Если бы в ней хоть капля поэзии.
А впрочем... fа, sol (он трогает клавиш)
Не это ли формула Ваших ноздрей?"
О, нет, согласитесь, что яд этих стрел
Никаким равнодушием не расплавишь.
И вовсе не по ее вине.
И если Сугробов надует губы,
Улыбнется, распускаясь, как жемчуг в вине:
"Вот таких-то, моя дудочка, и любят!"
Вообще-жила. Такая милая, лучшая,
Самая лучшая (нет, я беспристрастна).
И вдруг - такое. За что? Престранно.
Совершенно. Абсолютно. - Революция!
Осталась одной. Но ведь это же яма ж.
Ничего не умея, работай. А как?
Ну, вот и вышла пока что замуж
За самого дошлого казака.
И дедовский дом Сугробовых рухнул.
Улялаев забил колоннадную дверь,
Выбрал из флигеля 2 комнаты и кухню,
Вырезал землицы десятины с две.
Три раза проходили белые войска,
Три раза усадьба возвращалась бы Тате,
Но что за смысл судиться, искать?
Все равно большевики снова прикатят.
А если так - Улялаев за белых,
В драке за землю он их ненавидел
Но все обошлось в самом лучшем виде,
И теперь мешали красные. И он не терпел их.
И верно: у него теперь барское хозяйство:
Голландки, симменталки, молочные козлицы,
А эти придут-заорут "да здравствует",
И сдавай на учет и жди реквизиций.
Но когда он услыхал, что генерал Субботин
Перевешал весь Ревком их губернии
Успокоился враз, даже принял на работу
Какого-то очкастого, беглого наверно.
И вот теперь барствует - никаких забот нет,
Хитер да сметлив - всех позаклепал.
Девять ран, так на войне уж не работник,
Эта власть, та ли-он сам себе пан.
Но ныла в Улялаеве ссадина на сердце:
Купил он вот кусок молодой жены.
Она скучала в мезонине, в окна над сенцей
Глядя на плахты ядреных жниц...
И Улялаев сатанел: он у ней не первый,
Но только чуть дотронется - и пошла ловитв.
Законного мужа не голубила, стерва,
Плакала до хохота, говорила "вы".