— Варшава большая? — Анна сидела в кресле и смотрела Матиушу в спину. Тот думал над чем-то, склонившись над картой, лежащей на массивном дубовом столе с малахитовыми вставками. Длинные волосы князя разметались по спине и спадали по плечам вниз, закрывая нахмуренное лицо. Пани Телимена, отведя Анну к нему, шёпотом посоветовала его не беспокоить, но та сидеть молча так долго попросту не смогла.
— Что? — Вишнивецкий обернулся, тревожная морщинка между его бровей тут же разгладилась, а губы заулыбались. Только глаза оставались серьёзными. — Варшава? Да, пожалуй, немаленькая. В разы больше Грохова.
— А Варшава красивая? — девушка блаженно улыбалась, с теплом глядя на пана. Её тонкие руки лежали на подоле платья и бережно гладили дорогую вышивку, сложная причёска растрепалась после утренней прогулки, и теперь локоны вновь обрамляли её по-детски очаровательное лицо.
— Очень красивая. И очень пышная, — Камил вновь отвернулся и углубился в изучение карты, не придав особого значения вопросам служанки. Та тихонько поднялась, бесшумно подошла к любимому и крепко обняла со спины, утыкаясь носом между лопаток.
— Ну отвлекитесь, отдохните, — попросила Анна, прижимаясь к нему щекой. — Пан, голова заболит.
— Спасибо за заботу, — Матиуш отвечал сдержанно и спокойно, но наряду с ласковыми нотками в его голосе чувствовалось раздражение. Ему было приятно её волнение о его здоровье, но она его сильно отвлекала. С одной стороны, Вишнивецкий был рад тому, что она наконец стала проявлять хоть какую-то волю, но ему мешало то, что она не знала, куда её направить.
— Я вам надоедаю? — девушка спросила это безо всякой обиды, лишь выпустила Вишнивецкого из объятий и села обратно, опустив голову, приняла серьёзный вид, строго-настрого запретив себе расстраиваться из-за своей же глупости.
— Нет, вовсе нет, — поспешил ответить Матиуш, всё же решив, что они одинаково виноваты в этой маленькой ссоре: он ведь должен был её как-то занять.
— Прости меня, — произнёл он, серьёзно глядя в её огромные глаза. Та смущённо кивнула и сбивчиво прошептала: — Всё в порядке, я сама была не права, я не должна была вас отвлекать. Видите? Я совсем-совсем не расстроена, — Анна ласково улыбнулась. — И вы меня простите, я не хотела показаться навязчивой.
— Не стоит извинений, — Матиуш поднялся и подал ей руку. — Анна, я действительно хочу кое-что показать тебе. Идём.
— Идёмте, — девушка покладисто кивнула.
***
Матиуш повёл её в усадебные сады, но не в ту часть, где она утром была с Телименой, а в дальнюю, заросшую дикими вишнёвыми деревьями, ветви которых плотно сплелись и образовали собой густую и мрачную чащу. Аккуратных, засыпанных песком дорожек там не было — садовникам было запрещено заходить в эти угодья. Не увидела Анна и стриженных газонов или ярких ухоженных клумб, словом, ничего тут не коснулась человеческая рука. Отовсюду веяло чем-то волшебным и древним.
— Это бывшие сады князей Потоцких, Анна, — Матиуш остановился и неожиданно для девушки перекрестился, затем вновь пошёл дальше. Та семенила за ним, едва успевая разглядывать узловатые чёрные деревья.
— Почему они заброшены? — девушке было немного страшно, но в то же время очень интересно. Ей хотелось узнать историю этих земель.
— Потому что в старом замке приключилось несчастье, — Вишнивецкий немного помолчал, а затем продолжил:
— С два века назад, может, больше замком управлял князь Винсент Велислав Потоцкий. У него была очень красивая жена, Фелисия Любомирская. Их женили по расчёту, как это часто бывает. Винсент, однако же, как говорят, безумно любил её, любую прихоть бросался исполнять, будто волю Божью, луну б ей достал, если бы попросила. Вместе с тем Потоцкий был востребованным военачальником, часто ездил в Варшаву, оставляя замок на попечение жены. Был у него сосед, гетман Чаплинский. Уж не знаю, предок ли, однофамилец старосты Чаплинского, который в своё время увёл у Богдана Хмельницкого жену, но факт есть факт — фамилия та же. В общем, понравилась ему Фелисия, да и на Потоцкого зуб давно точил, и решил он забрать эти земли и прекрасную пани заодно. Осаду в замке долго держать не смогли. Говорят, когда Чаплинский ворвался в покои Фелисии, она прямо у него на глазах бросилась вниз. Сказала, что живой не дастся. Как видишь, не далась. Весть об этом долетела до Варшавы, Потоцкий с горя помутился рассудком. Он убил Чаплинского, свой замок повелел сжечь, а тело Фелисии перенести из домовой церкви в часовню у реки. Он заперся там, молил Бога вернуть жену, а когда понял, что Господь его, видно, не слышит, обратился к дьяволу. Я слышал, что он сделался вурдалаком. Такая история.
— Какой страх, Матиуш, — Анна прижалась к нему и спрятала лицо на груди. — Что за жуткая история. Они ведь не упокоились, не повстречались. Право, мне их жалко. Не хочу в тот замок, боязно.
— И мне там не нравится, — понимающе кивнул Матиуш, осторожно обнимая девушку за плечи. — Неприятное место. Всё время покойница чудится. А вот в часовне хорошо. Помню, тётушка часто водила меня туда молиться за упокой моих родителей и княгини. Мы стояли на коленях перед Мадонной и просили её помиловать их души. Я всё время спрашивал, почему на надгробии ничего нет, только имя и цветы.
— Почему? — недоумевающе спросила девушка, сызмальства знавшая, что над могилой ставят только крест.
— Ему было слишком больно видеть кого-то, даже отдалённо похожего на неё. Потоцкому везде мерещился её силуэт. Бедняга сошёл с ума, как я уже сказал, — князь скользнул в небольшой проход между деревьями и вывел Анну на залитый солнечным светом луг. По правую руку от них протекала неширокая река, задорно журчавшая по камням, по левую стоял лесок. Деревья его шумели от лёгких дуновений приятного летнего ветра, ветки медленно раскачивались и переплетались между собой в причудливых узорах. Чуть дальше, за спиной Анны, рощи по обеим берегам соединялись в одну, и под их сенью стояла небольшая мраморная часовенка с золотым крестом. Матиуш обернулся и повёл Анну к тёмно-голубой воде. Как оказалось, через речку был перекинут узкий деревянный мостик. Они прошли по нему и остановились у самого порога церкви. Девушка неуверенно переминалась с ноги на ногу, не решаясь войти — она впервые видела такую красивую и миниатюрную часовню.
— Не бойся, — Вишнивецкий осторожно потянул её за собой, и они ступили под тень расписанного мраморного потолка. Отовсюду на них смотрели святые, с алтарной стены глядел Христос. Посередине стояло одинокое белое надгробие, усыпанное такими же белоснежными розами.
— Тут Бог, — Анна опустилась на колени перед алтарём и зашептала молитву. Матиуш смутился такому, не решаясь повторить её действие, затем всё же опустился рядом и как-то неуверенно перекрестился, повторяя за девушкой обращение к Господу.
— Почему ты это сказала? — Матиуш нежно смотрел на неё и осторожно сжимал её руку. — Как это?
— Знаете, Бог не всегда в церкви, — девушка перекрестилась и сжала ладони в молитвенном жесте. — Иногда он дома, приходит и садится рядом, чтобы было нестрашно спать. Иногда он помогает на кухне, иной раз выйдешь в поле, и там Бог. Словом, он везде, куда его душа позовёт.
— Какая ты милая, Анна, — серьёзно заметил Вишнивецкий, когда они вышли из часовни. — Бог там, куда его душа позовёт… твои слова сделали больше, чем много лет проповедей нашего ксёндза. Странно, но ты рассуждаешь так, словно знакома с теологией, хотя я знаю, что это не так.
— Смущаете, Матиуш, — служанка ласково провела своей тонкой рукой по его щеке. — Девушка как девушка, матушке моей сказать надо спасибо, что воспитала такой. А что до… Те… Теологии, то я не ведаю, что это. Но хотела бы узнать, чувствуется, что дело богоугодное.
— Я учту твои пожелания, — кивнул Вишнивецкий. — В конце концов, это тоже нужно.