Бродить по пустыне под тяжестью жеста.
Талантливым быть – бесконечный укор.
И горечь, и праздность, и даже блаженство.
Талантливым быть – до распахнутых звезд.
Быть скрипкой – немного, решительно, нервно.
Талантливым быть – гениальный вопрос.
Быть первым во всем. Одиночество первых.
Когда мой человек...
Когда мой человек превращается в лифт,
он становится слишком печалеподъемен.
Он хранит свою жизнь в расширении *.gif.
С расширением *.tif он почти не съедобен.
В расширении *.doc он меняет шрифты.
И молчит, и молчит, увлеченный шрифтами.
С ним реклама в жж переходит на "ты",
не решаясь пройти между глупыми нами.
Когда мой человек превращается в нефть,
он горит, как звезда в новогоднем экране.
Его аська боится за ним не успеть.
Между смайлами, скобками – и временами.
Когда мой человек обижает меня...
Обижается сам. Пустяком. Троекратно.
Я пытаюсь уйти. Я пытаюсь понять.
Я – маршрутный автобус "Туда и Обратно".
На север от
Совсем ничего не знать.
(не знать никаких желаний)
Отправиться на Юкон, в лососе искать икру.
Встречается человек – приходит октябрь ранний.
Прощается человек – и кажется, что умру.
На поезд, на самолет – по локти, по плечи снега.
Настолько святее дух – куда до него линять!
Встречается человек – рождается ломтик неба.
Прощается человек – и больно его прощать.
И лучше совсем не знать,
и лучше снаружи мерзнуть,
чем снова глядеть и злить и краскою в пол-щеки.
Встречается человек – как будто из пены создан.
Прощается человек – и губы его легки.
Полторы комнаты. Днепропетровск.
Полтора десятка мертвых кукол.
Полтора десятка свежих спален.
Этот город, вросший в репродуктор,
был уже не так орнаментален.
Этот город к вечности приставлен –
разбивать фабричные коленки.
Здесь гранитный и ревнивый Сталин
превратился в сходного Шевченко.
От Петра-Днепра не слишком много.