Том 6. Стихотворения, поэмы 1924-1925 - читать онлайн бесплатно полную версию книги . Страница 2

Стихотворения, 1924 — первая половина 1925

Будь готов!*

Уверяла дурой дура:нам не дело-де до Рура^*.Из-за немцев, за германцевлбам-де русским не ломаться.Что, мол, Англия — за морем,от нее нам мало горя!Пусть, мол, прет к Афганистану:беспокоиться не стану.Эти речи тем, кто глуп.Тот, кто умный, смотрит в глубь.Если где елозит Юз^*,намотай себе на ус,а повел Керзон^* рукой,намотай на ус другой.А на третий (если есть)намотай о Польше весть.Мы винтовку рады кинуть,но глядим врагу за спину.Не таится ль за спинойВрангель^* тот или иной.У буржуя, у француза,пуд-кулак, колодезь-пузо —сыт не будешь немцем голым.Тянет их и к нашим горлам.Что ж лежать на печке дома?Нет, рассейся наша дрема.Что и где и как течет —все берите на учет!В нашей войсковой газетевсе страницы проглазейте.Разгремим на сто ладов:стой на страже — будь готов!

[1924]

Киев*

Лапы елок, лапки, лапушки…Все в снегу, а теплые какие!Будто в гости к старой, старой бабушкеявчера приехал в Киев.Вот стою на горке на Владимирской^*.Ширь во-всю — не вымчать и перу!Так когда-то, рассиявшись в выморозки,Киевскую Русь оглядывал Перун^*.А потом — когда и кто, не помню толком,только знаю, что сюда вот по́ льду,да и по воде, в порогах, волоком —шли с дарами к Диру и Аскольду^*.Дальше било солнце куполам в литавры.— На колени, Русь! Согнись и стой. —До сегодня нас Владимир^* гонит в лавры^*.Плеть креста^* сжимает каменный святой.Шли из мест таких, которых нету глуше, —прадеды, прапрадеды и пра пра пра!..Много всяческих кровавых безделушекздесь у бабушки моей по берегам Днепра.Был убит и снова встал Столыпин^*,памятником встал, вложивши пальцы в китель.Снова был убит, и вновь дрожали липыот пальбы двенадцати правительств^*.А теперь встают с Подола^* дымы,киевская грудь гудит, котлами грета.Не святой уже — другой, земной Владимиркрестит нас железом и огнем декретов.Даже чуть зарусофильствовал от этой шири!Русофильство, да другого сорта.Вот моя рабочая страна, одна в огромном мире.— Эй! Пуанкаре^*! возьми нас?.. Черта!Пусть еще последний, старый батькасодрогает плачем лавры звонницы.Пусть еще врезается с Крещатика^*волчий вой: «Даю-беру червонцы!»Наша сила — правда, ваша — лаврьи звоны.Ваша — дым кадильный, наша — фабрик дым.Ваша мощь — червонец, наша — стяг червонный.— Мы возьмем, займем и победим.Здравствуй и прощай, седая бабушка!Уходи с пути! скорее! ну-ка!Умирай, старуха, спекулянтка, на́божка.Мы идем — ватага юных внуков!

[1924]

Ух, и весело!*

О скуке^* на этом светеГоголь говаривал много.Много он понимает —этот самый ваш Гоголь!В СССР от веселостистонут целые губернии и волости.Например, со смеха слёзы потопомна крохотном перегоне от Киева до Конотопа.Свечи кажут язычьи кончики.11 ночи. Сидим в вагончике.Разговор перекидывается самот бандитов к Брынским лесам^*.Остановят поезд — минута паники.И мчи в Москву, укутавшись в подштанники.Осоловели; поезд темный и душный,и легли, попрятав червонцы в отдушины.4 утра. Скок со всех ног.Стук со всех рук:«Вставай! Открывай двери!Чай, не зимняя спячка. Не медведи-звери!»Где-то с перепугу загрохотал наган,у кого-то в плевательнице застряла нога.В двери новый стук раздраженный.Заплакали разбуженные дети и жены.Будь что будет… Жизнь — на ниточке!Снимаю цепочку, и вот…Ласковый голос: «Купите открыточки,пожертвуйте на воздушный флот!»Сон еще не сошел с сонных,ищут радостно карманы в кальсонах.Черта вытащишь из голой ляжки.Наконец, разыскали копеечные бумажки.Утро, вдали петухи пропели…— Через сколько лет соберет он на пропеллер?Спрашиваю, под плед засовывая руки:— Товарищ сборщик, есть у вас внуки?— Есть, — говорит. — Так скажите внучке,чтоб с тех собирала, — на ком брючки.А этаким способом — через тысячную ночку —соберете разве что на очки летчику. —Наконец, задыхаясь от смеха,поезд взял и дальше поехал.К чему спать? Позевывает пассажир.Сны эти только нагоняют жир.Человеческим происхождением гордятся простофили.А я сожалею, что я не филин.Как филинам полагается, не предаваясь сну,ждал бы сборщиков, взлезши на сосну.

[1924]

Протестую!*

Я ненавижу человечье устройство,ненавижу организацию, вид и рост его.На что похожи руки наши?..Разве так машина уважаемая машет?..Представьте, если б шатунов шатиячуть что — лезла в рукопожатия.Я вот хожу весел и высок.Прострелят, и конец — не вставишь висок.Не завидую ни Пушкину, ни Шекспиру Биллю^*.Завидую только блиндированному автомобилю.Мозг нагрузишь до крохотной нагрузки,и уже захотелось поэзии… музыки…Если б в понедельник паровозы не вылезли, болеяс перепоя, в честь поэтического юбилея…Даже если не брать уродов,больных, залегших под груду одеял, —то даже прелестнейший тов. Родов^*тоже еще для Коммуны не идеал.Я против времени, убийцы вороватого.Сколькие в землю часами вогнаны.Почему болезнь сковала Арватова^*?Почему безудержно пишут Коганы^*?Довольно! — зевать нечего:переиначьте конструкцию рода человечьего!Тот человек, в которомцистерной энергия — не стопкой,который сердце заменил мотором,который заменит легкие — топкой.Пусть сердце, даже душа,но такая,чтоб жила, паровозом дыша,никакой весне никак не потакая.Чтоб утром весело стряхнуть сон.Не о чем мечтать, гордиться нечего.Зубчиком вхожу в зубчатое колесои пошел заверчивать.Оттрудясь, развлекаться не чаплинской лентой^*,не в горелках резвясь, натыкаясь на грабли, —отдыхать, в небеса вбегая ракетой.Сам начертил и вертись в пара́боле^*.

[1924]

9-е января*

О боге болтая, о смирении говоря,помни день — 9-е января.Не с красной звездой — в смирении тупомс крестами шли за Гапоном^*-попом.Не в сабли врубались конармией-птицей —белели в руках листы петиций.Не в горло вгрызались царевым лампасникам —плелись в надежде на милость помазанника^*.Скор ответ величества был:«Пули в спины! в груди! и в лбы!»Позор без названия, ужас без именипокрыл и царя, и площадь, и Зимний.А поп на забрызганном кровью требникеписал в приход царевы серебреники.Не все враги уничтожены. Есть!Раздуйте опять потухшую месть.Не сбиты с Запада крепости вражьи.Буржуи рабочих сгибают в рожья.Рабочие, помните русский урок!Затвор осмотрите, штык и курок.В споре с врагом — одно решение:Да здравствуют битвы! Долой прошения!

[1924]

Здравствуйте!*

Украсьте цветами! Во флаги здания!Снимите кепку, картуз и шляпу:британский лев^* в любовном признаниинам протянул когтистую лапу.И просто знать, и рабочая знатьгоды гадала — «признать — не признать?»На слом сомненья! Раздоры на слом!О, грядипослом,О’Греди^*!Но русский в ус усмехнулся капризно:«Чего, мол, особенного — признан так признан!»Мы славим рабочей партии братию,но… не смиренных рабочих Георга^*.Крепи РКП, рабочую партию, —и так запризнают, что любо-дорого!Ясна для нас дипломатия лисьина:чье королевство к признанью не склонится?!Признанье это давно подписанокопытом летящей буденновской конницы.Конечно, признание дело гуманное.Но кто ж о признании не озаботится?Народ не накормишь небесною манною.А тут такая на грех безработица.Зачем… почему и как… и кто вот…признанье — теперь! — осмеет в колебаньи,когда такой у Советов довод,как зрелые хлебом станицы Кубани!А, как известно, в хорошем питаниинуждаются даже лорды Британии.И руку пожмем, и обнимемся с нею.Но мы себе намотаем на ус:за фраком лордов впервые синеют20 000 000 рабочих блуз.Не полурабочему, полулорду^*слава признанья. Возносим славу —красной деревне, красному городу,красноармейцев железному сплаву!

[1924]

Дипломатическое*

За дедкой репка… Даже несколько репок:Австрия^*, Норвегия, Англия, Италия.Значит — Союз советский крепок.Как говорится в раешниках — и так далее.Признавшим и признающим — рука с приветом.А это — выжидающим. Упирающимся — это:

Фантастика

Уму поэта-провидцав грядущем такая сценка провидится:в приемной Чичерина цацей цацаторгпред каких-то «приморских швейцарцев» —2 часа даромцилиндрик мнет перед скалой-швейцаром.Личико ласковое. Улыбкою соще́рено.«Допустите до Его Превосходительства Чичерина^*!»У швейцара ответ один(вежливый, постепенно становится матов):— Говорят вам по-эс-эс-эс-эрски — отойдите, господин.Много вас тут шляется запоздавших дипломатов.Роты —прут, как шпроты.Не выражаться же в присутствии машинисток-дам.Сказано: прием признаваемых по среда́м. —Дипломат прослезился. Потерял две ночи радиочереди.Хвост —во весь Кузнецкий мост^*!Наконец, достояв до ночной черни,поймали и закрутили пуговицу на Чичерине.«Ваше Превосходительство… мы к вам, знаете…Смилостивьтесь… только пару слов…Просим вас слезно — пожалуйте, признайте…Назначим — хоть пять полномочных послов».Вот вежливый чичеринский ответ:— Нет!с вами нельзя и разговаривать долго.Договоров не исполняете, не платите долга.Да и общество ваше нам не гоже.Соглашатели у власти — правительство тоже.До установления общепризнанной советской властини с какою запоздавшей любовью не лазьте.Конечно, были бы из первых ежели вы —были б и мы уступчивы, вежливы. —Дверь — хлоп.Швейцар во много недоступней, чем Перекоп^*.Постояв^*,развязали кошли пилигримы.Но швейцар не пустил, франк швейцарский не взяв,И пошли они, солнцем палимы…

Вывод

Признавайте, пока просто.Вход: Москва, Лубянка, угол Кузнецкого моста.

[1924]

Буржуй, — прощайся с приятными деньками — добьем окончательно твердыми деньгами*

Мы хорошо знакомы с совзнаками,со всякими лимонами^*, лимардами^* всякими.Как было?Пала кобыла.У жёнкипоизносились одежонки.Пришел на конный и стал торговаться.Кони идут миллиардов по двадцать.Как быть? Пошел крестьянин совзнаки копить.Денег накопил — неописуемо!Хоть сиди на них: целая уйма!Сложил совзнаки в наибольшую из торби пошел, взваливши торбу на горб.Пришел к торговцу: — Коня гони!Торговец в ответ: — Подорожали кони!Копил пока —конь вздорожал миллиардов до сорока. —Не купить ему ни коня, ни ситца.Одно остается — стоять да коситься.Сорок набрал мужик на конягу.А конь уже стоит сотнягу.Пришел с сотней, — а конь двести.— Заплатите, мол, и на лошадь лезьте! —И ушел крестьянин не солоно хлебавши,неся на спине совзнак упавший.Объяснять надо ли?Горе в том, что совзнаки падали.Теперь разносись по деревне гул!У нас пустили твердую деньгу́.Про эти деньги и объяснять нечего.Все, что надо для удобства человечьего.Трешница как трешница, серебро как серебро.Хочешь — позванивай, хочешь — ставь на ребро.Теперь — что серебро, что казначейский билет —одинаково обеспечены: разницы нет.Пока до любого рынка дойдешь —твои рубли не падут ни на грош.А места занимают меньше точки.Донесешь богатство в одном платочке.Не спеша приторговал себе коня,купил и поехал, домой гоня.На оставшуюся от размена лишку —ситцу купил и взял подмышку.Теперь возможно, если надобность есть,весь приход-расход заранее свесть.

[1924]

Твердые деньги — твердая почва для смычки крестьянина и рабочего*

Каждый знает: водопады бумажныедля смычки с деревней почва неважная.По нужде совзнаками заливала казна.Колебался, трясся и падал совзнак.Ни завод не наладишь, ни вспашку весеннюю.Совзнак — что брат японскому землетрясению.Каждой фабрике и заводулили совзнаки в котлы, как воду.Как будто много, а на деле —Раз десять скатились в течение недели.Думает город — не сесть бы в галошу!Давай на товары цену наброшу, —а деревня думает — город ругая —цена у него то одна, то другая! —Так никто связать и не могцену хлеба с ценой сапог.Получалась не смычка, а фразы праздные.Даже руки не пожмешь как надо.С этой тряски в стороны разныерабочий с крестьянином лез от разлада.Теперь, после стольких трясущихся лет —серебро и твердый казначейский билет.Теперь под хозяйством деревни и городафундамент-рубль установлен твердо.Твердо на дырах поставим заплаты.Твердые будут размеры зарплаты.Твердо учтя, а не зря и не даром,твердые цены дадим товарам.Твердо крестьянин сумеет расчесть,с чего ему прибыль твердая есть.Труд крестьян и рабочий трудтвердо друг с другом цену сведут.Чтобы не только пожатьем слиться,а твердым обменом ржи и ситца.Твердой ценой пойдут от рабочегосахар, соль, железо, спички.Твердые деньги — твердая почвадля деловой настоящей смычки.

[1924]

Комсомольская*

Смерть — не сметь!

Строит, рушит, кроит и рвет,тихнет, кипит и пенится,гудит, говорит, молчит и ревет —юная армия: ленинцы.Мы новая кровь городских жил,тело нив,ткацкой идей нить.Ленин — жил,Ленин — жив,Ленин — будет жить.Залили горем. Свезли в мавзолейчастицу Ленина — тело.Но тленью не взять — ни земле, ни золе —первейшее в Ленине — дело.Смерть, косу положи!Приговор лжив.С таким небесам не блажить.Ленин — жил.Ленин — жив.Ленин — будет жить.Ленин — жив шаганьем Кремля —вождя капиталовых пленников.Будет жить, и будет землягордиться именем: Ленинка.Еще по миру пройдут мятежи —сквозь все межикоммуне путь проложить.Ленин — жил.Ленин — жив.Ленин — будет жить.К сведению смерти, старой карги,гонящей в могилу и старящей:«Ленин» и «Смерть» — слова-враги.«Ленин» и «Жизнь» — товарищи.Тверже печаль держи.Грудью в горе прилив.Нам — не ныть.Ленин — жил.Ленин — жив.Ленин — будет жить.Ленин рядом. Вот он.Идет и умрет с нами.И снова в каждом рожденном рожден —как сила, как знанье, как знамя.Земля, под ногами дрожи.За все рубежислова — взвивайтесь кружить.Ленин — жил.Ленин — жив.Ленин — будет жить.Ленин ведь тоже начал с азов, —жизнь — мастерская геньина.С низа лет, с класса низов —рвись разгромадиться в Ленина.Дрожите, дворцов этажи!Биржа нажив,будешь битая выть.Ленин — жил.Ленин — жив.Ленин — будет жить.Ленин больше самых больших,но даже и это дивосоздали всех времен малыши —мы, малыши коллектива.Мускул узлом вяжи.Зубы-ножи —в знанье — вонзай крошить.Ленин — жил.Ленин — жив.Ленин — будет жить.Строит, рушит, кроит и рвет,тихнет, кипит и пенится,гудит, молчит, говорит и ревет —юная армия: ленинцы.Мы новая кровь городских жил,тело нив,ткацкой идей нить.Ленин — жил.Ленин — жив.Ленин — будет жить.

31 марта 1924 г.

На учет каждая мелочишка*

(Пара издевательств)

Первое

Поэта интересуют и мелкие фактцы.С чего начать?Начну с того, как рабфаковцыменя хотели качать.Засучили рукав, оголили рукуи хвать кто за шиворот, а кто за брюку.Я отбился ударами ног,но другому, — маленькому — свернули-таки позвонок.Будучи опущенным, подкинутый сто крат,напомню, что сказал ученикам Сократ^*.Однажды, после Сокрачьего выступления,лошадям не доверяя драгоценного груза,сами — в коляску впряглись в исступлениистуденты какого-то помпейского вуза.Студенты скакали и делали стойку:Сократ разглядывал кентаврью стайку^*.Доехал спокойно на зависть стоику,сказал, поднесши к кепке лайку:— А все-таки с лошадью конкурировать не можете!..Правильно правоверным изрек Аллах:мною для того же изобретены лошади,чтоб мы ездили на них, а не на ослах. —Пример неподходящий, спорить нечего;но все же его запомните крепче…Чтоб в вас ничем никогда не просвечивалпрошлый белоподкладочный мышиный жеребчик.Каждую мелочь мерь,держи восторгов елей!Быт не прет в дверь —быт ползет из щеле́й.Затянет тинкой зыбей,слабых собьет с копыт.Отбивайся, крепись, бейбыт!

Второе

Рабфаковка у меня попросила портрет.В этом особенно плохого нет.Даже весело.Пришла и повесила.Утром поглядела — стена громада.А Маяковский маленький, — других бы надо! —Купила Шелли^*,повесила. Красивый — оторвешься еле.Купила Бетховена, взяла Шаляпина, —скоро вся стена заляпана.Вроде Третьяковской галереи.Благочинные живописи^*, поэзии иереи.На стенках картинки лестничками и веерами.Появились какие-то бородастые в раме.Вскореновое горе:открытки между гравюрами, как маленькие точки.Пришлось открытки обфестонить в фестончики.Наутро осмотрела вместе: серо́-с.Пришлось накупить бумажных роз!Уже о работе никаких дум.Смотри, чтоб в уголочках не откнопились кнопки!Одни стихи и лезут на ум.Бубнит не хуже дрессированного попки.Особенно если лунища припустит сиять —сидит и млеет, не сводя глаз:ни дать ни взятьиконостас.Ставлю вопрос справедливый, но колкий:— Деточка, чем вы лучше кухарки-богомолки?Хуже ангела, скулящего в божьем клире? —Душу разъедает бездельник-лирик!Каждую мелочь мерь!Держи восторгов елей!Быт не прет в дверь.Быт ползет из щеле́й!Затянет тинкой зыбей,слабых собьет с копыт.Отбивайся, крепись, бейбыт!

[1924]

Два Берлина*

Авто Курфюрстендам^*-ом катая,удивляясь, раззеваю глаза —Германия совсем не такая,как была год назад.На первый взглядобщий вид:в Германии не скулят.Немец — сыт.Раньше доллар — лучище яркий,теперь «принимаем только марки».По городу немец шествует гордо,а раньше в испуге тек, как вода,от этой самой от марки твердойдаже улыбка как мрамор тверда.В сомненьи гляжу на сытые лица я.Зачем же тогда — что ни шаг — полиция!Слоняюсь и трусь по рабочему Норду^*.Нужда худобой врывается в глаз.Толки: «Вольфы… покончили с голоду…Семьей… в коморке… открыли газ…»Поймут,поймут и глупые дети,Если здесь хоть версту пробрели,что должен отсюда родиться третий —третий родиться — Красный Берлин.Пробьется, какие рогатки ни выставь,прорвется сквозь штык, сквозь тюремный засов.Первая весть: за коммунистов^*подано три миллиона голосов.

[1924]

Юбилейное*

Александр Сергеевич, разрешите представиться. Маяковский.Дайте руку! Вот грудная клетка. Слушайте, уже не стук, а стон;тревожусь я о нем, в щенка смирённом львенке.Я никогда не знал, что столько тысяч тоннв моей позорно легкомыслой головенке.Я тащу вас. Удивляетесь, конечно?Стиснул? Больно? Извините, дорогой.У меня, да и у вас, в запасе вечность.Что нам потерять часок-другой?!Будто бы вода — давайте мчать болтая,будто бы весна — свободно и раскованно!В небе вон луна такая молодая,что ее без спутников и выпускать рискованно.Я теперь свободен от любви и от плакатов.Шкурой ревности медведь лежит когтист.Можно убедиться, что земля поката, —сядь на собственные ягодицы и катись!Нет, не навяжусь в меланхолишке черной,да и разговаривать не хочется ни с кем.Только жабры рифм топырит учащённоу таких, как мы, на поэтическом песке.Вред — мечта, и бесполезно грезить,надо весть служебную нуду.Но бывает — жизнь встает в другом разрезе,и большое понимаешь через ерунду.Нами лирика в штыки неоднократно атакована,ищем речи точной и нагой.Но поэзия — пресволочнейшая штуковина:существует — и ни в зуб ногой.Например вот это — говорится или блеется?Синемордое^*, в оранжевых усах,Навуходоносором^* библейцем —«Коопсах».Дайте нам стаканы! знаю способ старыйв горе дуть винище, но смотрите — извыплывают Red и White Star’ы[1]с ворохом разнообразных виз.Мне приятно с вами, — рад, что вы у столика.Муза это ловко за язык вас тянет.Как это у вас говаривала Ольга?..Да не Ольга! из письма Онегина к Татьяне.— Дескать, муж у вас дурак и старый мерин,я люблю вас, будьте обязательно моя,я сейчас же утром должен быть уверен^*,что с вами днем увижусь я. —Было всякое: и под окном стояние,пи́сьма, тряски нервное желе.Вот когда и горевать не в состоянии —это, Александр Сергеич, много тяжелей.Айда, Маяковский! Маячь на юг!Сердце рифмами вымучь —вот и любви пришел каюк,дорогой Владим Владимыч.Нет, не старость этому имя!Ту́шу вперед стремя́,я с удовольствием справлюсь с двоими,а разозлить — и с тремя.Говорят —я темой и-н-д-и-в-и-д-у-а-л-е-н!Entre nous[2]… чтоб цензор не нацикал.Передам вам — говорят — видалидаже двух влюбленных членов ВЦИКа.Вот — пустили сплетню, тешат душу ею.Александр Сергеич, да не слушайте ж вы их!Может я один действительно жалею,что сегодня нету вас в живых.Мне при жизни с вами сговориться б надо.Скоро вот и я умру и буду нем.После смерти нам стоять почти что рядом:вы на Пе, а я на эМ.Кто меж нами? с кем велите знаться?!Чересчур страна моя поэтами нища́.Между нами — вот беда — позатесался На́дсон^*.Мы попросим, чтоб его куда-нибудь на Ща!А Некрасов Коля, сын покойного Алеши, —он и в карты, он и в стих, и так неплох на вид.Знаете его? вот он мужик хороший.Этот нам компания — пускай стоит.Что ж о современниках?!Не просчитались бы, за вас полсотни о́тдав.От зевоты скулы разворачивает аж!Дорогойченко^*, Герасимов^*, Кириллов^*, Родов^* —какой однаробразный^* пейзаж!Ну Есенин, мужиковствующих свора.Смех! Коровою в перчатках лаечных.Раз послушаешь… но это ведь из хора!Балалаечник!Надо, чтоб поэт и в жизни был мастак.Мы крепки, как спирт в полтавском штофе.Ну, а что вот Безыменский?! Так…ничего… морковный кофе.Правда, есть у нас Асеев Колька.Этот может. Хватка у него моя.Но ведь надо заработать сколько!Маленькая, но семья.Были б живы — стали бы по Лефу^* соредактор.Я бы и агитки вам доверить мог.Раз бы показал: — вот так-то, мол, и так-то…Вы б смогли — у вас хороший слог.Я дал бы вам жиркость и су́кна,в рекламу б выдал гумских дам^*.(Я даже ямбом подсюсюкнул,чтоб только быть приятней вам.)Вам теперь пришлось бы бросить ямб картавый.Нынче наши перья — штык да зубья вил, —битвы революций посерьезнее «Полтавы»,и любовь пограндиознее онегинской любви.Бойтесь пушкинистов. Старомозгий Плюшкин,перышко держа, полезет с перержавленным.— Тоже, мол, у лефов появился Пушкин.Вот арап! а состязается — с Державиным…Я люблю вас, но живого, а не мумию.Навели хрестоматийный глянец.Вы по-моему́ при жизни — думаю —тоже бушевали. Африканец!Сукин сын Дантес^*! Великосветский шкода.Мы б его спросили: — А ваши кто родители?Чем вы занимались до 17-го года? —Только этого Дантеса бы и видели.Впрочем, что ж болтанье! Спиритизма вроде.Так сказать, невольник чести^*… пулею сражен…Их и по сегодня много ходит —всяческих охотников до наших жен.Хорошо у нас в Стране советов.Можно жить, работать можно дружно.Только вот поэтов, к сожаленью, нету —впрочем, может, это и не нужно.Ну, пора: рассвет лучища выкалил.Как бы милиционер разыскивать не стал.На Тверском бульваре^* очень к вам привыкли.Ну, давайте, подсажу на пьедестал.Мне бы памятник при жизни полагается по чину.Заложил бы динамиту — ну-ка, дрызнь!Ненавижу всяческую мертвечину!Обожаю всяческую жизнь!

[1924]

Пролетарий, в зародыше задуши войну!*

Будущие:

Дипломатия

— Мистер министр? How do you do?[3]Ультиматум истек. Уступки? Не иду.Фирме Морган^* должен Крупп^*ровно три миллиарда и руп.Обложить облака! Начать бои!Будет добыча — вам пай.Люди — ваши, расходы — мои.Good bye![4]

Мобилизация

«Смит и сын. Самоговорящий ящик»Ящик министр придвинул быстр.В раструб трубы, мембране говорящей,сорок секунд бубнил министр.Сотое авеню. Отец семейства.Дочь играет цепочкой на отце.Записал с граммофона время и место.Фармацевт — как фармацевт.Пять сортировщиков. Вид водолаза.Серых масок немигающий глаз —уставили в триста баллонов газа.Блок минуту повизгивал лазя,грузя в кузова «чумной газ».Клубы Нью-Йорка раскрылись в сроки,раз не разнился от других разов.Фармацевт сиял, убивши в покерфлеш-роялем^* — четырех тузов.

Наступление

Штаб воздушных гаваней и доков.Возд-воен-электрик Джим Уоствключил в трансформатор заатлантических токовтриста линий — зюд-ост.Авиатор в карте к цели полетавграфил по линейке в линию линия.Ровно в пять без механиков и пилотоввзвились триста чудовищ алюминия.Треугольник — летящая фабрика ветра —в воздух триста винтов всвистал.Скорость — шестьсот пятьдесят километров.Девять тысяч метров — высота.Грозой не кривясь, ни от ветра резкого,только — будто гигантский Кольт^* —над каждым аэро сухо потрескивалток в 15 тысяч вольт.Встали стражей неба вражьего.Кто умер — счастье тому.Знайте, буржуями сжигаемые заживо,последнее изобретение: «крематорий на дому».

Бой

Город дышал что было мочи,спал, никак не готовясь к смертям.Выползло триста, к дымочку дымочек.Пошли спиралью снижаться, смердя.Какая-то птица — пустяк, воробушки —падала в камень, горохом ребрышки.Крыша рейхстага, сиявшая лаково,в две секунды стала седая.Бесцветный дух дома́ обволакивал,ник к земле, с этажей оседая.«Спасайся, кто может, с десятого — прыга…»Слово свело в холодеющем нёбе;ножки, еще минуту подрыгав,рядом легли — успокоились обе.Безумные думали: «Сжалим, умолим».Когда растаял газ, повися, —ни человека, ни зверя, ни моли!Жизнь была и вышла вся.Четыре аэро снизились искоса,лучи скрестя огромнейшим иксом.Был труп — и нет.Был дом — и нет его.Жег светфиолетовый.Обделали чисто. Ни дыма, ни мрака.Взорвали, взрыли, смыли, взмели.И город лежит погашенной маркойна грязном, рваном пакете земли.

Победа

Морган. Жена. В корсетах. Не двинется.Глядя, как шампанское пенится,Морган сказал: — Дарю именинниценемного разрушенное, но хорошее именьице!

Товарищи, не допустим!

Сейчас подытожена великая война.Пишут мемуары истории писцы.Но боль близких, любимых, намеще кричит из сухих цифр.30миллионов^* взяли на мушку,в сотнях миллионов стенанье и вой.Но и этот ад покажется погремушкойрядом с грядущей готовящейся войной.Всеми спинами, по пленам драными,руками, брошенными на операционном столе,всеми в осень ноющими ранами,всей трескотней всех костылей,дырами ртов, — выбил бой! —голосом, визгом газовой боли —сегодня, мир, крикни — Долой!!!Не будет! Не хотим! Не позволим!Нациям нет врагов наций.Нацию выдумал мира враг.Выходи не с нацией драться,рабочий мира, мира батрак!Иди, пролетарской армией топая,штыки последние атакой выставь!«Фразы о мире — пустая утопия,пока не экспроприирован класс капиталистов».Сегодня… завтра… — а справимся все-таки!Виновным — смерть. Невиновным — вдвойне.Сбейте жирных дюжины и десятки.Миру — мир, война — войне.

2 августа 1924 г.

Севастополь — Ялта*

В авто насажали разных армян,рванулись — и мы в пути.Дорога до Ялты будто роман:все время надо крутить.Сначала авто подступает к горам,охаживая кря́жевые.Вот так и у нас влюбленья пора:наметишь — и мчишь, ухаживая.Авто начинает по солнцу трясть,то жаренней ты, то варённей:так сердце тебе распаляет страсть,и грудь — раскаленной жаровней.Привал, шашлык, не вяжешь лык,с кружением нету сладу.У этих у самых гроздьев шашлы^* —совсем поцелуйная сладость.То солнечный жар, то ущелий тоска, —не верь ни единой версийке.Который москит и который мускат^*,и кто персюки́ и персики?И вдруг вопьешься, любовью заливи душу, и тело, и рот.Так разом встают облака и заливв разрыве Байдарских ворот^*.И сразу дорога нудней и нудней,в туннель, тормозами тужась.Вот куча камня, и церковь над ней —ужасом всех супружеств.И снова почти о скалы скулой,с боков побелелой глядит.Так ревность тебя обступает скалой —за камнем любовник бандит.А дальше — тишь; крестьяне, корпя,лозой разделали скатыТак, свой виноградник по́том кропя,и я рисую плакаты.Пото́м, пропылясь, проплывают года,труся́т суетнею мышиной,и лишь развлекает семейный скандалслучайно лопнувшей шиной.Когда ж окончательно это доест,распух от моторного гвалта —— Стоп! — И склепом отдельный подъезд:— Пожалте червонец! Ялта.

[1924]

Владикавказ — Тифлис*

Только нога ступила в Кавказ,я вспомнил^*, что я — грузин.Эльбрус, Казбек. И еще — как вас?!На гору горы грузи!Уже на мне никаких рубах.Бродягой, — один архалух^*.Уже подо мной такой карабах^*,что Ройльсу^* — и то б в похвалу.Было: с ордой, загорел и носат,старее всего старья,я влез, веков девятнадцать назад,вот в этот самый в Дарьял.Лезгинщик и гитарист душой,в многовековом поту,я землю прошел и возделал мушо̀й^*отсюда по самый Батум.От этих дел не вспомнят ни зги.История — врун даровитый,бубнит лишь, что были царьки да князьки:Ираклии, Нины, Давиды.Стена — и то знакомая что-то.В тахтах вот этой вот башни —я помню: я вел Руставели Шо́тойс царицей с Тамарою шашни.А после катился, костями хрустя,чтоб в пену Тереку врыться.Да это что! Любовный пустяк!И лучше резвилась царица.А дальше я видел — в пробоину скалвот с этих тропиночек узкихна сакли, звеня, опускались войсказолотопогонников русских.Лениво от жизни взбираясь ввысь,гитарой душу отверз —«Мхолот шен эртс^* рац, ром чемтвисМоуция маглидган гмертс…»[5]И утро свободы в кровавой росесегодня встает поодаль.И вот я мечу, я, мститель Арсен^*,бомбы 5-го года.Живились в пажах князёвы сынки,а я ежедневно и нановоопять вспоминаю все синякиот плеток всех Алихановых^*.И дальше история наша хмура̀.Я вижу^* правящих кучку.Какие-то люди, мутней, чем Кура̀,французов чмокают в ручку.Двадцать, а может, больше вековволок угнетателей узы я,чтоб только под знаменем большевиковвоскресла свободная Грузия.Да, я грузин, но не старенькой нации,забитой в ущелье в это.Я — равный товарищ одной Федерациигрядущего мира Советов.Еще омрачается день инойужасом крови и яри.Мы бродим, мы еще не вино,ведь мы еще только мадчари^*.Я знаю: глупость — эдемы и рай!Но если пелось про это,должно быть, Грузию, радостный край,подразумевали поэты.Я жду, чтоб аэро в горы взвились.Как женщина, мною лелееманадежда, что в хвост со словом «Тифлис»вобьем фабричные клейма.Грузин я, но не кинто^* озорной,острящий и пьющий после.Я жду, чтоб гудки взревели зурной,где шли лишь кинто да ослик.Я чту поэтов грузинских дар,но ближе всех песен в мире,мне ближе всех и зурн и гитарлебедок и кранов шаири^*.Строй во всю трудовую прыть,для стройки не жаль ломаний!Если даже Казбек помешает — срыть!Все равно не видать в тумане.

[1924]

Тамара и Демон*

От этого Терека в поэтах истерика.Я Терек не видел. Большая потерийка.Из омнибуса вразвалкусошел, поплевывал в Терек с берега,совал ему в пену палку.Чего же хорошего? Полный развал!Шумит, как Есенин в участке.Как будто бы Терек сорганизовал,проездом в Боржом, Луначарский.Хочу отвернуть заносчивый носи чувствую: стыну на грани я,овладевает мною гипноз,воды и пены играние.Вот башня, револьвером небу к виску,разит красотою нетроганой.Поди, подчини ее преду искусств —Петру Семенычу Когану^*.Стою, и злоба взяла меня,что эту дикость и выступыс такой бездарностью я променялна славу, рецензии, диспуты.Мне место не в «Красных нивах», а здесь,и не построчно, а даромреветь стараться в голос во весь,срывая струны гитарам.Я знаю мой голос: паршивый тон,но страшен силою ярой.Кто видывал, не усомнится, чтоя был бы услышан Тамарой.Царица крепится, взвинчена хоть,величественно делает пальчиком.Но я ей сразу: — А мне начхать,царица вы или прачка!Тем более с песен — какой гонорар?!А стирка — в семью копейка.А даром немного дарит гора:лишь воду — поди, попей-ка! —Взъярилась царица, к кинжалу рука.Козой, из берданки ударенной.Но я ей по-своему, вы ж знаете как —под ручку… любезно… — Сударыня!Чего кипятитесь, как паровоз?Мы общей лирики лента.Я знаю давно вас^*, мне много про васговаривал некий Лермонтов.Он клялся, что страстью и равных нет…Таким мне мерещился образ твой.Любви я заждался, мне 30 лет.Полюбим друг друга. Попросту.Да так, чтоб скала распостелилась в пух.От черта скраду и от бога я!Ну что тебе Демон? Фантазия! Дух!К тому ж староват — мифология.Не кинь меня в пропасть, будь добра.От этой ли струшу боли я?Мне даже пиджак не жаль ободрать,а грудь и бока — тем более.Отсюда дашь хороший удар —и в Терек замертво треснется.В Москве больнее спускают… куда!ступеньки считаешь — лестница.Я кончил, и дело мое сторона.И пусть, озверев от помарок,про это пишет себе Пастернак^*,А мы… соглашайся, Тамара!История дальше уже не для книг.Я скромный, и я бастую.Сам Демон слетел, подслушал, и сник,и скрылся, смердя впустую.К нам Лермонтов сходит, презрев времена.Сияет — «Счастливая парочка!»Люблю я гостей. Бутылку вина!Налей гусару, Тамарочка!

[1924]

Гулом восстаний, на эхо помноженным*

Гулом восстаний, на эхо помноженным,Об этом дадут настоящий стих,А я Лишь то, что сегодня можно,Скажу о деле 26-ти

I

Нас больше европейцев — на двадцать сто.Землею больше, чем Запад,Но мы — азиатщина, мы — восток.На глотке Европы лапа.В Европе женщины радуют глаз.Мужчины тают в комплиментных сантиментах.У них манишки, у них газ.и пушки любых миллиметров и сантиметров.У них — машины. А мы за шаг,с бою у пустынь и у гор взятый,платим жизнью, лихорадками дыша.Что мы?! Мы — азиаты.И их рабов, чтоб не смели мычать,пером обложил закон многолистый.У них под законом и подпись и печать.Они — умные, они — империалисты.Под их заботой одет и пьянзакон: «закуй и спаивай!»;они культурные, у них аэропланы,и газ, и пули сипаевы^*.

II

Буржуй шоферу фыркнет: «Вези!»Кровь бакинских рабочих — бензин.Приехал. Ковер — павлин рассиянный —ему соткали рабы-персиане.Буржуй садится к столу из пальмы —ему в Багдадах срубили и дали мы.Ему кофейку вскипятили: «Выпейте,для вас на плантациях гибли в Египте!»Ему молоко — такого не видано —во-всю отощавшая Индия выдоена.Попил; и лакей преподносит, юрок,сигары из содранной кожи турок.Он сыт. Он всех, от индуса до грузина,вогнал в пресмыкающиеся твари,чтоб сияли витрины колониальных магазинов,громоздя товар на товаре.

III

Гроза разрасталась со дня на̀ день.Окна дворцов сыпались, дребезжа.И первым с Востока на октябрьской баррикадевстал Азербайджан.Их знамя с нами — рядом борются.Барабаном борьбы пронесловолю веками забитых горцев,волю низов нефтяных промысло́в.Сила мильонов восстанием била —но тех, кто умел весть,борьбой закаленных, этих было —26.В кавказских горах, по закавказским степямнесущие трудовую ношу —кому из вас не знаком Степан^*?Кто не знал Алешу^*?Голос их — голос рабочего низа.Слова́ — миллионов слова́.Их вызов — классу буржуев вызов,мысль — пролетариата голова.Буржуазия в осаде нищих.Маузер революции у ее виска.Впервые ее распухшую пятернищутак зажала рабочая рука.

IV

Машина капитала. Заработало колесо.Забыв и обед и жен,Тиг Джонсу^* депеши слал Моллесон^*,Моллесону писал Тиг Джонс.Как все их дела, и это вотдо точки с бандитов сколото.Буржуи сейчас же двинули в ходпредательство, подкуп и золото.Их всех заманили в тюремный загонкакой-то квитанцией ложненькой.Их вывели ночью. Загнали в вагон.И всем объявили: — заложники! —Стали на 207-й версте^*,на насыпь с площадок скинув.И сотен винтовок огонь засвистел —стреляли в затылок и в спину.— Рука, размахнись^*, раззудись, душа!Гуляй, правосудие наше!Хрипевших били, прикладом глуша.И головы к черту с-под шашек!Засыпав чуть приличия для,шакалам не рыться чтоб слишком, —вернулись в вагон и дрались, деляс убитых в крови барахлишко.

V

Буржуи, воздайте помогшим вам!(Шакал помог покончить.)На шею шакалу — орден Льва!В 4 плеча погончик!Трубку па̀сти каждой в оскал!Кокарду над мордою выставь!Чем не майоры? Чем не войскадля империалистов?!

VI

Плач семейный — не смочит платочки.Плач ли сжатому в боль кулаку?!Это — траур не маленькой точкив карте, выбившей буквы — «Баку».Не прощающим взором Ганди^* —по-иному, индусы, гляньте!Пусть сегодня сердце корейцажаром новой мести греется.Тряпку с драконом сними и скатай,знамя восстания взвивший Китай!Горе, ливнем пуль пройди по правупо Сахарам, никогда не видевшим дождей.Весь трудящийся Восток, сегодня — в траур!Ты сегодня чтишь своих вождей.

VII

Никогда, никогда ваша кровь не остынет, —26 — Джапаридзе и Шаумян!Окропленные вашей кровью пустыникрасным знаменем реют, над нами шумя.Вчера — 20. Сегодня — 100.Завтра миллионом станем.Вставай, Восток! Бейся, Восток —одним трудовым станом!Вы не уйдете из нашей памяти:ей и века — не расстояние.Памятней будет, чем камень памятника,свист и огонь восстания.Вчера — 20. Сегодня — 100.Завтра миллионом станем!Вставай! Подымись, трудовой Восток,единым красным станом!

[1924]

Прочь руки от Китая!*

Война, империализма дочь,призраком над миром витает.Рычи, рабочий: — Прочьруки от Китая! —Эй, Макдональд^*, не морочь,в лигах^* речами тая.Назад, дредноуты! — Прочьруки от Китая! —В посольском квартале, цари точь-в-точь,расселись, интригу сплетая.Сметем паутину. — Прочьруки от Китая! —Ку̀ли, чем их кули́ волочь,рикшами их катая —спину выпрями! — Прочьруки от Китая! —Колонией вас хотят истолочь.400 миллионов^* — не стая.Громче, китайцы: — Прочьруки от Китая! —Пора эту сво̀лочь своло́чь,со стен Китая кидая.— Пираты мира, прочьруки от Китая! —Мы всем рабам рады помочь,сражаясь, уча и питая.Мы с вами, китайцы! — Прочьруки от Китая! —Рабочий, разбойничью ночьгроми, ракетой кидаягорящий лозунг: — Прочьруки от Китая!

[1924]

Хулиганщина*

Только солнце усядется, канувза опустевшие фабричные стройки,стонут окраины от хулигановвроде вот этой милой тройки.Человек пройдет и — марш поодаль.Таким попадись! Ежовые лапочки!От них ни проезда, от них ни проходани женщине, ни мужчине, ни электрической лампочке.«Мадамочка, стой! Провожу немножко…Клуб? Почему? Ломай стулья!Он возражает? В лопатку ножиком!Зубы им вычти! Помножь им скулья!»Гудят в башке пивные пары́,тощая мысль самогоном смята,и в воздухе даже не топоры,а целые небоскребы стоэтажного мата.Рабочий, этим ли кровь наших жил?!Наши дочки этим разве?!Пока не поздно — конец положиэтой горланной и грязной язве!

[1924]

Селькор*

Город растет, а в далекой деревне,в тихой глуши медвежья углавсе еще стынет в дикости древнейстарый, косматый, звериный уклад.Дико в деревне, и только селькоры,жизнь подставляя смертельным рискам,смело долбят непорядков горыкуцым своим карандашным огрызком.Ходит деревнею слух ухатый:«Ванька — писатель!» — Банда кулацкая,камни запрятав, таится у хаты,бродит, зубами по-волчьи лацкает.В темном лесу настигнут к но̀чи…«Ванька идет! Православные, тише!»Раз топором! А после гогочут:«Што? Теперь, небойсь, не напишет!»Труден и тяжек путь селькора.Но славят и чтут вас каждый деньвсе, кто беден, все, кто в горе,все, кто в обиде, все, кто в нужде!Враг богат, изворотлив и ловок,но не носить нам его оков.Ваш карандаш вернее винтовок,бьет и пронзает лучше штыков.

[1924]

На помощь*

Рабочий! Проснись, вставай и пройдивверх и вниз по Цветному^*.В тебе омерзенье и страх родитэтот немытый омут.Смотри и слушай: прогнивший смех,взгляд голодный и острый.Идут, расфуфырясь в собачий мех,жены, дочки и сестры.Не за червонец даже, за грошэта голодная массапо подворотням на грязи рогожраспродает свое мясо.Сюда попробуй сунься, полезь!Здесь бьют пострашнее танков!Иссушит, сгрызет и свалит болезньтебя, и детей, и правнуков!Идут — накрашены обе щеки —аллеей грязной и торной,а сбоку с червонцами покупщики,как будто — над падалью вороны.Я знаю: такое не вытравишь враз,века проституток калечат.Я знаю: десятки красивеньких фразболезни веков не излечат.Рабочий, нужду учись пониматьне той лишь, с которой венчанный.Своя ли, чужая ль жена или мать —рабочий, вниманье женщине!

[1924]

Посмеемся!*

СССР! Из глоток из всех,да так, чтоб врагу аж смяться,сегодня раструбливай радостный смех —нам можно теперь посмеяться!Шипели: «Погибнут через день, другой,в крайности — через две недели!»Мы гордо стоим, а они дугойизгибаются. Ливреи надели.Бились в границы Советской страны:«Не допустим и к первой годовщине!»Мы гордо стоим, а они — штаныв берлинских подвалах чинят.Ллойд-Джорджи^* ревели со своих постов:«Узурпаторы! Бандиты! Воришки!»Мы гордо стоим, а они — раз стослетали, как еловые шишки!Они на наши голодные днирадовались, пожевывая пончики.До урожаев мы доживаем, а онипоследние дожевали мильончики!Злорадничали: «Коммунистам надежды нет:погибнут не в мае, так в июне».А мы, мы — стоим. Мы — на 7 летближе к мировой коммуне!Товарищи, во-всю из глоток из всех —да так, чтоб врагам аж смяться,сегодня раструбливайте радостный смех!Нам есть над чем посмеяться!

[1924]

Флаг*

Ты пёр позавчера за громыханьем врангелевских ядер.Теперь в изумленьи юли!Вот мы — с пятьдесят — стоим на пядиСоветской посольской земли.Товарищи, двое доктаких, что им и небо пустяк,влезли и стали крепить на флагштокв серпе и молоте ситцевый стяг.Флажок тонковат, помедлил минутцу,кокетничал с ветром, и вдруг флажокразвился в ветре и стал пламениться,зажег облака, поднебесье зажег.Париж отвернулся, Париж крепится,хранит солидность, годами вселённую.Но вот пошла разрастаться тряпицана весь Париж, на мир, на вселенную.Бурчат: «Флажок за долги? Не цена!»А тут — и этого еще не хватало! —Интернационалчерез забор махнул и пошел по кварталам.Факт — поют! Играют — факт!А трубы дулись, гремели.А флаг горит, разрастается флаг.Переполох на Гренелле^*.Полезла консьержка^*. Консьерж полез.Из всех из парадных окрест,из тысяч свистков «Аксион франсез»^*ревет кошачий оркестр.Орут: «Чем петь, гоните долги!»Мы жарим. Смолкают, выждав.И снова свистят, аж трещат потолки.Мы вновь запеваем — трижды.Я крикнуть хочу: «Извините, мусьи!Мы здесь пребываем по праву.Для этого мили Буденный месил,гоняя белых ораву.Орете не вы, а долги орут.Доели белые, знать.Бросали франки в них, как в дыру,пока догадались признать.В драках, чтоб песне этой распе́сниться,рубили нас белые в доски.Скажите, их пушки вашим ровесницы?Их пули вашинским тёзки?Спуститесь на землю! Мораль — облака.Сторгуемся, милые тети!У нас от нашествий, у нас от блокадведь тоже трехверстный счетик.Мы стали тут и не двинемся с места.А свист — как горох об гранит.Мы мёрли, чтоб петь вот это вместо«Боже,буржуев храни»^*. [1924–1925]

Третий фронт*

Эй, Роста^*, давай телеграммы во все концы!Сегодня со всех союзных месткрасной учительской армии бойцысошлись на первый^* учительский съезд.На третьем фронте вставая горою,на фронте учебы, на фронте книг, —учитель равен солдату-герою —тот же буденновец и фронтовик.Он так же мёрз в окопах школы;с книгой, будто с винтовкой, пешкомшел разутый, чуть не голый,верст за сорок в город с мешком.С краюхой черствой, с мерзлой луковкой,Он, слушая вьюги шрапнельный рой,сражался, бился с каждой буковкой,идя в атаки со всей детворой.В ОНО^* и в ВИКе^* к общей благостиработай не за страх, а за совесть,а плату за май получишь в августе —вот шкрабовских^* дней печальная повесть.Пошла всесоюзная стройка да ковка.Коль будем сильны и на третьем фронте —Коммуну тогда ни штыком, ни винтовкой —ничем с завоеванных мест не стронете.И шкраб, как ребенка, школу вынашивал,пока сменялась миром гроза.И вот со всего Союза нашегона шкраба с вниманьем поднялись глаза.У нас долгов пред учителем много,на весь ССР сегодня звучите:идущий со своей коммуною в ногу,да здравствует красный народный учитель!Но каплю и грусти прибавим к этому:учитель, чеши виноватое темя, —каб раньше учитель пошел за Советом,мы, может быть, были бы сплошь грамотеями.

[1925]

Рабкор («"Ключи счастья" напишет…»)*

«Ключи счастья»^* напишет какая-нибудь дура.Это раньше и называлось: л-и-т-е-р-а-т-у-р-а!Нам этого мало — не в коня корм.Пришлось за бумагу браться рабкорам.Работы груда. Дела горы.За что ни возьмись — нужны рабкоры!Надо глядеть за своим Пе-Де^* —не доглядишь, так быть беде.Того и гляди (коль будешь разиней)в крестины попа привезет на дрезине.Покрестит и снова гонит вон —в соседнем селе закупить самогон.Пе-Че^* пропиши, чтоб не брал Пе-Чеказенный кирпич для своих печей.С Те-Че^* и с Ше-Че^* не спускайте глаз,а то, разозлясь, изорвут стенгаз.Пиши! И пусть не сходит со стенсам совпревосходительный эН^*!С своих высоких постов, как коршуны,начальства глядят на работу рабкорщины.Позеленев от пяток до носа,грозят — Уволим! — Пишут доносы.Да у рабкоров не робкий норов,и взять на пушку нельзя рабкоров.Знаем печатного слова вес,не устрашит ни донос, ни обрез.Пишет рабкор. Рабкор — проводникленинских дел и ленинских книг.Пишет рабкор За рабкорами скоров селах родится селькор за селькором.Пишет рабкор! Хватает стенгазлучше, чем пуля, чем штык, чем газ.И от того, что пишет рабкор,сохнет белогвардеец и вор.Вперед, рабкоры! Лозунг рабкорин:— Пишите в упор! — Смотрите в корень!

[1925]

Рабкор («Лбом пробив безграмотья горы…»)*

Лбом пробив безграмотья горы,сразу

за перья

засели рабкоры.Тот — такой, а этот — этакий, —каждого надо взять под заметки.Спецы, замзавы и завы, как коршуны,злобно глядят на работу рабкорщины.Пишет: «Поставили скверного спеца,с ним ни в какой работе не спеться».Впишет, подумает: — Кажется, здорово?! —Радостью светит улыбка рабкорова.Пишет: «Петров подозрительной масти,лезет к бабью, матершиниться мастер».Белым и ворам эта рабкорьхуже, чем тиф, чем взрослому корь.Сжали кулак, насупили глаз,рады б порвать и его и стенгаз.Да у рабкоров не робкий норов,голой рукой не возьмешь рабкоров.Знают печатного слова вес,не устрашит рабкора обрез.Пишут рабкоры, лозунг рабкорин:— Пишите в упор и смотрите в корень!

[1925]

Немножко утопии про то, как пойдет метрошка*

Что такое? Елки-палки!По Москве — землечерпалки.Это улиц потрохавырывает МКХ^*.МКХ тебе не теньнавело на майский день.Через год без всякой тениприте в метрополитене.Я кататься не хочу,яне верю лихачу.Я полезу с Танеюв метрополитанию.Это нонече не в плане —в тучи лезтьна ероплане.Я с милёнком Семкоюпрокачусь подзёмкою.Под Москвой товарищ кротна аршин разинул рот.Электричество гудёт,под землей трамвай идет.Во Москве-реке карасьсмотрит в дырочку сквозь грязь.Под рекой быстрей налимапоезда проходят мимо.У трамвайных у воришекв морде радости излишек.Времена пойдут не те,поворуем в темноте.У милёнка чин огромный:он в милиции подзёмной.За проезд цена кусается.Крот в метрошку лезет зайцем.

[1925]

Два мая*

Сегодня забыты нагайки полиции.От флагов и небо огнем распалится.Поставить улицу — она от толпв один смерчевой развихрится столб.В Европы рванется и бешеный раж еепойдет срывать дворцов стоэтажие.Но нас не любовь сковала, но миррабочих к борьбе взбарабанили мы.Еще предстоит — атакой взбежа,восстаньем пройти по их рубежам.Их бог, как и раньше, жирен с лица.С хвостом золотым, в копытах тельца̀.Сидит расфранчен и наодеколонен.Сжирает на̀ день десять колоний.Но скоро, на радость рабам покорным,забитость вырвем из сердца с корнем.Но будет — круги расширяются вернои Крест —и Проф-^* и Коминтерна.И это будетпоследний…^* — а нынчесердцами не нежность, а ненависть вынянчим.Пока буржуев не выжмем, не выжнем —несись по мужицким разваленным хижинам,несись по асфальтам, греми по торцам:— Война, война, война дворцам!А теперь картина идущего,вернее, летящего грядущего.Нет ни зим, ни осеней, ни шуб…Май — сплошь. Ношук луне и к солнцу два ключа.Хочешь — выключь. Хочешь — включай.И мы, и Марс, планеты обеслетелись к бывшей пустыне Гоби.По флоре, эту печку обвившей,никто не узнает пустыни бывшей.Давно пространств меж мирами Советыслетаются со скоростью света.Миллионами становятся в рядсамолеты на первомайский парад.Сотня лет, без самого малого,как сбита банда капиталова.Год за годом пройдут лета еще.Про них и не вспомнит мир летающий.И вот начинается красный парад,по тысячам стройно скользят и парят.Пустили по небу красящий газ —и небо флагом красное враз.По радио к звездам — никак не менее! —гимны труда раскатило в пение.И не моргнув (приятно и им!)планеты в ответ рассылают гимн.Рядом с этой воздушной гимнастикой— сюда не нанесть бутафорский сор —солнце играм один режиссер.Всё для того, веселиться чтобы.Ни ненависти, ни тени злобы.А музыка плещется, катится, льет,пока сигнал огласит — разлёт! —И к солнцу отряд марсианами вскинут.Купают в лучах самолетовы спины.

[1925]

Май*

Помню старое 1-ое Мая.Крался тайком за последние дома я.Косил глаза:где жандарм, где казак?Рабочий в кепке, в руке — перо.Сходились — и дальше, буркнув пароль.За Сокольниками^*, ворами, шайкой,таились самой глухой лужайкой.Спешили надежных в дозор запречь.Отмахивали наскоро негромкую речь.Рванув из-за пазухи красное знамя,шли и горсточкой блузы за нами.Хрустнул куст под лошажьей ногою.— В тюрьму! Под шашки! Сквозь свист нагаек! —Но нас безнадежность не жала тоской,мы знали — за нами мир заводской.Мы знали — прессует минута этатрудящихся, нищих целого света.И знал знаменосец, под шашкой осев,что кровь его — самый вернейший посев.Настанет — пришедших не счесть поимённо —мильонами красные встанут знамёна!И выйдут в атаку веков и эрнесметные силища Эс Эс Эс Эр.

[1925]

Красная зависть*

Я еще не лыс и не шамкаю,все же дядя рослый с виду я.В первый раз за жизнь малышам-ка ябарабанящим позавидую.Наша жизнь — в грядущее рваться,оббивать его порог,вы ж грядущее это в двадцатьрасшагаете громом ног.Нам сегодня карежит ушигромыханий теплушечных ржа.Вас, забывших и имя теплушек,разлетит на рабфак^* дирижабль.Мы, пергаменты текстами са́ля,подписываем договора.Вам забыть и границы Версаля^*на борту самолета-ковра.Нам — трамвай. Попробуйте, влезьте!Полон. Как в арифметике — цифр.Вы ж в работу будете ездить,самолет выводя под уздцы.Мы сегодня двугривенный потныйотчисляем от крох, от жалований,чтоб флот взлетел заработанный,вам за юность одну пожалованный.Мы живем как радиозайцы,телефонные трубки крадя,чтоб музыкам в вас врезаться,от Урала до Крыма грядя.Мы живем только тем, что тощи,чуть полней бы — и в комнате душно.Небо будет ваша жилплощадь —не зажмет на шири воздушной.Мы от солнца, от снега зависим.Из-за дождика — с богом судятся.Вы ж дождем раскропите выси,как только заблагорассудится.Динамиты, бомбы, газы —самолетов наших фарш.Вам смертями не сыпать наземь,разлетайтесь под звонкий марш.К нам известье идет с почто̀вым,проплывает радость — год.Это глупое время на что вам?Телеграммой проносится код.Мы в камнях проживаем вёсны —нет билета и денег нет.Вам не будет пространств повёрстных —сам себе проездной билет.Превратятся не скоро в ягодкусловоцветы О.Д.В.Ф.^*Те, кому по три и по два годка,вспомни нас, эти ягоды съев.

[1925]

Ялта — Новороссийск*

Пустяшный факт — а вот пожалте!И месяцы даже его не истопали.С вечера в Ялтеждал «Севастополя».Я пиво пил, изучал расписание,охаживал мол, залив огибающий,углублялся в круги для спасанияпогибающих.Всю ночь прождали. Солнце взвалив,крымское утро разинулось в зное.И вот «Севастополь» вылез в залив,спокойный, как заливное.Он шел, как собака к дичи подходит;вползал, как ревматик вползает на койку.Как будто издевается пароходик,на нас из залива делая стойку.Пока прикрутили канатом бока,машина маслом плевалась мило.Потом лебедкой спускали быка —ревел, возможно его прищемило.Сошел капитан. Продувная бестия!Смотрел на всё невинней овцы.Я тыкал мандат, прикрывая «Известия»и упирая на то, что «ВЦИК».Его не проведешь на мандате —бывали всякие за несколько лет!— Идите направо, червонец дайте,а вам из кассы дадут билет. —У самого лег у котла на наре.Варили когда-нибудь вас в самоваре?А если нет, то с подобным неучемнам и разговаривать не о чем.Покойнице бабушке б ехать в Батум —она — так да̀ — недурно поспа̀ла бы.В поту бегу на ветер палубы.Валялась без всяких классов,горою мяса, костей и жира,разваренная массапассажиров.А между ними две, в моционе,оживленнейшие дамочки.Образец — дореволюционный!Ямки и щечки, щечки и ямочки.Спросил капитана: — Скажите, как звать их?Вот эти вот две моркови? —— Левкович, которая порозоватей,а беленькая — Беркович.Одна говорила: — Ну и насели!И чистая публика не выделена!Когда на «Дофине»^* сидела в Марселе —французы сплошь! Удивительно! —Сидел на борту матрос лохматина,трубе корабельной под рост.Услышал, обдумал, ругнулся матернои так сказал матрос:— Флотишко белые сперли до тла!Угнали. У нас — ни кляпа̀!Для нашей галоши дыры котласам собственноручно клепал.Плывет плоховато — комода вроде.На этих дыни возили раньше нам.Два лета работал я в Райкомводе^*.В Одессе стоит иностранщина.Не пароходы, а бламанже^*!У нас в кочегарках от копоти залежь,а там работай хоть в паре манжет —старайся, и то не засалишь.Конечно, помягше для нежных задов,но вот что, мои мамаши:здесь тише, здесь тверже, здесь хуже — затон-а-ш-е!Эх, только были бы тут рубли —Европа скупая гадина, —уж мы б понастроили б нам корабли— громадина!Чтоб мачта спичкой казалась с воды,а с мачты — море в овчину.Тады́катай хоть на даровщину! —Не знаю, сколько это узловплелись, не быстрей комода.И в Черное море плюнул зломоряк из Райкомвода.

[1925]

Выволакивайте будущее!*

Будущее не придет само,если не примем мер.За жабры его, — комсомол!За хвост его, — пионер!Коммуна не сказочная принцесса,чтоб о ней мечтать по ночам.Рассчитай, обдумай, нацелься —и иди хоть по мелочам.Коммунизм не толькоу земли, у фабрик в поту.Он и дома за столиком,в отношеньях, в семье, в быту.Кто скрипит матершиной смачнойцелый день, как немазаный воз,тот, кто млеет под визг балалаечный,тот до будущего не дорос.По фронтам пулеметами такать —не в этом одном война!И семей и квартир атакаугрожает не меньше нам.Кто не выдержал натиск домашний,спит в уюте бумажных роз, —до грядущей жизни мощнойтот пока еще не дорос.Как и шуба, и время тоже —проедает быта моль ее.Наших дней залежалых одёжуперетряхни, комсомолия!

[1925]

Даешь мотор!*

Тяп да ляп — не выйдет корабль,а воздушный — и тому подавно.Надо, чтоб винт да чтоб два крыла б,чтоб плыл, чтоб снижался плавно.А главное — сердце. Сердце — мотор.Чтоб гнал ураганней ветра.Чтоб без перебоев гудел, а то —пешком с трех тысяч метров.Воробьи, и то на моторах скользят.Надо, сердце чтоб в ребра охало.А замолк мотор — и лететь нельзя.И на землю падает дохлый.Если нужен мотор и для воробья,без него обойдутся люди как?Воробей четверку весит, а я —вешу пять с половиной пудиков.Это мало еще — человечий вес.А машина? Сколько возьмет-то?!Да еще и без бомб на войну не лезь,и без мины, и без пулемета.Чтоб небо летчик исколесил,оставляя и ласточку сзади, —за границей моторы в тысячи силстроят тыщами изо дня на̀ день.Вот и станут наши лететь в хвостена своих ходынских^* гробах они.Тот же мчит во весь тыщесильный темп —только в морду ядром бабахнет.И гудят во французском небе «Рено»^*,а в английском «Рольс-Ройсы»^*.Не догонишь их, оседлав бревно.Пролетарий, моторами стройся!Если враз не сберешь — не сдавайся, брат,потрудись не неделю одну ты.Ведь на первом моторе и братья Райт^*пролетали не больше минуты.А теперь — скользнут. Лети, догоняй!Только тучи кидает от ветра.Шпарят, даже не сев в течение дня,по четыреста — в час! — километров.Что̀ мотор — изобрел буржуйский ум?Сами сделали и полетали?Нет, и это чудо емупо заводам растил пролетарий.Эй, рабочий русский, в чем затор?Власть в своих руках держа, вы —втрое лучший должны создать мотордля защиты рабочей державы.Вот уже наступает пора та —над полями, винтом тараторя,оплываем Рязань да Саратовна своем, на советском моторе.Русский часто любит «жить на авось» —дескать, вывезет кривая.Ты в моторном деле «авоськи» брось,заграницы трудом покрывая.По-иному поставь работу.Сам к станку приставься ра̀ненько.Каждый час проверь по НОТу^*.Взрасти слесарей и механиков…Чтоб скорее в счастье настали века,коммунисты идут к которым,ежедневно потей и корпи, «Икар»^*,над родным советским мотором.Пролетарии, помните это лишь вы:землю взмыли, чтоб с птицей сравняться ей.Так дружней за мотор возьмись, «Большевик»^*, —это сердце всей авиации.Надо — сердце. Сердце — мотор,чтоб гнал ураганней ветра,чтоб без перебоев гудел, а то —пешком с трех тысяч метров.Надо, чтоб винт да чтоб два крыла б,чтоб плыл, чтоб снижался плавно.Тяп да ляп — не выйдет корабль,а воздушный — и тому подавно.

[1925]

О.Д.В.Ф.*

— Не понимаю я, —сказал один, в раздумье сев, —что это за такие воздушные друзьяи что такое О.Д.В.Ф.^*? —Товарищ, брось в раздумье коптиться!О.Д.В.Ф. — это тот,кто сделает тебя птицей.— А на что воздушный флот? —Вот. Если враг с пулеметом, враг с картечьюналетит, на аэро сев, —кто в защиту ему полетит навстречу?Самолет. А его построит О.Д.В.Ф.Если лихорадка, народ калеча,налетит, комаром насев, —хину кто повезет? Кто тебя излечит?Самолет.А его построит О.Д.В.Ф.Кто прикажет, за вёрсты увидев рыбу:«Догоняй, на лодки сев?»(Ведь ее с берегов и не взвидели вы бы!)Самолет.А его построит О.Д.В.Ф.Если надо в момент исследовать местность,враг откуда стреляет, засев, —кто ее промерит? Известно:самолет.А его построит О.Д.В.Ф.Если надо вмиг доставить известие,хоть верхом на ласточку сев, —кто его доставит с ветром вместе?Самолет.А его построит О.Д.В.Ф.Если Антанта на нас рассердится,кто смирит антантин гнев?Успокоит антантино сердцесамолет.А его построит О.Д.В.Ф.Если солнце огненным глазомвыжигает крестьянский посев —кто заставит тучи раздо̀ждиться наземь?Самолет.А его построит О.Д.В.Ф.Если надо срочно доставить клади,хоть в ковер в волшебный засев, —кто и тысячу верст отмахает на̀ день?Самолет.А его построит О.Д.В.Ф.Когда жара и дождь когда,кто, на тучи чуть не сев,предскажет крестьянину и жар и холода̀?Самолет.А его построит О.Д.В.Ф.Если надо, чтоб мчал пассажир,в день десятки верст облетев, —кто отмашет небесную ширь?Самолет.А его построит О.Д.В.Ф.Если не тушит ни одна душа,а пожар разевает зев —кто взлетит в облака, туша́?Самолет.А его построит О.Д.В.Ф.Вот для чего воздушный флот!Чтобы, бомбы в кузов грузя,не грозили враги насев,объединились летанья друзьяв содружество О.Д.В.Ф.

[1925]

Вот для чего мужику самолет*

Город — летает. Ушел в поднебесье.Прет. Сквозь тучи. А рядом в деревне —меряет, месит проселки да весилаптем, возком по привычке древней.Голову поднял и видит мужик —там самолет разрезает небо.Хмур мужичонко. Дернул гужи.— Не для ча нам подобная не́быль.Хватит и тверди на нашинский век.Чай, не всю обпахали пока.Ишь, загордился! Прет человек.Лезет… наверх… к ангелам… да к богам…Это — блажь, на мужицкий взгляд.Воздух… На кой он надобен ляд? —Брось. Не скули. Вглядись. Поглазастей.Глаз защити ладонями рук.Этот летун в мужицком хозяйственынче первейший, надежнейший друг.Тот, который в это не верит,сам убедись на первом примере.Знает каждый, бывает часто —надо обмерить земельный участок.Без обмера плохое дело:ни надела, ни передела.Мужик запрягает гнедого мерина,едет искать жилье землемерино.Просят крестьяне за год к зиме,чтобы к весне прискакал землемер.К весне припрет землемерина этакий,да и пойдет мотать рулетки.Кто разберется в этаком деле?Годы нужны ему али недели?!Ну, а цена землемера кусается.Носят ему то масло, то яйца.Дело пойдет куда короче,если в дело вмешается летчик.Мигом взлетит (летуны на то они!).Вся деревенька — как на ладони.Взвился с фотографом аэроплан,карточку снял — и на́ тебе — план.Нам хорошо, и быстро, и дешево,и у землемера цела подошва.Вот зачем при нашем строесамолеты лихо строят.Чтоб взлетали на́ небода снимали планы бы.Крестьяне, пользу с планами видели?Теперь — другая: борьба с вредителем.Урожай. Сам-сто. Собирай, кончай.И вдруг на хлеб нашла саранча.Не боится, гадина,ни попа, ни ладана.Махонькая, а будто в сажень рот!Жрет и летает. Летает и жрет.Крестьянин, и в этом деле вотне поп поможет, а самолет.Вылетел, пропеллером рыча.— Где тут такая-растакая саранча? —Увидел, рассыпал ядовитый порошок,хлебам не вредящий ни крошки.Саранча подохла и лежит на вершок,скрестив на пузе ножки.Вот зачем при нашем строесамолеты лихо строят.Чтобы он летал на не́беда смотрел за нашим хлебом.Этого мало — с высшей пользоюв деле в каждом его используем.Вот, например, лесной пожаррежет целый лес без ножа.Не то что в лес — не пройдешь и мимо,дома сиди да чихай от дыма.Летчик взлетел и в зеленой гущевидит, где реже огонь, где гуще.Вмиг облетел окрестных жителей,в нужных местах расставил тушителей.Взялись во весь крестьянский дух.Глядь, через день огонь и потух.Чтоб скорей домчать газету,тоже лучше средства нету.Может из любого царствавмиг сюда домчать лекарства.Да и вас доставит. Вотдля чего вам самолет.Вот зачем при нашем строесамолеты надо строить.Надо, чтоб по небесамполетел крестьянин сам.А как построить? Одному? Туго.Дорог самолет, то-то и оно-то.Сообща. Попробуй, стань другомКрасного воздушного флота.Полтина к полтине, силу множа,возьмитесь, разом насев.В этом деле всем поможетОбщество Д. В. Ф.

[1925]

Красные и белые звезды (англ.).
Между нами (франц.).
Здравствуйте (англ.).
Прощайте (англ.).
Лишь тебе одной все, что дано мне с высоты богом (грузинск.).