Том 5. Стихотворения - читать онлайн бесплатно полную версию книги . Страница 2

Пепел

Посвящаю эту книгу памяти Некрасова

Что ни год — уменьшаются силы,

Ум ленивее, кровь холодней…

Мать-отчизна! дойду до могилы,

Не дождавшись свободы твоей!

Но желал бы я знать, умирая,

Что стоишь ты на верном пути,

Что твой пахарь, поля засевая,

Видит ведряный день впереди;

Чтобы ветер родного селенья

Звук единый до слуха донес,

Н.Н. Русову

Бежал. Распростился с конвоем.В лесу обагрилась земля.Он крался над вечным покоем,Жестокую месть утоля.Он крался, безжизненный посохСжимая холодной рукой.Он стал на приволжских откосах —Поник над родною рекой.На камень упал бел-горючий.Закутался в серый халат.Глядел на косматые тучи.Глядел на багровый закат.В пространствах, где вспыхивал пламень,Повис сиротливый дымок.Он гладил и землю, и камень,И ржавые обручи ног.Железные обручи звономУпали над склоном речным:Пропели над склоном зеленым —Гремели рыданьем родным.Навек распростился с Сибирью:Прости ты, родимый острог,Где годы над водною ширьюВ железных цепях изнемог.Где годы на каменном, голомПолу он валяться привык:Внизу — за слепым частоколом —Качался, поблескивал штык;Где годы встречал он со страхомЕдва прозябающий день,И годы тяжелым размахомОн молот кидал на кремень;Где годы так странно зиялаУлыбка мертвеющих уст,А буря плескала-кидалаДрожащий, безлиственный куст;Бросали бренчавшие бревна,Ругаясь, они на баржи,И берегом — берегом, ровноВлекли их, упав на гужи;Где жизнь он кидал, проклиная,Лихой, клокотавшей пурге,И едко там стужа стальнаяСжигала ветрами в тайге,Одежду в клочки изрывая,Треща и плеща по кустам; —Визжа и виясь — обвивая, —Прощелкав по бритым щекам,Где до крови в холоде мглистом,Под жалобой плачущий клич,Из воздуха падая свистом,Кусал его бешеный бич,К спине прилипая и кожиСрывая сырые куски…И тучи нахмурились строже.И строже запели пески.Разбитые плечи доселеИзъел ты, свинцовый рубец.Раздвиньтесь же, хмурые ели!Погасни, вечерний багрец!Вот гнезда, как черные очи,Зияя в откосе крутом,В туман ниспадающей ночиВизгливо стрельнули стрижом.Порывисто знаменьем крестнымШирокий свой лоб осенил.Промчался по кручам отвесным,Свинцовые воды вспенил.А к телу струя ледянаяПрижалась колючим стеклом.Лишь глыба над ним землянаяОсыпалась желтым песком.Огни показались. И долгоГорели с далеких плотов;Сурово их темная ВолгаДробила на гребнях валов.Там искры, провеяв устало,Взлетали, чтоб в ночь утонуть;Да горькая песнь прорыдалаТам в синюю, синюю муть.Там темень протопала скоком,Да с рябью играл ветерок.И кто-то стреляющим окомИз тучи моргнул на восток.Теперь над волной молчаливоКачался он желтым лицом.Плаксивые чайки ленивоЕго задевали крылом.

1906–1908

Серебряный Колодезь

Вечерком

Взвизгнет, свистнет, прыснет, хряснет,Хворостом шуршит.Солнце меркнет, виснет, гаснет,Пав в семью ракит.Иссыхают в зыбь лохмотьевСухо льющих нивМеж соломы, меж хоботьев,Меж зыбучих ив —Иссыхают избы зноем,Смотрят злым глазкомВ незнакомое, в немоеПоле вечерком, —В небо смотрят смутным смыслом,Спины гневно гнут:Да крестьянки с коромысломВниз из изб идут;Да у старого амбараСтарый дед сидит.Старый ветер нивой старойИсстари летит.Тенью бархатной и чернойРазмывает рожь,Вытрясает треском зерна;Шукнет — не поймешь:Взвизгнет, свистнет, прыснет, хряснет,Хворостом шуршит.Солнце: — меркнет, виснет, гаснет,Пав в семью ракит.Протопорщился избенокКривобокий строй,Будто серых старушонокПолоумный рой.

1908

Ефремов

Бурьян

Г.Г. Шпету

Вчера завернул он в харчевню.Свой месячный пропил расчет.А нынче в родную деревню,Пространствами стертый, бредет.Клянет он, рыдая, свой жребий.Друзья и жена далеки.И видит, как облаки в небеВлекут ледяные клоки.Туманится в сырости — тонетОкрестностей никнущих вид.Худые былинки наклонит,Дождями простор запылит —Порыв разгулявшейся стужиВ полях разорвется, как плач.Вон там: — из серебряной лужиПьет воду взлохмаченный грач.Вон там: — его возгласам внемлетЖилец просыревших полян —Вон: — колкие руки подъемлетОбсвистанный ветром бурьян.Ликует, танцует: «Скитальцы,Ища свой приют, припадутКо мне: мои цепкие пальцыИх кудри навек оплетут.Вонзаю им в сердце иглу я…На мертвых верхах искони.Целю я, целуя-милуя,Их раны и ночи, и дни.Здесь падают иглы лихиеНа рыхлый, рассыпчатый лёсс;И шелестом комья сухиеЛетят, рассыпаясь в откос.Здесь буду тебя я царапать, —Томить, поцелуем клонясь…»Но топчет истрепанный лапотьУпорнее жидкую грязь,Но путник, лихую сторонкуКляня, убирается прочь.Бурьян многолетний вдогонкуКидает свинцовую ночь.Задушит — затопит туманом:Стрельнул там летучей иглой…Прокурит над дальним курганомТяжелого олова слой.Как желтые, грозные бивни,Размытые в россыпь полей,С откосов оскалились в ливниСлои вековых мергелей.Метется за ним до деревни,Ликует — танцует репье:Пропьет, прогуляет в харчевнеРастертое грязью тряпье.Ждут: голод да холод — ужотко;Тюрьма да сума — впереди.Свирепая, крепкая водка,Огнем разливайся в груди!

1905–1908

Ефремов

Арестанты

В.П. Поливанову

Много, брат, перенеслиНа веку с тобою бурь мы.Помнишь — в город нас свезли.Под конвоем гнали в тюрьмы.Била ливнем нас гроза:И одежда перемокла.Шел ты, в даль вперив глаза,Неподвижные, как стекла.Заковали ноги намВ цепи.Вспоминали по утрамСтепи.За решеткой в голубомБыстро ласточки скользили.Коротал я время сномВ желтых клубах душной пыли.Ты не раз меня будил.Приносил нам сторож водки.Тихий вечер золотилОкон ржавые решетки.Как с убийцей, с босяком,С воромРаспева та вечеркомХором.Здесь, на во те, мел степейВспомним душные палаты,Неумолчный лязг цепей,Наши серые халаты.Не кручинься, брат, о том,Что морщины лоб изрыли.Всё забудем: отдохнем —Здесь, в волнах седой ковыли.

1901

Серебряный Колодезь

Веселье на Руси

Как несли за флягой флягу —Пили огненную влагу.Д' накачался —Я.Д' наплясался —Я.Дьякон, писарь, поп, дьячокПовалили на лужок.Эх —Людям грех!Эх — курам смех!Трепаком-паком размашисто пошли: —Трепаком, душа, ходи-валяй-вали:Трепака да на лугах,Да на межах, да во лесах —Да обрабатывай!По дороге ноги-ноженьки туды-сюды пошли,Да по дороженьке вали-вали-вали —Да притопатывай!Что там думать, что там ждать:Дунуть, плюнуть — наплевать:Наплевать да растоптать:Веселиться, пить да жрать.Гомилетика, каноника —Раздувай-дува-дувай, моя гармоника!Дьякон пляшет —— Дьякон, дьякон —Рясой машет —— Дьякон, дьякон —Что такое, дьякон, смерть?— «Что такое? То и это:Носом — в лужу, пяткой — в твердь…». . . . . . . . . . . . . . .Раскидалась в ветре, — пляшет —Полевая жердь —Веткой хлюпающей машетПрямо в твердь.Бирюзовою волноюНежит твердь.Над страной моей родноюВстала Смерть.

1906

Серебряный Колодезь

Осинка

А.М. Ремизову

1

По полям, по кустам,По крутым горам,По лихим ветрам,По звериным тропамСпешит бобыль-сиротинкаКо святым местам —Бежит в пространствоИзлечиться от пьянства.Присел под осинкойБобыль-сиротинка.«Сломи меня в корне», —Осинка лепечет листвяная —ЛепечетВетром пьяная —Над откосамиВ ветре виснет;Слезными росамиПраздно прыснет —— «Сломи меня в корне», —Осинка лепечет.Осинка — кружев узорней —ЛепечетВ лес, в холод небес,В холод горний —— «Сломи меня в корне», —Осинка лепечет.Листики пламенныеМечетВ провалы каменные, —Всё злей, всё упорней— «Сломи меня в корне», —Лепечет:БормочетВ сердитой сырости,Листами трескочет:«Свой посохСкорей —Багрецом перевитый,Свой посох —СкорееСломи ты: —Твои посохВ серебреДа в серебряных росах.Твой посохТебе не изменит: —Врагов одорожных в пространствоРазмечет —От пьянстваИзлечит».Молчит сиротинкаДа чинитСвой лапотьНад склоном зеленым.Согнется поклоном, —И хочетЕго молодая осинкаСлезами своими окапать.

2

И срезал осинкуДа с ней и пошел в путь-дороженьку —По полям, по кустам.По крутым горам,По лихим ветрам,По звериным тропамКо святым местам —Славит господа-боженьку:«Господи-боженька,Мой посохВо слезах —Во серебряных росах.Ныне, убоженький,С откосовВ пустыниВоздвигаю свой посох.Господи-боженька.Ныне сим посохомОкропляю пространства:Одеваю пространства:В золотые убранства —Излечи меня от пьянства!В путь-дороженькуУносите меня, ноженьки, —По полям, по кустамКо святым местам».

3

Привели сиротинку кривыеНогиПод склон пологий.Привели сиротинку сухиеВетвиВ места лихие.— «Замолю здесь грехи я»,Зашел в кабачишко —Увязали бутыльС огневицею —С прелюбезной сестрицею.Курил табачишко.Под вышкой песчанойСклонил нос багряныйВ пыль.Бобыль —Пьяница!У бобыля нос —Румянится!— «Ты скажи мне, былиночка,Как величают места сии?»Отвечала былиночка:«Места сии —Места лихие,Песчаные:Здесь шатаются пьяные —Места лихиеЗеленого Змия».— «Замолю здесь грехи я!»

4

Плыла из оврагаВечерняя мгла;И, булькая, влагаЕго обожгла.Картуз на затылок надвинул,Лаптями взвевая ленивую пыль.Лицо запрокинул,К губам прижимая бутыль.Шатался детина —Шатался дорогой кривой;Вскипела равнинаИ взвеяла прах над его головой;Кивала кручинаПолынной метлой; —Подсвистнула ей хворостинаВ руках багряневшей листвой:«Ты — мой, сиротина,Ты — мой!»Рванулась,Мотнулась,Помчалась в поля —Кружится,ПляшетВокруг бобыля:«Бобыль —Пьяница:У бобыля —Нос румянится» —Кружится,Пляшет, —Руками своимиСухими,Колючими машет.На смех тучам —Шутам полевым и шутихам —ПляшетПо кручам!. . . . . . . . . . . . . . .Гой еси, широкие поля!Гой еси, всея Руси поля! —Не поминайте лихомБобыля!

1906

Дедово

Песенка Комаринская

Шел калика, шел неведомой дороженькой —Тень ползучую бросал своею ноженькой.Протянулись страны хмурью, мордовские —Нападали силы-прелести бесовские.Приключилось тут с каликою мудреное:Уж и кипнем закипала степь зеленая.Тень возговорит калике гласом велием:«Отпусти меня, калика, со веселием.Опостылело житье мне мое скромное,Я пройдусь себе повадочкою темною».Да и втапоры калику опрокидывала;Кафтанишко свой по воздуху раскидывала.Кулаками-тумаками бьет лежачего —Вырастает выше облака ходячего.Над рассейскими широкими раздольями.Как пошла кидаться в люд хрестьянский кольями.Мужикам, дьякам, попам она поповичамИз-под ног встает лихим Сморчом-Сморчовичем.А и речи ее дерзкие, бесовские:«Заведу у вас порядки не таковские;Буду водочкой опаивать-утащивать:Свое брюхо на напастях отращивать.Мужичище-кулачище я почтеннейший:Подпираюсь я дубиной здоровеннейшей!»Темным вихорем уносит подорожногоСо пути его прямого да не ложного.Засигает он в кабак кривой дорожкою;Загуторит, засвистит своей гармошкою:«Ты такой-сякой комаринский дурак:Ты ходи-ходи с дороженьки в кабак.Ай люли-люли люли-люли-люли:Кабаки-то по всея Руси пошли!..». . . . . . . . . . . . . . .А и жизнь случилась втапоры дурацкая:Только ругань непристойная, кабацкая.Кабаки огнем моргают ночкой долгоюНад Сибирью, да над Доном, да над Волгою.То и свет, родимый, видеть нам прохожего —Видеть старого калику перехожего.Всё-то он гуторит, все-то сказы сказывает,Всё-то посохом, сердешный, вдаль указывает:На житье-бытье-де горькое да оховоеНападало тенью чучело гороховое.

Июнь 1907

Петровское

На скате

Я все узнал. На скате ждал.Внимал: и всхлипнула осинка.Под мертвым верхом пробежалОн подовражною тропинкой.Над головой седой простерКремня зубчатого осколок.Но, побледнев, поймав мой взор,Он задрожал: пропал меж елок.Песок колючий и сухой —Взвивается волной и стонет.На грудь бурьян, кривой, лихой,Свой поздний пух — на грудь уронит.Тоску любви, любовных дней —Тоску рассей: рассейся, ревность!Здесь меж камней, меж зеленейПространств тысячелетних древность.Прозябли чахлою травойМногогребенчатые скаты.Над ними облак дымовой,Ворча, встает, как дед косматый.В полях плывет, тенит, кропитИ под собою даль означит.На бледной тверди продымит.У ходит вдаль — дымит и плачет.

Август 1906

Серебряный Колодезь

Пустыня

В.Ф. Эрну

УкройсяВ пустыне:Ни зноя,Ни стужи зимнейНе бойсяОтныне.О, ток холодный,Скажи,Скажи мне —Куда уносишь?О брег межиПучокБесплодныйКолосьев бросишь.Туда ль, в безмерныйПокой пустынь?Душа, от скверны, —Душа — остынь!И смерти зернаПокорноИз сердца вынь.— А ток холодныйКовыль уносит.У ног бесплодныйПучокКолосьев бросит…. . . . . . . . . . . . . . .Эфир; в эфир —Эфирная дорога.И вот —Зари порфирная стезяСечетСафир сафирногоЧертогаВ пустыне —Мгла. И нынеСтавит БогаДуша моя!Остынь, —Страстей рабыня, —Остынь,Душа моя!Струи эфир,Эфирная пустыня!Влеки меня.Сафирная стезя!— А ток холодныйКовыль уносит.У ног бесплодныйПучокКолосьев бросит… —

1907

Серебряный Колодезь

Горе

Солнце тонетВетер: — стонет,Веет, гонитМглу.У околицы,Пробираясь к селу,Паренек вздыхает, молитсяНа мглу.Паренек уходит во скитаньице,Белы руки сложит на груди:«Мое горе, —Горе-гореваньице:Ты за мною,Горе,Не ходи!»Красное садится, злое окоГоре гложетГрудь,И путь —Далекий.Белы руки сложитНа груди.И не можетНикуда идти:«Ты за мною,Горе,Не ходи»Солнце тонет.Ветер стонет,Ветер мглуГонит.За избеночкой избеночкаПарень бродитПо селу.Речь заводитКриворотый мужичоночка:«К нам —В хаты наши!Дам —Щей да каши…»— «Оставь:Я в Воронеж»— «Не ходиВ реке утонешь».— «Оставь.Я в Киев»— «Заходи —В хату моюДо зеленых змиевНапою».— «Оставь:Я в столицу»— «Придешь в столицу:Попадешь на виселицу…»Цифрами оскалились версты полосатые,Жалят ноги путника камни гребенчатые.Ходят тучи по небу, старые-косматые.Порют тело белое палки суковатые.Дорога далека —Бежит века.За ним гореГонится топотом.«Пропади ты, горе,Пропадом».Бежит на воле:Холмы избенки,Кустарник тонкийДа поле.Распылалось в небе зарево.. . . . . . . . . . . . . . .Как из сыростиДа из мареваГорю горькому не вырасти!

Январь 1906

Москва

Город («Всё спит в молчанье гулком…»)

Старинный дом

В.Ф. Ходасевичу

Всё спит в молчанье гулком.За фонарем фонарьНад Мертвым[6] переулкомКолеблет свой янтарь.Лишь со свечою дамаПокажется в окне: —И световая рамаПроходит на стене,Лишь дворник встрепенется, —И снова головойНад тумбою уткнетсяВ тулуп бараний свой.Железная ограда;Старинный барский дом;Белеет колоннадаНад каменным крыльцом.Листвой своей поблеклойШушукнут тополя.Луна алмазит стекла,Прохладный свет лия.Проходят в окнах светы —И выступят из мглыКенкэты и портреты,И белые чехлы.Мечтательно ПолинаВ ночном дезабильеРазбитое пьяниноТерзает в полумгле.Припоминает младостьНад нотами «Любовь,Мечта, весна и сладость —Не возвратитесь вновь.Вы где, условны встречиИ вздох: Je t'aime, Poline…»[7]Потрескивают свечи,Стекает стеарин.Старинные курантыЗовут в ночной угар.Развеивает бантыАтласный пеньюар.В полу ослепшем взореВоспоминаний дым,Гардемарин, и море,И невозвратный Крым.Поездки в Дэрикоэ,Поездки к У чан-Су…Пенснэ лишь золотоеТрясется на носу.Трясутся папильотки,Колышется браслетНапудренной красоткиСемидесяти лет.Серебряные косыРассыпались в луне.Вот тенью длинноносойВзлетает на стене.Рыдает сонатинаПотоком томных гамм.Разбитое пьяниноОскалилось — вон там.Красы свои нагиеЗакрыла на груди,Как шелесты сухиеПрильнули к ней: «Приди, —Я млею, фея, млею…»Ей под ноги лунаАтласную лилеюБросает из окна.А он, зефира тише,Наводит свой лорнет:С ней в затененной нишеТанцует менуэт.И нынче, как намедни,У каменных перилПроходит вдоль передней,Ища ночных громил.Как на дворе собакиТам дружною гурьбойПролаяли, — Акакий —Лакей ее седой,В потертом, сером фраке,С отвислою губой: —В растрепанные бакиБормочет сам с собой.Шушукнет за портретом,Покажется в окне: —И рама бледным светомПроходит на стене.Лишь к стеклам в мраке гулкомПрильнет его свеча…Над Мертвым переулкомНемая каланча.Людей оповещает,Что где-то — там — пожар, —Медлительно взвиваетВ туманы красный шар.

Август 1908

Суйда

Маскарад

М.Ф. Ликиардопуло

Огневой крюшон с поклономКапуцину черт несет.Над крюшоном капюшономКапуцин шуршит и пьет.Стройный черт, — атласный, красный, —За напиток взыщет дань,Пролетая в нежный, страстный,Грациозный па д'эспань, —Пролетает, колобродит,Интригует наугадТам хозяйка гостя вводит.Здесь хозяин гостье рад.Звякнет в пол железной злостьюТам косы сухая жердь: —Входит гостья, щелкнет костью,Взвеет саван: гостья — смерть.Гость — немое, роковое,Огневое домино —Неживою головоюНад хозяйкой склонено.И хозяйка гостя вводит.И хозяин гостье рад.Гости бродят, колобродят,Интригуют наугад.Невтерпеж седому турке:Смотрит маске за корсаж.Обжигается в мазуркеЗнойной полькой юный паж.Закрутив седые баки,Надушен и умилен,Сам хозяин в черном фракеОткрывает котильон.Вея веером пуховым,С ним жена плывет вдоль стен;И муаром бирюзовымРазвернулся пышный трон.Чей-то голос раздается:«Вам погибнуть суждено», —И уж в дальних залах вьется, —Вьется в вальсе доминоС милой гостьей: желтой костьюЩелкнет гостья: гостья — смерть.Прогрозит и лязгнет злостьюТам косы сухая жердь.Пляшут дети в ярком свете.Обернулся — никого.Лишь, виясь, пучок конфеттиС легким треском бьет в него.«Злые шутки, злые маски», —Шепчет он, остановясь.Злые маски строят глазки,В легкой пляске вдаль несясь.Ждет. И боком, легким скоком, —«Вам погибнуть суждено», —Над хозяйкой ненарокомПрошуршало домино.Задрожал над бледным бантомСеребристый позумент;Но она с атласным франтомПролетает в вихре лент.В бирюзу немую взоровЕй пылит атласный шарф.Прорыдав, несутся с хоров, —Рвутся струны страстных арф.Подгибает ноги выше,В такт выстукивает па, —Ловит бэби в темной нише —Ловит бэби — grand papa.[8]Плещет бэби дымным тюлем,Выгибая стройный торс.И проносят вестибюлемЛедяной, отрадный морс.Та и эта в ночь из светаВыбегает на подъезд.За каретою каретаТонет в снежной пене звезд.Спит: и бэби строит курыПрестарелый grand papa.Легконогие амурыВкруг него рисуют па.Только там по гулким залам —Там, где пусто и темно, —С окровавленным кинжаломПробежало домино.

Июль 1908

Серебряный Колодезь

Меланхолия

М.Я. Шику

Пустеет к утру ресторан.Атласами своими феиШушукают. Ревет орган.Тарелками гремят лакеи —Меж кабинетами. Как тень,Брожу в дымнотекущей сети.Уж скоро золотистый деньУдарится об окна эти,Пересечет перстами гарь,На зеркале блеснет алмазом…Там: — газовый в окне фонарьОгнистым дозирает глазом.Над городом встают с земли, —Над улицами клубы гари.Вдали — над головой — вдалиОбрывки безответных арий.И жил, и умирал в тоске,Рыдание не обнаружив.Там: — отблески на потолкеГирляндою воздушных кружевПротянутся. И всё на мигЗажжется желтоватым светом.Там — в зеркале — стоит двойник;Там вырезанным силуэтом —Приблизится, кивает мне,Ломает в безысходной мукеВ зеркальной, в ясной глубинеСвои протянутые руки.

1904

Москва

Отчаянье («Веселый, искрометный лед…»)

Е.П. Безобразовой

Веселый, искрометный лед.Но сердце — ледянистый слиток.Пусть вьюга белоцвет метет, —Взревет; и развернет свой свиток.Срывается: кипит сугроб,Пурговым кружевом клокочет,Пургой окуривает лоб,Завьется в ночь и прохохочет.Двойник мой гонится за мной;Он на заборе промелькает,Скользнет вдоль хладной мостовойИ, удлинившись, вдруг истает.Душа, остановись — замри!Слепите, снеговые хлопья!Вонзайте в небо, фонари,Лучей наточенные копья!Отцветших, отгоревших днейОсталась песня недопета.Пляшите, уличных огнейНа скользких плитах иглы света!

1904

Москва

Праздник

В.В. Гофману

Слепнут взоры: а джиорноОсвещен двухсветный зал.Гость придворный непритворноШепчет даме мадригал, —Контредансом, контредансомЗавиваясь в «chinoise».Искры прыщут по фаянсам,По краям хрустальных ваз.Там — вдали — проходит полныйСедовласый кавалер.У окна вскипают волныРазлетевшихся портьер.Обернулся: из-за пальмыМаска черная глядит.Плещут струи красной тальмыВ ясный блеск паркетных плит.«Кто вы, кто вы, гость суровый —Что вам нужно, домино?»Но, закрывшись в плащ багровый,Удаляется оно.Прислонился к гобелэнам,Он белее полотна…А в дверях шуршит уж трэномГри-де-перлевьм жена.Искры прыщут по фаянсам,По краям хрустальных ваз.Контредансом, контредансомВьются гости в «chinoise».

Июль 1908

Серебряный Колодезь

Пир («Проходят толпы с фабрик прочь…»)

С.А. Полякову

Проходят толпы с фабрик прочь.Отхлынули в пустые дали.Над толпами знамена в ночьКровавою волной взлетали.Мы ехали. Юна, свежа,Плеснула перьями красотка.А пуля плакала, визжа,Над одинокою пролеткой.Нас обжигал златистый хмельОтравленной своей усладой.И сыпалась — вон там — шрапнельНад рухнувшею баррикадой.В «Aquarium'e» с ней шутилЯ легкомысленно и метко.Свой профиль теневой склонилНад сумасшедшею рулеткой,Меж пальцев задрожавших взявБлагоуханную сигару,Взволнованно к груди прижавВдруг зарыдавшую гитару.Вокруг широкого стола,Где бражничали в тесной куче,Венгерка юная плыла,Отдавшись огненной качуче.Из-под атласных, темных веждОчей метался пламень жгучий;Плыла — и легкий шелк одеждЗа ней летел багряной тучей.Не дрогнул юный офицер,Сердито в пол палаш ударив,Как из раздернутых портьерЛизнул нас сноп кровавых зарев.К столу припав, заплакал я,Провидя перст судьбы железной:«Ликуйте, пьяные друзья,Над распахнувшеюся бездной.Луч солнечный ужо взойдет;Со знаменем пройдет рабочий:Безумие нас заметет —В тяжелой, в безысходной ночи.Заутра брызнет пулеметТам в сотни возмущенных грудей;Чугунный грохот изольет,Рыдая, злая пасть орудий.Метелицы же рев глухойНас мертвенною пляской свяжет, —Заутра саван ледяной,Виясь, над мертвецами ляжет,Друзья мои…»И банк металВ разгаре пьяного азарта;И сторублевики бросал;И сыпалась за картой карта.И, проигравшийся игрок,Я встал: неуязвимо строгий,Плясал безумный кэк-уок,Под потолок кидая ноги.Суровым отблеском покрыв,Печалью мертвенной и блеклойНа лицах гаснущих застыв,Влилось сквозь матовые стекла —Рассвета мертвое пятно.День мертвенно глядел и робко.И гуще пенилось вино,И щелкало взлетевшей пробкой.

1905

Москва

Укор

Кротко крадешься креповым трэном,Растянувшись, как дым, вдоль паркета;Снеговым, неживым манекеном,Вся в муар серебристый одета.Там народ мой — без крова; суровыйМой народ в униженье и плене.Тяжелит тебя взор мой свинцовый.Тонешь ты в дорогом валансьене.Я в полях надышался свинцами.Ты — кисейным, заоблачным мифом.Пропылишь мне на грудь кружевами,Изгибаясь стеклярусным лифом.Или душу убил этот грохот?Ты молчишь, легкий локон свиваяКак фонтан, прорыдает твой хохот,Жемчуговую грудь изрывая.Ручек матовый мрамор муаромЗадымишь, запылишь. Ты не слышишь?Мне в лицо ароматным угаромВетер бледнопуховый всколышешь

1909?

Серебряный Колодезь

Поджог

Заснувший дом. Один, во мглеПрошел с зажженною лучиною.На бледном, мертвенном четаГлухая скорбь легла морщиною.Поджег бумаги. ОгонекЗаползал синей, жгучей пчелкою.Он запер двери на замок,Объятый тьмой студеной, колкою.Команда в полночь пролетитНад мостовой сырой и тряскою —И факел странно зачадитНад золотой, сверкнувшей каскою.Вот затянуло серп луны.Хрустальные стрекочут градины.Из белоструйной сединыГлядят чернеющие впадины.Седины бьются на челе.Проходит улицей пустынною…На каланче в туманной мглеВзвивается звезда рубинная.

1905

Петербург

На улице

Сквозь пыльные, желтые клубыБегу, распустивши свой зонт.И дымом фабричные трубыПлюют в огневой горизонт.Вам отдал свои я напевы —Грохочущий рокот машин,Печей раскаленные зевы!Всё отдал; и вот — я один.Пронзительный хохот пролеткиНа мерзлой гремит мостовой.Прижался к железной решетке —Прижался: поник головой…А вихри в нахмуренной твердиВолокна ненастные вьют; —И клены в чугунные жердиБагряными листьями бьют.Сгибаются, пляшут, закрылиОкрестности с воплем мольбы,Холодной отравленной пыли —Взлетают сухие столбы.

1904

Москва

Вакханалия

И огненный хитон принес,И маску черную в кардонке.За столиками гроздья розСвой стебель изогнули тонкий.Бокалы осушал, молчал,Камелию в петлицу фракаВоткнул и в окна хохоталИз душного, ночного мрака —Туда, — где каменный карнизСветился предрассветной лаской, —И в рдяность шелковистых ризОбвился и закрылся маской,Прикидываясь мертвецом…И пенились — шипели вина.Возясь, перетащили в домКровавый гроб два арлекина.Над восковым его челомКрестились, наклонились оба —И полумаску молоткомПриколотили к крышке гроба.Один — заголосил, завылНад мертвым на своей свирели;Другой — цветами перевилЕго мечтательных камелий.В подставленный сосуд виномСтруились огненные росы,Как прободал ему жезломГрудь жезлоносец длинноносый.

1906

Мюнхен

Арлекинада

Посвящается современным арлекинам

Мы шли его похоронитьВатагою беспутно сонной.И в бубен похоронный битьКакой-то танец похоронныйВдруг начали. Мы в колпакахЗа гробом огненным вопилиИ фимиам в сквозных лучахКадильницами воскурили.Мы колыхали красный гроб;Мы траурные гнали дроги,Надвинув колпаки на лоб…Какой-то арлекин убогий —Седой, полуслепой старик —Язвительным, немым вопросомМорщинистый воскинул ликС наклеенным картонным носом.Горбатился в сухой пыли.Там в одеянии убогомНадменно выступал вдалиС трескучим, с вытянутым рогом —Герольд, предвозвещавший смерть;Там лентою вилась дорога;Рыдало и гремело в твердьОтверстие глухого рога.Так улиц полумертвых стройПроцессия пересекала;Рисуясь роковой игрой,Паяц коснулся бледно-алой —Камелии: и встал мертвец,В туман протягивая длани;Цветов пылающий венецНадевши, отошел в тумане —Показывался здесь и там;Заглядывал — стучался в окна;Заглядывал — врывался в храм,Сквозь ладанные шел волокна.Предвозвещая рогом смерть,О мщении молил он бога:Гремело и рыдало в твердьОтверстие глухого рота.«Вы думали, что умер я —Вы думали? Я снова с вами.Иду на вас, кляня, грозяМоими мертвыми руками.Вы думали — я был шутом?..Молю, да облак семиглавыйТяжелый опрокинет громНа. род кощунственный, лукавый!»

Ноябрь 1906

Мюнхен

Безумие

В полях («Я забыл. Я бежал. Я на воле…»)

Я забыл. Я бежал. Я на воле.Бледным ливнем туманится даль.Одинокое, бедное поле,Сиротливо простертое вдаль.Не страшна ни печаль, ни тоска мне:Как терзали — я падал в крови:Многодробные, тяжкие камниРазбивали о кости мои.Восхожу в непогоде недобройЯ лицом, просиявшим как день.Пусть дробят приовражные ребраМою черную, легкую тень!Пусть в колючих, бичующих прутьяхИзодрались одежды мои.Почивают на жалких лоскутьяхПоцелуи холодной зари.Над простором плету, неподвижен,Из колючей крапивы венок.От далеких поникнувших хижинПодымается тусклый дымок.Ветер, плачущий брат мой, — здесь тихо.Ты пролей на меня свою сонь.Исступленно сухая гречихаМечет под ноги яркий огонь.

1907

Париж

Матери

Я вышел из бедной могилы.Никто меня не встречал —Никто: только кустик хилыйОблетевшей веткой кивал.Я сел на могильный камень…Куда мне теперь идти?Куда свой потухший пламень —Потухший пламень… — нести.Собрала их ко мне — могила.Забыли все с того дня.И та, что — быть может — любила,Не узнает теперь меня.Испугаю их темью впадин;Постучусь — они дверь замкнут.А здесь — от дождя и градинНе укроет истлевший лоскут.Нет. — Спрячусь под душные плиты…Могила, родная мать,Ты одна венком разбитымНе устанешь над сыном вздыхать.

Январь 1907

Париж

Полевой пророк

В.В. Владимирову

Средь каменьев меня затерзали:Затерзали пророка полей.Я на кость — полевые скрижали —Проливаю цветочный елей.Облечен в лошадиную кожу,Песью челюсть воздев на чело,Ликованьем окрестность встревожу, —Как прошло: всё прошло — отошло.Разразитесь, призывные трубы,Над раздольем осенних полей!В хмурый сумрак оскалены зубыВеличавой короны моей.Поле — дом мой. Песок — мое ложе.Полог — дым росянистых полян.Загорбатится с палкой прохожий —Приседаю покорно в бурьян.Ныне, странники, с вами я: скоро жДымным дымом от вас пронесусь —Я — просторов рыдающих сторож,Исходивший великую Русь.

Январь 1907

Париж

На буграх

Песчаные, песчаные бугры, —Багряные от пиршества заката.Пространств моих восторги и пирыВ закатное одеты злато.Вовек в степи пребуду я — аминь!Мои с зарей — с зарею поцелуи!Вовек туда — в темнеющую синьПространств взлетают аллилуйи.Косматый бог, подобием кустаКо мне клонясь, струит росу листвоюВ мои, как маки, яркие уста, —Да прорастут они травою.Твой ныне страж убогих этих местЯ, старый бог, степной завет исполню:Врагов твоих испепелю окрест,Прияв трезубец жарких молний.Пред ним простерт, взываю: «Отче наш».Бурмидским жемчугом взлетело утро.Косматый бог лист лазурь из чашИ водопад из перламутра.Заря горит: ручьи моих псалмовСластят уста молитвою нехитрой.На голове сапфиром васильковВся прозябающая митра.

1908

Серебряный Колодезь

Полевое священнодействие

Н.Н. Русову

Я помню день: враги с окрестных селВосстали на меня — и вот: погибли,Когда на них молитвенно пошел,Закляв словами травных библий.Когда, как месть, волшебств туманный ток,Дымящийся росою и ветрами,Подъяв, заклятьем пролил на востокНад охладненными лугами.Эй. ты! Падешь, коль вновь возмнишь восстатьНа божество, как пал в веках твой прадед, —И мой репейник бешеный, как тать,Иглою шип под сердцем всадит.Я вольный поп: и ныне, как и встарь,Сюда кустом на брань рукоположен.И вещий — сам. И вещий мой алтарьИз крепких, красных камней сложен.Колючий клир (ревнивое репье) —Мои прозябшие цветами прихожане —Вознес над вами, скрыв лицо мое,Благославляющие длани.Вот соберу с болот зеленый хвощ,От ульев — мед, от нивы — колос хлебный!Текут века… Я утро, день и нощьСлужу целебные молебны.Цветись, цветок, — и в ветер венчик кинь!Взлетайте выше, ладанные струи!Вовек туда, в темнеющую синьПространств восходят аллилуйи.Медовый ветр струит густой елей,Cлaстит уста и льется быстротечно.Стоят холмы, подъяв престол полейТысячелетия, извечно.И космами над синею водойВдали поник в бунтующей порфиреСердитый бог с зеленой бородой —Последний бог в пустынном мире.Твой вопль глухой гудит, летит, твердит, —Твердит в поля. лиет елей и стынет;Зеленой хлябью вновь — и вновь — вскипит,Листвяной купой хладно хлынет.Из уст твоих — златые словеса!Из уст дуплистых, сластно в высь кидаясь,Они туда — в немые небесаТекут, потоком изливаясь.Как возвещу в простор окрестных селСладчайших уст, о куст порфирородный, —Как возвещу бунтующий глагол,Неизреченный и свободный.Из вековой, из царственной глушиТы — сук сухой наставя, как трезубец, —Туда — во мрак трухлявой их душиГрозишь, косматый душегубец.

1908

Серебряный

Колодезь

Последний язычник

Б.К. Зайцеву

Н.И. Петровской

Золотому блеску верил,А умер от солнечных стрел.Думой века измерил,А жизнь прожить не сумел.Не смейтесь над мертвым поэтом:Снесите ему цветок.На кресте и зимой и летомМой фарфоровый бьется венок.Цветы на нем побиты.Образок полинял.Тяжелые плиты.Жду, чтоб их кто-нибудь снял.Любил только звон колокольныйИ закат.Отчего мне так больно, больно!Я не виноват.Пожалейте, придите;Навстречу венком метнусь.О, любите меня, полюбите —Я, быть может, не умер, быть может,проснусь —Вернусь!

Январь 1907

Париж

Туда

К небу из душных гробовГоловы выше закинем:Видишь — седых облачковБледные пятна на синем.Ринемся к нимСквозь это марево пыли.Плавно взлетимВзмахом серебряных крылий.Память о прошлом уснет.Робко на облако встанем.В синий пролетРобко заглянем.В страхе замремГрустны и немы,И не поймем,Где мы.Белый атлас.Свод полнозвездный…Приняли насВечные бездны.

1904

Серебряный Колодезь

Я в струе воздушного тока

Я в струе воздушного тока,Восстану на мертвом одреЗакачается красное окоНа упавшем железном кресте.Мне подножие — мраморный камень,Но я встану, омят бирюзой.На ланитах заискрится пламеньСамоцветной, как день, слезой.Скоро, скоро — сквозным я духомНеотвратно приду за ней,Облеченный бледным воздухом,Как вуалью все тех же дней.И к ней воздушный скиталец —Прижму снеговое лицо.Наденет она на палецЗолотое мое кольцо.Знаю все: в сквозные вуалиИ в закатный красный янтарь,Облечемся, — царица, царь.Был окован могилой сырою,Надо мною качался крест.А теперь от людей укроюЕе колыбелью звезд.

1907

Москва

Просветы

Поповна

З.Н. Гиппиус

Свежеет. Час условный.С полей прошел народ.Вся в розовом поповнаИдет на огород.В руке ромашек связка.Под шалью узел кос.Букетиками баска —Букетиками роз.Как пава, величава.Опущен шелк ресниц.Налево и направоВсе пугала для птиц.Жеманница срываетТо злак, то василек.Идет. Над ней порхаетКапустный мотылек.Над пыльною листвою,Наряден, вымыт, чист, —Коломенской верстоюТорчит семинарист.Лукаво и жестокоБлестят в лучах зари —Его младое окоИ красные угри.Прекрасная поповна, —Прекрасная, как сон,Молчит, зарделась, словноВесенний цвет пион.Молчит. Под трель лягушекЕй сладко, сладко млеть.На лик златых веснушекЗагар рассыпал сеть.Крутом моркови, репы.Выходят на лужок.Танцуют курослепы.Играет ветерок.Вдали над косарямиОгни зари горят.А косы лезвиями —Горят, поют, свистят.Там ряд избенок вьетсяВ косматую синель.Поскрипывая, гнетсяТам длинный журавель.[9]И там, где крест железный, —Все ветры на закатКасаток стаи в бездныЛазуревые мчат.Не терпится кокетке(Семь бед — один ответ).Пришпилила к жилеткеЕму ромашки цвет.А он: «Домой бы. Маша,Чтоб не хватились насПапаша и мамаша.Домой бы: поздний час».Но розовые юбкиРасправила. В ответОн ей целует губки,Сжимает ей корсет.Предавшись сладким мукамПрохладным вечерком,В лицо ей дышит лукомИ крепким табаком.На баске безотчетноРаскалывает брошьСвоей рукою потной, —Влечет в густую рожь.Молчит. Под трель лягушекЕй сладко, сладко млеть.На лик златых веснушекЗагар рассыпал сеть.Прохлада нежно дышитВ напевах косарей.Не видит их, не слышитОтец протоиерей.В подряснике холщовомПрижался он к окну:Корит жестоким словомПокорную жену.«Опять ушла от делаГулять родная дочь.Опять не доглядела!»И смотрит — смотрит в ночь.И видит сквозь орешникВ вечерней чистотеЛишь небо да скворечникНа согнутом шесте.С дебелой попадьеюВсю ночь бранится он,Летучею струеюЗарницы осветлен.Всю ночь кладет поклоныСедая попадья,И темные иконыЗлатит уже заря.А там в игре любовной,Клоня косматый лист,Над бледною поповнойСклонен семинарист.Колышется над нимиКрапива да лопух.Кричит в рассветном дымеДокучливый петух.Близ речки ставят вершиВ туманных камышах.Да меркнет серп умерший,Висящий в облачках.

1906

Москва

Город

Клонится колос родимый.Боже, — внемли и подъемлиС пажитей, с пашниКлубы воздушного дыма, —Дымные золота земли!Дома покой опостылил.Дом покидаю я отчий…Облаков башниВ выси высокие вылил, —Вылил из золота Зодчий.Юность моя золотая,Годы, разбитые втуне!..К ниве озимойЛасково льнут, пролетая,Легкие, легкие луни.Лик мой, что в высь опрокинул,Светочем, Боже, исполни!Светоч родимый —В просветы светлые хлынулХладными хлябями молний.Буду я градом исколот.Вихрь меня пылью замылитВ неба лазурного холод —Город из золота вылит.

1907

Тройка

Ей, помчались! Кони бойкоБьют копытом в звонкий лед;Разукрашенная тройкаЗакружит и унесет.Солнце, над равниной кроясь,Зарумянится слегка.В крупных искрах блещет поясМолодого ямщика.Будет вечер: опояшетНебо яркий багрянец.Захохочет и запляшетТвой валдайский бубенец.Ляжет скатерть огневаяНа холодные снега.Загорится расписнаяЗолотистая дуга.Кони встанут. Ветер стихнет.Кто там встретит на крыльце?Чей румянец ярче вспыхнетНа обветренном лице?Сядет в тройку. Улыбнется.Скажет: «Здравствуй, молодец…»И опять в полях зальетсяВольным смехом бубенец.

Июнь 1904

Серебряный Колодезь

Странники

А.С. Петровскому

Как дитя, мы свободу лелеяли,Проживая средь душной неволи.Срок прошел. Мы былое развеяли.Убежали в пустынное поле.Там, как в тюрьмах, росло наше детище;Здесь приветствовал стебель нас ломкий.Ветерок нежно рвал наше вретище.Мы взвалили на плечи котомки, —И пошли. Силой крестного знаменьяТы бодрил меня, бледный товарищ,Над простором приветствовал пламень яДогоравших вечерних пожарищ.Ветерки прошумели побегами.Мы, вздохнув, о страданье забыли.День погас. На дороге телегамиПоднимали столбы серой пыли.Встало облако сизыми башнями.С голубых, бледнотающих вышекНад далекими хлебными пашнямиБрызнул свет златоогненных вспышек.Зорька таяла пологом розовым.Где-то каркал охрипший галчонок.Ты смотрел, как лесом березовымСерп луны был и снежен, и тонок.

1904

Москва

В лодке («Лишь прохладой дохнул водяною…»)

Лишь прохладой дохнул водяною,Порастаяли черные мысли.И цветов росяных надо мноюБелоснежные кисти повисли.Затомлен поцелуем воздушным.И поклоны зеленого стебляЯ веслом отклоняю послушным,Легкоструйные ткани колебля.Что со мною? Восторг ли, испуг лиВ пенном кружеве струйном уносит?Золотые, закатные углиУходящее солнце разбросит.Прокипев, хрустали золотыеРазбежались от пляшущих весел.И смеясь, росяные цветы яВ бирюзовое зеркало бросил.День сгорел — отошел: он не нужен…И забила по ясности зыбкойПузырьками воздушных жемчужинЛегкоплавная, юркая рыбка.

1907

Париж

Жизнь («Всю-то жизнь вперед иду покорно я…»)

В.И. Иванову

Всю-то жизнь вперед иду покорно я.Обернуться, вспять идти — нельзя.Вот она — протоптанная, торная,Жаром пропыленная стезя!Кто зовет благоуханной клятвою,Вздохом сладко вдаль зовет идти,Чтобы в день безветренный над жатвоюЖертвенною кровью изойти?Лучевые копья, предзакатные.Изорвали грудь своим огнем.Напоили волны перекатныеАроматно веющим вином.Как зарей вечернею, зеленою, —Как поет восторг, поет в груди!Обрывутся полосой студеноюНадо мной хрустальные дожди.Всё поля — кругом поля горбатые,В них найду покой себе — найду:На сухие стебли, узловатые,Как на копья острые, паду.

Август 1906

Серебряный Колодезь

Вечер («Вечер. Коса золотистая…»)

Вечер. Коса золотистая,Видишь, — в лесу замелькала осиновом.Ветка далекая,Росистая,НаклоняетсяВ небе малиновом.И сорока качаетсяНа ней белобокая.Слежу за малюткою:С видом рассеяннымТо постоитНад незабудкою,То побежитЗа одуванчика пухом развеянным.Милая, ясная,Синеокая, —Засмотрелась, как белочка краснаяПроскакала по веточке, цокая.Ласковый, розово-матовыйВечер.В небо вознесся агатовыйБлещущий глетчер.

1906

Дедово

Тень

Откос под ногами песчаный, отлогий.Просторы седые открылись с откоса.И спелою кистью усталые ногиЦелует и гладит мне спелое просо.Но облак, порфирой своей переметнойЛизнувший по морю колосьев кипящих,Поплыл, оттеняя в душе беззаботнойНемые пространства восторгов томящих.Я плакал: но ветром порфира воздушно,Как бархатом черным, — она продышала;И бархатом черным безвластно, послушноПред солнцем, под солнцем она облетала.Я в солнце смеялся, но было мне больно.На пыльной дороге гремели колеса.Так ясен был день, но тревогой невольнойВскипело у ног медно-ржавое просо.

1906

Серебряный Колодезь

Работа

П.И. Астрову

На дворе с недавних порВ услуженье ты у прачки.День-деньской свожу на дворКирпичи для стройки в тачке.День-деньской колю дрова,Отогнав тревогу.Все мудреные словаПозабыл, ей-богу!От зари до поздних росТруд мой легок и налажен.Вот согнулся я, и тесПод рубанком срезан, сглажен.Вдоль бревна скользит рубанок,Завивая стружки.Там в окне я из-за банокВижу взгляд подружки.Там глядишь ты из углаНа зеленые березки…С легким присвистом пила,Накалясь, вопьется в доски.Растяжелым утюгомОбжигаешься и гладишь.Жарким, летним вечеркомПесенку наладишь: —Подхвачу… Так четко бьетМолоток мой по стамеске:То взлетит, то упадет,Проблистав в вечернем блеске.

1904

Ефремов

Всё забыл

Г. Гюнтеру

Я без слов: я не могу.Слов не надо мне.На пустынном берегуЯ почил во сне.Не словам, — молчанью, брат,О, внемли, внемли.Мы — сияющий закат,Взвеянный с земли.Легких воздухов крутятЛегкие моря.Днем и сумраком объят, —Я, как ты, — заря.Это я плесну волнойВетра в голубом.Говорю тебе одно,Но смеюсь — в другом.Пью закатную печаль —Красное вино.Знал, забыл — забыть не жаль —Всё забыл давно.

Март 1906

Москва

Кроткий отдых

Я изранен в неравном бою.День мои труден и горек.День пройдет: я тебя узнаюВ часке тающих зорек.От докучных вопросов толпыЯ в поля ухожу без ответа:А в полях — золотые снопыБеззакатного света.Дробный дождик в лазурьНежным золотом сеет над нами:Бирюзовые взоры не хмурь —Процелуй, зацелуй ветерками.И опять никого Я склонен, —Я молюсь пролетающим часом.Только ленПровевает атласом.Только лугЧуть сверкает в сырой паутине,Только бледно сияющий кругВ безответности синей.

Февраль 1905

Москва

Прогулка

Не струя золотого винаВ отлетающем вечере алом:Расплескалась колосьев волна,Вдоль межи пролетевшая шквалом.Чуть кивали во ржи васильковГолубые, как небо, коронки,Слыша зов,Серебристый, и чистый, и звонкий.Голосистый потокЗакипал золотым водометом:Завернулась в платок, —Любовалась пролетом.На струистой, кипящей волнеНаши легкие, темные тени —Распростерты в вечернем огнеБез движений.Я сказал: «Не забудь»,Подавая лазурный букетик.Ты — головку склонивши на грудь,Целовала за цветиком цветик.

Ты шепчешь вновь: «Зачем, зачем онТревожит память мертвых дней?»В порфире легкой, легкий демон,Я набегаю из теней.Ты видишь — мантия ночнаяПространством ниспадает с плеч.Рука моя, рука сквозная,Приподняла кометный меч.Тебе срываю месяц — чашу,Холодный блеск устами пей…Уносимся в обитель нашуЭфиром плещущих степей.Не укрывай смущенных взоров.Смотри — необозримый мир.Дожди летящих метеоров,Перерезающих эфир.Протянут огневые струныНа лире, брошенной в миры.Коснись ее рукою юной:И звезды от твоей игры —Рассыплются дождем симфонийВ пространствах горестных, земных:Там вспыхнет луч на небосклонеОт тел, летящих в ночь, сквозных.

Июль 1907

Москва

Горемыки

Изгнанник

М.И. Сизову

1

Куда ни глянетРебенок в детстве,Кивая, встанетПрообраз бедствий.А кто-то, древний,Полночью душнойОкрест в деревниЗарницы точит —Струёй воздушнойВ окно бормочет:«В моем далекомКраю истаютГодины.Кипя, слетаютПотокомМои седины:Несут, бросаютТуда:СлетаютГода —Туда, в стремнины…»Слетают весны.Слетают зимы.Вскипают сосны.Ты кто, родимый?— «Я — время…»

2

Много ему, родненькому, лет:Волосы седые, как у тучек.— Здравствуй, дед!— Здравствуй, внучек!— Хочешь, дам тебе цветок:Заплету лазуревый венок.Аукается да смеется,Да за внучком, шамкая, плетется.Он ли утречком румяным — нам клюкою не грозит?Он ли ноченькою темной под окошком не стучит?Хата его кривенькая с краю:Прохожу — боюсь: чего — не знаю.

3

Как токи бури,Летят годины.Подкосит ногиСтарик и сброситВ овраг глубокий, —Не спросит.Власы в лазури —Как туч седины.Не серп двурогий —Коса взлетелаИ косит.Уносит зимы.Уносит весны.Уносит лето.С косой воздетойУкрылся в дымы:Летит, покрытыйТуманным мохом.Коси, коси ты, —Коси ты,Старик родимый!Паду со вздохомПод куст ракиты.

4

Пусть жизни бремя(Как тьмой объять!)Нам путь означит,А Время,Старик косматый,Над нами плачет.Несутся весны.Несутся зимы.Коси, коси ты, —Коси ты,Старик родимый!

1909?

Москва

Успокоение («Вижу скорбные дали зимы…»)

Л.Л. Кобылинскому

1

Вижу скорбные дали зимы,Ветер кружева вьюги плетет.За решеткой тюрьмыВихрей бешеный лет.Жизнь распыляется сном —День за днем.Мучают тени меняВ безднах и ночи, и дня.Плачу: мне жалкоБылого.Времени прялкаВитьНе устанет нитьВеретена рокового.Здесь ты терзайся, юдольное племя:В окнах тюрьмы —Саван зимы.Время,Белые кони несут;Грива метельная в окна холодные просится;Скок бесконечных минутВ темные бездны уносится.Здесь воздеваю бессонные очи, —Очи,Полные слез и огня.Рушусь известно в провалы я ночиЗдесь с догорающим отсветом дня.В окнах тюрьмы —Скорбные дали, —ВуалиЗимы.

2

Ночь уходит. Луч денницыГасит иглы звезд.Теневой с зарей ложитсяМне на грудь оконный крест.Пусть к углу сырой палатыПригвоздили вновь меня:Улыбаюсь я, распятый —Тьмой распятый в блеске дня.Простираю из могилыРуки кроткие горе,Чтоб мой лик нездешней силойЖег, и жег, и жег в заре,Чтоб извечно в мире сиром,Вечным мертвецом,Повисал над вами с миромМертвенным челом —На руках своих пронзенных,В бледном блеске звезд…Вот на плитах осветленныхТеневой истаял крест —Гуще тени. Ярче звуки.И потоки тьмы.Распластал бесцельно рукиНа полу моей тюрьмы.

3

Плачу. Мне жалкоСвета дневного.Времени прялкаВновь начинает витьНитьВеретена рокового.Время белые кони несут:В окна грива метельная просится;Скок бесконечных минутВ неизбежность уносится.Воздеваю бессонные очи —Очи,Полные слез и огня,Я в провалы зияющей ночи,В вечереющих отсветах дня.

1905

Москва

Большая дорога.
Боров, кабан.
Такая молодая… Какой ангел… (фр.)
Складная шляпа, цилиндр на пружинах (фр.)
Переулок в Москве
Я люблю тебя. Полин…(фр.)
Дедушка (фр.)
Колодезь
Овраги.