Влад умел воевать. Он знал это искусство в совершенстве, но предпочитал после становления уже никогда к нему не обращаться — Влад хорошо знал, чем кончается любая война.
Большим разочарованием.
Много погибших, много боли и страха, разруха, и никакого толку, потому что вскоре всё придётся начинать сначала, ведь людям свойственно браться за оружие в случае недовольства. А недовольства, надо признаться, возникали часто. Особенно в неспокойный век Дракулы.
Вот и сейчас он оказался среди двух противоборствующих сторон: польских вампиров и балканских стригоев. Влад на эту борьбу интересов смотрел сквозь пальцы и лишь усмехался на эти жалкие попытки вернуть справедливость. Все они там были одинаково неправы и друг друга стоили. Разве что Вацлав Левандовский Дракуле был приятнее нежели Станислав Мнишек.
Влад не был снобом и никогда не презирал стригоев, предпочитая смотреть на дела, а не на происхождение, и никакой ненависти к нынешнему противнику не пытал. И Дарко Вереш, и Драгош Микулэ были достойными людьми, как впрочем, и главы кланов, согласившихся сразиться на стороне Мнишека. Единственным, кто вызывал опасения и недоверие, был Каслав Новак, но Дракула не придавал этому значения — подозрительность, появившаяся ещё при смертной жизни, часто напоминала о себе.
Влад вступил в эту войну, хорошо понимая, что из этого всего выйдет, и воспринимал происходящее как шахматную партию, но не более. Он был прекрасно осведомлён, что при любом исходе к нему всё равно придут просить помощи и совета, а остальное… Какое ему, Владиславу Бессарабу, господарю Валахии и графу Дракуле, вообще было до этого дело? Влад не отличался человеколюбием и желанием спасать всех и вся, прибегая к таким поруганным понятиям, как честь, доблесть и благородство. Он не желал быть рыцарем, ангелом-хранителем или милосердным покровителем. Влад мог себе позволить иногда помочь кому-то в качестве знака расположения или чего-то подобного, но вот делать это всегда он готов не был. Дракула давно усвоил, что у всех свои интересы, и он ими пренебрегать не собирался ни в коем случае — и так уже достаточно потерял, пытаясь жить по совести.
Тем временем польская шляхта отчаянно проигрывала уже два или три месяца и уповала лишь на то, что когда войска Книнского принца подойдут к Варшаве, Влад вдруг достанет из ниоткуда тысячи воинов и защитит Польшу от врагов или сумеет договориться с жаждущими расправы стригоями. Дракула на это лишь посмеивался и где-то в глубине души жалел лишь женщин и детей, ставших заложниками бахвальства и гонора мужей, отцов и властителей. Только и всего.
— Размышляешь о высоком? — тихий смех раздался где-то поблизости, и перед Владом предстал Раду.
— Твоя привычка появляться из ниоткуда когда-нибудь тебя подведёт, — беззлобно отозвался Дракула. — Вспомнил о брате?
— Только не говори, что тебе завидно, что я так хорошо сошёлся с Рихардом, — ухмыльнулся Ливиану. — Зависть — очень плохое чувство.
— Не притворяйся Ловичем, у тебя плохо получается, — Влад расхохотался, а от весёлости брата на душе стало немного полегче. — Ну так что случилось?
— Случилось? Да нет, я бы так не сказал. Оно ожидалось, оно есть и будет, не уверен, что это теперь возможно назвать случаем, — мягко отозвался Раду, подойдя ближе. — Стригои медленно оттесняют вампиров обратно к границам Речи Посполитой. Вскоре они будут оттеснять их уже к Варшаве. Превосходная подготовка, я горд ими.
— Да, они никогда не забывали, что война может нагрянуть в любой момент. Если бы не король Кшиштоф, то вампиры и стригои могли бы образовать отличный союз — сильное и обученное войско вкупе с невероятными талантами в стратегии и государственном устройстве, — Дракула слегка кивнул, задумчиво прикрывая глаза. — В том вопрос, что надобности так объединяться против кого-то у них нет, поэтому они объединяются против друг друга.
— Это свойственно всем, кто хоть немножечко жив, — пожал плечами Раду. — Ты поможешь им? Если, конечно, не случится чудо, и вампиры победят сами.
— Да нет, — Влад покачал головой. — Я, знаешь ли, не нанимался быть Господом Богом, который всегда простит и спасёт, — он немного помолчал, испытующе глядя на брата, а затем всё же добавил:
— Да и гадко, если честно. Понимаешь ли, Раду, сколько ворона ни мой, он всё равно будет чёрным. Так и здесь. Сколько бы они ни поносили короля Кшиштофа, виня его во всех бедах, сами лучше и чище не станут. Разве не могли польские вампиры договориться с Книнским принцем после смерти Водлевского? — Влад внимательно посмотрел на брата, и тот понимающе кивнул, будучи согласным. — Разве вездесущий Левандовский не сумел бы убедить Дарко Вереша принять дружбу шляхты вновь? Поверь, бескоролье давало немало возможностей, но он не воспользовался ни одной. Как и Потоцкий, как и воеводы, как и покойный Концепольский. Знаешь, я слышал их разговоры с Анной — сплошные оправдания того, почему они сидели сложа руки во времена Кшиштофа. Не давали сказать, не давали поспорить, одни сплошные «не», — тут Дракула ненадолго остановился, позволив себе презрительно улыбнуться, и было в этом столько язвительного и уничижительного, что Раду невольно поёжился. — Водлевский был тираном, но не дураком. Он хорошо понимал, что если шляхта восстанет, ему придётся принять её условия. Милый брат, люди — это огромная сила, способная смести всё на своём пути, лишь бы добиться того, что им нужно. Эта истина стара, она известна ещё со времён древних народов: Греции, Рима… В конце концов, скоро сто лет с того, как казнили английского короля! И после этого Левандовский говорит, что он чего-то не смог?
Раду медленно кивнул, скрестил руки на груди и некоторое время ходил по комнате туда-сюда. В полумраке он казался тенью, почти что игрой сознания, и Влад вдруг ощутил, будто вернулся в то далёкое время, когда мёртвый, как он думал, брат мерещился ему везде и словно выступал совестью только ставшего бессмертным брата.
Вот и сейчас Дракула вдруг подумал, что Ливиану готовится дать ему отповедь, указать на жестокосердие, на чёрствость по отношению к другим — Раду всегда был гораздо более чувствителен к чужому горю, нежели его старший брат. Возможно, он видел в жизни меньше зла или после всего сумел сохранить хоть что-то светлое в душе — Влад никогда не спрашивал про это, потому как догадывался, что ответ будет совсем иной. Раду знал слишком много того, что ему знать не стоило, и не хотел, чтобы это хоть когда-нибудь коснулось других.
— А ведь ты прав, — меж тем ответил Ливиану, коротко усмехнувшись. — Нет, это не война за что-то высокое, это война интересов. И она всегда таковой была. Станислав хочет власти, Вацлав хочет эту власть удержать, только и всего, — он устало вздохнул. — Мы это проходили, проходили не раз, и я теперь с уверенностью могу сказать: такой борьбы за справедливость не бывает, потому как сама она изначальна несправедлива ко всем, кто оказался рядом.
— Таково насилие, — коротко ответил Влад.
— Верно. Так что мы сделаем? — Раду подошёл к нему вплотную, посмотрел в глаза. — А, хитрый брат? Мы дали им войска, расположение, мы дали им влияние, но они и этим не сумели воспользоваться. Когда я приехал сюда, то думал, что польская шляхта хоть на что-то способна, но увы. Со смертью князя Иеремии и гетмана Собеского Речь Посполитая утратила своё могущество.
— Ты прав, — Дракула нахмурился, размышляя над его вопросом. — Не знаю я, что нам делать. Предавать я не люблю — сам испробовал этого сполна — а это будет именно предательство, но и делать всё за них не вижу смысла.
— Выгоды. Называй вещи своими именами, будь добр, — изящно поправил его Раду.
— Да, это так. Во всяком случае, я бы хотел, чтобы шляхта со своими проблемами разбиралась сама — не я их создал, и не мне расхлёбывать. Я не хочу портить отношения с балканской знатью из-за гонора горстки забывшихся вампиров. Они сами хотели этой войны, они её получат сполна, — отозвался Влад.
— Верно, люди не начинают сражаться, не имея намерения, а в любой бойне всегда виноваты обе стороны, — согласился Ливиану. — Я уверен, что вампиры хотели воевать и думали, что готовы к этому. Они сумели убедить в этом нас, но в конце концов всё вышло совсем иначе.
— Совершенно, — фыркнул Дракула. — Мы будем ждать, брат. Отойти в сторону уже поздно — мы тоже виноваты, раз глупо вступили в эту игру, но ещё не поздно сделать так, чтобы её исход случился в нашу пользу.
— И как же? — терпеливо осведомился Раду.
— Мы постараемся уговорить Книнского принца выйти из союза. Я уверен, что он уже сомневается в том, что затеял. Да и не нужна Верешу эта война — сколько я его помню, он всегда желал мира, пусть и не умел о нём договариваться. Конечно, его дед, король Бела, хотел от него иного, но что вышло, то вышло. Да и Бела, как известно, лежит в земле, а вот Дарко несмотря ни на что жив, — отвечал Влад, подходя к окну.
— Книнский принц жаждет найти того, кто убил его детей, — напомнил Ливиану. — Это для него важнее всего, и он не отступит, пока не отомстит.
— В таком случае, мы найдём тех, кто это сделал, — отозвался Дракула. — Я знавал Драгоша Микулэ, и после смерти Ружи ему… стало хуже, если можно так выразиться. Он и раньше-то не слишком любил пиры и веселье, предпочитая жизнь затворника и служение своему домнуле, но когда речь заходила о присутствии где-то Ружи, он рвался туда, как безумный.
— Ты думаешь, Драгош любил её? — уточнил Раду.
— Да, если ему вообще знакомо это чувство, — кивнул Влад. — Так вот, Драгош в своё время оказал мне очень большую услугу. Жаль его. Да и Ружу жаль, славная была девушка.
— Хорошо, брат, я сделаю то, о чём ты просишь, — кивнул Ливиану.
— А я ведь ни о чём покуда не просил, — покачал головой Дракула.
— Ты подумал, а я прочёл, — Раду тонко улыбнулся. — Впрочем, я тоже хочу найти убийц. И, вероятно, я знаю, как это сделать.
— В таком случае, я буду ждать, — тихо ответил Влад. — Прекратим и по домам. У тебя свой край, у меня свой. А там мир, покой и никакой политики.
— Она утомила тебя, брат? — усмехнулся Ливиану.
— Прискучила, — отозвался Дракула. — Впрочем, посмотрим, быть может, будущее ещё преподнесёт нам любопытные сюрпризы. Кого там отправили управлять армией?
— Вишнивецкого, — Раду скривил губы. — Такого олуха я не видал с роду.
— Я разделяю это мнение, — Влад задумчиво оперся на подоконник. — Кто бы мог подумать, что мы так быстро примиримся и прекратим спорить?
— Общий враг всегда сближает, Влад, как и общие интересы, — тихо ответил Ливиану. — Хотя… Знаешь, много воды утекло с тех времён, когда мы были по-настоящему в ссоре. Я ведь вспоминал тебя, но всё больше потому, что скучал. Когда живёшь уже который век, начинаешь смотреть на всё иначе. Начинаешь думать, переосмысливать. Какой толк ругаться, если ещё во время смертного существования было понятно, что это делает только хуже?
— Ты прав, ты всё верно говоришь, — согласился Дракула, подойдя к нему и положив руку на плечо. — Я тоже пришёл к этому, да и… Нас не так много осталось, чтобы продолжать все эти распри, верно?
— Верно, — Раду рассмеялся. — Я люблю тебя, брат, и всегда любил, пусть и совершал глупости. У меня нет никого роднее тебя. Даже Михня не был мне так дорог, как был ты.
— И я тебя люблю, — Влад ненадолго обнял его. — Знаешь, Михня, пусть и был с нами, но всё больше занимался своими делами. Первенец, старший сын, он был важен отцу. Михня ведь стал бы править после его смерти.
— Но его заколотили в гроб живым, — глухо отозвался Раду. — И остались мы с тобой.
— Если бы я верил в Бога, то я бы попросил его сейчас за Михню, — горько произнёс Дракула. — Он был достойным человеком, он мог бы быть великим господарем. Но увы.
— Как будто ты не знаешь, что Бог всё-таки есть, — попытался пошутить Раду, чтобы хоть немного развеять грусть, но вышло плохо.
— Есть. Я не так выразился, да. Я уверен в существовании Бога, но я больше не верю в его силу, — Влад криво улыбнулся, но печаль из его взгляда уже пропала. — Впрочем, время приниматься за дело. Я слышал, что Милинский может то, что недоступно нам.
— Верно, он видит людей насквозь, — подтвердил Ливиану. — И?
— Поговори с ним. Я думаю, он может что-то знать, если это, конечно, называется так, — попросил Влад.
Раду коротко кивнул и тут же растворился, оставляя брата одного наедине с мыслями и воспоминаниями.
***
Вацлав Левандовский ходил туда-сюда по гостиной, заложив руки за спину, он был сердит и недоволен. Анна сидела в кресле и привычно вышивала, краем глаза следя за другом, но молчала, не желая ему мешать. Когда Вацлав захочет, то сам заговорит с ней — это княгиня Вишнивецкая знала наверняка.
— Мы пропали, — наконец прервал затянувшуюся тишину Левандовский. — Анна, мы пропали! — он устало опустился в кресло рядом. — Что нам теперь делать? Что мне теперь делать?
— Я не знаю, — сухо ответила Анна и принялась за последний лепесток цветка. Она уже давно осудила всё происходящее и не желала иметь с войной ничего общего — Анна считала, что это грязно, мерзко и глупо, а обо всём можно договориться, если очень захотеть. Разве не так учил её Вацлав? Рихард с Вишнивецкой был полностью согласен и всегда поддерживал её, у Вацлава же соратников не было — Лович, сломленный потерей стольких людей и услышанными исповедями, отказался с Вацлавом и прочими даже говорить. Анна часто навещала его и старалась хоть немного украсить его жизнь, но выходило плохо — Анджей ничего не замечал и замечать не хотел. Он погрузился в молчаливый траур и привычные самобичевания. Штраус, решив, что армии шляхте достаточно, тоже никакого участия в политике не принимал — он заперся в библиотеке и искал что-то своё, хотя Анна подспудно понимала, что он всё равно попытается сорвать куш. Она не знала, как это будет выглядеть, но чутьё её с недавнего времени не подводило.
— Ануся, девочка моя, — осторожно начал Вацлав, беря её за руку, — мне нужна твоя помощь. У меня… У меня не осталось никого, кто бы мог меня выслушать. Но ты…
— Бог с тобой, — Вишнивецкая позволила ему уткнуться себе в плечо и обняла. — Ты устал, Вацек, ты просто устал. Ты не король по натуре своей, война тебе не к лицу. Это не твоё место, понимаешь? Только и всего. Да и вообще всё это глупо и бесполезно. Однако мужчины такое любят.
— Не я начал эту войну, — заметил Левандовский.
— Не ты. Но ты её поддержал, — мягко ответила Анна. — Впрочем, это уже неважно. Чего ты хочешь от меня?
— Чтобы ты была рядом, — тихо признался Вацлав.
— Жениться тебе надо, Левандовский, — серьёзно посоветовала Анна. — Жениться. Что бы ты там не говорил про любовь и свои опасения, тебе этого не хватает.
— Может, так. Надо было выбирать тебя, — усмехнулся тот.
— Увы, поздно, — Вишнивецкая тихо вздохнула. — А я вот скучаю по Матиушу. Эта война отняла его у меня. Он пишет мне длинные письма, и я чувствую, как ему тяжело. Как тяжело всем вокруг. Зачем, зачем это всё началось? — она всхлипнула.
— Это… — начал было Вацлав, но Анна перебила его:
— Не оправдывайся. Я и так прекрасно вижу, что это.
— Прости. Я думаю, ты не так представляла себе жизнь ещё пару лет назад, — Левандовский вздрогнул.
— Какая уже разница, — Вишнивецкая справилась с собственной истерикой и вымученно улыбнулась. — Но ты пришёл мне что-то сказать. Что? Не томи, а то помру от любопытства, — она укоризненно посмотрела на Вацлава.
— Понимаешь ли, я не питаю иллюзий по поводу того, что твой муж умеет, а что нет. Я думаю, воеводы просто устроили заговор против меня, чтобы сместить руками стригоев, это уже ясно. Словом, скоро враг подойдёт к Варшаве, — отвечал он, боясь поднять на неё глаза.
— И что? — Анна выжидающе выгнула бровь.
— Тебе с Рихардом и Тадю придётся уехать в Краков к пани Телимене. Я уже всё продумал. Так будет лучше и безопаснее для всех, — произнёс Левандовский.
— Господь с тобой, никуда я не поеду, — Вишнивецкая покачала головой. — Моё место здесь, я не буду прятаться! Я не изнеженная княгиня, Левандовский, я не эта… Елена, и прочие девки, что раньше крутились вокруг моего мужа!.. — она снова всхлипнула, но сдержалась и не дала себе плакать, словно малое дитя.
— Я пообещал Матиушу, что ты будешь как можно дальше от всего, что может тебе так или иначе навредить, — парировал Вацлав.
— Я теперь шляхтянка, пан король, и вы не сможете так просто мной распоряжаться, — Анна впервые за всё время разом припомнила самую большую обиду, которую ей когда-то нанесли.
— Анна, я прошу тебя… — Левандовский устало посмотрел на неё.
— И я тебя, Вацлав, — Вишнивецкая погладила его по щеке. — Ну не могу я так… Нехорошо это. И прости, что-то я не уследила за языком.
— Это мы должны просить у тебя прощения, — серьёзно ответил Вацлав.
— Ладно, кто старое помянет… Забудем, все мы были хороши, — решила Анна, выпрямляясь. — Но я никуда не хочу, так и знай.
«Это мы ещё посмотрим», — подумал Левандовский, всё же намереваясь съездить к единственному человеку, которого Анна слушала — к сломанному, но всё ещё сильному Ловичу.