Матиуш подал Анне руку и чинно вывел из комнаты, чуть улыбаясь. Они медленно прошли по широкому коридору, освещённому ярким солнцем. На стенах по обе стороны от пары висели многочисленные картины, изображавшие всех, принадлежавших к роду Вишнивецких. Меж них висел и портрет Матиуша. Там ему было едва за двадцать, он счастливо улыбался, втиснутый в новенький камзол, сжимая в пальцах какой-то бесполезный свиток. Анна задержалась взглядом на его лице и протянула руку к искусно написанному полотну, но коснуться его так и не решилась.
— Тут очень красиво, — заметила она, поворачиваясь к князю.
— Рад, что тебе нравится, — тот говорил сдержанно, всё больше Анне его голос напоминал тон отца или старшего брата. — Быть может, я и твой портрет закажу, почему бы нет?
— Смущаете, — девушка прильнула к нему и поцеловала. Рыжая прядь выбилась из тщательно уложенной косы, и Матиуш заботливо заправил её за ухо. Девушка чуть покраснела и положила голову ему на грудь. Князь улыбнулся, обнимая её за плечи. Он решил, что постарается быть ей наставником и другом, а остальное пусть пойдёт так, как пойдёт. Пора было выводить Анну из статуса просто любовницы.
***
Матиуш крепче сжал руку служанки и ступил в столовую. Пани Вишнивецкая-Руцевич уже сидела за столом и чинно ожидала племянника. Она, завидев его, поднялась, шурша необъятными юбками своего красного парчового платья. Камил подбежал к ней и крепко обнял.
— Тётушка, я рад вам, — Вишнивецкий улыбался, глядя в серые глаза Телимены. — Вы давненько не приезжали. Как ваше здоровье?
— Всё в порядке, всё хорошо, — женщина погладила его по голове. — Дал Бог, жива пока. А вот про тебя ходят странные слухи, милый племянник, — она тепло улыбнулась. — Не успокоишься никак, соколик. Чего людей зазря мучаешь, много ли им толку?
— Мы уже говорили об этом, тётя, — голос Матиуша сделался капризным и немного резким. — Это моя деревня и мои крестьяне. Дозвольте мне самому решать, что мне с ними делать.
— Полно, не обижайся на старуху, — от таких слов пани слегка стушевалась, в который раз не решаясь спорить. — Пусть так, пусть так, дело молодое. Не бойся меня, Анна, я не сержусь, что уж теперь, девочка.
— Верно, — кивнул Вишнивецкий. — Ануся, проходи, садись рядом. Не стесняйся.
Анна скромно ступила на отполированные плиты столовой и скользнула к Матиушу, робко садясь на пододвинутый им стул. Она чувствовала себя неуютно в столь, как ей казалось, торжественной и панской обстановке. Девушке было неловко признаться, что ела она руками и из простых тарелок да чашек, а питаться привыкла самым простым. Ей непонятно было, зачем на столе такая красивая белоснежная скатерть, пять или шесть серебряных и эмалированных вилок, несколько позолоченных ножей и хрустальные бокалы. Яства, приготовленные им на завтрак, поражали её, Анна и понятия не имела, какие они на вкус. Ей было удивительно всё в этой комнате, ведь до того она могла лишь едва прикоснуться ко всему этому великолепию, а теперь сама ненароком стала его частью.
— Что ты хочешь? — спросил Матиуш, мягко глядя на неё. Анна вновь обвела взглядом представленную пищу и опустила глаза. Вишнивецкий осторожно погладил её по руке и положил немного мяса ей на тарелку.
— Спасибо, — девушка задумчиво посмотрела на представленные вилки, и Матиуш осторожно пододвинул ей нужный прибор. Пани Телимена наблюдал за этим с почти что рассеянной улыбкой.
— Хорошо бы, если бы ты хоть раз серьёзно к делу отнёсся, — заметила она, тоже приступая к еде. — Жаль будет, если всё выйдет, как всегда у тебя выходит.
— Тётя, не начинайте, я же вас переспорю, — шутливо предупредил Вишнивецкий.
— Вот видишь, Анна, как он ко мне относится, никакого почтения, — Телимена рассмеялась. — Ну ешь, голодной ведь останешься, — она внимательно посмотрела на племянника, затем добавила: — А потом пройдёмся с тобой по саду, познакомимся хоть поближе, поговорим там о своём, о девичьем, — она намеренно произнесла это слово громче прочих, чтобы Матиуш даже не вздумал подслушивать. — Хорошо?
— Да, конечно, — Анна совершенно смутилась, но отказать не могла и не хотела. — Вы ведь позволите, Матиуш?
— Позволю, — Вишнивецкий благодарно кивнул тёте, ему было важно её понимание. — Ну что ж, приятного всем аппетита.
***
— Странно, что ты ничего им не сказал о соглашении, — Эржебет смотрела на дядю смешливо, но не дерзко, прекрасно понимая, что он сейчас не слишком доволен происходящим вокруг, и не желая его злить.
— А какое их дело? Страна моя, люди тоже, а с Книнским принцем им никогда не договориться. Знаешь, Балканы — дело деликатное, — Дракула немного расслабился — тон любимой племянницы тому поспособствовал.
— Знаю, к тебе непросто подступиться, — Батори расхохоталась, но добродушно, и прозвучали её слова скорее в шутку, нежели на полном серьёзе, хотя сама она имела в виду именно второе.
— Ну, ты мне не жена, это определённо делает твою жизнь легче. Собственно, дело в том, что… не доверяю я польской знати. Они такие… так на людей похожи, что сил моих нет. Я-то от всего человеческого отгораживаюсь, разве что для развлечения что-то себе беру, не больше, а они, как примут становление, так и живут, будто ничего не случилось. И ладно бы так, дело не моё, но я боюсь, что они могут себя повести так же: бездумно, резко, на поводу у чувств, а бессмертие для того и нужно, чтобы этого не делать. Да и Книнский принц вряд ли будет рад увидеть своих врагов, уж коли на то пошло. Они определённо захотят встречи, а она здесь совсем ни к чему, милая племянница. Ты понимаешь меня? — Влад поднял на неё спокойные чёрные глаза и чуть приподнял бровь в некоем ожидании.
— Да, дядя, — Эржебет всегда была умной женщиной и хорошо знала, почему он так боится чувствовать. — Я теперь тоже вижу твои мотивы. Всё верно, всё очень верно и предусмотрительно.
— Хорошо, если так, но что-то меня тревожит, — Влад вздохнул. — Что-то… Не знаю что. Есть смутные догадки, страхи. Не знаю.
— Мне почему-то кажется, что в этот час нам стоит остерегаться Книнского принца, — как-то печально бросила Эржебет. — И мы просто обязаны прибыть к нему на бал. Теперь.
Однако лицо её было совершенно спокойно.