Следующий день за разговорами и встречами протёк быстро, весь вечер Матиуш с Вацлавом проговорили за бокалом хорошего вина. На утро же Вишнивецкий отправлялся в гости к Фабиану, затем в ложу, а потом уже домой.
— Милая Ануся ждёт, не так ли? Да и с паном Концепольским тебе встретиться охота, если не ошибаюсь, — усмехнулся Вацлав, хотя и так знал ответ на этот нехитрый вопрос. — А ещё… — он не стал договаривать, но Вишнивецкий понимающе кивнул.
— Да, — он поправил камзол и чуть пригладил угольно-чёрные волосы. — Что смогу, напишу, если тебе так интересно. Но вообще вступил бы сам и не мучился.
Левандовский хмыкнул и чуть покачал головой. Его аквамариновые глаза на мгновение стали изумрудными, а взгляд немного хитрым и заинтересованным.
— Не надо так на меня смотреть, — как можно вежливее попросил Вишнивецкий, чуть поёжившись. — У меня от такого мурашки по коже. И повторю, если так любопытно узнать, чем мы занимаемся, присоединяйся, ты из тех людей, кого без вопросов примут, иначе бы я не предлагал.
— Ну-ну, — улыбнулся Вацлав. — Куда мне, я уже староват для всех этих игр и метаний. Езжай с богом, — последнюю фразу он произнёс как-то вымученно, кисло улыбнувшись. Его бескровные губы на миг показались ещё бледнее обычного, отчего Матиушу стало ещё неуютнее под взглядом его чёрных, будто поблёскивающих зрачков.
— До свидания. Спасибо за всё, ты и сам понимаешь, как мне всё это важно, — он чуть кивнул, улыбнулся на прощание и сел в карету, тут же отвернувшись к окну, чтобы побороть страх. Взгляд Левандовского определённо мог нечто большее, чем взгляды прочих. Нет, Матиуш вовсе не верил в подобные вещи, но порой его терзали смутные сомнения, а сказки, слушанные в детстве, только подогревали их.
***
— Давненько ты не бывал в наших краях, — Фабиан был одет в самый дорогой из возможных камзолов: тончайшие кружева, изящная золотая вышивка, шёлк, пуговицы из перламутра… Матиуш такой роскоши не понимал, а Концепольский в таком наряде смотрелся попросту смешно.
— Да вот всё занимаюсь поместьем и моими людьми, — беззаботно отвечал Матиуш, едва сдерживая улыбку. — Ну и химией понемногу, тебе стоило бы присоединиться к этому.
— Да по тебе видно. Так утомился, пока с какой-нибудь хорошенькой панно по… — Концепольский хотел было добавить парочку пошлых и попросту неприличных выражений, но Вишнивецкий не дал ему этого сделать, неприятно поморщившись.
— Фабиан, манеры. Нельзя так выражаться, — укоризненно сказал он, качая головой. — Ты одет, как истинный человек нашего времени, но выражаешься, как шляхтичи, жившие сто или двести лет назад, так некрасиво поступать.
— Какие мы вежливые, а как Гальшку в коридорах к стенке прижимать, так пожалуйста. Не поучай, я уже понял, что у тебя были лучшие немецкие учителя, вроде Шт… а впрочем, неважно, давай лучше к делу, — Фабиан хитро улыбнулся. — Кого нашёл?
— Девушку одну, — уклончиво ответил Вишнивецкий, прекрасно зная, что Концепольскому никогда нельзя рассказывать всех подробностей.
— Опустим пару моих шуток. Я так понимаю, это была не ясновельможная, ты с одной-то никак не помиришься, — Фабиан вдруг заговорил гладко и приятно, без привычных грубых словечек, а его тон сделался заинтересованным.
— Да, она крестьянка. И я не знаю, что делать. Вот до сегодняшней ночи я и думать не думал, что буду с ней дольше, чем полгода, ну до Рождества, там бы она уже чему-то научилась, и можно было бы ввести её в общество, а теперь вдруг понял, что, может, и буду… Ну просто так, потому что хочу. Я не знаю. Она довольно забавная, с ней нескучно, и в постели она диво как хороша, но это, знаешь ли, не повод жениться или что-то такое делать. Я не люблю, вовсе нет, я даже не влюблён, у меня было много женщин, но вот теперь мне что-то мешает её отпустить, хотя я изначально думал, что мы не сможем быть вместе так уж долго. Путаница какая-то! — Матиуш говорил быстро и как-то беспокойно, будто сам стыдился того, что с ним произошло. — Ну что за странность, что за блажь. Не сказать, что мне нравится вечно жить в этом полусне, полном ласки, это скучно и надоедает. Повторюсь, мне хорошо с Анной, но мне будто нужно что-то ещё, что-то… Будто мне нужно не только физическое удовлетворение, но и духовное. Но с ней… Я, конечно, буду её учить, да, но для этого надо… — он даже удивился собственному совершенно неожиданному выводу. — Надо… из служанок её вывести, я как-то про это сначала не подумал. Вот что мне делать?
— Сложно сказать. Ты, на мой вкус, ужасно избалован, — пожал плечами Концепольский. — Если ты хочешь совета, то я тебе его дам, но в этот раз он будет короткий. Не ври ей. С Еленой и прочими актёрствуй, сколько тебе угодно, они и сами примы, не иначе, это в нашем кругу так же естественно, как людям молиться, а вот ей не ври. Бросишь — брось, да только так и скажи. Оставишь — тоже не гуляй вокруг да около. А в остальном сам разберёшься, ты уже взрослый. И уж если на то пошло… выводи, ты же для этого её взял. Ей-богу, не разочаровывай меня.
— Почему именно так? — удивился Вишнивецкий. — Почему ты сказал именно про ложь, фальшь?
— Потому что она этому умению не научена. Не умеет притворяться, — Фабиан ненадолго замер, словно что-то вспоминая, его пальцы непроизвольно сжали ножку бокала, а лицо на мгновение исказилось непонятной мукой.
— Не обманывай, просто послушай меня, не надо этого делать, — только и сказал он. Глаза у него были пустые.
***
— Ну-с, что нам расскажет пан Вишнивецкий? — граф Ян Радецкий расхаживал туда-сюда по небольшой гостиной, то и дело отпивая немного вина из красивого хрустального бокала.
— В Грохове и его окрестностях за то время, что мы не виделись, были построены ещё две школы. Нескольких особенно способных крестьян я отпустил на заработки в город. Одну из девушек, что служат в моём доме я и вовсе взял к себе, чтобы обучать лично, — гордо ответил Матиуш, высокомерно оглядывая прочих гостей. Он мнил себя воистину тем, кто справился с поставленной задачей.
Послышались смешки и покашливания, дворяне вокруг перешёптывались, поглядывая на Вишнивецкого снисходительно и даже сочувственно. Радецкий же молчал, ухмыляясь и задумчиво постукивая пальцами по каминной полке.
— Нет, это, конечно, похвально, — терпеливо начал он. — Но не то. Понимаете ли, Матиуш, мы здесь не кидаем объедки со стола тем, кому повезло меньше нашего, как это делаете вы. Мы тут действительно пытаемся преобразовать мир целиком, не делая исключений. Мне странно слышать ваши слова, но вы пока молоды и хватаетесь за каждую идею, вы пока ещё не научились доходить во всём до конца, но это придёт. Не обижайтесь на мои речи, учтите их на будущее. Чему вы уже успели научить ту девушку?
— Она умела читать, теперь ещё и писать, — это Вишнивецкий сказал уже гораздо более сдержанно, пристыженный старшим другом.
— Это, признаться, вовсе не то, о чём я изначально говорил, — покачал головой Ян. — Этого мало, и это не заставляет её изменить образ мышления. Обучить не значит показать, каким образом люди изъясняются беззвучно, обучить — это, считайте, вашу голову поставить ей на плечи. Вы должны приложить все усилия к этому, а не отлынивать и развлекаться, верно, вы с ней не только вечера проводите, — он снова заулыбался, мягко и по-отечески. — Я понимаю, что вы хотите всё и сразу, это вполне естественно, я ни в коем случае вас не осуждаю. Но помните, что наша цель не унизить и поиграться, а наоборот, помочь.
— Да, конечно, — Матиуш не мог выдавить из себя и слова, опозоренный и чувствующий себя виноватым. Но вместе с тем в его голове рождались мысли уже более серьёзные и оформившиеся, мысли не о теле Анны, но о её душе, о её сознании. Пора было прекратить ядовитую негу и заменить слабые и ненужные, наигранные чувства разумом. Начинать надо было уже сейчас.
***
В ночь по мощёным улицам Грохова простучали колёса барской кареты.
Экипаж остановился у самых дверей, Матиуш быстро покинул его и поднялся по серым каменным ступеням к входу. Дверь ему открыла, на удивление, Анна. Она пригляделась, счастливо улыбнулась и смущённо обняла пана.
— Ануся, я скучал, — Вишнивецкий крепко прижал её к себе, целуя в затылок. — Как ты тут жила без меня?
— Матиуш, мне вас очень не хватало, — девушка крепче обняла его, прислушиваясь к биению его сердца. Она хотела верить, что он выполнил своё обещание.
— Мне приятно знать это, дорогая Анна. В следующий раз вместе поедем, могу заверить тебя, — мягко заверил тот, проводя ладонью по её щеке. — Только ты должна мне кое-что пообещать. Думаю, ты и сама понимаешь, что я выбрал тебя не просто так. Я хочу выучить тебя, и ты должна будешь хорошо трудиться, чтобы достигнуть успеха. На таких условиях мы останемся с тобой вместе. Хорошо?
— Я с радостью, родной, — девушка же доверчиво положила голову ему на плечо, счастливо рассмеявшись. Она не слишком понимала, что её ждёт, но вообще-то была на всё согласна, ведь Матиуш сумел расположить её к себе, сумел заслужить её доверие своим обхождением.
— Ну и славно. А теперь я хочу отдохнуть, — всё-таки отказываться от приятных дополнений к своим планам Вишнивецкий не собирался, ему так было вполне удобно и хорошо, и он позволял себе это, пусть и в меру. Впрочем, он уже в который раз забывал о том, как это гнусно было по отношению к Анне.
***
Анна прижалась к пану и осторожно коснулась кончиками пальцев его плеча. Матиуш с улыбкой перехватил её руку и поцеловал, затем вернул обратно. Девушка чуть поёжилась и теснее прижалась к нему всем телом. Эта летняя ночь выдалась прохладной, сквозь открытое окно в покои то и дело пробирался приятный ветерок, раздувавший тонкий тюль.
— Холодно? — Вишнивецкий обеспокоенно поглядел на Анну и потянулся за одеялом. Та лишь отрицательно покачала головой.
— Мне просто не верится, что все это происходит на самом деле, — эхом ответила девушка. — Я счастлива.
— Я тоже, — Матиуш ласково, но больше по-дружески коснулся губами её лба. Его постепенно укрывал сон, но сознание всё ещё гудело от разных мыслей, и он был совсем не прочь, чтобы Анна поговорила с ним ещё, чтобы ненадолго их развеять, а также удовлетворить своё извечное любопытство: днём бы ему стало не до этого, а сейчас в самый раз.
— Матиуш, а где ваши родители? — тем временем тихо и немного робко спросила девушка.
— Умерли, — спокойно ответил князь, едва пожав плечами: в детстве он порой скучал по ним, подолгу стоя у парадного портрета, но со временем это прошло. — Я их не помню совсем, меня воспитывала тётя. Мама была красивая, я по картине знаю. А отец… он мудрый был, добрый, наверное. Я не задумывался над этим, — он просто улыбнулся. — Тётя Телимена редко мне о них рассказывала, если честно.
— Ваша тетя… она хорошая, но очень строгая. Она несчастлива? — как-то задумчиво спросила Анна. Матиуш нахмурился и внимательно посмотрел на неё.
— Да вроде бы её всё устраивает, а что? — уточнил он, понимая, что Телимена наконец изволила их навестить.
— Она говорила со мной, впрочем, очень по-доброму, даже слишком, пожалуй, но она всё время такая беспокойная была, печальная, будто бы очень чего-то боялась, хотя ведь знает, что в её воле приказать меня насмерть забить, — отвечала девушка, медленно рассуждая и пытаясь связать свои мысли воедино. — Ну знаете, бывает такое, когда человек что-то знает, что не знают другие, но не может этого сказать, и тем не менее пытается всех предостеречь. Ну… Ну… То есть он даже может как-то пытаться это объяснить, но в итоге не договаривает, и… — она нахмурилась, пытаясь закончить фразу, но Вишнивецкий мягко остановил её.
— Я тебя понял, — сказал он. — Не обращай внимания, просто я у тёти один, вот она и печётся обо мне, словно наседка. Если она что и сказала тебе чересчур резкого о нас с тобой, то не обижайся, не стоит того. Мы будет вместе, и никто не сможет нас разлучить, пока мы сами того не захотим.
— Да, — Анна закрыла глаза. — Я верна вам, я ваша, — она сказала это настолько покорно, даже раболепно, что Матиушу стало не по себе.
— Я знаю, знаю, — он укрыл её одеялом и обнял. — Я не брошу тебя, я обещаю. Я пока не уверен, могу ли обещать тебе брак или что-то подобное, но я не обойдусь с тобой, как обошлись со Златой, как обходятся с многими девушками твоего положения.
— Я понимаю, что я просто хлопка, — служанка неожиданно подняла голову и пронзительно посмотрела на него своими огромными серо-голубыми глазами. — Но… просто… мне кажется, даже я заслужила право на капельку счастья. Это же совсем немного.
— Верно. Я в этом никогда не сомневался, — Камил провел ладонью по её щеке. — Не говори о себе так пренебрежительно, хорошо? Просто пообещай мне, что не будешь так.
— Хорошо, — девушка закрыла глаза и поудобнее устроилась в его объятиях. — Спокойной ночи, Матиуш.
— Спокойной ночи, Анна, — прошептал в ответ князь.
***
Матиуш осторожно прикрыл дверь и вновь улёгся на кровать. В спальню проникал неяркий солнечный свет, освещавший валявшуюся на полу смятую одежду, письменный стол с разбросанными на нем бумагами и спящую Анусю. Её кудри разметались, длинные, тонкие ресницы едва трепетали во сне, губы чуть припухли от ночных поцелуев, а на щеках играл розоватый румянец. Вишнивецкий улыбнулся и поцеловал её в плечо, уложил на себя.
— Доброе утречко, — Анна сонно захлопала ресничками и вздохнула, просыпаясь от его прикосновений. — Хорошо-то как.
— Доброе утро, — Камилу очень захотелось сжать в объятиях и приласкать такое очаровательное создание, что он, впрочем, и сделал. Ануся взвизгнула от неожиданности и рассмеялась, ощущая, как Вишнивецкий покрывает поцелуями её лицо.
— Мне так нравится, — она счастливо посмотрела на князя и ласково коснулась тонкой ладошкой его щеки.
— И мне. Правда, очень нравится, — Матиуш мягко улыбнулся девушке, сел, как бы обрывая мгновения нежностей, весомо произнёс: — У меня есть сюрприз.
Анна с детским любопытством заглянула ему в глаза и часто заморгала. Князь потянулся к серебряному колокольчику, стоявшему на прикроватном столике, и позвонил в него. Буквально через минуту дверь в комнату отворилась, и в покои заглянула немного растрёпанная Зося.
— Принеси подарок для Анны, пожалуйста, — попросил Матиуш. Зося заговорщически улыбнулась, будто знала всё заранее, тут же исчезла и вскоре появилась вновь, неся в руках красивое платье из дорогой ткани. Оно было небесно-голубого цвета, манжеты и воротник были выполнены из очень тонкого и невозможно красивого белоснежного кружева, а подол был расшит серебряными нитями.
— Нравится? — счастливо спросил Матиуш, наблюдая за реакцией девушки. Та заворожённо разглядывала платье и широко улыбалась.
— Зося, оставь нас, — Саровская поклонилась, подмигнула Анне, оставила платье на стуле и выскочила за дверь. Анна же оторвалась от созерцания наряда и крепко-крепко обняла Матиуша.
— Спасибо вам, спасибо, — она беспорядочно целовала его губы. — Оно такое красивое.
— Я рад, что тебе пришлось по душе, — Вишнивецкий осторожно отстранил её. — Давай помогу одеться.
Анна с интересом разглядывала себя в зеркале, касаясь складок наряда. Матиуш колдовал над её волосами, затем убрал руки, достал что-то из ящичка и застегнул у Анны на шее тонкую золотую цепочку с небольшим сапфиром.
— Ты самая красивая на свете, — ласково и ободряюще сказал он, с удовольствием отмечая, как девушка благоговейно гладит украшение. — Идём?
***
В огромной гостиной в багряно-красных тонах горели канделябры. Высокий черноволосый мужчина стоял у камина, держа руки за спиной и глядя в огонь. В креслах, расставленных в полукруг, сидели двое: один в очках с золотой оправой, а второй в рясе ксёндза. Близ них устроилась красивая женщина средних лет, одетая в венгерские одежды. Все они будто застыли во времени, вечные и прекрасные, чего-то ожидая.
По коридору раздались тихие шаги, дверь отворилась, и в комнату появились ещё гости — то были Вацлав и Велислав.
— Приветствую, — мужчина обернулся. — Как дорога?
— Добрый вечер, Влад. Вполне приемлемо. Пан Анджей, пани Эржебет, моё почтение, — Вацлав чуть склонил голову. — Рад здесь всех вас видеть.
— Благодарю, что прибыли по моей просьбе, — добавил Потоцкий, пожимая руки Владу и Анджею, целуя пальцы Эржебет. — Вацлав уже поведал, зачем мы все здесь?
— В определённой мере, — Батори поднялась и подошла к Дракуле. — Мы с дядей были в подобной ситуации. Что скажет пан Лович?
— Ты замыслил интересное дело, Вацлав. Если этот самый Матиуш так полезен, как ты говоришь, то в рядах вампиров ожидается неплохое прибавление. Но если дела обстоят иначе, то решение принять не так-то просто. Всем нам ты друг и себе в друзья выбираешь достойных людей, но дать бессмертие — это не на брудершафт выпить, сам понимаешь, — ксёндз говорил размеренно и мягко, но спорить с ним было сложно.
— Понимаю, — Левандовский вздохнул, взял со стола бокал с кровью. — Но я готов за него поручиться. При нужном воздействии с нашей стороны он может быть просто кладезью.
— Допустим. Но что тебя подтолкнуло к этому решению? — Влад не мигая смотрел на него и как-то странно улыбался. — А?
— Что ж, дело в том, что Матиуш поведал мне о своём новом романе. Не с ясновельможной, — Вацлав выдержал должную паузу. — Я давно заметил его рвение к наукам, к идеалам Просвещения, и пусть это пока не слишком походит на то, на что должно, этот роман лишь подтвердил мои наблюдения. Он станет её учить. Пока он этого толком не сделал, но он станет. Я уверен в этом.
— Учить? Долго ли? — Дракула едва не расхохотался. — А ты уверен, что это не очередная блажь богатого паныча? Много у нас таких, много таких я знаю лично, да и Просвещение покуда не вызывает у меня доверия, я не представляю, что оно принесёт этому миру.
— Уверен, — Вацлав прервал его, оскалился. — Он повезёт её в Варшаву, а там уж я найду подход. К ним обоим. Что я, не знаю, как это делается?
— Зачем тебе так нужно, чтобы Матиуш достиг нашего уровня осознания мира и стал бессмертным? — вдруг спросил Потоцкий.
— Он талантлив в химии, он ещё пригодится этому миру, — отозвался Левандовский. — Верьте мне. Я не знаю, как вам толком это объяснить, но чуется мне, что скоро грядёт что-то, где он сумеет нам очень сильно помочь. Разве это не стоит того, чтобы дать ему вечную жизнь?