Тщета: Собрание стихотворений - читать онлайн бесплатно полную версию книги . Страница 5
КАТОПТРА
«Ревнителю отеческих преданий...»
И.Р.
Ревнителю отеческих преданий,Ценителю архивной старины,Вершителю обрядов и сказаний,Хранителю устоев кривизны.Носителю мистического знака,Властителю орнамента эмблем,Любителю при свете ЗодиакаПлести узор этических проблем,Строителю магического кресла(Дельфийского треножника) – тому,В ком Византия строгая воскреслаПо древлему уставу своему –За это всё, за лик старинно-новый,За жития мирского образец, —Случайный дар: хотя и не терновый,Но не лавровый – Миртовый Венец –В стране, где нет ни мирт, не олеандра,Приносит мудро «пленная Кассандра».25.XII.1915«Вы помните – ночью, в углу разоренном…»
Аните
Вы помните – ночью, в углу разоренном,Мы двое прижались на хламе дорожном.Последний огарок – светил только он намОплывом пугливым – да больше на что ж нам?В молчании мы расставались – и было,Всё было без слов решено и понятно.Мгновение каждое вечностью стыло –И так быстролетно, и так невозвратно.Вы видите – встреча нам радость пророчит,И осени солнце по-летнему ярко –Но жалко мне, жалко той горестной ночи,Той боли прощанья – в миганьи огарка.Потерянный рай лишь нам видится раем –Он не был тогда им, но станет теперь им.Мы знаем, что любим – когда мы теряем,А до или после – не верим иль верим.30.IX.1916. Владикавказ«На юге, где зимою лето…»
Эрфиксу (телегр.)
На юге, где зимою лето,У вас всё так же стынет кровь –И не даете вы ответа«Ни на письмо, ни на любовь».Всё тот же милый, где вы, где вы?Вас ждет всё та же красота –Ее глаза, мои напевы,И ночь, и тайна, и мечта.7.X.1916ГЕНИЧКЕ-СОМУЧИНИЦЕ
Претерпевшие обильноОт сосудов благодати,Упокоились бессильно –Кийжда на своей кровати.Но, восставши утру рану,Одесную и ошуюЗрят взывающих осанну,Вопиющих аллилуйю.И бегут, не пивши чаюДушит драма, давит рама,Даже поезд пропуская,Мимо трама, мнимо прямо.Без оглядки – всё печальней,Но наружно – всё престижней,По Владимирке ли дальней,По Ивановке ли ближней.Но, вернувшись, в тонце сне им,Внутрьуду и внеуду,Кап – сосуды, кап – елеем,Обоюду и повсюду.И к прибежищу заяцам –Ко кроватке кийжда волит,И молитвенным абзацемВосписует и глаголет:Николай Угодни – чудом,Медитацией ли – Брама,Воспрети святым сосудамЕздить семо и овамо.26.XII.1917«Полу-смеясь, полу-тоскуя…»
В.И.
Полу-смеясь, полу-тоскуя,Полувсерьез, полушутя,Разводы путаные вскуюВокруг да около плетя,Мои причуды и прикрасы,Энигм и рифм моих кудель,Моей улыбки и гримасыОчередную канитель,Я приношу Вам, как игумну –Полу-обет, полу-обман,Полузаветный, полоумныйПолу-устав, полу-роман.И заодно с ним – полу-полыйЭмблематический пирог.Ах, в этой пляске встречных «полу»Его лишь цел пока зарок.И сердца жар, что тает, плавясь,И жар плиты – Вам в честь, и в месть –Примите всё: вот так, как есть –Полу-гневясь, полу-забавясь.4.III.1918М. М. ЗАМЯТНИКОВОЙ
Можно мне, Марья Михайловна, в Вашей порыться корзиночке?Я ничего не перепутаю, роясь привычными пальцами.Как на мою она похожа – разве уложена и наче –Так же в ней книги и травы перемешаны с мукою и яйцами.Нет, непохожи: певцами лесными любимы – узорныеТравки те Ваши целительные, за луговыми покосами.Травы мои – ядовитые, зелья мои – наговорные,По-над болотами, знаемы одними сердитыми осами.Ваши прошивки – мережками, Ваши дорожки-то строчены,Ваши убрусы-то вышиты искусницею Вероникою.А у меня-то – присухами болиголов изуроченныйГорько любуется издали полевой медвяной гвоздикою.И всё же нам одна и та жеУпала участь на плеча:Обеим нам – стоять на стражеУ заповедного ключа.Беречь от копоти и сажиСвет уловимого луча.Дороги жизни делать глаже,Вам – терпеливо, мне – ворча.Но риза Вам видна, ея же –Что день – свивается парча,Когда горит в бессрочном стаже –Что ночь – заутрени свеча.А мне – в тоске, игре и блажи,Чужие цепи зря влача,Служить, хранить – не зная даже,Чья вручена мне епанча.И Вам – пребыть в святом мираже,Не спрохвала, но сгоряча.А мне – на миг, в чужом плюмажеМелькнуть – и сгинуть, отзвучав.29.III. – 1.IV.1918«Анафемы и аллилуйи...»
И. Эр.
Анафемы и аллилуйиКрутя в рифмованную нить,Мой крематорий посетитьПридите – хоть без ветки туйи –Она на мысе Гвардафуи,О ней в Москве напрасно мнить,Анафемы и аллилуйиКрутя в рифмованную нить.Хочу я с губ поэта питьЕго стихи – не поцелуи –И грех дразнить, и святость злить,И все в полиелее слитьАнафемы и аллилуйи.9.VI.1918НА СМЕРТЬ ЭР-ГА (если бы он умер)
Кто был грешней в прелюбах ассонанса?Кто больше трепетал громов Синая?Чья лира – явным обликом Альдонса –Неузнанная лама Дульцинея?Где Ваш испанский меч, бесстрашный рыцарь?Где строфуса перо на Вашем шлеме,Парижский герб и флорентийский панцирь?Ах, всё, ах, всё – в средневековом хламе.Рубашка Бланш приспущена местами –Печали в знак – в пустующем театре.Ci-git Poete qui au siecle vingtiemeFut le plus grand de tous les petits maitres [6].31.VII.1918НА ВЫЗДОРОВЛЕНИЕ ЭР-ГА (если бы он остался жив)
По-своему – смеясь и досадуя,Притворствуя, дразня, вышучивая,Я с радостью в Ваши вглядываюсьСозвучия и противочувствия.Вы смотрите измокшим котеночком,Чуть вытащенным из воды на берег:Висят еще лапки беспомощные,А когти уж выпущены в за гребе,А ветер уже шерстку опахивает,А солнце уже щурит глаза ему.Минутка – и прыгнет, отряхиваясь,И – мяу на четыре окраины.VII-VIII.1918А. КОЧЕТКОВУ
I. «Что, кроме песни, дать поэту?..»
Что, кроме песни, дать поэту?Что, кроме песни, даст поэт –Очаровательный приветРазочарованному свету?Споем ли песнь, еще не пету?Быть может, да, быть может, нет.Что, кроме песни, дать поэту?Что, кроме песни, даст поэт?Пойдем искать весенний цвет –Мечты счастливую примету,Но если не найдем, не сетуй –На скорбь, и страсть, и смех – в ответЧто, кроме песни, дать поэту?II. «Смотри, смотри: еще вчера под снегом…»
Смотри, смотри: еще вчера под снегомТвои поля как мертвые лежали –Зимы немые, белые скрижали –А нынче вдруг, навстречу солнца негам,Стремглав ручьи, как рифмы, побежали.И первый цветик, маленький и скромный,Поднял головку, бледную немного.О, в час твоей печали хмурься строго,Томись, грусти, не верь – но помни, помни:За дверью – тайна, чудо – у порога.IV.1920Е. РЕДИНУ
Ваш дальний родич, светлый Моцарт,За то что жил и пел легко,Испил отравы тайной оцет,Налитый дружеской рукой.Но в наши дни иные травыИным сжинаются серпом –И стих, пропетый для забавы,Нам служит огненным столпом.21.I.1922ЕМУ ЖЕ
Не хочется дразнящий силуэтМне Вам писать на Ваши именины,Но, вспомнив лад галантный и старинный,Вам посвятить ласкательный сонет.Итак, примите дружный наш приветЗа то, что в век нестройный и бесчинныйВы пишете без цели, без причины,Как пишет только истинный поэт.О, в песне Вашей процвела наглядноСухая трость лозою виноградной,Чей плод вернет полузабытый рай.Нам не уйти из радостного пленаИ мы легко прощаем, если пенаИгры таланта льется через край.4.II.1922АВТОРУ CI-DORE
А. Кочеткову
Ты вопросил – нельзя нелепей –Расширить детские глаза:«За что в греховном Ci-ВертепеЯ отпущенья ci-коза?»За то, что ты гулял, проказник,Средь белых рук жестоких лилий,«Когда мы чтили каждый праздникИ каждый цветик на могиле».За то, что, когда мы безбожноЛомали – для жены – ребро,«Перебирал ты осторожноСтрун утомленных серебро».И, наконец, за то, что ныне«От пляски с пеньем на заре»Уносишься «еще невинней»К своим лягушкам в Ci-Dore.12/25.VI.1924М. СЛ. («Опять Ваш день,Михал Иваныч…»)
Опять Ваш день, Михал Иваныч –В июле беды все лихи –Опять кропать мне, поздно за ночь,Вам именинные стихи.В моей заигранной колодеНемало нераскрытых карт –И к ним влечет меня, уводитВоспоминания азарт.«Онегин, помните тот» вечер,И перса пышные хлеба,Когда углом впервые встречнымСвела две линии судьба?К Вертепу дверью оказаласьПекарни узенькая дверь.Но я «неузнанной» осталасьДля Вас тогда – как и теперь.С тех пор все знаки в ЗодиакеСменило солнце три раза –А мы всё грызлись как собаки,Как кошки фыркали в глаза.И даже становилось жалко,Когда стихал сраженья пылИ несговорчивый МихалкаКак агнец тих и мирен был.Но в смене Ваших декорацийСледила я и взгляд, и жест –И ведал тайну муз и грацийВаш полустертый палимпсест.И на лице бесстрастном этом,Где стынет стали полоса –Клянусь, я вижу КифарэдаОпустошенные глаза.И этот голос монотонный,Где моря пенится бурун –Клянусь, я слышу потаенныйНестройный рокот строгих струн.И этот жест, где вызов скован,Где за враждой горит любовь –Клянусь, я чувствую: готов онСразиться насмерть с Музой вновь.Так вот что мне шептали карты,Тасуясь в вещей пестроте,Пока Вы августы да мартыВлачили в тусклой немоте,Сажали птенчиков по гнездам(Кляня меня исподтишка),Гадали по вертепным звездамО дальнем будущем стиха.А шифр на последней картеРастолковал мне старый парс:Своей Comedia dell’ ArteНе обратите в жалкий фарс,И не топите сердца грузаНа дне приманчивом стекла –Зане боровшемуся с МузойИ побежденному хвала.12-25.VII.1924М. М.
Удел досадный и нелюбый,Но одинаков у двоих:Ты век свой кротко лечишь зубы,Я – заговариваю их.Морочим головы мы людям,Ты – по науке, я – стихом.И верно после смерти будемПомянуты мы не добром –А станут, в запоздалой злобе,Одно и то же говорить:Они умели ловко обеГлаза нарочно отводить.Никто, внимая нашим сказкам,Не угадал, в конце концов,Что за чужою темной маскойТаилось ясное лицо.Что ж, так и будем в жизни длиннойВытягивать бессрочный стаж –Пока не стала бормашинаИ не сломался карандаш.22.VII.1924МИЛОЧКЕ АНГЕЛИДЗЕ
I.«Помечтала барышней уездной...»
Помечтала барышней уездной,Почитала Жития монашкой,Постояла куколкой любезнойРядом с палевою в розах чашкой,Соловьем запела во скворешне,Стрекозой на травке стрекатая,И лепечет под родной черешней:«Старый мир… прочь руки от Китая».Кто же эта в лицах небылица?Кто она – восьмое чудо света?Это Милка, в зелени Девица,В крыльях стрекозы – душа поэта.Это Милка в Скипе и в Вертепе,Плача и смеясь (но не пророча),Просто шьет из жизненных отрепийРедкого искусства узорочья.II. «Не потому ль от горькой жажды…»
Не потому ль от горькой жаждыПоблекнул уст твоих коралл –Что Пушкин-Редин не однаждыТебя стихами истязал?Не оттого ль, в приливе враждыТвои глаза как ихтиол –Что ван-Бетховен-Тюлин дваждыТебя романсом обошел?Но да, сгорая, не сгоришь ты,Да твой не расточится стих!Зане тебя восславлю триждыИ за себя я, и за них.16.IX.1924М. СЛ. («Карандашом в стакане…»)
Карандашом в стаканеМешая невзначай,Не мыслит он, что станетКастальской влагой чай.И выпив, вместо кваса,Химических чернил.Не мнит он, что ПегасаЗа гриву ухватил.Нет, борзому пиитеВнегда же песнь творить –Не ясти и не пити,А вяще – не курить.Молитвой и постамиПриуготовив дух,К созвездью Лиры прямоВзлетит он, аки пух.А мы, роняя шляпы,Знай будем созерцать,Как Кочеткову лапыОн станет пожимать.И мы протянем длани,Дабы писать сонет –Понеже и в стаканеБыл обретен сюжет.25.VII.1925СИЛУЭТ Л. БЕРИДЗЕ
Глаза – как две маслиночки,А ножки – ножик востренькой,Сама – совсем картиночкаВ сарпинке новой пестренькой.Терпя от инфлуэнцииИ с опухолью в ротике,Избачит в конференции,Замзавит в библиотеке.А дома – закузминится:– Хотя в политпросвете я,Но всё же именинницаВ осьмнадцатом столетии.Что мода музе простенькой!Прабабушкой оденется –И с комсомольцем КостенькойПройдет набором Ленинским.Ох, Милочка-вертепица,Чернява и косматенька,Беда, когда нелепицеВтемяшится тематика.16.IX.1925А. Б. (Моему издателю)
О, мой доверчивый издательИ слишком благосклонный друг,Боюсь, «Тщета» моя некстатиВ рождественский ваш недосуг.Но научил нас опыт грозный,Как надобно во всем спешить,Чтобы не оказалось поздноИ подарить, и получить.И вот, кишмиш перебираяК традиционным пирожкам,Одною мыслью занята я:Как угодить, конечно, вам.Итак, примите без ремарок,От коих киснет даже сласть,Не к святкам от меня подарок,Но вам довлеющую часть.Ах, не писал икон изографТаким рачительным письмом,Как я сей авторский автографНа экземпляре именном.24.XII.1925SONETTO DI PROPOSTA
М. И. Слободскому
Всех наших улиц обогнув углы,Вы за город отправились намедни,Чтоб показать (о, восхожденья бредни!),Как лезут вверх певучие ослы.Но стало Вам уже не до хвалыТерпению – у дождевой обедни.Хоть и на спуске ливень, хоть не все дни,А на ногах не крылья – кандалы.И поделом. Хотите быть поэтом –Не портите поправками стихиИ не лягайте критиков при этом.Но все сии отпустятся грехи,Когда Вы мне ответите сонетомИной, на те же рифмы, чепухи.8.VIII.1926«Жили мы в избушке на курьих ножках…»
Жили мы в избушке на курьих ножках,Был нашим домом Palace-Hotel.Sleeping-саг’ы на далеких дорожкахНашу покачивали постель.Нам ли пристало ждать на перекрестке,Коммунхозов, Жилсоюзов меж –Если цел на недожатой полоскеТихий, сельский, английский коттедж?Где гложет поток каменное ложе,Где липа цветочный ливень льет –Поздним вечером постучит прохожий:– Терем-теремок, кто в тереме живет?Если девушка, будешь мне сестрица,Мужняя жена – сыном зови.Настежь дверь — Шемаханская царица,Выдь в звездах печали и любви.Ляг, платок, облаками по закату,Месяц, стань запоной на груди.Сказка – быль, в Грановитую палату,Правда – выдумка, гостей веди.10.VI.1927«Радоваться? – не под стать мне…»
Всев. Рожд.
Радоваться? – не под стать мне.Жаловаться? – не закон.Счет мой потерян потерям.Счастье мое – на беду.Пусть. Отдаю, безвозвратнейЖизни, свой песенный стон –И, очарованный зверем,Вслед за Орфеем иду.2-15.VIII.1927«Легкою предстанет переправа…»
С. Аргашеву
Легкою предстанет переправаЧерез упредельный перевалТем, кто, начиная путь, сказалПолной мерой голоса – октавой:«Жизнь моя мучительное правоВ каждом слове закалять металл».Но оправданы мы – только еслиВ песнях жизнь, а не в жизни песни.7-20.IX.1927ЕВГЕНИЮ АРХИППОВУ
I. «А ночи в июне-то росны…»
А ночи в июне-то росны,А святками ночи морозны,Морозны те ночи да звездны.А дети небесные – зориВ снежки-то играют на взгорье,Купаются, сонные, в море.А в комнатах старые вещиТревожатся шорохом вещим:– Отслужим, и оросят нас в пещи,А книги в священных покровах,Как в ризах церковных парчовых –Личинах таимых даров их.А верные до смерти звери,Хранители ложа и двери,В святой, неоправданной вере.А люди – не чудо ли в чуде?Разлюбит, уйдет и забудет –Но был он, и есть он, и будет.Что, нищий, ты рад или нет им –Таким вот бесценным, несметным?Что дашь ты им даром ответным?Вот – только глаза, что жалели,Когда, закрываясь, тускнели,Что мало на милых глядели.Вот губы – когда застывали,Скупые, коснея, шептали,Что мало они целовали.Вот руки – последним объятьемСмыкаясь над брошенным платьем,Скорбели, что нечего дать им.А если малым измерятсяХудые дары жизнетерпца,Вот – песнями полное сердце.Вот сердце — как рана, что кровиПолна – так полно оно, вровеньС краями, радением в слове.3-16.XII.1927II. «Начать приходится ab ovo…»
Начать приходится ab ovo [7] –Раз посылаю Вам яйцо,А не поэта томик новый,И не цветы, и не кольцо.С тех пор, как нас праматерь ЛедаСнесла – при всяческом концеЗабыть не вынудит и ЛетаО пра-булгаковском яйце.В яйце таится смерть Кащея(С полковником Белавенцом) –Не на нее ли мы надеясьНа Пасху всех дарим яйцом?Но знать бы надо нам для роста –Хотя, быть может, не к лицу –Что умереть не так-то просто,Как стать Колумбову яйцу.Мораль: в мире ссор и кляузУтешно видеть для певца,Что песня, хоть она не страус,А вылупилась из яйца.8-21.XII.1927.Владикавказ«За лепестки, что как улыбки были…»
Клоде Архипповой
За лепестки, что как улыбки были,За россыпи улыбок как цветы –Чем отдарить? скупым словом илиМерцающим о тсветом мечты?Моя мечта, как и нога, хромает –Ловчее бы ей крылья, а не трость.Зато потом, в Тьмутонарымском крае.Ее налет Ваш будет частый гость.Так рада я, вздыхая еле-еле(Молчи ты, сердце-собственник, не лезь!),Что будет Вам дано на самом делеУвидеть то, что только снится здесь.Широк наш мир, богат он, и красив он,И весь он Ваш – на запад и восток –И столько в нем к невиданным заливамНепройденных дорог.Когда-нибудь расскажете Вы сами,Как в Солнца Восходящего СтранеСмотрели лани кроткими глазамиНа женщину нежнее, чем оне…20.III – 2.IV.1928«На голове клетчатая кепка…»
Кате Юрченко
На голове клетчатая кепка,Кожаный портфель в руках.Из вуза отстукивает цепкоНа службу нешаткий шаг.Длинные глаза до щелки сузит,До нитки губы сожмет.Такая – пройдет в любом союзе,Такая – свое возьмет.Вернется домой – раскинет руки,Раскроет глаза – всю ширь –Она весь день с душою в разлуке,Она не может так жить.Разрезом смотрит серых миндалинНа всё, что дразнит пестро,Всегда удивлен и опечален,Всегда обманут – Пьеро.23.XI.1928«Искусства мнительнейший ревнитель…»
Евгению Архипову
Искусства мнительнейший ревнитель,Служитель требовательный Муз,Вы с чужестранкою захотите льВступить в рискованнейший союз?А половчанину полонянкаБыль ль желанна так и жалка,Когда б не вкрадчивая приманкаЕму невнятного языка?30.III.1932ДРУЖЕНЬКЕ-СУХАРИКУ (Е. Р-ч)
Для внимательного взораЧто ни шаг, то и новинка:Прежде – риза для собора,Нынче – сумочка для рынка.Прежде – частная квартира,Нынче – общая жилплощадь,Где один зудит Шекспира,А другой – белье полощет.Прежде – «вместе жить до гроба»,Нынче – «погостить денечек».Но напрасно старость злобаЭти новшества порочит.Ведь в качанье коромысел –Было сверху, стало снизу —Виден скрытый некий смысел,Тайной правды явный вызов.И в парчу одета правоБедной жизни принадлежность,И не так напрасна, право,Кратковременная нежность.23.XII.1932-3.I.1933РОНДО
М. В.
Покорен власти сласти кофе,Сердечный стихнет перебой,И, хоть намечено судьбой –Не состояться катастрофе.Как слог излишний в апострофе,Как во скафандре гул морской,Сердечный стихнет перебой,Покорен власти сласти кофе.Ваш дивный дар на перепойСклонит воздержность в философе,И сочинит, само собой,Вам мадригал поэт любой,Покорен власти сласти кофе.27.IV.1933А. С. КОЧЕТКОВУ
I. «В одеянье злато-багряном…»
Надпись на книге «Лирика Гёте».
В одеянье злато-багряном(Это мед или это кровь?),Как елей целительный к ранам,Низошла к нам Лирика вновь.Равноценной должны монетойОплатить полноценный счет –Этой сладкой и жаркой этойПосетительницы приход.Отдадим ей сполна, без торга –Сколько смог читатель нести –Злато пламенного восторга,Сладкий дар признательности.12.V.1933II. «Прежде рыцарь к славе Дамы…»
Прежде рыцарь к славе Дамы,Чтя устав ее закона,Жег языческие храмы,Поражал мечом дракона.Ныне рыцарь тащит ДамеДров вязанку – это шутки?! –Ей уступит место в траме,Станет в очередь на сутки.Прежде Дама награждалаСвыше меры (in duecento [8]):Из окна цветок роняла,Меч повязывала лентой.Ныне Дамина наградка –О бесценная заботка! —На протертый локоть – латка,На голодный зуб — селедка.Разве лик искусный скверен,Хоть уродливая рама,Если рыцарь так же веренИ прекрасна так же Дама?12.V.1933III.Летний отдых
В вагоне жестком ежась на полатях,Перипоэтик жалостно стонал:– Я счастлив был, я был перележатик –Зачем передвигатиком я стал?!Праздношатающихся – ну их к ляду! –Зачем мне по музеям разводить,Трепать язык часов двенадцать кряду –Нет, мне перетрепатиком не быть!Писателю писатель всё же братик –В Дом Отдыха Писателя скорей!Недоедатик и перепиватикТам отдохнет душою от скорбей! –В вагоне тряском, каясь пред народом,Переезжатик скорбно вопиял:– Я счастлив был, я был ех-курсоводом,Зачем на грех я домоседом стал?!Вставать и спать ложиться по команде,Гулять, и есть, и пить – по звонку –Страшнее мук не описал и ДантеВ своем девятом адовом кругу!Домой, к себе! там отдых и природаНебесная – двадцатый бельэтаж,Лифт на замке, и полная свободаГотовиться на высший пилотаж! —Но дома страшный зверь перекусатикВсе зубы-когти так в него вонзал,Что отдыхающий переписатикПобрел тихонько снова на вокзал.23.V.1933Д. С. УСОВУ
Кто, не чуждаясь беззаконной смесиТрагических и комедийных сцен,Укрыт за толщей монастырских стенОт буйства многолюдной, шумной веси,Расина том берет наперевес – иУходит в сад, где медом дышит тлен,И там сдается в лепестковый пленДевице-в-зелени и барской спеси.А возвращаясь к полноте кошниц –Пушистых лар домашние пометки –Находит вязь изысканных страницИ – лучшее из лучших – дремь ресницИ выгиб стана, сквозь атласной сетки,Живой и теплой, смуглой Танагрэтки.30.VI.1933. God’s acre«Когда б, цветам подобно, раскрывать…»
Клоде Архиповой
Когда б, цветам подобно, раскрыватьЛучистый венчик умудрялись кошки,Одежды лепестковые застежкиДождем омыв, на солнце осушать –Я стана б кошкой Вас именовать,А если бы цветы имели ножкиРезвей котят, чтоб бегать по дорожке –Хотела бы цветком я Вас назвать.И вот вдвоем, не чуждые раздора,Порывисто-тревожная Гатор,Пленительно-приветливая ФлораО Вас заводят своевольный спор,Вплетая Вам во нрав двойной узор.А имя Вам – от них же – Цветангора.Попросту, без затей,В quasi сонетной коде,Клоде скажу моей.Быстрой и нежной Клоде,Что она мне милаТак же, как Зу-царапка,Что мне радость далаВерная ее лапка,Что без нее мой путьСтанет сухою палкой –Некому выглянутьИз-под листа фиалкой.4.VII.1933«Меж вымыслов лирических косметик…»
А. К. (с пудрой)
Меж вымыслов лирических косметикПриманчивей, обманчивее нетТой, под которой маленький поэтикВдруг явится нам как большой поэт.Скрывает благодетельная пудраШершавости, лоснистости грехи,От критики утаивая мудроНеловкие, неверные стихи.Истертое, истрепанное словоНеслыханным показывает вновь, –Беспамятно, бессмертно… бестолково…А имя той косметики — любовь.Она, любовь – единая, простая,От света к тьме блаженно низойдя,Всё зная, всё терпя и всё прощая,Булыжник в перл созданья возводя…И есть другое: смоет краски гримаХолодная и трезвая вода —И глянет бледно, станет недвижимоЧто искрилось, мерцая, как звезда.Посмертным удаляет омовеньемЦветы и пятна, музыку и шум,И жизни ложь являет правды тленьемБезжалостный разоблачитель – ум.Ну что ж, друзья! чему хотите – верьте,А у меня безумие в крови –Я не хочу правдивой прозы смерти,Я – за обман стихов живой любви.P.S.Не приложить ли шифра ключ при этом,Хотя его всяк знает про себя? –Надеюсь, Вы меня большим поэтомСчитаете, безропотно любя.12.V.1934«Не в тягость? Цепь? но ведь тогда покорно…» (С. Шервинскому)
Для пленников их цепь была не в тягость.
С.Ш.
Не в тягость? Цепь? но ведь тогда покорноОни ее дотянут до конца.Нет, пусть она грызет пилою кости,Пусть жерновом раздавливает плечи,Пьет жадной сушью жизни свежий сок! –Тогда-то пленники поймут: иль лечь имЗасыпанными в душащий песок,Иль вздохом ветровым – не человечьим –Наполнить грудь придавленную, чтобУпали разом ржавые оковы,И воздух вечно вольный, вечно новыйОхолодил сухой, горячий лобИ тем глазам, что к гибели готовы,Открыл явленный, благостный простор.В нем – век не кончат, зыблемые далью,Влекомые любовью и печалью,Отсвечивая жемчугом и сталью,Струи реки согласный в чем-то спор.В нем сизые с седой каймою тучиСберут дожди в тугой, упругий клуб,И с самой верхней, синезвездной кручиШвырнут его в разрез сухой, колючийЗемных, потрескавшихся, черных губ.И будет пить земля, и камень каждый,И стебель каждый примет щедрый дар.Нет мук душней, чем раскаленный жар,Нет стрел острей, чем молнии удар,Нет счастья слаще утоленья жажды.А дальняя, невидимая синь,Укрытая от века в доме отчем,Приоткрывая заревые очи,Посмотрит: так ли дождевая хлыньЕе веленья выполнит. А впрочем,Всё хорошо. И вовремя грозаПришла к нам в час последний, в час вечернийОмыть целящей влагою, из-заСквозной фаты, усталые глазаПорадовать «нежней и суеверней».P.S.Простите, милый наш сосед, что я,За вами следуя, свернула всё жеС тропы широкой белого стихаНа узкий поворот случайной рифмы.И мой «небрежный карандаш» простите:В «рабочем кабинете» нет чернил.Не отольете ли вы нам той влаги? –Но только не лилово-канцелярской,Не красно-цензорской, и даже неГолубоватой – для любовных писем –Но черной, черной, как душа злодея,Иль как печная сажа, иль как ночьНа юге, и надеяться не смеяНайти в ней кладезь рифм к Шелли смочь,Я ею белые стихи замажу,С которыми – ведь вот – никак не слажу!22.VI.1935«Ступит ли на островерхий скат она…»
А. Ахматовой
Ступит ли на островерхий скат она –и, не оскорбив занозами,зацветет кремень нечаянно-негаданнофиалками и розами.Тронет ли сновидица-загадчицаузкою рукой, кручинною –лед арктический растопится, расплачетсяслезой аквамаринною.Взглянет ли – неслыханно, невиданнои земля, и небо – заново,сердца больше нет в груди, дотла сгорит оносвечою воску рдяного.Усмехнется ль, нехотя-то, молча-то,рта надменной половинкою –дорассветная звезда дрожит стекольчатовстающею льдинкою.А споет от полуночных снов онаи от месяца щербатого —что песня на земле у нас прикованаи названа: Ахматова.8.XI.1935«Где Вы теперь? Кто Вам кусает ушки?..»
Инне Кочетковой (Хо– Зайке)
Где Вы теперь? Кто Вам кусает ушки?Куда ушел Ваш хозайчонок Зай?Сменили Вы старковские ПодлужкиНа черноморский полу-Парагвай.Конец любви. Обычная развязка.Что письма Вам, все рифмы, клятвы все –Когда иной прельститель, новый ВаськаВас соблазнил в затоне Туапсе.17.XI.1935«Средь переулков неувязки…»
Е.В. Шерв-ской
Средь переулков неувязки,Пройдя за подворотней гать,Куда как мило повстречатьАленушку из доброй сказки.Ловка, заботлива, щедра,Она – что вечер – холит братца,А он-то норовит убраться –Что день – с сестрицына двора.В лесу кузнечиком стрекочетВесь день-деньской, да напролет.А там – то леший обойдет,А то – русалка защекочет.Заголосит, попав в беду,– Ау, Аленушка-сестрица,Что мне покушать, как помыться?Домой дороги не найду! —Верна, как ниточка иголке,Она дорожкою прямойЗа ним – и мчит его домой,Что духу есть, на сером волке.А дома стол бисеровойУставит сластью: — Пей да кушай!Вдругорядь знай – сестрицу слушай,Не то простишься с головой. –Блюдет хозяин-знахарь, чтобЗасов собачка сторожила,И кошечка мышей ловила,И деткам худа не было б.Пошепчет, счастью не завистник,Над ними вещий заговор:– Цвети, viola tricolor [9],Будь сам-четверт вовек трилистник. –Так вот, Аленушка, мой свет,Плутая на зайчиных стежках,Вы и к моей на курьих ножкахИзбушке протопчите след,И заходите спозаранку,И погостите допоздна.Яга не страшная, онаПеревернется на изнанкуИ подобреет. Скажет в бровьМедведю: – Миш, не будь растяпой,Погладь-ка плюшевою лапойИх на совет да на любовь. —Сову-заботу сгонит: – брысь! –Велит Аленушке: – не бойся,Судьбиной-счастьицем умойся,Таланом-долею утрись. –Ох, примете ли Вы без спораПоля исчерканных страниц,Догадки сущих небылицИли домашнего фольклора?1.II.1936ЗА ТО, ЧТО В НЕЙ
А. Ахм-ой
За то, что – вот качнется в клетке комнат,Прильнет к решетке стен –И кажется, стоит наш утлый дом надПрибоем гулких пен.За то, что вся прозрачность, вся бездонность,Вся небосклона синь –В ней, через всю неверность, всю влюбленностьВолны, приливной вхлынь.За то, что в ней безжалостность и нежностьВ алмазной призме, иСлились в нечеловеческую смежностьГолубки и змеи,За то вот, что над ней, восстав из раниВремен, прошла гроза,Не ослепив, смертельно не изранивПрозрачные глаза.За то, что вновь – и непрестанно внове –При взлете этих рукЗаслышим мы в своем биеньи кровиИного сердца стук.И новым сердцем, вещим и смиренным,Поймем, что с нами – та,Кем пленены, нерасторжимым пленом,И песнь, и красота.За красоты поющее сиянье,За песни светопад –Как не отдать последнее дыханьеИ свой последний взглядВот этим раковинкам розоватымНа зыблемых перстах,Заброшенным – каких морей раскатом? —В наш побережный прах!17.II.1936ОН И Я (Sonetto di proposta)
Сергею Васильевичу Шервинскому
Он коллекционирует картины,Я коллекционирую людей.Весь мой расходец – серебро речей,Его, увы! банкноты и цехины.Но угостит порою горче хиныОбоих нас лукавый Асмодей, –Под видом антиквара – о, злодей! –Ввернет ему холстовые руины,Шепча: – бери же, подлинный Рембрандтец! –А дома – полужив, покинув Ост-Индею, спустится из рамы Иост.Мне ж, обернувшись другом, аграмантецХитона славы сунет бес и в пост,И вот – в ладонь вонзится скорпий хвост.20.II.1936НАЯВУ
А. Ахм.
Это правда? – пригласили на дом –Муза снизошлаи присела у чайного столас нами рядом?Диадему, снятую при входе,можно примерятьнам, и стоя пред зеркальцем, вздыхать:не по моде?!В милых пустяках и пестрых шуткахвпрямь часы бегуттак, что их лишь всего четыре тутв целых сутках?Нет, не Муза к нам спустилась долу –это мы взошливидеть утаенную от землиМузы столу.И в светлицах дивных – небо свод имв пламени зари –дерзкие и робкие дикари –колобродим.Подивимся лире: что такое? –тронем струны те,и они, дремавшие в немотеи в покое…Но нельзя об этом. Тише, тише, –мы домой идем,присмиревши, на цыпочках, тайком,только слыша,как поет – в Москве иль в Трапезунде –сердца мира кровь,что сегодня в нем расцвела любовь –Rosa mundi [10].5.VII.1936«Долетевший с вами горный ветер…»
Клоде Арх.
Долетевший с вами горный ветерМне донес подводный звон винеты,Милой жизни легкое дыханье,Взгляд любимых, чьи сомкнуты веки.Отнесите им вы строчки эти,С ними – все мольбы и все обеты,И мое единое желанье:К ним вернуться, и уже навеки.19.VII.1936.Старки«Еще вот здесь, пока у нас…»
А. Ахм.
Еще вот здесь, пока у нас,Совсем близка, почти доступна,Но миг – и скроется из глаз,Неумолима, неподкупна.А мы вздохнем (о, вздох ПьероВслед горлинке – Киприды птице!)И оброненное пероУкроем в сердце, как в божнице.24.VII.1936С. В. ШЕРВИНСКОМУ [11]
Кто был недаром именованШеллинским в прошлый месяц май,Когда, застигнут невзначайИ к нашей тачке пришнурован,Стал невпопад ошеллимован –Пусть за грехи, да через край.Но если нам в ту бочку дегтяХоть ложка меду натекла –То Ваши дивные дела:Влит зуд редакторского когтяВ лит-труд со-авторского локтяИ четверть Шеллия – цела.28.IV.1937ИНЫЕ (А. Кочеткову) [12]
Во многих смертных формах я искал
Того кумира тень, о ком мечтал.
Шелли
А те, кому ты был кумиром сам,Кто вслед твоим стихам, твоим глазам,Как мотыльки, летели, шли, влеклись,Притягивались, падали – и жглись, –О тех, об опаленных, об иных,Ты помнишь ли, забывчивый, о них?В свои тиски зажмет тебя тоска? —Знай, то иной сожженная рука.Не взвидят бела дня твои глаза? –Знай, то иной горючая слеза.Затянет пеплом сердца боль и кровь? —Знай, то иной сгоревшая любовь.Но если песней хлынет немота, –Знай, то иной, обугленной, уста.И если зашумит, как море, стихО тех, об опаленных, об иных, –То яблонь мира обирает цветЖестокий и невинный зверь – Поэт.26.V.1937«Он к нам слетел взорванным осколком…»
Л. Соловьеву
Он к нам слетел взорванным осколкомгранатным, взрывая нас,не понимающих очень долго,где правда – прежде или вот сейчас.Но там, где стал он, там легло семяжизни – прорастет, в срок взойдетдеревом, с которого – во времямира – оберем цвет и плод.Губы наши вспыхнут жаром цветабагряной крови – в нас и в немодной. Глаза загорятся – этоони запылают его огнем.И мы поймем, хотя бы и послетого, как переживем страхразлуки с ним, что жизнь – вечно возленего и нас, смертью смерть поправ.2.VIII.1942«Все потеряв, и бросив, и отринув…» (Екатерине — Михаилу)
Все потеряв, и бросив, и отринув,покинув дом, и скинию, и склеп,мы вышли ночью — несколько песчинок —искать веками чаемый вертеп.Пути к нему, смиряясь, волхв не знает,о нем пастух, встречаяся, молчит.Но вот гляди: с небес звезда двойнаяльет синие и желтые лучи.За ней, к нему. Но, затаив дыханье,едва себе осмелимся сказать,что светят нам в ее двойном сияньето светлые, то темные глаза.Что здесь они тоскуют с нами рядом,как мы — в дорожной тусклые пыли,что там они взирают вечным взглядомс высот небесных в глубину земли.Что, может быть, как нам — они, кому-тои мы — лучей таинственная быль,А наше всё страдание и смута —лишь звездная сияющая пыль.Что в хороводе, легком точно воздух,бескрайном, как весенние поля,не различить нам — что глаза, что звезды,не разобрать, где небо, где земля.Что, наконец, не знаем лучшей доли,как в небесах взойти на Млечный Мост —и, обомлев от счастия и боли,пролиться ливнем падающих звезд.25.VI.1922«Онегинская строфа»
Перестоявшись, киснет нектар,Впрок солят только огурцы.Давно и «Новь», и сам «Прожектор»Простерли к Вам свои столбцы.Вас извещает Тахо-Годи,Что он к осенней непогоде,Мечтой иль Павловым влеком,Готов издать Ваш первый том.А Вы — писанием «методикИ восхожденья» занялись,Вы — наш arbiter и стилист,Инструментатор и мелодик!Вот так-то, чтя полезный труд,Поэты улицу метут.Но нет, земли ничтожный сорНе затемнит правдивца взор,Не заградит уста поэтаЧужой молвы бездушный толк —Свой щедрый дар, свой вольный долгТы вспомнишь, данник Мусагета!Уйдешь от ласковых долин,Как ветер волен и один,Туда, к пустынной горной келье,Где буря правит новоселье.И там увидишь землю тыТакой покинутой и пленной —Что к ней рванешься с высотыПотоком песни солцепенной.Рондо с кодой («Влача рифмованные цепи…»)
М.И. Слободскому
Влача рифмованные цепи,я говорила — или нет:о дне рождения на свет,о дне рождения в Вертепе.О дне, в который дикий стрепетслетел к нам, — полевой поэт, —влача рифмованные цепи,я говорила — или нет?Кто задирался много летв немом и безответном склепеи вышел к нам — и в песни трепетон преломляет тень и свет,влача рифмованные цепи.Освобожденному — привет,новорожденному — в Вертепе.4-17.VII. 1924.«Пускай велит Вам разум разом…»
М.И. Слободскому
Пускай велит Вам разум разомИ дом, и город покидать:Владивосток с ВладикавказомСумеет сердце срифмовать.Разлуки северная вьюгаРастает в памяти тепле.Ах, все в гостях мы друг у друга,И все мы гости на земле.7.III.1928.Рондо («Когда Вертепу Вы явились…»)
М.И. Слободскому
Когда Вертепу Вы явились,Анчара острый иверень —и Вашим чубом набекреньи Вашим ямбом мы пленились.Мы все стихами разразились,кто бросив немощи, кто лень —когда Вертепу Вы явилисьАнчара острый иверень.С тех пор, что год — разлуки тень:поразбрелись, переженились…Но уцелевшие решилисьстихами вечно славить день,когда Вертепу Вы явились.КАК ОНО БЫЛО
М.И. Слободскому
Да, вечер был, скажу без лести,достоин всяческих похвал.Е. Редин, как "невольник чести",гостей радушно принимал:На примусе варил картошу,селедю чистил, резал лук,и рифм городил горожу,и уж конечно — клюк да клюк.А. Кочетков с большим талантомлитровку под полой припер —а после резвым Росинантомдо света бегал в коридор.Грустна (в кармане ни динара)была Меркурьева сама,без памяти от Сан-Бернараи от Хохлова без ума.Но вовсе не сова Минервыих провожала до угла, —а Ваша тень, пугая нервы,в трусах и майке рядом шла.Ворчала эта тень (без ссор Выподпишетесь, пролив слезу):«В дым, в доску — пропасти и прорвы!А я вот — ни в одном глазу».Но не скорбите, — толку в том нет,а тяпайте — пора давносюда, где любят Вас и помнят,где ждут Вас рифма и вино.24.V.1934«Вертепу»
Лихой порою, в черный годразрыва уз и скреп —в изломе гор, у спада водявлен был нам Вертеп:простая бедная нора,холодный темный склеп.Но с братом брат, с сестрой сестраспешат, спешат в Вертеп.И свят не свят, и рад не рад —идут — и зряч, и слеп,с сестрой сестра и с братом братв ночи искать Вертеп.Неверен шаг, безвестен путь,но чаем, люб и леп,но где-нибудь, но кто-нибудьпровалится в Вертеп.«Легенда, созданная раз…»
Е. Редину
Легенда, созданная раз,Останется творимой вечно.В тоске ли, в радости беспечнойТворим легенды тайный сказ.Для новых уст, для новых глазМеняя облик бесконечно,Легенда, созданная раз,Останется творимой вечно.Буди восторг волною встречной,И если истинный алмазТы временам восставший: АзЕсмь Поэт, — Дорогой МлечнойЛегенда созданная раз.Вчерашней имениннице
Антонине Бёме
Пришлось нам править ваши имениныВ день преподобной — но не Антонины.Ах, перепутал чей-то дух лукавыйВсе имена, календари и нравы.Но ловим мы почтить предлог удобныйДень бесподобной — хоть не преподобной,И верим твердо, что ваш ангел нежный,Хотя и ложный, примется прилежнейИ неусыпней (или непробудней)Блюсти все ваши прихоти и плутниИ ниспошлет вам, но не что попало —Не обожателей: и так не мало,Не реквизиторов: и так их много,Но пусть, о пусть вкруг вашего чертогаСо всех сторон, куда ни глянет око,Кипят моря божественного мокка,Стоят пирожных горные громады,И винной негой плещут водопады.Ведь радость в жизни горестной и пленнойВсегда была минутной и блаженной,И хмель ее, чем горче, тем любезней —В вине он, в поцелуе или в песне.О, в этой жизни горестной и жуткойУмейте жить, умейте жить минуткой.11.IV.1921«Сказаны все слова…»
Антонине Бёме
Сказаны все слова,И все позабылись.Я вот — едва жива,Вы — отдалились.Что же? не все ли равно,Что изувечено,Если не два, но одноНыне и вечно?«Вам привет плетя узорно-чинный…»
Антонине Бёме
Вам привет плетя узорно-чинный,С кем сравню, кому Вас уподоблю?Белому ли цветику жасмина?Ягоде ли синей — гонобоблю?Меж цветов Вы — голубая роза,А меж ягод — белая малина;Меж стихов — ритмическая проза,Между женщинами — Антонина.Вся Вы — смесь подобранных контрастов,Ваша жизнь — ряд противоречий,Над мечтой у Вас — безумье власти,А рассудком каждый шаг отмечен.Знали вы, куда идти в туманахНепроглядной безудержной страсти,Верная до мелочи в обманах,Любящая чутко — в безучастьи.Направляясь прямо к двери ада,Вы и в рай, конечно, попадете:Верно уклонившись там, где надо,Правильно сойдя на повороте.Я ж, любуясь Вами после смерти,Как при жизни Вами любовалась,Поспешу и на тот свет, поверьте, —Чтоб и там Вас встретить мадригалом.28.VI.1924.АНТОНИНЕ БЁМЕ
За много лет сегодня первый раз,что у меня нет темных роз для Вас.Вы знаете, ведь это потому,что хлеба нынче тоже нет в дому,что больше нет — преданной руки,для Вас опустошавшей цветники,а для меня хранившей хлеб и соль,себе оставив только труд и боль.И вот нам — полынь земных полей,а розы неба — Ей, все розы — Ей.Но, может быть, сквозь прорезь этих строкОна и Вам бросает лепесток.23.VI.1931Милочке Беридзе. Надпись к портрету. (если б он у меня был)
Склонясь над книгою ученой,Как будто вправду занята —А лук и стрелы КупидонаТаятся в складочках у рта.И губ ея разрез карминныйИ в тоненькой руке перо —Напомнят грешный и невинныйВек мадригала и Дидро.Но "флейте нежного Вафилла"Не всех дано очаровать;И не Людмилой — ПоэтмилойЕе хотелось бы назвать.«С нежностью нагнусь я над мешком…»
Кате Юрченко
С нежностью нагнусь я над мешком —простеньким, пустым, бумажным.Был он полон золотым зерном,на простые деньги не продажным…Редкому — на золото цена.Редкая моя находка —россыпь, да не денег, не зерна —Сердца — золотого самородка.И храню я бережно пустойсверточек бумажный —память о привязанности той —и не покупной, и не продажной.15.I.1934
Здесь покоится поэт, который в двадцатом веке / Был величайшим из всех малых мастеров (фр.).
от начала начал (лат.; букв: от яйца)
в тринадцатом веке (итал.).
фиалка трехцветная (лат.).
Роза мира (лат.).
Надпись на книге Шелли. (Примеч. автора.)
Надпись на книге Шелли. (Примеч. автора.)