Том 4. Классические розы - читать онлайн бесплатно полную версию книги . Страница 3
Медальоны
Сонеты и вариации о поэтах, писателях и композиторах
Андреев
Предчувствовать грядущую бедуНа всей земле и за ее пределомВечерним сердцем в страхе омертвеломЕму ссудила жизнь в его звезду.Он знал, что Космос к грозному судуВсех призовет, и, скорбь приняв всем телом,Он кару зрил над грешным миром, целомРазбитостью своей, твердя: «Я жду».Он скорбно знал, что в жизни человечьейПроводит Некто в сером план увечий,И многое еще он скорбно знал,Когда, мешая выполненью плана,В волнах грохочущего океанаНа мачту поднял бедствия сигнал.1926
Апухтин
Вы помните ли полуанекдот,Своей ничтожностью звучащий мило,Как девочка у матери спросила,Смотря на вздутый недугом живот:«Он настоящий дядя или вот,Нарочно так?» — Мы, посмотрев уныло, —По-девочкину, на его чернила,Вопрос предложим вкусу самый тот…Из деликатности вкус не ответит.Но вы — вы, подрастающие дети,Поймете, верю, чутче и живейКрасноречивое его молчанье.Тебе ж, певец, скажу я в оправданье:— Ты был достоин публики своей.1926
Арцыбашев
Великих мало в нашей жизни дней,Но жизнь его — день славный в жизни нашей.Вам, детки, солидарные с папашей,Да будет с каждым новым днем стыдней.Жизнь наша — бред. Что Санин перед ней? —Невинный отрок, всех вас вместе краше!Ведь не порок прославил Арцыбашев, —Лишь искренность, которой нет родней.Людей им следовать не приглашая,Живописал художник, чья большая, —Чета не вашим маленьким, — коряВас безукорно, нежно сострадая,Душа благоуханно-молодаяУмучена законом дикаря.1927
Ахматова
Послушница обители ЛюбвиМолитвенно перебирает четки.Осенней ясностью в ней чувства четки.Удел — до святости непоправим.Он, Найденный, как сердцем ни зови,Не будет с ней в своей гордыне кроткийИ гордый в кротости, уплывший в лодкеРекой из собственной ее крови.Уж вечер. Белая взлетает стая.У белых стен скорбит она, простая.Кровь капает, как розы, изо рта.Уже осталось крови в ней немного,Но ей не жаль ее во имя Бога;Ведь розы крови — розы для креста…1925
Байрон
Не только тех он понял сущность стран,Где он искал — вселенец — Человека,Не только своего не принял века, —Всех, — требовательный, как Дон-Жуан.Британец, сам клеймящий англичан,За грека биться, презирая грека,Решил, поняв, что наилучший лекарьОт жизни — смерть, и стал на грани ран.Среди аристократок и торговокИскал внутри хорошеньких головокТого, что делает людей людьми.Но женщины для песнопевца волиОбъединились вплоть до ГвиччиолиВ угрозу леди Лэмб: «Remember me».[8]1927
Бальзак
В пронизывающие холодаЛюдских сердец и снежных зим суровыхМы ищем согревающих, здоровыхСтаринных книг, кончая день труда.У камелька, оттаяв ото льда,Мы видим женщин, жизнь отдать готовыхЗа сон любви, и, сравнивая новыхС ушедшими, все ищем их следа.Невероятных призраков не счесть…Но «вероятная невероятность» естьВ глубинных книгах легкого француза,Чей ласков дар, как вкрадчивый Барзак,И это имя — Оноре Бальзак —Напоминанье нежного союза…1925
Бетховен
Невоплощаемую воплотивВ серебряно-лунящихся сонатах,Ты, одинокий, в непомерных тратахДуши, предвечный отыскал мотив.И потому всегда ты будешь жив,Окаменев в вспененностях девятых,Как памятник воистину крылатых,Чей дух — неумысляемый порыв.Создатель Эгмонта и Леоноры,Теперь тебя, свои покинув норы,Готова славить даже Суета,На светоч твой вперив слепые очи,С тобой весь мир. В ответ на эту почесть —Твоя презрительная глухота.1927
Бизе
Искателям жемчужин здесь простор:Ведь что ни такт — троякий цвет жемчужин.То розовым мой слух обезоружен,То черный власть над слухом распростер.То серым, что пронзительно остер,Растроган слух и сладко онедужен,Он греет нас, и потому нам нужен,Таланта ветром взбодренный костер.Был день — толпа шипела и свистала.Стал день — влекла гранит для пьедестала.Что автору до этих перемен!Я верю в день, всех бывших мне дороже,Когда сердца вселенской молодежиПрельстит тысячелетняя Кармен!1926
Блок
Красив, как Демон Врубеля для женщин,Он лебедем казался, чье пероБелей, чем облако и серебро,Чей стан дружил, как то ни странно, с френчем…Благожелательный к меньшим и меньшим,Дерзал — поэтно видеть в зле добро.Взлетел. Срывался. В дебрях мысли брел.Любил Любовь и Смерть, двумя увенчан.Он тщетно на земле любви искал:Ее здесь нет. Когда же свой оскалЯвила Смерть, он понял: — Незнакомка…У рая слышен легкий хруст шагов:Подходит Блок. С ним — от его стиховЛучащаяся — странничья котомка…1925
Бодлер
В туфле ли маленькой — «Les fleurs du mal»,[9]В большом ли сердце — те же результаты:Не злом, а добродетелью объятыЗемнившие небесную эмаль.В днях юности — семи грехов скрижальИ одуряющие ароматы.Благочестивые придут закаты,И целомудрия до боли жаль.Ты в комнаты вечерний впустишь воздух,О ледяных задумаешься звездах,Утончишь слух, найдешь для тела тишь.И выпрыгнут обиженно в окошкиГрехом наэлектриченные кошки,Лишь пса раскаянья ты присвистишь.1926
Боратынский
Ложь радостей и непреложье золНаскучили взиравшему в сторонкеНа жизнь земли и наложили пленкиНа ясный взор, что к небу он возвел.Душой метнулся к северу орел,Где вздох крылатый теплится в ребенке,Где влажный бог вкушает воздух тонкий,И речи водопада внемлет дол.Разочарованному обольщеньяДней прежних не дадут отдохновеньяИ горького не усладят питья.С оливой мира смерть, а не с косою.Так! в небе не смутит его земное,Он землю отбывал без бытия…1926
Брюсов
Его воспламенял призывный клич,Кто б ни кричал — новатор или Батый…Не медля честолюбец суховатый,Приемля бунт, спешил его постичь.Взносился грозный над рутиной бичВ руке самоуверенно зажатой,Оплачивал новинку щедрой платойПо-европейски скроенный москвич.Родясь дельцом и стать сумев поэтом,Как часто голос свой срывал фальцетом,В ненасытимой страсти все губя!Всю жизнь мечтая о себе, чугунном,Готовый песни петь грядущих гуннам,Не пощадил он — прежде всех — себя…1926
Поль Бурже
Как должного ему я не воздам,Как я пройду своей душою мимоТого, кем нежно, бережно хранимаБлагая сущность девствуюших дам?Сквернит мужская черствость часто храмДуш, на земле взыскавших серафима,Есть тонкий аромат в удушье дымаТак называемых «мещанских» драм.Как будто обыватель без души?…И как его ты, критик, ни круши,Блажен, в душе найти сумевший душу.И если, кончив том, вздохнешь: «Уже?…»Я думаю, я правды не нарушу,Признав твой возглас честью для Бурже!1925
Бунин
В его стихах — веселая капель,Откосы гор, блестящие слюдою,И спетая березой молодоюПеснь солнышку. И вешних вод купель.Прозрачен стих, как северный апрель.То он бежит проточною водою,То теплится студеною звездою,В нем есть какой-то бодрый, трезвый хмель.Уют усадеб в пору листопада.Благая одиночества отрада.Ружье. Собака. Серая Ока.Душа и воздух скованы в кристалле.Камин. Вино. Перо из мягкой стали.По отчужденной женщине тоска.1925
Белый
В пути поэзии, — как бог, простойИ романтичный снова в очень близком, —Он высится не то что обелиском,А рядовой коломенской верстой.В заумной глубине своей пустой —Он в сплине философии английском,Дивящий якобы цветущим риском,По существу, бесплодный сухостой…Безумствующий умник ли он илиГлупец, что даже умничать не в силе —Вопрос, где нерассеянная мгла.Но куклу заводную в амбразуреНе оживит ни золото лазури,Ни переплеск пенснэйного стекла…1926
Вербицкая
К ней свысока относится Парнас,Ее поставив вне литературы:Ах, Искренность! твоей фюрирутурыХрусталинки на крыльях — бред для нас…Парнасу вторит Критика: «ОнаСпособна развратить, всмотритесь в турыЕе идей…» И вот для креатурыЧитательской она, как грех, нужна…Но несмотря на все ее бессилье(Верней — благодаря ему!), обильеПоклонников — печалящий симптом:Находит в ней охотник за бациллойРазврата то, роднящее с гориллой,Чего она не вкладывала в том…1926
Верди
Поют на маскированном балуСердца красавиц, склонные к измене.А преданный сердцам певучий генийПодслушивает их, таясь в углу.О сквозь столетья розовую мглу,Впитав исполненную наслажденийПеснь их сердец, пред нами будит тениМелодий, превратившихся в золу…Пусть эта песнь в огне своем истлела!Ренато, Риголетто и Отелло,Эрнани, Амонасро и Фальстаф,Перепылав, все растворилось в тверди,Взнесенные в нее крылами Верди,Нас и золою греть не перестав.1926
Верлен
Абсент, питавший грубость апаша,В нем ласковые пробуждал оттенки.Телесные изничтожала стенкиПолетом опьяненная душа.Он, глубь души вином опустоша,Уподоблял себя демимонддэнке,Кого врач Ужас выбрал в пациентки,И умерщвлял с улыбкой, не спеша.Он веет музыкальною вуалью,Он грезит идеальною печалью,В нем бирюзового тумана плен.В утонченностях непереводимый,Ни в чем глубинный, в чуждости родимый.Ни в ком неповторимый Поль Верлен.1926
Жюль Верн
Он предсказал подводные судаИ корабли, плывушие в эфире.Он фантастичней всех фантастов в миреИ потому — вне нашего суда.У грез беспроволочны провода,Здесь интуиция доступна лире,И это так, как дважды два — четыре,Как всех стихий прекраснее — вода.Цветок, пронизанный сияньем светов,Для юношества он и для поэтов,Крылатых друг и ползающих враг.Он выше ваших дрязг, вражды и партий.Его мечты на всей всемирной картеОставили свой животворный знак.1927
Виснапу
В нем есть протест, простор и глубина,И солнце в колыбель ему запало:В цветок огнистый ночи под КупалаПоверил он, в чьем имени — весна.Он умудрен, — и песнь его грустна:Мерцанье в ней печального опала.Ах, буря не одна его трепала!Он молчалив. Душа его ясна.Он, патриотом будучи, вселенен,Трудолюбив, но склонен к бодрой лениБлагочестивых северных полей.Вот он идет по саду, поливаяВозделанный свой сад, а полеваяФиалка за оградой все ж милей…Замок Hrastovec Slovenija
22-IX-1933
Гамсун
Мечта его — что воск, и дух — как сталь.Он чувствовать природу удостоен.Его родил безвестный миру Лоэн —Лесной гористый север Гудбрансталь.Норвежских зим губительный хрусталь,Который так божественно спокоен.Дитя и зверь. Анахорет и воин.Фиорда лед и оттепели таль.Его натуре северного БардаИзменнически-верная Эдварда,Пленительная в смутности, ясна.А город ему кажется мещанкой,«С фантазиею, вскормленной овсянкой»,Что в клетку навсегда заключена.1925
Гиппиус
Ее лорнет надменно-беспощаден,Пронзительно-блестящ ее лорнет.В ее устах равно проклятью «нет»И «да» благословляюще, как складень.Здесь творчество, которое не на день,И женский здесь не дамствен кабинет…Лью лесть ей в предназначенный сонет,Как льют в фужер броженье виноградин.И если в лирике она слаба(Лишь издевательство — ее судьба!) —В уменье видеть слабость нет ей равной.Кровь скандинавская прозрачней льда,И скован шторм на море навсегдаЕе поверхностью самодержавной.1926
Глинка
В те дни, когда уже, казалось, тмилаРодную музу муза чуждых стран,Любимую по-русски звал РусланИ откликалась русская Людмила.Мелодию их чувств любовь вскормила.Об их любви поведал нам Баян,Кому был дар народной речи дан,Чье вдохновенье души истомило.Нелепую страну боготворя,Не пожалел он жизни за царя,Высоконареченного Профаном,Кто, гениальность Глинки освистав,Чужой в России учредил устав:Новатора именовать болваном.1926–1931
Гоголь
Мог выйти архитектор из него:Он в стилях знал извилины различий.Но рассмешил при встрече городничий,И смеху отдал он себя всего.Смех Гоголя нам ценен оттого, —Смех нутряной, спазмический, язычий, —Что в смехе древний кроется обычай:Высмеивать свое же существо.В своем бессмертье мертвых душ мы души,Свиные хари и свиные туши,И человек, и мертвовекий Вий —Частица смертного материала…Вот, чтобы дольше жизнь не замирала,Нам нужен смех, как двигатель крови…1926
Гончаров
Рассказчику обыденных историйСужден в удел оригинальный дар,Врученный одному из русских бар,Кто взял свой кабинет с собою в море…Размеренная жизнь — иному горе,Но не тому, кому претит угар,Кто, сидя у стола, был духом яр,Обрыв страстей в чьем отграничен взоре…Сам, как Обломов, не любя шагов,Качаясь у японских берегов,Он встретил жизнь совсем иного склада,Отличную от родственных громад,Игрушечную жизнь, чей ароматВпитал в свои борта фрегат «Паллада».1926
Горький
Талант смеялся… Бирюзовый штиль,Сияющий прозрачностью зеркальной,Сменялся в нем вспененностью сверкальной,Морской травой и солью пахнул стиль.Сласть слез соленых знала Изергиль,И сладость волн соленых впита Мальвой.Под каждой кофточкой, под каждой тальмой —Цветов сердец зиждительная пыль.Всю жизнь ничьих сокровищ не наследник,Живописал высокий исповедникДуши, смотря на мир не свысока.Прислушайтесь: в Сорренто, как на Капри,Еще хрустальные сочатся каплиКлючистого таланта босяка.1926
Т.А. Гофман
Вокруг нас жуть: в трагичном и смешном,В сопутнике живом таится призрак.Фарфор бездушный часто больше близок,Чем человек. И стерта грань меж сном.Иным заранее предрешеноМогущество ничтожного карниза.Во всем таится месть, вражда и вызов.Любить Мечту и то порой грешно.Как прорицательна болезнь фантаста,Ведущая здоровых к бездне часто,Сокрытой их здоровьем от очей.Провидец в лике отблесков столиких,Не величайший ли из всех великихПоэтов Гофман в ужасе речей?1926
Григ
Тяжелой поступью проходят гномы.Все ближе. Здесь. Вот затихает топВ причудливых узорах дальних тропЛесов в горах, куда мечты влекомы,Студеные в фиордах водоемы.Глядят цветы глазами антилоп.Чьи слезы капают ко мне на лоб?Не знаю, чьи, но как они знакомы!Прозрачно капли отбивают дробь,В них серебристо-радостная скорбь,А капли прядают и замерзают.Сверкает в ледяных сосульках звук.Сосулька сверху падает на луг,Меж пальцев пастуха певуче тает.1927
Гумилев
Путь конквистадора в горах остер.Цветы романтики на дне нависли.И жемчуга на дне — морские мысли —Трехцветились, когда ветрел костер.Их путешественник, войдя в шатер,В стихах свои писания описьмил.Уж как Европа Африку не высмей,Столп огненный — души ее простор.Кто из поэтов спел бы живописнейТого, кто в жизнь одну десятки жизнейУмел вместить? Любовник, Зверобой,Солдат — все было в рыцарской манере.…Он о Земле тоскует на Венере,Вооружась подзорною трубой.1926–1927
Достоевский
Его улыбка — где он взял ее? —Согрела всех мучительно-влюбленных,Униженных, больных и оскорбленных,Кошмарное земное бытие.Угармонированное своеВ падучей сердце — радость обреченных,Истерзанных и духом исступленных —В целебное он превратил питье.Все мукой опрокинутые лица,Все руки, принужденные сложитьсяВ крест на груди, все чтущие закон,Единый для живущих — Состраданье,Все, чрез кого познали оправданье,И — человек почти обожествлен.1926
Дучич
«Любовь к тебе была б тебе тюрьмой:Лишь в безграничном женщины — граница».Как тут любить? И вот Дубровник снится,Возникший за вспененною кормой.Ах, этой жизни скучен ход прямой,И так желанна сердцу небылица:Пусть зазвучит оркестр, века немой,Минувшим пусть заполнится страница.«Земная дева ближе к небесам,Чем к сердцу человеческому», — самОн говорит, и в истине той — рана.Как тут любить? А если нет любви,Сверкни, мечта, и в строфах оживиВсю царственность республики Ядрана.Замок Hrastouec Slovenija
5-IX-1933
Дюма
Дни детства. Новгородская зима.Листы томов, янтарные, как листья.Ах, нет изобразительнее кисти,Как нет изобретательней ума.Захватывающая кутерьмаТрех мушкетеров, участь Монте-Кристья.Ты — рыцарство, ты — доблесть бескорыстья,Блистательнейший Александр Дюма.Вся жизнь твоя подобна редкой сказке.Обьектом гомерической огласкиТы был всегда, великий чародей.Любя тебя, как и во время оно,Перед тобой клоню свои знамена,Мишень усмешек будничных людей.1927
Есенин
Он в жизнь вбегал рязанским простаком,Голубоглазым, кудреватым, русым,С задорным носом и веселым вкусом,К усладам жизни солнышком влеком.Но вскоре бунт швырнул свой грязный комВ сиянье глаз. Отравленный укусомЗмей мятежа, злословил над Иисусом,Сдружиться постарался с кабаком…В кругу разбойников и проституток,Томясь от богохульных прибауток,Он понял, что кабак ему поган…И богу вновь раскрыл, раскаясь, сениНеистовой души своей Есенин,Благочестивый русский хулиган…1925
Жеромский
Он понял жизнь и проклял жизнь, поняв.Людские души напоил полынью.Он постоянно радость вел к уныньюИ, утвердив отчаянье, был прав.Безгрешных всех преследует удав.Мы видим в небе синеву пустынью.Земля разделена с небесной синьюПреградами невидимых застав.О, как же жить, как жить на этом свете,Когда невинные — душою дети —Обречены скитаться в нищете!И нет надежд. И быть надежд не можетЗдесь, на земле, где смертных ужас гложет, —Нам говорил Жеромский о тщете.1926
Зощенко
— Так вот как вы лопочете? Ага! —Подумал он незлобиво-лукаво.И улыбнулась думе этой слава,И вздор потек, теряя берега.Заныла чепуховая пурга, —Завыражался гражданин шершаво,И вся косноязычная державаВонзилась в слух, как в рыбу — острога.Неизлечимо-глупый и ничтожный,Возможный обыватель невозможный,Ты жалок и в нелепости смешон!Болтливый, вездесущий и повсюдный,Слоняешься в толпе ты многолюдной,Где все мужья своих достойны жен.1927
Вячеслав Иванов
По кормчим звездам плыл суровый бригНа поиски угаснувшей Эллады.Во тьму вперял безжизненные взглядыСидевший у руля немой старик.Ни хоры бурь, ни чаек скудный крик,Ни стрекотанье ветреной цикады,Ничто не принесло ему услады:В своей мечте он навсегда поник.В безумье тщетном обрести былоеУмершее, в живущем видя злое,Препятствовавшее венчать венцомЕму объявшие его химеры,Бросая морю перлы в дар без меры,Плыл рулевой, рожденный мертвецом.1926
Георгий Иванов
Во дни военно-школьничьих погонУже он был двуликим и двуличным:Большим льстецом и другом невеличным,Коварный паж и верный эпигон.Что значит бессердечному законЛюбви, пшютам несвойственный столичным,Кому в душе казался всеприличнымВоспетый класса третьего вагон.А если так — все ясно остальное.Перо же, на котором вдосталь гноя,Обмокнуто не в собственную кровь.И жаждет чувств чужих, как рыбарь — клева;Он выглядит «вполне под Гумилева»,Что попадает в глаз, минуя бровь…1926. Valaste
Инбер
Влюбилась как-то Роза в Соловья:Не в птицу роза — девушка в портного,И вот в давно обычном что-то ново,Какая-то остринка в нем своя…Мы в некотором роде кумовья:Крестили вместе мальчика льняного —Его зовут Капризом. В нем родного —Для вас достаточно, сказал бы я.В писательнице четко сочеталисьЛегчайший юмор, вдумчивый анализ,Кокетливость, печаль и острый ум.И грация вплелась в талант игриво.Вот женщина, в которой сердце живоИ опьяняет вкрадчиво, как «мумм».1927
Келлерман
Материалистический туннельВедет нежданно в край Святого Духа,Над чем хохочет ублажитель брюха —Цивилизации полишинель.Хам-нувориш, цедя Мускат-Люнель,Твердит вселенной: «Покорись, старуха:Тебя моею сделала разруха, —Так сбрось капота ветхую фланель…»Но в дни, когда любовь идет по таксе,Еще не умер рыцарь духа, Аксель,Чьей жизни целью — чувство к Ингеборг.И цело завещанье МихаилаС пророчеством всему, что было хило,Любви вселенческой познать восторг!1926
Киплинг
Звериное… Зуб острый. Быстрый взгляд.Решительность. Отчаянность. Отвага.Борьба за жизнь — девиз кровавый флага.Ползут. Грызутся. Скачут. И палят.Идиллии он вовсе невпопад:Уж слишком в нем кричат инстинкты мага.Пестрит пантера в зарослях оврага.Ревет медведь, озлясь на водопад.Рисует он художников ли, юнг ли,Зовет с собой в пустыни или джунгли,Везде и всюду — дым, биенье, бег.Забыть ли нам (о нет, мы не забудем!),Чем родственен звероподобным людямПриявший душу зверя человек…1926
Кольцов
Его устами русский пел народ,Что в разудалости веселой пляса,Век горести для радостного часаПозабывая, шутит и поет.От непосильных изнурен забот,Чахоточный, от всей души пел прасол,И эту песнь подхватывала масса,Себя в ней слушая из рода в род.В его лице черты родного края.Он оттого ушел, не умирая,Что, может быть, и не было егоКак личности: страна в нем совместилаВсе, чем дышала, все, о чем грустила,Неумертвимая, как божество.1925
Конан Дойль
Кумир сопливого ученика,Банкира, сыщика и хулигана,Он чтим и на Камчатке, и в Лугано,Плод с запахом навозным парника.Помилуй Бог меня от дневника,Где детективы в фабуле романаО преступленьях повествуют рьяно,В них видя нечто вроде пикника…«Он учит хладнокровью, сметке, риску,А потому хвала и слава сыску!» —Воскликнул бы любитель кровопийц,Меня всегда мутило от которых…Не ужас ли, что землю кроет ворохУбийственных романов про убийц?1926
Кузмин
В утонченных до плоскости стихах —Как бы хроническая инфлуэнца.В лице все очертанья вырожденца.Страсть к отрокам взлелеяна в мечтах.Запутавшись в эстетности сетях,Не без удач выкидывал коленца,А у него была душа младенца,Что в глиняных зачахла голубках.Он жалобен, он жалостлив и жалок.Но отчего от всех его фиалокИ пошлых роз волнует аромат?Не оттого ль, что у него, позера,Грустят глаза — осенние озера, —Что он, — и блудный, — все же Божий брат?…1926
Куприн
Писатель балаклавских рыбаков,Друг тишины, уюта, моря, селец,Тенистой Гатчины домовладелец,Он мил нам простотой сердечных слов…Песнь пенилась сиреневых садов —Пел соловей, весенний звонкотрелец,И, внемля ей, из армии пришелецВ душе убийц к любви расслышал зов…Он рассмотрел вселенность в деревеньке,Он вынес оправданье падшей Женьке,Живую душу отыскал в коне…И чином офицер, душою инок,Он смело вызывал на поединокВсех тех, кто жить мешал его стране.1925
Лермонтов
Над Грузией витает скорбный дух —Невозмутимых гор мятежный Демон,Чей лик прекрасен, чья душа — поэма,Чье имя очаровывает слух.В крылатости он, как ущелье, глухК людским скорбям, на них взирая немо.Прикрыв глаза крылом, как из-под шлема,Он в девушках прочувствует старух.Он в свадьбе видит похороны. В светеНаходит тьму. Резвящиеся детиУбийцами мерещатся ему.Постигший ужас предопределенья,Цветущее он проклинает тленье,Не разрешив безумствовать уму.1926
Мирра Лохвицкая
Я чувствую, как музыкою дальнейВ мой лиственный повеяло уют.Что это там? — фиалки ли цветут?Поколебался стих ли музыкальный?Цвет опадает яблони венчальной.В гробу стеклянном спящую несут.Как мало было пробыто минутЗдесь, на земле, прекрасной и печальной!Она ушла в лазурь сквозных долин,Где ждал ее мечтанный Ванделин,Кто человеческой не принял плоти,Кто был ей верен многие века,Кто звал ее вселиться в облака,Истаясь обреченные в полете…1926
Лесков
Ее низы — изморина и затерть.Российский бабеизм — ее верхи.Повсюду ничевошные грехи.Осмеркло все: дворец и церкви паперть.Лжет, как историк, даже снега скатерть:Истает он, и обнажатся мхи,И заструят цветы свои духи,Придет весна, светла как божья матерь,И повелит держать пасхальный звон,И выйдет, как священник на амвон,Писатель, в справедливости суровый,И скажет он: «Обжора Шерамур,В больной отчизне дураков и дурТы самый честный, нежный и здоровый».1927
Метерлинк
В земных телах подземная душа,В своем же доме все они не дома,Тревожит их планет других истома.Дышать им нечем: дышат не дыша.Луч солнечный — угрозней палашаВ глубоком преломленье водоема.Жизнь на Юпитере кому знакома,Что жизнь земных дворцов и шалаша?Они глухие здесь, они слепые —Все умирающие неживые,Как с белыми ресницами Малэн.Но зрячи в слепоте и тонкосухиГлухонемые к трепетанью мухи, —Как и они, — попавшей в липкий плен.1926
Майн Рид
Я знаю, в детстве увлекались выСтраной, где тлеет кратера воронка,Где от любви исходит квартеронкаИ скачут всадники без головы.Где из высокой — в рост людской — травыСледит команч, татуирован тонко,За играми на солнышке тигренка,И вдруг — свистящий промельк тетивы.О той стране, где в грезах вы гостилиИ о которой в снах своих грустили,Красноречиво с вами говоритВождь светлых душ, в чьем красочном колчанеТаланта стрелы, скромный англичанин,Друг юношества, капитан Майн Рид.1925
Маргерит
Стыдом и гневом грудь моя горит,Когда себя не видя в мальчуганке,Морализирующие поганкиГрязь льют на имя — «Виктор Маргерит».От гнева и немой заговорит,Когда амфоры превратив в лоханки,Бездушье безразличной элеганткиГрязнит вино помоями корыт…Что ж, торжествуйте, хамы-нувориши,Кто подлостью набил дома под крыши,Чей мозг не более, чем камамбер…«Вселенная в границах. БеспредельнаОдна лишь глупость человечья», — дельноУже давно сказал Густав Флобер.1926
Маяковский
Саженным — в нем посаженным — стихамСбыт находя в бродяжьем околотке,Где делает бездарь из них колодки,В господском смысле он, конечно, хам.Поет он гимны всем семи грехам,Непревзойденный в митинговой глотке.Историков о нем тоскуют плеткиПройтись по всем стихозопотрохам…В иных условиях и сам, пожалуй,Он стал иным, детина этот шалый,Кощунник, шут и пресненский апаш:В нем слишком много удали и мощи,Какой полны издревле наши рощи,Уж слишком он весь русский, слишком наш!1926
Мопассан 1
Трагичный юморист, юмористичный трагик,Лукавый гуманист, гуманный ловелас,На Францию смотря прищуром зорких глаз,Он тек по ней, как ключ — в одебренном овраге.Входил ли в форт Beaumonde[10] пред ним спускались флаги.Спускался ли в Разврат — дышал как водолаз,Смотрел, шутил, вздыхал и после вел рассказСловами между букв, пером не по бумаге.Маркиза ль, нищая, кокотка ль, буржуа, —Но женщина его пленительно свежа,Незримой, изнутри, лазорью осиянна…Художник-ювелир сердец и тела дам,Садовник девьих грез, он зрил в шантане храм,И в этом — творчество Гюи де Мопассана.Апрель 1912
Петербург
Мопассан 2
Все, что на паруснике «Bel-ami»[11]Продумал он о людях непреложно:Людьми не возмущаться невозможно,Кто знал зверей, зовущихся людьми.Понять способный суть войны, пойми:В ее обожествленье все безбожно,Как и в ее величье все ничтожно,Как в чести здесь — в бесчестье для семьи…Все на земле — с землею соразмерно:Непривлекательна земная скверна,И преходяща дней земных гряда.Семь муз земных — лишь семеро уродов…Для всех времен, как и для всех народов,Одно есть постоянство: Никогда.1926
Надсон
Любовью к ближним щедро оделен,Застенчивый, больной, несчастный лично,Без голоса он вздумал петь публично,Хвалой толпы бесслухой окрылен.Он за глагол глаголов награжденПри жизни был. Стих плакал паралично.Все в этой славе было неприлично:Хвала глупцов и книги льнущей лен…Неопытная в стиле юнокудрость,Идейную в нем отыскала мудрость,Его своим поэтом нарекла.И умер Надсон, сам того не зная,Что за алмазы приняла роднаяСтрана его изделья из стекла…1926
Некрасов
Блажен, кто рыцарем хотя на часСумел быть в злую, рабскую эпоху,Кто к братнему прислушивался вздохуИ, пламенея верой, не погас.Чей хроменький взъерошенный ПегасДля Сивки скудную оставил крохуОвса, когда седок к царю ГорохуПлелся поведать горестный рассказ…А этот царь — Общественное Мненье, —В нем видя обладателя именьяИ барственных забавника охот,Тоску певца причислил к лицемерью;Так перед плотно запертою дверьюРыдал Некрасов, русский Дон Кихот.1925
Немирович-Данченко
Его возжег огнистый ДагестанИ Грузия, жемчужина Кавказа.Ему дан дар цветистого рассказа,Воображенья лебедь с детства дан.Ни перед кем свой моложавый станОн не склонял. Не закрывая глаза,Он в битвы шел, исполненный экстаза,Но человека чтил всех в мире стран.Скиталец по векам, свободы друг,Он север ощущает, как и юг,И двести книг создав, он сам не книжник.Он — наш Жюль Верн, он — истинный поэт.И, юноша восьмидесяти лет,Он — Генерала Белого сподвижник.1925
Одоевцева
Все у нее прелестно — даже «ну»Извозчичье, с чем несовместна прелесть…Нежданнее, чем листопад в апреле,Стих, в ней открывший жуткую жену…Серпом небрежности я не сожнуПосевов, что взошли на акварели…Смущают иронические трелиНасторожившуюся вышину.Прелестна дружба с жуткими котами, —Что изредка к лицу неглупой даме, —Кому в самом раю разрешеноПрогуливаться запросто, в побывкуСвою в раю вносящей тонкий привкусОстрот, каких эдему не дано…1926
Элиза Ожешко
Отпенился фруктовый сад. И рьянЛуч солнечный, встревожив ароматы.Незримая душа струится мяты,И с ней сливает струйку валерьян.Заполонил бушующий бурьянКуртины роз. Гортензии изъяты.Крокетусы запущенно-лохматы.Глядит на голубой цикорий Ян.И голубеет в пахаре преданьеО тезке-предке, выбравшем заданье:Мечту труда увидеть наяву.«Рви лебеду — и там, где было немо,Жизнь зазвенит», — подбадривает Неман,Любовно омывающий Литву.1926
Оффенбах
Трагические сказки! Их лишь три.Во всех мечта и колдовство фантазий,Во всех любовь, во всех душа в экстазе,И всюду смерть, куда ни посмотри.О сказочные звуки, где внутриТщета любви и нежность в каждой фразе…Какая скорбь почти в святом рассказе!О, Время! ты глаз Памяти не три.Пусть сон мотивов, сказочно-тревожных,Мне сердца чуть не рвущих, невозможныхВ уловленной возможности своей, —Пусть этот сон всю жизнь мою мне снится,Дабы иным ему не замениться, —Сон музыки, которой нет больней!1921
Реймонт
Сама земля — любовница ему,Заласканная пламенно и нежно.Он верит в человечество надежноИ человеку нужен потому.Я целиком всего его примуЗа то, что блещет солнце безмятежноС его страниц, и сладко, и элежноЩебечущих и сердцу, и уму.В кромешной тьме он радугу гармонийРасцвечивал. Он мог в кровавом стонеРасслышать радость. В сердце мужика —Завистливом, себялюбивом, грубом —Добро и честность отыскав, с сугубымВосторгом пел. И это — на века.1926
Ремарк
Он, как Евангелье, необходимИ, как насущность, он евангеличен.Тем отличителен, что он отличенОт славословящих огонь и дым.Пусть не художник он, но, раз своимПером способен быть междуязыченИ необычным, будучи обычен,Нас волновать, преклонимся пред ним.Покуда Конторек — заметь, историк! —Городит чушь, наш жребий будет горек,И нам сужден в удел вороний карк.Я требую, чтоб дети с первой партыУсвоили, что для вселенской картыСвященно имя скромное — Ремарк.Toila
21 янв. 1933
Римский-Корсаков
Мы любим с детства ночь под Рождество,Когда бормочет о царе СалтанеИ о невесте царской няня Тане,Ушедшей в майской ночи волшебство.Дивчата с парубками, в колдовствоВовлечены, гуторят на поляне,Как пел Садко в глубоком океане,Пленен морским царем, пленив его.К ним выйдя в эту пору, ты увидишьСервилию, невидимый град Китеж,Кащея, Золотого петушка…Взгрустйется о Снегурочке. Сев в санки,О Младе вспомнив, ставши к ПсковитянкеИскать путей, не сыщешь ни вершка…1926
Роллан
Чистейший свет струится из кустовПред домиком в Вильневе под Лозанной,Свет излучающий и осиянный,Каким всю жизнь светился Жан-Кристоф.О, этот свет! В нем аромат цветов!Свободу духа встретил он «Осанной»!Свободы царь, свободы раб, внестанныйМятеж души воспеть всегда готов.Быть на земле нетрудно одинокимЛишь тем, кто подвигом горит высоким,Кто заключил в душе своей миры,Кому насилья демон ненавистен,Кто ищет в жизни истину из истин,Вдыхая холод с солнечной горы.1926
Романов
В нем есть от Гамсуна, и нежный весь такой он:Любивший женщину привык ценить тщету.В нем тяга к сонному осеннему листу,В своих тревожностях он ласково спокоен.Как мудро и печально он настроен!В нем то прелестное, что я всем сердцем чту.Он обречен улавливать мечту.В мгновенных промельках, и тем он ближе вдвое.Здесь имя царское воистину звучитПо-царски. От него идут лучиТакие мягкие, такие золотые.Наипленительнейший он из молодыхИ драгоценнейший. О, милая Россия,Ты все еще жива в писателях своих!1927
Россини
Отдохновенье мозгу и душеДля девушек и правнуков поныне:Оркестровать улыбку БомаршеМог только он, Эоловый Россини.Глаза его мелодий ярко-сини,А их язык понятен в шалаше.Пусть первенство мотивовых клишеИ графу Альмавиве, и Розине.Миг музыки переживет века,Когда его природа глубока, —Эпиталамы или панихиды.Россини — это вкрадчивый апрель,Идиллия селян «Вильгельма Телль»,Кокетливая трель «Семирамиды».1917
Ростан
Убожество действительных принцессНе требует словесного сраженья:Оно роскошно. Но воображеньяПринцессу чту за чудо из чудес!И кто из нас отъюнил юность безОбескураживающего жженьяКрови, вспененной в жилах от броженья,Вмещая в землю нечто от небес?Кто из живущих не был Шантеклером,Сумевшим в оперении бесперомСебе восход светила приписать?Кто из жрецов поэзии — и прозы! —Не сотворил в себе Принцессы Грезы,О ком вздохнуть, — и на глазах роса?…1926
Садовников
Как смеет быть такой поэт забыт,Кто в русских красках столь разнообразен,В чьих песнях обессмертен Стенька РазинИ выявлен невольниц волжских быт.Моря на паруса судов зыбит,До красоты в разгуле безобразен,Плывет Степан и, чувствуя, что сглазенСвятой разбой, он гневом весь кипит…О, не умолкнет песнь о Стеньке долго,Пока не высохнет до капли Волга, —Но автора родной не вспомнит край…«Прощай, страна, река и в поле колос,Прощай меня», — его я слышу голос…— Нет, ты, поэт, страну свою прощай!1926
Салтыков-Щедрин
Не жутко ли, — среди губернских дурИ дураков, туземцев Пошехонья,Застывших в вечной стадии просонья,Живуч неумертвимый помпадур?Неблагозвучьем звучен трубадур,Чей голос, сотрясая беззаконье,Вещал в стране бесплодье похоронье,Чей смысл тяжел, язвителен и хмур.Гниет, смердит от движущихся труповНеразрушимый вечно город Глупов —Прорусенный, повсюдный, озорной.Иудушки из каждой лезут щели.Страну одолевают. Одолели.И нет надежд. И где удел иной?1926
Сологуб
Неумолимо солнце, как дракон.Животворящие лучи смертельны.Что ж, что поля ржаны и коростельны? —Снег выпадет. Вот солнечный закон.Поэт постиг его, и знает он,Что наши дни до ужаса предельны,Что нежностью мучительною хмельныЗемная радость краткая и стон.Как дряхлый триолет им омоложен!Как мягко вынут из глубоких ноженУзором яда затканный клинок!И не трагично ль утомленным векамСмежиться перед хамствующим веком,Что мелким бесом вертится у ног?…1926
Станюкович
Они умеют с бурею бороться,Влюбленные в морской ультрамарин,Будь то изнеженный гардемаринИль, с сиплым басом, грубый, пьяный боцман.Им глубь морей — не то же ль, что колодцаГлубь для крестьян? Пусть койки без перин, —Их в каждом порте ждет восторг «смотрин»,Им без хлопот туземка отдается…Они плывут от гавани и — до,Где офицеры подзовут ландо,И на кривых ногах пойдут матросыИскать в тавернах женщин и вина —В немудрых радостях земного днаОб океанском дне залить вопросы…1926
Игорь-Северянин
Он тем хорош, что он совсем не то,Что думает о нем толпа пустая,Стихов принципиально не читая,Раз нет в них ананасов и авто,Фокстротт, кинематограф и лото —Вот, вот куда людская мчится стая!А между тем душа его простая,Как день весны. Но это знает кто?Благословляя мир, проклятье войнамОн шлет в стихе, признания достойном,Слегка скорбя, подчас слегка шутяНад вечно первенствующей планетой…Он — в каждой песне, им от сердца спетой, —Иронизирующее дитя.1926
Каролина Павлова
«В пример развенчан Божьим Рим судомВам, мира многогранные владыки.Земля и Небо, отвращая лики,Проходят, новый обреча Содом».Так возвещала Павлова о том,Что наболело в сердце горемыки,И те, кто духом горни и велики,Почли ее стихов ключистый том.И вся она, с несбывшеюся славой —Неаполь, город, вымощенный лавой —Застывшими отбросами горы.Вселенен лик ее Маркиза Позы,Вошедшего в девические грезы,Ей стих сберегшего до сей поры…1926
Пастернак
Когда в поэты тщится Пастернак,Разумничает Недоразуменье.Мое о нем ему нелестно мненье:Не отношусь к нему совсем никак.Им восторгаются — плачевный знак.Но я не прихожу в недоуменье:Чем бестолковее стихотворенье,Тем глубже смысл находит в нем простак.Безглавых тщательноголовый пастырьУсердно подновляет гниль и застарьИ бестолочь выделывает. Глядь,Состряпанное потною бездарьюПронзает в мозг Ивана или Марью,За гения принявших заурядь.1928. 29 — III
Потемкин
Его я встретил раза два в гостинойУ Сологуба в грешный год войны,Когда мы были пьяны и гнойныСвоей опустошенностью гордынной…Американцем он казался: длинный,Проборчатый — как янки быть должны —В сопровождении своей жены —Красавицы воистину картинной.О чем он пел? Кому он отдал раньСвоей души? Простецкая гераньК цветам принадлежит, что ни скажите…Над пошлостью житейскою труня,Незлобивость и скромность сохраня,Посильно он рассказывал о быте…1926
Прутков
Как плесень на поверхности прудков,Возник — он мог возникнуть лишь в России —Триликий бард, в своей нелепой силеНе знающий соперников, Прутков.Быть может, порождение глотковСтруй виноградных, — предков не спросили, —Гимнастика ль умов, но — кто спесивейВитиеватого из простаков?Он, не родясь, и умереть не может.Бессмертное небытие тревожит:Что, если он стране необходим?Что, если в нежити его живучейОна, как в зеркале, находит случайУзреть себя со всем житьем своим?…1927
Пушкин
Есть имена как солнце! Имена —Как музыка! Как яблоня в расцвете!Я говорю о Пушкине: поэте,Действительном в любые времена!Но понимает ли моя страна —Все эти старцы, юноши и дети, —Как затруднительно сказать в сонетеО том, кем вся душа моя полна?Его хвалить! — пугаюсь повторений…Могу ли запах передать сирени?Могу ль рукою облачко поймать?Убив его, кому все наши вздохи,Дантес убил мысль русскую эпохи,И это следовало бы понять…1926
Пшибышевский
Свершает он, подвластный Сатане,Строй черных месс запретным обаяньям.Он одиночным вверился скитаньям,Его сопровождает черный снег.Мысль видит избавленье в смертном снеСвоим мучительным воспоминаньям,И всей земле с ее непониманьемНачертан им девиз надменный: «Вне».В час чуда город мертвых аметистыПрольет из глаз. Раскаяньем пречисты,Для вечной сказки все сыны землиВо имя счастья оросят слезоюСвои глаза. Но Каина стезеюИдущий не поверит им вдали…1926
Тагор
За синим кружевным массивом гор,Где омывает ноги Ганг у йога,Где вавилонская чужда тревогаБлаженной умудренности озер,Где благостен животворящий взорФакиров, аскетически и строгоВедущих жизнь — отчизна полубогаПод именем Рабиндранат Тагор.Он — Простота, а в ней — душа вселенной.Знай, европейских предрассудков пленный:Твой ложен путь, проложенный в тщете.Услады ложны. Ложны мысли. ЛожныДела твои. Внемли, что полубожныйТвердит поэт, чье сердце — в простоте.1927
Марк Твен
На Самуэле Клеменсе был грим,Как на шуте, комического дараДремала в нем волнующая чара,Но до поры он миром не был зрим.Путь к славе расстилался перед ним,Уже звучать готовилась фанфара:«Ты смеха царь, так вот тебе тиара, —Бери победоносный псевдоним!»Я не решился бы держать пари,Что вы не знали Финна Гекльберри,Что не пленял вас в юности Том Сойер,Что чуть не выливалась кровь из вен,Кто б ни были вы — индус, швед иль боэр, —Когда вас обвораживал Марк Твен!1925
Алексей К. Толстой
Языческие времена Днепра,Обряд жрецов Перуну и Яриле,Воспламенив, поэта покорили,Как и Ивана Грозного пора.Их воскрешал нажим его пера:Являемы для взоров наших былиВысокопоэтические были,Где бились души чище серебра…А как природу пела эта лира!А как смертельно жалила сатира!Как добродушный юмор величав!Гордясь своею родиной, Россией,Дыша императрицею Марией,Он пел любовь, взаимности не ждав.1925
Алексей Н. Толстой
В своих привычках барин, рыболов,Друг, семьянин, хозяин хлебосольный,Он любит жить в Москве первопрестольной,Вникая в речь ее колоколов.Без голосистых чувств, без чутких словСвоей злодольной родины раздольной,В самом своем кощунстве богомольной,Ни душ, ни рыб не мил ему улов…Измученный в хождениях по мукам,Предел обретший беженским докукам,Не очень забираясь в облака,Смотря на жизнь, как просто. на ракитуБесхитростно прекрасную, НикитуОтец не променяет на века…1925
Лев Толстой
Он жил в Утопии. Меж тем в МосквеИ в целом мире, склонные к причуде,Забыв об этом, ждали, что все людиДолжны пребыть в таком же волшебстве.И силились, с сумбуром в голове,Под грохоты убийственных орудий,К нему взнести умы свои и груди,Бескрылые в толстовской синеве…Солдат, священник, вождь, рабочий, пьяныйСкитались перед Ясною Поляной,Измученные в блуде и во зле.К ним выходило старческое тело,Утешить и помочь им всем хотелоИ — не могло: дух не был на земле…Ноябрь 1925
Тома
Его мотив — для сердца амулет,А мой сонет — его челу корона.Поют шаги: Офелия, Гамлет,Вильгельм, Реймонт, Филина и Миньона.И тени их баюкают мой сонВ ночь летнюю, колдуя мозг певучий.Им флейтой сердце трелит в унисон,Лия лучи сверкающих созвучий.Слух пьет узор нюансов увертюр,Крыла ажурной грацией амурКолышет грудь кокетливой Филины.А вот страна, где звонок аромат,Где персики влюбляются в гранат,Где взоры женщин сочны, как маслины.1912
Туманский
Хотя бы одному стихотвореньюЖизнь вечную сумевший дать поэтХранит в груди божественный секрет:Обвеевать росистою сиренью.Что из того, что склонны к засореньюСвоих томов мы вздором юных лет!Сумей найти строфу, где сора нет,Где стих зовет ползучих к воспаренью!Восторга слезы — как весенний дождь!Освобожденная певица рощМолилась за поэта не напрасно:Молитве птичьей вняли небеса, —Любим поэт, кто строки набросал,Звучащие воистину прекрасно!1926
Тургенев
Седой колосс, усталый, старый левС глазами умирающей газели,Он гордый дух,[12] над ним всю жизнь виселиУтесы бед и смерть, оскалив зев…Как внятен женских русских душ напевЕму в его трагичной каруселиОт Франции и до страны метели,Где тлел к нему неправый, мелкий гнев…Его натуре хрупкой однолюба,Кому претило все, что в жизни грубо,Верна любовь к певунье, в чье гнездоОн впущен был, и — горькая победа, —Ему давала в роли ЛюдоедаТургеневу! — Полина Виардо…1925
Тютчев
Мечта природы, мыслящий тростник,Влюбленный раб роскошной малярии,В душе скрывающий миры немые,Неясный сердцу ближнего, поник.Вечерний день осуеверил лик,В любви последней чувства есть такие,Блаженно безнадежные. РоссияПостигла их. И Тютчев их постиг.Не угасив под тлеющей фатоюОгонь поэтов, вся светясь мечтою,И трепеща любви, и побледнев,В молчанье зрит страна долготерпенья,Как омывает сорные селеньяГромокипящим Гебы кубком гнев.1926
Тэффи
С Иронии, презрительной звезды,К земле слетела семенем сирениИ зацвела, фатой своих куренийОбволокнув умершие пруды.Людские грезы, мысли и труды —Шатучие в земном удушье тени —Вдруг ожили в приливе дуновенийЦветов, заполонивших все сады.О, в этом запахе инопланетномЗачахнут в увяданье незаметномЗемная пошлость, глупость и грехи.Сирень с Иронии, внеся расстройствоВ жизнь, обнаружила благое свойство:Отнять у жизни запах чепухи…1925
Уайльд
Его душа — заплеванный Грааль,Его уста — орозненная язва…Так: ядосмех сменяла скорби спазма,Без слез рыдал иронящий Уайльд.У знатных дам, смакуя Ривезальд,Он ощущал, как едкая миазмаЩекочет мозг, — щемящего сарказмаЗмея ползла в сигарную вуаль…Вселенец, заключенный в смокинг денди,Он тропик перенес на вечный ледник, —И солнечна была его тоска!Палач-эстет и фанатичный патер,По лабиринту шхер к морям фарватер,За Красоту покаранный Оскар.С — Петербург
1911
Уитмен
«О, тени тень, всесильный человек,Проспавший самого себя, я знаю:Премудрость скрыта, равная Синаю,В твоей златовенчанной голове.Кто б ни был ты, привет твоей листве,Снежинкам, ручейкам, цветам и маю,Я человечество воспринимаю,Бессмертье видя в бренном естестве».Так говорит поэт страны рассудка,Кому казалась домом проститутка,Мертвецкой страсти и дворцом греха,Кто видел в девке, смертью распростертой,Громадный дом, уже при жизни мертвый,Где тел мужских кипели вороха…1926
Фет
Эпоха робкого дыханья… ГдеТвое очарованье? Где твой шепот?Практичность производит в легких опыт,Что вздох стал наглым, современным-де…И вот взамен дыханья — храп везде.Взамен стихов — косноязычный лопот.Всех соловьев практичная ЕвропаДожаривает на сковороде…Теперь — природы праздный соглядатай —О чем бы написал под жуткой датойРосистым, перламутровым стихом?В век, деловой красою безобразный,Он был бы не у дел, помещик праздный,Свиставший тунеядным соловьем…1926
Фофанов
Большой талант дала ему судьба,В нем совместив поэта и пророка.Но властью виноградного порокаЦарь превращен в безвольного раба.Подслушала убогая избаНемало тем, увянувших до срока.Он обезвремен был по воле рока,Его направившего в погреба.Когда весною — в божьи именины, —Вдыхая запахи озерной тины,Опустошенный, влекся в Приорат,Он, суеверно в сумерки влюбленный,Вином и вдохновеньем распаленный,Вливал в стихи свой скорбный виноград…1926
Цветаева
Блондинка с папироскою, в зеленом,Беспочвенных безбожников божок,Гремит в стихах про волжский бережок,О в персиянку Разине влюбленном.Пред слушателем, мощью изумленным,То барабана дробный говорок,То друга дева, свой свершая срок,Сопернице вручает умиленной.То вдруг поэт, храня серьезный вид,Таким задорным вздором удивит,Что в даме — жар и страха дрожь — во франте…Какие там «свершенья» ни верши,Мертвы стоячие часы души,Не числящиеся в ее таланте…1926
Чайковский
Прослышанье потусторонних звуков.Безумье. Боль. Неврастения. Жуть.Он разбудил звучащую в нас сутьИ, показав, исчезнул, убаюкав.Как жив он в нас, он будет жив для внуков,Он, чьим мотивом можно бы вздохнуть.Его забыть ли нам когда-нибудь,Кто в сердце оживлял так много стуков?И позабыть ли нам порыв простой,Как на канавке Зимней в час пустойВо встречу с Лизой верили упрямо?И знали на Литейном особняк,Где перед взорами ночных гулякМелькала в окнах Пиковая Дама…1926
Чехов
Не знаю, как для англичан и чехов,Но он отнюдь для русских не смешон,Сверкающий, как искристый крюшон,Печальным юмором серьезный Чехов.Провинциалки, к цели не доехав,Прошались с грезой. Смех их притушен.И сквозь улыбку мукою прожженУдел людей разнообразных цехов.Как и тогда, как много лет назад,Благоухает наш вишневый сад,Где чувства стали жертвой мелких чувствец…Как подтвержденье жизненности тем —Тем пошлости — доставлен был меж темПрах Чехова в вагоне из-под устриц…1925
Чириков
Вот где окно, распахнутое в сад,Где разговоры соловьиной трельюС детьми Господь ведет, где труд бездельюВесны зеленому предаться рад.Весенний луч всеоправданьем злат:Он в схимническую лиется келью,С пастушескою он дружит свирелью,В паркетах отражается палат.Не осудив, приять — завидный жребий!Блажен земной, мечтающий о небе,О души очищающем огне,О — среди зверства жизни человечьей —Чарующей, чудотворящей речи,Как в вешний сад распахнутом окне!..1926
Шекспир
Король, возвышенный страданьем, ЛирОбрел слова: «Нет в мире виноватых».Всегда рассветным не пребыть в закатахИ не устать их славить строю лир.Но оттого не лучше бренный мир,В каких бы взору ни был явлен датах.В его обманах изнемог проклятыхМучительно любивший жизнь Шекспир.Проклятого не прокляв, веря глухоВ бессмертье человеческого духа,Чем выше возлетел, тем глубже пастьБыл обречен, мифически нездешний,Мудрец постиг, в истоме ночи вешней,Что душу обессмерчивает страсть.1927
Шмелев
Все уходило. Сам цветущий КрымУже задумывался об уходе.В ошеломляемой людьми природеТаилась жуть. Ставало все пустым.И море посинелым и густымБаском ворчало о людской свободе.И солнце в безучастном небосводеСветило умирающим живым.Да, над людьми, в страданьях распростертых,Глумливое светило солнце мертвыхВ бессмысленно-живом своем огне,Как злой дракон совсем из Сологуба,И в смехе золотом все было грубоЗатем, что в каждом смерть была окне…1927
Шопен
Кто в кружева вспененные Шопена,Благоуханные, не погружалСвоей души? Кто слаже не дрожал,Когда кипит в отливе лунном пена?Кто не склонял колени — и колена! —Пред той, кто выглядит, как идеал,Чей непостижный облик трепеталВ сетях его приманчивого плена?То воздуха не самого ли вздох?Из всех богов наибожайший бог —Бог музыки — в его вселился opus,Где все и вся почти из ничего,Где все объемны промельки его,Как на оси вращающийся глобус!1926
Георг Эберс
Его читатель оправдать злодея,Как император Каракалла, рад,В Александрию из Канопских вратВходя в лучах Селены, холодея.Не у него ль береза ждет Орфея,Надев свой белый праздничный наряд,И ламия с эмпузой вдоль оградСкользят, Гекаты мрачным царством вея?Изнежив ароматом древних стран,Слепя сияньем первых христиан,Прогнав тысячелетние туманы,Он, точно маг, из праха нас вознесК годам, где чудо деял, как Христос,Премудрый Аполлоний из Тианы.1926
Христо Ботев
О многом мог бы рассказать Дунай:Хотя б о том, как на пути к немецкойЗемле, австрийский пароход «Радецкий»Был полонен одной из смелых стай.Попробуй в простолюдине узнайБорца за независимость, в чьей детскойДуше взметнулся пламень молодецкий:Мечта поэта, крылья распластай!Так из Румынии, страны напротив,Водитель чет, отважный Христо Ботев,Свою дружину сгрудил в Козлодуй,И на Врачанском окружен БалканеТурецкою ордой, на поле браниСражен, воззвал он к смерти: «Околдуй!»София
25-XII-1933
Помни меня (англ.)
«Цветы зла» (фр.)
Высший свет (примеч. автора)
«Милый друг» (фр.)
Выражения М. Ковалевского, А. Писемского, Гонкура.