Анна долго не могла заснуть — ей не давали покоя мысли о муже, о том, что вражеские войска вот-вот подойдут к Варшаве, о том, что все сейчас в большой опасности. Она промучилась так с час или около того, а затем встала, кинула взгляд на перламутровый циферблат, едва видневшийся в слабом свете канделябра — полночь. Вишнивецкая невесело усмехнулась, припомнив все известные поверья об этом времени суток, нашла домашние туфли, накинула на плечи шлафрок и запахнулась в него. Уже было довольно холодно, пусть и особняк хорошо отапливался, а Анна не хотела заболеть. Она вышла из комнаты и хотела было направиться в библиотеку, как за спиной у неё возник Рихард.
— Что-то случилось? — он осторожно обнял её, и Вишнивецкая ласково погладила его по голове.
— Нет, просто уснуть не могу, — она слабо улыбнулась. — Милый мой Рихи, я тебя разбудила?
— Я ещё не ложился, — покачал головой Милинский. — Я чувствую, что тебя что-то беспокоит, но что? Расскажи мне. Я видел, что Вацлав приезжал к тебе. Что он говорил?
— А ты уверен, что хочешь это услышать? — ласково спросила Анна. — Ты ведь и так вечно хранишь чужое горе. Ты не раз спасал меня, я это хорошо помню. Тебе не будет тяжело сделать это вновь, после стольких потрясений?
— Пока я это делаю, я чувствую себя хоть чуточку нужным, — глухо отозвался Рихард. — Тяжело ощущать себя бесполезным, тяжело понимать, что окружающим плохо, а ты ничем не можешь помочь. Поэтому я…
— Но ты нужен и просто так, — возразила Вишнивецкая, прижимая его к себе. — Хороший мой, конечно же, ты нужен и просто так, как иначе?
— Милая добрая Анна, — с улыбкой ответил Милинский. — Но мне правда интересно, — продолжил он.
— Изволь, — кивнула та. — Идём в гостиную, и я поведаю обо всём, что знаю.
— Хорошо, — они вместе спустились по высокой лестнице вниз. Было темно, Анна не видела, куда шла, и доверялась лишь Рихарду, прекрасно обходившемуся без света. Тот вёл её, мягко придерживая за руки и приобняв за талию, и Вишнивецкой было вовсе не страшно. Она не боялась выступающих из тьмы рам, не боялась, что оттуда полезут призраки бывших хозяев дома — она была не одна.
— Так что он говорил? — Милинский зажёг два канделябра у камина, осторожно усадил Анну на софу, укрыл пледом, чтобы не мёрзла, и устроился рядом.
— Он хотел, чтобы я с тобой и Тадю поехала в Краков, к пани Телимене. Чтобы была подальше от войны. Вацлав уже не верит в успех собственной армии, — тяжело вздохнула Вишнивецкая.
— Раду и пан Дракула тоже, — признался Рихард. — Раду поделился со мной подробностями их с братом беседы. Они недовольны результатами того, во что вложились, они недовольны нынешним состоянием войск и границ… Словом, шляхта знатно напоролась. Раду сказал, конечно, что нас никто не бросит, но сама понимаешь, как это выглядит. Знавал я такое положение.
— Не к добру всё это, — просто рассудила Анна, нахмурившись. — Я тоже не рада войне, но что уж делать, раз ввязались, верно? Глупо, конечно, гонор играл, как выражается пан Штраус, но поздно об этом думать, раньше надо было.
— Это правда, — согласился Милинский. — Странно вообще-то выходит: ведь всего этого можно было избежать, если бы Вацлав договорился со стригоями. Я знаю, зачем ввязался в бой Дарко Вереш — он хочет отомстить. Остальные пошли за ним. Можно ведь просто найти тех, кто убил Ружу и Звонимира, выдать, а там уж обо всём мирно договориться. Я же всё так говорю, да?
— Так-то оно так, — Вишнивецкая призадумалась. — Кому надо поддерживать Мнишека? Я его видела всего раз, но скажу честно: при всём уважении я бы такого человека никогда не поддержала, а я женщина! Мужчины уж явно поболее моего знают.
— Стась не глупый, просто… несдержанный, наверное, — признал Рихард. — Ну да ладно, в целом-то, ты говоришь всё верно. Я бы тоже за ним не пошёл, если бы знал то же, что и все. А мне кажется, они с паном Верешем не так уж хорошо дружат. Остальные кланы опять же идут за ним.
— Значит, вся сила Мнишека преимущественно строится на чужом желании мести, — кивнула Анна. — То есть, чтобы сломить его, надо просто помочь пану Верешу отомстить. Собственно, об этом мы уже говорили.
— Да, — Милинский подтянул колени груди, положил на них подбородок. — Что-то тут такое есть… Подвох какой-то, не иначе.
— Погоди-ка, а я поняла, — Вишнивецкая поправила волосы. — Вот смотри, представь, что ты король.
— Допустим, — Рихард принял важный вид.
— Вот есть у тебя подданные, — продолжала Анна. — Есть те, которые тебя уважают, а есть те, которым ты не очень нравишься.
— Допустим, — кивнул Милинский и насупился, пытаясь глядеть вокруг строго.
— И вот представим, что те, кого ты должен выдать на смерть — твои сторонники. Они тебе за такое спасибо не скажут, как и прочие, — рассудила Вишнивецкая. — И не будет сторонников. А если это окажутся твои противники, то и того хуже — будет бунт.
— А если и те, и другие, то дворцовый переворот, — закончил за неё Рихард. — То есть, ты хочешь сказать, что Вацлав хочет удержать трон?
— Ну конечно! Так ведь тут ещё дело в чём? А в том, что убийц сначала найти надо. Как их искать-то? Признаться никто не признается, а свидетелей нет — либо погибли, либо сами участвовали в расправе, — Анна замолчала, получше укуталась в плед.
— Это верно, — Милинский прижался к ней. — А пан Вереш вряд ли бы стал ждать — тогда он уже был достаточно настроен тогда идти войной. Да и, наверное, его люди бы ему тоже не дали — у них свои счёты с вампирами. Он пошёл бы воевать лишь потому, что этого хотят его подданные. Он, как и Вацлав, не хочет терять власть.
— И тогда мы приходим к тому, что война — это всё ещё очень глупо, но хоть какая-то логика у них была, — заключила Вишнивецкая. — Печально это, но зато стало немножечко понятно, что вообще происходит.
— Вот и разобрались, — фыркнул Рихард. — Но сейчас Раду планирует найти тех, кто убил Ружу и Звонимира. И выдать.
— Да уж, теперь это действительно лучший выход — с таким решением нынче никто спорить не станет, — согласилась Анна. — Да только удовлетворится ли этим пан Вереш теперь?
— Я не знаю. Хотя бы потому, что лично его видел, пожалуй, очень и очень давно. Мне кажется, мы даже не разговаривали, — ответил Милинский.
— Тяжко, — Вишнивецкая зевнула, поспешно прикрыла рот ладонью. — Ой, вот теперь мне точно пора спать — забываю, как надо себя вести.
— Я тебя умоляю, все свои, — Рихард улыбнулся.
— А всё равно. Ладно, пойдём, — Анна нехотя поднялась, следом встал и Милинский. Они вместе поднялись обратно и, тепло пожелав друг другу спокойной ночи, разошлись по комнатам.
В спальне Вишнивецкую ждал сюрприз — на одеяле важно сидел Тадеуш и обнимал зайца, ожидая мать.
— Ты что тут делаешь, солнышко? — Анна забралась на кровать, крепко обняла тут же подползшего Тадю и укрыла одеялом.
— Вы говорили, и я проснулся, — пожаловался тот.
— И всё слышал, верно? — Вишнивецкая поцеловала его в затылок.
— Нет. Это плохо, — коротко отозвался Тадеуш, устраиваясь поудобнее. — Ма, спать, — он зевнул.
— Хорошо. Спать так спать, — согласилась Анна, коротко улыбнувшись. Как он всё-таки был похож на отца. На сердце вдруг стало немного больно — Анна действительно скучала по мужу, Анна боялась за него, Анна молила Бога, чтобы он вернулся живым и невредимым.
«Не поеду никуда, ни за что не поеду, — подумала она, закрывая глаза. — Если только он сам не попросит».
***
— Послание от пана Вишнивецкого, — Якуб с поклоном протянул Вацлаву конверт. — Пан желает что-то ещё?
— Нет, можешь быть свободен, — покачал головой Левандовский. Он ждал этого письма, а потому тут же распечатал его, опустился за стол и наконец вчитался в неровные строки. Матиуш писал, что дела обстоят хуже некуда: он едва справлялся с войском, стригои уже давно оттеснили их за границы своих владений и теперь разоряли Польшу, при всём при том успевая укреплять дальние рубежи. Впереди сражались воины клана Вереш и Морару, сзади стояли кланы Мареш и Чеботари — словом, противник очень хорошо подготовился к битве. В отличие от вампиров.
Вацлав отложил отчёт, тяжело вздохнул, запустил пальцы в волосы, не зная, что делать. Он давно не чувствовал себя настолько отвратительно и гадко. Настолько неудобно перед всеми, кому он обещал победу и славу. Кому обещал добычу и богатство. А больше всего ему было стыдно перед Анной, перед её сыном — они ведь могли лишиться любимого человека в этой страшной бойне.
Он поднялся, прошёлся от окна до окна, присел на подоконник. Вацлав знал, что нельзя бездействовать, но понятия не имел, что ему делать. Становилось ясно, что пора идти на поклон к вечно ухмыляющимся Владу и Штраусу, пора просить о помощи их, потому что другого выхода попросту нет. Войско ему взять неоткуда, договариваться только с ним тоже никто не станет. Как же Левандовский ненавидел собственную беспомощность!
Ещё раз перечитав отчёт, он вдруг зацепился взглядом за короткое: «Я прошу тебя, увези Анусю и Тадю подальше от Варшавы». Вацлав сначала не поверил увиденному, а затем облегчённо улыбнулся. Одной проблемой как-никак меньше. Уж мужа-то Анна должна была послушать при всём упрямстве, ведь будучи вольной княгиней, она всё равно оставалась женщиной и никогда с этим положением не спорила. Левандовский бы всё отдал, лишь бы она и её ребёнок были в безопасности, и просьба Матиуша оказалась поистине спасением. Не надо было ехать к Ловичу, не надо было его, усталого и несчастного, мучить чужими бедами, не надо было никому врать — теперь всё сложится само.
— Якуб! — позвал он. — Приведи мне сюда Рихарда Милинского.
— Но пан, он же спит, — слуга возник из ниоткуда, поклонился.
— Ничего, это действительно важно, — заверил Вацлав.
Через пару мгновений перед ним возник недовольный Рихард и скрестил руки на груди, выжидающе глядя.
— Ты время видел? — вкрадчиво спросил он. Левандовский кивнул.
— Если то, ради чего я здесь, окажется очередной твоей блажью, я за себя не отвечаю, — ласково предупредил Милинский, по-хозяйски устроившись в кресле у камина. Вацлав вернулся на подоконник, усмехнулся.
— Вампирам всё равно, сколько и как спать, в сущности. Во всяком случае, они не испытывают то же, что и люди в схожей ситуации, — заметил он.
— Не знаю, как прочие, а мне лично это не нравится, — парировал Рихард. — Так что тебе нужно, король?
— Ого, ты даже вспомнил, кто я. Похвально, — сыронизировал Вацлав. — Мне, Рихард, нужно, чтобы ты поехал с Анной и Тадеушем в Краков.
— Я уже в курсе. Это всё? — Милинский как бы невзначай выпустил клыки.
— Не всё. Что ты знаешь о планах Мнишека? — терпение Левандовского плавно кончалось, но для дела он готов был сдерживаться. — Не отпирайся, мне известно, что вы видитесь. Ты этого не прячешь.
— Верно, иначе ты и сам залезешь ко мне в память и найдёшь всё, что нужно — в таком ты отчаянии. Ничего, — вполне честно ответил Рихард. — Да правда ничего, не смотри так, — добавил он, поймав подозрительный взгляд Вацлава.
— Я ведь не просто так спрашиваю. Анна поедет не по защищённой дороге — у нас нет никого, кто бы смог обеспечить её безопасность. Ясное дело, что о ней вряд ли кто-то знает и она никому особо там не нужна, но я хочу быть уверен, что Мнишек не воспользуется неожиданной возможностью взять заложников, — пояснил Левандовский.
— Не воспользуется, — уверенно ответил Милинский. — Я его знаю, он не воспользуется.
— А почему я должен принять это как правду, напомни, — Вацлав прищурился. — Рихард, мы все относимся к тебе с уважением, потому что Велислав за тебя поручился, мы прощаем тебе все твои причуды, но за Анну я глотку порву любому, ты это понимаешь?
— Почему-то в те страшные дни, когда она умирала от боли, рядом с ней был только я, — тихо ответил Рихард. — Я готов поклясться всем, чем хочешь, что не лгу — Анна мне тоже не чужая, — он отвернулся. — Она меня любит. Она единственная меня любит. Пан Велислав, помнится, взял надо мной опекунство, но что-то я не вижу особого проявления чувств, — с какой-то странной обидой в голосе добавил он.
— Извини, — Левандовский понял, что такое недоверие было лишним. — Я не хотел тебя задеть, просто…
— Просто время такое. Вы с Вишнивецким говорите слово в слово, — закончил за него Милинский. — Если вкратце, я с ней еду, защищаю от всего, а если вдруг узнаю, что ей угрожает опасность — сообщаю тебе. Это всё?
— Всё, — кивнул Вацлав. — Теперь можешь продолжить прерванный сон.
— Если смогу, — фыркнул Рихард и исчез. Левандовский остался один.
***
— Что вы решили, герр Штраус? — Ганс положил на стол ещё одну книгу. — Уже который месяц читаете да читаете… Глаза устанут!
— Я вампир, и мне это не доставляет неудобств, — напомнил Максимилиан.
— Однако вы вечно в очках, — заспорил слуга.
— С этим я поделать ничего не смогу, — покачал головой Штраус. Он уже привык к полумраку библиотеки и теперь совершенно не хотел покидать уютных стен, ему нравилось и здесь, среди массивных дубовых шкафов и старых фолиантов.
— И всё же. Вы тут давно, придумали что? — спросил Ганс, усаживаясь рядом. Его внимательные серые глаза смотрели на господина прямо, но с почтением.
— Придумал. Точнее, нашёл путь, который нам поможет и на который не понадобиться класть так уж много жизней, — довольно отвечал Максимилиан, ища нужную страницу. Эта книга была особенно старой, заботливо написанные буквы понемногу выцветали, пергамент пожелтел, а переплёт заметно истрепался.
— И вы предложите его? — осведомился слуга, с интересом глядя на господина.
— Да. Правда, не королю, — Штраус усмехнулся. — Вацлав хороший правитель, очень хороший. Он, конечно, ошибся, но это нестрашно, с многими случается. Но тут дело в ином — он слишком… гуманный. Левандовский просто на подобное не согласится, это я уже знаю — не в первый раз случается подобный прецедент. А вот Вишнивецкий…
— Он тоже, кажется, не то чтобы любит проливать кровь, — осторожно заметил Ганс.
— Верно, но управлять им просто, — Максимилиан откинулся на спинку стула, прикрыл глаза. — Думаешь, он встал во главе армии потому, что что-то может? Нет. Он туда был поставлен потому, что им можно управлять.
— Не спорю, — слуга призадумался, нахмурился. — А вы уверены, что он другу-то своему ничего не скажет?
— Да куда там… Письма идут долго, их и перехватить могут, — тут Штраус как бы невзначай поправил очки, хотя они идеально сидели на переносице. — Отправиться к нему лично у него тоже не выйдет, он пока не настолько силён, чтобы перемещаться так далеко. Так что мы будем один на один. Даром убеждения я обладаю, остальное же — дело времени.
— Гладко говорите, герр, да только поостереглись бы. А никак откажется? Даже слепая курица иногда находит зёрнышко, — возразил Ганс. — Всякое мы с вами повидали, а?
— Кто не отважен, тот не выигрывает, — легко парировал Максимилиан. — Хотя бы попытаться нам стоит. А там… Будь что будет. Если Матиуш окажет достаточно серьёзное сопротивление, я просто оставлю его в покое — не хочется тратить силы попусту. Сам же знаешь, дела в Восточной Европе меня вообще-то не касаются, — напомнил он.
— А и верно, — кивнул слуга. — А и пусть. Ну, тогда мне остаётся пожелать вам удачи, герр Штраус.
— Благодарю, — тот поднялся. — Ну что ж, пора, пора! Дела не ждут, — он быстрым шагом покинул библиотеку, воодушевлённый своей же идеей, следом пошёл и Ганс, благодаря Господа за то, что его хозяин наконец-то отдохнёт.
***
Дарко Вереш не ждал гостей — он уже было приготовился лечь, как в палатку зашёл верный Новак, поклонился.
— Подойди, — Дарко кивнул ему, сел на расшитую золотом подушку, скрестил ноги. Каслав приблизился, опустился рядом, мельком отмечая узор трофейного турецкого ковра. В шатре царил полумрак, и от этого двум стригоям было спокойнее.
— Мой господин, в стане короля Вацлава есть предатель, — тихо сказал Каслав, кинув короткий взгляд на полог, едва колышущийся под порывами неприятного осеннего ветра.
— Откуда ты знаешь? — Вереш прищурился — он не любил подобных новостей, потому что они не раз выходили ему боком.
— Он ждёт встречи с вами, хочет рассказать что-то действительно важное, — тихо ответил Новак. — Это явно вампир, я почуял… Думаю, нам стоит с ним поговорить.
— Кто он? — спросил Дарко, заметно напрягшись.
— Он отказывается показать своё лицо, а голоса я не помню, — вздохнул Каслав. — Если что, мы убьём его.
— Я не привык действовать так, но что делать, — согласился Вереш. — Я сейчас соберусь, — он поднялся.
— Вас что-то тревожит, — Новак видел его неуверенность, даже подобие страха.
— Да, — Дарко обернулся, устало посмотрел на него. — Боюсь, что я-то как раз его узнаю.