Канцелярские привычки*
Я два месяца шатался по природе,чтоб смотреть цветы и звезд огнишки.Таковых не видел. Вся природа вродетелефонной книжки.Везде — у скал, на массивном грузеКавказа и Крыма скалоликого,на стенах уборных, на небе, на пузелошади Петра Великого,от пыли дорожной до гор, где гро̀зыгремят, грома потрясав, —везде отрывки стихов и прозы,фамилии и адреса.«Здесь были Соня и Ваня Хайлов.Семейство ело и отдыхало».«Коля и Зина соединили души».Стрела и сердце в виде груши.«Пролетарии всех стран, соединяйтесь!Комсомолец Петр Парулайтис».«Мусью Гога,парикмахер из Таганрога»На кипарисе, стоящем века,весь алфавит: абвгдежзк.А у этого от лазанья талант иссяк.Превыше орлиных зон просто и мило: «ИсакЛебензон».Особенно людей винить не будем.Таким нельзя без фамилий и дат!Всю жизнь канцелярствовали, привыкли люди.Они и на скалу глядят, как на мандат.Такому, глядящему за чаем с балконца,как солнце садится в ча̀ще,ни восход, ни закат, а даже солнце —входящее и исходящее.Эх! Поставь меня часок на место Рыкова,я б к весне декрет железный выковал:«По фамилиям на стволах и ска́лахузнать подписавшихся малых.Каждому в лапкидать по тряпке.За спину ведра —и марш бодро!Подписавшимся и Колям и Зинамсобственные имена стирать бензином.А чтоб энергия не пропадала даром,кстати и Ай-Петри почистить скипидаром.А кто до того к подписям привык,что снова к скале полез, —у этого навсегда закрывается лик —без».Под декретом подпись и росчерк броский — Владимир Маяковский.Ялта, Симферополь, Гурзуф, Алупка.
[1926]
Беспризорщина*
Эта тема еще не изо̀ранная.Смотрите котлам асфальтовым в зев!Еще копошится грязь беспризорная —хулиганья́ бесконечный резерв.Сгинули мать и отец и брат егов дни, что волжский голод прорвал.Бросили их волгари с-под Саратова,бросила их с-под Уфы татарва.Детей возить стараемся в мягком.Усадим их на плюшевом пуфе.А этим, усевшимся, пользуясь мраком,грудные клетки ломает буфер.Мы смотрим своих детишек в оба:ласкаем, моем, чистим, стрижем.А сбоку растут болезни и злоба,и лезвие финки от крови рыжо́.Школа — кино америколицее;дав контролерше промежду глаз,учится убегать от милиции,как от полиции скачет Дугла́с.Таких потом не удержишь Мууром —стоит, как в море риф.Сегодня расти деловито и хмуростолбцы помогающих цифр!Привыкшие к щебету ангела-ротика,слов беспризорных продумайте жуть:«Отдайте сумку, гражданка-тетенька,а то укушу, а то заражу».Меж дум, приходящих, страну наводня,на лоб страны, невзгодами взморщенный,в порядок года, месяца, дняпоставьте лозунг: — Борьба с беспризорщиной.[1926]
«МЮД»*
Додвадцатилетний люд,выше знамена вздень:сегодня праздник МЮД,мира юношей день.Нам дорога указана Лениным,все другие — кривы́ и грязны́.Будем только годами зе́лены,а делами и жизнью красны́.Не сломят сердца и умытюремщики в стенах плоских.Мы знаем застенки румыни пули жандармов польских.Смотрите, какая Москва,французы, немцы, голландцы.И нас чтоб пускали к вам, —но чтоб не просить и не кланяться.Жалуются — Октябрь отгудел.Нэповский день — тих.А нам еще много дел —и маленьких, и средних, и больших.А с кем такое сталось,что в семнадцать сидит пригорюнивши,у такого — собачья старость.Он не будет и не был юношей.Старый мир из жизни вырос,развевайте мертвое в дым!Коммунизм — это молодость мира,и его возводить молодым.Плохо, если одна рука!С заводскими парнями в паревыступай сегодня и сын батрака,деревенский вихрастый парень!Додвадцатилетний люд,красные знамена вздень!Раструбим по земле МЮД,малышей и юношей день.[1926]
Две Москвы*
Когда автобус, пыль развеяв,прет меж часовен восковых,я вижу ясно: две их,их две в Москве — Москвы.1
Одна — это храп ломовий и скрип.Китайской стены покосившийся гриб.Вот так совсем и в седые веказдесь ширился мат ломовика.Вокруг ломовых бубнят наобум,что это бумагу везут в Главбум.А я убежден, что, удар изловча,добро везут, разбив половчан.Из подмосковных степей и лонвезут половчанок, взятых в полон.А там, где слово «Моссельпром»под молотом и под серпом,стоит и окна глазом ествотяк, приехавший на съезд,не слышавший, как печенег,о монпансье и ветчине.А вбок гармошка с пляскою,пивные двери лязгают.Хулиганьё по кабакам,как встарь, друг другу мнут бока.А ночью тишь, и в тишиненет ни гудка, ни шины нет…Храпит Москва деревнею,и в небе цвета кремглухой старухой древнеюсуровый старый Кремль.2
Не надо быть пророком-провидцем,всевидящим оком святейшей троицы,чтоб видеть, как новое в людях рои́тся,вторая Москва вскипает и строится.Великая стройка уже начата.И в небо лесами идуттам почтамт,здесь Ленинский институт.Дыры метровые по́том поли́ты,чтоб ветра быстрей под землей полетел,из-под покоев митрополитовсюда чтоб вылез метрополитен.Восторженно видеть рядом и вместепыхтенье машин и пыли пласты.Как плотники с небоскреба «Известий»плюются вниз на Страстной монастырь.А там, вместо храпа коней от обузыгремят грузовозы, пыхтят автобу́сы.И кажется: центр-ядро прорвало̀Садовых кольцо и Коровьих вало́в.Отсюда слышится и мнешипенье приводных ремней.Как стих, крепящий бо́лтомразболтанную прозу,завод «Серпа и Молота»,завод «Зари» и «Розы».Растет представленье о новом городе,который деревню погонит на корде.Качнется, встанет, подтянется сонница,придется и ей трактореть и фордзониться.Краснеет на шпиле флага тряпи́ца,бессонен Кремль, и стены егозовут работать и торопиться,бросая со Спасской гимн боевой.[1926]
Хулиган («Республика наша в опасности…»)*
Республика наша в опасности. В дверь лезет немыслимый зверь. Морда матовым рыком гулка́, лапы — в кулаках. Безмозглый, и две ноги для ляганий, вот — портрет хулиганий. Матроска в полоску, словно леса́. Из этих лесов глядят телеса. Чтоб замаскировать рыло мандрилье, шерсть аккуратно сбрил на рыле. Хлопья пудры («Лебяжьего пуха»!), бабочка-галстук от уха до уха. Души не имеется. (Выдумка бар!) В груди — пивной и водочный пар. Обутые лодочкой качает ноги водочкой. Что ни шаг — враг. — Вдрызг фонарь, враги — фонари. Мне темно, так никто не гори. Враг — дверь, враг — дом, враг — всяк, живущий трудом. Враг — читальня. Враг — клуб. Глупейте все, если я глуп! — Ремень в ручище, и на нем повисла гиря кистенем. Взмахнет, и гиря вертится, — а ну — попробуй встретиться! По переулочкам — луна. Идет одна. Она юна. — Хорошенькая! (За́ косу.) Обкрутимся без загсу! — Никто не услышит, напрасно орет вонючей ладонью зажатый рот. — Не нас контрапупят — не наше дело! Бежим, ребята, чтоб нам не влетело! — Луна в испуге за тучу пятится от рваной груды мяса и платьица. А в ближней пивной веселье неистовое. Парень пиво глушит и посвистывает. Поймали парня. Парня — в суд. У защиты словесный зуд: — Конечно, от парня уйма вреда, но кто виноват? — Среда. В нем силу сдерживать нет моготы. Он — русский. Он — богатырь! — Добрыня Никитич! Будьте добры, не трогайте этих Добрынь! — Бантиком губки сложил подсудимый. Прислушивается к речи зудимой. Сидит смирней и краше, чем сахарный барашек. И припаяет судья (сердобольно) «4 месяца».Довольно! Разве зверю, который взбесится, дают на поправку 4 месяца? Деревню — на сход! Собери и при ней словами прожги парней! Гуди, и чтоб каждый завод гудел об этой последней беде. А кто словам не умилится, тому агитатор — шашка милиции. Решимость и дисциплина, пружинь тело рабочих дружин! Чтоб, если возьмешь за воротник, хулиган раскис и сник. Когда у больного рука гниет — не надо жалеть ее. Пора топором закона отсечь гнилые дела и речь![1926]
Хулиган («Ливень докладов…»)*
Ливень докладов. Преете? Прей!А под клубом, гармошкой изо́ранные,в клубах табачных шипит «Левенбрей»,в белой пене прибоем трехгорное…Еле в стул вмещается парень.Один кулак — четыре кило.Парень взвинчен. Парень распарен.Волос взъерошенный. Нос лилов.Мало парню такому доклада.Парню — слово душевное нужно.Парню силу выхлестнуть надо.Парню надо… — новую дюжину!Парень выходит. Как в бурю на катере.Тесен фарватер. Тело намокло.Парнем разосланы к чертовой материбабы, деревья, фонарные стекла.Смотрит — кому бы заехать в ухо?Что башка не придумает дурья?!Бомба из безобразий и ухарств,дурости, пива и бескультурья.Так, сквозь песни о будущем рае,только солнце спрячется, канув,тянутся к центру огней от окраиндрака, муть и ругня хулиганов.Надо в упор им — рабочьи дружины,надо, чтоб их судом обломало,в спорт перелить мускулья пружины, —надо и надо, но этого мало…Суд не скрутит — набрать имени раструбить в молве многогласой,чтоб на лбу горело клеймо:«Выродок рабочего класса».А главное — помнить, что наше телодышит не только тем, что скушано;надо — рабочей культуры делоделать так, чтоб не было скушно.[1926]
В мировом масштабе*
Пишу про хулиганов, как будто на́нятый, —целую ночь и целый день.Напишешь, а люди снова хулиганят,все — кому не лень.* * *
Хулиган обычный, что домашний зверик,ваша не померкнет слава лирядом с тем, что учинил Зеве́рингнад рабочей демонстрацией в Бреславле?Весть газетная, труби погромче!Ярче, цифры из расстрелянного списка!Жмите руки, полицейский президент и хулиган-погромщик,нападающий на комсомол в Новосибирске!* * *
В Чемберлене тоже не заметно лени(будем вежливы при их высоком сане),но не встанет разве облик Чемберленийнад погромом, раздраконенным в Вансяне?Пушки загремели, с канонерок грянув.Пристань трупами полна.Рядом с этим 40 ленинградских хулиганов —уголовная бездарная шпана.* * *
А на Маньчжурии, за линиейидущей сквозь Китай дороги,Сидит Чжан Цзо-лин со своей Чжан Цзо-линией,на стол положивши ноги.Маршал! А у маршалов масштабы крупные,и какой ему, скажите, риск…Маршал расшибает двери клубные,окна школьные разносит вдрызг.Здешняя окраинная рвань и вонь,на поклон к учителю идите,пожимай же чжанцзолинову ладонь,мелкий клубный хулиган-вредитель!* * *
Конечно, должны войти и паны́в опись этой шпаны.Десяток банд коренитсяв лесах на польской границе.* * *
Не время ль кончать с буржуями спор?Не время ль их причесать?Поставьте такие дела на разборв 24 часа!Пора на очередь поставить вопросо делах мандаринства и панства.Рабочие мира, прекратите ростмеждународного хулиганства![1926]
Разговор на одесском рейде десантных судов: «Советский Дагестан» и «Красная Абхазия»*
Перья-облака̀, закат расканарейте!Опускайся, южной ночи гнет!Пара пароходов говорит на рейде:то один моргнет, а то другой моргнет.Что сигналят? Напрягаю я морщины лба.Красный раз… угаснет, и зеленый…Может быть, любовная мольба.Может быть, ревнует разозленный.Может, просит: — «Красная Абхазия»!Говорит «Советский Дагестан».Я устал, один по морю лазая,подойди сюда и рядом стань. —Но в ответ коварная она:— Как-нибудь один живи и грейся.Я теперь по мачты влюбленав серый «Коминтерн», трехтрубный крейсер. —— Все вы, бабы, трясогузки и канальи…Что ей крейсер, дылда и пачкун? —Поскулил и снова засигналил:— Кто-нибудь, пришлите табачку!..Скучно здесь, нехорошо и мокро.Здесь от скуки отсыреет и броня… —Дремлет мир, на Черноморский округсинь-слезищу морем оброня.[1926]
Лев Толстой и Ваня Дылдин*
Подмастерье Ваня Дылдинбыл собою очень виден.Рост (длинней моих стишков!) —сажень без пяти вершков.Си́лища! За ножку взяв,поднял раз железный шкаф.Только зря у парня сила:глупый парень да бузила.Выйдет, выпив всю пивную, —переулок врассыпную!Псы и кошки скачут прытки,скачут люди за калитки.Ходит весел и вихраст,что ни слово — «в морду хряст».Не сказать о нем двояко.Общий толк один: — Вояка!* * *
Шла дорога милогочерез Драгомилово.На стене — бумажный лист.Огорчился скандалист.Клок бумаги, а на нейвелено: — Призвать парней! —«Меж штыков острыхНаш Союз — остров.Чтоб сломить врагов окружие,надобно владеть оружием.Каждому, как клюква, ясно:нечего баклуши бить,надо в нашей, надо в Красной,надо в армии служить».С огорченья — парень скис.Ноги врозь, и морда вниз.* * *
Парень думал: — Как пойду, мол? —Пил, сопел и снова думал,подложив под щеку руку.Наконец удумал штуку.С постной миной резвой рысьюмчится Дылдин на комиссию.Говорит, учтиво стоя:Убежденьями — Толстой я.Мне война — что нож козлу.Я — непротивленец злу.По слабости по свойскойя кровь не в силах вынести.Прошу меня от воинскойосвободить повинности.* * *
Этаким непротивленцамя б под спину дал коленцем.* * *
Жива, как и раньше, тревожная весть:— Нет фронтов, но опасность есть!Там, за китайской линией,грозится Чжанцзолиния,и пан Пилсудский в шпорахпросушивает порох.А Лондон — чемберленится,кулак вздымать не ленится.Лозунг наш ряду годов:— Рабочий, крестьянин, будь готов!Будь горд, будь радстать красноармейцам в ряд.[1926]
Мечта поэта*
Поэзия любит в мистику облекаться,говорить о вещах едва касаемо.Я ж открыто агитирую за покупку облигацийгосударственного выигрышного займа.Обсудим трезво, выгодно ль это?Предположим, выиграл я:во всех журналах — мои портреты.Я и моя семья.Это ж не шутки —стать знаменитостью в какие-то сутки.Широкая известность на много лет.За что? Всего — за четвертной билет.Всей облигации цена сторублевка,но до чего ж Наркомфин придумал ловко!Нету ста — не скули и не ной,четверть облигации бери за четвертной.Четвертной не сбережете — карманы жжет.Кто без облигации четвертной сбережет?Приходится считать восторженно и пылко,что облигация каждому — лучшая копилка.И так в копилку хитро положено,что проиграть нельзя, а выиграть — можно.Разве сравнишь с игрою с этакойпродувную железку с бандитской рулеткой!А не выиграю — тоже не впаду в раж.через 3 месяца — новый тираж.А выигрышей! Не вычерпаешь — хоть ведрами лей.Больше 30 000 000 рублей!Сто тысяч выиграю (верю счастью!) —и марш в банк за своею частью.И мне отслюнявливают с правого кончикадве с половиной тысячи червончиков.Сейчас же, почти не отходя от кассы,вещей приобретаю груды и массы!Тут же покупается (нужно или не нужно)шуба и меховых воротничков дюжина.Сапог понакуплю — невиданный сон!На любой размер и любой фасон!За покупками по Москве по всейразъезжусь, весь день не вылазя из таксей.Оборудую мастерскую высокого качествадля производства самого лучшего стихачества.Жилплощадь куплю и заживу на нейодин! на все на двадцать саженей!И вдруг звонок: приходит некто.— Пожалте бриться, я — фининспектор! —А я ему: — Простите, гражданинчик,прошу со мной выражаться и́наче.Уйдите, свои портфели забрав,выигрыш облагать не имеете прав! —И выиграй я хотя с миллион,от меня фининспектор уйдет посрамлен.Выигрыш — другим делам не чета.Вот это поэты и называют: мечта!Словом, в мистику нечего облекаться.Это — каждого вплотную касаемо.Пойдем и просто купим облигациигосударственного выигрышного займа.[1926]
Праздник урожая*
Раньше праздновался разный Кириллда Мефодий.Питье, фонарное освещение рыли прочее в этом роде.И сейчас еще селосамогоном весело.На Союзе великанетень фигуры хулиганьей.Но мы по дням и по ночамработаем, тьме угрожая.Одно из наших больших начал —«Праздник урожая».Праздников много, — но отродясьни в России, ни околоне было, чтоб люди трубили, гордясь,что рожь уродилась и свекла.Республика многим бельмо в глазу,и многим охота сломать ее.Нас штык от врагов защищает в грозу,а в мирный день — дипломатия.Но нет у нас довода более веского,чем амбар, ломящийся от хлебных груд.Нету дела почетней деревенского,почетнее, чем крестьянский труд.Каждый корабль пшеничных зерен —это слеза у буржуев во взоре.Каждый лишний вагон репы —это смычке новые скрепы.Взрастишь кукурузу в засушливой зоне —и можешь мечтать о новом фордзоне.Чем больше будет хлебов ржаных,тем больше ситцев у моей жены.Еще завелась племенная свинья,и в школу рубль покатился, звеня.На литр увеличь молоко коров,и новый ребенок в Союзе здоров.Чем наливней и полнее колос,тем громче будет советский голос.Крепись этот праздник из года в год,выставляй — похвалиться рад —лучшую рожь, лучший скоти радужнейший виноград.Лейся по селам из области в областьслов горящая лава:урожай — сила, урожай — доблесть,урожай увеличившим слава![1926]
Искусственные люди*
Этими — и добрыми, и кобры лютѐй —Союз до краев загружён.Кто делает этих искусственных людей?Какой нагружённый Гужо́н?Чтоб долго не размусоливать этой темы(ни зол, ни рад),объективно опишу человека — системы«бюрократ».Сверху — лысина, пятки — низом, —организм, как организм.Но внутри вместо голоса — аппарат для роженийнекоторых выражений.Разлад в предприятии — грохочет адом,буза и крик. А этот, как сова,два словца изрыгает: — Надосогласовать! —Учрежденья объяты ленью.Заменили дело канителью длинною,А этот отвечает любому заявлению:— Ничего, выравниваем линию. —Надо геройство, надо умение,чтоб выплыть из канцелярщины вязкой,а этот жмет плечьми в недоумении:— Неувязка! —Из зава трестом прямо в воры́лезет пройдоха и выжига,а этот изрекает со спокойствием рыб:— Продвижка! —Разлазится все, аппарат — вразброд,а этот, куря и позевывая,с достоинством мямлит во весь свой рот:— Использо́вываем. —Тут надо видеть вражьи войска,надо руководить прицелом, —а этот про все твердит свысока:— В общем и целом. —* * *
Тут не приходится в кулак свистеть, —как пишется в стенгазетных листах:«Уничтожим это, — если не везде,то во всех местах».[1926]
Письмо писателя В. В. Маяковского писателю А. М. Горькому*
Алексей Максимович, как помню, между намичто-то вышло вроде драки или ссоры.Я ушел, блестя потертыми штанами;взяли Вас международные рессоры.Нынче —и́наче.Сед височный блеск, и взоры озарённей.Я не лезу ни с моралью, ни в спасатели,без иронии,как писатель говорю с писателем.Очень жалко мне, товарищ Горький,что не видно Вас на стройке наших дней.Думаете — с Капри, с горкиВам видней?Вы и Луначарский — похвалы повальные,добряки, а пишущий бесстыж —тычет целый день свои похвальныелисты.Что годится,чем гордиться?Продают «Цемент» со всех лотков.Вы такую книгу, что ли, цените?Нет нигде цемента, а Гладковнаписал благодарственный молебен о цементе.Затыкаешь ноздри, нос наморщишьи идешь верстой болотца длинненького.Кстати, говорят, что Вы открыли мощиэтого… Калинникова.Мало знать чистописаниев ремёсла,расписать закат или цветенье редьки.Вот когда к ребру душа примерзла,ты ее попробуй отогреть-ка!Жизнь стиха —тоже тиха.Что горенья? Даже нет и тленьяв их стихе холодном и лядащем.Все входящие срифмуют впечатленияи печатают в журнале в исходящем.А рядом молотобойцев ана́пестамучит профессор Шенге́ли.Тут не поймете просто-напросто,в гимназии вы, в шинке ли?Алексей Максимович, у вас в ИталииВы когда-нибудь подобное видали?Приспособленность и ласковость дворовой,деятельность блюдо-рубле- и тому подобных «лиз»называют многие — «здоровыйреализм». —И мы реалисты, но не на подножномкорму, не с мордой, упершейся вниз, —мы в новом, грядущем быту, помноженномна электричество и коммунизм.Одни мы, как ни хвали́те халтуры,но, годы на спины грузя,тащим историю литературы —лишь мы и наши друзья.Мы не ласкаем ни глаза, ни слуха.Мы — это Леф, без истерики — мыпо чертежам деловито и сухостроим завтрашний мир.Друзья — поэты рабочего класса.Их знание невелико́,но врезал инстинкт в оркестр разногласыйбуквы грядущих веков.Горько думать им о Горьком-эмигранте.Оправдайтесь, гряньте!Я знаю — Вас ценит и власть и партия,Вам дали б всё — от любви до квартир.Прозаики сели пред Вами на парте б:— Учи! Верти! —Или жить вам, как живет Шаляпин,раздушенными аплодисментами оляпан?Вернись теперь такой артистназад на русские рублики —я первый крикну: — Обратно катись,народный артист Республики! —Алексей Максимыч, из-за ваших стеколвиден Вам еще парящий сокол?Или с Вами начали дружитьпо саду ползущие ужи?Говорили (объясненья ходкие!),будто Вы не едете из-за чахотки.И Вы в Европе, где каждый из граждансмердит покоем, жратвой, валютцей!Не чище ль наш воздух, разреженный дваждыгрозою двух революций!Бросить Республику с думами, с бунтами,лысинку южной зарей озарив, —разве не лучше, как Феликс Эдмундович,сердце отдать временам на разрыв.Здесь дела по горло, рукав по локти,знамена неба алы́,и соколы — сталь в моторном клёкоте —глядят, чтоб не лезли орлы.Делами, кровью, строкою вот этою,нигде не бывшею в найме, —я славлю взвитое красной ракетоюОктябрьское, руганное и пропетое,пробитое пулями знамя![1926]
Каждый, думающий о счастье своем, покупай немедленно выигрышный заем!*
Смешно и нелепозаботиться поэту о счастье нэпов.Однако приходится дать совет:граждане, подымайтесь чуть свет!Беги в банки,пока не толпятся и не наступают на́ ноги.И, изогнувшись в изящной грации,говоришь кассиру: — Подать облигации! —Получишь от кассира, уваженьем объятого,говоришь ему голосом, тверже, чем жесть:— Так как куплено до 25-го,гони сторублевки по 96.А так как я человек ловкий,мозг рассчетлив, и глаз мой зорок,купив до 20-го, из каждой сторублевкивношу наличными только сорок.Пользуясь отсрочкой, не кряхтя и не ноя,к 15-му ноября внесу остальное. —Купили и — домой, богатством нагружены́, —на радость родителей, детей и жены.И сразу в семье порядок, что надо:нет ни грязи, ни ссор, ни разлада.Раньше каждый щетинился, как ёж,а теперь — дружба, водой не разольешь.Ни шума, ни плача ребячьими ариями,в семействе чу́дно: тихо, как в аквариуме.Все семейство, от счастья дрожа,ждет с нетерпением первого тиража.Дождались, сидят, уткнувши лицав цифровые столбики выигрышной таблицы.И вдруг — возглас, как гром в доме:— Папочка, выиграл наш номер! —Достали облигацию, машут ею,от радости друг другу бросаются на шею.Надели шляпы, ноги обулии в банк — быстрей революционной пули.Получили и домой бегут в припляске,везя червонцы в детской коляске.Жарь, веселись, зови гостейпод общее одобрение всех властей.А не выиграл — опять-таки спокойствие храни.Спрячь облигации, чтоб крепли они.Облигации этой удержу нет,лежит и дорожает 5 лет.И перед последним тиражомнигде не купишь, хоть приставай с ножом.Еще бы, чуть не каждая годна.Из 19-ти облигаций выигрывает одна.Запомните твердо, как точное знание:облигации надо покупать заранее.Каждый, заботящийся о счастье своем,покупай немедленно выигрышный заем.[1926]
Мои прогулки сквозь улицы и переулки*
На Четвертых Лихоборахнепорядков — целый ворох.Что рабочий?! Даже людиочень крупного умамеж домами, в общей груде,не найдут свои дома.Нету места странней:тут и нечет и четпо одной сторонев беспорядке течет.Замечательный случай, единственный в мире:№ 15, а рядом — 4!Почтальон, хотя и сме́тлив,верст по десять мечет петли.Не встретишь бо̀льших комиков,хоть год скитайся по̀ миру.Стоят три разных домика,и все — под пятым номером…Пришел почтальон, принес перевод.Каждый — червонцы лапкою рвет:— Это я, мол, пятый номер,здесь таких и нету кроме.—Но зато должникане разыщешь никак.Разносящему повесткиперемолвить слово не с кем,лишь мычат, тоской объяты:— Это следующий — пятый!Обойдите этажи —нет таких под этот номер.Если здесь такой и жил,то теперь помер. —Почтальоны сутки битыелетят. Пот течет водой.На работу выйдут бритые,а вернутся — с бородой.После этих запутанных местпрошу побывать под вывеской КРАСНЫЙ КРЕСТ(Софийка, 5). Из 30 сотрудников —15 ответственные;таким не очень трудненько,дела не очень бедственные.Без шума и давкиполучают спецставки.Что за ставочка! В ей —чуть не двадцать червей!Однажды, в связи с режимом экономии,у них вытягиваются физиономии.Недолго завы морщатся,зовут к себе уборщицу.Зампомова рукатычет ейвместо сорока20 рублей.Другая рука, по-хозяйски резвая,уже курьеру ставку урезывает.Клуб ответственных не глуп —устроился не плохо,сэкономил с лишним рупьна рабочих крохах.По-моему, результаты несколько сла̀бы.С этими с экономиями самыми —я бы к некоей бабушке послал быподобных помов с замами.Подсказывает практический ум:с этого больше сэкономишь сумм.[1926]
Продолжение прогулок из улицы в переулок*
Стой, товарищ! Ко всем к вамдоходит «Рабочая Москва».Знает каждый, читающий газету:нет чугуна, железа нету!Суются тресты,суются главкив каждое место,во все лавки.А на Генеральной, у Проводниковского дома —тысяча пудов разного лома.Надорветесь враз-то —пуды повзвесьте!Тысяч полтораста,а то и двести.Зѐмли слухами полны́:Гамбург — фабрика луны.Из нашего количества железа и чугунав Гамбурге вышла б вторая луна.Были б тысячи в кармане,лом не шлепал по ногам бы.Да, это не Германия!Москва, а не Гамбург!Лом у нас лежит, как бросят, —благо, хлеба лом не просит.Если б я начальством был,думаю, что поделомя бы кой-какие лбыбросил бы в чугунный лом.Теперь перейду к научной теме я.Эта тема — Сельхозакадемия,не просто, а имениТимирязева.Ясно — сверху снег да ливни,ясно — снизу грязь вам…А в грязи на аршин —масса разных машин.Общий плач: полежим,РКИ подождем.Разве ж в этом режим,чтоб ржаветь под дождем?Для машины дай навес —мы не яблоки моченые…Что у вас в голове-с,господа ученые?Что дурню позволено — от этого срамученым малым и профессорам.Ну и публика! Пожалела рублика…Что навес? Дешевле лука.Сократили б техноруков,посократили б должности —и стройся без задолженности!Возвели б сарай —не сарай, а рай.Ясно — каждый скажет так:— Ну, и ну! Дурак-то!Сэкономивши пятак,проэкономил трактор.[1926]
Тип*
По улицам, посредине садов,меж сияющих клубных тетерейхулиганов различных сортовбольше, чем сортов бактерий.* * *
По окончании рабочего дня,стакан кипяченой зажав в кулачике,под каждой крышей Союза бубня,докладывают докладчики.Каждая тема — восторг и диво —вмиг выясняет вопросы бытья.Новость — польза от кооператива,последняя новость — вред от питья.Пустые места называются — дыры;фиги растут на Лиге наций;дважды два по книгам — четыре;четырежды четыре — кругом шестнадцать.Устав, отходят ко сну культпросветчикии видят сквозь музыку храпа мерненького:Россия, затеплив огарок свечки,читает взасос политграмоту Бердникова.Сидит, читает, делает выпискидо блеска зари на лысине шара.А сбоку пишет с него Либединский,стихи с него сочиняет Жаров.Иди и гляди — не жизнь, а лилия.Идиллия.* * *
А пока докладчики преют,народ почему-то прет к Левенбрею.Еле в стул вмещается парень,один кулак — четыре кило.Парень взвинчен. Парень распарен.Волос штопором. Нос лилов.Мозг его чист от мыслей сора.Жить бы ему не в Москве, а на Темзе.Парень, возможно, стал бы боксером,нос бы расшиб Карпантье и Демпси.Что для него докладчиков сонм?Тоже сласть в наркомпросной доле!Что он Маркс или Эдисон?Ему телефоны выдумывать, что ли?Мат, а не лекции соки корней его.Он не обучен драться планово.Спорт — по башке бутылкой Корнеева,доклад — этажом обложить у Горшанова.Парень выходит, как в бурю на катере.Тесен фарватер. Тело намокло.Парнем разосланы к чертовой материбабы, деревья, фонарные стекла.В полтротуара болтаются клёши,рубашка-апаш и кепка домиком.Кулак волосатей, чем лучшая лошадь,и морда — на зависть циркачьим комикам.Лозунг дня — вселенной в ухо! —Все, что знает башка его дурья!Бомба из матершины и ухарств,пива, глупости и бескультурья.Надо помнить, что наше телодышит не только тем, что скушано, —надо рабочей культуры делоделать так, чтоб не было скушно.[1926]
Долг Украине*
Знаете ли вы украинскую ночь?Нет, вы не знаете украинской ночи!Здесь небо от дыма становится черно́,и герб звездой пятиконечной вточен.Где горилкой, удалью и кровьюЗапорожская бурлила Сечь,проводов уздой смирив Днепровье,Днепр заставят на турбины течь.И Днипро́ по проволокам-усамэлектричеством течет по корпусам.Небось, рафинадаи Гоголю надо!* * *
Мы знаем, курит ли, пьет ли Чаплин;мы знаем Италии безрукие руины;мы знаем, как Ду́гласа галстух краплен…А что мы знаем о лице Украины?Знаний груз у русского тощ —тем, кто рядом, почета мало.Знают вот украинский борщ,знают вот украинское сало.И с культуры поснимали пенку:кроме двух прославленных Тарасов —Бульбы и известного Шевченка, —ничего не выжмешь, сколько ни старайся.А если прижмут — зардеется розойи выдвинет аргумент новый:возьмет и расскажет пару курьезов —анекдотов украинской мовы.Говорю себе: товарищ москаль,на Украину шуток не скаль.Разучите эту мову на знаменах — лексиконах алых, —эта мова величава и проста:«Чуешь, сурмы заграли,час расплаты настав…»Разве может быть затрепанней да тишеслова поистасканного «Слышишь»?!Я немало слов придумал вам,взвешивая их, одно хочу лишь, —чтобы стали всех моих стихов словаполновесными, как слово «чуешь».* * *
Трудно людей в одно истолочь,собой кичись не очень.Знаем ли мы украинскую ночь?Нет, мы не знаем украинской ночи.[1926]
Октябрь. 1917–1926*
Если стих сердечный раж,если в сердце задор смолк,голосами его будоражькомсомольцев и комсомолок.Дней шоферы и кучерагонят пулей время свое,а как будто лишь вчерабыли бури этих боев.В шинелях, в поддевках идут…Весть: «Победа!» За Смольный порог.Там Ильич и речь, а тутпулеметный говорок.Мир другими людьми оброс;пионеры лет десятизадают про Октябрь вопрос,как про дело глубоких седин.Вырастает времени мол,день — волна, не в силах противиться;в смоль-усы оброс комсомол,из юнцов перерос в партийцев.И партийцы в годах борьбыпротив всех буржуазных лиснатрудили себе горбы,многий стал и взросл и лыс.А у стен, с Кремля под уклон,спят вожди от трудов, от ран.Лишь колышет камни поклоното ста подневольных стран.На стене пропылен и немкалендарь, как календарь,но в сегодняшнем красном дневоскресает годов легендарь.Будет знамя, а не хоругвь,будут пули свистеть над ним,и «Вставай, проклятьем…» в хорубудет бой и марш, а не гимн.Век промчится в седой бороде,но и десять пройдет хотя б,мы не можем не молодеть,выходя на праздник — Октябрь.Чтоб не стих сердечный раж,не дряхлел, не стыл и не смолк,голосами его будоражькомсомольцев и комсомолок.[1926]
Не юбилейте!*
Мне б хотелось про Октябрь сказать, не в колокол названивая,не словами, украшающими тепленький уют, —дать бы революции такие же названия,как любимым в первый день дают!Но разве уместно слово такое?Но разве настали дни для покоя?Кто галоши приобрел, кто зонтик;радуется обыватель: «Небо голубо̀…»Нет, в такую ерунду не расказёньтебоевую революцию — любовь.* * *
В сотне улиц сегодня на вас, на меняупадут огнем знамена̀.Будут глотки греметь, за кордоны катяогневые слова про Октябрь.* * *
Белой гвардии для меня белейимя мертвое: юбилей.Юбилей — это пепел, песок и дым;юбилей — это радость седым;юбилей — это край кладбищенских ям;это речи и фимиам;остановка предсмертная, вздохи, елей —вот что лезет из букв «ю-б-и-л-е-й».А для нас юбилей — ремонт в пути,постоял — и дальше гуди.Остановка для вас, для вас юбилей —а для нас подсчет рублей.Сбереженный рубль — сбереженный заряд,поражающий вражеский ряд.Остановка для вас, для вас юбилей —а для нас — это сплавы лей.Разобьет врага электрический ходлучше пушек и лучше пехот.Юбилей!А для нас — подсчет работ,перемеренный литрами пот.Знаем: в графиках довоенных нормкоммунизма одежда и корм.Не горюй, товарищ, что бой измельчал:— Глаз на мелочь! — приказ Ильича.Надо в каждой пылинке будить уметьбольшевистского пафоса медь.* * *
Зорче глаз крестьянина и рабочего,и минуту не будь рассеянней!Будет: под ногами заколеблется почвапочище японских землетрясений.Молчит перед боем, топки глуша,Англия бастующих шахт.Пусть китайский язык мудрен и велик. —знает каждый и так, что Кантонтот же бой ведет, что в Октябрь велинаш рязанский Иван да Антон.И в сердце Союза война. И дажекиты батарей и полки́.Воры с дураками засели в блинда̀жирастрат и волокит.И каждая вывеска: — рабкооп —коммунизма тяжелый окоп.Война в отчетах, в газетных листах —рассчитывай, режь и крои́.Не наша ли кровь продолжает хлестатьиз красных чернил РКИ?!И как ни тушили огонь — нас трое!Мы трое охапки в огонь кидаем:растет революция в огнях Волховстроя,в молчании Лондона, в пулях Китая.Нам девятый Октябрь — не покой, не причал.Сквозь десятки таких девятимозг живой, живая мысль Ильича,нас к последней победе веди![1926]
Стоящим на посту*
Жандармы вселенной, вылоснив лица,стоят над рабочим: — Эй, не бастуй! —А здесь трудящихся щит — милициястоит на своем бессменном посту.Пока за нашим октябрьским гуломи в странах в других не грянет такой, —стой, береги своим карауломкопейку рабочую, дом и покой.Пока Волховстроев яркая речьне победит темноту нищеты,нутро республики вам беречь —рабочих домов и людей щиты.Храня республику, от людей до иголок,без устали стой и без лени,пока не исчезнут богатство и голод —поставщики преступлений.Враг — хитёр! Смотрите в оба!Его не сломишь, если сам лоботряс.Помни, товарищ, — нужна учёбавсем, защищающим рабочий класс!Голой рукой не взять врага нам,на каждом участке преследуй их.Знай, товарищ, и стрельбу из нагана,и книгу Ленина, и наш стих.Слаба дисциплина — петлю накинут.Бандит и белый живут в ладах.Товарищ, тверже крепи дисциплинув милиционерских рядах!Иной хулигану так даже рад, —выйдет этакий драчун и голосило:— Ничего, мол, выпимши — свой брат —богатырская русская сила. —А ты качнешься (от пива частого),у целой улицы нос заалел:— Ежели, мол, безобразит начальство,то нам, разумеется, и бог велел! —Сорвут работу глупым ляганьемпивного чада бузящие ча̀ды.Лозунг твой: — Хулиганамнет пощады! —Иной рассуждает, морща лоб:— Что цапать маленьких воришек?Ловить вора, да такого, чтобоб нем говорили в Париже! —Если выудят миллион из кассы скряжьей,новый с рабочих сдерет задарма.На мелочь глаз! На мелкие кражи,потрошащие тощий рабочий карман!В нашей республике свет не равен:чем дальше от центра — тем глубже ночи.Милиционер, в темноту окраинглаз вонзай острей и зорче!Пока за нашим октябрьским гуломи в странах других не пройдет такойстой, береги своим карауломкопейки, людей, дома и покой.[1926]
Еврей*
(Товарищам из Озета)
Бывало, начни о вопросе еврейскомтебе собеседник ответит резко:— Еврей? На Ильинке!Все в одной ли́нийке!Еврей — караты,еврей — валюта…Люто богатыи жадны люто.А тут имдают Крым!А Крым известен:не карта, а козырь;на лучшем месте —дворцы и розы. —Так врут рабочим врагов голоса,но ты, рабочий, но ты —ты должен честно взглянуть в глазаеврейской нищеты.И до сегодня над Западным краемслышатся отзвуки стонов и рёва.Это, «жидов» за бунты карая,тешилась пуля и плеть царёва.Как будто бы у крови стокастоишь у столбцов статистических выкладок.И липнет пух из перин Белостокак лежащим глазам, которые выколоты.Уставив зрачок и желт и огромен,глядело солнце, едва не заплакав.Как там — война проходила в погроме:и немец, и русский, и шайки поляков.Потом демократы во весь свой махгромили денно и нощно.То шел Петлюра в батарейных грома̀х,то плетью свистела махновщина.Еще и подвал от слезы не высох, —они выползали, оставив нору́.И было в ихних Мюр-Мерилизахгнилых сельдей на неполный рубль.И снова смрад местечковых ямда крови несмытой красная медь.И голод в ухо орал: — Земля!Земля и труд или смерть! —Ни моря нет, ни куста, ни селеньица,худшее из худших мест на Руси —место, куда пришли поселенцы,палаткой взвив паруса парусин.Эту пустыню в усердии рьяномкакая жрала саранча?!Солончаки сменялись бурьяном,и снова шел солончак.Кто смерит каторгу их труда?!Геройство — каждый дым,и каждый кирпич, и любая труба,и всякая капля воды.А нынче течет ручьева́я лазурь;и пота рабочего крупный градсегодня уже перелился в лозу́,и сочной гроздью повис виноград.Люди работы выглядят ровно:взгляни на еврея, землей полированного.Здесь делом растут коммуны слова:узнай — хоть раз из семи,который из этих двух — из славян,который из них — семит.Не нам со зверьими сплетнями знаться.И сердце и тощий бумажник свойоткроем во имя жизни без наций —грядущей жизни без нищих и войн![1926]
О том, как некоторые втирают очки товарищам, имеющим циковские значки*
1
Двое. В петлицах краснеют флажки.К дверям учрежденья направляют шажки…Душой — херувим, ангел с лица,дверь перед ними открыл швейцар.Не сняв улыбки с прелестного ротика,ботики снял и пылинки с ботиков.Дескать: — Любой идет пускай:ни имя не спросим, ни пропуска! —И рот не успели открыть, а справапринес секретарь полдюжины справок.И рта закрыть не успели, а слеванесет резолюцию какая-то дева…Очередь? Где? Какая очередь?Очередь — воробьиного носа короче.Ни чином своим не гордясь, ни окладом —принял обоих зав без доклада…Идут обратно — весь аппарат,как брат любимому брату, рад…И даже котенок, сидящий на папке,с приветом поднял передние лапки.Идут, улыбаясь, хвалить не ленятся:— Рай земной, а не учрежденьице! —Ушли. У зава восторг на физии:— Ура! Пронесло. Не будет ревизии!.. —2
Назавтра, дома оставив флажки,двое опять направляют шажки.Швейцар сквозь щель горделиво лается:— Ишь, шпана. А тоже — шляется!.. —С черного хода дверь узка.Орет какой-то: — Предъявь пропуска! —А очередь! Мерь километром. Куда!Раз шесть окружила дом, как удав.Секретарь, величественней Сухаревой башни,вдали телефонит знакомой барышне…Вчерашняя дева в ответ на вопроссидит и пудрит веснушчатый нос…У завовской двери драконом-гадомнекто шипит: — Нельзя без доклада! —Двое сидят, ковыряют в носу…И только уже в четвертом часузакрыли дверь и орут из-за дверок:— Приходите после дождика в четверг! —У кошки — и то тигрячий вид:когти вцарапать в глаза норовит…В раздумье оба обратно катятся:— За день всего — и так обюрократиться?! —А в щель гардероб вдогонку брошен:на двух человек полторы галоши.* * *
Нету места сомнениям шатким.Чтоб не пасся бюрократ коровой на лужку,надо или бюрократам дать по шапке,или каждому гражданину дать по флажку![1926]
Наш паровоз, стрелой лети*
С белым букетом из дымных розбежит паровоз, летит паровоз…За паровозом — толпой вагончик.Начни считать — и брось, не кончив!Вагоны красные, как раки сва̀ренные,и все гружённые, и все товарные…Приветно машет вослед рука:— Должно, пшеница, должно, мука! —Не сходит радость со встречных рож:— Должно, пшеница, должно быть, рожь! —К вокзалу главному за пудом пудв сохранной целости привез маршрут…Два человечика, топыря пузо,с одной квитанцией пришли за грузом:— Подать три тысячи четыре места:«Отчет Урало-металло-треста!» —С усердьем тратя избыток си́лищи,за носильщиком потел носильщик…Несут гроссбух, приличный том,весом почти в двухэтажный дом.Потом притащили, как — неведомо,в два километра! — степь, а не ведомость!Кипы обиты в железные планки:это расписки, анкеты, бланки…Четверо гнулись от ящика следующего,таща фотографии с их заведующего.В дальнейшем было не менее тру́дненько:Профили, фасы ответсотрудников.И тут же в трехтонки сыпались прямоза диаграммою диаграмма.Глядя на это, один ротозейвысказал мысль не особенно личную:— Должно, с Ленинграда картинный музейвезут заодно с библиотекой Публичною. —Пыхтит вокзал, как самовар на кухне:— Эй, отчетность, гроссбухнем!Волокитушка сама пойдет!Попишем, подпишем, гроссбухнем! —* * *
Свезли, сложили. Готово. Есть!Блиндаж надежней любого щита.Такое никогда никому не прочесть,никому никогда не просчитать.Предлагаю: — не вижу выхода иного —сменить паровоз на мощный и новыйи писаное и пишущих по тундре и по́ лесупослать поближе к Северному полюсу…Пускай на досуге, без спешки и лени,арифметике по отчетам учат тюленей![1926]
Рождественские пожелания и подарки*
Лучше мысль о елках навсегда оставь.Елки пусть растут за линией застав.Купишь елку, так и то нету, которая красива,а оставшуюся после вычески лесных массивов.Что за радость?Гадость!Почему я с елками пристал?Мой ответ недолог:нечего из-за сомнительного рождества Христамиллионы истреблять рожденных елок.Формулирую, все вопросы разбив(отцепись, сомненья клещ!):Христос — миф,а елка — вещь.А чтоб зря рождество не пропадало —для каждого подумал про подарок.1. Англии
Хочу, чтоб в одну коммунистическую рукусложили рабочих разрозненные руки.Рабочим — миллионы стойких Куков,буржуям — один хороший кукиш.2. Китаю
От сердца от всего, от самого до́нца,хочу, чтоб взвился флаг-малина.Чтоб получить свободными 14 кантонцеви, кстати, одного арестованного Чжан Цзо-лина.3. Двум министрам
Куски закусок, ви́на и пена.Ешь весело! Закусывай рьяно! —Пока Бриан не сожрет Чемберлена,а Чемберлен сожрет Бриана.4. СССР
Каждой республике — три Волховстроя,втрое дешевые, мощные втрое.Чтоб каждой реки любая водамиллионы вольт несла в провода.Чтоб новую волю время вложилов жилы железа и наши жилы.Пусть хоть лампой будет пробитатолща нашего грязного быта.5. Буржую
(Разумеется) — ствол.Из ствола — кол.Попробуй, мол,кто крепче и дольше проживет —кол или живот.6
И, наконец, БЮРОКРАТАМ — елочную хвою.Пусть их сидят на иголках и воют.Меньше будут на заседаниях тратиться,и много труднее — обюрократиться.[1926]
Наше новогодие*
«Новый год!» Для других это просто:о стакан стаканом бряк!А для нас новогодие — подступк празднованию Октября.Мы лета́ исчисляем снова —не христовый считаем род.Мы не знаем «двадцать седьмого»,мы десятый приветствуем год.Наших дней значенью и смыслуподвести итоги пора.Серых дней обыдённые числа,на десятый стройтесь парад!Скоро всем нам счет предъявят:дни свои ерундой не мельча,кто и как в обыдённой явивоплотил слова Ильича?Что в селе? Навоз и скрипучий воз?Свод небесный коркою вычерствел?Есть ли там уже миллионы звезд,расцветающие в электричестве?Не купая в прошедшем взора,не питаясь зрелищем древним,кто и нынче послал ревизоровпо советским Марьям Андревнам?Нам коммуна не словом крепка́ и люба́(сдашь без хлеба, как ни крепися!).У крестьян уже готовы хлеба́всем, кто переписью переписан?Дайте крепкий стих годочков этак на́ сто,чтоб не таял стих, как дым клубимый,чтоб стихом таким звенеть и хвастатьперед временем, перед республикой, перед любимой.Пусть гремят барабаны поступиот земли к голубому своду.Занимайте дни эти — подступык нашему десятому году!Парад из края в край растянем.Все, в любой работе и чине,рабочие и драмщики, стихачи и крестьяне,готовьтесь к десятой годовщине!Всё, что красит и радует, всё —и слова, и восторг, и погоду —всё к десятому припасем,к наступающему году.[1926]
Реклама
Что делать?*
Если хочешь, забыв и скуку и лень,узнать сам,что делается на землеи что грохочет по небесам;если хочешь знать, как борются и боролись —про борьбу людей и работу машин,про езду в Китай и на Северный полюс,почему на метр переменили аршин, —чтоб твоя голова не стала дурна́,чтоб мозг ерундой не заносило —подписывайся и читай журнал«Знание — сила».[1926]