Корвунт лежал на берегах узкой, но глубокой реки, что с ревом рождалась среди гор и устремлялась вниз, на Маровские болота, подпитывая их. Обнесенный каменной стеной, этот город был незыблемым стражем на юго-восточной границе графства. По весне сюда стекалось множество купцов, которые отдыхали, торговали, а затем двигались дальше на север или перемещались на Западный тракт (поскольку туда от города вела широкая тропа). Путники прибыли под стены Корвунта, к его крепким деревянным воротам, украшенным резьбой в виде ворона с распахнутыми крыльями.
Их встретили стражники. Увидев развевающееся знамя с гербом, они поняли, кто их гость, – и согнули в поклоне спины. Один из них прикрикнул на кого-то в сторожевой фланкирующей башне. Этот кто-то спустился с той стороны стены и, вероятно, кинулся со всех ног вглубь города.
Вскоре высокие ворота распахнули.
Уже куда более умело сидящий в седле Уильям с интересом разглядывал город. Корвунт отчасти напомнил ему грозный Брасо-Дэнто. Здесь также ревела быком река, также простиралась выложенная булыжниками мостовая, также виднелись поблизости вершины гор, а вокруг раскинулись необъятные равнины. Но город этот – у пределов графства – был куда меньше, в чем-то аккуратнее, здесь не громоздилось такое количество теснящихся построек. Так что после мрачных болотных поселений он сразу пришелся рыбаку по душе; да и светлее здесь было, что ли.
А потом Уильям начал рассматривать жителей. За счет проездных пошлин все они жили небедно, поэтому одевались в более дорогие одежды и баловали своих женщин украшениями, которые, правда, сейчас прятались под теплыми шалями.
Отряд двигался по мостовой, и к ним вышел почтенный мужчина в зеленом плаще, с длинной седой бородой. Сняв шапочку с пером ворона, он, как и все вокруг, отвесил графу глубокий поклон. Следом поклонились и местные жрецы Ямеса, стоящие чуть поодаль.
– Приветствую вас, господин, – со спокойным уважением сказал мужчина. – Меня зовут Усвури Докансев. Я вождь Корвунта.
– Мой отряд нуждается в отдыхе, – промолвил граф.
– Конечно, господин. Нашему постоялому двору «Зеленый ворон» будет за честь принять вас!
Вождь махнул рукавом в сторону трехэтажного широкого здания, стоящего сбоку от него. Рядом ютилась таверна. Из ее распахнутых дверей лились запахи свежей выпечки, мяса, душистых трав. Все гвардейцы тут же жадно повели носами, чуя хорошую кухню, спешились и торопливо повели уставших коней под узду, чтобы поскорее заслуженно отдохнуть. Один Филипп остался стоять подле вождя, скрестив руки на груди и наблюдая за всем.
– Надеюсь, наш постоялый двор вам понравится, – сказал вождь, почтительно склонив голову. – Если вам что-нибудь будет нужно, только скажите… Я оставлю мальчика, моего посыльного, у лестницы первого этажа, чтобы он как можно скорее донес ваши пожелания.
– Благодарю, – ответил Филипп, оценивая взором улицу. – Вижу, Усвури, что город в твоих руках процветает. Но у меня есть вопросы касаемо отчетов. Мы с тобой об этом позже побеседуем. А пока расскажи-ка мне об отрядах, что проезжали твой город в течение последней недели.
– Конечно-конечно, – закивал вождь. – Буквально на рассвете от нас отбыл отряд из горного Филонеллона. Все рыжеволосые, крепкие, хорошо вооружены. Предводитель у них сильно в годах, крепко сложен, весь в шрамах, словно волчище порвал… Особа знатная, потому что на голове у него серебряный обруч, а на поясе – дорогой меч. Платил хорошо. Имени своего не называл, сопровождавшие называли его владыкой, но нам имя поведали – ярл Барден Тихий.
– Хорошо, с этим понятно, – сказал Филипп, убедившись, что их действительно опережал его давний друг. – Еще кто-нибудь был?
– Да, с неделю назад проезжали еще двое, кхм, весьма странных… – вздрогнул и побледнел Усвури.
– Как выглядели?
– Один столь тощий, что кости торчали сквозь поношенный кафтан. О, а что за кафтан у него… Знаете, я такого дырявого тряпья давно не видал, и как он в нем насмерть не замерз – не понимаю… Плаща-то при нем не было. Ехал на такой же костлявой лошади, которой бы мертвецов к могилам возить, а не живого человека. Страже он сразу не понравился, но придраться ни к чему не смогли. И самое интересное, что ни меча, ни монет при нем тоже не имелось… За него платил и говорил его спутник.
– Ясно, – произнес задумчиво Филипп. – И как выглядел спутник?
– А этот побогаче, на черной лоснящейся кобыле. Жилистый такой, высокий и нос, как у коршуна. Был в черном плаще, плотно застегнутом, так что никаких гербов я не увидел. – Вождь вспоминал, морща лоб. – Меч при нем имелся, но старый, я бы даже сказал древний, с неизвестными надписями на гарде. Да и общались эти оба на каком-то неизвестном языке, мне такой и слышать никогда не доводилось, хотя всяких людей через Корвунт проезжало на моем веку… Их имен мы так и не узнали… Первый с нами ни разу не заговорил, а второй был немногословен.
– Никто не пропал из города за это время?
– В этом-то и дело. – Усвури печально усмехнулся. – До сих пор ищем дочерей плотника. Девушки ночью отправились к реке, туда, где обычно бабы замывают вещи, у одной… кхм… похоже, кровь началась, со слов матери, а вторая решила сопроводить сестру. И как в воду канули. Так что недобрые это были странники, ой недобрые… – погрустнел вождь.
Вождь Усвури не сильно ошибся, когда заметил, что костлявая кобыла под первым путником годилась скорее для перевозки мертвецов. Этим путником, судя по описанию, был Марко Горней. Образом жизни он действительно походил на мертвеца. Ему было больше тысячи лет, и уже долгие века он жил в укрытых среди снегов пещерах, порой пробуждаясь от сильного голода, спускаясь в ближайшие деревни и затем вновь впадая в сон. Связь с ним совет держал через Летэ. Будучи довольно старыми, вампиры способны общаться друг с другом мысленно.
Во втором путнике граф узнал барона Синистари – семисотлетнего вампира, соседа Марко. Синистари владел землями в восточных областях снежного Стоохса. Похоже, эти старейшины отправились в путь вместе. Видимо, их заинтересовала история с человеческим рыбаком, получившим дар от Гиффарда. И, понимая, что суд может оказаться весьма многолюдным (если так можно говорить о вампирах), Филипп в раздумьях поднялся по ступенькам постоялого дома на третий этаж, где располагались лучшие комнаты.
Пока привыкший к бережливости Уильям приводил в порядок свои вещи, на соседней кровати, ближе к камину, лежал в одних шоссах и с голым торсом капитан Рэй. Он отдыхал после долгой и изнуряющей дороги в седле, в то время как рыбак пребывал в обычном состоянии бодрости.
– Чего не идете ужинать в таверну? – спросил Уилл.
– Успеется. Вот сейчас отдохну – и пойду. – И капитан пристально посмотрел на вампира. – Я тут о вас, между прочим, думаю и о нашем ночном разговоре.
– Обо мне? – удивился Уилл.
– Да-да. – Сэр Рэй поднялся и пересел в кресло перед зажженным камином. – Думаю, как же вы живете так?
– О чем это вы?
– Ну, пить пиво и вино не можете?
– Нет, – помотал головой собеседник.
– Есть обычную еду тоже?
– Тоже не едим, – согласился Уильям.
– А почему не едите? – поинтересовался капитан. – Невкусно? Или плохо становится?
– И вкус уже не тот, гадкий, да и комом в горле встает.
– Кхм, жутко, конечно… Так о чем бишь я? Ничего не пьете, не едите, мои гвардейцы вам воняют, на что вы жаловались на днях, – высказал сэр Рэй, протягивая руки к огню. – Как вам вообще живется-то, если в жизни нет никаких удовольствий? Это же дрянь дело, я вам скажу… Ну хоть спать с женщинами можно – и то славно! – Он вздернул брови. – Или там тоже все плохо?
– Сэр Рэй… – предостерегающе сказал Уилл.
– Кхм, прошу простить, что сболтнул лишнего, – одумался капитан гвардии и произнес виновато: – Я не хотел задеть вас, дружище… Но ситуация у вас такая, что я бы ради долгой жизни все это, конечно, стерпел, но с трудом. Так, может, вы все-таки составите мне компанию в таверне?
Уильям тоже подошел и протянул руки к камину, в котором потрескивало огнем большое полено.
– Прощаю. Да, давайте.
– Кстати, что планируете делать после суда?
– А вы откуда про суд знаете? – прищурился Уилл.
– Когда господин граф забирал вас из Больших Вардов, он это тому псу коннетаблю и растолковал. А я все запомнил! – улыбнулся хитро капитан, подмигнув карим глазом. – Ну так что, а?
– Я хочу вернуться в Брасо-Дэнто. Попробую устроиться там писарем. Ну или к городским травникам в помощники.
– Если вы остаетесь с нами, то, что ж, я очень этому рад. Вы хоть тот еще зануда, но мне нравитесь. – Сэр Рэй с шумом почесался о спинку кровати, будто здоровый медведь о дерево. – Давайте-ка сейчас сходим в лесок около Корвунта и там скрестим мечи, а потом в таверну. Я как раз собираюсь вкусить местные блюда!
Уилл потянулся к ножнам, уже привычно ощущая их вес вместе с мечом.
– Только, чур, в полную силу не бейте! – Рыцарь поднялся. – И так никакого опыта в фехтовании – еще и не успеете вовремя остановиться. У вас, конечно, удар не графский, полегче будет, но я если где и хочу помереть, так это под конем. А не от вашей руки…
Пока они шли, неся ножны и беседуя, как закадычные друзья, в сумерках по главной улице прогуливалась Йева. Она слушала рев реки, иногда глядела на ее пенистые белые воды, но глядела будто сквозь них. Перед ее глазами стоял родной Брасо-Дэнто, в который она отчаянно хотела вернуться, не посещая Йефасы.
Йева встала у деревянных ограждений, остановила свой взор на бурлящей реке и не заметила, как к ней подошли Уильям и сэр Рэй, одетые в нагрудники. Двое мужчин залюбовались ее красотой, тонким станом и медной косой, увенчанной золотым обручем. На глазах Уилла капитан тут же сделался сам не свой и галантно улыбнулся:
– Госпожа! Раз я вас увидел этим вечером, то теперь мой день точно завершится удачно!
– Сэр Рэй, вы же и так меня всю дорогу видите, – с усталой улыбкой отозвалась девушка.
– Не всю… – уж было ляпнул капитан, чтобы ввернуть еще какой-нибудь комплимент.
Но тут ему вспомнились очертания нагого тела госпожи, и он вдруг сделался совершенно пунцовым, почти слившись со своей бородой. От этого Йева и Уилл тоже разом смутились. И все трое как-то весьма неуклюже умолкли посередине разговора, не зная, о чем говорить дальше.
– Вы куда-то собираетесь? – наконец спросила Йева.
– В лесок тут неподалеку, для поединка, – ответил Уильям и сразу же неуклюже предложил: – Не хочешь посмотреть?
– Можно. – Девушка натянуто улыбнулась, словно и не рада была такому предложению.
Они втроем отправились к высоким воротам. Оттуда, следуя минут пять по сырой тропе, пахнущей прибитой пылью из-за прошедшего дождя, они попали в почти вырубленный сосновый лесок.
– Как вам долгое путешествие? – поинтересовался сэр Рэй. – Еще не утомились?
– Может быть, – холодно ответила девушка, поправляя косу. – На нашем пути еще будут города?
– Конечно. Там, за Мертвой Рулкией, городов на тракте будет как грибов по осени! Устанем платить проездной налог!
Стройные, высокие сосны, тянущиеся макушками к небу, скрыли прогуливающихся от любопытных глаз стражников. Сэр Рэй, Уильям и Йева вышли на небольшую поляну, усыпанную хвойным темно-коричневым ковром.
– Раз уж нас сегодня порадует своим присутствием госпожа, – заметил капитан, – то так и быть, Уильям, я не буду сильно шлепать вас мечом по заду. Сегодня я, быть может, позволю вам хоть раз почувствовать сладость победы!
От этого его соперник ухмыльнулся.
– Спасибо, вы очень добры.
– Я сама беспощадная доброта! – нагло улыбнулся сэр Рэй.
– Хотя мне кажется, вы просто боитесь проиграть.
– Ах, вы так считаете?
– Я это знаю. – Глаза Уилла заулыбались, хотя он силился выглядеть серьезным.
И двое мужчин закружили по прогалине, желая получить хотя бы один взгляд женского одобрения. Но Йева, прислонившись плечиком к стволу, наблюдала за ними скорее со скукой.
Ей было совсем не до забав. Она и правда заметила в Уильяме перемену: он стал куда ловчее, быстрее, а меч в его руке уже не казался мотыгой. У нее даже появилась мысль, что, быть может, он стал бы для Адда Фрауда, их мастера по фехтованию, любимым учеником, позволив тому обучить всему с нуля и увидеть благодатные плоды своих трудов. Но что с того, думала графская дочь. Теперь в этих успехах, в этих веселых, беззлобных смешках, направленных на капитана, она видела лишь еще один повод для горести.
Так прошел почти час.
Уильям, весь в хвое и траве из-за падений, отряхнул с подлатника мусор и вернул меч в ножны.
– Неплохо, весьма неплохо, – произнес запыхавшийся сэр Рэй. – Все-таки длинные руки и высокий рост позволяют вам хорошо держать дистанцию. Правда, чересчур открываете ноги, но это ничего… фух, страшного. Можете еще копье попробовать потом. Вам подойдет.
– Вы закончили? – спросила Йева со вздохом.
– Да-да, госпожа. Скажите, неплохо же я научил уважаемого Уильяма, да?
– Неплохо…
– Благодарю, – сказал Уильям, видя, что графская дочь не в духе. – Сэр Рэй, может, вы пока пойдете переоденетесь, а мы с госпожой немного прогуляемся по лесу? Я скоро подойду к вам в таверну.
Капитан замялся.
– Да, давайте… Встретимся там… – нерешительно произнес он и, развернувшись, пошел в сторону ворот, оглядываясь.
Йева посмотрела ему вслед и вздохнула. Настроение у нее, как понял рыбак, было совсем удручающим. Когда они остались одни, он подошел к ней, взял ее тонкие пальчики в свои и прикоснулся к ним губами.
– Ты в последнее время сама не своя. Может, расскажешь, что происходит?
– Все хорошо. Просто устала…
– А мне кажется, не в этом дело.
Он приобнял графскую дочь, которая в конце концов прильнула к нему, положила руки на его подлатник и смахнула пару колючих сосновых иголок. Так они стояли некоторое время, пока Уилл терпеливо ждал, надеясь, что она сама решит поведать ему обо всем.
– Я хочу назад, в Брасо-Дэнто, – наконец шепнула она. – И чтобы ты жил в соседних покоях.
– Не зная, что ждет впереди? Нет уж!
– Иногда лучше так… не знать, что готовит грядущее. Вдруг в Йефасе произойдет что-нибудь плохое. – Она опустила взгляд на свою юбку.
– Да брось. Что может произойти? Граф сказал, что все будет хорошо. Неужели ты своему отцу не веришь?
Йева вымученно улыбнулась, поглаживая кончиками пальцев рубаху под завязками подлатника. Под рубахой она чувствовала бьющееся пылкое сердце. Не зная, как ответить, девушка отвернулась и пошла в сторону города. Сумерки сгустились. Ночь воцарялась на предгорных равнинах. Йева заторопилась, слыша, что ее нагоняют, но вот ее уже нежно удержали за руку – и она вырвалась, как перепуганная птица. Длинноногий Уильям легко обошел ее с другой стороны, и глаза его были полны тревоги.
– Послушай…
Девушка пошла быстрее.
– Если я чего-то не знаю, так, может, расскажешь мне?
Она только мотнула головой. Ей казалось, что стоит молвить хоть слово, как она не выдержит и действительно все расскажет.
– О чем ты умалчиваешь? – Спутник вновь настиг ее.
Тогда Йева всхлипнула и, приподняв юбки, побежала прочь из рощи, чувствуя, как ей становится плохо от всего происходящего. Уильям резко остановился и поглядел вслед. Обернувшись, девушка поняла, что ее больше не преследуют и, замедлившись, принялась вытирать горячие слезы шерстяным рукавом.
Йева шла по тракту, когда до нее донесся приближающийся перестук копыт. Чтобы не выглядеть неподобающе, ей пришлось поспешно укрыться под глубоким капюшоном.
Взбивая тяжелую после дождя пыль, по дороге двигались четыре всадника, один из которых был сильно впереди от прочих. Ростом он был невысок, одеждой неприметен, кобыла под его седлом тоже не отличалась какой-нибудь особой породистостью. Разве что волосы у него отливали черно-смоляным цветом, а таких волос сейчас не сыскать нигде, кроме глухих северных деревень.
«Чистейший орун», – подумала Йева. Больше в путнике она не нашла ничего примечательного, поэтому только из-за отсутствия каких-либо уродующих его недостатков он казался внешне приятным.
Путник приблизился, остановил кобылу.
Йева напустила на себя спокойный вид, обошла его полукругом и только плотнее закуталась в накидку, расшитую по краю серебристыми воронами. Незнакомец продолжал глядеть то на нее, то на показавшегося из-за деревьев Уильяма. А когда девушка отдалилась, то он спешился и обратился к ней красивым бархатным голосом:
– Милая леди, уж не дочь ли вы моего молодого друга, графа Тастемара?
Йева обернулась.
– Да. С кем имею честь разговаривать?
– Горрон де Донталь, бывший герцог бывшего королевства Крелиос, – со смешком произнес он и, подойдя, протянул руку.
Йева уже в смущении посмотрела на старейшину, о котором была столь наслышана, растянула губы в вынужденной улыбке и подала свою ручку. Горрон изящно припал к ней губами, а затем обернулся к приблизившемуся Уильяму, который глядел настороженно. Он втянул носом воздух и спросил:
– А вы, стало быть, тот самый рыбак?
– Да… – поклонился Уилл.
– Ах, я счастлив, что успел нагнать вас, – сказал Горрон и взял под узду лошадь. – Всегда приятно узнавать все раньше, чем прочие. Пойдемте в город, к очагу и человеческим запахам, пока не разразился дождь.
За ним направились Йева и Уилл, поглядывая на трех оставшихся путников. Те тоже спешились и теперь шли следом, не произнеся ни слова.
– Кстати, это мои слуги, – добавил герцог. – Сколь они преданны, столь же и неразговорчивы. Так что спрашивать их о чем-либо не стоит. И они тоже вампиры, если вы еще не разбираетесь в запахах, Уильям.
Расплатившись на воротах за пребывание в городе, герцог направился по главной улице, вдоль плотно стоящих домов из камня. Он с легкой улыбкой озирался по сторонам и между делом успевал бросать быстрые взгляды на идущих порознь Уильяма и графскую дочь.
Но ему не дали понаблюдать за влюбленными сполна. Из двухэтажного здания, в котором располагался налоговый дом, едва ли не выбежал граф Тастемара, заметивший путника еще в окно. Он протянул руки. Мужчины тепло обнялись, как старые добрые друзья.
– О, Филипп! – довольно произнес Горрон, похлопывая его по спине. – Сколько же лет мы не виделись? Сколько лет общались через письма?
– Больше ста лет точно, – произнес граф.
– С Уильямом и твоей дочерью я уже имел честь познакомиться. Быть может, представишь мне своего сына?
– Дочь моя, – заторопил ее граф, – отыщи Леонарда и приведи сюда. Да поживее!
Йева молча кивнула и исчезла в проеме постоялого двора, чувствуя облегчение оттого, что ей не придется возвращаться.
– Как прошел ваш путь? Не встречали ли кого по дороге? – между тем спросил Филипп.
– А, ты про болотное чудовище? – улыбнулся Горрон. – Да, пыталось одно такое утащить моего слугу посреди ночи, но мы ему не позволили. А люди в Орле, кстати, поведали мне о твоем подвиге.
– Да какой там подвиг, – усмехнулся граф. – Вам ли не понимать, что там был почти что детеныш?
– Тем не менее… Радует, что ты с годами не обрюзг, не растерял навыка, как многие, – расхохотался герцог. Потом он посмотрел на одиноко стоящего чуть поодаль рыбака. – А вы, Уильям, привыкли уже к новой сущности?
– Немного, – признался Уилл.
– Хорошо. Друг мой, отпусти-ка своего подопечного. А то он, бедняга, сильно смущается от моего присутствия.
После разрешения графа Уильям откланялся и поспешил в таверну, где его уже с нетерпением поджидал сэр Рэй. Чуть погодя, с разницей в минуту, из соседних дверей появился Леонард, по-щегольски одетый в ярко-зеленый кафтан, подчеркивающий его гибкий стан. На плече у него сидел нахохлившийся ворон, который зыркал вокруг немигающим черным глазом.
Леонард подошел и отвесил элегантный поклон.
– Рад приветствовать вас, король Крелиоса!
– И я рад встрече.
Горрон проницательным взглядом прошелся по вычурному наряду сына графа, затем обратил внимание и на его ворона. Птица балансировала крыльями и хвостом, чтобы не упасть от хозяйского поклона, и повторила точь-в-точь хрипло:
– Рад приветствовать вас, кар-р, король Крелиоса!
– Как интересно… – промолвил герцог, почесав гладковыбритый подбородок. – Помнится, в далеком 585 году точно такая же птица предопределила место расположения Брасо-Дэнто.
– Скинула на вас ветви, что зацвели поутру? – с восторгом вспомнил баллады Леонард.
Филипп от этих слов только сдержанно улыбнулся и почесал свой длинный нос. Но сам ничего не сказал.
– Нет, у меня тогда посреди пустыря издох мой конь. И вороны собрались на деревьях, поджидая… Ну а пока мы с моим братом Курроном отдыхали, они уже научились от нас ругаться грязными словами, чем знатно нас повеселили. К рассвету мы заметили, что место, в общем-то, неплохое, и, изучив его поподробнее, решили возвести там город.
– Как? И все?! – разочарованно протянул Лео. – А как же прекрасная легенда, которую воспели такие известные барды, как, например, Луниалас из Габброса?
– А, Луниалас из Вертеля… Да, помню такого… – ответил Горрон. – Любил женщин и выпивку. Кончил, правда, крайне плохо, но писал и голосил красиво, спору нет!
И два родственника – Горрон и Филипп – обменялись развеселыми понимающими взглядами.
Замерший Леонард не знал, как растолковать сказанное: как выпад в сторону любимого стихотворца или облаченный в шутку комплимент. Чтобы не выставить себя неумелым перед опытным придворным, ему оставалось лишь промолчать.
– Ладно, Филипп, раз я увидел всех, кого хотел, то давай-ка отойдем в тот дивный лесок и пообщаемся с глазу на глаз. А там обсудим все накопившееся за долгие годы, чего нельзя было сообщить в переписке, – подытожил герцог, уже безо всякого интереса бросив взгляд на вновь поклонившегося Леонарда.
Старейшины покинули город через небольшую калитку в воротах – их уже наглухо закрыли на ночь – и зашагали в сторону чернеющего леса, подпиравшего собой небо. Сосны шумели, одетые в темноту, а ветер дотягивался даже в эту обитель покоя, подкидывая края плащей.
Над Корвунтом стояла полная луна, необычайно огромная, яркая, словно город лежал не на предгорье, а высоко-высоко, под самым небосводом. Она едва пробивалась между раскидистыми сосновыми ветвями, роняя свет, – и Горрон невольно засмотрелся на нее и рассыпанные вокруг звезды.
– Прекрасная ночь! – заметил он удовлетворенно, любуясь. Затем поглядел уже на родственника. – Я надеюсь, ты отказал королю в передаче тебе земель?
– Мне такие проблемы ни к чему. Лишь растрата золота и людей, – кивнул Филипп, опершись о ствол дерева. – А вы тоже отказались от своих владений? Я не вижу гербов вашего дома, да и свита маловата для герцога.
– Просто ушел… – после заминки ровным голосом произнес Горрон, будто речь шла о сущем пустяке. – Причин много, а история очень долгая и нудная. Чтобы не изводить тебя трепом, кратко подведу итог: устал, разочаровался.
– Уж не собираетесь ли вы кому-либо передавать свой дар?
Филипп встревожился, этот ровный тон его не обманул.
– Подумываю, но достойных претендентов пока нет. А передавать случайному встречному, как сделал наш знакомый Гиффард, желания нет… Обожду пару-сотню лет. Если ничего не изменится, буду решать этот вопрос конкретно с советом. А пока это так, всего лишь жалобы.
– Понятно, – вздохнул граф. – Что-то в последнее время все устают и жалуются, как стало тяжко жить на этом свете.
– Это всегда так было, друг мой, – улыбнулся Горрон. – Просто ты уже достаточно пожил, отчего перестал замечать рождения и теперь ведешь счет лишь смертям. Привычное дело, Филипп, в твоем весьма почтенном возрасте… Впрочем, давай-ка перейдем к тому, кто свел нас здесь… Все-таки не о времени мы сюда пришли разговоры вести. Что насчет Уильяма? Проблем не доставлял?
Выдохнув, граф с печалью посмотрел сначала на сочащиеся между стволов отблески огней Корвунта, а потом на герцога.
– Отнюдь. Рыбак обладает ясным умом, учтив. Он не из тех, кто ищет неприятностей, – правда, если сталкивается с ними, то смотрит им в лицо. Но проблем от него не было.
– Ох-ох, какое красноречивое описание. Уж не прикипел ли ты к нему? – вкрадчиво спросил Горрон.
– Есть такое, врать не буду. Но мои планы по передаче дара Гиффарда детям еще в силе.
– Леонарду? – И герцог поднял бровь.
– Нет, не ему. Поначалу я склонялся к тому, чтобы сделать именно его наследником Гиффарда, но потом, поразмыслив, передумал.
– Это хорошо, – поморщился Горрон. – Буду с тобой откровенен, твой приемный сын создает впечатление того, кто годится скорее во дворцовые бездари, коих я насмотрелся достаточно, чем в помощники по управлению.
– Согласен, хотя я тешил себя надеждой, что дар мнемоника сделает его более приземленным и дальновидным…
– Сомневаюсь, мой друг. Ни дар мнемоника, ни тем более кровь старейших не дает того, чего нет! Если преемник глуп, бессмертие не прибавит ему ума. Если он излишне жесток, не сделает его добрее. Зато с годами обострятся имеющиеся черты характера, так что тут выбирать нужно с умом, заглядывая в грядущее. Я тебя внимательно слушаю, что же было дальше?
– Я пришел к тому же и отказался от идеи передачи дара Леонарду. Думал о Йеве, своей дочери, о Брогмоте, моем казначее, а также о Базиле, молодом управителе. Брогмот, при всей его услужливости, излишне падок на кровь и не умеет вовремя остановиться, пришлось исключить этого ненасытного вампира из списка, чтобы он не повторил судьбу печально известного Ижовы. Базил слишком мягок, легко подвержен влиянию кого бы то ни было. А дочь, моя дочь…
– Уперта, но весьма мудра, – закончил мысль Горрон.
– Да, в вашей наблюдательности я не сомневался. Остается лишь моя дочь, которая на данный момент – лучший выбор. Как считаете?.. – И граф замолчал.
– Филипп, ты прекрасно знаешь, что на суде я тебя поддержу в любом случае. Единственное, что прошу взамен, дай мне посмотреть на ситуацию твоими глазами…
Впервые за то время, как герцог въехал в Корвунт, с его лица сползла вечная улыбка, а глаза стали предельно серьезными.
– Я как раз собирался предложить это вам, Горрон. Потому что, помимо выбора, есть и иная проблема, на которую стоит обратить внимание.
– Какая же? Впрочем, я сам все увижу.
С этими словами Горрон отошел от сосны и достал из кошеля некогда накрахмаленный белоснежный платок с гербом дуба – последний символ утерянного титула. Закатав рукав по локоть, граф протянул ему руку. И, придерживая ее, черноволосый герцог деликатно прокусил вены выше запястья и замер в отрешении, провалившись в чужие воспоминания и мысли.
Так он простоял с пару минут, задумчиво покачиваясь и время от времени втягивая в рот еще крови, чтобы освежить некоторые важные моменты. Наконец глаза его открылись, черные, неестественные, и медленно стали принимать цвет синевы. Кожа его едва порозовела – и вид стал обычным, человеческим.
Горрон де Донталь долго молчал, приходя в себя.
Где-то в ветвях прокричала птица, – похоже, козодой, маленькая ночная охотница. Филипп терпеливо ждал, слушал сосновый лес, отголоски ветра, который доносил далекие шумы плещущейся у берегов рыбы. Ночь действительно была очень красива, и не зря Горрон обратил на это внимание. Полностью очнувшись, он изящно промокнул губы платком и нахмурился еще сильнее.
– Очень интересно… Конечно, нужно будет поднять вопрос по южному магу и наемникам на совете. Мне не нравится эта ситуация.
– Кто-то потратил на рыбака очень много сил.
– Да, но зачем? – Затем герцог вздохнул и добавил: – Тебе, возможно, не понравится то, что я скажу, но мой тебе совет: усынови рыбака.
Нахмурив брови, граф бросил из-под них на герцога взгляд, полный сомнения и неприятия сказанного.
– Он был человеком…
– Я постараюсь убедить совет принять его.
– Я обещал Йеве… – тихо напомнил граф.
– Ей плохо от твоего обещания! – заметил Горрон. – Она напоминает мне Пайтрис, которой тошно даже открывать глаза после долгого сна, и она рада бы передать дар, да Летэ не позволяет. Ты хотел бы, чтобы твою дочь постигла та же судьба, что и эту бедную, уставшую от жизни женщину?
Филипп прикрыл глаза, все в нем восставало против услышанного.
– Уильям будет тебе хорошим сыном. – На губах у Горрона застыла горестная улыбка. – Пора бы уже забыть прошлое, друг мой, сделать из него выводы и идти дальше.
– Дар слишком ценен, чтобы так рисковать, – упрямо закачал седой головой Филипп. – Вы знаете это лучше меня. А в Йеве я уверен. Не думаю, что она пойдет по стопам Пайтрис. Тем более я разослал письма нескольким старейшинам и самому Летэ в Йефасу, где утверждал, что необходимо передать кровь рыбака именно моим детям. Касаемо Уильяма все уже давно решено.
– Филипп! – произнес Горрон, в негодовании подняв брови. – Я слышу сейчас речи упрямца, но никак не умудренного годами вампира. Нужно признавать ошибки, а не подыгрывать им для утешения гордыни! Пусть Уильям и не вырос на твоих руках, как это принято среди нас… но он достаточно умен и рассудителен, чтобы ты с годами смог закончить его обучение. Твоя дочь тоже этого желает. А что касается посягательств с Юга, то, думаю, у тебя хватит сил, чтобы уберечь его и научить защищаться. – В заключение герцог произнес: – Я знаю, ты очень уперт, потому что это проклятие Тастемара – бить лбом камни! Но подумай о моих словах! Ты можешь горько пожалеть о своем решении, – возможно, не сразу, а через многие годы! Послушай меня!
Ему ничего не ответили.
Старейшины стояли не шелохнувшись. Все так же пронзительно кричал козодой, прячась в ветвях рослых, раскинувших свои ветви сосен. В конце концов, всем видом показывая, что разговор об Уилле закончен, граф сухо поинтересовался:
– Что будете делать после суда?
– Не поверишь, – вздохнул Горрон, – но впервые в своей жизни я ничего не планировал и думал просто брести куда глаза глядят, подобно Гиффарду.
– Звучит не очень хорошо… – В глазах Филиппа мелькнула тревога, что отведенный герцогом срок может быть гораздо меньше сотни лет. – Вас с удовольствием примет любой из старейшин.
– Я знаю. Меня уже звали к себе и Синистари, и вдова Амелотта, и многие-многие другие. Но дело в том, что все те, кто предлагал мне кров, делали это в порыве стервятничества, предчувствуя необходимость оказаться ко мне как можно ближе, когда я буду готов передать дар кому угодно. Это сквозило между строк, что они адресовали мне в любезных письмах, а также в их мысленных обращениях ко мне. Ведь у меня нет наследников, и это все знают, – развел руками герцог.
– А вы ждали чего-то другого?
– Ах, нет… Конечно же, нет! Я знаю: то, что они делают, – это нормально и естественно, но я не горю желанием быть гостем на таких условиях, – спокойно ответил герцог, а затем внимательно взглянул на старого графа. – Впрочем, у меня есть одна идея, и я хотел обсудить ее с тобой.
– Я вас слушаю, мой друг.
– Филипп, ты все-таки мой родственник. Твой прадед Куррон был моим родным братом. Я это помню и поэтому всегда к тебе хорошо относился, – довольно сердечно произнес Горрон де Донталь, а затем покрутил на пальце простое кольцо с агатом, напоминающее ему о родном брате. – И ты, пожалуй, единственный из старейшин, кто не стал звать меня к себе из корыстных соображений, обещая дать приют.
Филипп уже начинал догадываться, о чем заведет речь герцог. Его сухие длинные пальцы тоже ощупывали неказистое простое кольцо с очень непростой историей.
Герцог продолжил:
– Я бы хотел пожить некоторое время в Брасо-Дэнто и, если у тебя будет желание, предложить свою помощь. У меня остались хорошие отношения со многими графами, баронами, виконтами, а также просто придворными интриганами как Крелиоса, так и враждебного Стоохса. И я в силах сделать так, чтобы обещание о ненападении на тебя держали как можно дольше.
– Друг мой, вы знаете и об обещании? – искренне поразился граф. – Но то была тайная переписка…
– Я знаю все, что касается моего бывшего королевства, так что мой вопрос в начале нашего разговора был скорее риторическим, – покровительственно заявил Горрон, но тут же вспомнил судьбу своего детища, потух и спросил уже тише: – Так каков будет твой ответ?
– Вы прекрасно знаете мое отношение к вам, поэтому должны знать и ответ. Для меня это честь, – тепло улыбнулся Филипп.
Он подал руку с уже запекшейся кровью, и старейшины крепко обнялись. Затем они побрели назад к городу, задумавшись. Роща притихла. Из ветвей порывисто вылетел козодой и скрылся в ее глубинах.
Филипп и Горрон вернулись через городскую калитку и двинулись к постоялому двору вдоль бурлящей речушки. У ограждения стояла одинокая фигурка, закутанная в длинный плащ. Это была Йева. Держась за завязочки на тонкой накидке, будто желая взяться за само сердце, она с тоской воззрилась на полную луну. Иногда она оборачивалась на таверну – там сейчас кипела жизнь. То порываясь войти туда, то одергивая себя, графская дочь с застывшими на глазах слезами боролась со своими душевными порывами.
– Дочь моя, почему ты стоишь здесь ночью и одна? – спросил Филипп, подойдя к ней.
– Просто прогуливаюсь. – Йева отвернулась.
– Почему не с Эметтой?
– Она в последнее время раздражает меня своей болтливостью…
– Вернись на постоялый двор. Уже похолодало.
Филипп заметил, как она дрожит. Тогда он снял свой тяжелый плащ и заботливо накинул его на плечи дочери.
– Это у нее не от холода, друг мой, – ответил за нее Горрон, кидая на своего родственника многозначительные взгляды.
Из таверны доносились хохот и громкие окрики. Похоже, гвардейцы отводили душу в первой на их пути хорошей таверне и наслаждались множеством блюд. Дверь с грохотом распахнулась. Это Уильям открыл ее пинком ноги и, не рассчитав силы, едва не выбил.
– Ох, сэр Рэй. Вам нельзя много пить, – мрачно говорил он, таща на себе вдрызг пьяного рыцаря.
– Я и не пил… просто пиво крепкое… – осоловело выдавил капитан. – Слегка… голова… Ик-к, в голову чуть пнуло… ударило то есть. Да я хоть сейчас… с вами на поединок!
– Да, с вами сейчас только поединки и устраивать.
Наконец Уильям обратил внимание на стоящих у берега реки вампиров. Он вежливо улыбнулся и приподнял сползающего друга. Капитан, перестав скучивать глазища, неожиданно для себя заметил милое личико Йевы, которое было любо его сердцу, и тут же приосанился.
– Прошу простить меня за столь… неподобающий вид, – виновато произнес рыцарь, выпячивая грудь. – Я сожалею, что вы стали… свидетелями… Уильям, да чтобы вас черти отодрали в зад! Не держите меня, я в силах сам стоять на… ногах!
Стоило Уильяму со вздохом перестать держать его за шкирку, как капитан с грохотом сложился на землю. От этого он тут же выругался всеми известными бранными словами, так лихо изрыгая их, что Йева сделалась белее обычного. Таким капитана она никогда не видела.
– Я вижу, ты нашел общий язык с моим капитаном гвардии, – холодно заметил Филипп.
– Прошу, извините его, – сдержанно улыбнулся Уилл. Он отчего-то чувствовал себя виноватым. – Ему остальные конники подливали да подливали, а он не отказывал… Они и победу над ехидной отметили, и погибших вспомнили, да и на спор пили, чего уж там… Если вы не против, я отнесу его в комнату.
Граф сухо кивнул.
Уильям играючи взвалил на плечи капитана, будто малое дитя, и бодрым шагом направился к постоялому двору. Им вслед с разочарованием посмотрела Йева, для которой рыцарь был воплощением галантности, порядочности, а стал обычным мужланом. Как говорится, истинное лицо человека всегда отражается в чарке вина. И в эту ночь, полную горестных дум и открытий, мир для нее стал еще серее и теснее. Сняв с себя тяжелый, подбитый мехом плащ, она молча вернула его отцу и в таком же молчании развернулась и пошла в сторону постоялого двора.
– Говоришь, судьбу Пайтрис не повторит? – вкрадчиво шепнул Горрон.
– Это всего лишь женские чувства, – тоже шепотом ответил граф. – Они, женщины, как быстро влюбляются, так же быстро и забывают про эту свою любовь, стоит ей пропасть. Пролетят годы – и она его забудет!
– Но это не значит, что тебя она простит!
Покачав головой, Горрон тоже пошел на постоялый двор, где его слуги уже сняли комнату.
Между тем Уильям укладывал в постель похрапывающего, как конь, сэра Рэя. От того разило алкоголем, мужским потом, грязью, железом и лошадьми… Из-за своего чуткого обоняния, становившегося в таких ситуациях не даром, а проклятием, вампиру пришлось отворить ставни. Внутрь ворвался благодатный свежий воздух.
Из комнаты Уилл увидел старого графа, когда тот неспешно, словно в раздумьях, шел к постоялому двору. Уже под окном он вскинул седую голову и встретился взглядом с рыбаком.
Чуть погодя, прихватив тугие ножны, Уильям вышел в коридор. Ему показалось, что граф был не в духе, так что он собирался укрыться где-нибудь во тьме, за домами – благо луну заслонили облака, – и попробовать пофехтовать в одиночестве. Но по лестнице с третьего этажа уже спускался Филипп, который все услышал. Он одарил рыбака ледяным взглядом и, поманив за собой рукой, покинул здание.
Они вместе двинулись по главной улице, почти черной, кое-где выхватываемой из мрака светом масляных фонарей. Затем вышли из города – и вновь в эту злополучную рощицу, которая за этот день стала свидетельницей многих печалей.
За всю дорогу Филипп не произнес ни слова, а у Уильяма сложилось впечатление, что его покровитель лишь выполняет свое обещание, не более того… Именно поэтому он не настаивал и ни о чем не спрашивал. Они вошли под сень сосен и погрузились в полную темноту. Обнажив клинок, граф принялся объяснять Уильяму его ошибки с прошлой тренировки. Объяснял кратко, холодно, но все же объяснял. Природная учтивость Филиппа не позволила ему ни срываться на рыбаке, ни как-то упрекать его – все он делал тактично, последовательно.
Время тянулось медленно, и участники поединка, желая как можно скорее покончить с занятием, уже через полчаса вложили мечи в ножны.
– Спасибо вам, господин, – поблагодарил Уильям.
– Пойдешь проведывать свою подругу? – спросил сдержанно Филипп, взглянув на висевший на поясе подопечного холщовый мешочек с ягодами.
– Да.
– Хорошо.
С этими словами он, растеряв всякий интерес, привычно энергичным шагом направился к городу. Уильям посмотрел ему вслед рассеянно, смущенно. Нечто нехорошее витало в воздухе. Что-то поменялось после разговора Горрона и Филиппа… Да и в самой семье Тастемара чувствовался разлад, а его причина, как казалось Уиллу, крылась в нем самом.
В чем же дело?
Отягощенный думами, он дождался, когда его покровитель пропадет за стенами города, а сам развернулся и побрел к реке. Извиваясь между каменных глыб, речушка бежала по предгорным равнинам, а Уилл глядел на нее, вслушивался в этот спокойный рокот и думал о доме. Ему нравился Корвунт, в чем-то похожий на Вардцы. Но что-то тревожное начало происходить здесь, а он не понимал причин. Вспоминая то слезы Йевы, то равнодушный взгляд Филиппа, он зашел за небольшую скалу и позвал:
– Вериателюшка…
После всплеска из рокочущей воды к нему вышла черноволосая девушка. Кривовато улыбнувшись, будто порой забывая, как это делается, она протянула свои белые ручки к Уильяму – и тот заключил ее в объятия.
– Я скучал, – шепотом произнес он, целуя мокрый лоб.
И прижался к ней, единственной, которая, казалось, всегда была ему рада, и единственной, появлению которой он сам радовался как ребенок. Но демоница вырвалась из сплетенных вокруг нее рук. Она зафыркала на лошадиный лад, а ее пальчики ловко скользнули к мужским бедрам, нащупав на поясе мешочек.
– А, да, это для тебя! Но я думаю, ты уже знаешь, – заулыбался Уилл.
Кивая, Вериатель заталкивала в рот засахаренную клюкву и съела всю – до последней ягодки. Красный сок тек по ее губам. Она глядела на своего любимого ласково, но тому казалось, будто к этой ласке примешивалось еще и сочувствие.
Хотя не кажется ли ему? Может, он просто хочет увидеть то, чего нет?
Потом она села на бережок. Вытянув к воде стройные ножки в сандалиях, демоница поманила его к себе, а он покорно прилег рядом, положив голову ей на колени. Ее белоснежные, удивительно мягкие, но холодные руки гладили его. Уилл смотрел на нее, на звезды над ее головой, ее влажные волосы, ее большие глаза, напоминающие ему цветом реку. Он даже слышал, как эта река мягко рокочет над ухом, поблизости – только руку протяни, – и ему казалось, что это говорит с ним сама Вериателюшка. Хотя дул холодный ветер, Уильяму было тепло и хорошо… Тягостные мысли на время выскользнули из его разума, и, убаюканный, он быстро провалился в глубокий сон.