — искушенье Змия,С голубкой возвращенной — Ной!Все, в страшный час, в горах, застылиОтец и сын, костер сложив;Жив облик женственной Рахили,Израиль-богоборец — жив!И кто, житейское отбросив,Не плакал, в детстве, прочитав,Как братьев обнимал ИосифНа высоте честей и слав!Кто проникал, не пламенея,Веков таинственную даль,Познав сиянье Моисея,С горы несущего скрижаль!Резец, и карандаш, и кисти,И струны, и певучий стих —Еще светлей, еще лучистейТворят ряд образов твоих!Какой поэт, какой художникК тебе не приходил, любя:Еврей, христианин, безбожник,Все, все учились у тебя!И сколько мыслей гениальныхС тобой невидимо слиты:Сквозь блеск твоих страниц кристальныхНам светят гениев мечты.Ты вечно новой, век за веком,За годом год, за мигом миг,Встаешь — алтарь пред человеком,О Библия! о книга книг!Ты — правда тайны сокровенной,Ты — откровенье, ты — завет,Всевышним данный всей вселеннойДля прошлых и грядущих лет!1918
Три яблока
Три яблока, излюбленных преданьем,Три символа земного мятежа,В саду веков, воссозданном сознаньем,Они горят, под ветром грез дрожа.Ты, яблоко губительное Евы!Ты вырвало из глаз эдемский свет,На нас обрушив божеские гневы, —Но было то — восстанье на запрет!Другое — яблоко Вильгельма Теля, —Свободы весть промчало над землей:Одной стрелой в родного сына целя,Стрелок в тиранов метился другой!А третье — третье яблоко Ньютона;Оно упало в час своей поры,И понял ум незыблемость закона,Что движет землю, небо и миры.То третье яблоко вернуло рай нам,Сравняло всех, владыку и раба,Открыло нам дорогу к вечным тайнам,Чтоб не страшила больше — и Судьба!1916
Ариадна
Жалоба Фессея
Ариадна! Ариадна!Ты, кого я на песке,Где-то, в бездне беспощаднойМоря, бросил вдалеке!Златоокая царевна!Ты, кто мне вручила нить,Чтобы путь во тьме бездневнойЛабиринта различить!Дочь угрюмого Миноса!Ты, кто ночью, во дворце,Подошла — светловолосойТенью, с тайной на лице!Дева мудрая и жрицаМне неведомых богов,В царстве вражьем, чья столицаНа меня ковала ков!И — возлюбленная! тело,Мне предавшая вполне,В час, когда ладья летелаПо зыбям, с волны к волне!Где ты? С кем ты? Что сказала,Видя пенную корму,Что, качаясь, прорезалаЗаревую полутьму?Что подумала о друге,Кто тебя, тобой спасен,Предал — плата за услуги!—Обманул твой мирный сон?Стала ль ты добычей зверяИль змеей уязвлена, —Страшной истине не веря,Но поверить ей должна?Ты клянешь иль кличешь, плача,Жалко кудри теребя?Или, — горькая удача!—Принял бог лесной тебя?Ах! ждала ль тебя могила,Иль обжег тебя венец, —За тебя Судьба отметила:В море сгинул мой отец!Я с подругой нелюбимойДни влачу, но — реешь тыВозле ложа, еле зримыйПризрак, в глубях темноты!Мне покорствуют Афины;Но отдать я был бы радЭту власть за твой единыйПоцелуй иль нежный взгляд!Победитель Минотавра,Славен я! Но мой високОсребрен: под сенью лавраЖизнь я бросил на песок!Бросил, дерзкий! и изменойЗа спасенье заплатил…Белый остров, белой пенойТы ль мне кудри убелил?1917
Ариадна
Во дворце Афинском, скорбно мрачен,Спит Фессей и видит вещий сон:В теми вод белеет Накс; прозраченВоздух ночи; в звездах небосклон.В страхе, встретя вкруг песок прибрежий,Чуть привстав, царевна смотрит вниз;А над ней, прекрасен, светел — свежийХмель меж кудрей — юный Дионис.Буйным сонмом попирая зелень,Тигров холя, тирсы лентой свив,Фавны, нимфы, люди виноделенЖдут царя назад, в тени олив.Он же, страстью вдруг обезоружен,Раб восторга, к деве клонит лик…Вот схватил ее венец жемчужин.«Ты — небес достойна!» — слышен всклик.В небо вскинут, вспыхнул, — семизвездье —Там венец. Бог с девой слит. ПолнаНочь их славой, — Горькое возмездьеПьет Фессей во сне, и молит сна!12/25 февраля 1918
Мировой кинематограф
В годину бед, когда народной вереРок слишком много ставит испытаний, —В безмерном зале мировых преданийПроходят призраки былых империй,Как ряд картин на световом экране.По Нилу мчится барка Сына Солнца;До неба всходят башни Вавилона;Перс возвещает землям волю с трона, —Но дерзко рушат рати МакедонцаПрестол Царя Царей и Фараона.Выходят римляне, сурово-строги.Под стук мечей куется их держава,И кесарских орлов не меркнет слава.Бегут в пустынях римские дороги,Народы рабствуют в оковах права.Пирует Рим, льет вина, множит яства…Вдруг варвары, как буря, злы и дики,Спадают с гор, крушат всё в яром крике,И, вновь пленен мечтой миродержавства,Свой трон в руинах высит Карл Великий.Потом, самумом пролетают в миреАрабы, славя свой Коран; монголыНесметным сонмом топчут высь и долы…Над царством царства вырастают шире…Сверкает Бонапарта меч тяжелый…Но, жив и волен, из глухих крушенийВыходит строй народов — грозно длинный:Армяне, эллины, германцы, финны,Славяне, персы, италийцы, — тени,Восставшие, чтоб спеть свой гимн старинный!О, сколько царств, сжимавших мир! ПриродаГлядит с улыбкой на державства эти:Нет, не цари — ее родные дети!Пусть гибнут троны, только б дух народа,Как феникс, ожил на костре столетий!14 марта 1918
Это все — кошмар!
Кошмар («Есть в мире демон, с женственным лицом…»)
Есть в мире демон, с женственным лицом,С когтями львицы, с телом сухопарым;Садится к спящим он, согнут кольцом,На грудь, и мы — зовем его Кошмаром.Он давит нас, и вот, в тяжелом сне,Черед видений сумрачных проходит;Дыханье стеснено, чело в огне,И судорога тщетно пальцы сводит.Нам грезится ужасных ликов ряд:Смеются дьяволы над всем заветным,Терзают близких, алтари сквернятИ стонам вторят хохотом ответным.Нельзя бороться и бежать нет сил:Оковы на ногах и руки в путах,Повсюду вскрыты пропасти могил…Блестят из мглы орудья пыток лютых…И вдруг мы вспомним: это все — кошмар!Рукой свободной призраков коснемся…Все сгинет вмиг, исчезнут страхи чар,И мы, дрожа от радости, — проснемся!Затравленный зверь
Олень затравленный напрасно взор молящийОбводит вкруг, дыша прерывно, — смерть везде;Собаки рвутся вслед, сверкают ружья в чаще…И зверь, ища пути, бросается к воде.Плывет, глотая пар, а сзади слышит глухоЛай, крики, зов рогов; пес беспощадный, вновьВрага догнав, ему вонзает зубы в ухо…Окрасив зыбь реки, струей стекает кровь.А лес кругом стоит роскошен, как бывало;Меж камней и коряг, журча, бежит ручей;Круг солнечный, горя торжественно и ало,Сквозь изумруд ветвей кидает сноп лучей.Слабея, смотрит зверь вверх, в небеса, откудаЛилось тепло, и дождь, и свежесть вешних бура;Защита с высоты не явится ли? ЧудоНе совершится ль? — Нет! Пуста, нема лазурь.И стону слабому уже не вторит эхо…Сквозь радугу слезы так странны берега…Но всюду — взвизг собак, гром криков, гулы смеха,И, кроя все, поют охотничьи рога!16 февраля 1918
Библиотеки
Власть, времени сильней, затаенаВ рядах страниц, на полках библиотек:Пылая факелом во мгле, онаПорой язвит, как ядовитый дротик.В былых столетьях чей-то ум зажегСверканье, — и оно доныне светит!Иль жилы тетивы напрячь возмог, —И в ту же цель стрела поныне метит!Мы дышим светом отжитых веков,Вскрывающих пред нами даль дороги,Повсюду отблеск вдохновенных слов, —То солнце дня, то месяц сребророгий!Но нам дороже золотой колчан,Певучих стрел, завещанный в страницах,Оружие для всех времен и стран,На всех путях, на всех земных границах.Во мгле, куда суд жизни не достиг,Где тени лжи извилисты и зыбки, —Там дротик мстительный бессмертных книг,Веками изощрен, бьет без ошибки.1917
Наутро после шабаша
Чу! под окошком звенят колокольчики,Белые, синие, разных оправ;Листья ольхи завиваются в кольчики,Запахи веют с обрызганных трав;Солнце ко мне проникает приветливоДлинным лучом, между ставень, сквозь щель;Где-то гудит, осторожно и сметливо,К сладким цветам подлетающий шмель;Все так знакомо… И песня не новаяСладко ласкает: «Ты дома, дитя!»То напевает мне печь изразцовая,Вторят ей стены, смеясь и шутя.В теле — истома. Я дома! Давно ли яДерзко плясала, раздета, в кругу!…В душу нисходит опять меланхолия.Нет! жизнью мирной я жить не могу!1919
Из наблюдений
Меж лун искусственных — луна,Вися на небе, в перспективе,Вздымается, робка, бледнаИ с каждым мигом боязливей.Внизу, как буйственный бурун,Прибой людей и экипажей,И наглое блистанье лун,Вдоль улиц выставленных стражей;Таксованных прелестниц смех,Сухое грассованье франтов,Боа неимоверных мехИ перебои шляп и бантов;В гостиницах белеет рядОконный, — комнаты, где двоеПародию любви творят,Пороча таинство ночное…А там, вверху, несмелых звездЧуть-чуть зубчатый свет — белеет;Туман, как туника невест,Кой-где разорванная, веет.И та ж безмолвная луна,Свидетельница жертв Ашере,Висит, глядя, робка, бледна,На буйства в оскверненном сквере!Октябрь 1917
Перед электрической лампой
Злобный змей, зигзагом длиннымРаздевавший темень туч,Чтоб, гремя, в лесу пустынномИль на склоне горных круч,Ветви, поднятые дубом,Серным пламенем Зажечь,И, ликуя, дымным клубом —Смертным саваном — облечь!Змей, сносивший с неба, древле,Прометеев дар земле!Что таишь ты, стыд ли, гнев ли,Ныне замкнутый в стекле, —Сгибы проволоки тонкойРаскалять покорно там,Подчинись руке ребенка,Осужден — в угоду нам.И, струя лучи из шара,Ветром зыблем над толпой,Скрывшей ленту тротуара,Пестрой, шумной и тупой, —Чем ты занят? Иль, в причудеСмутной грезы, веришь ты,Что вокруг — вес те же люди,Те же гулы суеты;Что, как прежде было, сытыМясом мамонта, тебяСлавят пляской троглодиты,Дико космы теребя?В злобных лицах, в ярых взорахТы узнать бы ныне могТе же сонмы, для которыхТы в былом сверкал, как бог.Иль века виденье стерли,И теперь, могуч и слаб,Мыслишь ты: «Не на позор лиЗдесь я выставлен, как раб?»И, без сил, влеком на углиДлинным проводом, зигзагВ небе помнишь ты, — нам друг ли,Иль, горящий местью, враг?1918
Маленькие дети
Детская площадка
В ярком летнем свете,В сквере, в цветнике,Маленькие детиВозятся в песке:Гречники готовят,Катят колесо,Неумело ловятПалочкой серсо;Говорят, смеются,Плачут невпопад, —В хоровод сплетутся,Выстроятся в ряд;Все, во всем — беспечны,И, в пылу игры,Все — добросердечны…Ах! лишь до поры!Сколько лет им, спросим.Редкий даст ответ:Тем — лет пять, тем — восемь,Старше в круге нет.Но, как знать, быть может,Здесь, в кругу детей, —Тот, кто потревожитМглу грядущих дней, —Будущий воитель,Будущий мудрец,Прав благовеститель,Тайновед сердец;Иль преступник некий,Имя чье потомБудет жить вовеки,Облито стыдом…Скрыты в шуме кругаОба, может быть,И сейчас друг другаПогнались ловить;И, смеясь затеям,Вот несется вскачьС будущим злодеемБудущий палач!Маленькие дети!В этот летний часВся судьба столетийЗиждется на вас!Июль 1918
Праздники
Ждать в детстве воскресенья,Дня пасхи, рождества,Дня именин, рожденьяИль просто торжества, —Какое восхищенье,Когда вся жизнь — нова!Зажгут в сочельник елку,Мы раньше, вечерком,Ее подсмотрим в щелку!И в масках мы потомЗапляшем, втихомолкуПугая целый дом!И будем мы, при боеЧасов, под Новый год,Записывать простоеЖеланье в свой черед…Зато нам ангел вдвоеПодарков принесет!На масленой неделеКататься мы должны!И утром чуть с постели, —Вопрос: когда ж блины?А голосом свирелиПоют ручьи весны.Под пасху мать заставитНам волоса подстричь,Но праздник все поправит…Ах! пасха! ах! кулич!Пусть вечером слукавит,Катя яйцо, Лукич!Но не довольно ль, впрочем,И именин простых.Мы поутру бормочемСвой именинный стих,А целый день хохочемСреди друзей своих!И даже день воскресный,Когда уроков нет, —Сияет, как чудесный,Небесный чистый свет!Так после влаги преснойСолдат вином согрет!Вы, праздники меж будней, —Как звезды в груде страз!Чем рок был многотрудней,Тем слаще вспомнить вас, —Рубинной, изумруднойАлмазной, чем алмаз!16 марта 1918
Детская спевка
На веселой спевочке,В роще, у реки,Мальчик и две девочкиГоворят стихи.Это — поздравлениеБабушке: онаЗавтра день рожденияПраздновать должна.Мальчик запевалоюНачинает так:«Нашу лепту малуюПреданности в знак…»И сестренки вдумчивоОглашают лес,Вторя: «Детский ум чегоПросит у небес…»Песенка нескладнаяСтоит им труда…А вблизи, прохладная,Катится вода.Рядом — ели острые,Белизна берез;Над цветами — пестрыеКрылышки стрекоз.Реют однодневочки,Бабочки весны…Мальчик и две девочки,Aх, как им смешны!1918
Колыбельная
Спи, мой мальчик! Птицы спят;Накормили львицы львят;Прислонясь к дубам, заснулиВ роще робкие косули;Дремлют рыбы под водой;Почивает сом седой.Только волки, только совыПо ночам гулять готовы,Рыщут, ищут, где украсть,Разевают клюв и пасть.Зажжена у нас лампадка.Спи, мой мальчик, мирно, сладко.Спи, как рыбы, птицы, львы,Как жучки в кустах травы,Как в берлогах, норах, гнездахЗвери, легшие на роздых…Вой волков и крики сом,Не тревожьте детских снов!1919
Сонеты
Миги
Бывают миги тягостных раздумий,Когда душа скорбит, утомлена;И в книжных тайнах, и в житейском шумеУже не слышит нового она.И кажется, что выпит мной до днаВесь кубок счастья, горя и безумий.Но, как Эгерия являлась Нуме, —Мне нимфа предстает светла, ясна.Моей мечты созданье, в эти мигиОна — живей, чем люди и чем книги,Ее слова доносятся извне.И шепчет мне она: «Роптать позорно.Пусть эта жизнь подобна бездне черной;Есть жизнь иная в вечной вышине!»1918
Наряд весны
За годом год, ряды тысячелетий, —Нет! неисчетных миллионов лет,Май, воскрешая луговины эти,Их убирает в травянистый цвет.Пытливцы видят на иной планете,Что шар земной в зеленый блеск одет;Быть может, в гимне там поет поэт:«Как жизнь чудесна в изумрудном свете!»Лишь наш привычный взор, угрюм и туп,Обходит равнодушно зелень купИ свежесть нив под возрожденной новью;Наряд весны, мы свыклись в мире с ним;И изумруд весенних трав багрим,Во имя призрака, горячей кровью!1918
На полустанке
Гремя, прошел экспресс. У светлых оконМелькнули шарфы, пледы, пижама;Там — резкий блеск пенсне, там — черный локон,Там — нежный женский лик, мечта сама!Лишь дым — за поездом; в снега увлек онОгни и образы; вкруг — снова тьма…Блестя в морозной мгле, уже далек он,А здесь — безлюдье, холод, ночь — нема.Лишь тень одна стоит на полустанкеПод фонарем; вперен, должно быть, взглядВо тьму, но грусть — в безжизненной осанке!Жить? Для чего? — Встречать товарных ряд,Читать роман, где действует Агнесса,Да снова ждать живых огней экспресса!16 ноября 1917
Максиму Горькому в июле 1917 года
В *** громили памятник Пушкина;
В *** артисты отказались играть «На дне».
(Газетное сообщение 1917 г.)Не в первый раз мы наблюдаем это:В толпе опять безумный шум возник,И вот она, подъемля буйный крик,Заносит руку на кумир поэта.Но неизменен, в новых бурях света,Его спокойный и прекрасный лик;На вопль детей он не дает ответа,Задумчив и божественно велик.И тот же шум вокруг твоих созданий, —В толпе, забывшей гром рукоплесканий,С каким она лелеяла «На дне».И так же образы любимой драмы,Бессмертные, величественно-прямы,Стоят над нами в ясной вышине.17 июля 1917
Беглецы
Стон роковой прошел по Риму: «Канны!»Там консул пал и войска лучший цветПолег; в руках врагов — весь юг пространный;Идти на Город им — преграды нет!У кораблей, под гнетом горьких бед,В отчаяньи, в успех не веря бранный,Народ шумит: искать обетованныйКрай за морем — готов, судьбе в ответ.Но Публий Сципион и Аппий КлавдийВдруг предстают, гласят о высшей правде,О славе тех, кто за отчизну пал.Смутясь, внимают беглецы укорам,И с палуб сходят… Это — час, которымБыл побежден надменный Ганнибал!24 сентября 1917
Memento mori[1]
Импровизация в кафе «Десятая муза» 14 мая 1918 г
Ища забав, быть может, сатанаЯвляется порой у нас в столице:Одет изысканно, цветок в петлице,Рубин в булавке, грудь надушена.И улица шумит пред ним, пьяна;Трамваи мчатся длинной вереницей…По ней читает он, как по страницеОткрытой книги, что вся жизнь — гнусна.Но встретится, в толпе шумливо-тесной,Он с девушкой, наивной и прелестной,В чьих взорах ярко светится любовь…И вспыхнет гнев у дьявола во взоре,И, исчезая из столицы вновь,Прошепчет он одно: memento mori!14 мая 1918