На Варшаву спускалась прохладная летняя ночь. Граф Вацлав Левандовский любил такие — можно было подумать, повспоминать или, скажем, встретиться с нужными людьми. Ночь могла скрыть и смыть всё, стоило ему только пожелать, ночь была его стихией. А сам Вацлав был лучшим из её последователей — двухсотлетним хитрым вампиром, проклятым Господом.
В сущности, Левандовский не верил ни в бога, ни в дьявола, ни в кого-либо ещё. Он верил только в самого себя, потому что очень давно убедился в том, что никто и никогда не поможет, сколько бы ты ни молился и ни жертвовал деньги. Возможно, дело в том, что ни на небе, ни под землей никого и ничего нет.
Атеизм, разумный эгоизм и прочие подобные вещи в восемнадцатом и уж тем более в шестнадцатом веке в его кругах были скорее поводом ужаснуться и разжечь костёр, нежели предметом спора или личным делом каждого человека, а потому Вацлав успешно скрывал большую часть своих взглядов и вежливо улыбался всем окружающим, старательно пряча клыки. Он учился, преподавал, танцевал на балах как среди вампиров, так и среди людей — у последних он искал талантливых и умных, чтобы потом сделать такими же, как он сам, и хоть сколько-то приблизить мир к порядку; бессовестно вмешивался в различные скандалы для собственного развлечения и занимался тем, чем ему нравится — жил, в своём роде, на широкую ногу.
А ещё Вацлав любил политику. При жизни он не сумел ей толком увлечься, потому как провёл свои, как он говорил, лучшие годы на войне и даже на сейм, выбиравший в том недобром году польского короля, опоздал из-за сильных дождей. Левандовский не стал долго расстраиваться и пьянствовать, ища утешение у собственных хорошеньких крестьянок, а стал думать. Его мысли, принявшие вольный оттенок ещё в юности, завели его сначала в тайные общества итальянцев, а потом и в такие круги, в которые обычным людям попадать случалось, в основном, только в качестве напитка — Вацлав попал к тем, кто называл себя Детьми Ночи или же вампирами. И, стоит заметить, ни разу не пожалел! У бессмертной жизни находилось гораздо больше преимуществ нежели у человеческой, а потому он быстро сделал верный выбор.
И вот теперь Вацлав стоял на балконе огромного особняка и смотрел на загорающиеся одна за другой яркие звёзды, овеваемый лёгким приятным ветерком. Он ждал.
По камням дороги простучали колёса кареты, и вампир встрепенулся, опуская взгляд вниз, где заблестели в свете фонарей золотые полосы герба рода Мнишек. Фигура, показавшаяся перед его домом, была ему очень знакома. Да, именно этот Сородич был ему так нужен. От их беседы зависело многое.
Не прошло и пяти минут, как Левандовский уже встречал гостя на пороге. Они обменялись положенными их статусу любезностями и тут же перешли к самому главному: этот разговор откладывался уже добрый десяток лет, а бессмертная часть Польши уже слишком давно обреталась без короля, что было крупным упущением — любому слою общества, даже самому изысканному и образованному, нужна твёрдая рука. Вацлав знал двух, способных дать ей эту руку: Велислава Потоцкого и Станислава Мнишека. Первый Левандовскому был приятен — Потоцкий, хоть и впадал в безумие, впрочем, мимолётное и толком не мешающее ничему, был грамотным стратегом и хорошим управителем, его прошлые победы указывали на это. Мнишек же был молод, дерзок, горяч, жаден до власти, хотя и знал, как править так, чтобы привести то, что ему подвластно, к расцвету. И вот теперь Вацлаву, извечному серому кардиналу, предстояло решить, кому отдать своё предпочтение на грядущем Самайне.
— Я слышал, вы дружны с моим соперником, — Станислав отставил бокал с кровью и откинулся на спинку кресла, совсем не чуя шаткости своего положения — ему всё ещё не хватало опыта в общении с такими же, как он. — Однако этот вопрос не терпит дружбы или вражды, верно? На кону судьба страны, нашей отчизны. Каков ваш ответ?
— Вампиры тоже собирают сейм, пан Мнишек. Бесспорно, моё слово там имеет немалый вес, но решать буду не я, а ясновельможная шляхта, какое мое дело сейчас? — деланно удивился Левандовский, сохраняя вежливый тон. Конечно, он лукавил, он часто диктовал сейму свои решения, но нельзя было лишать Мнишека надежды сейчас, потому как этот вампир мог стать очень опасным и мстительным врагом в случае собственной неудачи. Вацлав не знал, что его так озлобило, но опасался той силы, которая у него была. Он уже толком не сомневался в решении, но последнее слово оставалось за Станиславом.
— Вы и сами знаете, — Мнишек криво улыбнулся. — Граф, вы нередко пользуетесь, даже злоупотребляете своим влиянием, разве не так? Вот именно поэтому я и бросил всё, приехав в такую даль из Будапешта, чтобы спросить, кого вы видите новым королём.
— Вы сделали неправильный выбор, к сожалению, — Вацлав кисло улыбнулся ему — слово было сказано неправильно. — Я не стану водить вас вокруг да около, не стану тянуть этот разговор, потому как он неприятен обоим. Моё согласие достанется пану Потоцкому, конечно же. И дело тут не в дружбе.
— А в чём же? — видно было, что в Станиславе с новой силой закипала злость, зависть по отношению к гетману Велиславу. — Я жду.
— Вы неопытны и молоды. Власть — вещь тонкая, она любит рассудительность, коей вы покуда не обладаете. Зато, вы, без сомнения, обладаете большим умом, но его здесь недостаточно, чтобы управиться с целым государством и всеми вытекающими, — спокойно отвечал Левандовский, вовсе не кривя душой, хоть и понимал, что к нему не прислушаются и не станут искать смыслы и связи. — Вот вам мой ответ. Согласиться или нет — дело ваше, но вряд ли что-то сможет повлиять на моё решение.
— В таком случае, мне тут делать больше нечего, — Мнишек резко встал. — Вы правы, согласиться или нет — дело моё. И я не соглашусь.
— Как хотите, — Вацлав тоже поднялся. — Я не настаиваю.
— Ну конечно, — Станислав издевательски поклонился. — Мы ещё вернёмся к этому разговору. Только уже при других обстоятельствах. Прощайте.
— До свидания, — Левандовский коротко кивнул, и Мнишек тут же растворился в воздухе, а на улице буквально через мгновение вновь застучали колёса, унося экипаж далеко на запад. Вацлав остался один в полутёмной библиотеке.
Игра началась.