Задаст винта". И крестьянские воины
Дали спешенный строй.
Братва его знала: выверчено веко,
Дырка в подбородке, да в мочке серьга.
Ежели только ускачет Серга
Не оставит живого человека...
И Дылда вскинул к щеке обрез
Цок! - осечка. Но Павлов за винтовку,
Вдвинул ему в губы - и золотой блеск
Озарил изнутри его зубы.
Рванулась лиловая кровь И дым.
Лицо, как молнией, дергалось мукой,
Из темени хлестали с глотательным звуком
Пышные перья алой воды.
Кто-то еще спустил карабин.
Пальцы скрючились, точно озябли;
Кто-то трусливо крикнул: "Руби!"
Нос и губы перекрестили сабли;
Но белый глаз не мигая смотрел.
И уже суеверные малость струхнули
Не берет старика ни тесак, ни пуля,
Хоть морда в разрубе, а череп в дыре.
Зеркальный мороз на ветрах багровых
Его отражал то выше, то ниже,
И он чернел, оползая в кровях,
И лютый глаз его вопожил-пыжид.
Может, он мертв. Но его похоронят,
А страх из могилы дыхнет прокааой.
Нет, тут нужна прапрадежья казнь;
Чтобы мясо его разносили вороны.
И вынули топор, черный от опоя,
И дали помолиться, ежели горазд
И Сергея-свет-Кирилыча тут же, в поле,
Голову на колесо - и раз!..
Астрахань
XII-1924
ГЛАВА XI
Но говорят, что это был не Улялаев...