Одним чудесным утром они втроём гуляли по городским улицам. Анна смеялась, кружилась, то и дело бросалась на шею Матиушу, целовала его, ластилась к его рукам и что-то щебетала о понятных одной ей вещах. Вишнивецкий одобрительно кивал и ловил девушку в объятия, целовал в лоб, а Вацлав лишь посмеивался и размышлял о чём-то своём.
— Хорошо-то как, панове, — Анна в очередной раз обняла любимого и уткнулась носом ему в шею. — Чудное место, мне очень нравится. Я бы хотела всегда тут жить. Вот вы тут всегда живёте, пан Вацлав, вам тут тоже нравится?
— Не спорю, я люблю большие города, люблю образованных людей, — тут Левандовский несколько странно поглядел на неё, и девушка едва удержалась, чтобы не рассмеяться, потому как прекрасно поняла, что он имел в виду.
— Да вы неплохо подружились! — Матиуш весело улыбнулся и чуть кивнул Вацлаву. — Я же говорил тебе, что Анна просто невероятна.
— Я заметил, поверь, — граф усмехнулся. — Думаю, в нашей очаровательной спутнице кроется немало сюрпризов.
— Да что вы меня смущаете? Не такая уж я и необычная, панове… — Анна замялась и отвела взгляд, юркнула за спину Матиуша, затихла. — Боком мне это выйдет, боком. Вот появится лихой человек, а я что, я безродная, кто меня спасёт, кто заступится?
— Ануся, не говори глупостей, прошу, — Вишнивецкий мягко, но укоризненно посмотрел на неё. — Никто тебя не тронет. В конце концов, я рядом, я сумею тебя защитить.
— Дай вам Бог, Матиуш, — девушка печально улыбнулась и уже больше не отходила от него ни на шаг, задумавшись о чём-то своём.
— Почему она вообще об этом заговорила? — спросил Матиуш по-французски, взволнованно глядя на Вацлава. — Я никогда не упоминал ни о чём подобном. Вацлав, что ты ей рассказывал?
— Ничего, она наверняка слышала разговоры на кухне, — пожал плечами Левандовский. — Челядь часто любит сплетничать, что с них взять.
— Какое старое слово, я думал, таких уже не употребляют, — Вишнивецкий удивлённо поглядел на него. — Уж и тётушка моя женщина немолодая, но от неё я такого не слышал. Странное дело.
— Не обращай внимания, я иногда так зачитываюсь трудами старины, что начинаю говорить их языком. Вернёмся к Анне. Я думаю, она вновь ощутила себя служанкой там, Матиуш. Ты должен искоренять это, а не поддерживать. Или же наша очаровательная панна нам что-то недоговаривает. Стоит её расспросить. Анна, послушай меня, — эту фразу он сказал уже по-польски, и девушка встрепенулась, внимательно посмотрела на него. — Анна, быть может, тебя что-то обидело, или тебе сказали что-то, что было неприятно, но ты не можешь это объяснить из стыда или скромности? Не бойся. Скажи.
— Вы правы, пан Левандовский, — Анна прятала глаза и склонила голову так низко, чтобы никто не видел её лица. — Я нынче проснулась спозаранку, пошла на кухню, есть хотелось, а Юлию, служанку вашу, гонять стыдно, у неё и так работы много. И слыхала, что безвольная я. Мол, пан Матиуш, простите меня, Матиуш, видит Бог, я так не думаю, так вот, пан Матиуш меня взял, потому как я ему приглянулась, но так, поиграется и бросит. И всякий так со мной может, потому как я женщина и хлопка. И никому дела нет. И что зря я такая красивая, что бедой обернётся, останусь одна и на сносях. Что как надоем, и другому отдадут, если понравлюсь, — она замолкла, будучи не в силах продолжать. — Противно.
— Глупости. Бабьи пересуды и сплетни, — Матиуш недовольно скривил губы. Ему было мерзко и стыдно одновременно, потому что в словах Анны было что-то правдивое, что очень больно укололо его. Ведь он и впрямь не был с ней до конца честен и не мог ответить ей любовью. Он не мог перебороть себя и освободить её официально, не мог послать прошение на имя короля и дать ей титул, не мог сказать ей перестать обращаться к нему на вы, много чего не мог. Иногда он чувствовал, что зачастую она соглашается делить с ним ложе не потому что хочет сама, а потому что хочет он, соглашается с его выбором, потому что выбирает он, а не кто-то ещё, живёт и делает всё то, что хочет он. Вишнивецкий снова припомнил её полный вины и сожаления взгляд, когда она с Вацлавом вернулась с прогулки тогда, в первый день, припомнил, как она сидела, вся бледная, над книгой, будто читая, но сама не перелистнула и двух страниц, ожидая, что он накричит на неё, если не что похуже, припомнил, как она той ночью плакала, уткнувшись в подушку, а он просто не мог решиться на то, чтобы хотя бы обнять её. В такие моменты Матиуш отчётливо понимал, какой же он всё-таки трус и ясновельможный. Слишком князь, чтобы быть просто человеком.
— Матиуш? — Анна, видно, уже не терзалась сомнениями или же просто спрятала их глубоко внутри. Она вновь прижалась к нему и обняла за шею. — Матиуш, о чём вы задумались? Вы расстроены? Это из-за меня?
— Нет, Ануся, нет, что ты, — тот ласково поцеловал её в уголок губ. — Всё хорошо, просто мысли. Всё так, моя радость.
— Хорошо, — девушка всё же выпустила его и пошла рядом. — Слава Богу, — она снова принялась оглядываться по сторонам, пока не встретилась взглядом с высоким и очень бледным человеком в тёмном камзоле. Он чуть приподнял шляпу, улыбнулся краешком губ и поклонился, затем внимательно посмотрел прямо на Левандовского. Глаза у него на мгновение сделались такие же, как были у графа тогда, в библиотеке, что тоже не укрылось от девушки.
— Ой, пан Вацлав, смотрите, вас кто-то узнал, вон как голову склонил. Вы, верно, уважаемый человек? Как сам король, вот вам крест, — Анна кивком указала на незнакомца.
— Нет, что ты. Это лишь мой друг, Велислав Потоцкий. Он гетман, ваць-панна, — Вацлав усмехнулся. — Идёмте, я вас представлю.
***
— Я смотрю, доамна Эржебет пьянит не хуже хорватских вин, — Раду нагло улыбался. — Вы так очаровались ей, что только сейчас озаботились личной встречей со мной, Ваше Высочество.
— Вовсе нет, я лишь ждал приближения выборов и коронации, — покачал головой Книнский Принц. — Но вы правы в том, что графиня Батори поистине прекрасна.
— В нашем роду не было некрасивых женщин, — усмехнулся Ливиану. — Даже домнуле Штефан это может подтвердить.
— Он и впрямь любил вашу дочь, — кивнул Его Высочество. — Господа Мария была ему хорошей женой. Она бы и сейчас смогла многое для нас сделать.
— Но она уже который век лежит в каменном гробу, — осадил его Раду, горько улыбаясь. — Да и вряд ли бы она сумела повлиять на Станислава. Впрочем, мы здесь не для этого.
— Верно, перейдём к делу. Я так понимаю, все кланы согласились выступить с нами за одно, — начал Принц.
— Да, это так. Во всяком случае, это сделали Морару и Чеботари, а этого вполне достаточно. Вполне возможно, что и Мареш не обойдут это стороной, но их не так много, а Петру Мареш невозможно слаб, вряд ли он вступит в борьбу против нас, — Раду говорил лениво и даже скучающе. Он чувствовал, что Книнский принц ощущает себя не в своей тарелке среди румынских и молдавских стригоев, и это было Ливиану на руку. Всё-таки это были его люди.
— Вы забываете про его правую руку — Драгоша Микулэ. Он хваткий малый и своего не упустит. Надо бы и с ним договориться, но меня он не послушает. Разве что вас… — Его Высочество намеренно льстил, потому что знал, что господарь Раду это любит. Понимает, но любит.
— Разве я такой уж повелитель? — усмехнулся тот, желая вывести собеседника на чистую воду.
— Вы брат очень влиятельного вампира, — заметил Принц. — Это многое решает.
— Но я не мой брат, и моя власть заслужена мной по праву, — криво улыбнулся Раду. — Попрошу вас это запомнить.
— Конечно, — согласился Его Высочество. — Так вот. Раз уж все кланы скорее на нашей стороне, чем нет, то предлагаю в случае вступления на престол Велислава Потоцкого выступать едино.
— А если через год он снимет с себя полномочия? — уточнил Раду, уже предвкушая собственную победу.
— Если так случится, а так не случится, то вы сможете действовать, как вам угодно, — ухмыльнулся Принц. — Но мне слабо верится, что он поступит так, он слишком человек чести. Да и прочие ему не дадут.
— А это уже решать не нам, — улыбнулся Ливиану. — Меня устраивают ваши условия. Подпишем договор?