Фантасмагория и другие стихотворения - читать онлайн бесплатно полную версию книги . Страница 8

Три голоса

Первый голос

Он пел соловушкой хорал,Он с каждым счастье разделял,А бриз морской волной игралОн сел — подул наискосокНа лоб игривый ветерок,И шляпу снял, и поволок,Чтоб положить у самых ногЧудесной девы — на песок,А взгляд ее был хмур и строг.И вот, за шляпой шаг свой двинув,Прицелившись зонтом-махиной,Она попала в середину.И с мрачной хладностью чела,Хоть шляпа мята вся была,Нагнувшись, шляпу подняла.А он от грез был лучезарен,Затем сказал, что благодарен,Но слог его был так кошмарен:«Утратив блеск, кому он нуженСей ком, а денег стоил — ужас!К тому ж я шел на званый ужин».Она ж в ответ: «Ах, зван он в гости!Что ж, вас дождутся ваши кости!Блеснуть хотели шляпой? — Бросьте!»Вздыхает он и чуть не плачет.Она усмешку злую прячет,А он как пламенем охвачен:«Да что мне «блеск»? — и он поведал:Я б досыта всего отведал:Там чаем — чай, обед — обедом».«Так в чем преграда? — Ну ж, не трусь.Путь к знаньям дерзостен, боюсь,Ведь люди — люди, гусь лишь гусь».Он простонал взамен речей,И мысль уйти, да поскорей,Сменилась: «Что б ответить ей?!»«На ужин! — и хохочет зло, —Чтоб улыбаться за столом,Упившись пенистым вином!»«Скажите, есть ли униженьеДля благородного твореньяНайти и в супе утешенье?»«Вам пирожка иль что послаще?Манеры ваши столь изящныИ так — без снеди преходящей!»«Но благородство человекаНе в том, что он в теченье векаНе съел ни ростбифа, ни хека!»Ее глаза сверкнули строго:«Лишь подлый люд, а вас тут много,Шутить способен так убого!Коптите небо для утехИ землю топчите — вот смех —Они не ваши, а для всех!Мы делим их, хоть поневоле,С народом диким, что на волеНа обезьян похожи боле».«Теории плодят сомненья,А ближний, я не исключенье,Нам дан не ради осужденья».Она разгневана, как волк,А он шел в тьму наискосокИ тростью исследил песок.Валькирией, средь страсти, бреда,Она сражалась до победы,Чтоб слово вымолвить последней.Мечтая, словно ни о чем:Сказала, созерцая шторм,«Мы дарим больше, чем даем».Ни «да», ни «нет» в ответ, но светелОн стал, сказав: «Наш дар — лишь ветер», —Он сам не знал, что он ответил.«И есть тогда, — сказала так, —Сердца, что могут биться в такт.Что гонит вдаль их? Мир? Сквозняк?»«Не мир, но Мысль, — он ей в ответ, —Безбрежней моря в мире нет,Ведь Знаний тьма — ведь Знанье свет».Ее ответ упал суровоНа его голову свинцовым,Огромным слитком полпудовым:«Величье с Благом свет льют вечныйНо легкомыслен, опрометчив,Кто каламбурит век беспечно.А кто, куря, читает «Таймс»,А в Рождество идет на фарс,Преступным кажется для нас!»«Ах, это правило подчас, —Стеня, зардевшись и стыдясь,Сказал, — сложней, чем преферанс».Она спросила: «Отчего же?»Свет мягкий ощутив на коже,Воскликнул он: «Не знаю, боже!»Волною золотой пшеницыК монахам в окна свет стучится,Природный цвет дав рдевшим лицам.Взгрустнув, что он краснел, ославясь,Сказала горько: «Нам на радость,Величье побеждает слабость».«Ах, истина, ты хуже бремени, —Сказал, — ты так несвоевременна,Не лезешь в лоб, тяжка для темени».И покрасневши в первый разСказала хладно, напоказ:«Она тяжка, но не для вас».Она опять взглянула строго.И он взмолился: «Ради бога!»Она смягчилась хоть немного:«Ведь эта мысль, — хоть вы с трудомС ней миритесь, — ваш мозг умомВдруг осветила, скрывшись в нем.Лишь тот, кто плакал, тосковал,Вместить способен идеал,Что высшим Знаньем осиян.Как цепь, что все соединяет,Как колесо, что поднимает,Нас Мысль Познаньем озаряет».На этом он расстался с ней.Никто из них не шел быстрей.А он казался все мрачней.

Второй голос

Изъели волны брег в мочало,Она прелестно поучала,А он молил, как и сначала.Она смягчала «сладкий» тон,И монолог был оживлен,Как трутень неуклюж был он.«Из мела не удастся намСыр получить», — слова к словамАккомпанируют шагам.Но голос звучен был, бесспорно,Она спросила вдруг: «Который?» —То высший миг был разговора.В тупик поставивший ответС пещерным эхом слившись, следУтратил в волнах — без примет.Он сам не знал, что отвечал ей,Как лук, стреляющий случайно,Но мимо слуха — от отчаянья.Ответа ей его — не надо,С опущенным свинцовым взглядом,Шла, словно нет его с ней рядом —И били больно, как кулак,Ее вопросы «Что?» и «Как?»И силлогизмов дикий мрак.Когда ж, устав зря, бестолково,Просил он объяснить два слова,Она все повторила снова.Пренебрегая явно Смыслом,Сказал он, ведь, вскипая, кисли —В агонии ужасной — мысли:«Ум — роковая нам награда,Абстракций, совпадений чадо,Такое ж, как и мы! Не правда?»Тут ее щеки запылалиУста надменно замолчали,Но даже молча подавляли.Теперь ответ — её — не нужен,Взгляд словно камнем перегружен,Умчаться бы! — Но он недужен.Она слова его бичуетБез промаха, как кошка, чуя,Где птичка в темноте ночует.Его ум бросив на лопатки,Разоблачив до кости гладкой,Мысль излагала по порядку:«Но люди ль люди? И прильнутК потоку ль дум — взять ту одну,Росе подобную, вину?И лихорадочный глаз нашСумеет ли узреть сквозь кряжТщеты — мучительный мираж?Услышим ли немые крики,Им полон воздух, ведь великойВновь кровью налились все блики?Как дышит луг янтарным светом,И как парит в тьме беспросветной,В граните ночи — шлейф кометы?Среди ровесников, став сед,Ты, человек, сквозь толщу бедУзришь ли молодости след?Нам прошлое приносит звук —То подолов шуршащий круг,И пальцем в дверь легчайший стук.Но в час мечты, в полета часУнылый призрак зрит на насИз глубины стеклянных глаз.То призрак суеты сует,Ведущий в лес дремучих лет,И стынет кровь — и жизни нет».У фактов вырвала из губ, —С восторгом зверя, а он груб, —Святую правду, словно зуб.Круг мельниц встанет, как немой,Когда всю речку выпьет зной,Так и она молчит. — Покой.Так после тряски, шума, гвалтаШел пассажир, ища прохладу,Когда домчался, куда надо:Средь суматохи — сбой моторовЛишь слышен, но по коридоруНосильщик бархат топчет скоро.Со взглядом, ищущим преград,Беззвучно губы мысль твердят,И вечно хмурен ее взгляд.Он радостно смотрел: полнаПокоя даль, и спит волнаВ молчанье мертвом, а онаКлочок пространства созерцала,И словно эхо повторялаКруг мысли стертой — все сначала.Но он не мог расслышать ухом,Хоть оно чутко, а не глухо,Что говорила она сухо,На береге волны печать,Как принялась рукой качать, —Вот все, что он сумел понять.Он видел зал — как бы сквозь сон —С гостями в мрак был погружен,Все ждут… — Кого ждут, знает он.Они, поникнув, не уснули,Но каждый съежился на стуле,Глаза отчаяньем блеснули!Не разговорчивей креветок,Мозг сух от скорби беззаветной,Вы не дождетесь их ответа —«Ждем три часа! Довольно, Джон! —Один издал все ж вопль и стон:Скажи, накроют пусть на стол!»Виденье, гости, — все пропало,Одна лишь дама среди залаБлагоговейно причитала.Ушел он, сев на брег морскойСледить за мчащейся волнойС приливом на берег сухой.Бродил он возле кромки чистойВоды, и ветер пел речистоНа ухо, шли валы игристы.Зачем он слушал ее сноваИ замирал над каждым словом:«Ах, жизнь, увы, абсурд неновый!»

Третий голос

Лишь миг недвижна колесницаЕго слезы была — стремится,Печаль излить его ресница.А ужас прямо в сердце дышит,Глас ни вдали, ни рядом — выше —Казалось, слышен, — но не слышен:«Но нет в слезах ни утешеньяНи искры сладкого сомненья,Все тонет в мрачной тьме томленья».«От слов ее открылась рана,Они мудрей, чем океанаБыл вой невнятный постоянно, —Сказал, — мудрее, чем потокаОт запада и до востокаПевучий диалект глубокий».А голос сердца тих, суров,Словами образов — не слов,Сказал, как путник, тяжело:«Ты стал сейчас глупей, чем прежде?Так почему глас знанья нежныйНе слушаешь, живя надеждой?»«О, только бы не это! — Ужас!Уйти к вампиру лучше — глубжеВ пещеру, плоть отдав ему же!»«Будь тверд, ведь мыслей мудрых тьма, —Безбрежна и теснит самаКоросту скудного ума».«Не это! Лишь не одинокимОстаться. В голосе глубокомЕе был странный хлад жестокий.Эпитеты ее чудны,И не было ведь глубиныВ ее словах, что так ясны.Ответы были величавы,И я не мог не верить, право,Что не мудра она на славу.Не оставлял ее, пока,Запутав мысли, как шелка,Она не стала далека».Но шепот проскользнул дремотно:«Лишь в правде — правда. Знать охотаСуть дел всем», — подмигнул вдруг кто-тоБлагоговейный ужас смертьВнушает, голову как плетьОн свесил — жив едва — на треть.Растаял шепот, — так густоюВетр поглощается листвою,Не дав ни тени нам покою.И с каждым мигом все страшнейОтчаянья пучина — в нейОн стиснул голову сильней.Когда узрел, как сведенаБровь скал, алея от винаЗари, — спросил: «Так в чем вина?»Когда же от слепящих грозОслепло небо, как от слез, —Надела траур роза роз.Когда в преддверье РождестваЗатмилась солнца голова,Всплакнул: «Душа, в чем не права?»Когда пейзаж был полон страхов,Ночь бросила его с размахуНа землю и пригнула к праху.Стон тех, кто мучим и покинут,Ужасней гроз, что вдруг нахлынут, —Ведь те сладки, как звук волынок.«Что? Даже здесь в кругу истерик,Боль с Тайною, клыки ощерив,За мной — подобием ищеек?Стыдом и жаждой удручен,Как знать, к чему приговорен,Какой нарушил я закон?»На ухо шепот чуть шуршитКак эхо зыби, что молчит,И тень восторга, что забыт.Играет шепот с ветром всласть:«Ее судьба с твоей сплелась, —Так внутренний вещает глас, —Ведь каждый — роковых звезд россыпь,Он дарит их подобно оспе.Так отойди подальше просто.Враги друг другу — вечно в споре:Ты ей — мычащее подспорье,ОНА ТЕБЕ — ЛАВИНА ГОРЯ».

Перевод С. Головой